Текст книги "Лука, или Темное бессмертие"

Автор книги: Франк Тилье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

11

Одри только что получила свое первое задание. Прежде чем вернуться в оперативный штаб, Шарко выдал ей ключи от полицейской машины без опознавательных знаков и велел съездить по адресу предприятия, владевшего деревянными щитами и расположенного в Пьерфите.

Двадцать километров – пустяк, подумала она, садясь за руль. Но это были двадцать километров по Парижу, а здесь мерили не в километрах, а в часах, особенно после полудня и в плохую погоду. Она застряла в пробке на автостраде N1 под дождем, заливавшим ветровое стекло, посреди скрипа тормозов и глухого покашливания моторов. Красно-белые световые блестки вились по стеклу под пепельным небом. Она вздрогнула, когда появившийся из ниоткуда мотоциклист едва не задел ее боковое зеркало. Потом другой, справа, заставил свой мотор взвыть и кулаком постучал в дверцу, веля подвинуться. Одри заметила фары желтого грузовика с прицепом слева, когда на малой скорости вползала в туннель, серые стены которого сомкнулись вокруг нее. В ловушке под тоннами бетона. Без всякой возможности убежать, если что.

Вообще-то, она собиралась подумать над расследованием, систематизировать то, что принес этот первый безумный день, но заливающий ее пот не оставлял такой возможности. Ощущение, что чьи-то руки месят ее внутренности. Врач из клиники «Сальпетриер» говорил о возможных проявлениях побочных эффектов, таких как приступы отчаянной паники.

Куда делся тот тяжелогруз? Вот он, прямо за ней, сразу за задним бампером ее машины. Продвинуться вперед невозможно. Она не видела водителя, только темный силуэт. Ее пальцы сжались на руле, а страх начал накачивать кровь в мускулы. Она протолкалась в правый ряд. Скрип буферов, шквал гудков – неразбериха звуков билась у нее в висках. Задыхаясь, она до отказа опустила стекло. Волна вони от дизельного топлива вызвала дурноту. Она немедленно закрыла окно.

Дрожащей рукой достала мобильник и набрала СМС: «Ты здесь, милый?» Через несколько секунд ей ответили: «Да, я тут. Как ты, Одри?» – «Плохо, мне страшно. Ты мне нужен. Поговори со мной».

Она с трудом дышала, запертая в салоне машины. Сосредоточилась на светящемся экране, на разговоре. Освободить свой разум, вырваться отсюда, из этого туннеля, хотя бы мысленно. «Поговори со мной. Поговори со мной еще, Ролан». Между двумя сообщениями она поднимала голову, чтобы продвинуться вперед. Когда ей пришлось ударить по тормозам, чтобы не воткнуться в машину впереди, она поняла, что ее жизнь здесь превратится в кромешный ад, если терапия не сработает. Она должна выздороветь любой ценой.

К концу полуторачасовой пытки она прибыла наконец в пункт назначения. Быстро припарковалась и вылетела под дождь, втягивая воздух большими шумными глотками.

Было уже ближе к семи, так что входные ворота предприятия оказались закрытыми. Но ей повезло: один из владельцев задержался на складе.

Естественно, первым местом, куда ее направили, оказалась транспортная компания. Одри увидела в этом знак судьбы, боевое крещение. Сумерки уже скользили по кузовам большегрузов, выстроенных на парковке. Их высокие черные бамперы напоминали голодные безжалостные рты. Молодая женщина старалась не смотреть в их сторону и побежала, как бегут от стаи волков. Она направилась к длинному зданию из черного листового железа. Через приоткрытые ворота пробивался луч света, она проскользнула туда, закрыла за собой дверь и прислонилась спиной к металлу. Какое облегчение.

Дождь маленькими ручками царапал по жести. Колонны товаров возвышались, как стоящие рядами разноцветные высотки. Одри пришла в себя. «Хеффнер Транспорт» специализировался на оптовой доставке продуктов питания и крупной бытовой электротехники. Она подошла к упакованному холодильнику и наклонилась, рассматривая деревянный поддон. Маркировка располагалась сзади, но, изогнувшись, она сумела прочитать: FR-RH-58395. Как раз тот номер, который восстановили Фортран и его команда.

– Что вы там делаете?

Мужчина лет сорока, в джинсах и водолазке, стоял позади нее с планшетом в руке. Одри предъявила ему свою явно новенькую полицейскую карточку:

– Парижская уголовная полиция.

Звучало странно, во всяком случае для нее самой. Она постаралась перейти на соответствующий тон и объяснила, что щиты с его склада были совершенно точно использованы для укрепления ямы, в которой обнаружен труп. Сирил Биго не дал себя запугать – он возвышался над ней, и его тень накрывала молодую женщину с головы до ног.

– Ну и что? Почему вы решили, что щиты именно с моего склада? Полагаю, вы говорили с производителем и должны были выяснить, что мы не единственные, у кого они есть.

– Да, но вы единственные, кто располагается в департаменте Сена-Сен-Дени, а преступление было совершено в двадцати километрах отсюда.

– А какое преступление?

– В чаще леса собака насмерть загрызла человека. Его лицо напоминало клубничное варенье, а печень торчала из живота.

Биго проняло. Он медленно опустил планшет:

– Черт. Жуть какая. А раз вы здесь, то… Вы подозреваете кого-то из моих людей?

– Я просто веду расследование. Полагаю, все ваши щиты отслеживаются?

– У нас случаются кражи щитов, как в любой транспортной компании, если вы к этому клоните.

– Кто ворует? Служащие или посторонние?

– Посторонние скорее бы украли эти холодильники. Нет, химичим своими силами. И ни для кого это не секрет. Раньше товар «падал с грузовика». Две-три бутылки абсента или коробки с мясом исчезали время от времени между двумя перегонами. Но логистика товаров теперь под строгим контролем, всегда в точности известно, кто что перевозит, вплоть до каждой бутылки. Поэтому отыгрываются на всем остальном, где электронного контроля нет. Провода, медь, щиты – у нас сперли даже шланги для поливки, которые валялись за складом. Шоферы имеют доступ к грузовикам и к погрузочным площадкам. Некоторые возвращаются в середине ночи. Одни прячут товар, другие его забирают. Кражи не крупные, но, когда в конце года подбиваешь бабки, становится грустно, особенно при нынешних обстоятельствах.

– У вас есть подозрения?

– Вы же понимаете, если бы я поймал кого-то за руку, у меня не было бы выбора, кроме как уволить, даже за деревянный щит. Но они обходят камеры и покрывают друг друга. Шофер – профессия тяжелая, парни стоят плечом к плечу. Мы, кабинетные, для них злые финансисты, которые гребут деньги, посиживая весь день на стуле, вы понимаете? Я не могу назвать вам какое-то конкретное имя, но мог бы сдать всех разом.

– Так и сделаем. Дайте мне список.

Он сунул планшет под куртку и предложил ей следовать за ним.

– Сколько водителей здесь работают?

– Двадцать три водителя и двое кладовщиков. Мы с братом создали это предприятие в 2003-м. Я вам все распечатаю, но, честно говоря, не вижу, кто бы мог иметь отношение к вашей поганой истории. Печень торчала, говорите?

Они вышли и обогнули склад, двигаясь к сборному вагончику. Одри заметила на стоянке пять или шесть машин, припаркованных елочкой, и отметила, что надо заглянуть туда перед уходом. Устроившись у себя в кабинете, Биго включил принтер.

– А вы не знаете, у кого-нибудь из ваших работников есть одна или несколько собак? Из сильных пород, вроде питбулей?

– Представления не имею. Я своих ребят знаю по работе, а в их личную жизнь не лезу.

– И никаких слухов о подпольных собачьих боях?

– Ни сном ни духом, сожалею. Может, вам лучше спросить их самих.

Одри чувствовала, что он не хочет неприятностей ни с копами, ни с водителями.

– А вы можете мне сказать, кто не работал в ночь с понедельника на вторник? Скажем, в районе десяти вечера.

Он сверился с компьютером и выделил шесть имен:

– Эти шестеро находились еще в дороге. Все остальные закончили работу около пяти или были в отгуле.

Она поблагодарила, оставила свои координаты и вышла, накинув на голову капюшон. Ряд фонарей за решеткой бросал на асфальт зеленоватые отблески. Одри свернула к паркингу, который заметила раньше. Эти машины должны принадлежать водителям, которые еще в дороге. Она заглянула в салоны. Чистота некоторых из них оставляла желать лучшего, но ничего подозрительного она не заметила.

Ее внимание привлек бежевый пикап, местами помятый, с тонированными стеклами на задних дверцах. Она заглянула в окно водительского места. Полная пепельница окурков… Початая бутылка кока-колы на пассажирском сиденье, лежащая на свернутой в ком куртке… Пара сандалий на полу… Ей хотелось бы найти какую-то деталь, выдающую присутствие собаки: подстилку, поводок, ошейник или шерсть… Она вернулась к задним стеклам. Даже включив фонарик на мобильнике, она ничего там не разглядела.

Эта машина действовала на ее сознание как магнит, а Одри знала, до какой степени следует считаться с собственной интуицией. Она вернулась в бюро и спросила, кому принадлежит фургончик. По слова Биго, владелец, Эмманюэль Прост, двадцати восьми лет, водитель, работавший в компании три года, в день убийства закончил около пяти вечера.

Компьютер сообщил, что сегодня тот отправился в Бельгию и должен вернуться вечером, между половиной девятого и девятью. Прежде чем пойти к своей машине, Одри постаралась довести до сведения хозяина, что его умение хранить секреты будет бесценно для них всех. Добравшись до укрытия, она просмотрела остальные строки списка. Большинству работников было от двадцати пяти до сорока лет, и жили они в радиусе километров тридцати.

Вышеозначенный Прост жил в Гуссенвиле. Согласно GPS, это в восемнадцати километрах к северу и в пятидесяти двух минутах езды, учитывая это чертово движение на дорогах.

Она посмотрела на часы. 18:55. У нее еще есть время до возвращения Проста. Адрес, только номер на улице, позволял предполагать, что он живет в отдельном доме. Одри могла позволить себе быстренько сгонять туда, только чтобы сориентироваться на местности, ничего больше, и по мере возможности выяснить, есть ли там собака. Просто чтобы заткнуть эту проклятую интуицию.

12

Шарко не удержался от соблазна все-таки выбраться из своего кабинета, хоть на пару часов. Подышать воздухом снаружи. Поработать наравне со своими людьми. В его ДНК были улицы, дождь, холод. А не войлочные покрытия и запах слишком свежей древесины.

Вместе с экспертом Летицией Шапелье он припарковался на улице Леблан, недалеко от парка Андре Ситроена и порта квартала Жавель, в Пятнадцатом округе. У него было два фонарика, но только один зонтик, и, как галантный мужчина, он протянул его даме. Они шли вдоль набережной. Шапелье подключилась к публичной странице некоей Flowizz на Facebook.

Графическое приложение с поразительной отчетливостью показывало ее тремстам друзьям всю пробежку, которая началась в воскресенье, 5 ноября в парке Родена в Исси-ле-Мулино ровно в 18:30. И прервалась в этом же парке в 19:08. Маршрут, который комментировался в реальном времени десятками людей: «Люблю тебя», «Давай, мы с тобой», «Больше пяти километров!».

То, что заставило некоторых пользователей позвонить в разные комиссариаты – потребовалось время, чтобы сопоставить звонки и довести информацию до Управления, – было последним, сделанным в воскресенье в 19:07:43, фото из тех, которые автоматически передавались во время пробежки. Дождь и темнота повлияли на качество снимка, но в правом углу среди кустов можно было различить нечто вроде белой маски с широкой улыбкой и черными усами – маски Гая Фокса, которую используют Анонимусы[27]27
  Анонимусы – современное международное интернет-сообщество хактевистов.


[Закрыть]. Без сомнения, призрак Ангела будущего, укрывшегося в тени, который потом наверняка набросился на свою жертву и отключил ее мобильник еще до выкладывания в сеть следующей фотографии. Тщательно просчитанная работа.

На данный момент про Flowizz не было известно ничего, кроме того факта, что она ступала по этой земле тремя днями раньше, а теперь была заперта в резервуаре для воды, стоящем в помещении с бетонными стенами. Они не знали ни ее настоящего имени в реальной жизни, ни адреса. Без сомнения, она жила в Исси-ле-Мулино, но где именно?

Там, где прячется маска, находится обезьяна. Ангел будущего явно призывал их отправиться на место похищения, туда, где он устроил засаду в тот вечер. Летиция Шапелье шла вдоль реки.

– Мы идем точно по ее стопам. Она проходила здесь в воскресенье.

– У меня это в голове не укладывается. Как можно выставлять собственную жизнь напоказ, все публиковать, даже маршрут своей пробежки, причем в реальном времени? А потом они еще удивляются, что происходят такие вещи. Родители должны бы оберегать своих отпрысков от этого.

– Оберегать? А как? Очень жаль, но к такому миру мы и несемся на всех парах. Технологическое варварство стоит любого другого, и против него мы ничего поделать не можем. Вы, как и я, – мы уже в прошлом. Пока мы держим в памяти даты царствования Людовика Четырнадцатого, наша молодежь учится черпать информацию из Интернета. И вследствие этого их мозг реструктурируется. Все движется слишком быстро, и будьте уверены, что мы знаем про будущее меньше, чем наши собственные дети. У них есть фора; приспосабливаться должны мы.

Мир наизнанку, подумал Шарко. Он принялся краем глаза разглядывать Шапелье. Почти такая же высокая, как он сам, держится очень прямо. Обручального кольца нет. Она его заинтриговала, в его представлении она жила без мужчины, но с ребенком, возможно, с двумя. Майор много раз пересекался с ней в Управлении – такую женщину заметишь издалека, – но ничего о ней не знал.

– Хотел бы я понять, что может подвигнуть штатских пойти работать в какое-либо подразделение полиции. Вы настоящий специалист, любая компания примет вас с распростертыми объятиями и предложит зарабатывать в три раза больше. Тогда почему?

Под зонтиком свет экрана отражался в ее глазах, как в двух темных озерах. Шарко тут же пожалел о том, что подпал под ее обаяние.

– Мой отец был жандармом, рак унес его, когда мне было двадцать лет. Он хотел, чтобы я пошла по его стопам, но я всегда ненавидела насилие. Огнестрельное оружие, кровь – это все не мое. Тогда я решила, что работать в кабинете и помогать вам станет чем-то вроде компромисса. И вот три года назад я ушла из телекоммуникационной компании и присоединилась к вам.

Внимательно слушая ее, Шарко осматривал окрестности: баржи, рельсы скоростного метро, дома на заднем плане. Не исключено, что похититель прячется где-то здесь и наблюдает за ними… Летиция указала на статую слева:

– Свернем там и зайдем в парк.

– Как вы его себе представляете, этого Ангела? Это же ваша область, Facebook и прочее. Какой профиль тут вырисовывается, по-вашему?

– Как и большинство хакеров, его грызет собственная анонимность. Действовать в тени для них мучение, им хотелось бы прокричать на весь мир, кто они, показать, насколько они гениальны, но они не могут. А вот Ангел рискнул выдать себя. Присвоив себе имя, посылая рукописное письмо, открыто нас провоцируя. В этом есть начатки игры, вызова. Он игрок, да… Часто у фашиствующих молодчиков вроде него довольно радикальные политические взгляды. Анархистские, ультралиберальные, либертарианские… Государство их враг номер один.

– То есть мы.

– Да, вот почему он обратился непосредственно к полиции. Такие индивидуумы не выходят на улицу, не бьют витрины, они действуют, укрывшись за своими экранами, анонимные и куда более опасные. Не знаю, помните ли вы, но в 2011-м в Даркнете появился Silk Road[28]28
  Шелковый путь (англ.).


[Закрыть], супермаркет наркотиков, который принес своему создателю, молодому техасцу Россу Ульбрихту, миллионы долларов. Этакий компьютерный Пабло Эскобар[29]29
  Пабло Эскобар – колумбийский наркобарон, «Король кокаина».


[Закрыть].

Шарко кивнул.

– Росс плюнул на блестящую карьеру предпринимателя, чтобы осуществить свой безумный проект – изменить мир. Стать кем-то. Но как стать кем-то, если ты вынужден сохранять анонимность и тебя разыскивает ФБР? И тогда Ульбрихт, снедаемый жаждой признания, взял себе аватару. В один прекрасный день он написал в Интернете: «Я Silk Road, рынок, личность, предприятие, все сразу. Мне нужно имя… Мое имя будет Dread Pirate Roberts»[30]30
  Страшный Пират Робертс (англ.).


[Закрыть]. С намеком на «The Princess Bride»[31]31
  «Принцесса-Невеста» (англ.).


[Закрыть], фильм 1987 года, персонаж которого Dread Pirate Roberts является знаковым для гик-культуры…[32]32
  Гик – «ботаник» или фанат какой-либо субкультуры.


[Закрыть] Момент, когда он обозначил свой псевдоним, стал для него началом конца. Ему больше не удавалось хранить свои секреты, он превращался в параноика, и ФБР в конце концов удалось до него добраться.

Она свернула вправо.

– Действия Ангела вписываются в такого рода демарши, но в более жестоком, более «самоубийственном», я бы сказала, варианте. Его идеи более экстремистские, больше проникнуты идеологией. О деньгах речи нет, по крайней мере пока: он ополчился против технологии и того, к чему идет человек. Он знает, что его поймают, но для него это не важно. А важно, чтобы его идеи распространились, чтобы его гнев на наш гнилой мир мог выплеснуться. Гнев, копившийся в нем месяцами, а может, и годами, и который он выставит напоказ в своем пресловутом манифесте. Следует ожидать, что мы получим толстенный кирпич в несколько сот, а то и тысяч страниц, пропитанных ненавистью. В этом смысле он крайне опасен, и будьте уверены, он пойдет на все, чтобы достичь своих целей.

Шарко слушал, не говоря ни слова. Ангел был не первым. В семидесятых годах прошлого века, придя к выводу, что индустриальное и технологическое общество слишком отдаляется от понятия человеческой свободы, преподаватель математики Унабомбер терроризировал Соединенные Штаты своими самодельными бомбами. Они были упакованы как почтовые отправления и подписаны инициалами FC, «Fuck Computers»[33]33
  В литературном переводе: «На хрен Компьютеры» (англ.).


[Закрыть]. Потом Шарко подумал о Брейвике, норвежском исламофобе, который убил семьдесят семь человек и ранил более пятисот в 2011 году, прежде чем в Интернете был обнаружен его манифест более чем в тысячу страниц.

От остальной человеческой массы их отличал только экстремизм взглядов. Они были вполне социализированы, умны, принадлежали к среднему классу, не обезглавливали животных и не носили шрамов на лицах. Они были «нормальными», обычными и потому почти не поддавались обнаружению.

Телефонный звонок вырвал его из задумчивости: звонила Одри. Она вкратце изложила результаты своих поисков и попросила разрешения съездить в Гуссенвиль. Коп задумался. Она говорила об интуиции, о фургончике с затемненными стеклами… Если она права, это могло здорово подстегнуть расследование.

– Отлично. Но только стремительный бросок, без малейшего риска. Ты просто проезжаешь мимо, быстренько все оглядываешь и смываешься, понятно? Не останавливаешься, не выходишь из машины. Если ничего подозрительного не увидишь, то возвращаешься, и мы разберемся позже.

– Понятно, шеф.

Шарко дал отбой. Он чувствовал в молодой женщине азарт своих былых лет. Он бы тоже рванул вперед, потому что, когда расследование берет вас за горло, оно сжимается вокруг и втягивает в свои мрачные извивы.

Летиция Шапелье шла дальше, направо, чтобы попасть в парк. Местность была пустынная, погруженная в вязкую темноту. Чернильное пятно в центре Города Света[34]34
  Так часто называют Париж.


[Закрыть]. Шарко ответил на второй вызов – на этот раз медэксперта – и оторопел.

Он вернулся к своей спутнице только минут через пять, ошеломленный полученной информацией. Летиция ждала его под деревом. Шарко погрузился в глубину черных радужек ее глаз, которым мигрень придавала влажный блеск.

– У вас неважный вид.

– Все будет нормально. У меня эти приступы с пятнадцати лет. Словно молотком долбит. Но я привыкла.

– Ладно… А у меня новости о человеке, который скончался у здания Управления. Я знаю, от чего он умер. Ни за что не поверите.

13

Майор Фредерик Боэси, человек с военной выправкой, серо-стальными глазами и могучими руками, предложил им присесть и закрыл дверь кабинета. Когда Люси и Николя в общих чертах описали ход своего расследования, а именно похищение Бертрана Лесажа и молчание его жены, он изменился в лице. Теперь оно выражало гнев и в то же время явную тревогу.

– Ей следовало немедленно нас вызвать, черт возьми! Почему она молчала?

– Вы же знаете, как реагируют жертвы в подобных случаях, – заметил Николя. – Ее мужу однозначно грозили смертью, если она сообщит в полицию. На данный момент нам не известно ни какие требования выдвинет Ангел будущего, ни почему он напал именно на Бертрана Лесажа. Но мы будем вам признательны, если вы поделитесь сведениями о суррогатной матери. Возможно, она что-то знает и поможет нам отыскать наших двух похищенных. В обмен мы готовы сообщить вам все, что может оказаться полезным в вашем собственном расследовании.

Постукивая пальцами по столу, Фредерик Боэси внимательно посмотрел на них и оценил предложение:

– Отлично, в наших общих интересах работать вместе. Коротко говоря, ввиду широкого освещения в прессе и деликатности темы репродуктивной медицины и суррогатного материнства нас попросили всеми способами распутать эту историю. Другими словами, найти ту женщину и прояснить неясную ситуацию с отцовством ребенка.

Он откинул желтую обложку с толстого досье, лежащего перед ним, и достал фотографию удостоверения личности, которую подтолкнул к Николя:

– Та, что называла себя Наташей, в действительности Эмилия Робен, двадцати пяти лет…

Николя посмотрел на снимок и передал его Люси. Эмилия Робен оказалась блондинкой, в отличие от гостиничного видео, на котором у нее были черные и намного более длинные волосы. Она не улыбалась, лицо было изможденным.

– Вам удалось ее отыскать?

– Мы выяснили ее настоящее имя недели три назад, вычислив следы электронного адреса, с которого был послан последний мейл Лесажу. Компьютер, с которого он был отправлен, находится в интернет-кафе Дижона.

Он положил перед собой несколько увеличенных снимков с гостиничного видео, где было видно лицо Эмилии.

– Мы отправились в Дижон, показали эти снимки завсегдатаям кафе. Несмотря на разницу во внешнем виде, некоторые узнали ее и сообщили, что она приходила с чем-то вроде складного самоката. Мы предположили, что она живет недалеко. Дижонские коллеги прочесывали район много дней и в конце концов отыскали того, кто был способен опознать ее и указать, где она живет.

Другое фото: городской квартал.

– Она снимает квартиру в одном из районов города. Мы туда нагрянули. Никого. Тогда мы провели обыск. Все было чисто убрано, но оставалось мало вещей и не было ни одежды, ни компьютера. Только фотография с удостоверения личности, которая завалилась за плинтус. Эмилия Робен получила работу в одном из мини-маркетов в Дижоне пять месяцев назад. Она расставляла товар на полках.

– Вы говорите в прошедшем времени, – заметил Николя.

– Потому что на данное время у нас нет никаких ее следов. Обычно она оплачивала квартиру чеком в конце каждого месяца, но в октябре чек не пришел. С шестого октября, то есть уже больше месяца, нет никакого движения по ее банковскому счету. И начиная приблизительно с того же периода она больше не выходит на работу и не дает о себе знать работодателю.

Больше месяца… Целую вечность. Николя записал информацию в блокнот. Возможно, у Эмилии Робен еще оставалось достаточно наличности, которую выплатили ей Лесажи или другие лохи, чтобы жить, ничего не снимая со счета. Или с ней случилось что-то нехорошее?

– Мобильник? – спросил он.

– Ни черта. Ни абонирования, ни вообще следов, что мобильник у нее имелся. Приехав в Дижон, она поменяла и банк, и кредитку.

– Как если бы хотела сжечь все мосты…

– Именно так. Немного любительский способ исчезнуть, но достаточный, чтобы прибавить немало хлопот тому, кто захотел бы ее выследить. И вполне вероятно, что она повторила свой трюк, покидая город.

Фредерик Боэси положил ладонь на досье:

– Таково сегодняшнее положение дел: мы порылись в ее семейных связях. Тупик. Мать Эмилии Робен не поддерживает связей с дочерью уже многие годы. По ее словам, Эмилия покинула родительский дом совсем молодой, чтобы жить с типом, который выставил ее вон через два года. Отец ушел, когда ей было тринадцать. Мать говорит, что в то время девочка была «своеобразной».

– В каком смысле?

– Она делала себе надрезы, типа ритуальных, особенно в области живота. Вроде никаких суицидальных намерений, только извращенная одержимость телом, которое ей хотелось терзать и использовать как игровую поверхность. Она резала себя и вставляла в раны разные предметы, вроде жемчужин. Два-три раза побывала у психиатра, а потом сбежала вместе с дружком.

Психиатр, жемчужины в ранах… Люси вспомнила часть маленького объявления, опубликованного Эмилией: Хотела бы помочь супружеской паре обрести счастье стать родителями, предложив выносить их ребенка. Веду спокойный, размеренный образ жизни. Нечего сказать, очень размеренный.

Боэси протянул листок своим собеседникам:

– Согласно информации из налоговой, мы знаем, что она снимала квартиру в Понтуазе с 2013-го по август 2016-го. Мы еще не выяснили, работала ли она, жила одна или с кем-то, – короче, это еще предстоит уточнить. В сентябре 2016 года она обосновалась в квартире в Дижоне, в трехстах пятидесяти километрах оттуда. Что любопытно, она переезжала дважды после оплодотворения спермой Бертрана Лесажа. Или, по крайней мере, после того, как она его в этом убедила.

– Поскольку он не биологический отец, как мы поняли, – вставила Люси.

Майор кивнул:

– Тест на отцовство не врет: у Бертрана Лесажа нет никакой биологической связи с этим младенцем. Мы попросили лабораторию в Бордо сделать подробные анализы ДНК ребенка, исследовать некоторые элементы этой ДНК. Результаты позволят нам прижать Эмилию Робен. Когда мы найдем ее, то сравним эти элементы с ее данными. В случае соответствий у нас будет почти стопроцентная уверенность, что она его мать. Это важнейшая улика для судебного процесса.

Люси попыталась собрать кусочки пазла:

– Итак, подводя итоги, после фальшивого оплодотворения Эмилия Робен покидает парижское предместье и переезжает в Дижон. Она, безусловно, уже беременна от мужчины, который не Бертран Лесаж. Она меняет прическу, банк, отказывается от телефона, выходит в Интернет из публичных мест… Можно предположить, что она бежит от чего-то или от кого-то.

Николя подался вперед:

– От настоящего биологического отца?

Фредерик Боэси снова кивнул:

– Да, вполне вероятная гипотеза. Она скрывается. В Дижоне Эмилия Робен старается быть как можно незаметнее. Никто из соседей или коллег по работе близко ее не знает, все описывают ее как загадочную женщину, крайне неразговорчивую. «Здрасте», «до свидания» – только необходимый минимум. Даже увидев ее беременной, они не смогли узнать ничего больше.

Люси постаралась поставить себя на место молодой женщины. Какая трагедия вынудила ее бросить ребенка в роддоме? Какую тайну она скрывает? От кого пытается убежать?

Боэси продолжил объяснения:

– В октябре 2016 года, через три месяца после истории в гостинице рядом с аэропортом Шарль-де-Голль, она снова связывается по мейлу с Лесажами. Контракт по-прежнему в силе: она отдаст им ребенка, которого они так ждут.

Он отодвинулся вместе с креслом, поджав губы:

– В игре все же двадцать пять тысяч евро, серьезные бабки. Она ведет очень тонкую игру. В марте 2017-го она отказывается от ребенка, родив его в Осере, в ста километрах от Дижона, чтобы запутать следы. Из интернет-кафе назначает Лесажу встречу в Париже. Осер, Дижон, Париж: она не хочет оставлять никаких следов, никакого способа определить свое местонахождение. Потом забирает деньги и исчезает. Конец истории. Я много размышлял и не думаю, что все дело только в деньгах.

– А ваша гипотеза?

Боэси снова прикрыл ладонью толстое досье: он колебался, прежде чем поделиться плодом многих недель расследования с двумя заезжими копами. Но ему подумалось, что они преследуют общие цели.

– В тот вечер, когда она встретилась с Бертраном Лесажем, чтобы объяснить, как забрать ребенка, она призналась ему, что ребенок «особенный» и что анонимность приемной семьи станет для него лучшей защитой.

– А еще она очень боялась, по словам Элен Лесаж, – добавила Люси.

– Да, она боялась. Поэтому у меня возник такой сценарий: в один прекрасный день Эмилия Робен узнает, что беременна. Она немедленно публикует в Интернете объявление, предлагая сдать внаем свой живот. Этот маленький анонс появляется… – он достает из папки листок, – 2 июля 2016 года. Чета Лесажей проявляет живейший интерес, и пятнадцать дней спустя происходит встреча в гостинице рядом с аэропортом, так как у Эмилии якобы наступает период овуляции и действовать следует быстро. Она вводит себе сперму, зная, что это не произведет ни малейшего эффекта. Если исходить из предположения, что она уже сделала мочевой тест на беременность, то этой беременности несколько недель. Эмбрион уже существует в ее животе, когда она вводит пипетку в свой половой орган.

Люси сморщила нос. Она снова увидела кадры записи, холодность, с которой была проведена процедура.

– На протяжении всей истории она убеждает Лесажей, что это их ребенок. А значит, если забыть про финансовый аспект, она не желает этого ребенка, но и не делает аборт: ей хочется произвести его на свет. После чего она уезжает жить в Дижон. Она прячется там, возможно защищая ребенка, которому предстоит родиться. После родов она передает всю информацию Бертрану Лесажу, чтобы тот официально стал отцом. Предположительно маленький Лука должен исчезнуть бог знает куда, попав в руки неизвестной пары, которая тоже, в свой черед, заинтересована в том, чтобы скрывать истинное происхождение ребенка. Идеальное укрытие для малыша…

Майор взял в руки фотографию Эмилии, вгляделся в нее, как математик в сложную задачу:

– Эмилия Робен прибегла к очень изощренному modus operandi[35]35
  Образ действия (лат.).


[Закрыть]. Она могла бы просто отдать его социальным службам, но она знала, что супружеская чета, готовая заплатить целое состояние, чтобы получить ребенка, даст ему любовь и внимание. Он не будет расти в приемных семьях, предоставленный самому себе… Она обеспечила ему будущее.

Сценарий был убедителен, но ни Люси, ни Николя не понимали поведения матери, которая проявляла заботу о ребенке, при этом бросив его. Какие тени гнались за ней по пятам? У Люси в мозгу вспышкой пронеслось видение младенца в колыбели и черных злонамеренных суккубов, склонившихся над его головой.

– Вот только анонимность была нарушена, и самым неприглядным образом, – добавил Боэси. – Мальчик внезапно очутился в центре медийной бури, обсуждение суррогатного материнства снова приобрело размах, дело освещалось во всех газетах. Кошмар для Эмилии Робен, которая, возможно, почувствовала, что оставаться в Дижоне опасно.

– Выставленный на яркий свет ребенок, который притягивает тени…

– Да. Эмилия Робен думает, что отец, кем бы он ни был, может ее выследить, отправившись в роддом в Осере, вычислить ее, как это сделали мы. Тогда она покидает свою квартиру и снова испаряется в неизвестном направлении. У нее есть деньги, которые она отложила, что позволит ей некоторое время не оставлять банковских следов.