Текст книги "Первый англичанин в Японии. История Уильяма Адамса"

Автор книги: Филип Дж. Роджерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Филип Дж. Роджерс
Первый англичанин в Японии
^{История Уильяма Адамса}

Предисловие

Предлагаемая читателю книга повествует о человеке необычной судьбы. Англичанин Уильям Адамс в 1598–1600 годах на голландском корабле совершил через Атлантический и Тихий океаны тяжелое, полное опасностей плавание в Японию, где остался до конца своих дней. В книге Роджерса читатель знакомится с разными сторонами незаурядной личности Адамса – отважного моряка, способного кораблестроителя, предприимчивого торговца, тонкого дипломата, ловкого и изворотливого придворного. Автор отнюдь не идеализирует своего героя – перед нами типичный представитель нарождавшейся в недрах английского феодального общества буржуазии, воплотивший в себе ее противоречивые черты: честолюбивый и жадный до денег, грубый и дерзкий, хитрый и эгоистичный и в то же время исключительно энергичный, деятельный, дальновидный, а главное – чрезвычайно целеустремленный и настойчивый. Он словно был олицетворением своего времени – эпохи великих географических открытий, дальних плаваний в поисках новых торговых путей, первых колониальных захватов, ставших важнейшим источником первоначального накопления капиталов.

Роджерс ставит Адамса в один ряд с выдающимися английскими мореплавателями и флотоводцами XVI века – Ф. Дрейком, Ральфом, Дж. Хокинсом, которые не брезговали и обычным пиратством. Вряд ли, однако, такое сопоставление оправдано. Заслуги Адамса как мореплавателя достаточно скромны. Он не открыл новых земель и не совершил, подобно Френсису Дрейку, кругосветного плавания. В отличие от Дрейка и Хокинса ему не довелось сражаться с испанской «Непобедимой армадой», разгром которой возвестил о рождении новой «владычицы морей» – Британии. В то же время не заслужил он и сомнительной репутации одного из первых работорговцев эпохи первоначального накопления, которую история закрепила за Джоном Хокинсом.

Известность Адамсу принесло другое: войдя в доверие к могущественному правителю Японии Токугава Иэясу и будучи в течение многих лет его ближайшим советником, он не только оказывал известное влияние на внешнюю политику японского правительства, но, по существу, стал источником, из которого японцы черпали столь необходимые им научно-практические знания в таких областях, как география, математика, искусство навигации, кораблестроение и др. В этом смысле он сделал больше, чем любой, даже самый выдающийся его предшественник из числа португальцев и испанцев, которые пришли в Японию задолго до Адамса. И как бы Роджерс подчас ни преувеличивал роль своего соотечественника, отражая тем самым присущую многим западным авторам склонность переоценивать значение появления европейцев в Японии, нельзя отрицать, что Адамс оставил заметный след в японской истории начала XVII века.

Неудивительно поэтому, что имя Адамса достаточно широко известно и пользуется популярностью в современной Японии, в чем довелось убедиться и автору этих строк. Помнится, во время одной из прогулок в живописной местности на полуострове Миура близ Токио проселочная дорога вывела меня на невысокий холм, на склонах которого росли японские вишни – сакуры. Стоял чудесный апрельский день. Под деревьями расположилось множество местных жителей и туристов, пришедших сюда на традиционное ханами – «любование цветущей сакурой». От них я и узнал, что холм называется Андзинцука – «Холм штурмана» – в честь Адамса, которого японцы знают под Именем Миура Андзин – «Штурман из Миура», где находилось имение Адамса, пожалованное ему Иэясу. Мне показали скромные надгробные камни на могилах Адамса и его жены, рассказав при этом, что ежегодно 14 апреля здесь проводится праздник в память первого англичанина, ступившего на берега Японии.

Несколько позже мне пришлось побывать в курортном городке Ито на полуострове Идзу. Как одну из достопримечательностей города туристам показывают там воздвигнутый на берегу залива Сагами памятник Адамсу, который в 1605–1610 годах жил в Ито, где руководил сооружением первых в Японии килевых судов. Следы пребывания Адамса есть и в Токио: один из кварталов города, где некогда стоял его дом, носит название Андзин те – «Квартал штурмана».

Об Адамсе написано немало. Несколько лет спустя после окончания второй мировой войны в Японии было издано подробное описание его жизни и деятельности, принадлежащее перу Окада Акио. Английские исследователи в ряде своих работ воздают должное Адамсу, как человеку, внесшему большой вклад в установление первых контактов между Великобританией и Японией. Имя Адамса фигурирует не только в специальных исследованиях, посвященных японо-европейским связям в XVI–XVII веках, но и во многих общих работах по истории Японии.

Вот уже в течение более ста лет Адамс привлекает внимание также литераторов. На английском языке в разное время, начиная с 1861 года, вышло по меньшей мере три романа о нем. Адамс – прототип главного героя нашумевшего в конце 70-х годов псевдоисторического романа американского писателя Джемса Клейвела «сёгун». Поставленный по его мотивам одноименный многосерийный телефильм пользовался большой популярностью у японских телезрителей.

Думается, интерес художественной литературы к личности Адамса далеко не случаен. Ведь он был первым европейцем» натурализовавшимся в Японии, навсегда поселившимся в этой стране. Он столкнулся с абсолютно чуждыми ему культурой, нормами и правилами поведения, представлениями о духовных ценностях. В эпоху Адамса Европа и Япония были настолько не похожи в этом плане, что английский моряк оказался в полном смысле слова в совершенно ином мире. И тем не менее, судя по тому, что мы знаем о нем, он нашел в себе способности вжиться в новую среду, стать «своим» в японском обществе. Об этом говорит и высокое положение, которого он достиг при дворе Иэясу, и его умение вести дела с представителями разных японских кругов, и его поведение, порой шокировавшее англичан, встретившихся с Адамсом много лет спустя после того, как тот попал в Японию (капитан английской флотилии Джон Сэрис возмущался тем, что «Адамс разговаривал и вел себя как «настоящий японец»!. Читая книгу Роджерса, невольно ловишь себя на мысли: не опроверг ли Адамс собственным опытом слова, произнесенные много позже его соотечественником: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, не встретиться им никогда…». Временами кажется, что в лице Адамса Восток и Запад, две незнакомые друг другу цивилизации, встретились и сосуществовали.

В наше время, когда проблема взаимодействия различных культур становится особенно актуальной, уже одно это обстоятельство служит достаточным основанием, чтобы привлечь к Адамсу интерес не только историков, но и куда более широкого круга. Однако здесь следует оговориться. Книга Роджерса не дает представления о духовном мире Адамса, не позволяет судить, насколько глубоким было проникновение в жизнь принявшего его общества. В данном случае чаще всего приходится довольствоваться догадками и предположениями. Вместе с тем очевидно, что были объективные обстоятельства, которые помогли Адамсу найти общий язык с жителями страны, ставшей его второй родиной, и достигнуть высокого положения в японском обществе. Чтобы разобраться в этих обстоятельствах, следует обратиться к событиям японской истории, как предшествовавшим прибытию Адамса в Японию, так и тем, очевидцем, а в ряде случаев и участником которых он был.

«Судьба привела его в эту страну в один из решающих моментов ее истории», – пишет Роджерс. С биографом Адамса нельзя не согласиться. Япония вступила в завершающую стадию борьбы против феодальной раздробленности, за создание единого, централизованного государства, которую последовательно возглавляли выдающиеся политические деятели и военачальники Ода Нобунага (1534–1582), Тоетоми Хидэеси (1536–1598), Токугава Иэясу (1542–1616). 21 октября 1600 г. – всего через полгода после того, как Адамс ступил на японскую землю, – Токугава Иэясу, ставший к тому времени богатейшим феодальным владетелем Японии, наголову разбил войска своих политических противников в битве при Сэкигахара. Эта победа сделала его единодержавным правителем страны. Закончилась эпоха смут и кровавых феодальных междоусобиц, длившаяся свыше ста лет и известная в истории как сэнгоку дзидай – «эпоха воюющих княжеств». Став в 1603 году сёгуном – военно-политическим правителем Японии, Иэясу положил начало токугавскому сёгунату, просуществовавшему свыше двух с половиной веков вплоть до незавершенной буржуазной революции 1867–1868 годов.

Сэнгоку дзидай – это не только бесконечные междоусобицы, поста вившие японское феодальное государство на грань развала. В эту эпоху страну потрясли мощные выступления крестьян, доведенных до крайней степени обнищания и разорения. В ряде случаев речь шла о настоящих крестьянских войнах, принимавших огромные масштабы. Справиться с этими восстаниями каждому в отдельности феодалу становилось все труднее. Таким образом, преодоление феодальной раздробленности, создание единого, централизованного государства диктовалось в первую очередь необходимостью подавления растущего сопротивления крестьянства феодальному гнету, эффективной борьбы с крестьянскими восстаниями, которые угрожали самим основам феодального строя. Не случайно одним из главных мероприятий Хидэёси в области внутренней политики была так называемая катана-гари – «охота за мечами» с целью разоружить в первую очередь крестьян.

Наряду с необходимостью борьбы с крестьянскими восстаниями решение задачи создания единого, централизованного государства отвечало и интересам торгового сословия в городах, диктовалось установлением рыночных связей между отдельными районами страны, ростом внутренней торговли – иными словами, развитием товарных отношений в рамках феодального общества. В XVI веке происходило быстрое развитие городов, становившихся центрами ремесленного производства и торговли. В свою очередь, объединение страны, создание сильной централизованной власти форсировало этот процесс.

Развитию городов, росту внутренней торговли, повышению товарности ремесленного производства и земледелия в немалой мере способствовало расширение внешнеторговых связей. Во второй половине XVI века Япония вела активную торговлю не только с соседними Кореей, Китаем и островами Рюкю, но и более отдаленными странами – Сиамом, Камбоджей, Аннамом, Филиппинами и др. Многие местные князья на свой страх и риск снаряжали экспедиции на поиски выгодных объектов для заморской торговли. По мере усиления центральной власти такие экспедиции стали снаряжаться правительством сёгуна.

На рубеже XVI–XVII веков Япония поддерживала внешние связи уже с народами шестнадцати стран. Дело не ограничивалось одной торговлей. Шел процесс весьма активной экспансии Японии, принимавшей различные формы – от неудачных завоевательных походов Хидэеси в Корею и набегов японских пиратов на соседние земли вплоть до создания постоянных японских поселений подчас в весьма отдаленных от Японии странах. Такие поселения возникли на Филиппинах, в Сиаме, на восточном побережье Индокитайского полуострова. Японцы пытались обосноваться даже на островах Индонезии и побережье Малайи. Особенно сильным влиянием пользовались японцы в странах Индокитая, внешние связи которых в значительной мере находились в их руках. Короче говоря, японцы активно выходили за пределы национальных границ. И стимулировался этот процесс теми же факторами, которые толкали европейских купцов и мореплавателей все дальше и дальше от родных берегов: ускоренным развитием товарных отношений, зарождением в недрах феодализма хозяйственных связей нового типа.

Во второй половине XVI века Япония вовсе не была такой отсталой страной, как это обычно изображалось тогда европейцами. В пользу этого говорит и уровень научно-технических знаний, достигнутых к тому времени японцами. Им были хорошо известны и книгопечатание, и компас, и порох, и искусство морской навигации, и т. п.

Именно в этот период происходит встреча японцев с европейцами. В западной буржуазной литературе этот процесс зачастую рассматривается как односторонний: европейцы открыли для себя Японию, которая служила лишь объектом их активной деятельности. Этой ошибочной точки зрения, судя по всему, придерживается и Роджерс. Для правильного понимания того, что происходило в действительности, важное значение имеет следующее высказывание выдающегося советского востоковеда Н. И. Конрада: «Мировая эпоха великих географических открытий XVI–XVII веков – эпоха двустороннего движения в страны Южных морей… С одной стороны, с Запада, шли португальцы, за ними несколько позднее – голландцы и англичане; с другой стороны, с Востока, – испанцы, двигавшиеся из Мексики; из своих стран – китайцы и японцы. В странах Южных морей произошла встреча этих двух великих исторических движений. Открылась новая всемирно-историческая эра: эра широкого международного общения, в которое были вовлечены народы Дальнего Запада – португальцы, испанцы, голландцы и англичане – и народы Дальнего Востока – китайцы и японцы» [1]1
  Конрад Н. И. Очерки японской литературы. М., 1973,с. 452.


[Закрыть].

Итак, Европа и Япония двигались навстречу друг Другу. В основных чертах процесс социально-исторического развития шел в Японии теми же путями, что и в главных европейских странах. Интересы экономические толкали и европейские державы, и Японию на путь внешней экспансии. Однако, в то время как Западная Европа уже вступила в период разложения феодализма и зарождения капиталистических отношений, в Японии этот процесс шел с отставанием. Экспансия, колониальные захваты играли в политике западноевропейских держав куда большую роль, чем в Японии, все еще остававшейся страной феодальной. Видимо, это явилось одним из факторов, определивших то обстоятельство, что встреча европейцев с японцами произошла не в далеких океанских просторах, а в непосредственной близости от берегов собственно Японии.

В 1543 году китайскую джонку с тремя португальцами на борту прибило к берегу островка Танэгасима, что расположен в нескольких десятках километров от самого южного из четырех главных Японских островов – Кюсю. Трое незадачливых португальских моряков были первыми европейцами, вступившими в контакт с японцами. Последующие десятилетия стали свидетелями бурного развития связей между Японией, с одной стороны, и Португалией, затем Испанией, а несколько позже Голландией и Англией – с другой. Важную роль в этом наряду с торговлей сыграло католическое миссионерство. Первым миссионером в Японии был португальский иезуит Франсиско Ксавье, прибывший в эту страну в 1549 году. За ним последовали другие португальцы – члены Ордена Иисуса, а несколько позднее – в начале 90-х годов XVI века – в Японии появились испанские францисканцы и члены других религиозных орденов, обосновавшиеся к тому времени на захваченных Испанией Филиппинских островах. Миссионеры стремились заручиться поддержкой верхушки отдельных феодальных княжеств, чтобы, используя этот фактор, распространить влияние католической церкви на массы народа. В значительной мере им это удалось, особенно в ряде районов Кюсю и на западе Хонсю, где многие князья были обращены в христианство.

При этом местными феодалами двигало отнюдь не стремление обрести истину в новой вере, а куда более прозаические мотивы: ведь обращение в христианство открывало дополнительные возможности для контактов с европейцами, в частности, для прибыльной торговли с ними. У европейцев приобреталось огнестрельное оружие, что давало владетелям юго-западных княжеств немалые преимущества перед их противниками в междоусобной борьбе, которая в описываемый период достигла своего пика. О том, какое значение они придавали закупкам огнестрельного оружия у португальских купцов, свидетельствует любопытный факт, что японская хроника, в которой рассказывается о первых контактах японцев с европейцами, называется «Тэппо ки» – «Записки об аркебузах», а на острове Танэгасима установлена каменная плита в память об их ввозе в Японию.

Следуя примеру господ, католичество принимали подвластные им крестьяне. Вскоре на юго-западе Японии образовались целые районы, где большинство населения составляли новообращенные христиане Эти районы миссионеры использовали как базу для дальнейшего распространения своего влияния.

Руководствуясь чисто практическими соображениями, покровительствовал католическим миссионерам, равно как и обращенным в христианство японцам, и Ода Нобунага. Стремясь покончить с влиянием крупных буддийских монастырей, которые он считал не менее серьезным препятствием на пути объединения страны, нежели своевольных феодалов, Нобунага не прочь был в борьбе против них опереться на христиан. Доброжелательное отношение к миссионерам Нобунага опять-таки использовал для того, чтобы при их посредстве получить у португальских купцов огнестрельное оружие, наличие которого помогло ему в одной из битв одержать крупную победу над противниками объединения Японии.

На первых порах Хидэёси, будучи заинтересован в расширении торговых связей с Европой, также покровительствовал христианам. В его ближайшем окружении было несколько обращенных в христианство князей. Однако быстрое распространение христианства стало вызывать у Хидэёси растущую настороженность: в усиливающемся влиянии католической церкви он начал усматривать угрозу планам объединения страны под своей единоличной властью, тем более что обращение в христианство ряда князей способствовало усилению сепаратистских тенденций в их политике. В 1587 году Хидэёси издал указ об изгнании иезуитов из пределов Японии. Однако последние к тому времени обеспечили себе настолько прочные позиции среди местных феодалов, что избавиться от них оказалось не такого легко. Пользуясь тем, что указ 1587 года не распространялся на португальских купцов, миссионеры сами стали активно заниматься коммерческой деятельностью, чтобы отвести от себя обвинения в пропаганде христианства. Первая попытка покончить с распространением католицизма в Японии была, таким образом, сведена на нет.

Тем не менее подозрения Хидэёси относительно истинных намерений миссионеров продолжали расти. Они получили подтверждение в ходе взаимных разоблачений португальских иезуитов и испанских францисканцев и доминиканцев, которые выливали друг на друга ушаты грязи, пытаясь восстановить Хидэёси против своих соперников. Стало очевидно, что пропаганда католицизма чревата опасностью подчинения Японии иностранному влиянию и в конечном счете утратой ею своей национальной независимости. Это побудило Хидэёси издать в 1597 году указ, решительно запрещавший христианство. Феодальным князьям под страхом смертной казни было запрещено принимать новую веру. Всем иезуитам предписывалось немедленно покинуть страну. Десятки христианских проповедников – японцев и иностранцев – были казнены, многие церкви разрушены.

Смерть Хидэёси в 1598 году вновь вызвала усиление политической неустойчивости в стране, что, в свою очередь, привело к ослаблению гонений на христиан. Этим воспользовались миссионеры, активизировавшие проповедь католицизма, результаты чего не замедлили сказаться: согласно некоторым источникам, число обращенных в христианство японцев в начале XVII века возросло до 750 тысяч. По более осторожным оценкам, численность христиан не превышала 300 тысяч, но для Японии той эпохи это была весьма солидная цифра, соответствовавшая примерно 2 % населения страны [2]2
  Picken S. Christianity and Japan. Tokyo, 1983, с. 33.


[Закрыть]. Обращенные в новую веру появились в самых различных частях Японии, вплоть до острова Хоккайдо, который в то время был лишь частично колонизирован японцами [3]3
  Мураками Сигэёси Нихон-но сюкё (Религия Японии). Токио, 1971, с. 139.


[Закрыть].

В первые годы после своего прихода к власти Токугава Иэясу достаточно терпимо относился к христианам, не принимал решительных мер против проникновения европейцев в Японию. Это объяснялось большим интересом, который он проявлял в то время к развитию внешних связей Японии, выгодной торговле с соседними странами, поискам путей в более отдаленные края. Начало XVII века – период наивысшего подъема японского мореплавания перед тем, как Япония на два с лишним столетия изолировала себя от внешнего мира. В эти годы японские корабли совершали плавания не только в страны Восточной и Юго-Восточной Азии. Дважды – в 1610 и 1613 годах – они пересекали Тихий океан, доставляя посольства сёгуна в Новую Испанию, как тогда называлась Мексика. Иэясу прекрасно понимал, что дальнейшее развитие японского мореплавания невозможно без освоения практических знаний других народов, в частности, их опыта сооружения крупных кораблей, которые японцы строить еще не умели. Вот почему Адамс, бывший не только опытным штурманом, но и корабельных дел мастером, встретил столь благожелательный прием при дворе правителя.

Однако такое отношение к английскому моряку объяснялось не только стремлением Иэясу использовать его знания и опыт. Предоставим слово испанскому автору Диего Пачеко, который, на наш взгляд, довольно точно и в то же время образно определил место и роль Адамса во взаимоотношениях Японии с европейскими державами в начале XVII века. – «Уильям Адамс, английский штурман голландского корабля «Лифде», был маленькой фигурой, отбрасывавшей длинную тень, ибо его прибытие (в Японию) в 1600 году ознаменовало начало вмешательства англичан и голландцев, злейших соперников Испании и Португалии. Прибытие поврежденного «Лифде» в Бунго было случайным, но своевременным, поскольку совпало с возникновением голландской торговой империи в Ост-Индии. Адамс мог также сооружать океанские суда; это искусство в дополнение к национальности сделало его весьма полезным в планах Иэясу… С этого времени англичанин много трудился на ниве кораблестроения и в то же время делал все, чтобы подогревать подозрения Иэясу в отношении миссионеров» [4]4
  Cooper M. and oth. The Southern Barbarians. Tokyo, 1971, c. 76.


[Закрыть].

В самом деле, трудно вообразить более подходящий момент для появления на японской сцене человека, представлявшего одновременно две нации, только что выдвинувшиеся в число экономически наиболее сильных держав Европы и энергично прокладывающие себе путь на Восток, преодолевая сопротивление португальцев и испанцев, чем время появления там Адамса. В 1600 году создается английская Ост-Индская компания, два года спустя – голландская. Эти колониальные компании получают от своих правительств монопольное право торговли на Востоке, право неограниченной эксплуатации захваченных земель. Голландцы утверждаются на островах Индонезии и на Цейлоне (Шри Ланка), англичане – на побережье Индии.

Поиски новых источников обогащения толкают голландских и английских купцов все дальше на Восток – к берегам Японии и Китая. В то же время Иэясу предпринимает усилия для расширения внешней торговли Японии, поощряет строительство торгового флота. Сначала он пытался для выполнения этих задач воспользоваться услугами испанцев. Он вступил в контакт с испанскими властями на Филиппинах, предлагая открыть для торговли с Испанией порты Восточной Японии, просил прислать мастеров-судостроителей. Он даже дал понять испанцам, что не будет проводить в жизнь указ своего предшественника о запрещении христианства и действительно закрыл глаза на оживление деятельности католических миссионеров, особенно испанских. Однако довольно скоро Иэясу убедился в том, что испанцы, используя его расположение в интересах укрепления своих позиций в Японии, не проявляют энтузиазма в отношении развития с ней торговли и помощи в создании торгового флота. Его подозрения относительно подлинных намерений испанцев и все еще остающихся в Японии португальских миссионеров усиливаются. И вот тут-то появляется Адамс.

Далеко не лестные отзывы Адамса об испанцах и португальцах в беседах с Иэясу падали на благодатную почву. В то же время из рассказов Адамса Иэясу получил представление об изменениях в расстановке сил в Европе, которая начинала складываться не в пользу Испании и Португалии, о возможностях торговли с Голландией и Англией. Его не могла не привлечь перспектива завязать деловые отношения с этими странами, не отягощая себя необходимостью терпеть взамен присутствие католических миссионеров. В лице голландцев и англичан Иэясу увидел серьезный противовес их влиянию.

Из книги Роджерса читатель почерпнет сведения о соперничестве между европейскими державами в Японии в конце XVI – начале XVII века. Справедливости ради следует, однако, отметить, что автор далеко не всегда объективен в оценках. Подобно главному герою своего повествования протестанту Адамсу, который, мягко говоря, не испытывал теплых чувств к католикам – испанцам и португальцам, Роджерс склонен изображать последних в худшем свете, обеляя подчас голландцев и англичан. С такой трактовкой вряд ли можно согласиться. И тех и других гнала к далеким берегам Японии жажда наживы, и те и другие не гнушались любыми средствами для достижения своих целей. Да и сам Роджерс, по существу, признает это, рассказывая о частых столкновениях между голландцами и англичанами, принимавшими подчас довольно острый характер.

В то же время тенденциозный подход Роджерса мешает ему правильно оценить значение первых контактов японцев с португальцами и испанцами. Разумеется, в Японию попадали далеко не лучшие представители этих наций. Алчные торговцы, грубые моряки, а чаще всего миссионеры – иезуиты, францисканцы, доминиканцы, августинцы – вот кто в ту эпоху олицетворял в глазах жителей Японских островов Португалию и Испанию. Поэтому трудно было ожидать от этих первых контактов серьезного культурного воздействия Запада на Японию. Да и сами японцы не были еще готовы к глубокому восприятию европейской культуры. Как мы уже отмечали, их интерес к заморским пришельцам ограничивался преимущественно узкими прагматически-утилитарными рамками, Неудивительно, что первоначально в их представлениях европейцы ассоциировались главным образом с торговлей огнестрельным оружием, а первое, что японцы переняли у португальцев, было изготовление некоторых видов этого оружия.

Однако задачи проповеди «истинной веры» диктовали также необходимость ознакомления хотя бы ограниченного числа представителей японского общества с элементами культуры Запада, Поэтому миссионеры создавали типографии, где помимо религиозных текстов печатались отдельные образцы светской литературы (например, басни Эзопа) в переводе на японский язык, заводили художественные мастерские, в которых обучали японцев копировать изготовленные в Европе иконы, одновременно прививая им навыки живописи масляными красками, в то время совершенно неизвестной в Японии.

Уже первые контакты с «южными варварами», как называли тогда в Японии всех европейцев, будили интерес японцев к внешнему миру стимулировали дальние плавания японских моряков и торговцев, у португальцев, хотя и в ограниченных масштабах, заимствовался опыт кораблестроения. Контакты с ними способствовали и росту географических знаний японцев. Талантливый португальский ученый Морейра, побывавший в Японии в 1590–1592 годах, впервые составил точную карту этой страны и района Северо-Восточной Азии.

Важное значение имел еще один аспект пребывания португальских и испанских миссионеров в Японии. Читатель книги Роджерса с интересом ознакомится с приведенными в ней двумя пространными извлечениями из писем иезуитов Франсиско Ксавье и Алессандро Валиньяно, в которых излагаются их впечатления о Японии. Эпистолярная литература иезуитов, многие из которых прожили в Японии долгие годы, пользовалась исключительно большой популярностью в Западной Европе. Письма иезуитов неоднократно издавались отдельными сборниками в различных европейских странах. Они служили, по существу, единственным источником сведений европейцев о неведомой стране. Ныне это ценнейший материал для изучения истории Японии и японо-европейских связей второй половины XVI – начала XVII века.

Наиболее интересные высказывания и соображения о современной им Японии оставили Луиш Фроиш (1532–1597), Алессандро Валиньяно (1539–1606), Жоао Родригес (1562–1633). Фроиш, проживший в Японии свыше тридцати лет, был свидетелем многих важных исторических событий, описания которых содержатся в его записях. По словам английского исследователя М. Купера, лишь одно письмо Фроиша о его встрече с Ода Нобунага содержит куда больше информации о личности этого выдающегося военачальника, чем любое количество официальных документов [5]5
  Cooper M. and oth. The Southern Barbarians. Tokyo, 1971, c. 101.


[Закрыть]. Одним из первых европейцев Фроиш стал изучать духовную жизнь японского народа, пытаясь постигнуть его нравственные представления и ценности.

Еще больше в этом отношении сделал Родригес, который, отлично владея японским языком, в течение многих лет был переводчиком при Хидэёси и Иэясу. Он составил первую систематическую грамматику японского языка, подробный японо-португальский словарь. Десятки страниц его двухтомной истории деятельности ордена иезуитов в Японии посвящены описанию произведений живописи, ландшафтных садов и особенно чайной церемонии, в которой Родригес видел одно из высших проявлений духовной культуры японского народа.

Письма и записи иезуитов представляют интерес не только для историков. Многие их высказывания о восприятии европейцами духовных ценностей и эстетических представлений японцев оказываются созвучны впечатлениям многочисленных наших современников при их первом соприкосновении с японской культурой и искусством. Так, Валиньяно в одном из своих писем отмечал: «Не менее удивительно различное значение, которое они (японцы. – Г. С.) придают вещам, считающимся в их глазах сокровищами Японии, хотя нам такие вещи кажутся тривиальными и детскими…» Говоря о чайной церемонии, Валиньяно поражается высокими ценами используемых в ней сосудов, хотя, на наш взгляд, они не стоят абсолютно ничего. Король (владетельный князь. – Г. С.) Бунго однажды показал мне маленькую керамическую чайницу, которой мы не нашли бы лучшего применения, как поставить в птичью клетку, чтобы птицы из нее пили. Тем не менее он заплатил девять тысяч серебряных таэлов… хотя я за нее не дал бы и ломаного гроша» [6]6
  Цит. по: Николаева И. С. Когда европейцы впервые открыли Японию. – «Панорама искусств». Вып. 6. М., 1983, с. 145–146.


[Закрыть]. Если европейцам – современникам Валиньяно не дано было оценить совершенство произведений японского искусства, в частности керамики, то нельзя не признать, что даже в наши дни, характеризующиеся активным культурным обменом между Востоком и Западом, для постижения красоты традиционного искусства Японии требуется глубокое проникновение в систему эстетических ценностей японского народа.

Эпистолярную литературу о Японии описываемого периода оставили также голландцы и англичане. Известны записи Уильяма Адамса, дневники и письма главы английской фактории в Японии Ричарда Кокса. Однако по своему содержанию они отличаются от того, что писали иезуиты. Они гораздо суше, ограничиваются фиксацией отдельных наблюдений за внешними сторонами жизни Японии, деловых контактов с японцами и другими торговыми партнерами, в них куда в меньшей степени отражены попытки проникнуть в духовный мир японцев, в их культуру. Такое положение отражает различие задач, которые ставили перед собой миссионеры – ловцы человеческих душ, с одной стороны, и прагматичные, расчетливые голландские и английские купцы, стремившиеся лишь к обогащению за счет торговли, – с другой.