Текст книги "Максимы и моральные размышления"
Автор книги: Франсуа VI Де Ларошфуко
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
207
Безрассудство сопутствует нам всю жизнь; если кто-нибудь и кажется нам мудрым, то это значит лишь, что его безрассудства соответствуют его возрасту и положению.
208
Есть глупцы, которые сознают свою глупость и ловко ею пользуются.
209
Кто никогда не совершал безрассудств, тот не так мудр, как ему кажется.
210
К старости люди становятся безрассуднее – и мудрее.
211
Иные люди похожи на песенки: они быстро выходят из моды.
212
Большинство людей судит о ближних по их богатству или светским успехам.
213
Жажда славы, боязнь позора, погоня за богатством, желание устроить жизнь удобно и приятно, стремление унизить других – вот что нередко лежит в основе доблести, столь превозносимой людьми.
214
Для простого солдата доблесть – это опасное ремесло, за которое он берется, чтобы снискать себе пропитание.
215
Высшая доблесть и непреодолимая трусость – это крайности, которые встречаются очень редко. Между ними на обширном пространстве располагаются всевозможные оттенки храбрости, такие же разнообразные, как человеческие лица и характеры. Есть люди, которые смело встречают опасность в начале сражения, но легко охладевают и падают духом, если оно затягивается; другие делают то, чего от них требует общественное мнение, и на этом успокаиваются.
Одни не всегда умеют овладеть своим страхом, другие подчас заражаются страхом окружающих, а третьи идут в бой просто потому, что не смеют оставаться на своих местах. Иные, привыкнув к мелким опасностям, закаляются духом для встречи с более значительными. Некоторые храбры со шпагой в руках, но пугаются мушкетного выстрела; другие же смело стоят под пулями, но боятся обнаженной шпаги. Все эти различные виды храбрости схожи между собой в том, что ночью, – когда страх усиливается, а тьма равно скрывает и хорошие, и дурные поступки, – люди ревнивее оберегают свою жизнь. Но есть у людей еще один способ оберечь себя – и притом самый распространенный: делать меньше, чем они сделали бы, если бы знали наперед, что все сойдет благополучно. Из этого явствует, что страх смерти в какой-то мере ограничивает доблесть.
216
Высшая доблесть состоит в том, чтобы совершать в одиночестве то, на что люди обычно отваживаются лишь в присутствии многих свидетелей.
217
Бесстрашие – это необычайная сила души, возносящая ее над замешательством, тревогой и смятением, порождаемыми встречей с серьезной опасностью. Эта сила поддерживает в героях спокойствие и помогает им сохранять ясность ума в самых неожиданных и ужасных обстоятельствах.
218
Лицемерие – это дань уважения, которую порок платит добродетели.
219
На войне большинство людей рискует жизнью ровно настолько, насколько это необходимо, чтобы не запятнать своей чести; но лишь немногие готовы всегда рисковать так, как этого требует цель, ради которой они идут на риск.
220
Тщеславие, стыд, а главное, темперамент – вот что обычно лежит в основе мужской доблести и женской добродетели.
221
Все хотят снискать славу, но никто не хочет лишиться жизни; поэтому храбрецы проявляют не меньше находчивости и ума, чтобы избежать смерти, чем крючкотворцы – чтобы приумножить состояние.
222
Почти всегда по отроческим склонностям человека уже ясно, в чем его слабость и что приведет к падению его тело и душу.
223
Благодарность подобна честности купца: она поддерживает коммерцию. Часто мы оплачиваем ее счета не потому, что стремимся поступать справедливо, а для того, чтобы впредь люди охотнее давали нам взаймы.
224
Не всякий, кто платит долги благодарности, имеет право считать себя на этом основании благодарным человеком.
225
Ошибки людей в их расчетах на благодарность за оказанные ими услуги происходят оттого, что гордость дающего и гордость принимающего не могут сговориться о цене благодеяния.
226
Чрезмерная поспешность в расплате за оказанную услугу есть своего рода неблагодарность.
227
Счастливые люди неисправимы: судьба не наказывает их за грехи, и поэтому они считают себя безгрешными.
228
Гордость не хочет быть в долгу, а самолюбие не желает расплачиваться.
229
Если кто-нибудь сделает нам добро, мы обязаны терпеливо сносить и причиняемое этим человеком зло.
230
Пример заразителен, поэтому все благодетели рода человеческого и все злодеи находят подражателей. Добрым делам мы подражаем из чувства соревнования, дурным же – из врожденной злобности, которую стыд сдерживал, а пример выпустил на волю.
231
Нет ничего глупее желания всегда быть умнее всех.
232
Чем бы мы ни объясняли наши огорчения, чаще всего в их основе лежит обманутое своекорыстие или уязвленное тщеславие.
233
Человеческое горе бывает лицемерно по-разному. Иногда, оплакивая потерю близкого человека, мы в действительности оплакиваем самих себя: мы оплакиваем наши утраченные наслаждения, богатство, влияние, мы горюем о добром отношении к нам. Таким образом, мы проливаем слезы над участью живых, а относим их за счет мертвых. Этот род лицемерия я считаю невинным, ибо в таких случаях люди обманывают не только других, но и себя. Однако есть лицемерие иного рода, более злостное, потому что оно сознательно вводит всех в заблуждение: я говорю о скорби некоторых людей, мечтающих снискать славу великим, неувядающим горем. После того как безжалостное время умерит печаль, которую эти люди некогда испытывали, они продолжают упорствовать в слезах, жалобах и вздохах. Они надевают на себя личину уныния и стараются всеми своими поступками доказать, что их грусть кончится лишь вместе с жизнью. Это мелкое и утомительное тщеславие встречается обычно у честолюбивых женщин.
Так как их пол закрывает им все пути, ведущие к славе, они стремятся достигнуть известности, выставляя напоказ свое безутешное горе. Есть еще один неглубокий источник слез, которые легко льются и легко высыхают: люди плачут, чтобы прослыть чувствительными, плачут, чтобы вызвать сострадание, плачут, чтобы быть оплаканными, и, наконец, плачут потому, что не плакать стыдно.
234
Люди упрямо не соглашаются с самыми здравыми суждениями не по недостатку проницательности, а из-за избытка гордости: они видят, что первые ряды в правом деле разобраны, а последние им не хочется занимать.
235
Горе друзей печалит нас недолго, если оно доставляет нам случай проявить на виду у всех наше участие к ним.
236
Порою может показаться, что себялюбие попадается в сети к доброте и невольно забывает о себе, когда мы трудимся на благо ближнего. В действительности же мы просто избираем кратчайший путь к цели, как бы отдаем деньги в рост под видом подарка, и таким образом применяем тонкий и изысканный способ завоевать доверие окружающим.
237
Похвалы за доброту достоин лишь человек, у которого хватает твердости характера на то, чтобы иной раз быть злым; в противном случае доброта чаще всего говорит лишь о бездеятельности или о недостатке воли.[15]
238
Причинять людям зло большей частью не так опасно, как делать им слишком много добра.
239
Ничто так не льстит нашему самолюбию, как доверие великих мира сего; мы принимаем его как дань нашим достоинствам, не замечая, что обычно оно вызвано тщеславием или неспособностью хранить тайну.
240
Привлекательность при отсутствии красоты – это особого рода симметрия, законы которой нам неизвестны; это скрытая связь между всеми чертами лица, с одной стороны, и чертами лица, красками и общим обликом человека – с другой.
241
Кокетство – это основа характера всех женщин, только не все пускают его в ход, ибо у некоторых оно сдерживается боязнью или рассудком.
242
Чаще всего тяготят окружающих те люди, которые считают, что они никому не могут быть в тягость.
243
На свете мало недостижимых вещей; будь у нас больше настойчивости, мы могли бы отыскать путь почти к любой цели.
244
Высшая ловкость состоит в том, чтобы всему знать истинную цену.
245
Поистине ловок тот, кто умеет скрывать свою ловкость.
246
То, что мы принимаем за благородство, нередко оказывается переряженным честолюбием, которое, презирая мелкие выгоды, прямо идет к крупным.
247
Преданность – это в большинстве случаев уловка самолюбия, цель которой – завоевать доверие; это способ возвыситься над другими людьми и проникнуть в важнейшие тайны.
248
Великодушие всем пренебрегает, чтобы всем завладеть.
249
В звуке голоса, в глазах и во всем облике говорящего заключено не меньше красноречия, чем в выборе слов.
250
Истинное красноречие – это умение сказать все, что нужно, и не больше, чем нужно.
251
Одним людям идут их недостатки, а другим даже достоинства не к лицу.
252
Вкусы меняются столь же часто, сколь редко меняются склонности.
253
Своекорыстие приводит в действие все добродетели и все пороки.
254
Смирение нередко оказывается притворной покорностью, цель которой – подчинить себе других; это – уловка гордости, принижающей себя, чтобы возвыситься, и хотя у гордости тысяча обличий, но самое искусное и самое обманчивое из ник – смирение.
255
У всякого чувства есть свойственные лишь ему одному жесты, интонации и мимика; впечатление от них, хорошее или дурное, приятное или неприятное, и служит причиной того, что люди располагают нас к себе или отталкивают.
256
Каждый человек, кем бы он ни был, старается напустить на себя такой вид и надеть такую личину, чтобы его приняли за того, кем он хочет казаться; поэтому можно сказать, что общество состоит из одних только личин.
257
Величавость – это непостижимая уловка тела, изобретенная для того, чтобы скрыть недостатки ума.
258
Хороший вкус говорит не столько об уме, сколько о ясности суждений.
259
Счастье любви заключается в том, чтобы любить; люди счастливее, когда сами испытывают страсть, чем когда ее внушают.
260
Вежливость – это желание всегда встречать вежливое обращение и слыть обходительным человеком.
261
Воспитание молодых людей обычно сводится к поощрению их врожденного себялюбия.
262
Ни в одной страсти себялюбие не царит так безраздельно, как в любви; люди всегда готовы принести в жертву покой любимого существа, лишь бы сохранить свой собственный.
263
В основе так называемой щедрости обычно лежит тщеславие, которое нам дороже всего, что мы дарим.
264
Чаще всего сострадание – это способность увидеть в чужих несчастьях свои собственные, это – предчувствие бедствий, которые могут постигнуть и нас. Мы помогаем людям, чтобы они в свою очередь помогли нам; таким образом, наши услуги сводятся просто к благодеяниям, которые мы загодя оказываем самим себе.
265
Упрямство рождено ограниченностью нашего ума: мы неохотно верим тому, что выходит за пределы нашего кругозора.
266
Ошибается тот, кто думает, будто лишь таким бурным страстям, как любовь и честолюбие, удается подчинить себе другие страсти. Самой сильной нередко оказывается бездеятельная леность: завладевая людскими помыслами и поступками, она незаметно подтачивает все их стремления и добродетели.
267
Люди потому так охотно верят дурному, не стараясь вникнуть в суть дела, что они тщеславны и ленивы. Им хочется найти виновных, но они не желают утруждать себя разбором совершенного проступка.
268
Мы по самым ничтожным поводам обвиняем судей в незнании дела и тем не менее охотно отдаем свою честь и доброе имя на их суд, хотя все они нам враждебны – одни из зависти, другие по ограниченности, третьи просто по занятости. Надеясь на то, что эти люди выскажутся в нашу пользу, мы рискуем своим покоем и даже жизнью.
269
Как бы ни был проницателен человек, ему не постигнуть всего зла, которое он творит.
270
Слава, уже приобретенная нами, – залог той славы, которую мы рассчитываем приобрести.
271
Молодость – это постоянное опьянение, это горячка рассудка.
272
Тому, чьи достоинства уже награждены подлинной славой, больше всего следовало бы стыдиться усилий, которые он прилагает, чтобы ему поставили в заслугу всякие пустяки.
273
В свете иной раз высоко ценят людей, все достоинства которых сводятся к порокам, приятным в повседневной жизни.
274
Очарование новизны в любви подобно цветению фруктовых деревьев: оно быстро тускнеет и больше никогда не возвращается.
275
Природное добродушие, которое любит похваляться своей чувствительностью, нередко умолкает, побежденное самым мелочным своекорыстием.
276
Разлука ослабляет легкое увлечение, но усиливает большую страсть, подобно тому как ветер гасит свечу, но раздувает пожар.
277
Нередко женщины, нисколько не любя, все же воображают, будто они любят: увлечение интригой, естественное желание быть любимой, подъем душевных сил, вызванный приключением, и боязнь обидеть отказом – все это приводит их к мысли, что они страстно влюблены, хотя в действительности всего лишь кокетничают.
278
Люди редко бывают довольны теми, кто от их имени вступает в деловые переговоры, так как посредники, стараясь стяжать себе добрую славу, почти всегда жертвуют интересами своих друзей ради успеха самих переговоров.
279
Когда мы преувеличиваем привязанность к нам наших друзей, нами обычно руководит не столько благодарность, сколько желание выставить напоказ наши достоинства.
280
Доброжелательность, с которой люди порою приветствуют тех, кто впервые вступает в свет, обычно бывает вызвана тайной завистью к тем, кто уже давно занимает в нем прочное положение.
281
Гордость часто разжигает в нас зависть, и та же самая гордость нередко помогает нам с ней справиться.
282
Ложь иной раз так ловко прикидывается истиной, что не поддаться обману значило бы изменить здравому смыслу.
283
Для того, чтобы воспользоваться хорошим советом со стороны, подчас требуется не меньше ума, чем для того, чтобы подать хороший совет самому себе.
284
Опаснее всего те злые люди, которые не совсем лишены доброты.
285
Великодушие довольно точно определено своим названием; кроме того, можно сказать, что оно – здравый смысл гордости и самый достойный путь к доброй славе.
286
Мы не можем вторично полюбить тех, кого однажды действительно разлюбили.
287
Мы находим несколько решений одного и того же вопроса не столько потому, что наш ум очень плодовит, сколько потому, что он не слишком прозорлив и, вместо того чтобы остановиться на самом лучшем решении, представляет нам без разбора все возможности сразу.
288
При некоторых обстоятельствах, точно так же, как при некоторых болезнях, помощь со стороны может иной раз только повредить; требуется большая проницательность, чтобы распознать те случаи, когда она опасна.
289
Показная простота – это утонченное лицемерие.
290
В характере человека больше изъянов, чем в его уме.
291
У людских достоинств, как и у плодов, есть своя пора.
292
Можно сказать, что у человеческих характеров, как и у некоторых зданий, несколько фасадов, причем не все они приятны на вид.
293
Умеренность не имеет права хвалиться тем, что она одолевает честолюбие и подчиняет его себе. Умеренность – это душевная бездеятельность и леность, тогда как честолюбие – это живость и горячность, и они никогда не живут вместе.
294
Мы всегда любим тех, кто восхищается нами, но не всегда любим тех, кем восхищаемся мы.
295
Мы редко до конца понимаем, чего мы в действительности хотим.
296
Трудно любить тех, кого мы совсем не уважаем, но еще труднее любить тех, кого уважаем больше, чем самих себя.
297
Соки нашего тела, совершая свой обычный и неизменный круговорот, тайно приводят в действие и направляют нашу волю; сливаясь в единый поток, они незаметно властвуют над нами, воздействуя на все наши поступки.
298
Признательность большинства людей порождена скрытым желанием добиться еще больших благодеяний.
299
Почти все люди охотно расплачиваются за мелкие одолжения, большинство бывает признательно за немаловажные, но почти никто не чувствует благодарности за крупные.
300
Иные безрассудства распространяются точно заразные болезни.
301
Многие презирают жизненные блага, но почти никто не способен ими поделиться.
302
Мы лишь тогда осмеливаемся проявлять неверие в силу и влияние небесных светил, когда речь идет о делах несущественных.
303
Какие бы похвалы нам ни расточали, мы не находим в них ничего для себя нового.
304
Мы нередко относимся снисходительно к тем, кто тяготит нас, но никогда не бываем снисходительны к тем, кто тяготится нами.
305
Своекорыстие винят во всех наших преступлениях, забывая при этом, что оно нередко заслуживает похвалы за наши добрые дела.
306
Пока человек в состоянии творить добро, ему не грозит опасность столкнуться с неблагодарностью.
307
Воздавать должное своим достоинствам наедине с собою столь же разумно, сколь смехотворно превозносить их в присутствии других.
308
Умеренность провозгласили добродетелью для того, чтобы обуздать честолюбие великих людей и утешить людей незначительных, обладающих лишь скромным достоянием и скромными достоинствами.
309
Есть люди, которым на роду написано быть глупцами: они делают глупости не только по собственному желанию, но и по воле судьбы.
310
Бывают в жизни положения, выпутаться из которых можно только с помощью изрядной доли безрассудства.
311
Если и есть на свете люди, которые никогда не казались смешными, то это значит лишь, что никто не старался отыскать в них смешные черты.
312
Любовники только потому никогда не скучают друг с другом, что они все время говорят о себе.
313
Почему мы запоминаем во всех подробностях то, что с нами случилось, но неспособны запомнить, сколько раз мы рассказывали об этом одному и тому же лицу?
314
Необычайное удовольствие, с которым мы говорим о себе, должно было бы внушить нам подозрение, что наши собеседники его отнюдь не разделяют.
315
Нашей полной откровенности с друзьями мешает обычно не столько недоверие к ним, сколько недоверие к самим себе.
316
Люди слабохарактерные не способны быть искренними.
317
Невелика беда – услужить неблагодарному, но большое несчастье – принять услугу от подлеца.
318
Можно излечить от безрассудства, но нельзя выпрямить кривой ум.
319
Нам ненадолго хватило бы добрых чувств, которые мы должны питать к нашим друзьям и благодетелям, если бы мы позволяли себе вволю говорить об их недостатках.
320
Восхвалять государей за достоинства, которыми они не обладают, значит безнаказанно наносить им оскорбление.
321
Нам легче полюбить тех, кто нас ненавидит, нежели тех, кто любит сильнее, чем нам желательно.
322
Боится презрения лишь тот, кто его заслуживает.
323
Наше здравомыслие так же подвластно случаю, как и богатство.
324
В ревности больше самолюбия, чем любви.
325
Слабость характера нередко утешает нас в таких несчастьях, в каких бессилен утешить разум.
326
Смешное наносит чести больший ущерб, чем само бесчестие.
327
Признаваясь в маленьких недостатках, мы тем самым стараемся убедить окружающих в том, что у нас нет крупных.
328
Зависть еще непримиримее, чем ненависть.
329
Иногда людям кажется, что они ненавидят лесть, в то время как им ненавистна лишь та или иная ее форма.
330
Пока люди любят, они прощают.
331
Труднее хранить верность той женщине, которая дарит счастье, нежели той, которая причиняет мучения.
332
Женщины не сознают всей беспредельности своего кокетства.
333
Непреклонная строгость поведения противна женской натуре.
334
Женщине легче преодолеть свою страсть, нежели свое кокетство.
335
В любви обман почти всегда заходит дальше недоверия.
336
Бывает такая любовь, которая в высшем своем проявлении не оставляет места для ревности.
337
Иные достоинства подобны зрению или слуху: люди, лишенные этих достоинств, не способны увидеть и оценить их в окружающих.
338
Слишком лютая ненависть ставит нас ниже тех, кого мы ненавидим.
339
Счастье и несчастье мы переживаем соразмерно нашему самолюбию.
340
Ум у большинства женщин служит не столько для укрепления их благоразумия, сколько для оправдания их безрассудств.
341
Равнодушие старости не более способствует спасению души, чем пылкость юности.
342
Ум и сердце человека, так же как и его речь, хранят отпечаток страны, в которой он родился.[16]
343
Чтобы стать великим человеком, нужно уметь искусно пользоваться всем, что предлагает судьба.
344
Многие люди, подобно растениям, наделены скрытыми свойствами; обнаружить их может только случай.
345
Только стечение обстоятельств открывает нашу сущность окружающим и, главное, нам самим.
346
Не может быть порядка в уме и сердце женщины, если ее темперамент с ними не в ладу.
347
Мы считаем здравомыслящими лишь тех людей, которые во всем с нами согласны.
348
Когда человек любит, он часто сомневается в том, во что больше всего верит.
349
Величайшее чудо любви в том, что она излечивает от кокетства.
350
Мы потому возмущаемся людьми, которые с нами лукавят, что они считают себя умнее нас.
351
Когда люди уже не любят друг друга, им трудно найти повод для того, чтобы разойтись.
352
Нам почти всегда скучно с теми людьми, с которыми не полагается скучать.
353
Человек истинно достойный может быть влюблен как безумец, но не как глупец.
354
Иные недостатки, если ими умело пользоваться, сверкают ярче любых достоинств.
355
Мы иногда теряем людей, о которых не столько жалеем, сколько печалимся; однако бывает и так, что мы нисколько не печалимся, хотя и жалеем об утрате.
356
Чистосердечной похвалой мы обычно награждаем лишь тех, кто нами восхищается.
357
Люди мелкого ума чувствительны к мелким обидам; люди большого ума все замечают и ни на что не обижаются.
358
Истинный признак христианских добродетелей – это смирение; если его нет, все наши недостатки остаются при нас, а гордость только скрывает их от окружающих и нередко от нас самих.
359
Неверность должна была бы убивать любовь, и не следовало бы ревновать тогда, когда к этому есть основания: ревности достоин лишь тот, кто старается ее не вызывать.
360
Мельчайшую неверность в отношении нас мы судим куда суровее, чем самую коварную измену в отношении других.
361
Ревность всегда рождается вместе с любовью, но не всегда вместе с нею умирает.
362
Когда женщина оплакивает своего возлюбленного, это чаще всего говорит не о том, что она его любила, а о том, что она хочет казаться достойной любви.
363
Иной раз нам не так мучительно покориться принуждению окружающих, как самим к чему-то себя принудить.
364
Всем достаточно известно, что не подобает человеку говорить о своей жене, но недостаточно известно, что еще меньше ему подобает говорить о себе.
365
Иные достоинства вырождаются в недостатки, если они присущи нам от рождения, а другие никогда не достигают совершенства, если, они благоприобретенные; так, например, бережливость и осмотрительность нам должен внушить разум, но доброту и доблесть должна подарить природа.
366
Как бы мало мы ни доверяли нашим собеседникам, нам все же кажется, что с нами они искреннее, чем с кем бы то ни было.
367
На свете мало порядочных женщин, которым не опостылела бы их добродетель.
368
Почти все порядочные женщины – это нетронутые сокровища, которые потому и в неприкосновенности, что их никто не ищет.
369
Усилия, которые мы прилагаем, чтобы не влюбиться, порою причиняют нам больше мучений, чем жестокость тех, в кого мы уже влюбились.
370
Трусы обычно не сознают всей силы своего страха.
371
Тот, кого разлюбили, обычно сам виноват, что вовремя этого не заметил.
372
Юношам часто кажется, что они естественны, тогда как на самом деле они просто невоспитанны и грубы.
373
Иной раз, проливая слезы, мы ими обманываем не только других, но и самих себя.
374
Весьма заблуждается тот, кто думает, будто он любит свою любовницу только за ее любовь к нему.
375
Люди недалекие обычно осуждают все, что выходит за пределы их понимания.
376
Настоящая дружба не знает зависти, а настоящая любовь – кокетства.
377
Лишены прозорливости не те люди, которые не достигают цели, а те, которые прошли мимо нее.
378
Можно дать другому разумный совет, но нельзя научить его разумному поведению.
379
Все, что перестает удаваться, перестает и привлекать.
380
Как все предметы лучше всего видны на свету, так наши добродетели и пороки отчетливее всего выступают в лучах удачи.
381
Верность, которую удается сохранить только ценой больших усилий, ничуть не лучше измены.
382
Наши поступки подобны строчкам буриме:[17] каждый связывает их с чем ему заблагорассудится.
383
Наша искренность в немалой доле вызвана желанием поговорить о себе и выставить свои недостатки в благоприятном свете.
384
Нам следовало бы удивляться только нашей способности чему-нибудь еще удивляться.
385
Одинаково трудно угодить и тому, кто любит очень сильно, и тому, кто уже совсем не любит.
386
Как раз те люди, которые во что бы то ни стало хотят всегда быть правыми, чаще всего бывают неправы.
387
Глупец не может быть добрым: для этого у него слишком мало мозгов.
388
Если тщеславие и не повергает в прах все наши добродетели, то, во всяком случае, оно их колеблет.
389
Мы потому так нетерпимы к чужому тщеславию, что оно уязвляет наше собственное.
390
Легче пренебречь выгодой, чем отказаться от прихоти.
391
Судьбу считают слепой главным образом те, кому она не дарует удачи.
392
С судьбой следует обходиться, как со здоровьем: когда она нам благоприятствует – наслаждаться ею, а когда начинает капризничать – терпеливо выжидать, не прибегая без особой необходимости к сильнодействующим средствам.
393
Мещанские замашки порою скрадываются в кругу военных, но они всегда заметны при дворе.
394
Можно перехитрить кого-то одного, но нельзя перехитрить всех на свете.
395
Порою легче стерпеть обман того, кого любишь, чем услышать от него всю правду.
396
Женщина долго хранит верность первому своему любовнику, если только она не берет второго.
397
Мы не дерзаем огульно утверждать, что у нас совсем нет пороков, а у наших врагов совсем нет добродетелей, но в каждом отдельном случае мы почти готовы этому поверить.
398
Мы охотнее признаемся в лености, чем в других наших недостатках; мы внушили себе, что она проистекает из наших миролюбивых добродетелей и, не нанося большого ущерба прочим достоинствам, лишь умеряет их проявление.
399
Людям иной раз присуща величавость, которая не зависит от благосклонности судьбы: она проявляется в манере держать себя, которая выделяет человека и словно пророчит ему блистательное будущее, а также в той оценке, которую он невольно себе дает. Именно это качество привлекает к нам уважение окружающих и возвышает над ними так, как не могли бы возвысить ни происхождение, ни сан, ни даже добродетели.
400
Достоинствам не всегда присуща величавость, но величавости всегда присущи хоть какие-нибудь достоинства.
401
Величавость так же к лицу добродетели, как драгоценный убор к лицу красивой женщине.
402
В волокитстве есть все что угодно, кроме любви.
403
Чтобы возвысить нас, судьба порой пользуется нашими недостатками; так, например, иные беспокойные люди были вознаграждены по заслугам только потому, что все старались любой ценой отделаться от них.[18]
404
По-видимому, природа скрывает в глубинах нашей души способности и дарования, о которых мы и сами не подозреваем; только страсти пробуждают их к жизни и порою сообщают нам такую проницательность и твердость, каких при обычных условиях мы никогда не могли бы достичь.
405
Мы вступаем в различные возрасты нашей жизни точно новорожденные, не имея за плечами никакого опыта, сколько бы нам ни было лет.
406
Кокетки притворяются, будто ревнуют своих любовников, желая скрыть, что они просто завидуют другим женщинам.
407
Когда нам удается надуть других, они редко кажутся нам такими дураками, какими кажемся мы самим себе, когда другим удается надуть нас.
408
В особенно смешное положение ставят себя те старые женщины, которые помнят, что когда-то были привлекательны, но забыли, что давно уже утратили былое очарование.
409
Нередко нам пришлось бы стыдиться своих самых благородных поступков, если бы окружающим были известны наши побуждения.
410
Величайший подвиг дружбы не в том, чтобы показать другу наши недостатки, а в том, чтобы открыть ему глаза на его собственные.
411
Любой наш недостаток более простителен, чем уловки, на которые мы идем, чтобы его скрыть.
412
Каким бы тяжелым позором мы себя ни покрыли, у нас почти всегда остается возможность восстановить свое доброе имя.
413
Не может долго нравиться тот, кто умен всегда на один лад.
414
Дуракам и безумцам весь мир представляется в свете их сумасбродства.
415
Ум служит нам порою лишь для того, чтобы смело делать глупости.
416
Горячность, которая с годами все возрастает, уже граничит с глупостью.
417
Тот, кто излечивается от любви первым, – всегда излечивается полнее.
418
Молодым женщинам, не желающим прослыть кокетками, и пожилым мужчинам, не желающим казаться смешными, следует говорить о любви так, словно они к ней не причастны.
419
Мы можем казаться значительными, занимая положение, которое ниже наших достоинств, но мы нередко кажемся ничтожными, занимая положение, слишком для нас высокое.
420
Нам часто представляется, что мы стойки в несчастии, хотя на самом деле мы только угнетены; мы переносим его, не смея на него взглянуть, как трусы, которым так страшно защищаться, что они готовы дать себя убить.
421
Больше всего оживляет беседу не ум, а взаимное доверие.
422
Любая страсть толкает на ошибки, но на самые глупые толкает любовь.
423
Как мало на свете стариков, владеющих искусством быть стариками!
424
Нам нравится наделять себя недостатками, противоположными тем, которые присущи нам на самом деле: слабохарактерные люди, например, любят хвастаться упрямством.
425
Проницательность придает нам такой всезнающий вид, что она льстит нашему тщеславию больше, чем все прочие качества ума.
426
Прелесть новизны и долгая привычка, при всей их противоположности, одинаково мешают нам видеть недостатки наших друзей.
427
Большинство друзей внушает отвращение к дружбе, а большинство людей благочестивых – к благочестию.
428
Мы охотно прощаем нашим друзьям недостатки, которые нас не задевают.
429
Влюбленная женщина скорее простит большую нескромность, нежели маленькую неверность.
430
На старости любви, как и на старости лет, люди еще живут для скорбей, но уже не живут для наслаждений.
431
Ничто так не мешает естественности, как желание казаться естественным.
432
Чистосердечно хвалить добрые дела – значит до некоторой степени принимать в них участие.
433
Вернейший признак высоких добродетелей – от самого рождения не знать зависти.
434
Будучи обмануты друзьями, мы можем равнодушно принимать проявления их дружбы, но должны сочувствовать им в их несчастьях.
435
Миром правят судьба и прихоть.
436
Легче познать людей вообще, чем одного человека в частности.
437
О достоинствах человека нужно судить не по его хорошим качествам, а по тому, как он ими пользуется.
438
Наша благодарность иногда бывает так велика, что, расплачиваясь с друзьями за сделанное нам добро, мы еще оставляем их у себя в долгу.
439
У нас нашлось бы очень мало страстных желаний, если бы мы точно знали, чего мы хотим.
440
Женщины в большинстве своем оттого так безразличны к дружбе, что она кажется им пресной в сравнении с любовью.