Текст книги "Заговор богинь "
Автор книги: Филис Кристина Каст
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Филис Кристина Каст
Заговор богинь
Как всегда, хочется поблагодарить моего агента и подругу Мередит Бернстейн. Твоя неизменная вера в меня значит куда больше, чем можно выразить в нескольких словах. Спасибо тебе и за моего нового редактора в издательстве «Беркли». Работать с Уэнди Маккарди – чистое удовольствие!
И огромное спасибо всем поклонникам серии о богинях, приславшим замечательные письма с рассказами о том, как их очаровали и воодушевили мои книги. Надеюсь, вам понравится и моя версия Троянской войны!
Пролог
Фетида Сереброногая поднялась из глубины на поверхность тайной бухты. Ее сын уже был там, ожидая ее появления. Все с тем же почти сверхъестественным спокойствием, которым он обладал уже в младенчестве, он стоял на песчаном берегу, пристально всматриваясь в далекий морской горизонт.
Хотя он не прожил еще и полных шестнадцати лет, он куда больше походил на мужчину и воина, которыми должен был стать, чем на того малыша, которого она держала у своей груди как будто бы только вчера. Он был великолепен – ее золотой орленок, ее гордость... ее Ахиллес. Но сегодня ее сердце обливалось слезами из-за того, что открыл оракул Зевса. Фетиде хотелось отвергнуть эту правду или отвернуться от выбора, который предложил ей великий бог. Но она ведь и сама божество, рожденное в воде, дочь Нерея, древнего морского бога, и слишком хорошо знает, что исполнения пророчеств богов не избежать... что попытка уйти от них приводит лишь к хаосу и полностью разрушает жизни. От судьбы не уйти, так что нужно все это пережить.
Ахиллесу хотя бы дали выбор.
Но маленькая искра надежды, которая вспыхнула у Фетиды при этой мысли, прожила недолго. И она умчалась из сердца, пока Фетида смотрела на удивительного мужчину, в которого превращался ее сын.
Еще до того, как Ахиллес был зачат, оракул предсказал Фетиде, что ее сын превзойдет своего отца, – что избавило Фетиду от утомительных домогательств Зевса и Аполлона. Ни один бог не захочет, чтобы сын затмил его сияние. И Фетида вышла замуж за Пелея, царя мирмидонского. Легкая улыбка скользнула по ярко-розовым губам Фетиды. Пелей так отчаянно желал ее, что по сравнению с ее гладкими белыми бедрами предсказание оракула казалось ему совершенно несущественным. Фетида отбросила назад светлые, серебристого оттенка волосы. Она, конечно, не могла постоянно жить рядом со смертным, будь он хоть царем, хоть нет, но думала о нем с нежностью, и думала часто. Возможно, она даже навестит его вечером, попозже. Он всегда радостно встречал ее, а ей, пожалуй, не помешает сегодня немножко страсти, чтобы отвлечься. К сожалению, Фетида слишком хорошо знала своего сына; и то, что предсказал оракул в святилище Додоны, безусловно, должно произойти. Фетида глубоко вздохнула, собираясь с силами.
– Ахиллес! – окликнула она сына.
Ахиллес повернулся к Фетиде с ослепительной улыбкой и склонился перед ней в приветственном поклоне, столь глубоком и уважительном, что сама Гера осталась бы довольна.
– Матушка, какие новости ты принесла из храма Додоны от оракула Зевса?
Фетида скользнула поближе, протягивая сыну нежную руку.
– Даже не поздороваешься с матерью? Неужели тебя интересуют только оракулы и
пророчества, сын мой?
Голубые глаза Ахиллеса, того же бирюзового оттенка, что и морские глубины, где родилась его мать, сверкнули озорным весельем.
– Прости меня, великая морская богиня!
Он нежно поцеловал руку Фетиды и поддержал мать под локоть, помогая выйти из теплой воды Эгейского моря.
– Как твое здоровье, матушка? Не изменилось ли оно за два дня, что прошли после нашей последней встречи?
Фетида погладила плечо сына, вроде бы еще более мускулистое, чем было два дня назад, когда они обедали вместе на берегу этой самой бухты.
– Мое здоровье в полном порядке, как ты и сам хорошо знаешь. И я всего лишь низшее морское божество, так что незачем так уж льстить мне. Впрочем, тебе и это отлично известно.
Ахиллес наклонился и чмокнул Фетиду в щеку.
– Но моя богиня – именно ты, матушка, и ты для меня значишь куда больше, чем олимпийцы.
Однако Фетида не ответила обычной добродушной шуткой, а вдруг посмотрела в сияющие глаза сына и резко сказала:
– Не надо насмехаться над богами. Там, где я родилась, посягательство на место олимпийца, пусть даже мысленное и шутливое, рассматривается как тяжкое оскорбление богов, и за подобное высокомерие сурово наказывают.
Ахиллес нахмурился.
– Что случилось, матушка?
Фетида вздохнула и отпустила руку сына. Она молча подошла к камню, формой похожему на кресло, и села на него. Ахиллес стоял спиной к морю, и солнце обливало его золотыми лучами, – и на мгновение он показался Фетиде похожим на статую, на памятник, какие ставят в честь великих людей... возможно, в отдаленном будущем и в честь Ахиллеса воздвигнут такой, чтобы всегда помнить подвиги воина, чья жизнь была сверкающей, как летящая в небе комета, и сгорела слишком быстро...
По телу Фетиды пробежала дрожь.
– Матушка? – повторил Ахиллес.
Он шагнул к ней, однако Фетида остановила его взмахом руки.
– Мне будет легче, если ты останешься там.
Тогда она избежит соблазна обхватить его и прижать к себе, словно он по-прежнему младенец, и умолять быть осторожным... и обдумывать каждый шаг... Когда же она наконец заговорила, ее голос звучал ровно, бесчувственно, как будто она сама превратилась в оракула.
– Оракул Зевса предоставил тебе выбор из двух возможностей, Ахиллес.
Фетида закрыла глаза и начала мерно повторять слова оракула:
– Один путь в будущее ведет к длинной, удачливой жизни. Мирмидоняне будут процветать под твоим правлением. Ты найдешь плодовитую жену, и она родит тебе множество сыновей и дочерей. Ты познаешь мир, и безмятежность, и любовь. Твоя долгая жизнь будет полной и насыщенной, и ты тихо скончаешься в собственной постели, окруженный любящими людьми. Тебя искренне оплачут, но постепенно твое имя забудется, как одна из бесчисленных песчинок истории.
Фетида перевела дыхание и продолжила, все так же не открывая глаз.
– Другая дорога в будущее приведет к славе, превосходящей славу всех королей и воинов. Ты поведешь мирмидонян в битву с такой огненной яростью, которая сожжет все на твоем пути. Твой огонь будет пылать так ярко и высоко, что твое имя запомнят на тысячи лет на всей земле до самого ее края. Но так же, как огонь, разгорающийся слишком ярко, ты быстро сгоришь и не встретишь даже тридцатую свою весну. Гнев и ярость разрушат твою жизнь. Ты лишь издали увидишь мир, и любовь, и безмятежность, – но ты никогда их не познаешь.
Фетида замолчала, готовясь к тому, что должна увидеть, – и лишь потом открыла наконец глаза.
Ахиллес уже пылал огнем. Она знала, что будет именно так, в тот самый момент, когда услышала от оракула о двух возможных жизненных путях для ее сына, – но все равно в ней продолжала жить слабенькая надежда. А теперь, как свеча, на которую кто-то дунул, эта надежда угасла.
– Ты должен сделать выбор, сын мой, но только не спеши. Рассуждай с осторожностью. Помни, как только выбор будет сделан, Зевс узаконит твою судьбу и твой путь будет предрешен.
Ахиллес усмехнулся, и это была юная и вольная усмешка.
– Я уже знаю свой путь, матушка!
Он вскинул руки к небу, запрокинул голову и закричал, будто вознося яростную молитву всем богам:
– Божественный Зевс, я благодарю тебя за предоставленный мне выбор! Я выбираю жизнь воина и вечную славу!
Небеса раскололись с оглушительным громом, гигантская молния, сверкая зигзагами, ударила Ахиллеса, наполнив его алой первобытной силой. Он стал вдруг взрослее, выше ростом, шире в плечах, он стал чем-то большим, нежели до этого момента. Его глаза запылали ржавым оттенком старой крови, губы растянулись, обнажив зубы в зверином оскале, и Ахиллес еще раз закричал, сообщая небесам о своем решении, только его голос звучал уже совершенно иначе:
– Я выбираю жизнь воина и вечную славу!
По щекам Фетиды катились слезы, когда она наблюдала, как ее сын выбирает такой скорый, такой близкий конец собственной жизни... Но он выглядел при этом как сверкающий золоченый божок, ее орленок... Гордый, прекрасный, яростный и бессмертный...
Вот только он не был бессмертным. И он должен умереть, едва начав жить. А ей придется увидеть, как он пылает и сгорает.
Склонив голову, Фетида послала на Олимп свою молитву – не выкрикнутую словами, но высказанную всей силой ее разбитого материнского сердца:
«Гера, богиня всех матерей, прояви жалость ко мне! И если такое возможно, позволь моему возлюбленному сыну познать любовь и мир до того, как он умрет. Афина, богиня войны и мудрости, прошу тебя всей моей бессмертной душой: хотя Ахиллес и выбрал жизнь воина, даруй ему мудрость пережить собственную юношескую глупость...»
В ясном греческом небе загрохотал гром, и Ахиллес расхохотался яростно и громко, не заметив прелестного павлина, внезапно появившегося рядом с матерью. Птица вытянула царственную шею и опустила сапфирово-синюю голову на бедро морской богини. А по другую сторону Фетиды появилась прекрасная сова, казавшаяся призрачной из-за белоснежного оперения. Мудрая сова заглянула в глаза Фетиды и величественно склонила голову перед морской богиней. И обе божественные птицы исчезли во вспышке бриллиантовых искр.
Тринадцать лет спустя
Гора Олимп
– Должна вам сказать, дорогие мои, эта Троянская война – сплошной геморрой, – заявила Венера, поглядывая на Афину.
– Ну, не понимаю, почему ты именно на меня так смотришь, – ощетинилась Афина.
– Афина, подруга моя, должно быть, все дело в том, что ты – богиня войны, – заметила Гера.
– Добавь сюда еще и твою одержимость Одиссеем и его безопасностью, что вовсе не помогает делам в Трое, – сказала Венера.
Она подняла пустой кубок и крикнула:
– У меня кончилась амброзия!
В ту же секунду галопом прискакал сатир с блестящим кувшином золотистого напитка богов. Венера послала воздушный поцелуй мужественному, весьма готовому услужить существу, и сатир задрожал от внимания богини, низко склонился, потерся носом о ее ноги и неохотно ускакал из комнаты.
– Ты просто портишь этих типов, – заявила Афина, провожая сатира хмурым взглядом, – И кстати, именно ты пробудила у Одиссея привязанность ко мне, помнишь? Так что наши отношения на самом деле возникли по твоей вине.
– Если бы ты не была такой чопорной, ты бы давно могла завести какие-нибудь отношения вместо многих десятилетий сексуальных разочарований, – проворчала Венера.
– Что такое? – прищурившись, спросила Афина.
– Я говорю...
– Что эта Троянская война давно уже всем чудовищно наскучила, – ловко перебила Гера, – Мне в особенности отвратительны последние слухи. Очень плохо, что Агамемнон и Менелай прокляли бедняжку Елену за то, что именно из-за нее началась эта война, хотя на самом деле виной тому их жадность до богатств Трои и чрезмерно раздутая мужская гордыня.
Афина многозначительно посмотрела на Венеру.
– Но разве ты не имеешь отношения к слепой страсти Париса к Елене?
Богиня любви деликатно фыркнула.
– Менелай был недоволен красотой Елены. Этот мужчина скучен и мелочен. И я сотворила маленькие любовные чары, чтобы заставить этого олуха ревновать. Я понятия не имела, что Парис окажется таким впечатлительным, а Елена – такой бедняжкой.
– Ну, какова бы ни была причина, – заявила Гера, – очень глупо, что греки возлагают вину за целую долгую войну на одну-единственную заблудшую женщину и на мужчину, который ее похитил.
– Мужчину? Парис не мужчина, он похотливый мальчишка, почему я и не считаю, что мои крошечные, незначительные чары могли создать такие неприятности. Как бы то ни было, глупо думать, что одна женщина могла стать причиной войны, и все же эти слухи несравнимы с тем, что люди говорят теперь. Вы еще не слышали, что троянцы заявили: это мы втроем спровоцировали всю эту путаницу Елена-тире-Парис? И чары ревности тут ни при чем.
– Но ты же не имеешь в виду ту историю с яблоком? – возмутилась Афина, – Сколько можно! Я услыхала эту диковинную сказочку несколько месяцев назад. Поверить не могу, что она опять всплыла и что ее повторяют!
– Как будто мы втроем действительно могли соревноваться в красоте! – фыркнула Гера.
– Ты ведь знаешь, это Эрида виновата, – сказала Венера, – Она разозлилась из-за того, что ее не пригласили на свадьбу Пелея и Фетиды, вот и начала распространять слухи. Я знаю, это именно она, потому что во всех сплетнях меня называют Афродитой. Это очень на нее похоже: запускать слушок, используя имя, которое меня раздражает. К тому же меня и не было на той дурацкой вечеринке.
– Эрида – богиня раздора, уж она-то знает, как вызвать раздражение, – усмехнулась Гера.
– Да, не приходится удивляться, что на многие праздники ее просто не приглашают, – сказала Венера.
– Сплетня гласит, что Венера – или, скорее, Афродита, – отдала Парису Елену в награду за то, что он счел ее самой красивой из нас троих, – сообщила Гера.
– Эту чушь я тоже слышала. И именно поэтому Троянская война меня уже довела до головной боли. Мне надоело, что греки и троянцы все сваливают на женщин, и на богинь в первую очередь. Милые мои, мы просто обязаны придумать что-нибудь такое, что поможет закончиться этой войнушке.
– Да она уже почти десять лет тянется! – сказала Гера. – И все эти годы были уж слишком длинными.
– Совершенно верно, – согласилась Венера.
– Согласна, – кивнула Афина.
– Но что мы можем с этим поделать? – Венера вздохнула, – Они во всем винят женщин, но на самом-то деле это проклятые мужчины Древнего мира заварили всю эту кашу.
– Однако ты ведь знаешь, что Одиссей тут ни при чем, – быстро произнесла Афина, как всегда бросаясь на защиту своего любимчика.
Венера фыркнула.
– Уверена, что ты права, Афина, – сказала Гера, неторопливо кивая, – Главная причина этой войны – Ахиллес и его гнев.
– Да, – поддержала ее Афина, – Если вывести его и мирмидонян из военных действий, то, пожалуй, у греков не хватит духа продолжать осаду Трои. Понятно было, что ничего хорошего от него ждать не придется... понятно с тех самых пор, как Фетида воззвала к нашей помощи. Если бы мы тогда взялись за дело, сейчас было бы намного проще.
Гера вздохнула.
– Мы ничего не сделали тогда, чтобы не поссориться с Зевсом. В очередной раз.
– Не затруднит ли вас объяснить, о чем это вы говорите? – поинтересовалась Венера.
– Ты ведь знаешь, что Фетида обращалась к оракулу Зевса в Додоне, чтобы узнать будущее своего сына? – спросила Гера богиню любви.
– Смутно слышала что-то такое. Как будто бы Ахиллесу был предложен выбор между долгой жизнью и славой?
– Да, и конечно же, самоуверенный мальчишка выбрал славу, – кивнула Афина. – И когда он это сделал, Фетида обратилась к нам с мольбой о помощи. Мы ее слышали, и я поначалу даже хотела вмешаться... Но она обратилась в очень уж неподходящий момент. А позже, должна честно признать, это вылетело у меня из головы.
– Я тоже намеревалась что-нибудь предпринять. Полагаю, я бы даже не убоялась ссоры с Зевсом. Но ведь был еще тот ужасный гнев берсеркера, которым Зевс наградил Ахиллеса. И когда его чувства разыгрывались до предела, будь они хоть дурными, хоть добрыми, они так завладевали им, что уже невозможно было как-то его урезонить, – Гера заговорщически понизила голос. – Я слышала, женщины так его боялись, что у него многие годы не было возлюбленной!
Венера опять фыркнула.
– Ахиллесу нужна сильная, независимая женщина из современного мира. Это его выправит и излечит от всякой берсеркерской чепухи. И тогда он сможет услышать голос разума. Я уверена, теперь, когда он уже не глупый подросток и немножко набрался здравого смысла, он не слишком-то желает умереть до того, как его волосы хотя бы начнут седеть.
Венера сделала паузу, чтобы глотнуть немножко амброзии, и заметила, что Гера и Афина внимательно смотрят на нее.
– Что такое?
– Я уверена, богиня любви только что нашла решение нашей проблемы, – сказала Афина.
– Да, и если именно она приведет в Трою современную женщину, Зевс уж точно не сможет возложить на меня ответственность за то, что произойдет потом, – добавила Гера.
– Ну, буду только рада помочь тебе в семейных делах, – саркастически произнесла Венера.
– Так ты это сделаешь или нет? – спросила Афина в своей обычной грубоватой манере.
– Конечно, я помогу! Меня точно так же, как вас, просто тошнит от Троянской войны... и от слухов и всего прочего. – Венера отвела назад волосы и глотнула амброзии с таким видом, как будто обдумывала следующий ход. – Я очень хорошо знаю один город в современном мире, он называется Талса. Мне будет совсем нетрудно направить туда моего оракула. Может быть, с помощью разумного подслушивания я и найду идеально подходящую для Ахиллеса женщину. А как только я ее отыщу, я перенесу ее сюда. Мы поговорим с ней о том, что нам нужна ее помощь с Ахиллесом, а потом я переправлю ее в лагерь греков. Полагаю...
Венера опять замолчала и принялась за вино, пока две другие богини нетерпеливо ждали продолжения.
– Ну, ты полагаешь?.. – не выдержала наконец Гера.
– Я полагаю, мы должны предложить этой женщине приятное для нее вознаграждение или еще что-нибудь за услугу.
– Вознаграждение? – нахмурилась Афина, – Но разве она не будет достаточно вознаграждена уже тем, что ее избрала богиня?
Венера закатила глаза.
– Афина, дорогая, тебе придется дать ей больше. Современные смертные, в особенности современные смертные женщины, вовсе не склонны сгибаться перед нами в поклонах, как какие-нибудь лизоблюды. Кстати, меня очень освежает их общество.
Венера улыбнулась, вспомнив свои приключения в Талсе и вечную любовь, которую она там нашла.
– Просто поверьте мне.
– Вознаграждение для смертной мне лично кажется уместным, – сказала Гера, пока Афина продолжала хмуро смотреть на богиню любви, – Почему бы не одарить ее чем-нибудь? Дар от богини любви должен удовлетворить любую смертную, хоть современную, хоть какую угодно.
– Блестящая идея, Гера, – Венера шаловливо улыбнулась Афине.
– Что ж, думаю, в целом план выглядит неплохо, – решила Гера.
– Да, считайте, мы договорились, – с некоторой неохотой кивнула Афина.
Гера подняла бокал.
– За усмирение Ахиллеса и за конец этой жалкой войны!
– И, – с улыбкой добавила Венера, – за современных женщин!
Глава 1
– «Илиада»? Я тебя правильно расслышала? Ты читаешь эту женоненавистническую ерунду? – удивилась Джаскелина, изучая яркие этикетки красных вин на полках кладовой в поисках еще одной бутылочки «Шираза».
– У тебя бывает бессонница? Когда я училась в колледже, Гомер был для меня самым надежным лекарством от нее, – сказала Кэт. – Джаки, если ты ищешь вторую бутылку «Шираза», так она все еще в том пакете, который я оставила у двери.
– Ты просто читаешь мои мысли, как всегда, – бросила через плечо Джаскелина, направляясь в холл роскошного дома и мимоходом делая па из танца «шимми» перед высоким старинным зеркалом, которое висело у входной двери.
Кэт со смехом крикнула ей вслед:
– Энергичнее, детка! Джаскелина нашла бутылку «Шираза» и, пританцовывая, вернулась к компании.
– Хотелось бы и мне уметь двигаться вот так, – сказала Кэт.
– Кэт, милая, я люблю тебя, но у всех вас, белокожих девушек, нет чего-то такого, что позволило бы вам двигаться как я. Я ужасно сочная.
Джаскелина протянула последнее слово с сексуальным мурлыканьем, проведя ладонями по роскошному телу и чмокая губами, словно желая поцеловать свою лучшую подругу. Усмехнувшись, она исчезла в кухне, чтобы открыть бутылку, и оттуда спросила:
– Так о чем мы говорили?
– Мы говорили о бедной Сьюзи, лишенной жизненных сил, почти умершей и вынужденной читать дурацкую «Илиаду», – Кэт подмигнула при словах «лишенной жизненных сил», – Напомни-ка нам, зачем тебе понадобилось мучиться, продираясь сквозь эту штуковину?
Сьюзи, владелица знаменитого дома, построенного в двадцатых годах двадцатого века, где компания женщин собиралась дважды в месяц на «девичник», испустила долгий страдальческий вздох и разочарованно развела руками.
– Во-первых, Катрина, – она всегда называла Кэт полным именем, произнося его тоном «ты не слишком хорошая юная леди», – я не умерла и не лишена жизненных сил; я учусь в колледже, так что с жизненными силами у меня все в порядке. Во-вторых, я читаю эту чертову «Илиаду» потому, что этого требует наш шовинист-профессор, иначе мне не закончить курс. Я должна ее знать, чтобы получить диплом, потому что в совершенно дурацком возрасте в сорок четыре года у меня до сих пор его нет.
– Ладно, тогда объясни нам еще раз, зачем, собственно, женщине, добившейся невероятного успеха, имеющей прославленный бутик, который возник как крошечная лавочка женских аксессуаров где-то на окраине Талсы, а теперь располагается прямо на площади Ютик, а еще имеет отделения в Далласе, в Чикаго и в самом центре Денвера, понадобился клочок бумаги, на котором будет написано, что она достаточно умна? – спросила Кэт, попивая шампанское из высокого запотевшего бокала.
– Давайте выпьем, – Кристи подняла бокал с красным вином, – Остальное потом.
– Согласна, – Хэзер тоже подняла бокал и уставилась на него, хмурясь, – А можно мне повторить еще раз, что я буду ужасно, невероятно, фантастически рада, когда расправлюсь с этим вот пузырящимся виноградным соком и вернусь к великолепному шардоне, которое могу пить с настоящим удовольствием? В общем, за компанию любящих выпить женщин!
– Мне это нравится, – кивнула Кэт, – Пить так пить, раз уж собрались вместе.
– Эй, тебе же остался всего месяц, – сказала Кристи, протягивая руку к Хэзер и осторожно похлопывая ее по огромному животу, – Ты ведь не хочешь замариновать в вине этого малыша?
– Ну да, всего месяц, но не умру же я от бокала вина!
– А ну-ка, сосредоточьтесь! Мы ведь выражали сочувствие Сьюзи, которой придется писать ужасающее эссе по дурацкой «Илиаде», – напомнила всем Джаскелина.
– А я говорила, что не думаю, будто ей нужен клочок бумаги, на котором напишут, что она умная, – при том, что она уже изумительно успешна! – добавила Кэт.
– Заметим, это говорит женщина, хорошо знающая психологию! – воскликнула Сьюзи.
И поспешила продолжить, пока Кэт ее не перебила:
– Но ведь на самом деле вы все до единой имеете эти ничего не значащие листочки бумаги... а то и парочку таких. Верно?
Сьюзи ткнула пальцем в Джаскелину.
– Мисс медицинская сестра «скорой помощи», ты имеешь диплом бакалавра.
Потом она обратилась к Хэзер.
– У тебя степень магистра, разве не так?
– Виновна! – вскинула руки Хэзер.
– Кристи, ты бакалавр в области физической подготовки, верно?
– Да, но если хочешь знать правду, я могу сказать, что послала бы этот колледж куда подальше, если бы мои родители не настояли на том, чтобы я его закончила.
– Ладно, это мне понятно, но разве вы не уловили главного? Образование – неотъемлемая часть вашего успеха. Кристи, наверное, могла бы стать тренером и без диплома, потому что с детства занималась спортом, но Кэт и Джаскелина определенно не смогли бы заниматься своим делом без этих листочков бумаги и тех знаний, которые они получили, прежде чем им выдали такие бумажки. Так?
Кэт и Джаскелина неохотно кивнули.
– А ты, Хэзер, не могла бы преподавать, не получив степень бакалавра, а потом и магистра. Правильно?
Хэзер вздохнула и погладила огромный живот.
– Правильно, вот только теперь я постоянно кричу на учеников, потому что не в силах стоять на распухших ногах... скорее бы все это кончилось!
Джаскелина передернула плечами.
– Боже, эти подростки... Они такие ужасные! Я вообще не понимаю, как ты можешь выносить их гормональные бури.
– Сама не понимаю, так что не жди объяснений. Это просто отвратительные существа!
– Ты раздражаешься, потому что твои лодыжки стали похожи на бревна. Тебе ведь всегда нравилось преподавать, забыла? Вот когда ты вернешься из Страны Беременных...
– Да я и не помню уже, когда я не была беременной. Кажется, я всю жизнь вот такая огромная и ужасная.
– Милая, съешь шоколадку.
Джаскелииа передала Хэзер поднос с круглыми шоколадными конфетами.
– Ничего, через месяц или около того все станет гораздо лучше, – сказала Кэт.
Хэзер устало улыбнулась Кэт и сунула в рот конфету. И, с трудом ворочая языком, сказала:
– Знаешь, Кэт, меня всегда изумлял твой оптимизм. И это при том, что ты в своей клинике постоянно сталкиваешься с этими задницами, наглыми мужиками и мизантропами! Я уверена, если бы мне пришлось общаться с этими болванами, я бы стала сварливой сволочью, но ты – нет! Тебе-то на самом деле нравятся мужчины, правда?
Кэт открыто, заразительно расхохоталась.
– Да, мне определенно нравятся мужчины. И не все те задницы, кого я консультирую, – мужчины. Есть и чокнутые женского пола. А вообще – далеко не все мужчины мизантропы, и так далее. Многие успевают ко мне раньше, чем станут законченными мизантропами, или, как ты выражаешься, достигнут степени задницы.
– В точности как я, – заявила Сьюзи. – Придет день, и эта степень будет моей.
Джаскелииа нахмурилась:
– Гм, Сьюзи, не думаю, что степень задницы – такая уж вдохновляющая цель.
Старшая женщина закатила глаза.
– Я говорю о степени бакалавра, а не о каких-то там задницах. Когда я наконец закончу этот чертов литературный курс, а это займет еще пару месяцев, все пойдет гораздо лучше. Оставшиеся два курса промчатся незаметно. Так что это последний кошмар, который мне нужно преодолеть. И как только я расправлюсь с дурацкой «Илиадой», напишу курсовую, я сразу почувствую себя прекрасно!
– Понимаю тебя, – пробормотала Кэт, смакуя тающую на языке конфету, – А напиши в курсовой, что невероятно глупо во всем на свете винить женщин, даже в том, что кто-то развязал Троянскую войну. Хотя, конечно, я читала все это миллион лет назад... Погоди-ка, а я ведь на самом деле вообще «Илиаду» не читала, обошлась комментариями, но я точно помню, что причиной войны все считали Елену.
– Я тоже это помню! – воскликнула Джаскелина. – И вроде там было еще что-то про трех богинь, которые заварили эту кашу?
– Да... Гера, Афина и Афродита, – кивнула Сьюзи. – Богиня раздора обозлилась из-за того, что ее не пригласили на какую-то свадьбу, и подсунула богиням золотое яблоко с надписью: «Прекраснейшей». Но богини оказались не настолько глупы, чтобы ввязаться в спор на такую тему, так что вопрос предложили решить одному парню по имени Парис, он был сыном Приама, царя Трои. Только он не стал разбираться, которая из богинь действительно краше других. Он просто купился на взятку. Афродита предложила ему самую прекрасную смертную женщину в мире. И он согласился. Елена как раз и оказалась самой прекрасной из смертных женщин, вот только она уже была замужем за греческим царем Менелаем. Парис увел ее от Менелая с благословения Афродиты, и именно из-за этого началась Троянская война.
– Ха! – фыркнула Хэзер, – По мне, так просто дерьмо собачье. Я хочу сказать, в чем, собственно, проблема? С чего вдруг богиням интересоваться, что думает о них какой-то там смертный парень?
– А и правда, Джаки, – вмешалась Кэт, – Ты не богиня, но тебя вряд ли заинтересует мнение мужчин, хоть смертных, хоть каких-то там еще.
Безупречно очерченные брови Джаскелины взлетели чуть ли не до самой линии кучерявых волос, подстриженных так же, как у актрисы Хэлли Берри.
– Я – не богиня? Неужели ты только что заявила, что я – не богиня? А, Кэт?
Кэт шутливо вскинула руки, как бы сдаваясь.
– Должно быть, в тебе заговорила бутылка шампанского!
– И что ты скажешь тогда насчет мнения мужчин? – поинтересовалась Кристи.
Джаки пожала плечами.
– Ну, как бы то ни было... Ладно, мне нравятся мужчины. Теоретически.
– Видите, почему мы с Джаки так идеально подходим друг другу? – сказала Кэт, – Я – вечный оптимист, а она – мисс Пессимист. Она меня притормаживает, когда я слишком уж заношусь, а я ей напоминаю, что надо иногда давать шанс близким, они ведь не так уж плохи.
– Близкие, конечно, не так уж плохи, а вот мужчины – это совсем другое дело, – проворчала Джаки.
– Угомонись, убийца! – хихикнула Кэт.
Джаскелина уставилась шоколадными глазами на лучшую подругу.
– Я абсолютно уверена, что ни за что не дам тебе вторую бутылку шампанского.
Кэт усмехнулась.
– Нет, ты этого не сделаешь! Припомни-ка наш уговор – я плачу за такси и за это получаю столько шампанского, сколько мне захочется!
– Ох, леди, прежде чем рассуждать о вызове такси и прочем, не будете ли вы так любезны немножко обсудить работу, которую я должна написать для своего идиота-профессора?
Сьюзи извлекла откуда-то толстую тетрадь и два остро заточенных карандаша.
– Твой идиот-профессор, похоже, не порадуется работе женщины, – сказала Кэт.
– Эй, я сказала, что хочу получить диплом бакалавра. Я ведь не говорила, что желаю сразу стать доктором наук, – Сьюзи хитро усмехнулась, глядя на подруг, – Или, немножко искажая знаменитую фразу нашей любимой певицы Бонни Рэйтт, дадим ему тему для разговора!
Венера громко рассмеялась.
– Дорогие мои! Так вот почему мой оракул нашел именно вас! – воскликнула она и хлопнула в ладоши, хотя компания современных смертных женщин не могла слышать богиню; они вообще не подозревали, что Венера наблюдает за ними с помощью сияющего оракула, который действовал как бесконечно мощный телескоп, дающий возможность прямо с Олимпа заглядывать в Талсу.
Венера сосредоточилась на одной из пятерых женщин, с заразительным смехом, сияющими голубыми глазами и восхитительным именем Кэт.
– Ох, пылающая задница Гермеса, она безупречна! – Богиня принялась загибать ухоженные пальчики, перечисляя достоинства смертной женщины, – Она консультирует мужчин, а значит, сумеет справиться и с Ахиллесом, и с этим его глупейшим берсеркерским гневом. Она оптимистична, и ей нравятся мужчины.
Богиня сладострастно улыбнулась.
– Ей нравятся мужчины, а это всегда большой плюс, когда нужно кого-то соблазнить. И она достаточно проницательна, чтобы интуитивно понять: все эти глупые выдумки о Троянской войне повторяются...
Венера немного помолчала, состроив раздраженную гримаску.
– Да, повторяются гораздо дольше, чем я могла предположить.
Богиня любви снова сосредоточилась на маленькой компании подруг и с удовольствием смеялась вместе с ними, когда они сочиняли очень забавное, очень точное и очень феминистическое эссе для некоего профессора, которого они называли мистером Задницей.
Венере нравились все пять женщин, но Кэт – самая подходящая кандидатура для выполнения задания богини. А подруги Кэт как бы отражали ее, и богине любви очень нравились эти отражения. В особенности Венеру очаровала Джаскелина, самая близкая подруга Кэт. Джаки, как называли ее остальные, была дерзкой и сочной и неотразимой в своем стремительном остроумии, да еще эта ее экзотическая внешность, чудесная кожа цвета жженого сахара... Венера даже задумалась на мгновение, не предпочесть ли именно эту женщину, – но решила, что нет. Джаскелина была прекрасна, однако Кэт в большей степени обладала тем искусством, которое было необходимо для завоевания Ахиллеса. Кроме того, грекам трудно было бы объяснить, почему кожа Джаскелины такого цвета.
