Текст книги "Глаз в небе"
Автор книги: Филип Киндред Дик
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
Глава 4
Утреннее солнце освещает спящую Маршу, ее обнаженные плечи и ложится желтым квадратом на темный пол. Стоя в ванной, Джек ожесточенно бреется, превозмогая боль в поврежденной руке. В запотевшем зеркале он воспринимает свои смазанные мыльной пеной черты как пародию на человеческое лицо. В доме наступило успокоение. Вся саранча уползла куда-то, и только изредка случайный шорох напоминает о том, что часть насекомых забралась под стенные панели. Теперь все кажется вполне нормальным и привычным. Проехал, звякая бутылками, небольшой грузовик молочника. Марша вздохнула и пошевелилась во сне, выпростав руку поверх одеяла. На заднем крыльце Прыг-Балда раздумывал, не пора ли опять вернуться в дом. Тщательно контролируя свои действия, Гамильтон закончил бритье, помыл бритву, освежил лосьоном щеки и шею, надел свежую белую сорочку. Ночью, ворочаясь без сна, он заранее решил, что исполнит задуманное именно сейчас, после бритья, когда от сонливости не останется и следа, а сам он будет умыт, одет и причесан.
Неуклюже опустившись на одно колено, он сложил вместе ладони, закрыл глаза, втянул глубоко воздух и начал…
– Великий Боже, – проговорил он таинственным полушепотом, – сожалею и раскаиваюсь в том, что содеял с бедняжкой мисс Рейсс. Если Ты сможешь простить мой грех, я буду признателен.
Джек оставался коленопреклоненным еще минуты, размышляя над тем, достаточно ли сказанного и все ли он правильно сказал. Однако мало-помалу стыд, гнев и ярость вытеснили смиренное раскаяние. Где это видано, чтоб взрослый здоровый мужик становился на колени? Унизительно… недостойно разумного человека… и, честно говоря, непривычно.
Скрепя сердце он добавил к своей молитве еще несколько строк:
– Господи, посмотри в лицо фактам: она это заслужила! – Его жесткий шепот разносился по притихшему дому. Марша вновь вздохнула и перевернулась под одеялом. Скоро она проснется. Прыг-Балда царапался в дверь снаружи, удивляясь, почему она до сих пор заперта. – Господи, оцени ее слова по достоинству! – продолжал Джек, тщательно выбирая слова. – Именно такие, как она, создавали лагеря смерти. Она суетлива, непримирима… От антикошачьих настроений рукой подать до антисемитизма… Ответа не последовало. А рассчитывал ли Джек получить его? Чего конкретно ждал? Он и сам не знал. Может, какого-нибудь знака. Или молитва не смогла пробиться к Богу? Последний раз Джек сталкивался с какой бы то ни было религией на восьмом году жизни, в воскресной школе. А старательное чтение этой ночью церковных текстов не дало ничего конкретного, только ощущение необъятности предмета и глубины материала… Там тоже свои формулы, фактически – тот же протокол… и построже, чем у полковника Эдвардса.
Джек еще оставался в молитвенной позе, когда сзади послышался звук. Повернув голову, он увидел какую-то фигуру, на цыпочках пересекавшую гостиную. Человек. В свитере и просторных брюках. К тому же – негр.
– Хорошенький знак свыше, нечего сказать! – с сарказмом заметил Гамильтон. Чернокожий выглядел явно не лучшим образом.
– Вы меня помните? Я – гид. Привел вас на ту платформу. Вот уже пятнадцать часов, как эта авария у меня из головы не выходит…
– Вы тут ни при чем, – сказал Гамильтон. – Вам досталось наравне со всеми.
Поднявшись, Джек вышел из ванной в прихожую. – Вы завтракали?
– Я не голоден, – ответил негр, пытливо глядя на Гамильтона. – Что вы сейчас делали? Молились?
– М… да, – признался Джек.
– Это ваш обычай?
– Нет… – Поколебавшись, он добавил:
– Я не молился лет с восьми.
Негр помолчал, раздумывая над чем-то, потом, спохватившись, представился:
– Меня зовут Билл Лоуз…
Они обменялись рукопожатием.
– Вы, кажется, все поняли! Когда догадались?
– Где-то со вчерашнего вечера.
– Что-нибудь произошло?
Гамильтон рассказал ему о дожде из саранчи и об укусе осы.
– Догадаться несложно. Солгал – был наказан. Перед тем сквернословил – значит, снова наказан. Причина и следствие. Все элементарно.
– А на молитву вы зря теряете время, – без обиняков заявил Лоуз. – Я пробовал. Все напрасно!
– О чем вы молились?
Лоуз с иронией ткнул себя в шею над воротом сорочки, в полоску черной кожи:
– Могли бы догадаться. Но все не так просто… Тут уж, наверное, судьба.
– В ваших словах изрядная доля горечи, – осторожно заметил Гамильтон.
– В свое время ее было гораздо больше. – Лоуз прошелся по гостиной.
– Извините, что я так бесцеремонно ворвался… Но дверь была не заперта, и я решил, что вы дома. Вы инженер-электронщик?
– Да.
Состроив гримасу, Лоуз протянул руку:
– Приветствую, коллега. Я выпускник университета. Квантовая физика.
Благодаря чему и получил работу гида. Большая конкуренция в наше время… Во всяком случае, мне так говорят.
– А вы как разобрались со всем этим? – Гамильтон повел вокруг рукой.
– С этим?.. – Лоуз пожал плечами. – Догадаться нетрудно.
Он вынул из кармана матерчатый узелок. Развязав его, он показал крохотную металлическую пластинку.
– Когда-то сестра заставляла меня это носить. Так и привык. Он бросил амулет Гамильтону. На пластинке еще не до конца стерлись слова веры и надежды. Возможно, тысячи рук ощупывали эти заклинания.
– Давайте, – усмехнулся Лоуз. – Воспользуйтесь им.
– Воспользоваться? – не понял Джек. – Откровенно говоря, это не мой стиль.
– Я по поводу вашей руки. – Лоуз сделал нетерпеливый жест. – Талисман ведь действует – теперь. Приложите к больному месту и увидите. Лучше снять повязку. При непосредственном контакте он работает лучше. Именно так я избавился от своих собственных травм.
Недоверчиво посматривая на Лоуза, Гамильтон содрал часть повязки.
Почерневшая плоть влажно блестела сукровицей под лучами солнца.
Поколебавшись, Джек осторожно приложил к ране холодный кусочек металла.
– Вот, уже пошло, – заметил Лоуз.
Отвратительная нагота поврежденных тканей стала бледнеть и покрываться розовой пленкой. Оранжевый глянец медленно обретал нормальный телесный цвет. Рана сузилась, перестала сочиться сукровица. Потом и вовсе затянулась. Только посредине осталась узкая белая полоска. Под кожей пропала болезненная пульсация.
– Вот видите! – победно ухмыльнулся Лоуз, протягивая руку за амулетом.
– А раньше он помогал?
– Да что вы!.. Никогда. Глупые старушечьи байки. – Он сунул амулет в карман. – Теперь попробую оставить на ночь несколько волосков в воде… Утром, конечно, будут черви. А хотите знать, как вылечить диабет? Надо взять половину сушеной жабы, смолоть как кофе, перемешать с молоком девственницы, завернуть в старую тряпку и обернуть шею больного.
– Вы хотите сказать…
– …что теперь подействует. Как до сих пор еще верят в глубинке. До сих пор старики ошибались, а мы были правы. Но теперь неправы мы. На пороге спальни появилась Марша. В халате, заспанная и непричесанная.
– О!.. – испуганно выдохнула она, завидев Лоуза. – Это вы! Как поживаете?
– Спасибо, хорошо, – ответил Лоуз.
Протирая глаза. Марша обернулась к мужу:
– Как спалось?
– Так… А что?
Что-то в ее голосе насторожило Джека.
– Сон видел?
Гамильтон задумался. Снилось нечто расплывчатое, рассказывать особо не о чем.
– Нет, – буркнул он.
Странное выражение появилось на угловатом лице Лоуза.
– Вы видели сны, миссис Гамильтон? Что именно?
– Самое странное, такое и сном-то не назовешь. Ничего не происходило.
Просто – было…
– Место, но не действие – так?
– Вот-вот. Грубо говоря, имело место что-то неизвестное. И мы в том числе.
– Мы все? – живо спросил Лоуз. – Все восемь?..
– Да, – кивнула Марша. – Все лежали там, где упали. В «Мегатроне».
Мы просто лежали. Без сознания. И даже, казалось, вне времени.
– А в углу, – спросил Лоуз, – происходит что-нибудь? Суетятся медики? Или ремонтники?..
– М-м… да, – подтвердила Марша. – Но они, скорее, недвижно присутствуют. Замерли, как статуи, на какой-то лестнице.
– Нет, они двигаются, – возразил Лоуз. – Мне тоже снилось подобное.
И я тоже сначала думал, что они неподвижны. Они двигаются, только очень медленно.
Наступило тягостное молчание.
Еще раз покопавшись в памяти, Джек нерешительно произнес:
– Теперь и я припоминаю… Это след травмы: мгновение шока. Оно врезалось в наше сознание. Наверно, мы никогда от него не избавимся полностью.
– Но это не память! – взволнованно воскликнула Марша. – Это продолжается! Мы все по-прежнему – там.
– Как?.. В «Мегатроне»?
Она судорожно кивнула:
– Я это только так и ощущаю.
Чувствуя, что Марша на грани срыва, Джек сменил тему.
– Сюрприз! – показал он ей заживленную рану. – Глазом не моргнув, Билл чудо сотворил!
– Нет, не я! – сердито запротестовал Лоуз. – Никто и никогда не уличит меня в чудесах. Смущенный Гамильтон поглаживал свою руку.
– Это ваш амулет ее вылечил!
Лоуз достал талисман из кармана и внимательно осмотрел его.
– Может быть, теперь мы спустились до уровня настоящей реальности.
Может, под обманчивой поверхностью всегда существовала эта реальность…
Марша медленно подошла к мужчинам.
– Мы мертвы, не так ли? – спросила она неожиданно севшим голосом.
– По-моему, нет, – ответил Гамильтон. – Мы все еще находимся в Белмонте, штат Калифорния. Но это другой Белмонт. Произошли какие-то перемены. Некоторые добавления, там и тут… Другими словами, кто-то за нами следит.
– И что теперь? – спросил Лоуз.
– Вопрос не по адресу, – ответствовал Гамильтон. – Я в таком же положении, как и вы.
– Я могу сказать, чего нам ждать теперь, – тихо сказала Марша.
– Чего же?
– Я иду искать работу.
Брови Гамильтона поднялись:
– Какую еще работу?
– Любую. Машинисткой, продавщицей, телефонисткой на коммутаторе. Чтоб нам было на что жить… или ты забыл?
– Я не забыл. Но ты тем не менее останешься дома, хотя бы мебель от пыли протирать… А я позабочусь о работе.
Он выставил чисто выбритый подбородок и выпятил грудь в свежей сорочке:
– Два шага уже сделал на этом пути!
– Но ведь я виновата, что ты без работы!
– Может, никому из нас работать больше не придется, – иронизируя, произнес Лоуз. – Может, от нас больше ничего не требуется, кроме как рот раскрывать в ожидании манны небесной.
– Вы говорили, что уже пробовали, – бросил Гамильтон.
– Пробовал, да. И безрезультатно. Но у других получается. И нам надо выяснить, как это им удается. Этот мир, чем бы он ни был, имеет свои собственные законы. На привычные для нас нормы они не похожи. Мы в этом уже убедились: талисманы больше не безделушки. Значит, благословение – не пустой звук в этом мире… – Запнувшись, он добавил:
– Как, вероятно, и проклятие.
– И спасение!.. – широко раскрыв глаза, прошептала Марша. – Боже милостивый, значит, Небеса действительно существуют?
– Безусловно, – кивнул Джек, направляясь в спальню. Вскоре он вернулся, завязывая галстук. – Но об этом после… А сейчас я отправлюсь вдоль побережья искать работу. У нас в банке – пятьдесят долларов, и ни цента больше. Я не намерен умирать с голоду, дожидаясь, когда же начнут действовать молитвы.
На служебной автостоянке у ракетного завода Гамильтон включил зажигание своего «форда». Машина все еще занимала прежнее место с надписью:
«Зарезервировано для Д. Гамильтона».
Выехав на Эль-Камино-Реаль, он вскоре оставил Белмонт позади. Через полчаса он уже был у южной оконечности Сан-Франциско. Башенные часы местного отделения банка показывали 11.30, когда Джек припарковал машину на покрытой гравием площадке среди «кадиллаков» и «крайслеров» персонала Агентства по развитию электроники.
Корпуса агентства высились справа: белые бетонные кубы на фоне холмов растущего индустриального города. Когда-то давно, после первой публикации Гамильтона по электронике, агентство хотело переманить его из «Калифорния мэйнтэнанс» к себе.
Возглавлял агентство Гай Тиллингфорд, один из ведущих специалистов страны. Блестящего ума человек, он был еще и близко дружен с отцом Гамильтона.
Именно здесь надо искать работу – если вообще суждено ее найти. И, самое главное, в данный момент агентство не вело военных исследований. Доктора Тиллингфорда, одного из основателей Института фундаментальных исследований в Принстоне, больше увлекали чисто научные проблемы. Из Агентства по развитию электроники вышло несколько мощнейших компьютеров, величайших электронных мозгов, применяемых во всех странах западного мира.
– Да, мистер Гамильтон, – деловито затараторила секретарша, бегло полистав его бумаги, – я скажу доктору, что вы здесь… Уверена, он обрадуется вам.
Энергично вышагивая в холле, Гамильтон то и дело складывал вместе кончики пальцев, молча творя молитву. Она получалась сама собой; для этого не требовалось усилий. Пятидесяти долларов на счете явно недостаточно для счастья… даже в этом мире чудес и сыплющейся с потолка саранчи.
– Джек, мальчик мой! – раздался звучный голос. Доктор Гай Тиллингфорд появился в дверях кабинета, протягивая гостю руку. Лицо его светилось радостью. – Как я рад тебя видеть! Погоди, сколько же мы не виделись? Десять лет?
– Недалеко от этого, – признал Гамильтон, ощущая сердечную полновесность рукопожатия. – А вы, доктор, неплохо выглядите. В кабинете Тиллингфорда находились инженеры и научные консультанты. Блестящие молодые люди, энергичные, по моде одетые. Не обращая на них внимания, доктор провел Джека через анфиладу переходов в отдельную комнату.
– Здесь мы сможем поговорить, – доверительно сказал он, тяжело опускаясь в просторное кожаное кресло. – Видишь, устроил себе… подобие убежища, где можно хоть несколько минут побыть самим собой. Поразмышлять, успокоиться…
Он с грустью добавил:
– Не могу, знаешь ли, держать такой темп, как раньше. Пару раз в день вынужден заходить сюда, чтоб восстановить силы.
– Я ушел из «Калифорния мэйнтэнанс», – сообщил Гамильтон.
– Ага! – кивнул Тиллингфорд. – Молодец. Это место не для тебя.
Слишком заняты пушками. Не ученые, а государственные чиновники.
– Я не подал в отставку. Меня выгнали.
Гамильтон кратко обрисовал ситуацию.
Тиллингфорд некоторое время сидел молча. Задумавшись, он насупил брови, ногтем постукивая по передним зубам…
– Я помню Маршу. Милая девушка, всегда нравилась мне. Все помешались теперь на охране секретов. Но здесь нам нет нужды об этом беспокоиться. Мы как отшельники в башне: никаких правительственных заказов! – Доктор довольно рассмеялся. – Последний бастион чистой науки.
– Вы думаете, что я мог бы пригодиться вам? – спросил Гамильтон, стараясь, чтобы голос звучал как можно более непринужденно.
– Почему бы и нет?
Машинальным движением Тиллингфорд достал некий странный предмет, вращающийся барабан на подставке, и принялся крутить его.
– Я с твоими работами знаком… По правде говоря, жалею, что ты раньше не оказался у нас.
Гамильтон как зачарованный смотрел на диковинную штуку в руках у Тиллингфорда: он узнал молельное колесо буддистов.
– Тебе, конечно, зададут положенные вопросы, – вскользь обронил Тиллингфорд, вращая колесо. – Рутина, сам понимаешь… Но анкету и прочее тебе заполнять не придется. Я опрошу тебя устно. Как я понимаю, ты не пьешь, не так ли?
Гамильтон от удивления привстал:
– Пью?!.
Видимо, Тиллингфорда ответ удовлетворил.
– Теперь что касается Марши… Некоторую трудность эта история создает. Не в том, что относится к охране секретов, а… Джек, я должен спросить вот о чем… Скажи мне правду, Джек!… Тиллингфорд вытащил из кармана книгу в черном переплете, тисненную золотом: «Байян Второго Бааба»[3]3
Bayan of the Second Bab. Первый Бааб (Великий Бааб) – религиозный деятель на Ближнем Востоке (подлинное имя – Мирза Али Мохаммед ибн Радхиг (1824-1850). Основал в 1844 году мусульманское движение «баабизм». Второй Бааб – последователь Первого Бааба (подлинное имя – Бехель-улла). Предводитель экстремистского движения бахаитов. Дословно «Бааб» – Врата Пророка. «Байян» – книга откровений, представляющих дополнение к Корану
[Закрыть] и передал ее Гамильтону.
– В колледже, когда вы с Маршей имели отношение к радикальным кругам… вы не практиковали, скажем так, «свободную любовь»? Гамильтон не смог подобрать нужных слов. В крайнем изумлении он встал перед Тиллингфордом, держа в руке «Байян». Книга еще хранила тепло рук доктора. В комнате уже появились двое служащих агентства; они наблюдали с почтительного расстояния. В длинных белых халатах, они держались торжественно, как служители некого культа. Их коротко остриженные головы напоминали выбритые черепа молодых монахов… Странно, что раньше Джеку не приходило в голову, насколько нынешняя мода коротко стричься похожа на ритуальную стрижку монашеских орденов. Эти двое выглядели вполне типично для молодых физиков, но куда подевалась их обычная для юных талантов бесцеремонность?
– Раз уж мы начали, то я спрошу тебя вот о чем, – говорил Тиллингфорд. – Джек, мальчик мой, положи руку на «Байян» и скажи правду: нашел ли ты Единственно Верный Путь к благословенному спасению? Все взгляды сошлись на Гамильтоне. Он сглотнул неожиданно подкативший к горлу ком, покраснел как рак и стоял, совершенно обалдевший.
– Доктор, – наконец проговорил он, – я, пожалуй, зайду в другой раз.
Тиллингфорд снял очки и обеспокоенно взглянул на Гамильтона:
– Ты плохо себя чувствуешь, Джек?
– Я много пережил за последние дни. Потеря работы… – Он торопливо добавил:
– И прочее… Марша и я попали вчера в аварию.
– Да, да, – кивнул Тиллингфорд. – Я слышал об этом. К счастью, никто не погиб.
– С теми, кто угодил в эту бойню, – вступил в разговор один из сотрудников, – должен был находиться сам Пророк. Вы подумайте: падать с такой высоты – и уцелеть!
– Доктор, – хрипло произнес Гамильтон, – вы не могли бы рекомендовать хорошего психиатра?
– Кого? – Лицо ученого мужа вытянулось и застыло с выражением крайнего удивления. – Ты, парень, в своем уме?
– По-моему, да… – не совсем уверенно ответил Джек.
– Обсудим это позже, – сдавленным голосом проговорил Тиллингфорд.
Нетерпеливым жестом он отослал обоих ассистентов. – Ступайте в мечеть, – приказал он им. – Займитесь медитацией, пока я вас не позову. Те вышли, бросая на Джека любопытные взгляды.
– Со мной можешь говорить откровенно, – тяжело вздыхая, сказал Тиллингфорд. – Я твой друг, Джек. Я знал твоего отца. Это был великий физик. Лучше не бывает. Когда ты пошел работать в «Калифорния мэйнтэнанс», я сильно огорчился. Но, конечно, мы должны склоняться перед Волей Космоса. Гамильтон чувствовал, как холодный пот стекает у него по шее, впитываясь в накрахмаленный ворот сорочки.
– Можно задать несколько вопросов? – выдавил кое-как Джек. – Я нахожусь в научном учреждении, не так ли? Или я отстал от событий?
– От событий?.. – Озадаченный Тиллингфорд взял «Байян» из вялых пальцев Гамильтона. – Я не вполне понимаю ход твоих мыслей, мой мальчик. Пожалуйста, поконкретнее!
– Ну, скажем, так… Я долгое время просидел в определенной изоляции.
Будучи погружен в работу, я потерял контакт с остальным научным миром. И поэтому, – Джек беспомощно развел руками, – не имею понятия, кто чем сейчас занимается. Может, вы коротко введете меня в курс дела?
– В курс дела, – кивая, повторил Тиллингфорд. – Потеря контактов и отсутствие перспективы – общая беда. К этому всегда ведет сверхспециализация. Я и сам тебе не ахти как много расскажу. Наша работа в агентстве очень четко расписана. У себя в «Калифорния мэйнтэнанс» вы строили оружие против неверных. Там просто, прикладная наука, так ведь?
– Да, – согласился Гамильтон.
– А здесь мы заняты вечной фундаментальной проблемой – связью. Это наша работа. И притом какая работа, Джек! Обеспечивать электронную систему нервной связи. У нас работают электронщики вроде тебя. У нас есть и высшего калибра консультанты по семантике. Неплохие исследователи-психологи. Все мы образуем команду, чтоб решать важнейшую проблему человеческого существования: поддержание бесперебойного канала связи между Землей и Небесами.
Доктор продолжал:
– Хотя ты с этим уже знаком, но я повторюсь. В прежние времена, пока связь не стала предметом строгого научного анализа, существовали различные, сделанные кое-как системы. Грубые, эклектичные – больше произвола, чем науки… Жалкие попытки привлечь к себе внимание Господа, дергая Его за бороду. Наподобие громких песнопений и молитв, до сих пор практикуемых малообразованными классами. Ну да ладно, пускай себе поют и скандируют… Он нажал кнопку, и одна из стен комнаты стала прозрачной. Гамильтон увидел, что они с Тиллингфордом со всех сторон окружены лабораторными блоками: расположенные концентрическими кругами, они уходили вдаль – в бесконечность. Бесчисленное множество специалистов, самое совершенное оборудование.
– Ты знаешь, что сделал в кибернетике Норберт Винер, – со значением произнес Тиллингфорд. – Собственно, он ее и создал. Но еще важнее то, что совершил Энрико Дестини в теофонике.
– А что именно?..
Брови Тиллингфорда поднялись в изумлении.
– Но ты же специалист, мой мальчик! Теофоника… Разумеется, это двусторонняя связь между человеком и Господом. Используя открытия Винера, а также разработки Шэннона и Уивера, Дестини смог создать первую, действительно заслуживающую внимания систему связи между Землей и Небом. Конечно, он получил возможность использовать все технические достижения периода Священной Войны – против орды безбожных гуннов, поклонников Вотана и Валгаллы.
– Вы… нацистов имеете в виду?
– Да, этот термин тоже мне известен. Но им пользуются в основном социологи. Ну а вспомни Анти-Бааба, этого лжениспровергателя нашего Пророка. Говорят, он жив и скрывается в Аргентине. Якобы нашел какой-то эликсир вечной молодости, гнусное снадобье… Вступил в сношение с дьяволом – помнишь? Короче, это уже достояние истории.
– Да, – хрипло отозвался Гамильтон, – я знаю…
– И тем не менее находились люди, не желавшие видеть знаки, уже начертанные на стене. Иногда я даже думаю, что неверные заслуживают кары. Парочка водородных бомб – и неискоренимая до сих пор зараза прекратит…
– Да, так что же в других отраслях физики? – перебил его Гамильтон.
– Чем они заняты?
– Физика закончилась, – сообщил ему Тиллингфорд, – она исчерпала себя. Практически все, что можно было узнать о материальной стороне жизни, уже известно… Давным-давно, столетия назад. Физика стала абстракцией технологии.
– А сами технологи, инженеры?..
Вместо ответа Тиллингфорд подтолкнул к Джеку ноябрьский номер «Журнала прикладных наук».
– Передовица даст тебе полное представление. Светлая голова этот Киршбейн.
Статья была посвящена теоретическим аспектам проблемы резервуаров. Из подзаголовка следовало, что резервуары предназначались для «постоянного снабжения крупнейших населенных пунктов божественной благодатью».
– Благодатью?.. – едва слышно пролепетал Гамильтон.
– Инженеры и техники заняты преимущественно перекачиванием благодати по трубопроводам во все бахаитские общины планеты. В некотором смысле эта задача аналогична нашей – поддержанию бесперебойной связи…
– И это все, чем они заняты?
– Ну, есть еще постоянное строительство мечетей, храмов, алтарей.
Господь строг, ты это знаешь сам. Его установки предельно четки. Откровенно говоря – и строго между нами – этим ребятам я не завидую. Одна оплошность и… – Он щелкнул пальцами. – Пфф!
– Пфф? – повторил зачарованно Гамильтон.
– Молния!..
– О!.. – только и смог произнести Джек. – Конечно!
– Смышленые ребята ни за что не идут инженерами. Смертность слишком высока. – Тиллингфорд отечески взглянул на Гамильтона. – Видишь теперь, мой мальчик, что ты попал действительно в хорошую отрасль физики?
– Я никогда не сомневался в этом, – чуть дыша проговорил Джек. – Мне просто любопытно, как другие работают.
– А я, что касается твоего морального облика, вполне удовлетворен, – пророкотал доктор. – Я знаю, ты из хорошей, богобоязненной семьи. Твой отец был воплощением честности и смирения. Временами я до сих пор получаю от него известия.
– Да? – промямлил Гамильтон.
– У него все в порядке. Конечно, по тебе он скучает. – Тиллингфорд показал на аппарат селекторной связи на столе. – Если хочешь…
– Нет! – отодвигаясь как можно дальше, замотал головой Джек. – Я все еще не оправился от последствий аварии. Боюсь – не выдержу…
– Как тебе угодно. – Тиллингфорд хлопнул его по плечу. – Хочешь посмотреть лаборатории? У нас ты увидишь наиновейшее оборудование. Извини уж, похвастаю… – Доверительным шепотом он сообщил:
– В твоей старой конторе, «Калифорния мэйнтэнанс», они хотели переплюнуть нас. Досаждали Небесам своими просьбами…
– Но все досталось вам?
– О да. Кто, в конце концов, держит связь? – Осклабившись, Тиллингфорд лукаво подмигнул и повел Джека к дверям. – Я передам тебя нашему директору по кадрам. Он оформит бумаги. Директор по кадрам оказался розовым, пухленьким человечком; не переставая жизнерадостно улыбаться, он выудил из ящика стола необходимые бланки.
– Мы рады принять ваше заявление, мистер Гамильтон. Агентству нужны люди с вашим опытом работы. А поскольку доктор Тиллингфорд знает вас лично…
– Нет нужды прокручивать с ним рутину, – заметил Тиллингфорд. – Опусти бюрократические подробности. Переходи прямо к тестированию по квалификационным пунктам.
– Отлично, – отозвался директор, доставая свой экземпляр «Байяна Второго Бааба». Положив том на стол, он закрыл глаза, пробежал пальцем по срезу книги и открыл ее наугад. Тиллингфорд с любопытством заглянул через плечо директора. Переговариваясь между собой шепотом, они углубились в изучение текста.
– Прекрасно! – воскликнул вскоре Тиллингфорд, удовлетворенно выпрямляясь. – Ответ положителен.
– Безусловно, да! – согласился директор. Обращаясь к Джеку, он сказал:
– Возможно, вам будет интересно узнать, что мы получили едва ли не самый одобрительный отзыв в этом году!
Директор стал читать деловитой скороговоркой:
– Видение 1931: глава шестая, стих 14, строчка первая. Она гласит:
«Да, истинная Вера испаряет гордыню безбожных, ибо узнает безбожник в полной мере гнев Господень; узнает он, доколе наполнять ему глиняный сосуд». Он смачно захлопнул «Байян» и положил его на стол. Оба власть предержащих мужа прямо-таки лучились доброжелательностью, равно как и доброй волей, и профессиональным удовлетворением.
Ошеломленный Гамильтон не понимал, что же он в конце концов чувствует по поводу услышанного здесь. Джек ухватился за ту тонкую ниточку надежды, которая и привела его сюда.
– А могу ли я узнать насчет жалованья? – спросил он. – Или это будет… – он попытался превратить все в шутку, – чересчур меркантильно с моей стороны?
Оба собеседника казались озадаченными:
– Жалованье?
– Да, жалованье! Оклад! – повторил Гамильтон с ноткой легкой истерики в голосе. – Должны же вы это знать. Бухгалтерия выдает жалованье каждые две недели. Видите ли, без этого принятый на работу начинает волноваться.
– Как это и принято, – с достоинством произнес Тиллингфорд, – ваш счет будет кредитоваться через компьютер каждые десять дней. – Обернувшись к директору по кадрам, он спросил:
– Сколько там, уточните. Я не помню таких мелочей.
– Сейчас справлюсь у бухгалтера, – ответил директор.
Он покинул кабинет, но вскоре вернулся. – Ваш рейтинг равен А-4. Через полгода вы получите А-5. Ну как? Неплохо для молодого человека тридцати двух лет?
– А что такое «А-4»? – потребовал объяснений Гамильтон.
Доктор с директором переглянулись, и директор, после удивленной паузы, облизнул пересохшие губы и сказал:
– Компьютер скрупулезно ведет дебет и кредит. – Он поднял палец:
– Вселенский счет! Вы же знаете прекрасно о Великом Счете грехов и добродетелей. Агентство по развитию электроники выполняет работу, порученную Господом. Теперь, следовательно, вы – слуга Божий. Ваше жалованье – это четыре ступеньки каждые десять дней, четыре шага к вашему спасению. Компьютеры обеспечивают все необходимое. Они в конце концов для этого и существуют.
Итак, все сходилось.
Сделав глубокий вдох, Джек сказал:
– Прекрасно. Я что-то немного растерялся, извините. Но… – Не сдержав эмоций, он снова атаковал Тиллингфорда:
– На что же мы с Маршей будем жить? Нам нужно оплачивать счета, нужно есть, в конце концов!
– Как служитель Господа, – сухо ответил Тиллингфорд, – ты будешь обеспечен всем необходимым. Твой «Байян» с тобой?
– Д-да, – пробормотал Гамильтон.
– Следи, чтоб вера не покинула тебя. Я бы сказал, что человек твоего морального уровня, занимающийся такого рода работой, вправе молиться о получении и, соответственно, получать… – он произвел мысленный подсчет, – …скажем, не менее четырехсот в неделю. Что скажешь, Эрни?
Директор по кадрам согласно кивнул:
– Да, по меньшей мере.
– И еще одно, – торопливо проговорил Джек, видя, что доктор Тиллингфорд, сочтя дело решенным, собрался уходить. – Я пару минут назад спрашивал насчет психиатра…
– Мой мальчик! – остановившись, вздохнул Тиллингфорд. – Я должен сказать тебе одну, только одну вещь. Свою жизнь ты вправе прожить как тебе угодно. Я не собираюсь указывать, что тебе делать и что думать. Духовное существование – это вопрос между тобой и Единосущным Богом. Но если тебе хочется обратиться к шарлатанам и…
– Шарлатанам… – повторил вымученно Джек.
– Маргинальные психи! Я бы не удивился, будь ты простым человеком с улицы. Темный народ действительно тяготеет, в большинстве своем, ко всевозможным психиатрам. Я знаю статистику – печальное свидетельство о степени заблуждений в обществе… Я вот что сделаю для тебя! Он вытащил из кармана записную книжку, ручку и что-то быстро набросал на листке.
– Вот единственно верный путь. Если ты до сих пор к этому не пришел, то теперь, вероятно, уже поздно. Но мы имеем указание не прекращать попыток. Вечность, в конце концов, – долгий путь, мой мальчик. На листке было написано: «Пророк Хорейс Клэмп. Усыпальница Второго Бааба. Шайен, штат Вайоминг».
– Именно, – подтвердил Тиллингфорд. – Если идти, то прямо к вершине.
Это удивляет тебя? Но это свидетельствует о том, насколько я проявил к тебе участие, мой мальчик.
– Благодарю, – пробормотал Гамильтон, тупо кладя бумажку в карман. – Раз вы так советуете.
– Да, я так советую, – непререкаемым тоном повторил Тиллингфорд. – Бахаизм есть единственно истинная вера, мой мальчик. Единственная гарантия того, что ты будешь в раю. Бог вещает устами Хорейса Клэмпа. Завтра же бери себе свободный день и отправляйся в Шайен. На работу явишься потом, это не важно. Если кто и сможет спасти твою бессмертную душу от огня вечного проклятия, так это пророк Хорейс Клэмп.