Текст книги "Проект «Феникс»"

Автор книги: Франк Тилье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

19

Люси снова отправилась в путь после полудня. Симпатичный итальянец, владелец «Десяти сурков», приготовил для нее на прощание замечательно вкусное ризотто, и теперь ей казалось, что продержаться до вечера она сумеет. Ее ничуть не тяготило длительное сидение за рулем. А вот спуск с ледника сопровождался дикими болями, икры свело такой судорогой, что добрых пять минут она просто не могла двинуться с места, но при этом чувствовала, что не зря туда поднималась, ведь именно там она напала на след чего-то,какой-то доисторической странности, и от этого внутри сладко задрожало и дрожит до сих пор.

Горная дорога, выходя из ущелий, становилась шире, потом Альпы отодвинулись на задний план, уступив место долинам, полям, разбитым на склонах, бурным речкам. А на закате показался Лион – черной скалой среди искрящихся вод. Город вечного кипения, необузданный, порывистый. Рабочие и служащие возвращались домой, шоссе было забито машинами. Жизнь тут строго расписана, у каждого, когда он наконец-то окажется дома, будет пара часов на жену, детей, Интернет, прежде чем он отправится в постель, думая уже о завтрашнем дне.

Люси набралась терпения: ждать, пока вереница автомобилей сдвинется с места, судя по всему, предстояло долго, и, воспользовавшись вынужденной паузой, она позвонила матери. Жюльетта в это время должна была находиться на уроке музыки, девочка уже второй год занималась сольфеджио, и Люси попросила мать, чтобы та поцеловала за нее дочку и передала, что мама ее очень любит. А все ли в порядке с Кларком? О себе она сказала лишь, что надо было разобраться со старыми проблемами,и быстро отключилась. Пробка рассосалась только через полчаса, и Люси добралась наконец до седьмого округа Лиона.

Когда она подъезжала, снова запищал мобильник – опять эсэмэска от Шарко и опять с вопросом о том, как у нее дела. По меньшей мере четвертый раз за время пути. Слегка раздражившись, она быстро ответила, что все-в-порядке-поиски-продолжаются.

Обогнув знаменитый «Стад де Жерлан», где уже собирались болельщики, размахивавшие флажками с логотипами любимых команд, Люси сообразила, что сегодня среда, а значит, предстоит матч между командами первой лиги, и что ближайшие бары, равно как и улицы, будут брать приступом. Она отыскала местечко на авеню Тони Гарнье, неподалеку от лионской Высшей школы, и поставила там машину. Слева от нее в месте слияния Роны с Соной высился Прескиль. Убегающие в перспективу улицы с красивыми зданиями кишели студентами.

Еще из машины Люси дозвонилась до секретариата Европейского института функциональной геномики и, снова представившись сотрудником уголовного розыска, договорилась о встрече с Арно Фекампом, одним из специалистов НЦНИ, [15]15
  НЦНИ – Национальный центр научных исследований, ведущее научное учреждение Франции.


[Закрыть]исследовавших найденные в альпийских льдах мумии. Ученый работал на единственном в Европе палеонтологическом испытательном стенде «Пальжен», специализировавшемся на анализах ДНК ископаемых объектов. Когда ему передали трубку, он подтвердил то, о чем Люси догадывалась и сама: Ева Лутц приходила в лабораторию десять дней назад. Дальше Люси двинулась пешком и довольно скоро оказалась у цели. Внушительное четырехэтажное здание из бетона и стекла населяли ученые, специализировавшиеся в науках о живом: биологии, молекулярном филогенезе, проблемах постнатального развития… Скульптура справа от входа – двойная красно-синяя спираль высотой в несколько метров – символизировала структуру ДНК. Люси сразу вспомнила уроки биологии в выпускном классе и даже названия четырех ступенек этой гигантской винтовой лестницы, обозначаемых буквами Г, А, Т и Ц: гуанин, аденин, тимин, цитозин. Четыре ступеньки, общие для всех живых существ, четыре нуклеотида, запутанные комбинации которых образуют гены и хромосомы, а те передают нам пол, цвет глаз, наследственные заболевания. На постаменте странной конструкции Люси прочитала надпись: «Миллионы лет ДНК скрывается в наших клетках. Мы сейчас ее разматываем».

Все здесь было чистенькое, новенькое, в идеальном состоянии, и Люси подумала, что так могла бы выглядеть декорация научно-фантастического фильма, в котором все персонажи – роботы. Арно Фекамп, к счастью, оказался вполне живым, вполне упитанным (во всяком случае, халат на нем выглядел тесным), ростом поменьше Люси, с огненно-рыжими, очень коротко подстриженными волосами. Круглое гладкое лицо, только на лбу морщинки. Пухлые руки в рыжих веснушках. Сколько ему лет, понять было трудно, но Люси решила, что где-то в районе сорока.

– Амели Куртуа?

– Да, это я.

Ученый пожал Люси руку.

– Моя начальница на совещании, так что я сам с вами поговорю. Если я правильно понял, вы собираете сведения о студентке, которая недавно к нам приезжала?

Пока они поднимались на ультрасовременном лифте, где этажи объявлял приятный женский голос, Люси объяснила Фекампу, зачем приехала, подробнее. Рассказала об убийстве Евы Лутц, о том, что прежде чем появиться здесь, девушка поднималась на ледник… Фекамп разволновался. Его толстые красные щеки подрагивали в такт движению лифта.

– Всей душой надеюсь, что вы найдете убийцу. Я почти не знал эту девушку, но никто не имеет права делать такое!

– Да, мы тоже на это надеемся.

– Я часто смотрю сериалы по телевизору – старые, знаете, про Мегрэ и все такое. Если этим делом занимаются на набережной Орфевр, значит, дело очень серьезное.

– Да, так и есть.

Люси сознательно держалась строго, отвечала уклончиво: ей не хотелось говорить лишнего, впрочем, она и сама знала немногое, но главное – на сегодняшний день она была таким же полицейским, как ее собеседник.

– Расскажите мне о Еве Лутц.

– Как и большинство исследователей и студентов, изучающих эволюцию жизни, она приехала сюда, чтобы увидеть знаменитых людей изо льда, сфотографировать их и кое-что записать.

– Она назвала тему своей работы?

– Точно – нет, но думаю, она занималась неандертальцами. Классическая тема. Боюсь, не смогу вам ничего больше рассказать об этой девушке. К сожалению.

Похоже, и здесь, скрывая истинную цель своего визита, Ева прикрылась интересом к неандертальскому человеку. «Осторожная девушка, – подумала Люси, – и умевшая не привлекать к себе внимания». Открылась дверь в длинный коридор с синеватым линолеумом на полу, запахло дезинфекцией.

– Если хотите, мы можем пройти в кабинет моей начальницы – там удобнее будет разговаривать.

– Было бы обидно побывать здесь и хотя бы одним глазком не посмотреть на людей изо льда. Нет, правда, мне бы очень хотелось знать, как выглядят те, кого можно считать нашими предками.

Фекамп несколько секунд поколебался, потом на лице его мелькнула мимолетная улыбка. Зубы у толстячка были необычайно белые и широкие.

– Да, вы правы, грех не воспользоваться такой возможностью. Не каждый ведь день выпадает шанс очутиться лицом к лицу с теми, кто жил тридцать тысяч лет назад.

Они зашли в гардеробную, где были сложены стопками упаковки со стерильными костюмами. Фекамп выбрал одну и протянул Люси:

– Наденьте, думаю, размер вам подойдет. Мы сейчас отправимся в отдел с белыми залами и стеклянными перегородками. Площадь отдела – больше ста квадратных метров, воздух у нас постоянно прогоняют через пять фильтров, температуру поддерживают круглосуточно на уровне двадцати двух градусов, а все помещение несколько раз в день моют хлоркой.

Люси повиновалась. Желая окончательно убедить ученого, что перед ним полицейский, она вынула из кармана куртки пистолет.

– Я могу взять его с собой? Нам не надо будет проходить через рамки с металлоискателем или еще какие-то в этом роде?

Ученый сглотнул слюну, не спуская глаз с оружия.

– Нет-нет, пойдемте. Скажите, ваш пистолет заряжен?

– А вы как думаете?

Люси сунула оружие в задний карман джинсов, отправила следом за ним мобильник.

– Идеальное изобретение для вашей работы, – вздохнул Фекамп. – А я ненавижу мобильные телефоны: нам неизбежно придется расплачиваться за то, что не ждем милостей от природы, а берем их, и меняем свое поведение в угоду таким вот дьявольским штучкам.

«Вот тебе еще один урок!» – подумала Люси. Не ответив, она принялась облачаться в костюм, бахилы, резиновые перчатки, маску, шапочку, в каких оперируют хирурги.

– Что такое палеогенетика? Чем конкретно вы занимаетесь?

Фекампу, похоже, до чертиков надоели эти переодевания, но движения его были точны, выверенны – еще бы, когда каждый день по многу раз делаешь одно и то же, заметила про себя Люси.

– Мы исследуем геномы биоразнообразия минувших времен, то есть занимаемся детальной картографией генов древней ДНК, добытой из ископаемых, возраст которых иногда составляет сотни миллионов лет. Благодаря тому что органические части костей и зубов сохраняются многие века, мы можем перескочить через время и разобраться в происхождении родов и видов, в их связи между собой, в их преемственности. Хотите конкретный пример? Всегда считалось, что причиной смерти египетского фараона Тутанхамона был несчастный случай, и только палеогенетикам удалось установить, что он был инфицирован паразитом plasmodium falciparum, вызывающим смертельные формы малярии, а попутно выяснить, что у фараона было несколько генетических отклонений, выражавшихся в болезни костей и косолапости. Мало того, ДНК Тутанхамона пролила свет и на его происхождение: он оказался вовсе не сыном Нефертити, а сыном родной сестры своего отца, Эхнатона, то есть продуктом инцеста.

– Думаю, эта информация порадовала бы «Вуаси»… Если я правильно поняла, ваша техника и ваши методы вскоре способны будут возродить динозавров, верно? Извлечь эту пресловутую ДНК из костей или скорлупок окаменевших яиц, клонировать и – готово?

– Ох, нет! Мы еще чрезвычайно далеки от подобного, ведь чаще всего ДНК поступает к нам в крайне малых количествах и в очень плохом состоянии. А как можно сложить пазл из тысячи кусочков, если недостает девятисот девяноста? И всякий раз, как мы приступаем к новому исследованию, нам приходится преодолевать длинную полосу препятствий. Правда, с людьми изо льда нам невероятно повезло: все тела прекрасно сохранились, куда лучше, чем египетские мумии или знаменитый Эци, найденный в 1991 году в Тирольских Альпах. Поскольку пещера, в которой нашли наших людей, была закупорена, туда почти не поступал кислород, бактерии не могли размножаться, ну и от непогоды и климатических изменений они тоже были защищены. Разумеется, ДНК – вещь стабильная, но ведь не вечная. Ее разрушение начинается сразу же после смерти особи. Она распадается на фрагменты, и некоторые из букв, несущих в себе генетическую информацию, мало-помалу перестают читаться.

– Те самые Г, А, Т и Ц?

– Да-да, те самые. Ступеньки лестницы рушатся. Скажем, последовательность ТГААЦА, расположенная на одном из витков спирали ДНК, может из-за повреждения быстро превратиться в ТГГАЦА, что меняет и сам генетический код, и его интерпретацию. В языке ведь точно так же: поменяйте местами буквы – и перед вами окажется совершенно другое слово, например, вместо «ласка» – «скала», а вместо «верность» – «ревность». В неблагоприятных условиях десяти тысяч лет достаточно, чтобы полностью разрушилась последняя молекула ДНК. Но в нашем случае все оказалось иначе. Великолепное состояние мумий позволило нам извлечь из них первоклассную ДНК, а стало быть, мы смогли восстановить геном практически в его целостности.

Переодевшись, они направились к лаборатории.

– У вас сейчас появится неприятное ощущение в ушах: в лаборатории повышенное атмосферное давление, это делается для того, чтобы туда не могла проникнуть чужеродная ДНК ни в какой форме и загрязнить наш объект. Представляете, какой ужас: изучаешь неделя за неделей ДНК, а потом убеждаешься, что она – твоя собственная! Потому и приходится надевать такие костюмы. У вас не пропало желание зайти?

– Наоборот!

Ученый приставил к детектору свой беджик, и они вошли. У Люси тут же заболели уши, потом послышался свист, как будто скоростной поезд промчался через туннель. Попривыкнув к обстановке, она увидела четырех лаборантов. Те сидели, склонившись к мощным микроскопам и пробиркам с реагентами для выделения ДНК из биопроб, и были так сосредоточенны, что не обратили на новоприбывших ни малейшего внимания. На лабораторных столах стояли и лежали накрытые защитными колпаками объекты, каждый с этикеткой: клык пещерного медведя, осколок кости мадагаскарской птицы-слона. А подойдя к морозильнику со стеклянными стенками, Люси так и замерла…

– Детеныш мамонта?

– Конечно. Малышку зовут Люба, ее нашел в вечной мерзлоте Сибири один оленевод.

– Так выглядит, будто умерла вчера…

– Она замечательно сохранилась.

Люси стояла с открытым ртом перед животным, которое видела до сих пор только на картинках, и никак не могла оторваться от него. Эта лаборатория – просто какая-то пещера Али-Бабы с древними сокровищами. Потом они с Фекампом прошли вперед, и ученый продолжил объяснять ей, в чем заключается процесс получения ДНК из костей, зубов или тканей.

– Наша лаборатория – одна из лучших в Европе, – объявил он в заключение.

– Вы не любите мобильные телефоны, а при этом у вас здесь стоит самая что ни на есть современная аппаратура. Не очень-то все это экологично…

Фекамп, казалось, улыбнулся под маской, потом направился к большой железной двери.

– Живые существа – результат трех с половиной миллиардов лет поисков и развития, которым мы обязаны матушке Природе, иными словами – результат долгого процесса эволюции, которая устраняла все несовершенное и, наоборот, благоприятствовала всему, что работало. Геном пришел к нам через века, он представляет собой общее наследие человечества, которое мы должны завещать потомству. А мобильный телефон – всего лишь игрушка-однодневка.

Он открыл дверь.

На Люси дохнуло морозом.

Холодная комната.

Глаза Люси изумленно раскрылись, ее охватило какое-то странное чувство. Она и представить себе не могла, что мумификация с помощью холода способна создать настолько впечатляющее зрелище. Трое неандертальцев, члены одной семьи, совершенно голые, завернутые в прозрачную пленку, лежали рядышком, слегка подтянув к груди ноги, малыш – между отцом и матерью. Глазные орбиты у ребенка были пустыми, челюсти, лишенные мышц, обвисли, казалось, он плачет. Сильнее всего поражали у всех троих мощные надбровные дуги, скошенные так, что казалось, лоб плавно переходит в затылок. Лица, смахивавшие на звериные морды, кости тяжелые даже на взгляд, руки и ноги короткие, все трое плотные, коренастые. Зубы крупные, одни явно стерты, другие сломаны, почернели. Люси, преодолевая дрожь, подошла поближе, наклонилась, прищурилась. На высохших животах мертвых людей она заметила линии, похожие на глубокие надрезы, даже не линии – почти провалы, напоминавшие искаженные яростью рты. У всех, в том числе и у ребенка.

– Как будто их кромсали, да? – спросила она сквозь маску.

Ученый кивнул в сторону другого стола, слева от Люси.

– Именно что кромсали. Вон там лежит оружие, с помощью которого кроманьонец с ними разделался.

Люси почувствовала, как напряглись все ее мышцы, как заиграл в крови адреналин.

Убийство.

Неандертальскую семью убили, убили всех троих. Теперь ей чудилось, что она сама это видит. Ударов было слишком много, убийца был совершенно необузданным: раны на обезвоженной коже буквально вопили о том, что произошло в те давние времена. Как тут было не признать, что здесь, перед ней – одно из самых древних преступлений в истории человечества. Жестокость, пробудившаяся в незапамятные времена, преодолела десятки тысяч лет, ничуть не притупившись.

Арно Фекамп показал гостье орудие преступления, и не только показал, но и позволил обследовать, что она и сделала, стараясь не упустить ни единой детали. Оружие было длиной примерно с руку от концов пальцев до локтя, тонкое и остро заточенное.

– Это гарпун, сделанный из оленьего рога, – пояснил ученый. – А вот эти вот мелкие острия, расположенные в виде колоса, служили для того, чтобы подцеплять и рвать кишки. Оружие очень крепкое, прочное, им можно проткнуть толстый слой кожи или жира. Что же до его действенности, то, как вы понимаете… грозное было оружие.

Люси смотрела на тонкий, остро заточенный предмет, сделанный, казалось, с единственной целью: убивать, и убивать самым зверским образом. Не в нем ли причина появления здесь Евы Лутц, а потом – ее поездок к преступникам в тюрьмы? Девушку заинтересовала эта первобытная жестокость? Несмотря на то что она вроде бы не исследовала серийных убийств, не занималась ни преступниками, ни природой жестокости. Шарко говорил, что темой ее научной работы была леворукость.

Взволнованная бесчеловечностью наших предков, Люси огляделась:

– А где же сам кроманьонец?

Арно Фекамп на шаг отступил и опустил маску. Изо рта у него вырывались клубочки пара. Он стоял и вздыхал, будто не решаясь открыть тайну.

Но все-таки решился:

– У нас его украли.

– Не поняла…

– Украли, похитили, словом, он испарился вместе со всеми результатами исследований последовательности его генома. У нас не осталось просто ничего. Никаких данных. И это была настоящая катастрофа, потому что ко времени кражи нам удалось получить почти полную последовательность генов нашего предка, жившего тридцать тысяч лет назад, Homo sapiens sapiens! Последовательность А, Т, Г и Ц, которую оставалось только прочесть и зарегистрировать порядок генов.

Люси, полумертвая от холода, обхватила себя руками. Чем дальше она продвигается в открытиях, тем сильнее сгущается перед ней завеса тайны. И столько вопросов вертится на языке.

– Почему вы мне сразу не сказали об этом?

– Мы стараемся не разглашать информацию. Нам еще повезло, что СМИ не заинтересовались похищением кроманьонца и не сунули носа в эту историю, очень не хотелось бы, чтобы это случилось, так что рассчитываю и на ваше молчание.

– А как вор проник сюда?

– Воспользовался моим беджиком.

Фекамп снял шапочку, раздвинул пряди рыжих волос, наклонил голову, и ей сразу бросился в глаза шрам.

– Два типа в масках забрались вечером ко мне в квартиру, напали на меня, заставили вместе с ними вернуться сюда, в лабораторию, и отдать им все данные по кроманьонцу. Все образцы. Они унесли с собой всё: жесткие диски компьютеров, средства защиты памяти, распечатки и саму мумию. А перед тем ударили меня по голове и бросили тут помирать.

– Неужели здание института настолько скверно охраняется?

– У нас есть все – и камеры видеонаблюдения, и охранные системы, но если камеры работают круглосуточно, то охрану на определенном участке можно временно снять как раз с помощью беджика. Это сделано затем, чтобы сотрудники лаборатории могли беспрепятственно приходить в любое время суток – мы иногда работаем по ночам. А просмотр записей, сделанных камерами видеонаблюдения, ничего не дал: видны две головы в черных шлемах с прорезями для глаз, да и все. И надеяться не на что.

– Когда это случилось?

Фекамп надел шапочку.

– Примерно полгода спустя после того, как была открыта пещера. Полицейские приходили, всех опросили, все записали.

– Следы какие-то обнаружили?

– Никаких. Дело положили на полку.

Люси вернулась к неандертальцам, ей показалось, что они смотрят на нее своими пустыми орбитами. У ребенка такие маленькие ручки… Сколько ему могло быть – семь лет, восемь? Он похож на восковую фигуру, безобразную, изуродованную временем. Но мальчик был убит, убит, как ее дочурка Клара. Люси вспомнила, что рассказывал ей в горах проводник о теории Евы насчет истребления неандертальцев кроманьонцами. И вот перед ней вопиющий пример убийства, на первый взгляд, без каких бы то ни было мотивов.

– А эти мумии почему не унесли?

– Может быть, потому, что они не являлись предками современного человека? Больше того, неандертальцы не были не только предками, но даже и просто родственниками современного человека. Это два различных биологических вида, произошедшие от разных ветвей древних гоминидов, и их геном гораздо менее интересен, чем геном кроманьонца. Хотя это всего лишь предположение, откуда мне знать истинные мотивы похитителей?

– Еве Лутц уже было известно о краже, когда она пришла к вам?

– Нет. Услышав об этом, она была поражена не меньше вашего.

Люси принялась ходить взад-вперед по лаборатории, растирая себе плечи, чтобы согреться.

– Простите, что не смогла разобраться как следует во всех тонкостях, но… зачем все-таки было красть геном кроманьонца? Какой интерес он может представлять?

– Огромный, если иметь в виду разгадку тайны жизни и эволюции Homo sapiens sapiens, который был прямым нашим предком.

Ученый подошел к мумиям неандертальцев и посмотрел на них со странной нежностью.

– Неужели вы не понимаете? Мы унаследовали от нашего предка ДНК. ДНК – это ископаемая картография эволюции, если угодно, ее можно сравнить с черным ящиком самолета. Какие гены имелись у кроманьонца, а до нас не дошли? Какие из них мутировали за десятки тысяч лет, а какие остались неприкосновенными? Каковы их функции? Были ли древние люди, мумии которых сохранились, заражены некими вирусами или бактериями, известными и неизвестными, способны ли эти вирусы или бактерии рассказать нам, насколько были здоровы наши предки и чем они болели, а может быть, исследуя ДНК мумий, мы могли бы открыть эти древние вирусы? Сравнивая, хромосома за хромосомой, геном современного человека с геномом кроманьонца, мы могли бы еще лучше понять великую стратегию эволюции за эти тридцать тысяч лет.

Люси – во всяком случае, сейчас – трудно было уловить все детали объяснений ученого, но она не могла не признать, что решение таких научных задач стоило труда. Однако, решив не углубляться в глобальные проблемы, она вернулась к конкретным вещам.

– Хочу поставить себя на место Евы Лутц… Вот она входит сюда, видит мумии неандертальцев. Какова была ее реакция? Что она хотела узнать на самом деле?

Фекамп положил руку на пленку, погладил зияющие раны на телах неандертальцев.

– Знаете, ее явно тянуло ко всему нездоровому, патологическому, и больше всего заинтересовала крайняя жестокость убийства. Думаю, открытие пещеры с мумиями представилось ей отличным средством вновь поставить в повестку дня одну из теорий гибели неандертальцев.

– Гипотезу об истреблении их кроманьонцами. Значит, Ева Лутц была ее сторонницей?

Фекамп кивнул, глянул на часы, потом ответил:

– Похоже. А вот я не из таких. Подобная точка зрения, на мой взгляд, недостаточно обоснованна, и, я убежден, частный случай не может служить основой для обобщений. Но будем считать, что Ева Лутц пришла сюда за потрясающим материалом для своей работы. К сожалению, больше я ничего об этом не знаю… Как я уже сказал, она тут сделала какие-то записи, сфотографировала раны, оружие, объяснив, что фотографии нужны как иллюстрации ее тезисов, что это поможет ей успешно защититься, и ушла. Эти бедняги-неандертальцы были убиты с невероятной жестокостью, очень их жалко…

– Говорила ли Ева что-нибудь о перевернутых рисунках на стене пещеры с мумиями? Упоминала ли о некоем Грегори Царно? О заключенных? О леворукости?

Фекамп покачал головой:

– Насколько помню, нет. Ох, до чего же здесь холодно! А вам не нужны фотографии для вашего расследования?

Люси с грустью взглянула на истребленное семейство. Вот вам и доказательство, что человек, как все хищники, обладает врожденным инстинктом убийства. Он появился на свет,неся в себе этот печальный груз, пронес его через века и передал нынешним поколениям.

Она обернулась к спутнику:

– Нет, спасибо.

Фекамп пошел открывать дверь, а Люси, отойдя от стола с неандертальцами, замерла в нерешительности посреди лаборатории. Она не могла позволить себе бросить след, не могла уйти отсюда без ответа. Если она уйдет ни с чем, без единой зацепки, ее расследование остановится. Подумав, посетительница вернулась к мумиям, несмотря на то что принимавшему ее хозяину лаборатории явно не терпелось скорее выйти наружу.

– Вы исследуете древние времена, вы целыми днями пытаетесь реконструировать доисторические события, так объясните мне поточнее, что все-таки произошло тогда в пещере – тридцать тысяч лет назад.

Ученый, вздохнув, подошел к настырной посетительнице:

– Простите, но я…

И в это время раздался другой голос. Женский и довольно резкий.

– Я могу вам объяснить. Но сначала хотелось бы увидеть ваше служебное удостоверение.