Текст книги "Мальчишки с улицы Пала"

Автор книги: Ференц Молнар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

6

Когда на другой день около половины третьего мальчики друг за другом стали собираться на пустыре, каждому бросался в глаза большой лист бумаги, прибитый к внутренней стороне забора четырьмя огромными гвоздями.

Это было воззвание. Над ним всю ночь, пожертвовав сном, трудился Бока. Крупные печатные буквы воззвания он с помощью кисточки вывел черной тушью, а начальные буквы каждой строки сделал кроваво-красными. Текст гласил: «Воззвание!!! Всем быть в боевой готовности! Страшная угроза нависла над нашей державой, и, если мы струсим, у нас отнимут всю территорию! Пустырь в опасности! На нас хотят напасть краснорубашечники! Но мы встанем все как один, и, если понадобится, отдадим жизнь за отечество. Пусть каждый выполнит свой долг! Президент».

В этот день никому не хотелось играть в лапту, и мячик остался мирно лежать в кармане его хранителя – Рихтера. Мальчики прохаживались по пустырю и беседовали о предстоящей войне, то и дело подходя к воззванию и в десятый, двадцатый раз перечитывая зажигательные слова. Многие уже знали их наизусть и воинственно декламировали со штабелей – в назидание внизу стоящим, которые тоже почти все помнили, но слушали, разинув рот, а потом опять спешили к забору, чтобы, еще раз прочитав, в свою очередь взобраться на штабель и самим продекламировать.

Все войско ни о чем другом и думать не могло, кроме этого необыкновенного воззвания. Значит, беда в самом деле велика и опасность очень серьезна, если президент решил выпустить воззвание за собственноручной подписью.

Кое-какие подробности мальчикам были уже известны. Кое-где произносилось имя Гереба; однако ничего определенного никто сказать не мог. Президент из разных соображений счел за лучшее не разглашать пока предательства Гереба. Он рассчитывал, что Гереба удастся накрыть прямо на пустыре и тут же, на месте, предать суду военного трибунала. Что Немечек на свой риск и страх решится проникнуть в Ботанический сад и учинит там, во вражеском стане, грандиозный переполох, – этого даже Бока не мог предвидеть… Он узнал об этом лишь на следующее утро, в школе, когда после урока латыни спустился в подвальный этаж. В подвале, где швейцар продавал бутерброды с маслом, Немечек и рассказал ему все, отведя в сторонку. А на пустыре даже в половине третьего царила еще полная неопределенность: все ждали президента.

Общее волнение подогревалось еще одним неприятным обстоятельством. В «Обществе замазки» разразился скандал. Засохла общественная замазка. Она вся растрескалась и пришла в негодность – в том простом смысле, что ее нельзя было больше мять. Произошло это явно по недосмотру председателя общества. После всего сказанного излишне, пожалуй, напоминать, что именно его обязанностью было жевать замазку, а новый председатель, Колнаи, этой обязанностью грубо пренебрег. Легко догадаться, кто осудил прежде всего такое поведение: не кто иной, как Барабаш, первый предал его огласке. Переходя от одного члена общества к другому, он каждому в резких словах выражал свое возмущение новым председателем. Хлопоты его были небезуспешны: за какие-нибудь пять минут ему удалось убедить многих потребовать созыва чрезвычайного собрания. Колнаи догадывался, о чем идет речь.

– Ладно, – сказал он, – но ведь пустырь сейчас важнее. Чрезвычайное собрание я могу созвать только завтра.

– Этого мы не потерпим! – шумел Барабаш. – Господин председатель, как видно, просто боится!

– Тебя, что ли?

– Не меня, а общего собрания! Мы требуем созвать собрание сегодня же.

Колнаи только хотел ответить, как вдруг у калитки прозвучал боевой клич мальчишек с улицы Пала:

– Гаго, го! Гаго, го!

Все посмотрели туда. Вошел Бока в сопровождении Немечека, у которого шея была обмотана большим красным вязаным шарфом. Появление президента положило конец дискуссии. Колнаи быстро уступил:

– Ну ладно, устроим собрание сегодня. Только сначала послушаем, что скажет Бока.

– На это я согласен, – отвечал Барабаш.

Но члены «Общества замазки» уже окружили Боку и вместе со всеми присутствующими засыпали его вопросами.

Спорщики поспешили к ним присоединиться. Бока знаком попросил внимания и в воцарившейся напряженной тишине сказал:

– Ребята! В воззвании вы уже прочли, какая опасность нам угрожает. Наши лазутчики проникли во вражеский стан и узнали, что краснорубашечники собираются завтра напасть на нас.

Все зашумели: никто не ожидал, что уже завтра – война.

– Да, завтра, – продолжал Бока. – Поэтому объявляю: с сегодняшнего дня вводится осадное положение. Все обязаны беспрекословно повиноваться своим начальникам, а офицеры – мне. И не воображайте, что это просто так, детская игра. Краснорубашечники – сильные ребята, и их много. Схватка будет жестокая. Поэтому мы никого не хотим принуждать. Кто не хочет участвовать в сражении, пусть скажет!

Ответом было глубокое молчание. Желающих уклониться от боя не оказалось. Бока повторил еще раз:

– Кто не хочет участвовать в войне, пусть выйдет вперед. Нет таких?

– Нет! – воскликнули все в один голос.

– Тогда пусть каждый даст слово, что завтра придет сюда к двум часам.

Все по очереди стали подходить к Боке, и он с каждого брал слово, что тот непременно придет завтра. Обменявшись со всеми рукопожатием, Бока возвысил голос:

– А кто не явится, – тот бесчестный клятвопреступник, и пускай он больше не сует к нам носа: мы его отсюда палкой выгоним!

Лесик сделал шаг вперед.

– Господин президент, – сказал он, – все налицо, кроме Гереба. Гереба нет.

Наступила гробовая тишина. На всех лицах выразилось любопытство: в самом деле, что с Геребом? Но Бока был не из тех, кто легко отступает от задуманного плана. Он не хотел ничего говорить, не уличив Гереба здесь, перед всеми.

– Что с Геребом? – раздались голоса.

– Ничего, – спокойно ответил Бока. – О нем поговорим в другой раз. А пока подумаем, как нам выиграть завтрашнее сражение. Но, прежде чем получить от меня приказания, послушайте, что я скажу: если между вами есть какие-нибудь раздоры, надо немедленно положить им конец. Кто с кем в ссоре, сейчас же помиритесь.

Все смолкли.

– Ну? – спросил президент. – Таких нет?

– Мне кажется… – начал было Вейс и потупился.

– Ну, выкладывай!

– Кажется, Колнаи… с Барабашем…

– Это правда?

– Да, – сказал Барабаш, покраснев. – Этот Колнаи…

– Да… – сказал Колнаи. – Этот Барабаш…

– Сейчас же помиритесь, – накинулся на них Бока, – а не то обоих отсюда выставлю! Воевать можно, только если все в дружбе!

Оба соперника нехотя подошли к Боке и волей-неволей протянули друг дружке руку. Но, прежде чем выпустить руку Колнаи из своей, Барабаш сказал:

– Господин президент!

– Что такое?

– Только с одним условием…

– С каким еще?

– Таким, что… если краснорубашечники вдруг не нападут на нас, тогда… тогда… я опять буду с Колнаи в ссоре, потому что…

– Замолчи! – прервал Бока, устремив на него уничтожающий взгляд.

Барабаш замолчал, но надулся. Дорого бы он дал, если б можно было тут же влепить хорошего тумака Колнаи, который весело улыбался…

– А теперь… – промолвил Бока. – Рядовой, подайте мне план.

Немечек поспешно сунул руку в карман и вынул какую-то бумагу. Это был план сражения, придуманный Бокой в тот же день после обеда.

Бока расстелил бумагу на плоском камне, и мальчики уселись вокруг на корточках. Каждый с любопытством ждал, куда его назначат, какая кому выпадет роль.

План выглядел так:

Бока принялся объяснять детали плана:

– Смотрите сюда, на этот чертеж, и слушайте внимательно. Это карта нашей державы. По данным разведки, неприятель нападет на нас сразу с двух сторон: с улицы Пала и с улицы Марии. Теперь пойдем по порядку. Вот эти два квадрата с буквами «А» и «Б» обозначают два батальона, выделенные для охраны калитки. Батальон «А» состоит из трех человек под командованием Вейса. Батальон «Б»– тоже из трех; командир – Лесик. Ворота на улицу Марии тоже охраняются двумя батальонами. Батальоном «В» будет командовать Рихтер, батальоном «Г»– Колнаи.

– А почему не я?

– Это кто сказал? – строго спросил Бока. Встал Барабаш.

– Опять ты? Еще слово, и я предам тебя суду военного трибунала. Садись.

Барабаш, что-то пробурчав, сел.

– Черные точки, – продолжал свои объяснения Бока, – возле которых стоят номера и буква «Ф», – это форты. Форты мы обеспечим таким запасом песка, чтобы для обороны каждого довольно было двух человек. Отбивать атаку песком нетрудно. К тому же форты расположены близко друг от друга и в случае, если будет атакован один, его поддержит огнем соседний. Форты первый, второй и третий защищают пустырь со стороны улицы Марии; форты четвертый, пятый и шестой будут поддерживать песочными бомбами действия батальонов «А» и «Б». Кто в какой форт назначен, скажу после. Командиры батальонов сами выберут себе людей. Поняли?

– Поняли! – хором ответили все.

Разинув рты, широко раскрыв глаза, сгрудились мальчики вокруг этой замечательной карты военных действий. Некоторые достали даже записные книжки, усердно занося в них все сказанное главнокомандующим.

– Ну вот, – сказал Бока, – это диспозиция. Теперь приказ по армии. Слушайте все внимательно. Батальонам «А» и «Б», как только часовой на заборе доложит о приближении краснорубашечников, открыть калитку.

– Открыть?…

– Да, открыть. Мы не запираемся, а принимаем бой. Пускай сперва войдут, а потом уж мы их отбросим. Итак, батальонам «А» и «Б» открыть калитку и впустить неприятеля. Когда неприятельские силы до последнего солдата окажутся на нашей территории – атаковать их. Одновременно фортам четвертому, пятому и шестому открыть бомбардировку. Вот задача первого отряда. Это будет армия улицы Пала. Если удастся, постарайтесь их выбить с пустыря; если нет – то, по крайней мере, задержите, чтобы они не проникли до линии фортов третьего, четвертого, пятого и шестого и не закрепились на пустыре. У второй армии – армии улицы Марии – задача потруднее. Внимание, Рихтер и Колнаи! Батальонам «В» и «Г» выслать дозорного на улицу Марии. Как только покажется второй отряд краснорубашечников, построиться в боевые порядки. Когда же неприятель войдет в ворота, сделать вид, будто вы обратились в бегство. Смотрите сюда, на карту… Видите? Батальон «В» – это твой, Рихтер, – вбегает в каретный сарай… Вот сюда, – указал он пальцем. – Понятно?

– Понятно.

– А батальон Колнаи – в сторожку Яно. Теперь внимание: перехожу к самому главному. Смотрите хорошенько на карту. Краснорубашечникам придется слева и справа обогнуть лесопильню, и тут они окажутся прямо перед фортами первым, вторым и третьим. Форты сейчас же открывают огонь. В этот момент оба батальона выскакивают из сарая и сторожки и ударяют в тыл неприятелю. Если вы будете храбро биться, противник окажется зажатым в тиски и вынужден будет сдаться. Вы оттесните его в сторожку и там запрете. Как только это будет сделано, батальон «В» со стороны сторожки, а батальон «Г», обойдя штабеля, оба бросаются из-за форта номер шесть на подмогу первой армии. Тут гарнизон фортов номер один и номер два переходит в четвертый и пятый форты и усиливает бомбардировку. Все четыре батальона, сомкнутыми рядами перейдя в наступление, гонят врага к калитке, а все форты через головы наступающих бомбардируют краснорубашечников, которые не смогут противостоять этому объединенному удару. И мы отбрасываем их за калитку на улицу Пала. Поняли?

Ответом была буря ликования. Платки, шляпы взлетели в воздух. Немечек развязал огромный красный вязаный шарф у себя на шее и присоединил к общему хору свой гнусавый от насморка голосок:

– Дашебу брезидедту – ура!

– Ура! – неслось в ответ. Бока замотал головой:

– Тише! Еще одно. Я буду находиться в расположении второй армии вместе со своим адъютантом. Приказания, которые он будет передавать вам, исполнять, как будто вы их слышите от меня!

– А кто адъютант? – спросил чей-то голос.

– Немечек.

Некоторые переглянулись. Члены «Общества замазки» стали подталкивать друг друга. Послышались восклицания:

– Скажи ему!

– Сам скажи!

– Почему это вдруг я? Скажи ты! Бока с удивлением поглядел на них:

– Что, у вас какие-нибудь возражения?

– Так точно, – отважился Лесик.

– Какие же?

– На собрании «Общества замазки» – ну, вот, недавно… когда…

Бока потерял терпение.

– Довольно! Замолчи! – прикрикнул он на Лесика. – Надоели мне ваши глупости. Немечек – мой адъютант, и точка. Кто посмеет перечить, тех будет судить военный трибунал.

Это было, пожалуй, уж слишком сурово сказано; но все понимали, что время военное, иначе нельзя. Пришлось примириться с тем, что Немечек будет адъютантом. Руководители «Общества замазки» глухо роптали, находя это назначение оскорбительным для общества. Они чувствовали себя униженными тем, что столь важная на войне роль поручена человеку, которого общее собрание заклеймило как предателя, с маленькой буквы вписав его имя в черную книгу общества. Знать бы, что так получится…

Бока вынул из кармана список и прочитал, кто в какой форт назначается. Командиры батальонов выбрали себе по два человека. Все это было проделано с величайшей серьезностью; взволнованные мальчики хранили полное молчание. После этой процедуры Бока отдал приказ:

– По местам! Проведем военное ученье. Все быстро разбежались по своим местам.

– Ждать следующего приказа! – крикнул вдогонку Бока.

Сам он остался посреди пустыря вместе с адъютантом Немечеком. Бедный адъютант все время кашлял.

– Эрне, – мягко сказал ему Бока, – завяжи себе горло. Ты здорово простыл.

Немечек ответил другу благодарным взглядом и повиновался ему, как старшему брату: плотно, до ушей закутал шею большим вязаным шарфом.

Бока подождал, пока он кончит, потом сказал:

– А теперь передай мой приказ форту номер два. Слушай внимательно…

Но тут Немечек совершил такой поступок, на который раньше никогда не отваживался: прервал командира.

– Извини, – промолвил он, – но я хотел тебе кое-что сказать.

– Что такое? – нахмурился Бока.

– Тут вот члены «Общества замазки»…

– Слушай, – с нетерпением перебил его президент, – неужели и ты принимаешь всерьез всю эту ерунду?

– Да, принимаю, раз они тоже принимают, – отвечал Немечек. – Я знаю, что они дураки, и мне наплевать, что они там обо мне думают. Но я вовсе не хочу, чтобы и ты тоже… тоже… меня… презирал…

– Я тебя презирал? С какой стати?

Голосок, в котором стояли слезы, отозвался из-за красной бахромы:

– Потому что они сказали, что я… что я предатель…

– Предатель? Ты?

– Да. Я.

– Ну, это действительно интересно.

И Немечек, запинаясь, сдавленным голосом поведал Боке обо всех происшествиях вчерашнего дня. О том, как пришлось ему спешить, когда члены «Общества замазки» давали тайную клятву. Как они, воспользовавшись этим, тотчас объявили, будто он убежал, побоявшись вступить в тайное общество, и поэтому – бесчестный предатель. О том, что произошло это, собственно говоря, потому, что лейтенанты, старшие лейтенанты и капитаны дуются на президента, который, мол, с ними водиться не хочет, а простого рядового посвящает во все государственные тайны. И, наконец, что его, Немечека, имя с маленькой буквы вписано в черную книгу.

Терпеливо выслушав все это, Бока задумался. Больно было ему сознавать, что некоторые его товарищи так к нему относятся. Бока был мальчик неглупый, но он и не подозревал еще, что другие люди – совсем не такие, как мы, в чем каждый раз убеждаешься ценой мучительных разочарований.

– Ладно, Эрне, – сказал он наконец, ласково посмотрев на белокурого мальчугана, – ты только знай делай свое дело, а на них не обращай внимания. Пока, до войны, я ни о чем не хочу с ними говорить. Но как только война кончится, я им задам жару! А сейчас скачи к фортам номер один и два и передай гарнизону приказ немедленно перебраться в форты номер четыре и пять. Хочу посмотреть, сколько понадобится времени для такой переброски.

Рядовой Немечек встал «смирно», четко откозырял и, как ни грустно ему было, что восстановление его доброго имени из-за войны откладывается, подавил огорчение и по-военному отчеканил:

– Есть, господин президент!

И галопом поскакал исполнять приказание. Пыль взвилась за адъютантом, и он вскоре скрылся в штабелях, на верху которых, высовываясь из фортов, виднелись лохматые детские головы. Лица с широко открытыми глазами выражали волнение, которое, по описаниям храбрых военных корреспондентов, хорошо знающих человеческую натуру, охватывает перед боем даже настоящих солдат.

Бока остался один посреди пустыря. Сюда, на этот отгороженный участок земли, доносился грохот экипажей; но Бока чувствовал себя так, словно находился не в центре большого города, а где-то далеко-далеко, в чужой стране, на огромной равнине, посреди которой завтра в кровопролитной битве решатся судьбы народов. Не слышно было ничьих голосов; мальчики спокойно стояли на своих местах, ожидая приказаний. И Бока понимал, что все теперь зависит от него. От него зависит, смогут ли его товарищи и дальше весело коротать здесь свой досуг за лаптой и всякими играми и забавами. Он отвечает за благополучие, за будущее их маленького сообщества. И Бока почувствовал гордость при мысли, что взял на себя такую прекрасную задачу.

«Да, – подумал он, – я сумею вас защитить!»

Он окинул взглядом дорогой его сердцу пустырь. Потом посмотрел на штабеля, из-за которых с любопытством выглядывала стройная железная труба лесопильни, весело попыхивавшая белыми клубочками пара, – так весело и безмятежно, будто нынешний день ровно ничем не отличался от предыдущих; будто все, решительно все не было сейчас брошено на чашу весов…

Да, в эти минуты Бока испытывал чувство, которое охватывает полководца накануне решительного сражения. Ему вспомнился великий Наполеон… Потом он перенесся мыслями в будущее. Как-то оно сложится? Что ждет его впереди? И кем он будет? Солдатом, настоящим воином, который поведет по далекому бранному полю настоящие, одетые в шинели, полки – уже не за этот клочок пустующей земли, а за те родные просторы, что зовутся отечеством?… Или суждено ему стать врачом, изо дня в день ведущим бесстрашную, упорную и великую борьбу с полчищами болезней?…

Пока он размышлял таким образом, тихо опустились весенние сумерки. Бока глубоко вздохнул и пошел к штабелям – произвести смотр личному составу фортов.

Дозорные на верху штабелей увидели, что командир направляется к ним. В фортах началось движение. Уложив песочные бомбы рядами, гарнизон выстроился по команде «смирно».

Но главнокомандующий вдруг остановился на полдороге и обернулся, словно прислушиваясь. Потом быстро пошел к забору.

В калитку кто-то стучался. Бока, отодвинув засов, отворил и в изумлении отшатнулся. Перед ним стоял Гереб.

– Это ты? – смущенно промолвил Гереб.

От неожиданности Бока не нашелся, что ответить. Гереб медленно вошел и запер за собой калитку. Бока все не мог понять, чего он хочет. Во всяком случае, на этот раз Гереб казался далеко не таким веселым и спокойным, как всегда. Сумрачный, бледный, теребил он свой воротничок, и было видно, что ему нужно что-то сказать, но он не знает, как начать, Несколько мгновений оба, не говоря ни слова, в растерянности стояли друг против друга. Наконец Гереб нарушил молчание:

– Я пришел… поговорить с тобой.

Тогда и к Боке вернулся дар речи. Просто и серьезно он ответил:

– Нам не о чем с тобой говорить. Самое лучшее, если ты уйдешь, откуда пришел.

Но Гереб не внял этому совету.

– Слушай, Бока, – сказал он, – я ведь знаю, что ты обо всем догадался. И что все вы знаете о моем переходе к краснорубашечникам. Но теперь я пришел сюда не как шпион, а как друг.

– Ты не можешь сюда прийти как друг, – тихо возразил Бока.

Гереб опустил голову. Он приготовился, что его встретят грубо, станут прогонять; но тихая печаль, с какой говорил с ним Бока, была для него неожиданностью. Она больно задела его – больнее, чем если бы его ударили. И он вдруг сам заговорил тихо и печально:

– Я пришел исправить свою ошибку.

– Это невозможно, – ответил Бока.

– Но я раскаиваюсь… страшно раскаиваюсь… Я принес вам знамя, которое Фери Ач захватил, а Немечек хотел унести обратно… и которое Пасторы вырвали у него из рук…

С этими словами он вытащил из-под куртки маленькое ало-зеленое знамя. У Боки заблестели глаза. Знамя все измято, истерзано: видно, что за него боролись. Но это-то и было в нем самое прекрасное. Изорванное, оно выглядело, как настоящее знамя, пронесенное сквозь огонь сражений.

– Знамя, – возразил Бока, – мы отберем у краснорубашечников сами. А не сумеем отнять – один конец… Все равно мы тогда уйдем отсюда, разбредемся кто куда… не будем больше вместе… Но получить знамя из твоих рук – нет, этого нам не нужно. И сам ты не нужен.

Бока сделал движение, собираясь уйти и оставить Гереба одного. Но Гереб ухватил его за пиджак.

– Янош, – задыхаясь, промолвил он, – я понимаю, что очень виноват перед вами. Но я хочу искупить свою вину. Простите меня.

– Эх, – сказал Бока, – простить я давно простил.

– И вы меня примете обратно?

– Нет. Вот это уж нет.

– Ни за что не примете?

– Ни за что.

Гереб вынул носовой платок и поднес его к глазам.

– Не плачь, Гереб, – грустно сказал ему Бока, – не хочу я, чтобы ты здесь, передо мной, плакал. Ступай себе домой и оставь нас в покое. Ведь ты пришел сюда потому, что теперь и краснорубашечники больше тебе не верят.

Гереб спрятал платок в карман и попытался принять мужественный вид.

– Хорошо, – сказал он, – я ухожу. Больше вы меня не увидите. Но даю слово: я пришел не из-за того, что от меня отвернулись краснорубашечники. Тут другая причина.

– Какая же?

– Не скажу. Может быть, ты когда-нибудь узнаешь. Но горе мне, если узнаешь…

– Не понимаю, – сказал президент, глядя на него с удивлением.

– Сейчас не могу объяснить, – пробормотал Гереб и пошел к калитке. Там он еще раз обернулся и спросил: – Значит, не примете, нечего мне и просить?

– Не примем.

– Ну, тогда… я и не прошу.

И Гереб выбежал на улицу, хлопнув калиткой. Бока мгновение колебался. Первый раз в жизни поступил он с другим так безжалостно. И он хотел уже догнать Гереба и крикнуть ему: «Иди, но только больше так не делай!»– но вдруг вспомнил, как Гереб совсем недавно, насмехаясь, убегал от них по улице Пала, а они с Немечеком, повесив головы, печально стояли на краю тротуара, и в ушах у них раздавался его глумливый, злорадный хохот.

«Нет, не стану звать его назад, – подумал он. – Это скверный парень».

И решительно повернул к штабелям, но, пораженный неожиданным зрелищем, остановился. Мальчики стояли на штабелях, наблюдая за происходящим. Стояли даже те, кто не принадлежал к гарнизону фортов. Все маленькое войско в полном составе выстроилось там, наверху, на уложенных рядами поленьях, и безмолвно, затаив дыхание, ждало, чем кончится встреча Боки с Геребом. И когда Гереб ушел, а Бока направился к штабелям, общее возбуждение прорвалось наружу: все войско, как один человек, разразилось криками восторга.

– Ура! – зазвенели тонкие детские голоса, и фуражки полетели в воздух.

– Да здравствует президент!

Тут воздух прорезал оглушительный свист: громче, наверно, и паровоз не свистнул бы – даже поднатужившись. Это был свист победный, заливистый, и, конечно, испустил его Чонакош. Блаженно осклабясь, посмотрел он вокруг и сказал:

– В жизни с таким смаком не свистал!

Бока, остановившись посреди пустыря, растроганный и счастливый, поднес руку к козырьку, отдавая честь своему войску. Снова вспомнил он о Наполеоне. Вот так же и его, наверно, любила старая гвардия…

Все видели, что произошло у калитки, и каждому стала ясной роль Гереба. Мальчики, правда, не могли расслышать, о чем говорили Бока с Геребом, но по их движениям поняли все. Они заметили, как Бока сделал отстраняющий жест, не подав Геребу руки. Видели, как Гереб заплакал и ушел. А когда он, замешкавшись у выхода, обернулся и что-то сказал Боке, все даже немножко испугались.

– Ой… сейчас простит! – прошептал Лесик.

Но когда Гереб наконец ушел и все увидели, что Бока отрицательно качает головой, воодушевление прорвалось наружу, и навстречу обернувшемуся к ним президенту грянуло «ура». Как же было не радоваться, что президент у них не ребенок, а серьезный, взрослый мужчина? Все готовы были обнимать и целовать Боку. Но время было военное, и не оставалось ничего другого, как только выразить свои чувства криком. Зато уж и кричали – во все горло, чуть не до хрипоты.

– Однако ты парень что надо, мамочка! – с гордостью сказал Чонакош, но тут же испуганно поправился:– Виноват… я хотел сказать: господин президент.

Наконец началось ученье. Раздавалась громкая команда; отряды бегом носились между штабелями и кидались в атаку на форты, откуда во все стороны летели песочные бомбы. Все шло как по маслу. Каждый прекрасно знал свою роль. И воодушевление росло.

– Мы победим! – слышалось отовсюду.

– Выбьем их с пустыря!

– А пленных свяжем.

– Самого Фери Ача схватим! Один Бока оставался серьезным.

– Смотрите, как бы головы не закружились, – предостерегал он. – Радоваться будем после. А сейчас, кто хочет, может идти домой. Предупреждаю еще раз: кто завтра не придет вовремя, тот клятвопреступник!

Маневры кончились. Но уходить никому не хотелось. Все, разбившись на группы, принялись обсуждать историю с Геребом.

– «Общество замазки»! «Общество замазки»! – пронзительным голосом вопил Барабаш.

– Чего ты? – послышались вопросы.

– На собрание!

Тут Колнаи вспомнил, что обещал созвать общее собрание, перед которым должен снять с себя обвинение в том, будто общественная замазка засохла из-за его нерадивости.

– Ладно, – уныло согласился он, – собрание так собрание. Прошу уважаемых членов отойти в сторонку.

И уважаемые члены во главе со злорадно потиравшим руки Барабашем отошли от штабелей к забору, чтобы провести собрание там.

– Внимание! Внимание! – восклицал Барабаш.

– Объявляю заседание открытым, – громко возвестил Колнаи официальным тоном. – Слово имеет господин Барабаш.

– Кхм, кхм! – зловеще откашлялся Барабаш. – Уважаемое собрание! Господину председателю повезло – из-за маневров чуть не сорвалось это собрание, которое должно прогнать его в шею!

– Ого! – воскликнул его соперник.

– Нечего огокать! – огрызнулся оратор. – Я знаю, что говорю. Благодаря маневрам господину председателю удалось оттянуть время… Но больше не удастся! Потому что…

Но тут он был вынужден прервать свою речь. В забор кто-то громко постучал, а всякий шум сейчас особенно пугал мальчиков. А вдруг это неприятель?

– Что это? – спросил оратор.

Все обратились в слух.

Сильный, нетерпеливый стук повторился.

– Это в калитку стучат, – дрогнувшим голосом сказал Колнаи и приник глазом к щелке между досками.

– Там какой-то господин, – удивленно обернулся он к окружающим.

– Господин?

– Да. С бородой.

– Ну, так отвори ему.

Колнаи открыл калитку. В самом деле, перед ними стоял хорошо одетый господин с черной бородой, в очках и длинном черном пальто с пелериной.

– Это вы – мальчишки с улицы Пала? – крикнул он, не входя на пустырь.

– Да, – в один голос отозвались члены «Общества замазки».

Тогда господин в пальто сделал шаг вперед, и взгляд его смягчился.

– Я отец Гереба, – объяснил он, затворяя за собой калитку.

Все притихли. Дело серьезное: сам отец Гереба пожаловал. Лесик подтолкнул Рихтера:

– Беги, зови Боку.

Рихтер помчался к лесопилке, где Бока как раз объяснял мальчикам, что сделал Гереб.

Бородатый господин между тем обратился с вопросом к членам «Общества замазки»:

– Почему вы прогнали моего сына?

– Потому что он выдал нас краснорубашечникам, – выступил вперед Колнаи.

– Каким краснорубашечникам?

– Это другие ребята, они ходят в Ботанический сад… Но сейчас они хотят отнять у нас это место, потому что им негде играть в мяч. Это наши враги.

Бородатый господин наморщил лоб.

– Мой сын прибежал сейчас домой весь в слезах. Я долго у него выпытывал, что случилось, но он ничего не хотел говорить. Только когда я строго-настрого приказал ему выложить мне все, он признался, что вы заподозрили его в предательстве. На это я ему ответил: «Я сию же минуту беру шляпу и иду к этим мальчикам. Поговорю с ними и расспрошу, в чем дело. Если они ошиблись, я потребую, чтобы перед тобой извинились. Но если это верно – хорошего не жди, потому что отец твой всю жизнь был честным человеком и не потерпит, чтобы сын предавал товарищей». Вот что я ему сказал. Прошу вас, скажите мне по чести, положа руку на сердце: действительно мой сын – предатель или нет? Ну?

Воцарилась немая тишина.

– Ну? – повторил отец Гереба. – Не бойтесь, говорите правду. Мне необходимо знать, напрасно вы обидели моего сына или он заслуживает наказания?

Все молчали. Никому не хотелось огорчать этого, по-видимому, не злого человека, который так близко к сердцу принимает поступки своего сына.

– Ты сказал, что он вас предал, – обратился отец Гереба к Колнаи. – Но это нужно доказать. Когда предал? Как?

– Я… я… только понаслышке знаю… – запинаясь, пробормотал Колнаи.

– Понаслышке знать – все равно что ничего не знать. Кто из вас может сказать что-нибудь определенное? Кто видел? Кто действительно знает?

В этот момент у фортов появились Бока с Немечеком, предводительствуемые Рихтером. Колнаи вздохнул с облегчением:

– Пожалуйста, вон Немечек идет… вот этот, белокурый… Он видел. Он знает.

Они подождали, пока мальчики подойдут ближе. Но те прошли мимо, прямо к калитке.

– Бока! Идите сюда! – крикнул им вслед Колнаи.

– Сейчас не могу, – ответил Бока. – Подождите немного. Немечеку плохо: у него приступ кашля… Я должен проводить его домой.

Услыхав фамилию Немечек, господин в пальто воскликнул:

– Это ты – Немечек?

– Да, – тихо ответил мальчуган и подошел к нему.

– Я отец Гереба и хочу знать, предатель мой сын или нет, – строго сказал ему господин в черном. – Твои товарищи говорят, что ты все видел и знаешь. Так скажи мне по совести: правда это?

У Немечека был жар; лицо его пылало. На этот раз он не на шутку заболел. В висках у него стучало, руки были горячие. И все вокруг казалось таким странным… Этот бородатый, очкастый дяденька, который так строго к нему обратился, словно господин Рац, когда он распекает плохих учеников… Эта толпа мальчиков, глядящих на него во все глаза… эта война… день, полный волнений… и суровый вопрос, таящий в себе угрозу: если обвинение подтвердится, Геребу-младшему несдобровать…

– Отвечай же! – торопил его черный человек. – Скажете вы мне наконец или нет? Отвечай: предатель он?

И белокурый малыш с пылающим от жара лицом и лихорадочно блестящими глазами тихо, словно сам чувствовал себя виноватым и признавался в чем-то дурном, ответил:

– Нет, нет. Не предатель.

– Значит, вы мне солгали?

Члены «Общества замазки» застыли в изумлении. Никто не шелохнулся.

– Ха-ха! – торжествовал чернобородый. – Значит, солгали! Ну, я же знал, что мой сын – честный мальчик!