Текст книги "Трудная жизнь"

Автор книги: Флэнн О'Брайен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

6

Был пасмурный осенний день, и ранним вечером я решил, что погода благоприятствует ловле плотвы в канале. Моя удочка была достаточно грубой, но у меня был крючок подходящего размера, который я положил в ящик стола в спальне. Я подготовил удочку и поднялся за крючком. К моему удивлению, ящик был доверху заполнен шестипенсовыми денежными почтовыми переводами и конвертами, адресованными моему брату, причем именовался он, ни много ни мало, директором Генеральной Гимнастической Георамы.

Я решил не обращать внимания на эти странные предметы, взял крючок, вышел из дома и отправился вдоль по набережной канала. Возможно, из-за того, что у меня оказалась не та наживка, я ничего не поймал и вернулся домой примерно через час. Когда я вошел, брат был в спальне и писал письма, сидя за маленьком столиком.

– Я решил пойти половить плотву, – сказал я, – и хотел взять крючок из ящика стола. Оказалось, что он полон шестипенсовыми почтовыми заказами.

– Не так уж и полон, – добродушно ответил брат. – Их там всего двадцать девять. Но держи язык за зубами.

– Двадцать девять шестипенсовиков – это почти четырнадцать шиллингов.

– Да, но я надеюсь заработать гораздо больше.

– А что это за Генеральная Гимнастическая Георама?

– Это мое имя на данный момент, – ответил он.

– Что такое Георама?

– Если ты не знаешь, что означает простое английское слово, значит, братья с Синг-стрит не смогли научить тебя ничему путному. Георама – это шар, изображающий поверхность Земли. Что-то наподобие этого есть у них в школах. Это слово хорошо звучит в сочетании со словами «генеральный» и «гимнастический». Вот почему я их выбрал. Присоединяйтесь к ГГГ!

– И откуда приходят почтовые заказы?

– Из разных мест. Я поместил небольшое объявление в одной из газет. О том, что могу научить людей ходить по высоко натянутой проволоке.

– Боже, и ради этого была задумана твоя Генеральная Гимнастическая Георама?

– Да. И это один из самых дешевых курсов в мире. Огромное количество людей желает ходить по высоко натянутой проволоке на глазах у восхищенной публики. Некоторые из них, возможно, просто корыстные типы, озабоченные лишь тем, чтобы сделать легкую и быструю карьеру в одном из больших цирков.

– И ты учишь их по почте?

– Разумеется, да.

– А что будет, если один из них упадет и разобьется насмерть?

– Установят смерть от несчастного случая, я полагаю. Но это очень маловероятно, поскольку я не думаю, что кто-то из них осмелится встать на проволоку, натянутую на мало-мальски приличном расстоянии от земли. Если они молоды, им запретят родители. Если они в возрасте, ревматизм, расшатанные нервы и атрофировавшиеся мускулы сделают этот трюк невозможным.

– Ты хочешь сказать, что собираешься вести с каждым из этих людей занятия по переписке?

– Нет. Они получат копию моей четырехстраничной книжки с инструкциями. Цена всего шесть пенсов. Совсем задаром. Пачка сигарет и коробок спичек стоят примерно столько же. Но ни одна сигарета не подарит такого волнения, как мысль о хождении по высоко натянутой проволоке.

– По-моему, это смахивает на надувательство.

– Чепуха. Я всего лишь книготорговец. Бесценные инструкции и пояснения дает профессор Латимер Доддс. Он же включает в брошюру все необходимые предупреждения об опасности.

– Кто такой профессор Латимер Доддс?

– Удалившийся на покой гимнаст, некогда выступавший на проволоке и на трапеции.

– Никогда о таком не слышал.

– Ладно, посмотри этот курс сам. Я сейчас как раз отсылаю несколько копий моим клиентам.

Я взял неумело изготовленную брошюру, которую он протянул мне, и положил в карман, сказав, что просмотрю ее позже и заверив, что мистер Коллопи ее не увидит. Мне не хотелось, чтобы брат заметил мою реакцию на его творение, поскольку уже сейчас я испытывал жгучее желание расхохотаться. Спустившись этажом ниже, я обнаружил, что мистера Коллопи нет дома, а мисс Анни находится в спальне и беседует там наедине с миссис Кротти. Я зажег газ и затем принялся изучать своего рода свободный урок о том, как ходить по высоко натянутой проволоке. На обложке было написано: «Высоко натянутая проволока – Естественным Образом Подвешенная в Пролете – Ужасающее Зрелище, Повергающее в Ужас Зрителей Спортивных Соревнований, – Сочинение Профессора Латимера Доддса».

Ниже шло название Гимнастической Георамы и наш домашний адрес. Имя брата нигде не упоминалось, но имелось примечание, гласившее: «Консультации у директора только по предварительной договоренности». Я пришел в ужас, представив, как какой-нибудь незнакомец звонит в нашу дверь и просит мистера Коллопи не отказать в любезности и назначить ему встречу с Директором Гимнастической Георамы.

Верхняя часть левой внутренней страницы содержала предисловие, которое, мне кажется, стоит процитировать:

«Было бы недомыслием категорически утверждать, что периастрический перипатетик на aes ductile[20]20
  Медная проволока (лат.).


[Закрыть], или, иными словами, проволоке, не несет большой опасности не только для различных membra[21]21
  Кожа, перепонка, пленка (лат.).


[Закрыть] или частей тела, но и для спины и вообще для жизни.

Вследствии этого мы милостиво умоляем читателя воздержаться от le risque majeur[22]22
  Большой риск (фр.).


[Закрыть], для чего прежде всего просим его подвергнуться самому тщательному врачебному осмотру у высококвалифицированного терапевта или хирурга на предмет не только отсутствия анатомических недостатков, но и на предмет наличия болезни Меньера, вызываемой кровоизлиянием в лабиринте среднего уха, которая может привести к серьезному нистагму и нарушению походки. Если возникнет подозрение, что головокружение вызывается расстройством желудка, следует прибегнуть к помощи бромистого калия, асетанилида, бромурала или хлорала. У млекопитающих слуховой лабиринт состоит из большого числа пленочных камер и труб, погруженных в жидкость, находящуюся в полости внутреннего уха, подсоединенного к улитке. Пленочная часть лабиринта состоит из двух маленьких мешочков, называемых саккула и утрикла, и трех полукруглых каналов, которые открываются внутрь их. Нервы, обслуживающие лабиринт, оканчиваются множеством клеток, покрытых похожими на волосы окончаниями, которые, собираясь вместе, формируют два отолитовых органа в сакулле и утрикулле и три cristae[23]23
  Гребень (лат.).


[Закрыть] из полукруглых каналов. В отолитовых органах похожие на волосы выступы погружены в студенистую субстанцию, содержащую карбонат кальция. Основной функцией этого грандиозного аппарата, когда речь идет о пото харгепз, является достижение и постоянная поддержка распрямленного положения тела, наиболее желательного для человека, выполняющего хождение по натянутой высоко над землей проволоке».

Я пришел к выводу, что добросовестное изучение такого рода материала требует от читателя значительной сосредоточенности. Не знаю, что означает вся эта премудрость, но не сомневаюсь, что и клиенты брата тоже ничего здесь не поняли.

Инструкции, касающиеся непосредственно хождения по проволоке, были, напротив, достаточно четкими. Возможно, они основывались на собственном опыте брата (поскольку, несомненно, профессором Латимером Доддсом был он сам), который подсказал ему рекомендовать спальню в качестве места для тренировок. Проволоку следовало натягивать на высоте фута над полом между двумя кроватями, очень сильно нагруженными «мешками с цементом, камнями, металлическими сейфами или другими тяжелыми предметами». После того как неофит-канатоходец был готов начать практиковаться, его друзьям-ассистентам следовало тащить массивные остовы кроватей в разные стороны, чтобы создать и поддерживать необходимую степень натяжения проволоки.

«Если случится, что веса, лежащего на кроватях, окажется недостаточно, чтобы уравновесить вес практикующегося на проволоке, друзья должны сесть или лечь на кровати».

Затем тренировки следовало перенести в сад, где в качестве якорей для проволоки можно было использовать два крепких близко расположенных фруктовых дерева. Высоту натяжения проволоки нужно постепенно увеличивать. Особо подчеркивалась необходимость в ежедневной практике, и тогда (если не произойдет несчастный случай) хороший результат гарантировался уже через три месяца. Предписывались определенный режим и диета с полным запретом на табак и алкоголь. Вдобавок утверждалось, что даже если ученик окажется абсолютно не способен научиться ходить по проволоке, он в любом случае по окончании трех месяцев почувствует фантастический прилив душевных и физических сил.

Я поспешно сунул трактат в карман, так как услышал шаги мистера Коллопи, приближающиеся из-за боковой двери. Он вошел, повесил куртку на заднюю часть двери и уселся возле плиты.

– Парень, ты слышал про канализационные трубы? – спросил он.

– Канализационные трубы? – не понял я.

– Да, милостью Божьей, водопроводчик должен прийти завтра. Он собирается проложить во дворе новое сочленение, не знаю уже зачем. Это достойный человек по имени Корлесс, в свое время он был великим игроком в гандбол. Где твой брат?

– Наверху.

– Наверху, о Боже! Что он делает наверху? Валяется в кровати?

– Нет. По-моему, он пишет.

– Пишет? Ну-ну. Это не дом, а заповедник святых и школяров. Сидит наверху, пишет и жжет газ. Скажи ему, чтобы спускался сюда, если хочет писать.

Из задней комнаты появилась Анни:

– Миссис Кротти хочет тебя видеть, папа.

– Да, конечно.

Я поднялся наверх предупредить брата.

Он мрачно кивнул и стал вкладывать письма в проштампованные, готовые к отправке конверты, грудой лежавшие на столе. Затем выключил газ.

7

Спустя много месяцев ситуация в нашей кухне оставалась такой же, как и прежде: мы с братом, грызя гранит науки, корпели за столом, в то время как мистер Коллопи и отец Фарт услаждали себя, сидя у плиты рядом со стоящими на ней глиняным кувшином, высокими стаканами и кринкой с водой между ними.

Водопроводчик Корлесс давным-давно пришел и давным-давно ушел, перекопав весь задний двор и выполнив множество разнообразных таинственных манипуляций, не только там, но и в спальне миссис Кротти. Бруски различной длины принес сам мистер Коллопи. Все эти материалы доставили, в основном, в то время, когда я и брат были в школе. Анни сказала нам, что стук и страшный грохот, которые доносились из комнаты больной женщины, «ужасно действовали на нервы». Мы с братом не задавали лишних вопросов по поводу того, что там готовится, и не проявляли особого любопытства. Не знаю, было ли это проявлением безразличия, такта или, скорее всего, инстинкта самосохранения. «Единственная вещь, которую они могут там сооружать, – это гроб, – сказал мне брат, – и конечно, это очень богоугодное дело. При таких обстоятельствах люди становятся очень ранимы. Нам лучше заняться своими делами».

В тот вечер, о котором сейчас пойдет речь, мистер Коллопи неожиданно издал короткий вопросительный вскрик.

– Это трубка, Коллопи. Всего лишь трубка, – ответил отец Фарт.

– И когда это началось?

– Сегодня будет ровно две недели.

– Хорошо... Не предвижу никаких возражений, если это вам нравится. Хотя я и считаю это плохой привычкой, и даже грязной привычкой. К тому же, по-моему, вызывает тяжесть в желудке.

– Как и многие другие вещи, – вежливо возразил отец Фарт, – трубка не приносит вреда, если употреблять ее умеренно. С Божьей помощью я, надеюсь, не приобрету зависимость...

С этими словами он решительно почесал себе спину.

– Разве я один должен нести этот крест? Врач, которого я недавно посетил, считает, что мой ум слегка склонен к рассеянности, что, конечно, очень плохо для нашего ордена. Отец-настоятель выразил общую точку зрения, сказав, что я, возможно, слишком много работаю. Я отказался принимать лекарства, и тогда доктор сказал, что в умеренных дозах табак, в качестве успокоительного средства, отлично их заменит. Сам он, конечно, тоже курит. В первую неделю трубка была сущим наказанием. Но сейчас все хорошо. Теперь я могу думать.

– Смотрю я на вас и думаю, что тоже мог бы, клянусь памятью отца, тоже мог бы позаботиться о себе. Нет необходимости говорить вам, что у меня есть свои проблемы... вещи, которые меня беспокоят. Похоже, моя работа выходит из-под контроля.

– Вы победите, Коллопи, поскольку ваша настойчивость воистину героическая. Человек, чья цель состоит в том, чтобы облегчать движение человеческой расы в будущее, не может так просто потерпеть неудачу.

– Да, надеюсь, так оно и есть. Дайте-ка сюда ваш стакан.

Вскоре новая порция виски была почтительно и очень тщательно разлита по стаканам.

– Странное дело, – сказал отец Фарт, задумавшись, – человеку в моем положении приходится снова и снова атаковать одну и ту же проблему и, решив ее, находить, что от этого легче ничуть не стало. На следующей неделе я должен прочитать проповедь в Киннегарде. После этого новые проповеди в Килбеггане и Тулламоре.

– Как! Килбегган? Это то место, откуда я получил мой маленький глиняный горшочек. С тех пор он наполнялся сотни раз. И сотни раз опорожнялся, черт побери.

– Я хочу сформулировать центральную тему для проповеди. Часто бывает очень не просто придумать хорошую тему. Разумеется, никакого адского огня, который так любят наши братья.

Мистер Коллопи непроизвольно кивнул. Когда он наконец заговорил, в его голосе звучало нетерпение:

– Ваши иезуиты, святой отец, всегда пытаются приплести не относящиеся к делу вещи, некий теологический вздор. Большинство ваших товарищей считает, что вы последователь Аквината[24]24
  Фома Аквинат, или Аквинский, (1225-1274) – знаменитый схоласт, «doctor universalis» и «angelicus», величайший католический авторитет и святой, монах доминиканского ордена, по национальности – итальянец, был профессором в Париже, Болонье, Пизе и Риме; канонизирован в 1323 г.; довел схоластику до высшего развития путем наиболее полного приспособления аристотелевской философии к церковному учению. Главные труды Фомы: комментарии на сочинения Аристотеля; комментарий на сентенции Петра Ломбарда, в которых объясняются спорные богословские вопросы; 5 книг «De veritate fidei caibolicae contra gentiles» (1261 и 1264, рациональное обоснование теологии); систематич. изложение всего учения (не доведенное до конца) – «Summa theologiae».


[Закрыть]. Ради Бога, разве у вас нет десяти заповедей? И что вы называете десятью заповедями?

– Ах, святой Фома! Да в Summa[25]25
  Имеется в виду сочинение Фомы Аквинского «Сумма теологии» (см. предыдущую сноску). Любопытно, что название этого труда в слегка измененной форме использовал Станислав Лем, написав знаменитую футурологическую книгу «Сумма технологии».


[Закрыть] у него было много интересных мыслей, высказанных, к примеру, относительно тех же десяти заповедей. То же самое можно сказать и о Дунсе Скоте[26]26
  Дунс Скот, Иоанн (1265?-1308) – шотландский схоласт и теолог


[Закрыть] и о Николае Лирском[27]27
  Николай Лирский (1280?-1349) – французский схоласт и теолог.


[Закрыть]. Их труды – это истинная кладезь мудрости.

– Вы можете сказать, почему люди в нашей стране не повинуются десяти заповедям, данным в наставлениях Моисея? «Чти отца своего и мать свою». Нынешние молодые люди считают папочку бродягой, а мамулю бедной прислугой. Разве не так?

В этот момент брат закашлялся.

– О, нет, – ответил отец Фарт.

Тут он тоже кашлянул, но я думаю, виновата в этом была его трубка.

– Просто эти молодые люди не слишком склонны задумываться над своими поступками. Рискну предположить, что и вы в молодости тоже были не лучше других, Коллопи.

– Да, святой отец. Я был уверен, что вы это скажете. Полагаю, вы также думаете, что я желал жену ближнего своего?

– Нет, Коллопи, нет, пока вы были молодым парнем.

– Что? Вы хотите сказать, что когда я повзрослел?..

– Нет, Коллопи, я пошутил.

– Не думаю, что Бог дал нам заповеди, чтобы мы шутили над ними. Я никогда не смотрел с вожделением ни на одну замужнюю женщину, хотя две из них состоят в моем комитете. Очень ценные работники, делают все по зову сердца.

– Что за чушь вы несете! Я сам это знаю.

– А не хотите ли вы жестоко раскритиковать дьяволов, живущих в городе Киннегаде? Там так много пабов. А как насчет других наших старых друзей? «Не укради», например?

– Наиболее часто нарушаемая заповедь.

– Да, вряд ли где-нибудь еще найдутся такие жулики-трактирщики, как у нас в Дублине. Все они настоящие разбойники с большой дороги. Мало того, что они разбавляют виски водой, так они еще и недоливают! Они подают вам мясные сэндвичи, в которых вовсе нет мяса, а только кусочки, оставшиеся от воскресного жаркого. Кусочки, которые отрезают своими вечно грязными руками их мамаши, живущие на верхних этажах. Некоторые из этих леди не моются неделями, и это факт. Вы знаете, почему подобного сорта дамы часто пропускают обедню? Чтобы не мыться перед этим. И не штопать свои проклятые чулки.

– Я думаю, вы, как всегда, преувеличиваете, Коллопи.

– А лжесвидетельство, как насчет него? В этом городе есть люди, которые не могут рта открыть без того, чтобы не извергнуть потоки лжи и клеветы. Их хлебом, да что там хлебом, спелыми яблоками не корми – дай позлословить.

– Да, они болтают, не думая о последствиях.

– А супружеская неверность? Спаси нас, Господи! Только не говорите мне о прелюбодеяниях.

– Я знаю, Коллопи, вы посвятили свою жизнь женщинам и защите их прав. Но боюсь, далеко не все они ангелы. Подчас среди них встречаются и соблазнительницы. Вы сказали: «яблоками не корми». Не забывайте о саде Эдема.

– Бааа! Адам был проклятым идиотом, если хотите знать. Не боялся никого, даже Всемогущего. Этакий ничтожный смертный Люциферчик. Почему никто его не предупредил, что, развязав пояс жены, он отправится в ад?

– Простите, отец Фарт!

Мое сердце – этот никогда не ошибающийся оракул – забилось в легкой тревоге. Брат опять прервал спорщиков. Они повернулись и уставились на него. Мистер Коллопи сурово нахмурился:

– Да, Манус?

– Женой Адама в саду Эдема была Ева. Она принесла ему двух сыновей, Каина и Авеля. Каин убил Авеля, но в конце концов в Эдеме у него появился сын, названый Енох. Кто же был женой Каина?

– Да, – сказал отец Фарт, – этот вопрос уже обсуждался много раз.

– Даже если у Евы была дочь, по каким-то причинам не упомянутая в Библии, она приходилась бы Каину сестрой. Если нет, тогда Каин должен был жениться на собственной матери. В любом случае это, похоже, был случай тяжкого кровосмешения.

– Эти грязные речи и есть все то, что ты можешь сказать по поводу святой Библии? – взревел мистер Коллопи.

– Я только спросил, – тихо ответил брат.

– Надеюсь, Бог в своей бесконечной милости простит нас. По-моему, ты давно нуждаешься в доброй родительской порке.

– Ну-ну, – примирительно сказал отец Фарт, – этот вопрос был исследован святыми отцами. То, что нам сегодня известно под термином кровосмешение, не было грехом в случае наших прародителей, поскольку это было необходимо для выживания человеческой расы. Мы обсудим это в другое время, Манус, ты и я.

– Все правильно, святой отец! – воскликнул мистер Коллопи. – Потворствуйте ему. Благословляйте худшие его черты. Черт побери, я переговорю с братом Граппи на Уэстленд-роу. Я скажу ему...

Неожиданно он замолчал, а мы все застыли в тех позах, в которых сидели. Из комнаты миссис Кротти снова донесся слабый крик:

– Где отец Фарт?

Мистер Коллопи поднялся и заторопился к ней, плотно прикрыв за собой дверь.

– Ах, молю Бога, чтобы не произошло ничего серьезного, – мягко сказал отец Фарт.

Мы сидели, молча глядя друг на друга. Через несколько минут вернулся мистер Коллопи.

– Она хочет видеть вас, святой отец, – сказал он странно тихим голосом.

– Конечно, – сказал священник, поднимаясь.

Он медленно двинулся туда, где, как мне было известно, горела всего лишь одна свеча. Мистер Коллопи тяжело опустился в кресло и сгорбился в нем, погруженный в свои мысли, безучастный ко всему вокруг. Он механически потягивал свое питье, пристально уставившись сквозь решетку плиты на отблески пламени. Брат легонько подтолкнул меня локтем и закатил глаза.

– Ах, дорогая, о... – печально пробормотал мистер Коллопи.

Он снова наполнил свой стакан, не забыв при этом и отца Фарта.

– Мы не знаем ни дня... ни часа. Все приходит к тому, кто умеет ждать. Все это очень грустно.

Он снова замолчал и сгорбился. Очень-очень долго не доносилось ни единого звука за исключением тиканья будильника, висящего над плитой, которое мы услышали, казалось, только сейчас. В конце концов отец Фарт тихо вошел в комнату и сел на свое место.

– Я очень доволен, Коллопи, – сказал он.

Мистер Коллопи озабоченно посмотрел на него.

– Это было, – спросил он, – это было?..

– Она успокоилась. Все ее немногочисленные невинные грешки отпущены. Мы видим здесь Божье милосердие в действии. Она успокоилась. Она улыбалась, когда я уходил. Бедняжка очень больна.

– Вы... сделали все необходимое?

– Разумеется. Благостное духовное спасение отнюдь не всегда лишь другое наименование смерти. Часто оно означает чудесное выздоровление. Я знаю множество подобных случаев.

Тут заговорил брат:

– Не сходить ли мне за доктором Бленнерхассеттом?

– Нет-нет, – ответил мистер Коллопи. – В любом случае он должен зайти сегодня вечером.

– Давайте не будем столь самонадеянны, Коллопи, – мягко сказал отец Фарт. – Пути Господни неисповедимы. Возможно, она встанет на ноги через две недели. Мы должны молиться.

Но через четыре дня миссис Кротти скончалась.

8

Примерно в то же время, когда умерла миссис Кротти, «бизнес» моего брата вырос до удивительных размеров. Он установил в холле ящик – настоящую коробку из-под мыла от Дэвиса-бакалейщика – и взял за правило каждый день утром спускаться вниз, чтобы перехватить небольшую лавину писем, скопившихся там прежде, чем они попадутся на глаза мистеру Коллопи. Для своих операций брат до сих пор использовал наш домашний адрес. Все еще оставаясь профессором Латимером Доддсом, он сделался вдобавок Превосходным Букмекерским Бюро, действуя, как я подозреваю, в соответствии со старой системой разделения клиентов на группы в количестве, равном количеству лошадей в данном забеге, и прикрепления к каждой группе определенной лошади независимо от ее реальных шансов. Какая бы лошадь ни выиграла, всегда найдется группа клиентов, поставивших на нее, а одно из деловых правил, введенных братом, состояло в том, что выигравший клиент должен послать ему гонорар в пять шиллингов. Теперь он стал открыто курить дома, и несколько раз я видел его входящим в паб или выходящим из него, обычно в сопровождении каких-то потрепанных типов. У него завелись кое-какие деньжата.

Он также организовал школу журналистики «Зенит», которая претендовала на то, что способна за двенадцать «ясных, аналитических, точных и не имеющих аналогов уроков» научить людей в совершенстве владеть пером. Кроме того, брат попытался наводнить Британию трактатом о содержании птиц в клетках, изданным «Симплекс Нейчур Пресс», которая выпустила также и «Пособие для Садовода». Обе работы были, разумеется, составлены из материалов, надерганных из книг Национальной библиотеки. Он избавился от своего маленького печатного станка и нанял для изготовления своих брошюр какого-то изможденного типа, имевшего весьма смутное представление о технике. Однажды брат попросил меня получить для него оттиски, выдав мне на расходы два фунта. Что дало мне некоторое представление о соответствии его претензий истинным возможностям.

В тот день, когда останки миссис Кротти были перенесены в церковь на Хаддингтон-роуд, брат, похоже, находился в дурном расположении духа. Он не вернулся домой после окончания церемонии и, не сказав никому ни слова, отправился куда-то, скорее всего в паб. Явился он на следующее утро еще до рассвета, в ужасном виде, весь мокрый, что называется «краше в гроб кладут». Я в тот момент думал о Водсворте и его несчастной «Трогательной ошибке». Брат, все еще пребывая в плохом настроении, как обычно, спустился вниз, чтобы забрать почту.

– К черту этот дом и эту жизнь, – сказал он, вернувшись. – Теперь нам придется тащиться в Динсгрейндж под этим дурацким ливнем,

– Миссис Кротти была далеко не худшей из женщин, – сказал я. – Ты просто обязан прийти на ее похороны. Когда-нибудь и тебе самому отдадут последние почести.

– Она была хорошим человеком, – признал брат. – Но ее проклятый муженек. Как я устал от...

В этот момент с козел кеба раздался голос мистера Ханафина, зовущий меня, брата, мистера Коллопи и Анни. Возле церкви нас ждали катафалк и еще два кеба, непостижимым образом вместившие в себя всех пожелавших присутствовать на похоронах, которые сразу же заторопились к мистеру Коллопи и Анни, чтобы крепко пожать им руки и шепотом выразить свои соболезнования. Нас с братом они игнорировали. Когда отпевание должно было вот-вот начаться, прибыл третий кеб с тремя пожилыми леди и высоким истощенным джентльменом в черном. Это, как я догадался позднее, были члены комитета, помогавшие мистеру Коллопи в его таинственной работе, в чем бы она ни заключалась.

Катафалк был нанят для того, чтобы провезти на нем тело миссис Кротти вдоль по Меррион-роуд к берегу моря. А там в это время начиналось что-то вроде небольшого урагана. Неожиданно экипажи замерли, буквально наткнувшись на открытую могилу. Мистер Коллопи, проявив признаки неподдельной скорби, был краток.

– Бедная миссис Кротти очень любила море, – сказал он в конце.

– Похоже на то, – заметила Анни. – Однажды миссис Кротти сказала мне, что, когда она была маленькой девочкой и жила в Клонтарфе, ее невозможно было удержать вдали от моря. Она умела плавать и все такое.

– Да, она была очень разносторонняя женщина, – сказал мистер Коллопи. – И настоящая святая.

Похороны в дождливый день, когда ливень непрерывно хлещет всех присутствующих, – не слишком веселое занятие. Приглушенное бормотание латинских молитв на краю могилы, казалось, делало погоду еще отвратительней. Мой брат, который держался в задних рядах, все время ругался себе под нос. Я был очень удивлен и даже слегка шокирован, когда увидел, как он тайком достал из заднего кармана плоскую фляжку емкостью в полпинты и с гримасой на лице сделал из нее добрый глоток. Не правда ли, перед открытой могилой такое поведение выглядело не самым подобающим? Думаю, отец Фарт тоже это заметил.

Когда все закончилось и сырая размокшая глина укрыла крышку гроба, мы двинулись к воротам. Мистер Коллопи шел вместе с задыхающимся тучным человеком, пришедшим пешком. Когда мы поняли, что этому бедняге не на чем ехать обратно, мой брат любезно предложил ему сесть в кеб. Предложение было с благодарностью принято. Брат сказал, что может позаимствовать велосипед у знакомого, живущего неподалеку, но я был уверен, что он замыслил позаимствовать нечто более внушительное, чем велосипед, поскольку паб на Килл-авеню тоже был неподалеку. По пути домой мистер Коллопи, наверняка почувствовав облегчение от того, что наиболее болезненная часть испытания осталась позади, немного оживился и представил нам незнакомца как мистера Рафферти.

– Я бы не стал утверждать, Рафферти, – заявил он, – что то, что вы-сами-знаете, является единственной причиной смерти женщин. Не является единственной причиной, запомните это. Но, ради Христа, здесь открывается огромное поле деятельности.

– Вы считаете, что открывается? – возразил мистер Рафферти. – Как, черт побери, вы можете быть в этом уверены. Спаси нас Боже, вы еще засомневаетесь, христианская ли это страна вообще.

– Это страна лицемеров.

– Прошлой ночью мне пришла в голову одна мысль, мистер Коллопи. Через два года будут выборы Корпорации. Я уверен, вы являетесь владельцем своего дома и, следовательно, можете быть избраны. Почему бы вам не попробовать себя в качестве кандидата? Вы могли бы положить на обе лопатки движение в Сити-Холл и пристыдить всех этих ублюдков. Можно приказать городскому клерку проинструктировать городского инженера или землемера, или кого он там еще назовет, отметить в городе все, что нам нужно.

– Я думал об этом, – ответил мистер Коллопи. – Вы говорите, два года? Только Всемогущий Господь знает, сколько несчастных женщин будет безвременно сведено в могилу за это время. А я ведь тоже живой человек. Заботы и тревоги могут за это время свести в могилу и меня самого.

– Не позволяйте подобным глупым мыслям забивать вам голову. Ирландия нуждается в вас, и вы это знаете.

Мистер Рафферти, вежливо отказавшись от приглашения проделать с нами весь путь, сошел в Боллсбридже. Добравшись до дому, мы сняли промокшие пальто, мистер Коллопи разжег огонь в плите, быстро достал свой любимый глиняный кувшин и погрузился в кресло.

– Анни, – позвал он, – принеси три стакана. Когда просьба была исполнена, он налил в каждый из них по щедрой порции виски и добавил немного воды.

– В такое утро, – сказал он церемонно, – и при таких грустных обстоятельствах, как эти, я думаю, каждый из присутствующих должен получить добрую крепкую выпивку, если мы не собираемся помереть от холода. Я осуждаю любого, кто начинает употреблять крепкие напитки прежде, чем достигнет возраста двадцати пяти лет, но, Богом клянусь, сейчас спиртное можно считать просто лекарством. Оно полезнее, чем та первоклассная отрава для печени и почек, чем те пилюли, таблетки и микстуры, которые продают вам негодяи-аптекари.

Мы выпили. Что касается меня, то был первый раз, когда мне довелось попробовать виски, и я был поражен, заметив, что Анни приняла приглашение выпить совершенно обыденно, как будто уже привыкла к спиртному. Я вдруг почувствовал, что меня клонит в сон, и решил поспать несколько часов. Я так и сделал и проспал беспробудно почти до пяти. Потом я встал и вернулся в кухню незадолго до того, как туда пришел брат. Мистер Коллопи, со всей очевидностью, провел эти часы в компании своего любимого глиняного кувшинчика и почти не обратил внимания на долгое отсутствие брата и на то возмутительное обстоятельство, что брат был пьян. Другим словом это назвать было нельзя – именно пьян. Он тяжело опустился на стул и посмотрел на мистера Коллопи.

– В такой день, как этот, мистер Коллопи, – сказал он, – по-моему, я мог бы получить капельку вашего тоника.

– На этот раз, думаю, ты прав, – ответил мистер Коллопи, – если ты принесешь еще один стакан, мы посмотрим, что тут можно сделать.

Стакан был принесен и тут же наполнен щедрой рукой. Мне они ничего не предложили и выпили молча. Анни начала накрывать на стол к чаю.

– Не думаю, – сказал наконец мистер Коллопи, – что вам, парни, так уж необходимо идти в школу завтра и, может быть, послезавтра. Траур, вы же знаете. Братья монахи все поймут.

Брат со стуком поставил свой бокал на плиту.

– Неужели это правда, мистер Коллопи, – сказал он раздраженным тоном. – Неужели правда? Так позвольте мне сказать вот что... Я не собираюсь идти в эту проклятую школу ни завтра, ни послезавтра, ни в любой другой день.

Мистер Коллопи в изумлении уставился на него.

– Я бросаю школу, прямо с сегодняшнего дня. Я сыт по горло пустой невежественной болтовней, которая льется из уст этих придурков – христианских братьев. Это просто неграмотные сыновья фермеров. Вероятно, все они учились в какой-нибудь бедной церковно-приходской школе.

– Ради Христа, есть у тебя хоть капля уважения к сану этих святых служителей Господа? – возмущенно воскликнул мистер Коллопи.

– Они не служители Господа, они рабы собственных садистских страстей, мошенники и самозванцы, позорящие свой духовный сан. Они разрушают души молодых людей в этой стране и гордятся своим гнусным делом.

– Есть у тебя хоть капля стыда?

– У меня больше стыда, чем у этих педерастов. Как бы то ни было, я бросил школу, и это правильно. Я хочу сам зарабатывать себе на жизнь.

– Да ну? Зарабатывать? И чем? Будешь водить трамвай или хлебный фургон или, может быть, подбирать на дорогах навоз за лошадьми?

– Я сказал, что хочу зарабатывать себе на жизнь. Это не совсем верно. Правильнее было бы сказать: я уже зарабатываю себе на жизнь. Я издатель и преподаватель международного уровня. Посмотрите на это!