Текст книги "Сон ведьмы"

Автор книги: Флоринда Доннер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Он взволнованно показал своим костылём в небо, – смотри, Клара. Посмотри на грифов над нами. Они так сильны и так свободны, – он схватил её руку, – взгляни на них! Взгляни на их раскинутые чёрные крылья! Как вытянуты их ноги под хвостами. Взгляни на их хищные морды, измазанные кровью. Я могу поспорить с тобой, что они счастливы.

– Здесь поблизости бойня, – объяснила Клара.

– Толкай меня туда, где стая грифов на земле, – просил он, показывая на площадку, где птицы, словно чёрные тени, сидели у стен бойни.

– Быстрее, Клара! – кричал он, – быстрее!

Грифы поскакали в сторону, затем лениво поднялись в воздух и, низко облетев круг над ними, взмыли в вышину.

Рассматривая его покрасневшее лицо, его глаза, блестевшие от возбуждения, Клара знала, что подарила ему счастье. На секунду она отвлеклась и не успела обогнуть большой камень. Луизито упал в заросли высокой травы. Он лежал совершенно неподвижно и выглядел мёртвым.

– Луизито, – тревожно окликнула его Клара, встав перед ним на колени.

Он не отвечал. Она осторожно перевернула его. На лбу из ранки сочилась кровь, а щёки были поцарапаны колючками.

Его веки с трепетом открылись. Его глаза, испуганные и озадаченные, смотрели на неё.

– Ты ушибся, – сказала она. Взяв его руку, Клара прижала её к своему лбу и показала ему его окровавленные пальцы. Но он выглядел таким счастливым и довольным, что девочка просто рассмеялась.

– Давай посмотрим, может быть ты поцарапался где-то ещё, – предположила она, – как твоя нога?

Он сел поднял штанину и сказал: – тяги на месте. Когда тяги выворачиваются, мой отец знает, как поправить их.

– Ну а как сама нога? – настаивала она, – всё в порядке?

Луизито грустно покачал головой, – она никогда не бывает в порядке, – прошептал он и быстро поправил брюки. Мальчик долго объяснял ей, что такое полиомиелит, – я был у многих докторов, – рассказывал он, – отец возил меня в соединённые штаты и в Европу, но я так и остался калекой, – последние слова он кричал с таким надрывом, что его схватил приступ кашля.

Он робко взглянул на неё, – я пойду с тобой, куда бы ты ни захотела, – сказал он, опустив голову на её плечо, – Клара, а ты правда моя кузина?

– Ты думаешь, что я слишком чёрненькая, чтобы быть твоей кузиной? – спросила она.

– Нет, – ответил он задумчиво, – ты слишком хорошая, чтобы быть моей кузиной. Ты единственная, кто не смеётся надо мной, и в то же время не смотрит на меня с жалостью и презрением, – он вытащил из кармана белый платок, сложил его треугольником, затем скатал и обвязал им лоб, – наверно это лето будет самым лучшим в моей жизни, – в голосе мальчика чувствовалась и радость и грусть, – поехали, кузина, вперёд, на поиски нашего дедушки!

* * *

Прежде чем открыть дверь столовой, Клара пригладила за уши непокорные прядки волос. После приезда тётушек из Каркаса дедушка и она больше не завтракали на кухне.

Мария дель Розарио сидела в дальнем конце стола, украшенного цветами в вазах, и нетерпеливо общипывала лепестки. Мария дель Кармен уткнулась в служебник и молча сидела рядом с сестрой. Родители Луизито, прогостив несколько дней в Эль Ринко, уехали в Европу.

– Доброе утро, – пробормотала Клара, занимая своё место у длинного стола рядом с Луизито.

Дон Луис приподнял глаза со своей тарелки и заговорщицки подмигнул ей. Ему хотелось подразнить близняшек, и он продолжал макать булку в кофе, шумно обсасывая её.

Тётки никогда не ели перед мессой.

Спрятавшись за шоколадницу, Клара украдкой смотрела на неодобрительные лица близняшек. Как они были непохожи на тех юных красивых девочек, чьи портреты висели в гостиной. Их жёлтые лица, их впалые щуки, тёмные волосы, связанные на затылке в небольшие пучки, напоминали ей ожесточённых монахинь, которые преподают в школе катехизис.

Самой вредной была Мария дель Розарио. В её присутствии Клара всегда чувствовала тревогу и беспокойство. У Марии дель Розарио были нервные глаза человека, который долго не спал. Глаза, полные нетерпения и тревоги.

Глаза, которые всегда следили и осуждали. Она выглядела приятной только тогда, когда всё шло по её желанию.

И наоборот, Мария дель Кармен была почти незаметной. Её глаза, прикрытые тяжёлыми веками, сгибались под тяжестью какой-то родовой усталости. Ходила она бесшумно, а говорила так тихо, словно двигала губами по принуждению.

Резкий голос Марии дель Розарио прервал наблюдения Клары, – Клара, Луизито не уговорил тебя составить нам компанию на это воскресенье? – обратилась она к девочке в такой манере, словно объявляла приговор.

– Нет. Она не пойдёт, – ответил за неё Луизито, – мы собираемся туда вечером, с Эмилией.

Чтобы скрыть улыбку, Клара засунула в рот оладью. Она знала, что Мария дель Розарио настаивать не будет. Клара ненавидела воскресные мессы, а здесь никто не хотел перечить Луизито. Он не слушал никого, кроме дедушки. Стоило его тётушкам хоть в чем-нибудь пойти наперекор его желаниям, он начинал наводить на них ужас. Его неистовство выражалось в безумных ударах костылями по всему, что стояло перед ним, в непристойных жестах и сквернословии. Всё это приводило женщин в крайнюю слабость.

– Клара, заканчивай завтрак, – приказала Мария дель Розарио, – служанке надо всё убрать, прежде чем мы уйдём. Она тоже пойдёт с нами в церковь.

Клара проглотила остатки шоколада и отдала чашку высокой серьёзной женщине, которую близняшки привезли с собой из Каркаса. Она была с Канарских островов и вела в доме хозяйство. Эмилию это нисколько не огорчало, и её единственная забота заключалась в том, чтобы готовить пищу для дона Луиса. Он категорически отказывался есть вегетарианские блюда, обожаемые тётушками, – даже собаки не будут есть эту дрянь, – говорил он всякий раз, когда они приступали к трапезе.

Кларе тоже не очень нравились вегетарианские блюда, но она считала верхом элегантности ежедневные поездки Марии дель Розарио на поля португальских фермеров, где она сама собирала растения для еды, причём платила за них вдвое больше, чем Эмилия на субботнем открытом рынке.

* * *

Как только Клара услышала в коридоре лёгкий стук костылей Луизито, она выскочила в окно и побежала на холм к манговому дереву, росшему у стены.

Не заботясь о своём жёлтом платье, она вытянулась во всю длину на земле и сбросила башмачки. Не находя удобной позы, она поворачивалась и так и этак. Кровь стучала в её висках, в груди и бёдрах. Это наполняло её странным желанием, которого она не могла понять. Услышав, что Луизито подходит, Клара резко села.

– Почему ты не отзывалась? – спросил он, опускаясь на землю рядом с ней. Он положил костыли и добавил: – они все ушли, кроме дедушки, конечно.

Улыбаясь, она смотрела ему в лицо с нежным восхищением. Луизито выглядел сонным, тихим, милым, и в то же время отважным. Ей хотелось рассказать ему так много вещей, но она не могла выразить их, – поцелуй меня, как это делают в кино, – потребовала она.

– Хорошо, – шепнул он, и это слово было ответом на всё её смятение, на то странное желание, которого она не понимала, – ах, Негрита, – шептал он, зарываясь лицом в её шею. Она пахла землёй и солнцем.

Его губы шептали, но звука не было. С широко открытыми глазами она наблюдала, как он снимает свои брюки. Она не могла оторвать взгляда.

Его лицо разгоралось растущим воодушевлением, его глаза казалось таяли между длинных ресниц. Бережно, чтобы стальные тяги его протеза не причинили ей боль, он лёг на неё.

* * *

– Мы останемся вместе навсегда, – говорил Луизито, – я скажу родителям, что только в Эль Ринко моё счастье. И они пришлют мне репетитора сюда.

Клара закрыла глаза. Последние три месяца её любовь к Луизито стала безумной. Каждый день они наслаждались друг другом в тени мангового дерева, – да, – шептала она, – мы всегда будем вместе, – она обняла его и прижала к себе.

Клара не поняла, что услышала первым: приглушённый вздох Луизито или ужасный вопль Марии дель Розарио. Тётушка заходилась в крике. Она подбежала поближе и, понизив голос, грозно зашипела: – Луизито, ты опозорил честь нашей семьи. То, что ты сделал, нельзя даже выразить, – её строгие, неумолимые глаза ни на секунду не отрывались от красного и белого цветения, нависшего над стеной, – и всё из-за тебя, Клара, – продолжала она, – твоё поведение не удивительно. Я не сомневаюсь, что ты кончишь той же сточной канавой, откуда и вылезла, – она засеменила по ступенькам. На самом верху тётушка остановилась, – мы вернёмся в Каркас сегодня же, Луис. И можешь не закатывать своих истерик. Теперь они тебе не помогут.

Все твои жесты противные, вся ругань – это ничто по сравнению с тем, что ты натворил.

Луизито зарыдал. Клара обхватила ладонями его побледневшее лицо и вытерла кончиками пальцев слёзы на его ресницах, – мы будем любить друг друга вечно. Мы всегда будем вместе, – сказала она и только тогда позволила ему уйти.

* * *

Только сейчас Клара заметила вечерние тени, омрачившие всё вокруг неё. Сквозь пелену слёз она посмотрела на дерево перед ней. Листва, отпечатанная на звёздном небе, сплетала неожиданные непредсказуемые формы.

Быстрый ветер тут же стирал узоры, и всё, что запоминалось, было звуком ветра – одинокого плача о прошедшем лете.

– Клара, – позвал дедушка.

Рыдая от угрызений совести и тревоги, она не ответила. Огонёк среди фруктовых деревьев больше не шевелился. Уверенность в том, что дедушка будет ожидать её ответа всю ночь, наполнила её благодарностью.

Она медленно поднялась, стряхивая листья и сырость со своего платья.

– дедушка, – тихо позвала она, направляясь к огоньку – любви и пониманию – который ожидал её.

– Взгляни на эту яблоню, – шепнул дон Луис, – я думаю, она снова зацветёт следующим летом.

28

Двумя неделями позже, в воскресный полдень, донья Мерседес сообщила нам, что собирается навестить Эль Ринко.

– Клара снова больна? – встревожено спросила я.

– Нет, – успокоила меня донья Мерседес, поднимаясь с гамака, – я хочу проверить, как она выполняет мои инструкции. Она довольно своенравная пациентка.

Донья Мерседес опустила руки мне на плечи, – сегодня мы с тобой должны помочь Кларе. Мы повернём для неё колесо случая, – она повернулась к платяному шкафу, который закрывал дверь, ведущую на улицу, нашарила ключ, но прежде чем отпереть его, взглянула на меня и сказала: – собери все свои вещи и отнеси их в джип. Увидев, что ты упаковалась, Клара подумает о твоём отъезде в Каркас. Это натолкнёт её на решение воспользоваться твоей поездкой. В глубине души она знает, что ей будет лучше только в том случае, если она покинет Эль Ринко.

Сначала я была поражена тем, что многие из моих вещей пропали, но затем вспомнила, как отдала большинство из них юным пациентам Августина.

– История Клары для тебя просто счастливая находка, – говорила донья Мерседес, помогая мне укладывать чемодан, – по крайней мере я не ожидала такого. История возникла из ничего, но она очень кстати. Поэтому я поощряла тебя говорить с Кларой и проводить с ней время. Я уверена, что в её тени ты наконец смогла ощутить движение колеса случая в её жизни. Она – это человек с врождённым даром, естественным контролем над тенью ведьмы.

Действительно, Клара была очень сильной личностью. Правда, я чувствовала, что эмоциональные конфликты делали её несколько мрачной; она казалась, по крайней мере мне, всегда озабоченной, обдумывающей что-то невысказанное.

Донья Мерседес согласилась с моей оценкой Клары и добавила, что Кларе просто необходима наша помощь, причём совместная.

– И мы поможем ей, – продолжала она, – Клара так сильна, что в данный момент заставляет наши тени работать на себя.

– Что всё это значит, донья Мерседес?

– Это значит, что ты и я поможем ей уехать, но не потому, что мы такие уж добрые самаритяне, а потому, что она вынуждает нас делать это.

Что-то внутри принуждало меня не соглашаться с ней или, вернее, привести всё в порядок.

– Никто не принуждает меня делать что-либо, – сказала я.

Донья Мерседес насмешливо оглядела меня, затем подняла мой чемодан и положила его на заднее сиденье.

– Ты хочешь сказать, что пальцем не шевельнёшь, чтобы помочь ей? – спросила она шёпотом.

– Нет. Я этого не говорила. Я просто сказала, что Клара меня не принуждает. Я с радостью сделаю это сама, без её просьб ко мне.

– Ах, ну это же звено. Клара заставляет нас, не говоря ни слова. Ни ты, ни я не можем остаться бесстрастными. Так или иначе, мы были в её тени слишком долго.

* * *

В зеркале заднего обзора я увидела туманную одинокую фигуру Канделярии. Она махнула мне на прощанье и привязала к антенне джипа связку жёлтых, голубых и красных лент. Они шумно кружились на ветру.

– Как ты думаешь, может быть, Канделярия хочет поехать с нами в Каркас? – спросила я донью Мерседес.

– Нет, – прошептала она сквозь дремоту, – канделярия ненавидит Каркас: как только она достигает окраин столицы, у неё начинаются головные боли.

Когда я остановилась перед Эль Ринко, донья Мерседес выскочила из машины и бросилась в дом. Я быстро нагнала её, и мы поспешили, увлекаемые звуками метлы.

Клара убирала патио. Она посмотрела на нас, улыбнулась, но ничего не сказала. Казалось, что она подметает тишину и тени, на земле не было ни одного листочка.

Донья Мерседес зажгла две свечи на каменном парапете фонтана, закрыла глаза и стала ждать, когда Клара кончит уборку.

– Я сделала всё так, как ты мне говорила, – сказала Клара, усаживаясь между двух зажжённых свечей.

Донья Мерседес, не глядя на неё, начала нюхать воздух, пытаясь распознать какой-то неуловимый аромат, – слушай внимательно, Клара, – резко сказала она, – единственной вещью, которая поможет тебе обрести здоровье, будет твой отъезд из этого дома.

– Почему я должна бросать его? – встревожено спросила Клара, – дедушка оставил этот дом мне. Он хотел, чтобы я оставалась здесь.

Он хотел, чтобы у тебя был дом, – поправила её донья Мерседес, – но он не хотел, чтобы ты оставалась здесь. Почему ты не вспомнишь того, что он сказал тебе перед смертью?

Донья Мерседес казалась совершенно безразличной к волнениям Клары.

Она зажгла сигару и курила её медленно, ровными затяжками, массируя в то же время голову и плечи Клары. Она выдувала дым так, словно вырисовывала в воздухе контур молодой женщины.

– Этот дом населён призраками и воспоминаниями, которые не принадлежат тебе, Клара, – продолжала она, – ты только гость в этом доме.

Ты царствовала здесь с момента своего приезда лишь потому, что имела удачу и силу. Они помогали тебе воздействовать на людей, легко общаться с ними.

Но теперь их больше нет. Время твоей удачи прошло. И только призраки остались с тобой. Призраки и тени, которые тебе не принадлежат.

– Что же мне делать? – заплакав спросила Клара.

– Уезжай в Каркас! – воскликнула донья Мерседес, – уезжай и помирись с Луизито.

– Вот оно что! – возмущённо закричала Клара, – как ты смеешь предлагать такое? Это просто неприлично.

– Это слова твоих тёток, – донья Мерседес весело посмотрела на неё, откинув голову и расхохоталась, – не будь ослицей, Клара. Если что и неприлично, так это притворяться ханжой. Ну-ка вспомни, чем ты занималась с Луизито, когда тебе было двенадцать?

Клара молчала, собираясь с мыслями, – я не буду торопиться с решением, – она улыбнулась, очертив носком трещину в цементной плите, – пока я не могу оставить всё это.

– Если ты не тряпка, то сможешь, – отозвалась донья Мерседес, – отозвалась донья Мерседес, – музия собралась уезжать сегодня. Мы можем отвезти тебя к Луизито.

– А как же Эмилия? – спросила Клара.

– Эмилия будет счастлива с твоими тётушками. Они же хотят вернуться в Эль Ринко. Эти места наполнят их воспоминаниями и забытыми чувствами. Это будет их лучшее время. Тени прошлого затуманят настоящее и развеют их разочарование.

Донья Мерседес замолчала на секунду и, чтобы придать своим словам большую настойчивость, взяла руки Клары в свои.

– Надень своё жёлтое платье. Жёлтый цвет идёт тебе. Он даёт тебе силу. Скорее переодевайся. Не надо больше ничего. Когда ты приехала в Эль Ринко, на тебе было только одно платье: так и уходи, – заметив колебания Клары, она подлила масла в огонь, – это твой последний шанс, девочка. Я уже говорила Музии, что тебе будет лучше только в том случае, если ты будешь любить Луизито так же страстно и бескомпромиссно, как делала это в детстве.

Крупные слёзы покатились из глаз Клары, – но я люблю его, – прошептала она, – ты знаешь, что я никого не любила, кроме него.

Донья Мерседес внимательно взглянула на неё, – это правда, – произнесла она и, обернувшись ко мне, добавила: – у неё была дюжина богатых ухажёров. Она получала злобное удовольствие, разочаровывая их всех. Насколько я помню, она всех обставила.

Клара громко расхохоталась. Она обняла донью Мерседес за плечи и поцеловала в щёку, – ты всегда всё преувеличиваешь, – её тон выдавал, в каком она была восторге, – но, несмотря на всех моих поклонников, я никого не любила, кроме Луизито.

Донья Мерседес подхватила её под руку и повела в комнату, – вырвавшись отсюда, ты сможешь любить Луизито так же, как любила его под облупленными стенами Эль Ринко, – она подтолкнула её, – иди и одень своё жёлтое платье. Мы подождём тебя в джипе.

Несмотря на описание Кларой Луизито, я была удивлена, увидев поразительно красивого мужчину, который встретил нас в Каркасе в своих апартаментах. Я знала, что ему около двадцати лет, но выглядел он как подросток. У него были чёрные курчавые волосы, зеленовато-жёлтые глаза и гладкая белая кожа. Когда Луизито улыбался, на его щеках появлялись ямочки. Он сильно хромал, но ничего неуклюжего в его движениях не было. Его привлекательность и уверенные манеры не давали ни малейшего повода для жалости.

Луизито не удивился, увидев нас. А когда он угостил нас пышным обедом, я поняла, что донья Мерседес всё устроила заранее.

Мы гостили у них допоздна. Это была незабываемая ночь. Я никогда не видела донью Мерседес в таком прекрасном настроении. Её безупречное умение подражать людям, которых мы прекрасно знали по Курмине, её бесчисленные смешные истории, её талант в их драматизации, её бесстыдное преувеличение превращали анекдоты в незабываемые рассказы.

Незадолго перед полночью, отклонив приглашение Луизито остаться на ночь, Мерседес Перальта встала и обняла Клару и Луизито. Она приблизилась ко мне с распростёртыми объятиями.

– Не обнимай меня так. Ты ещё не простилась со мной. Я провожу тебя.

– Я рассмеялась и вернула ей объятие.

* * *

Я потянулась к зажиганию. Вокруг ключа была намотана цепочка.

Дрожащими пальцами я распутала её. Это была длинная золотая цепочка с огромной медалью на ней.

– Ты лучше надень её, – сказала донья Мерседес, взглянув на меня, – это святой Христофор, замечательный покровитель путешественников, – вздох облегчения сорвался с моих губ, когда она села в машину, – так ты будешь лучше защищена. Ведь прежде всего ты путешественница, которая остановилась лишь на миг.

Мы не поехали в Курмину. Донья Мерседес направляла меня, указывая на какие-то улицы. Когда у меня появилось чувство, что мы движемся по кругу, она наконец приказала остановиться перед старым зелёным колониальным домом.

– Кто здесь живёт? – спросила я.

– Здесь жили мои предки, – ответила она, – это был их дом. А я только лист этого громадного дерева, – она смотрела на меня так внимательно, словно отпечатывала моё лицо в глубине своих глаз. Склонясь поближе, она шепнула в моё ухо: – ведьма, имея удачу и силу, вращает колесо случая.

Силу можно растить и холить, но удачу нельзя заманить. Её ничем не завлечь. Удача независима от магии и окружения людей. Она делает свой собственный выбор.

Донья Мерседес пробежала пальцами по моим волосам и добавила: – вот почему она так привлекает ведьм.

Меня наполнило странное предчувствие. Я взглянула на неё вопросительно; но она потянулась к своей корзине и вытащила оттуда красновато-коричневый лист, по форме похожий на бабочку.

– Посмотри на него внимательно, – сказала она, передав мне лист, – души моих предков приказали мне всегда носить с собой сухой лист. Я – этот лист, и мне хочется, чтобы ты забросила его в окно, – она показала на дом перед нами, – когда ты бросишь его, прочти заклинание. Я хочу узнать, как сильны твои заклинания.

Желая ублажить её, я осмотрела лист под разными углами, поворачивая его так и этак. Я обшарила взглядом все его внутренности, всю его поверхность, – он действительно красив, – признала я.

– Брось его в окно, – повторила она.

Я перелезла через чугунную решётку, оттолкнула в сторону тяжёлую портьеру и, когда заклинания полились из меня, бросила лист внутрь. Вместо того, чтобы упасть на пол, лист взлетел в верхний угол, к потолку. Это был уже не лист, а огромный мотылёк. Я спрыгнула в тревоге на землю.

Мерседес Перальты в джипе не было. Уверенная, что она вошла в дом, я тихо постучала в дверь. Она открылась, – донья Мерседес, – прошептала я и шагнула внутрь.

Дом, постройки вокруг патио и тёмные коридоры напоминали молчаливый тёмный монастырь. С чёрной крыши свисали длинные кровельные желоба и металлические кольца болтались в старых, торчащих гнёздах.

Я вышла в центр патио, к плакучей иве, окутанной туманом. Крошечные серебряные капли росы на её листьях, словно призрачные бусы, беззвучно скользили в фонтан. Порыв ветра встряхнул иву, забросав меня сухими листьями. Охваченная необъяснимым ужасом, я выбежала на улицу.

Усевшись в джип, я решила обождать Мерседес Перальту. Под сиденьем что-то было. Я нашла там пачку с записями, нащупала фотоаппарат и кассеты.

Я озадаченно осмотрелась. Ничего, кроме одежды, в машине должно быть не было. К моему великому удивлению, на заднем сидении я обнаружила пакет.

В нём были мои дневники и ленты. К пакету была приклеена недописанная записка. Я узнала чёткий почерк Канделярии. «Прощание ведьмы – как пыль на дороге: оно прилипает, если пытаешься отбросить его прочь».