Текст книги "Ничейная земля (ЛП)"

Автор книги: Фернандо Гамбоа Гонсалес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

6

Рассвет следующего дня застал Алекса Райли в нескольких километрах от штаба, в оливковом форде «8НР». Мерриман сидел за рулем, а Райли – рядом с ним, при каждом толчке наваливаясь на майора – тот не слишком аккуратно вел машину по узкой и пыльной дороге.

– Мне нравится твоя машина, Боб, – произнес Алекс, высовывая руку в окно. – Когда кончится война и я вернусь домой, куплю себе такую же.

Роберт Мерриман посмотрел на Райли, хотя его мысли, казалось, в эту минуту блуждали где-то далеко.

– Ты прав, – рассеянно ответил он. – Машина хорошая.

Райли не был глуп и понимал причину задумчивости своего командира. Когда, вернувшись из разведки, он повторил то, что ему рассказал крестьянин о силах противника в Бельчите, выражение лица майора изменилось, как будто он увидел привидение.

Внезапно Мерриман повернулся к лейтенанту и тихо спросил:

– Так ты веришь, что мы победим?

Райли удивленно уставился на своего друга и командира. Он никак не ожидал, что тот задаст такой вопрос – тем более сейчас, перед самым наступлением.

Чтобы потянуть время, он хотел спросить, что тот имеет в виду, однако на этот раз решил поостеречься.

– Кто я такой, чтобы высказывать свое мнение?.. – произнес он.

– Кончай свои штучки, Алекс! Я тебя как друг спрашиваю. Как ты думаешь, мы выиграем войну?

Райли глубоко вздохнул и чуть помедлил, прежде чем ответить.

– Если мы продержимся до начала неизбежной войны в Европе, то у нас есть шанс. Если Гитлер пойдет войной на Францию и Великобританию, правительство Республики встанет на их сторону, и тогда мы можем рассчитывать на их помощь в борьбе против Франко и его друзей-нацистов.

Мерриман удовлетворенно кивнул, но потом вновь спросил:

– А если нет? Если Гитлер ждёт, когда закончится эта война, чтобы начать свою?

Алекс вновь с удивлением посмотрел на своего командира.

– Почему ты меня об этом спрашиваешь? Ты же знаешь, я не военный, а просто моряк, случайно оказавшийся на войне, которая не имеет ко мне отношения?

Мерриман ответил ему усталой улыбкой.

– Потому что я доверяю тебе, Алекс. Доверяю твоим суждениям и твоей искренности, а не этим высокопоставленным кретинам или фанатикам-генералам.

Алекс вновь подумал, что ему следует быть осторожным, но под конец все же решился высказать свое мнение.

– Если нам повезет, мы могли бы ее хотя бы не проиграть. Но при существующем положении вещей на это мало надежды: их армия намного лучше организована и лучше вооружена.

Мерриман снова молча кивнул.

– А ты как думаешь, Боб? – спросил в свою очередь Райли. – Есть у нас шанс на победу?

Майор долго смотрел на него, как будто раздумывал, стоит ли отвечать. Когда же он все-таки собрался что-то сказать, машина затормозила возле большой палатки, окруженной мешками с песком и вооруженными солдатами, над которой, кроме флага одной из Интернациональных бригад, развевался еще и республиканский флаг.

В палатке сидел за столом генерал Вальтер и ел яичницу с колбасой. Он был настолько поглощен завтраком, что даже не заметил их появления.

У него за спиной, как услужливый официант, стоял политкомиссар Андре Марти, а на углу палатки караулил часовой, твердо глядя вперед и стараясь не замечать пьянящего аромата съестного.

– Товарищ генерал! – поприветствовал его Мерриман, вставая навытяжку и отдавая честь.

Не отрывая взгляда от тарелки, Вальтер жестом пригласил его сесть на стул рядом.

Райли так и остался стоять навытяжку рядом с Мерриманом.

– Вы уже позавтракали, майор? – осведомился генерал. – Не желаете ли чего-нибудь? Яичница просто бесподобна!

– Благодарю вас, товарищ генерал. Мы уже позавтракали в лагере, – соврал тот.

Поляк даже не посмотрел в сторону Райли, как будто тот был собакой, которая вечно скулит под столом.

– Ну хорошо, хорошо... Тогда скажите, добыли вы сведения, как я просил?

– Так точно, товарищ генерал. Вчера ночью лейтенант Райли совершил вылазку и вступил в контакт с некоторыми гражданскими лицами, они предоставили ему весьма важные сведения.

Генерал, не переставая жевать и не выпуская вилки из рук, заинтересованно поднял брови.

– Судя по всему, – продолжал Мерриман, – силы повстанцев значительно больше, чем мы предполагали. Согласно добытым прошлой ночью сведениям, там несколько тысяч солдат и множество орудий. Намного больше той тысячи солдат и двух-трех пушек, о которых нам сообщили из ставки.

На этот раз генерал Сверчевский подозрительно покосился на Райли.

– Так вы говорите, эту информацию вы получили от горожанина?

– Так точно, товарищ генерал. Вернее, от фермера, – ответил он, не меняя позы.

– От фермера... – задумчиво протянул Вальтер, кладя вилку на тарелку и давая тем самым понять, что трапеза закончена. – Ну а вы сами? Вы сами видели эти войска? Эти тысячи солдат и многочисленные пушки?

Райли набрал в грудь воздуха, прежде чем ответить. Нетрудно было догадаться, к чему клонит генерал.

– Нет, своими глазами не видел, товарищ генерал. Получив эти сведения, я решил, что гораздо важнее вернуться в лагерь и как можно скорее передать их майору.

Генерал взял салфетку и тщательно вытер губы после жирной колбасы.

– Итак, что мы имеем, – начал он, откидываясь на спинку стула. – Вы отправились в разведку, но вместо того, чтобы пробраться в тыл противника и все досконально выяснить, как вам было приказано, лишь поговорили с каким-то неграмотным крестьянином, который наплёл о тысячах солдат-националистов, хотя их и в помине нет, а теперь вы надеетесь... Вы действительно на что-то надеетесь, лейтенант? О чем вы вообще думаете? С тем же успехом вы могли бы попытаться убедить меня в существовании Санта-Клауса.

Политкомиссар Марти мерзко хихикнул, этот смешок привел Райли в бешенство.

– Товарищ генерал, если вы... – начал он, сжав кулаки, однако Мерриман остановил его, видимо, опасаясь, как бы Райли снова не надерзил генералу.

– Я считаю, нам следует принять во внимание сведения, переданные лейтенантом, – заявил он, отвлекая на себя внимание генерала. – Хотя согласен, источник довольно сомнителен, это тоже нельзя сбрасывать со счетов. Однако, если это окажется правдой, то взять город будет намного труднее, чем мы ожидали.

– Так вы полагаете, майор, мы должны отложить наступление? – медленно, подчеркивая каждое слово, произнес генерал. – Или, быть может, должны вообще отказаться брать город?

– Никак нет, товарищ генерал. Я просто...

– И все лишь потому, что какой-то несчастный фермер что-то сказал этому офицеру? – последнее слово генерал произнес таким тоном, что Райли почувствовал себя совсем скверно. – А если этот фермер – шпион, что тогда? Вы об этом подумали? – его палец обвиняюще уткнулся в грудь Мерримана, словно ствол пистолета. – Вы можете гарантировать, что он – не фашистский агент, который пытается сорвать наши планы? Вам это не приходило в голову?

– Нет, – признался Мерриман. – Я об этом не подумал, товарищ генерал.

– Вот видите? – торжествующе ответил генерал, опираясь на стол. – Именно поэтому товарищ Сталин и поручил командование именно мне. – Он постучал по виску и, добавил: – Потому что я имею привычку думать.

– Так точно, товарищ генерал.

– Так вот, я думаю, – продолжил генерал, хотя никто его ни о чем не спрашивал, – что этот крестьянин – фашистский агент, который пытается подорвать наш моральный дух. А потому – никому ни слова об этом. Вам ясно?

– Как прикажете, товарищ генерал.

– А теперь – можете быть свободны, – он взмахнул рукой, словно отмахиваясь от невидимой мухи. – По вашей милости остыла моя яичница.

Мерриману не требовалось повторять дважды: он и сам был рад как можно скорее убраться из этой палатки. Однако уже у самого выхода он вдруг понял, что Райли так и остался стоять как вкопанный, сжимая кулаки с такой силой, что побелели пальцы.

– Пойдемте, лейтенант! – окликнул его он, опасаясь, как бы не случилось самое худшее.

Но Райли ничего не видел перед собой, кроме этого жирного генерала, поглощающего завтрак.

– Товарищ генерал, – процедил он сквозь зубы. – Прошу вашего разрешения высказаться.

Генерал пристально взглянул на американца. Высокий, сильный, хотя скорее жилистый, чем мускулистый, с черными взъерошенными волосами – несколько более длинными, чем положено по уставу, обрамляющими загорелое лицо, на которым выделялись пытливые глаза янтарного цвета и широкие челюсти, сжатые с такой силой, что, казалось, вот-вот треснут.

– Нет, – насмешливо ответил генерал. – Я не разрешаю вам высказываться. И советую немедленно удалиться, пока вас не арестовали.

– Человек, с которым я говорил, не был фашистским шпионом, товарищ генерал, – произнес Райли, так же пристально глядя поляку в глаза. – От этой информации может зависеть жизнь сотен солдат. Я не могу дать стопроцентной гарантии, что он сказал правду, но у меня нет оснований ему не верить. Но в чем я твердо уверен – так это в том, что он не вражеский шпион.

К удивлению Райли ответил ему комиссар Марти, прервав яростный поток слов, уже готовый сорваться с губ генерала.

– А вы откуда знаете? – прокартавил он писклявым голосом с ярко выраженным французским акцентом. – Вы что же – экспегт в военном деле? Великий стгатег, котогого мы пгосмотгели?

Райли пропустил мимо ушей явную издевку в его голосе, стараясь сохранить самообладание.

– Сегодня ночью они собираются перейти линию фронта, чтобы оказаться на нашей стороне. Если бы они были фашистами, то направились бы в сторону Сарагосы.

Политкомиссар поднес ладонь к уху, будто не расслышал.

– Собигаются? Да что вы говогите? Так их что же, несколько?

– Это семья, товарищ комиссар, – пояснил Райли. – Несколько перепуганных крестьян и трое маленьких детей.

Комиссар, казалось, пропустил эти слова мимо ушей.

– Допустим... Так вы говогите, они собигаются бежать на нашу стогону? И каким же обгазом?

Райли нервно сглотнул.

– Я... я обещал им помочь.

Губы Андре Марти расплылись в жестокой ухмылке.

– Повторите, что вы сказали, – потребовал генерал Вальтер, пунцовый от гнева. – Вы собираетесь помочь возможному вражескому агенту пройти через наши рубежи? Я не ослышался?

– Товарищ генерал, – вмешался Мерриман, вставая рядом с Райли. – Прошу вас, не обращайте внимания, лейтенант сказал, не подумав. Он еще не успел прийти в себя после тяжелой травмы, полученной в сражении под Харамой, и иногда говорит довольно странные вещи, но на самом деле он вовсе так не думает. Кроме того, он слишком устал, ведь он провел бессонную ночь, выполняя ваше задание, но уверяю вас, он хороший солдат и всей душой предан Республике, – с этими словами он покосился на Райли. – На самом деле ему бы и в голову не пришло сделать что-нибудь вроде того, о чем он только что заикнулся. Я уверен, он лишь хотел убедить вас в надежности своего источника информации, но не собирается совершить подобную глупость, помогать незнакомцам пересечь нашу линию фронта. Разве не так, лейтенант? – спросил он, повернувшись к Райли.

Алекс Райли обдумывал ответ на секунду дольше необходимого, и всё еще в нем сомневался, но пунцовое лицо генерала и свирепая ухмылка комиссара не оставляли возможности для спора. Еще одно слово, и на рассвете, когда пропоют петухи, он окажется перед расстрельным взводом по обвинению в измене.

– Так точно, товарищ генерал, – произнес он наконец. – Я никогда не стал бы помогать вражеским агентам.

Генерал Вальтер подозрительно прищурился в поисках скрытой дерзости в словах Райли, но не успел ее обнаружить, поскольку Мерриман с силой стиснул его руку.

– С вашего позволения, товарищ генерал, – сказал майор, – мы уходим, чтобы вы могли закончить завтрак. Как говорят в Испании, пусть пойдет впрок.

Он попрощался кивком головы и вытолкал Райли из палатки, боясь услышать за спиной голос одного из двух сталинских головорезов.

Они не останавливаясь дошли до «форда», поспешно запрыгнули в него и немедленно тронулись.

Лишь тогда Мерриман облегченно вздохнул и, отирая пот, повернулся к Райли, молча сидящему рядом.

– Ну, знаешь ли! – возмутился он. – Много я повидал за свою жизнь безрассудных крикунов, но ты всем дал сто очков вперед! Ты что, в самоубийцы решил податься? Этот комиссар Марти расстрелял сотни республиканских солдат, и многих из них – куда по меньшему поводу. Да и генерал будет только рад от тебя избавиться. Если ты решил покончить с собой, то так и скажи: я сам тебя пристрелю – по крайней мере, возиться не надо будет.

С каждой минутой все больше мрачнея, Алекс Райли глядел в окно, делая вид, будто не слышит упреков Мерримана.

– Мы проиграем, – произнес он так тихо, что никто не услышал.

– О чем ты говоришь? – озадаченно спросил майор.

– Ты спрашивал, как я считаю, победим ли мы в войне, – пояснил Алекс, поворачиваясь к другу и устало прикрыв глаза. – Так вот: мы ее проиграем.

7

Когда они вернулись в свой лагерь, солнце уже стояло высоко в небе и предвещало очередной жаркий день. Прихватив бутылку вина и стручки рожкового дерева, Джек, Алекс и капитан Лоу расположились в тени олив.

Райли уже успел рассказать им о своей размолвке с генералом и выслушать от обоих кучу упреков и заверений, как ему повезло, что рядом оказался Мерриман. Теперь он отдыхал, пытаясь заглушить голод, поедая мясистые сладковатые стручки, которые до войны шли на корм скоту.

Остальная рота расположилась вокруг, заняв все пространство в тени оливковой рощи до самой ее границы. Все с минуту на минуту ждали приказа о наступлении и пытались заглушить страх смерти затасканными глупыми шуточками и сплетнями, распространявшимися со скоростью лесного пожара. Сержант Фишер бренчал на гитаре, которую нашел в развалинах городка Кинто.

Слова этой песни солдаты батальона Линкольна сочинили сами, положив их на музыку баллады «Долина Красной реки», после того злополучного сражения под Харамой полгода назад, где погибли сотни их друзей и товарищей.

Есть в Испании долина под названием Харама,

Мы забыть ее не сможем никогда – ни ты, ни я.

В той долине обрели мы наше мужество и славу,

Там погибли смертью храбрых наши верные друзья.

Сражался за Мадрид наш славный батальон —

Не за чины, не за награды.

Там мы сражались, сыны народа,

Парни Пятнадцатой бригады.

Никогда мы не вернемся в ту долину нашей боли,

Но жива доныне память в наших мыслях и сердцах.

Так поднимем же бокалы, до краев вином наполнив,

За погибших смертью храбрых в этих огненных песках.

Посреди песни неожиданно показалась изящная журналистка – с распущенной гривой великолепных волос, в мужской одежде и в темных очках, она шла мимо лежащих под деревьями людей, не обращая внимания на восхищенный свист и расточая неотразимые улыбки. Поглядев из-под руки, она заметила сидящую под очередным деревом троицу и направилась прямо к ней.

– Добрый вечер, господа, – окликнула она троих друзей, стоя в тени оливковых деревьев. – Я вижу, вы вернулись из разведки, лейтенант Райли.

– Да, только что вернулся.

– Могу я сесть рядом с вами?

– Пожалуйста, – ответил Лоу.

– Насколько успешной оказалась ваша вчерашняя разведка? – спросила журналистка.

– Вполне успешной, – улыбнулся Джек, многозначительно потирая живот.

Геллхорн удивленно посмотрела на галисийца, однако не решилась спросить, что он имел в виду.

– Полагаю... вы не имеете права рассказывать мне о том, что видели.

– Вы весьма догадливы, мисс Геллхорн, – заметил Лоу.

Однако все внимание журналистки было сосредоточено на Райли.

– Разумеется. Но вы, лейтенант, должны мне интервью, – сказала она, сняла тёмные очки и сверкнула синими глазами.

– А вы записались на прием у моего секретаря? – спросил он насмешливо. – У меня весьма плотный график.

– Ну, я уверена, что вы сможете найти для меня «окно», – улыбнулась журналистка.

– Если это в моих силах, – вкрадчиво ответил Райли, подмигнув, – то я буду рад его для вас найти.

Десять минут спустя они медленно удалялись по узенькой тропке в направлении старого рожкового дерева, под которым они завтракали сегодня утром. Это было единственное тенистое место, где можно было спокойной поговорить вдали от глаз и ушей всего батальона.

Марта достала блокнот и всю дорогу записывала ответы лейтенанта. Тот отвечал вполне охотно – до тех пор, пока вопросы не стали слишком личными.

– Так почему же офицер торгового флота из Бостона решил отправиться добровольцем на войну, не имеющую никакого отношения к его стране? – спросила она.

– Я вам уже говорил: моя мать – испанка.

– Это недостаточная причина.

– Националисты расстреляли моего деда и бабушку перед воротами кладбища. По-вашему, этого недостаточно?

Геллхорн поморщилась. Ей и эта причина явно казалась недостаточной.

– Интересно, как вы жили до того, как приехали в Испанию? – спросила она.

– Что вы имеете в виду?

– Вы не коммунист, вас ожидало хорошее будущее в торговом флоте, и уверена, вы пользовались успехом у женщин. Я просто не могу поверить, что вы могли бросить все это... лишь ради мести за смерть деда и бабушки. Что-то тут явно не сходится.

Райли пожал плечами.

– Это ваша проблема, – ответил он.

– У вас что-то случилось, ведь правда? – Сквозь темные очки стало заметно, как она прищурилась. – Что-то серьезное, о чем вы не хотите рассказывать.

Алекс искоса посмотрел на неё.

– Есть вещи, о которых я не намерен вам рассказывать, мисс Геллхорн.

– Я думала, мы договорились, что вы будете называть меня Мартой.

– Хорошо, – согласился он. – Я не хочу рассказывать о моем прошлом, Марта.

– А о том, что произошло на холме Пингаррон, во время сражения за Хараму?

– Тем более.

Они добрались до рожкового дерева и остановились в его тени.

– Об этом сражении ходят разные слухи, – продолжала напирать она, усаживаясь под деревом и прислонившись спиной к стволу. – Но мне хотелось бы услышать вашу версию событий.

– А мне бы хотелось никогда в жизни больше к этому не возвращаться, – ответил он, устраиваясь рядом.

– Я знаю, вы были на волосок от смерти. Знаю, что пуля прошла в нескольких миллиметрах от вашего сердца, и что ваш друг вынес вас с поля боя под вражеским огнём. Знаю, что много месяцев вы пролежали в госпитале, и после этого вам присвоили звание лейтенанта.

– Ну, если вы столько всего знаете, зачем вы меня расспрашиваете?

– Потому что хочу знать правду, – ответила она, откладывая блокнот. – Я хочу узнать об этом от человека, который там был. Моим читателям нет дела до боев и наград, но им будет интересно побольше узнать о человеке, который отправился добровольцем воевать в чужую страну, сражаться с фашизмом плечом к плечу с солдатами разных народов, собравшимися со всего мира.

Райли скрестил руки на груди. Видимо, этот разговор его слегка забавлял.

– Хорошо сказано, – сказал он. – Вы сближались со всеми, у кого брали интервью, чтобы развязать им языки?

Геллхорн нахмурилась и гневно сверкнула глазами, но тут же овладела собой.

– Вообще-то да, – в конце концов призналась она. – Только это почти никогда на срабатывает.

– Неудивительно. Сомневаюсь, что кого-то из этих ребят, – он указал на солдат, расположившихся под оливами в пятистах метрах от них, – интересует все то дерьмо, которого требуют ваши читатели. Им нужно только одно: чтобы их оставили в покое и не расспрашивали обо всех ужасах, которые они имели несчастье пережить.

– Вы имеете в виду и себя тоже?

– Конечно, все это относится и ко мне.

Немного помолчав, журналистка спросила:

– В таком случае... Если вы не хотите говорить со мной, почему согласились дать интервью?

Райли улыбнулся, обнажив белоснежные зубы.

– Полагаю, нам лучше не тратить время на пустые разговоры и заняться более приятным делом, – наклонившись к ней, он легонько провел пальцами по ее шее.

– Но... Это как-то... нехорошо...

– Возможно, – прошептал Алекс, наклоняясь к самому ее уху, – но уверен, это было бы весьма интересно.

Час спустя они той же дорогой возвращались в лагерь батальона Линкольна, отряхиваясь от колючих семян и сухих травинок, застрявших в одежде и волосах.

Оба молчали, но на каждом шагу ловили на себе скользкие взгляды, а за спиной то и дело слышались понимающие смешки. Вид у них и в самом деле был несколько растрепанный и, судя по этим смешкам, все присутствующие прекрасно догадались, что между ними произошло. И были правы.

– Боже, какой стыд! – краснея, повторяла Геллхорн. – Такое впечатление, что у нас на лице написано, чем мы занимались.

– Тебя это так волнует? – спросил Райли.

– Не особенно. Но мне бы не хотелось, чтобы они считали меня... в общем, ты понимаешь.

– Не думаю, что кто-то из них посчитает тебя... ну, ты знаешь.

Журналистка слегка похлопала его по плечу.

– Не смейся, – надулась она.

– А я и не смеюсь. И не волнуйся, я не собираюсь никому рассказывать обо всех интимных подробностях нашей встречи.

Марта неожиданно покраснела.

– Не вздумай!

– Но, Марта, как можно!.. – он махнул рукой в сторону наблюдающих за ними солдат. – Ведь именно эти подробности больше всего интересуют моих читателей.

Журналистка слегка растерялась, пытаясь понять, шутит он или говорит серьезно.

Лишь после того, как Алекс наградил ее своей неотразимой улыбкой, она расслабилась и облегченно вздохнула.

– Это не смешно, – проворчала она.

– А мне кажется, как раз наоборот.

Геллхорн уже собиралась снова дружески хлопнуть его по плечу, когда до них донесся глубокий баритон Хемингуэя.

– Марта! – позвал он, направляясь к ним огромными шагами. – Где тебя черти но...

Он замолчал на полуслове, подозрительно оглядывая журналистку. В ее растрепанных волосах застряли сухие былинки, рубашка была застегнута не на ту пуговицу, губы припухли, щеки раскраснелись...

Затем он столь же внимательно оглядел Райли, который ответил ему торжествующей улыбкой; журналисту понадобилось не более двух секунд на догадку, что произошло между этими двумя.

На третью секунду он с кулаками бросился на Алекса, вопя на превосходном кастильском:

– Ах ты, сукин сын!..