Текст книги "Dominium Mundi. Властитель мира"

Автор книги: Франсуа Баранже

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

– Мерзавцы! – сквозь зубы проговорил я в конце концов. – А что произошло с тобой? Тебе удалось убежать?

– Меня там не было, – буркнул Паскаль. – Иначе я и не пытался бы убежать, а маркизишка отправился бы вслед за моими родителями!

Он повысил голос к концу фразы, и несколько голов обернулись в нашу сторону. Но потом все снова занялись своими делами, больше не обращая на нас внимания. В каюте было до странности тихо, все разговаривали негромкими голосами, словно не чувствуя себя вправе вести себя как обычно. В отличие от почти всего остального корабля, никакой особой радости здесь не ощущалось.

– В один прекрасный день кому-то придется за это заплатить.

Хоть прозвучало это неубедительно, мои слова отражали поднимавшийся во мне глухой гнев. Удивленный такой неожиданной горячностью, Паскаль Жалоньи исподтишка взглянул на меня:

– Кое-какие вещи не стоит говорить при посторонних. Даже здесь.

– Да, ты прав. Но меня это возмущает.

– Как и меня, можешь не сомневаться. Как-нибудь поговорим об этом при случае, в другом месте.

Этот заговорщицкий тон пробудил мое любопытство. Однако я понял, что больше он ничего не скажет.

Сознательно сменив тему, Паскаль продолжал:

– Как бы то ни было, мне не терпится посмотреть вблизи на тот биоСтрукт, за пультом которого придется сидеть!

– А ты что, биоСтруктов никогда не видел?

– Видел, конечно, я даже работал на CYRA-4, когда готовил диплом, но никогда не видел ничего такого масштаба, как на «Святом Михаиле».

– Это нормально. Никто никогда не видел такого, как на «Святом Михаиле», по той простой причине, что ничего столь огромного никогда не создавали.

* * *

Ч – 24:32

Во внутреннем порту «Святого Михаила» величественные подъемные краны выгружали контейнеры, во множестве доставляемые на корабль для завершения снабжения. Затем транспортники более скромных размеров переправляли грузы в предназначенные для них секторы. А дальше уже простые автопогрузчики освобождали их от содержимого и развозили все по местам.

Направляя свою машину к погрузочной платформе, которая обслуживала цеха распределительной палубы, водитель контейнеровоза номер 203 Мишель Лассе думал только об одном: о Бертраде, ладненькой официантке из столовой. Он появился на борту в качестве водителя-такелажника за четыре недели до прибытия основного солдатского контингента и с тех пор всякий раз, когда отправлялся получать свою порцию трехразового питания, не упускал случая приударить за этой цветущей девицей, которая призывно хлопала ресницами, поглядывая на него из-за стойки раздачи. На сегодняшний вечер у них было назначено свидание.

Два дня назад он наконец решился и пригласил ее провести вместе вечер. К великому его удивлению, она согласилась. Его это немного смутило: приличная женщина не должна так легко поддаваться на заигрывания мужчины. Однако в его положении не приходилось проявлять излишнюю разборчивость: до сегодняшнего дня ни одна женщина не принимала его предложений, а ему уже стукнул сороковник, причем не вчера.

И теперь он раз за разом проигрывал в голове все, что собирался сделать и сказать сегодня вечером в гостинице, нервничая при мысли, что может ляпнуть глупость или допустить оплошность. Подумать только, какой невероятной удачей было бы найти себе женщину во время крестового похода, а главное – удержать ее.

Он прибыл на место разгрузки, и, постучав в окно кабины, диспетчер прервал ход его мыслей:

– Эй, вы, там, внутри, подъезжайте к пандусу задним ходом!

Мишель знаком показал, что понял, и сдал назад сорокаметровый контейнеровоз, пристраиваясь к разгрузочному терминалу. Потом заглушил двигатель и приготовился вылезти наружу, чтобы помочь. В этот момент он различил внутри контейнера глухой удар. Заинтригованный, он прислушался, но звук не повторился. Опять ящик плохо закрепили, подумал он, спускаясь из кабины.

Техники с промежуточных палуб подходили по очереди получать заказанные материалы, а диспетчер сверял их имена со списком у себя на планшете. Двадцать минут спустя контейнер был пуст, за исключением одного ящика в глубине. Мишель склонился, вглядываясь в путевой лист, и с удивлением обнаружил, что этот ящик в нем не фигурирует.

– Не понимаю, вроде эта штука не вписана, – сказал он диспетчеру.

С недовольной гримасой тот полез в контейнер, чтобы тоже осмотреть ящик:

– Действительно, на нем даже спецификации нет.

– Что теперь будем делать? Я уже и так из графика выбился, больше ждать не могу.

И Бертрада убьет меня, если я опоздаю; может, она даже ждать меня не станет!

Диспетчер растерялся, не рискуя брать на себя какую-либо инициативу, и Мишель решил ему слегка помочь:

– Может, открыть его и посмотреть, что там внутри? Тогда будем знать, кому доставить.

– Хм… теоретически мы не имеем права… Вдруг там точное оборудование…

– Ну же, христианин, этот контейнер предназначался для техников. Откуда там точное военное оборудование! Иначе, можешь мне поверить, этот ящик не потерялся бы. Ничего мы там особенного не найдем, кроме кучи грязных инструментов.

– Может, ты и прав. Давай открывай.

С облегчением подумав, что не придется терять еще больше времени, Мишель сказал себе, что сможет наверстать опоздание за счет дневного перерыва и поспеет на вечернее свидание. Он достал из предписанного набора инструментов кусачки и перерезал пластиковые стержни, воткнутые в каждое ушко крышки. Диспетчер снял ее, и у обоих глаза округлились от удивления.

Хромированный металлический параллелепипед, закрепленный внутри ящика между блоками полимера, поглощающего возможные удары, отбрасывал тревожные отблески в слабом свете, просачивающемся в глубину контейнера. На его холодной, абсолютно гладкой поверхности не было ни единой щербинки, а углы казались настолько острыми, что об них было страшно порезаться. Единственной различимой отметиной был черный круг диаметром двадцать пять сантиметров на верхней части.

– Святый боже! – вскричал диспетчер. – Кажется, мы только что крупно лажанулись.

– Почему? – не понял Мишель. – Что это такое?

– Гомеостатический ящик! Никогда таких не видел? Это абсолютно герметическая и практически неразрушимая коробка, которая служит для перевозки сверхточного оборудования!

– Ай! – лаконично отреагировал Мишель, внезапно осознав, какую неимоверную глупость они совершили. – Послушай, – продолжил он, – может, тебе лучше сходить за офицером? А я пока посторожу эту штуку. Ты меня слышишь? Эй!

Совершенно оцепеневший диспетчер не отвечал. Его глаза были устремлены за спину Мишеля, зрачки расширены, дыхание прервалось. Исказивший его черты внезапный ужас мгновенно передался Мишелю. Совершенно не понимая, с чего вдруг его затопила такая паника, он целую вечность оборачивался, чтобы разглядеть ее источник.

Первое, что он увидел, была раздвинувшаяся в глубине контейнера тонкая скользящая перегородка, за которой обнаружилось тесное пространство, обустроенное как крошечная герметичная кабина. Там, в окружении различной аппаратуры, необходимой для жизнеобеспечения в космической пустоте и холоде, царящих в трюме во время перевозки контейнеров, стояло ковшеобразное кресло с отстегнутыми ремнями. Что эта штука там делает?

Второе, на чем остановились его глаза, была тень. Черный силуэт, возникший перед ними, облаченный в длинную черную рясу с огромным капюшоном, в котором виднелась одна темнота. Видение было столь внезапным и бесшумным, что Мишеля просто парализовало. Нутряной ужас, который его обуял, добрался до головы. Из тени вытянулась рука и наставила в их направлении обвиняющий палец. Мишеля словно загипнотизировали. Как ни странно, он не смог отогнать мысль, что и впрямь опоздает на свидание с Бертрадой.

Неожиданно ему пришлось зажмуриться и отвернуться от слепящей вспышки. Остаточная слепота продлилась несколько секунд. Сначала он почувствовал запах паленого мяса, и это напомнило ему, что он еще не ел. Потом он услышал сдавленный вскрик, что-то вроде едва различимого бульканья. Тогда он открыл глаза и увидел стоящего на коленях диспетчера; двумя руками тот держался за горло, рот был открыт в немом вопле. Густой дым поднимался из его еще пламенеющего горла, и Мишель понял, откуда взялся запах горелой плоти. Ужаснувшись, он медленно повернулся к призраку, который так и не шевельнулся.

В этот момент инстинкт самосохранения взял верх. Спотыкаясь, Мишель отступил назад, не отводя взгляда от глубокой тьмы, заменявшей силуэту лицо. Когда рука поднялась снова и направила палец на него, паника распространилась по его нервной системе, как морской прилив, и он кинулся к выходу из контейнера. Но новая вспышка осветила все вокруг, и Мишель успел только увидеть бесконечные переливы электрических арок, звездообразно исходящих из его горла, прежде чем почувствовал пронзившую его невообразимую боль. Ноги больше не держали его, и он рухнул, с размаха ударившись головой об пол. Несколько мускульных сокращений – и он умер.

Словно ничего не случилось, силуэт в рясе медленно вернулся обратно. При ходьбе он не производил никакого шума, а поскольку ряса скрывала нижнюю часть его тела, казалось, будто он скользит над поверхностью пола. Рука снова вынырнула из складок одежды и набрала какую-то команду за раздвижной перегородкой. Та закрылась с легким шорохом, полностью слившись с задней стеной и став неразличимой. Секунду спустя оттуда вылетел легкий дымок, свидетельствующий о том, что перегородка спаялась с остальным контейнером.

Тень вернулась к ящику и откинула боковые фиксаторы. Четыре стенки тяжело упали на пол, далеко отбросив полимерные блоки. Но гомеостатическая коробка не сдвинулась ни на миллиметр, оставшись подвешенной в воздухе в тридцати сантиметрах над полом. Силуэт достал плоский металлический футляр, тоже хромированный, и направился к ящику. Тяжелый металлический блок пришел в движение, неукоснительно следуя за маленьким футляром. Затем тень вслед за парящим в метре перед ней странным параллелепипедом вышла из контейнера.

Оказавшись снаружи, силуэт, вместо того чтобы направиться к выходу из зоны разгрузки, остановился у боковой стены. Какое-то мгновение его рука шарила за вентиляционной шахтой. И прямо перед ним перегородка раздвинулась, открыв темный и узкий межэтажный коридор. По-прежнему следуя за хромированным блоком, силуэт скользнул туда, и стенка с сухим щелчком сомкнулась за ним.

И тут в шипении и потрескивании кислоты вся задняя часть контейнера странным образом смялась, как будто состояла из дряблого студенистого теста, большие листы железа медленно отделились, удерживаемые только тянущимися расплавленными волокнами. Под контейнеровозом образовалась едкая лужа, а в помещении распространился белый дымок. Задняя часть контейнера уже представляла собой бесформенную спекшуюся кучу металла и пластика.

Все произошло за несколько минут, и ни один звук не встревожил людей, работавших в соседнем пакгаузе.

* * *

Ч – 24:05

Танкред устроился в пустом кресле и оглядел других членов собрания. Хотя никого из них он раньше лично не знал, минимум троих он уже видел.

Прежде всего – человека, сидящего напротив и встретившего его по прибытии. Ему не удавалось вспомнить имя, но ему было известно, что этот приземистый рыцарь с проницательным взглядом – влиятельный член ордена, представлявший его при всех европейских дворах. Сейчас он был облачен в бежевое одеяние главы Совета, и именно поэтому Танкред преклонил перед ним колени.

Слева от главы, в довольно небрежной позе, с толстой сигарой в правой руке, сидел высокий Гийом де Северак с подстриженными ежиком волосами. Несколько лет назад Танкред слышал одну его речь на церковном соборе во Флоренции и тогда еще отметил в нем неоспоримые таланты политика, которым отчасти препятствовала непомерная самоуверенность, неизбежно вызывавшая раздражение слушателей. Он не сомневался, что когда-нибудь этот габалитянин[17]17
  Габалы – кельтское племя в Аквитании, южной провинции Франции.


[Закрыть] добьется высших постов в ордене, возможно даже столь притягательного титула Magister Templi[18]18
  Здесь: Великого магистра или Мастера Храма (лат.).


[Закрыть].

В сидящем справа от главы Танкред сразу узнал знаменитого Эврара Беро. В свое время военная слава этого сутулого старика с обветренным загорелым лицом не знала границ. Давным-давно он отличился в великих сражениях Реконкисты[19]19
  Реконкиста (исп. и порт. Reconquista – отвоевывание) – длительный процесс отвоевывания христианами земель на Пиренейском полуострове, занятых маврскими эмиратами.


[Закрыть] во имя папы, а главное, сыграл важную роль в возрождении ордена Храма. В последнее время он имел лишь совещательный голос, но его тонкий ум оставался бесценным источником советов для членов ордена. Танкред был счастлив встретить его и надеялся в скором времени познакомиться с ним поближе.

Трое остальных членов Совета были ему совершенно незнакомы.

Глава взял слово:

– Milites Templi[20]20
  Солдаты Храма (лат.).


[Закрыть], я Арман де Бюр, главный асессор Великого магистра ордена храмовников.

Услышав это имя, Танкред вспомнил: Арман де Бюр, возможный будущий Великий магистр ордена в Европе.

– В качестве преамбулы позвольте уточнить, что мое присутствие среди вас носит временный характер, я покину корабль до того, как он будет готов к отлету. Если я выразил желание возглавить это первое собрание на борту «Святого Михаила», то лишь в силу необходимости удостовериться, что вы, мои друзья и единоверцы в этом крестовом походе, до конца понимаете всю важность данной военной кампании для нашего ордена. – Мановением руки он указал на своего соседа слева. – После моего отъезда рассматривайте Гийома де Северака как главу данного представительства тамплиеров, хотя все решения in fine[21]21
  Здесь: в конечном счете (лат.).


[Закрыть] будут приниматься нашим Великим магистром – в той мере, разумеется, в какой это позволят средства связи. Во время нашего собрания Гийом будет выполнять роль первого асессора.

Он сделал паузу, и Северак учтиво склонил перед ним голову.

– Прежде всего, – продолжал Арман, – вы должны знать, что вы и сейчас, и впредь являетесь единственными тамплиерами на этом корабле.

По залу пробежал неодобрительный шумок. И действительно, в армиях Ватикана традиционно на тысячу солдат приходился как минимум один тамплиер. Теоретически представительство ордена на борту должно было насчитывать приблизительно тысячу человек. Но это только теоретически: всякий понимал, что, несмотря на подписанные с папой договоры, на «Святом Михаиле» никогда не согласились бы принять тысячу тамплиеров. Но никому и в голову не приходило, что их окажется всего шесть.

Хотя Танкред был удивлен не менее остальных, он не присоединился к всеобщему ропоту. Его внимание сосредоточилось скорее на личности Армана де Бюра и его манере переходить сразу к делу. Да, этот человек не утруждал себя обходными маневрами.

– Вы не хуже меня знаете, с какими трудностями сталкивается наш орден в отношениях с папской властью в Риме. А в последнее время, после того как магистр ордена Гийом де Соннак был принят при германском императорском дворе самим Генрихом Восьмым, напряжение возросло еще больше. Не имеет смысла объяснять вам, насколько Урбану не понравилось это сближение. Мне не пристало судить о действиях нашего главы, но я только надеюсь, что этот визит того стоил, потому что впоследствии нам пришлось преодолеть множество препятствий, чтобы добиться нашего присутствия на борту. Урбан был в такой ярости, что поначалу решил запретить ордену участвовать в крестовом походе. Божьей милостью и путем оказания всяческого мягкого давления число шесть было сочтено компромиссом, устраивающим обе стороны.

Сидящие в креслах задвигались, явно обеспокоенные. Всем было очевидно, что эта напряженность в верхах предрекает тамплиерам возможные трудности во время кампании.

Однако Арман де Бюр, не обращая внимания на всеобщее замешательство, продолжал:

– В этой весьма неординарной ситуации, я полагаю, излишне напоминать вам, что сейчас, как никогда, необходимо сохранять в тайне состав данного представительства. Только Петр Пустынник, духовный лидер и Pгаеtor peregrini[22]22
  Претор по делам иноземцев (лат.). Здесь: высшее должностное лицо, представляющее власть за пределами государства. В данном случае – высший представитель папы в крестовом походе.


[Закрыть] крестового похода, знает ваши имена.

– Если нас на борту всего шестеро, – вмешался Эврар Беро, – полагаю, так оно и лучше.

– Безусловно, – согласился Арман, – анонимность есть гарантия должного выполнения миссии ордена: помочь распространить власть церкви повсюду, где явится такая необходимость, а главное, неусыпно следить за строгим следованием священным текстам.

Он замолчал, этой паузой воспользовался Гийом де Северак, чтобы потушить свою сигару. Танкреду никогда не нравилась эта страсть к курению, которой в последнее время обзавелись многие тамплиеры. Он видел в ней признак легкомыслия, несовместимого с суровыми доктринами ордена. Арман заговорил снова:

– А теперь я вам напомню о неофициальной стороне миссии нашей делегации – в той форме, в какой это было высказано нашим Великим магистром: удостовериться, что представители Урбана Девятого ничего не скрывают от глаз ордена Храма и не действуют против наших интересов. И в то же время имейте в виду, что никто из руководителей похода не обманывается относительно настоящего положения вещей. А посему будьте особенно осторожны и дипломатичны. Не забывайте, что вы находитесь на борту военного корабля, вооруженного Ватиканом, а следовательно, полностью подчиненного власти верховного понтифика.

В этот момент заговорил один из тех троих, которых Танкред никогда не видел:

– Присутствие членов ордена в папских армиях всегда имело косвенной целью следить за соблюдением наших интересов; и однако, мне кажется, что никому еще не приходилось выполнять эту задачу в подобных условиях.

Он сопровождал свою речь величественной жестикуляцией, словно стараясь придать словам больше веса. Танкред заметил, что он все еще носит стрижку под горшок, как было принято при королевских дворах лет десять назад.

– Наше малое число, – продолжал тот, – а главное, наша абсолютная зависимость от тех, в чьих руках будет власть на этом корабле, едва он отбудет, ставит нас в крайне уязвимое положение. Не знаю, отдаете ли вы себе отчет в том, что стоит «Святому Михаилу» стартовать – и минимум три относительных года отделят нас от любой официальной поддержки. Наша значимость в глазах руководителей этого похода предстанет весьма незначительной.

– Скажите, друг мой, – высокомерно прервал его Гийом де Северак, – разве, когда вы вступали в ряды тамплиеров, вам обещали, что все ваши миссии будут простыми и безопасными?

Он заговорил в первый раз и сразу показался Танкреду самодовольным и неприятным. То, как он только что одернул Стрижку-под-горшок, наводило на мысль, что он заранее практикуется, готовясь к тому дню, когда сам станет Великим магистром ордена. Очевидно, тот был убежден, что такой день непременно наступит, потому что не рискнул дать отпор и только выдавил смущенную улыбку.

– Это верно, мы будем отдалены от наших обычных сфер влияния, – снова заговорил Арман де Бюр, – но не следует недооценивать надежность нашей сети в Новой христианской империи. Совет крестоносцев, даже в межзвездном пространстве, даже в четырех световых годах от Земли, не забудет, что должен считаться с тамплиерами.

– И какова, по-вашему, будет позиция его членов по отношению к нашему ордену? – спросил сосед Стрижки-под-горшок, которого Танкред тоже не знал.

– Я лично несколько раз встречался с Петром Пустынником, – ответил Арман. – Он произвел на меня впечатление человека твердого и несгибаемого, абсолютно лояльного по отношению к папе. Тем не менее я не думаю, что он испытывает принципиальную враждебность к тамплиерам. Зато совершенно ясно, что он неодобрительно относится к любому противодействию позициям Ватикана.

– Что до главного военачальника крестового похода, Годфруа Бульонского, – вступил в разговор старый Беро, – он образцовый солдат исключительной честности. Он тоже верен папе, хоть я и знаю, как для него притягательна моральная строгость, присущая ордену Храма.

– Достаточно ли велик его интерес к нам, чтобы стать нашим союзником в трудный момент?

Танкред, с самого начала не сказавший ни слова, счел момент подходящим, чтобы принять участие в беседе.

– Не думаю, что он зайдет так далеко. Его верность папе нерушима.

– Вы с ним знакомы?

– Лично – нет. Но дядя часто говорил о нем. Он очень его уважает.

Арман де Бюр поменял положение в кресле, внезапно почувствовав неудобство.

– Кстати, господа… Думаю, необходимо привлечь ваше внимание еще к одной детали. Как вы уже поняли, услышав имя нашего сотоварища, – он кивнул в сторону Танкреда, – его дядя – сам Боэмунд Тарентский, член Совета крестового похода и, соответственно, советник Петра Пустынника.

От этого заявления в зале повеяло холодом. Танкред остался невозмутим. Явно удивленный, Гийом де Северак пристально разглядывал его. Не моргнув, Танкред выдержал его взгляд, искренне сомневаясь, что столь влиятельный человек мог быть не в курсе подобной информации.

– Клянусь Господом, это довольно… затруднительное обстоятельство, – заявил тот. – Друг мой, простите мою прямоту, но куда будет направлен ваш меч в случае явного конфликта между Советом крестоносцев и орденом?

Танкред мгновенно почувствовал легкое покалывание в затылке – верный признак подступающего гнева. Но провокация Северака была слишком очевидной – хотя и косвенной, – чтобы он на нее поддался. Поэтому он тщательно взвешивал каждое слово.

– Не думаю, что дал когда-либо малейший повод сомневаться в моей преданности взятым на себя обязательствам. Больше того, Гийом де Северак, вот уже много лет, как я постоянно подвергаю испытанию свою честность, тщательно скрывая от дяди – того, кто помог мне сделать первые шаги в военной карьере, – свою принадлежность к ордену Храма. Подобная ситуация – постоянный источник моих внутренних переживаний, которые должны бы вызывать у вас скорее сочувствие, нежели недоверие.

То, что простой лейтенант осмеливается отвечать ему с такой уверенностью, согнало краски с лица де Северака. Он уже открыл рот, собираясь возразить, но Арман де Бюр решительно вмешался:

– Не надо так горячиться, молодой Тарент. Задавая подобные вопросы, Гийом де Северак всего лишь исполняет свой долг. Не забывайте, наша задача здесь – защищать интересы ордена, и если один из нас станет препятствием для осуществления этой задачи, то, как вы, я надеюсь, понимаете, ему уже не будет места в Совете.

– Естественно, – ответил Танкред. – Я прекрасно осознаю эту необходимость, но не думаю, что окажусь в подобном положении.

Северак, на лицо которого так и не вернулись краски, явно не желал на этом останавливаться.

– Разумеется, племянник Боэмунда Тарентского, вы не предполагаете, что окажетесь в подобном положении. Но не угодно ли вам будет со всею определенностью ответить на мой вопрос, а не отделываться сентиментальными рассуждениями. Прошу вас.

Думая одернуть наглеца, Танкред не предполагал, что тот продолжит настаивать. Повторить вопрос, учитывая, какой был дан ответ, заключавший в себе клятву честью, было равнозначно сомнению в его порядочности. Струна гнева завибрировала во всю силу. Обвиняющим жестом он наставил указательный палец на асессора и ледяным тоном произнес:

– Не провоцируйте меня снова, Гийом де Северак, я не из тех, кто дважды спускает оскорбление!

Столкнувшись со столь неожиданной и бурной реакцией, Северак на мгновение заколебался, затем взял себя в руки и оперся о подлокотники кресла с явным намерением вскочить, но Арман де Бюр в очередной раз оказался быстрее, приказав громовым голосом:

– Достаточно, господа! Оставайтесь сидеть, Гийом! А вы, Тарент, немедленно возьмите назад свою угрозу, это приказ!

Танкред на несколько секунд замялся, понимая, что Арман предлагает ему достойное отступление, смирил свою гордость и процедил сквозь зубы:

– Прошу извинить меня, магистр. Я не должен был угрожать асессору, находящемуся при исполнении своих обязанностей.

Приподнявшийся было Гийом де Северак с побелевшим лицом рухнул обратно в кресло. Танкред с удовлетворением отметил про себя, что тот, без сомнения, не скоро повторит подобную попытку. Он наверняка не привык к достойному отпору в ответ на свою заносчивость.

– Я не желаю, – продолжал Арман, – чтобы впредь возникали столкновения такого рода. Вас будет всего шестеро на борту, и вы должны быть едины, а не разделены.

Сделав небольшую паузу, он обратился к Танкреду куда более примирительным тоном:

– И тем не менее, Танкред, мне бы хотелось, если вам будет угодно, чтобы вы ответили на вопрос, сформулированный Гийомом де Севераком, хоть я и не одобряю ту форму, в какой он был задан.

Атмосфера в зале ощутимо сгустилась. Несмотря на иголочки гнева, все еще покалывающие в затылке, Танкред уже жалел, что привлек к своей персоне столько внимания. К тому же он отдавал себе отчет, что его вспышка была лишь неявным способом уйти от вопроса. Он знал, что его взгляды в этом отношении отличаются излишней для тамплиера умеренностью. Чувствуя на себе пронзительный взгляд Армана, он решил все-таки дать откровенный ответ:

– Я думаю, что Урбан Девятый – человек прямой, все прошлое которого указывает, что он умеет быть справедливым. Я не отношусь к тем, кто полагает, будто у Ватикана и ордена противоположные интересы. Однако я выбрал службу ордену, когда пришел к выводу, что папа при всей своей искренности выбрал себе не лучшее окружение и прислушивается не к лучшим советам.

– Хорошо, – заговорил Арман, не давая вступить никому другому, – я считаю этот ответ вполне удовлетворительным.

Затем он демонстративно сменил тему, перейдя к скучной повестке заседания Совета и предложив обсудить способы шифровки сообщений, которыми предстояло обмениваться с руководством ордена в Монпелье. Танкред предпочел до самого конца просто следить за ходом совещания; Гийом де Северак больше не удостоил его ни единым взглядом.

Менее чем через час Совет завершился, и семеро мужчин покинули штаб-квартиру, расходясь по одному через промежутки в несколько минут, чтобы не привлекать внимания. Последними в зале остались Танкред и Эврар Беро.

Старик спокойно рассматривал его, синие радужки глаз поблескивали в льющемся с потолка скудном рассеянном свете. Танкред колебался, не очень представляя себе, должен ли он воспользоваться случаем, чтобы поговорить, или же после несдержанности, проявленной в стычке с Гийомом де Севераком, ему лучше уйти, не добавив ни слова. Беро избавил его от проблемы выбора, заговорив первым. Несмотря на возраст, его голос сохранил высокий тембр, а по живости напоминал бегущий между камнями ручеек.

– Мой юный друг, вам следовало бы научиться сдерживать свои чувства. Всякий раз, позволяя гневу взять верх, вы неизбежно будете ставить себя в невыигрышное положение.

Банальность совета слегка разочаровала Танкреда, который ждал чего-то более глубокомысленного от такого человека, как его собеседник. Но неожиданно на эту сцену наложилось воспоминание о его учителе фехтования в Королевской военной школе Робере де Клеруа, и он подумал, что тот при подобных обстоятельствах сказал бы то же самое. Ему захотелось оправдаться.

– Северак публично поставил под сомнение мою порядочность.

– Работа асессора в этом и заключается. А своей строптивостью вы нажили себе врага.

– У меня столько врагов, что я утешаюсь уверенностью, что большинству из них предстоит остаться с носом, так и не насладившись местью.

Эврар Беро не удержался от улыбки. Этому лейтенанту недоставало политического чутья, но вовсе не ума.

– Разумеется, но все же я надеюсь, что вы доживете до старости, чтобы понять: достоинство человека оценивают не по количеству нажитых врагов. – Пока Танкред искал достойный ответ, старик встал, тоже собираясь уйти. Но добавил: – Должен признаться, что искренность вашего ответа относительно папы меня тронула. Мало кто из солдат – членов ордена – осмелился бы, подобно вам, встать на защиту Урбана. Я не совсем согласен с вашим пониманием ситуации, но оно свидетельствует о независимости мышления.

Слегка сбитый с толку этим неожиданным комплиментом, Танкред пробормотал:

– Что ж, благодарю вас за поддержку…

– А я вас не поддерживаю, – прервал его Эврар. – Для этого, друг мой, вы слишком непредсказуемы. И все же знайте, что вы мне симпатичны.

Он кивнул Танкреду в знак прощания и вышел.

* * *

Добрый вечер всем, и спасибо, что вы присоединились к НВ[23]23
  Настоящее Время.


[Закрыть]-девять, лучшему информационному каналу во всем христианском мире! Со вчерашнего дня мы изменили всю нашу сетку вещания, чтобы час за часом наблюдать за подготовкой к старту «Святого Михаила». Уже менее чем через двадцать четыре часа вы сможете увидеть в прямом эфире отбытие этого стального гиганта. А пока я предлагаю вашему вниманию репортаж, рассказывающий об основных этапах развития этой не имеющей себе равных военной кампании! Оставайтесь с НВ-девять!

Двенадцать лет назад, когда был задуман «Святой Михаил», он назывался «Святой Фома» и не имел военного предназначения.

Это судно должно было стать первым из серии «кораблей-сеятелей», запущенных к звездам с целью покорения новых миров человечеством в поисках жизненного пространства. Поскольку Война одного часа облучила больше двух третей обитаемой поверхности Земли, а постоянно дующие ветры неотвратимо заражают радиоактивным ядом редкие еще пригодные для проживания области, год за годом неумолимо сокращая их, колонизация новых планет стала необходимостью для будущего выживания человеческой расы.

И хотя возможность обнаружения иных форм жизни во время осуществления этой грандиозной программы считалась вполне вероятной, никто не ожидал найти настоящую цивилизацию. И тем более цивилизацию враждебную!

И вот в 2095 году, после того как Новая христианская империя вложила в исследования колоссальные суммы, была подготовлена первая экспедиция, имеющая целью колонизацию за пределами Солнечной системы. Пунктом ее назначения стало наиболее близкое к Земле созвездие, центральным светилом которого является альфа Центавра А.

Через три относительных года экспедиция высадилась на вторую планету этого нового солнца, на скалистый шар, во всех отношениях подобный Земле, который астрономы Папского управления астральных наук с академической строгостью окрестили АКА-2. Средства массовой информации – во главе с НВ-9, разумеется, – сделали все возможное для максимального освещения продвижения передового отряда в прямом эфире, с тем чтобы позволить исполненным новой надеждой народам следить за передвижениями тысячи пилигримов, отправившихся в это рискованное странствие.

Ученые знали, что на АКА-2 существует жизнь, но не предполагали, что она достигла стадии разумности. А потому первая встреча с аборигеном глубоко всколыхнула общественное мнение. Обнаружение этих странных созданий – атамидов, как они сами себя называют, – и их поселений на некоторое время затмило колониальную цель всего предприятия, и многие начали сравнивать эту звездную экспедицию со славными миссионерскими деяниями евангелистов семнадцатого века. Однако настоящее потрясение произошло, когда в одном из их городов обнаружился христианский храм!