Текст книги "Тигр в колодце"

Автор книги: Филип Пулман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Вы сказали, что читали все документы по этому делу. – Голос Салли дрожал.

– Конечно, – презрительно бросил Коулмен.

– Жаль, что вы не заметили, но там неоднократно упоминается, что мой ребенок – девочка, а не мальчик. – Салли встала. – Спасибо, что все для меня прояснили. Теперь я уверена, что в суде вы будете действовать так же профессионально, как и сейчас. Всего хорошего.

Не взглянув на мистера Эдкока, она повернулась и вышла. Салли слышала, как ее поверенный начал рассыпаться в извинениях, как адвокат оборвал его на полуслове, слышала, как Эдкок выбежал на улицу и поспешил за ней на Мидл-Темпл-лейн.

Она остановилась в конце проезда, позволив ему догнать себя.

– Мистер Коулмен, – сказал он, запыхавшись, – один из наиболее выдающихся и уважаемых адвокатов во всем королевстве. Знай я, что вы будете вести себя с ним – даже говорить неприятно – так оскорбительно и высокомерно, я бы никогда…

– По-моему, он назвал это издевкой и сарказмом, – отрезала Салли. – Но это не важно. Если он даже не знает, что мой ребенок – девочка, он не имеет права утверждать, что читал документы.

– Это детали…

– Ах, моя дочь – деталь? Так этот адвокат называет моего ребенка? Знаете, я за сегодняшний день уже наслушалась адвокатов, с меня довольно, мистер Эдкок.

Она повернулась, чтобы уйти, но почувствовала его руку у себя на запястье и остановилась.

– Мисс Локхарт, намерением мистера Коулмена, поверьте мне, было подвергнуть вас тому стрессу, который… тому дискомфорту, который вы испытаете завтра в суде. Это наглядный пример, к тому же очень полезный, каким испытаниям, без сомнения, хочет подвергнуть вас другая сторона. Если вы помните, вы сами настояли на встрече с мистером Коулменом. Его время чрезвычайно ценно…

– Спокойной ночи. – Салли, высвободила свою руку и пошла прочь.

Два часа спустя, промокшая и замерзшая, она добралась до дома. Горячая ванна, бутерброд, стакан виски с теплой водой, письма, взгляд на спящую Харриет, поцелуй на ночь, кровать. Первый раз за несколько недель Салли спала, как младенец. Она все поняла. Теперь она знала, что делать.

Глава десятая
Опекунство

Сисли Корриган сидела в дальнем углу зала заседаний на скамейке для публики и пыталась осмыслить услышанное. Она была здесь практически одна. На другом конце скамьи сидел темноволосый мужчина в длинном сером пальто и все время что-то записывал в небольшой блокнот. «Возможно, это нищий поэт, – подумала она, – который целыми днями сидит в суде, потому как больше сидеть ему негде».

Слушание не заняло много времени. За отсутствием ответчицы результат был предрешен заранее. Адвокат Салли предпринял формальную попытку спасти дело, заявив, что она сожалеет, раскаивается и решила исправиться, и попросил суд отложить слушание на шесть месяцев, чтобы за это время она попыталась уладить дело миром. Но адвокат мистера Пэрриша возражал: время для примирения давно прошло, к тому же мистер Пэрриш уже неоднократно пытался решить дело миром лично и через своего адвоката, но каждый раз натыкался на непреодолимую стену презрения и нежелания разговаривать. Все детали и письма, безусловно, прилагаются к делу, и суд может с ними ознакомиться. Но суд не захотел. Мистер Пэрриш сидел печальный, держался скромно и выглядел благородно – все было продумано.

Итак, не успев начаться, через двадцать минут суд был окончен и дело закрыто. Процесс по расторжению несуществующего брака начался, суд удовлетворил ходатайство отца, Артура Джеймса Пэрриша, об опеке над ребенком, Харриет Розой Пэрриш, также известной как Харриет Роза Локхарт. Адвокатов Салли уведомили, что мать должна доставить ребенка в дом мистера Пэрриша до пяти часов дня; судебное заседание закончилось в одиннадцать утра. Если же она этого не сделает… Никто не произнес этого, но Салли знала и объяснила Сисли, что тогда она будет обвинена в неуважении к суду и арестована. Жребий был брошен.

– Но что вы собираетесь делать?

– Скрываться, – ответила Салли. – Доказывать, что он врет. Кроме того, собираюсь съесть еще одно пирожное.

Они сидели в кафе на Стрэнде. Салли была занята весь день, но договорилась встретиться с Сисли в половине пятого. У Маргарет был клиент, иначе она бы тоже пришла. Сисли никак не ожидала такого поворота событий: у мисс Локхарт есть ребенок… Она взяла последнее пирожное и сделала попытку перестать глазеть на Салли.

– А где… Где ваша… Где сейчас Харриет? – спросила она.

– У друзей. В безопасном месте. Через день-другой все уляжется, и тогда я подыщу нам местечко.

– В Лондоне?

– Если я не смогу спрятаться в Лондоне, тогда мне нигде не спрятаться. Только об этом все последние дни и думаю; уверена, я права. Если уеду за границу, то не смогу выяснить, что же стоит за всем этим. Нет, я должна быть здесь. Надо узнать, что все это значит. Можно уехать и куда-нибудь в глухую деревню. Но там я буду на виду, правда? А в Лондоне никто никого не замечает. Здесь можно затеряться. Конечно, я должна оставаться в Лондоне. Жаль только, что сваливаю все дела на мисс Хэддоу. И на тебя. Ты не представляешь, как я тебе благодарна, Сисли…

Мисс Локхарт изменилась. Она больше не казалась подавленной, у нее были ясные глаза, румяные щеки, и выглядела она счастливой, возбужденной. Салли допила чай и попросила счет.

– Скажи мисс Хэддоу, что я напишу ей сегодня вечером. В контору идти не рискну – они наверняка будут поджидать меня там. Я напишу ей, что она может для меня сделать. Сейчас я должна полностью посвятить себя этому делу, возможно, ей понадобится помощь, но я обо всем расскажу. Спасибо, ты так много для меня делаешь. Хотя вовсе не обязана…

Она оставила Сисли доедать пирожное, подняла повыше меховой воротник плаща и вышла из кафе в сырой, промозглый вечер.

Уже почти стемнело, на улице было много народа. Салли подождала омнибуса и, когда подошел, трясущийся и битком набитый людьми, села между толстой дамой с муфтой и господином с мокрым зонтом, пытаясь сообразить, что же ей делать дальше. Сначала она приготовит Харриет ужин, потом уложит спать, сказав, что утром они отправятся в увлекательное путешествие, прямо как дядя Вебстер и Джим, затем они почитают любимые стишки, и Харриет помолится перед сном.

Когда Харриет будет спать, Салли договорится с мистером и миссис Моллой, чтобы использовать их дом в качестве места для свиданий, где она сможет укрыться, где сможет встречаться с Маргарет и куда Сара-Джейн будет приносить все новости из Твикенхема. Потом она сама поужинает и ляжет спать.

Омнибус остановился. Салли протолкалась к выходу. На улице уже совсем стемнело, фонари светились во мгле, словно огромные призрачные георгины. Мимо, опустив головы и прячась в муфты и меховые воротники, спешили прохожие. Парень, убирающий конский навоз с пешеходного перехода, ждал, не начнет ли кто-нибудь переходить дорогу. На углу площади, куда сворачивала Салли, стоял, согнувшись в три погибели над жаровней, продавец каштанов; он даже не утруждал себя зазывать покупателей, лишь время от времени помешивал каштаны, чтобы не сгорели.

Салли пошла по площади. Когда-то она жила здесь, еще до рождения Харриет; меблированные комнаты принадлежали ее старому другу, человеку по имени Тремблер Моллой, и его жене. Тремблер работал у Фредерика, когда Салли познакомилась с Гарландами. И когда его жена получила в наследство немного денег, Салли посоветовала им купить этот дом и научила, как вести дела.

Дом стоял в самом конце небольшого сада, спрятавшись за деревьями, и Салли не видела его, пока не подошла поближе. Когда же приблизилась, то остановилась как вкопанная.

Возле дверей стоял кеб. На пороге разговаривали два человека, один из них был полицейским.

Сердце Салли сжалось. Нет, они никак не могли найти ее так быстро… Она попятилась, опустилась на пару ступенек во двор ближайшего дома и стала наблюдать за происходящим из-за ограды.

На фоне дверного проема она узнала силуэт миссис Моллой. Та смотрела на то, что показывал ей полицейский, и качала головой. Второй человек сделал шаг вперед и, похоже, спорил с ней, а миссис Моллой лишь вновь качала головой. Салли не могла разобрать, о чем они говорят, из-за уличного гула и непрекращающегося шума дождя; все трое напоминали фигурки на театральной сцене.

«Только не пускай их внутрь», – повторяла про себя Салли.

Затем двое мужчин пошли прочь. Полицейский еще что-то бросил миссис Моллой через плечо, и она захлопнула дверь. Этот звук Салли расслышала, а мужчины тем временем сели в кеб.

Извозчик тряхнул поводьями, экипаж отъехал от тротуара и направился в сторону Салли. Она опустилась еще на несколько ступенек и, понимая, что за ней находится окно чьей-то кухни, высоко подняла воротник, закрыв лицо.

Когда кеб завернул за угол и исчез из вида, Салли выскочила из своего убежища и бросилась бежать к двери супругов Моллой, поскальзываясь на мокром булыжнике и хватаясь за прутья забора, чтобы удержать равновесие. Добежав, заколотила в дверь.

– Это я! – крикнула она в прорезь почтового ящика. – Миссис Моллой, это я…

Она услышала шаги хозяйки. Через мгновение дверь открылась, и Салли ввалилась внутрь.

– С ней все в порядке? Она здесь?

– Ради бога, мисс, за кого вы меня держите? – сказала миссис Моллой. – Я бы их ни за что не впустила, можете быть спокойны. Но господин сказал, что через полчаса они вернутся с ордером на обыск. Вам будет лучше…

– Через полчаса? Мне надо идти. Я заберу ее. Вы мне не поможете – не оденете ее? А я пойду соберу сумку. Может, мистер Моллой вызовет нам кеб?

– Но куда вы пойдете, мисс?

– Не знаю. Куда угодно. Решу по дороге. Пожалуйста, миссис Моллой, если вдруг они приедут раньше…

Полноватая, решительная миссис Моллой закивала головой, но на ее лице было написано сомнение. Салли взбежала по лестнице в свою спальню, схватила саквояж, который привезла из Фруктового дома, покидала туда кое-что из одежды, умывальные принадлежности, туфли, несессер с ручками и бумагой, лежавший на тумбочке возле кровати, и, наконец, небольшой сверток из непромокаемой ткани, который тяжело упал на собранную одежду. Это был пистолет.

Салли осмотрелась вокруг, хотя все равно больше ничего с собой брать не собиралась. Ее сумочка – вот она; чековая книжка, ключи.

С саквояжем она побежала вниз по лестнице и увидела, что мистер Моллой входит с улицы, закутанный в теплый шарф и с котелком на голове.

– Кеб уже ждет, мисс, – сказал он. – Четырехколесный. Он гораздо быстрее двухколесного, так что если поедете далеко…

– Да благословит вас Бог, – ответила Салли. – А Харриет?..

– Жена собирает ее. Да уж, для нее это такое приключение. Хотя не знаю, дети многое принимают за должное, не зная, какое оно есть на самом деле, это должное. Их ничем не удивишь. Куда же вы поедете, мисс?

– Честно говоря, не знаю. Но как только смогу, напишу вам, где остановилась.

– Не волнуйтесь, мисс, мы вас не выдадим. Но, может, вам все-таки лучше остаться у нас?

– Если они вернутся с ордером, нас все равно найдут…

Дверь отворилась, и в прихожую вошла Харриет, за ней шла миссис Моллой с большим бумажным пакетом.

– Мама, – тихо сказала девочка, когда Салли нагнулась и обняла ее, – смотри – печенье!

– Я ей положила немного, только что испекла. – Миссис Моллой указала на пакет. – Вдруг есть захочется.

– Давайте я возьму сумку, – предложил ее муж.

Миссис Моллой наклонилась поцеловать Харриет, которая довольно равнодушно обняла ее, Держа в руках печенье. Она была так тепло одета – шляпка, пальто, перчатки и ботинки, – что с трудом могла передвигаться. Салли подхватила дочь одной рукой, другой надела шляпку, потом взяла свою каракулевую муфту и осторожно набросила на шею шнурок, на котором та висела.

– Я сажала ее на горшок и недавно сменила белье, – прошептала миссис Моллой. – Так что менять пока не надо. Вот, чуть не забыла, все выстирано и высушено. И тут же, в сумке, банные принадлежности…

Она взяла большую матерчатую сумку, в которую было сложено белье Харриет, и передала мужу, стоявшему в дверях. Салли так много хотела сказать этим людям, но времени оставалось лишь на пару слов.

– Спасибо. Не знаю, что бы я без вас делала… Завтра же постараюсь написать. Прощайте.

Харриет, царственно взиравшая на происходящее из-под полей шляпки, поняла, что происходит, и переложила печенье в левую руку, чтобы правой помахать на прощанье. Затем последовали смущенные благодарности, неловкие движения, и мистер Моллой помог Салли отнести сумку с бельем в кеб. Она забралась внутрь и села у окошка.

– Куда едем? – спросил кучер.

– М-м… В Чаринг-Кросс, – ответила Салли. Она закрыла дверь, устроилась поудобнее и посадила Харриет к себе на колени. Кучер тихо причмокнул лошади, отпустил тормоза, и повозка покатилась. Салли подалась вперед, повернулась и долго махала рукой, пока кеб не свернул за угол и маленькая, уютная дверца дома не исчезла из вида.

КНИГА ВТОРАЯ

Глава одиннадцатая
Вильерс-стрит

Она нашла жилье на Вильерс-стрит, узенькой улочке рядом со станцией Чаринг-Кросс. Домовладелицу, немку, в Салли интересовали исключительно ее деньги. Салли заплатила гинею на неделю вперед за спальню и гостиную. Уголь и свечи в стоимость не входили, поэтому за них пришлось платить дополнительно; белье надо было отправлять в прачечную, а еду заказывать заранее, что Салли сразу и сделала.

– Как вас зовут? – спросила хозяйка, записав все, о чем они договорились.

Они стояли в прохладном, тускло освещенном холле, Харриет подозрительно наблюдала за происходящим, сжимая в руках свою сумочку.

– Миссис Марчбэнкс, – ответила Салли, снимая шляпку. Левую руку она оставила в муфте: надо бы купить обручальное кольцо. А что носят вдовы? Надо прикинуться вдовой, лишь бы не вызывать подозрений. Ей предстоит во многом разобраться.

– Она есть мочиться в кровать? – поинтересовалась домовладелица.

– О нет. Обычно нет. Иногда.

– Я давать вам непромокаемая ткань. Постелите ее поверх матраса. Идемте со мной.

С саквояжем, висящим на локте, сумкой с бельем Харриет в одной руке и самой Харриет в другой, Салли проследовала за хозяйкой по узкой лестнице на третий этаж. Наверху немка поставила лампу на подоконник, достала из связки ключ и отперла ближайшую дверь.

– Вот ваши комнаты. Я принести вам непромокаемая простыня. Не забудьте про нее, пожалуйста.

Салли вошла в маленькую холодную гостиную и посадила Харриет на диван.

– Здесь всего одна кровать, – предупредила хозяйка. – Ей придется спать с вами. Я принести свечи и огонь. Вы ждать.

Когда она удалилась, Салли поставила на пол саквояж и подошла к окну. Вильерс-стрит блестела в свете нескольких фонарей и бара, находящегося по соседству; справа, со Стрэнда, доносились грохот колес, стук копыт и крики двух конкурирующих продавцов газет, рекламировавших свой товар. Здесь было более шумно, чем в Айлингтоне, и намного более шумно, чем в совсем тихом Фруктовом доме.

– Мама, – подала голос Харриет. – Темно.

Салли подошла к дивану, села и взяла дочку на колени. Она развязала ленты ее меховой шляпки и сняла ее, освободив светлые кучерявые волосы девочки, которые были такими же жесткими, как и у ее отца.

– Да, темно, но сейчас хозяйка принесет свечи, и мы их зажжем. И затопим камин, чтобы согреться, и поедим печенье, да?

– Все печенья.

– Немного оставим на завтра. А потом уложим тебя спать.

– Все печенья!

– Посмотрим. А вот и огонь.

Харриет вытянула шею, чтобы посмотреть на долговязого, шмыгающего носом мальчика, который принес корзину с углем и ведро с несколькими уже раскаленными угольками. Будто не замечая Салли с Харриет, он достал из кармана жилетки свечу, вставил ее в подсвечник на каминной полке и зажег спичку. Когда свеча загорелась, он бросил в камин углей и высыпал сверху те, что были в ведре. Затем перемешал их и ушел.

– Надеюсь, они разгорятся, – сказала сама себе Салли. – У меня нет спичек. Надо было ему принести немного дров.

Она встала с дивана и еще раз помешала угли. При свете свечи комната выглядела более гостеприимно, хотя и не намного. Харриет, устроившись поудобнее на диване, стащила варежку и засунула большой палец в рот.

– Устала, малышка? – спросила Салли.

– Ага.

– Подожди, не засыпай. Сначала мы тебя разденем и уложим в кроватку. Подожди чуть-чуть.

Вошла домовладелица, принесла еще свечей, дров для растопки и жесткую клеенку. Она согласилась дать немного молока для Харриет и чай с хлебом и сыром для Салли; пять минут спустя камин уже ярко горел, свечи освещали комнату, шторы были задернуты, а дверь заперта.

Пока Харриет за столом ела печенье и запивала его молоком, Салли взяла свечу и пошла в спальню. Там было прохладно, а постель будто никогда и не проветривали – от нее пахло сыростью. Салли сняла одеяла и простыни и принесла их в гостиную посушить возле огня, а затем развернула жесткую, хрустящую клеенку и постелила ее на матрас.

– Тебе придется быстро взрослеть, малышка, – прошептала она.

Под кроватью стоял ночной горшок, ванная и туалет находились этажом ниже. Салли взяла с полки в ванной кувшин, принесла в комнату немного горячей воды и достала банные принадлежности.

Харриет допила молоко, и когда Салли раздела ее, то выяснила, что белье, к счастью, все еще сухое. Девочка засыпала, щеки ее порозовели, и она сосала пальчик. Салли посадила дочь на горшок, потом помыла ее, облачила в ночную рубашку, причесала и застелила кровать немного подсохшим бельем.

Когда она несла Харриет в постель, малышка неожиданно заплакала, скорее даже отчаянно зарыдала.

– Что такое? В чем дело, милая?

– Овечка… Овечка…

С тех пор, как пропал мишка, маленькая шерстистая овечка стала игрушкой, которую Харриет каждый день брала с собой в кровать. Они оставили ее у четы Моллой. Салли обняла дочурку и начала укачивать, пока та всхлипывала, уткнувшись в материнское плечо.

– Тише, милая… Тише… послушай, мы напишем письмо миссис Моллой и попросим, чтобы она отдала овечку почтальону, а он принесет ее нам, хорошо? Завтра же отправим письмо с почты. У нас же приключение, забыла? А овечка… овечка осталась посторожить мистера и миссис Моллой этой ночью. Ведь она очень храбрая. О, смотри… – Салли в голову пришла идея: она так быстро опустила Харриет на пол, что девочка от удивления даже перестала плакать. – Смотри, мышка!

Надеясь вспомнить, как это делается, Салли быстро достала из сумки носовой платок, развернула его, затем определенным образом свернула, завязала концы, потянула и еще раз завязала, пока кусочек ткани не превратился в подобие существа с ушками и хвостом. Отец научил ее этому фокусу, когда она была маленькой.

Харриет одной рукой схватила мышку и прижала ее к груди, не выпуская изо рта большой палец другой руки. Салли поцеловала ее, уложила на шелестящую простыню и затушила свечу. Свет едва проникал в спальню из гостиной, и она разглядела слезинки на щеках Харриет. Ее охватил такой прилив нежности к своей девочке, что она сама почувствовала, как ее глаза наполнились слезами, а в горле застрял ком.

Она тут же взяла себя в руки, начала гладить Харриет по голове и напевать песенку:

Лаванда синяя, дилли, дилли,

Лаванда зеленая,

Коль будешь ты принцем, дилли, дилли,

То буду принцессой я…

Она вспомнила, как в детстве болела и лежала в кровати, а отец терпеливо сидел в темноте возле нее и пел своим низким голосом эти старые песенки, рассказывал сказки, и рядом с ним она чувствовала себя лучше, ощущала, что она в безопасности. Она никогда не знала свою мать. Отец был ей за обоих, как и она сама для Харриет.

Наконец девочка уснула. Салли подоткнула ей одеяло и на цыпочках вышла в гостиную.

Камин почти погас. Она встала на колени и разожгла его снова, положив туда свернутую газету, пару поленьев и немного угля. Когда огонь разгорелся, она поднялась и взглянула на свои руки. Воды, чтобы вымыть их, не было, нужно снова спускаться вниз; она вытерла руки об юбку и устало села за стол, запястьем убрав волосы со лба.

Салли глубоко вздохнула и медленно выпустила воздух. Потом поставила подсвечник поближе, достала из саквояжа маленькую тетрадку, карандаш и принялась писать.

25 октября, 1881 года

Я не знаю, что мне делать. Я не знаю, как мыть и кормить ее, поэтому не понимаю, как буду справляться, но, в конце концов, многие женщины справляются. Я привыкла, что обо всем заботится Сара-Джейн (не забыть: послать ей деньги за этот месяц – наверное, уже кончились?), и даже не подозревала, что приходится так много о чем помнить и думать.

Что мне делать?

Денег у нас десять фунтов или немногим более того. Надо завтра пойти в банк, снять еще чуть-чуть и открыть счет на другое имя. Купить обручальное кольцо. Кажется, вдовы носят его на другой руке. У кого мне узнать? Почему я сама не знаю? Думаю, мы сможем жить спокойно – найдем место получше этого, но я не должна ни в коем случае ходить во Фруктовый дом, к Моллоям, в магазин или в контору. Только письма.

Неужели это на всю жизнь?

Особенно – никаких контактов с поверенным. Будет ли он опротестовывать решение суда? Можно ли его опротестовать? Возможно, следует написать ему, но, наверное, я сожгла за собой все мосты.

Что я должна сделать, раз уж не могу доказать, что Харриет не его дочь, – так это узнать, зачем ему все это нужно и что за всем этим стоит. Узнать все, что получится. Если он занимается противозаконными делами, ему не доверят опеку над ребенком.

И этот священник. Мистер Бич. (Не забыть: сообщить Розе новый адрес, как только мы будем в безопасности.) Его самое уязвимое место – эта ложь в метрической книге. Если я выясню, зачем он это…

Она остановилась, услышав какой-то звук из спальни, но это всего лишь Харриет бормотала во сне. Салли подбросила в камин еще углей и снова села за стол.

…сделал, тогда я буду знать, как его победить. Это мой единственный шанс.

* * *

Поздно вечером Элли услышала, как в дверь Фруктового дома позвонили. Она оторвалась от пасьянса, который раскладывала на кухонном столе, и подняла голову:

– Кто это может быть?

– Так и не узнаешь, если не пойдешь посмотреть, – ответила миссис Перкинс, которая сидела в кресле и читала газету.

Элли нехотя встала. Она уже имела неприятный разговор с полицией, как и Сара-Джейн Рассел; она уже начала подумывать, не сказала ли чего лишнего о том, куда уехала Салли. Может, у сержанта возникли еще вопросы, а может, принесли ордер на обыск.

Но это был не полицейский. Пришел темноволосый молодой человек в грубом пальто. Сперва она приняла его за бродягу, особенно потому, что у него был смешной акцент, но молодой человек оказался довольно вежливым.

– Я ищу мисс Локхарт, – сказал он. – Она дома?

– Нет, сэр, – ответила Элли. – Я не знаю, где она.

– А кто занимается хозяйством в ее отсутствие? Элли услышала позади себя шаги Сары-Джейн и обернулась.

– Могу я узнать, как вас зовут? – спросила няня.

– Дэниел Голдберг. Я журналист. Я знаю, что случилось с мисс Локхарт, и думаю, что могу ей помочь. Но мне надо поговорить с ней лично.

Элли сделала шаг в сторону, но Сара-Джейн к двери не подошла – они обе начали опасаться незнакомцев.

– Я не могу сказать вам, где сейчас находится мисс Локхарт, потому что не знаю этого, – сказала Сара-Джейн. – Она не появлялась дома с утра. И я не знаю, когда она вернется. Если бы и знала, не уверена, что должна была бы говорить вам, но я действительно не знаю.

– Можно оставить ей записку? – спросил незнакомец.

– Почему нет? – ответила Сара-Джейн. – Вы не собираетесь об этом писать? Это попадет в газеты?

– Пока нет. – Он что-то нацарапал в блокноте. Потом оторвал листок, свернул его и написал имя Салли на обратной стороне. – Пожалуйста, передайте ей. Это очень важно. Спокойной ночи.

Он приподнял свою широкополую шляпу и удалился. Элли закрыла входную дверь.

Сара-Джейн с сомнением смотрела на записку.

– Думаешь, он говорит правду? – спросила Элли.

– Не знаю. Я ничего не знаю. Думаю, надо послать ее миссис Моллой… Но если Салли не там, как сказал полицейский, она все равно ее не получит.

– Наверное, лучше оставить здесь. Пока от нее не будет новостей.

Сара-Джейн кивнула. Она положила записку на полку в прихожей, а Элли вернулась на кухню.