Текст книги "Очерк пути из Ситхи в С. Петербург"

Автор книги: Фердинанд Врангель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Мы намерены были прожить в Гвадалахаре только несколько дней. Новые друзья наши из Европы и Дон Мануэль повсюду сопровождали нас, и показывали все достойное примечания. Мы посетили театр, что бы удовлетворить своему любопытству, и посмотреть экзотических творений здешнего высшего круга. Театр просторен, во был слабо освещен; оркестр очень хорош, а игра так забавна, что при представлении трагедии Орест, публика изъявляла свое удовольствие громким смехом. В партере мужчины сидели в своих Мексиканских шляпах, и были большею частью закутаны в плащи, zerapas, capas, mangas, коих разнообразнейшие качества и цвета означали большое различие состояний, от поденщика до купца и помещика. Не произошло ничего неприличного; аплодировали, смеялись, высекали огонь, курили сигары – без малейшего нарушения приличий. Для нас занимательны были дамы в ложах, с высокими как башни гребнями, и в Европейском наряде, курившие свои papellios, которые как жуки светились в устах, и не смотря на то, не помрачали огня черных глаз. Дон Мануэль обещал, чего мы очень желали, сводить нас в женский монастырь, в котором было 300 монахинь. Под его покровительством прошли мы в наружные ворота, у которых встретила нас настоятельница, и после продолжительных учтивостей, объявила, что не может впустить нас во внутренние покои иначе, как с условием, чтобы мы обязались безусловным ей повиновением. Исполнение этого предложения вероятно казалось ей удобнее, нежели нам; мы без успеха оставили это неприступное место.

Дон Мануэль Луна такой оригинал, что я должен короче познакомить тебя с ним. Он Испанец, родом из Кадикса, и служил солдатом во время нашествия Французов: быв воспламенен к мщению гибелью отца, сестры и шестерых братьев, он принес в жертву их теням не малое число врагов. Но после того, ничто уже не могло удерживать его долее в Испании; он отправился за море, и уже 25 лет Мексиканский гражданин. Не умея ни читать, ни писать, ведет он обширную торговлю, есть главный комиссионер всех Европейцев, имеющих сношения с Гвадалахарою, знает всю страну, и имя Луны повсюду употребляется для означения человека честного чрезвычайно расторопного и оригинального. Испанцы, иноземцы и Мексиканцы равно любят его, и он есть один из немногих, которые избегли преследования за то, что они Испанцы, gachupinos, хотя он никогда не побоится сказать пару бранных слов на Мексиканцев и Французов. По его уверению, брань его основана на опыте, и если бы хотя десятая доля её была справедлива, то эти две нации можно бы было назвать самыми недостойными на Земном Шаре. Но Дон Мануэль полезен, услужлив, имеет 300,000 пиастров, открытый дом и всегда множество гостей за столом: как не простить ему выходок дурного расположения духа, тем более, что всегда одна часть общества может притом позабавиться на счет другой! Почетные лица Штата и города сбираются к нему обедать; покойный Вице Президент, Генерал Бараган, состоял с ним в дружеских связях; ему во всякое время открыты все дома, и он делает и принимает посещения в той же одежде, в которой стоит в своей лавке: в серой летней куртке, широких панталонах с красным кушаком по поясу, без галстука, и в войлочной шляпе с широкими полями.

Опасная болезнь нашего сына заставила нас продлить наше пребывание в Гвадалахаре. Ребенок лежал при смерти; мать не отходила от него, и мысль, что мы и этого второго дитяти лишимся вдали от отчизны, терзала нас. Участие, оказанное нам в это печальное время Доном Мануэлем, Европейскими знакомцами и особенно Ганноверцем, Г-м Франке, было для нас несказанно приятно; хозяйка дома, в котором мы жили, Испанка, пособляла жене моей ухаживать за больным, а врач, дон Тамес, Мексиканец, был очень услужлив, и принимал участие в нашей печали. Опасность миновалась, и, кроме милости Божьей, обязаны мы еще искусству и ранению врача выздоровлением нашего сына. Если доктор Тамес был столько благоразумный и деятельный губернатор, как искусный врач (пока конфедерация еще существовала, он сделался губернатором Штата Халиско), то должно жалеть о стране, которая лишилась сего достойного мужа.

Ты легко можешь представить себе, любезный друг, что в расположении духа, в каком тогда были, мы не могли принять участия в карнавальных увеселениях. Мы едва выходили из дому, и только взглядывали на балкон, чтобы несколько рассеяться видом живого движения на улице Разные фокусники с шумною музыкою, сопровождаемые толпою черни, проходили по вечерам мимо нашего дома, к великому увеселению наших островитян с Уналашки; иди народ спешил на бой быков или петухов, для которого проводили и проносили мимо нас сотни гордых бойцов; далее показывалось шествие церковной процессии с Католическим великолепием, и свистящие ракеты возвещали возвращение её в церковь; в Воскресенье, многочисленная толпа преступников, гремя цепями, тащилась на Пасео, для поливки земли, чтобы не было пыли, а в пять часов по полудня потянулось туда высшее общество в экипажах и верхом, чтобы показать себя и лошадей. Рано утром поселяне с навьюченными ослами, поденщики и женщины, с товаром своим на голове, плодами, глиняною посудою, сладостями (dulces) – шли и кричали на распев; или нищие с корзинами, наполненными букетами прекраснейших цветов, которые они раздавали за милостыню; все это чрезвычайно оживляло улицу.

Прожив в Гвадалахаре двенадцать дней, мы, с позволения врача, могли отправиться далее, хотя наш больной был еще очень слаб. В наемной карете на мулах, которые не переменяются, совершают переезд до Мексики в пятнадцать дней, а в дилижансе в шесть дней: девятидневная разность побудила нас предпочесть дилижанс. Между Веракрусом и Мексикою учреждены дилижансы уже несколько лет; но по сю сторону Мексики до Гвадалахары, только за три месяца. Экипажи, упряжь и кучера из Северо-Американских Штатов, и соответствуют требованиям путешественников; лошади меняются на каждых четырех милях (leguas), красивы и рослы; до наступления темноты останавливаются на определенные ночлеги, где путешественник находит постель, пищу и все удобства, которые до того были вовсе неизвестны в этой стране; экипаж с кучером тотчас возвращается, и путешественники продолжают путь в другом дилижансе, до следующей ночи. За место в карете (вне её есть только одно место, подле кучера) платят 70 пиастров до Мексики; расстояние составляет 175 лег.

Приятель наш, Дон Мануэль Луна, вмел намерение ехать с нами в Мексику; но губернатор дружески объявил ему, что в следствие повелений Сантаны, добрые граждане верных Штатов должны дать денег на войну в Техасе, и что потому Дон Мануэль не иначе может получить паспорт, как ссудив Правительству 35,000 пиастров. Он отложил путешествие. К счастью, в шестиместной карете был у нас только один спутник, Австриец, приехавший по торговым делам из Сан Луи Потози, для собрания долгов, и возвращавшийся без успеха, человек приятный, вежливый и услужливый.

В пять часов утра мы сидели уже в дилижансе, который тотчас отправился с быстротою, удивившею и почти испугавшею нас, ибо в этой стране без дорог, ленивому Мексиканцу и его мулам скорая езда кажется невозможностью, и по справедливости. Но наш Северо-Американец погонял четырех бодрых коней с такою неустрашимостью, и правил ими по пням и каменьям с такою ловкостью, что мы летели по едва проезжей дороге, как по лучшему шоссе в Европе. Пока мы не удостоверились в неимоверной прочности дилижанса, нам казалось, что он неминуемо разлетится в тысячу кусков, и ежеминутно опасались, что он опрокинется. Я два раза ездил из Петербурга в Иркутск, и один раз из Иркутска в Петербург, и довольно знаком с опасностями пешего путешествия сухим путем; но мне еще не случалось видеть ничего подобного езде в дилижансе из Гвадалахары; казалось, что кучер бежал из дома сумасшедших, и пассажиры обречены на гибель. Но судьба была к нам благоприятна, и мы достигли Мексики, не испытав ни малейшего приключения, хотя с учреждения дилижансов редко проходит неделя, чтобы не было рассказов об опрокинутом дилижансе и ушибленных пассажирах.

Окрестности были не такого свойства, чтобы приятными видами хотя несколько вознаградить вас за эту адскую езду; первые два дня дорога шла на север по безлесной, пустой, дурно возделанной стране, с немногими дрянными деревушками. В первый день проехали мы через каменный мост на арках, la puente de Calderon, сделавшийся знаменитым в летописях тамошней войны, в 1811 году, совершенным поражением инсургентов под командою Дона Мигуэля Гидальо; рассказывают, что тут побито более 20,000 Индейцев, которые, повинуясь Гидальо, бросились на пушки, чтобы шляпами заткнуть их жерла. Спутник наш жалел, что не все народонаселение, 6 миллионов Мексиканцев, было тут побито, ибо нельзя было оказать лучшей услуги человечеству: надобно только подумать, говорил он, что эти мошенники Мексиканцы никогда не платят долгов честным Европейским купцам, грабят и обманывают, и не смотря на то, не умеют пользоваться землею. Это дурное расположение духа и на ночь не покинуло нашего Австрийца. Из Логоса пришел дилижанс с пассажирами, из коих один, брат военного министра Мексики, всю ночь продекламировал о своем патриотизме, рассказывал любовные похождения, одним словом, никому не дал покою; это так раздражило нашего спутника, что на следующее утро, когда уехал дилижанс из Лагоса с говорливым Мексиканцем, он громко закричал ему, что первой церкви принесет в дар 100 пиастров, если опрокинется дилижанс и укоротит дни брата военного министра.

Посреди каменной и песчаной степи стоит город Сан Хуан де Лос Лагос. Здешняя церковь, одна из богатейших и красивейших в Мексике, и в нее приходят богомольцы из отдаленнейших краев республики. В Декабре сходятся сюда более 40,000 человек, и располагаются лагерем; при этом случае бывает ярмарка, на которой в течение двух недель, приводится в оборот более 50 миллионов пиастров торговлею и азартными играми. Пообедав очень дурно, и осмотрев знаменитую церковь, мы на вторую ночь приехали в красивый город Лагос, стоящий в плодороднейшей стране, нежели песчаные холмы и голые скалы Сан-Хуана. Сюда выходит дорога из горного округа Сакатекаса и Дуранго, с севера, в Мексику, и в дилижансе только что прибыло шесть пассажиров, из коих четверо желали продолжать путь с нами; нам посчастливилось добыть карету, в которой могло поместиться умножившееся число наших спутников, без особенного для нас беспокойства. Так как по воскресным дням дилижансы здесь не ходят, то мы принуждены были остановиться на день, и сын наш, еще не оправившийся, мог отдохнуть. Хозяин гостиницы, Испанец, служил Офицером в экспедиции Малеспины, и много рассказывал про Алеутов и Русских, которых видел на С. З. берегу Америки; но этот общий интерес нового знакомства нашего не помешал ему позаботиться о своем собственном, и потребовать с нас 21 пиастра (104 р.) за две ночи и один день.

В числе новых спутников наших был Мексиканец, богатый помещик из Штата Сакатекас, кавалерийский полковник национальной милиции Штата до упразднения конфедерации.

Он был молчалив, скромен, но, по прекрасному солитеру в перстне заметно было, что у него есть поболее широкой шляпы и простой летней куртки. Он рассказывал, что губернатор Сакатекаса образовал отличным образом национальную армию, и в особенности кавалерию, и тем возбудил в Президенте Сантане опасение, чтобы личное влияние его не потерпело от того, если прочие Штаты, последовав сему примеру, также придут в самостоятельное положение. Жадность Сантаны к деньгам вероятно также содействовала к уничтожению конфедерации, ибо, таким образом, вновь открытый рудник в Фрезенильо достался в распоряжение центрального правления в. Мексике, или, лучше сказать, сделался собственностью Сантаны. Этот серебряный рудник, самый богатый в целом Свете, дает еженедельно 50,000 пиастров, следственно по миллиону рублей в месяц, из коих Правительству достается только пятая часть, а 4/5 употребляются на разработку рудника! Чего не сделает патриот республиканец, чтобы не допустить таких богатств в общественную казну, из предосторожности, чтобы Правительство не оказалось благонадежным! По крайней мере, в Мексиканской республике патриотизм граждан обнаруживается самым разительным образом наглостью, с какою все государственные чины, от Президента до берегового смотрителя или писца в суде, всячески грабят казну.

Фамилия милиционного полковника, Флореса аль-Торре, ведет начало с завоевания Мексики. Родоначальник его, Флорес, офицером прибыл туда с Геррерою, и в одном сражении с Мексиканцами получил от генерала предписание взять башню: Геррера, указывая ему на башню одного кацика, закричал: Flores! al torre! Флорес бросился на нее и вскоре возвратился к Геррере с полоненным кациком. С того времени, герб его изображает башню и кацика в цепях, и фамилии дано название al torre. Флорес расстался с нами в Керетеро, где ему приходилось получить по наследству 54,000 пиастров. Из спутников для нас был особенно занимателен Немец, Г-н Штейн, человек образованный и приятный, известный в Мексике как отличнейший минералог, которого Правительство потребовало в Мексику, чтобы отобрать у него мнение об управлении Фрезенильоским рудником.

Дорога наша шла чрез городок Леон, коего жители известны по плутовству. Город наполнен и окружен плодовыми садами и огородами, которые обводятся изгородями из кактусов, подобных колоннам; это придает им особенный вид, коего прелесть возвышается длинными аллеями дерев, весьма красивых, называемых del Peru. Это дерево напоминает нашу березу, но лист крупнее, зелень очень темная, и пурпуровые ягоды, чрезвычайно ядовитые, висят во множестве большими кистями. От Леона начинается, так называемая, Бахио, самая плодородная и наилучше возделанная страна в Мексике. Это площадь на высотах, плоская, обширная равнина, простирающаяся до Керетеро, ограничиваемая слева знаменитыми горными рудниками Гванахуато, справа, в большем отдалении, горами, замыкающими бассейн реки Сантьяго. Бахио так равна, как биллиард; почва состоит из превосходного чернозема пахотные поля, огороды, сахарные плантации, прозрачные рощи мимоз, покрывают эту прелестную долину; многолюдное население живет в значительных деревнях, загородных домах (haciendas) и городах. Эта житница горных округов была настоящим позорищем войны, коей печальные последствия и теперь еще заметны в разрушенных селах и поместьях. Дорога идет мимо самого местечка Валенсианы, знаменитого по горным промыслам, коего здания мы могли видеть. Переночевав в красивом городке Ирапуато, мы проехали чрез другой, Саламанху, коего жители также славятся плутовством; потом показывали нам влево от дороги стоящие в некотором отдалении селения Сан-Мигель и Долорес, где тамошний священник, Гидальго, сделал воззвание к бунту, и нанес первый удар, который в последствии совершенно оторвал колонии от метрополии.

Города следуют один за другим в небольших расстояниях. Зелая, приятное место с красивою площадью, украшается церковью и мостом, которые славятся в республике изящною архитектурою. Эль-Пасео, миловидный городок, окружен обширными плодовыми садами и огородами, и окрестности отлично возделаны. К ночи приехали мы в окружный город Керетеро, живописно расположенный у подошвы горы, и заключающий в себе много больших зданий, церквей, монастырей, и очень красивую площадь. Закрытые суконные фабрики, многие из лучших домов, стоящие впусте, напоминают о прежнем торговле и благосостоянии города, коего жители явили себя верными подданными во время революционной войны. Большая часть самых зажиточных в последствии выехали из Керетеро, где из 40,000 осталось теперь– только 17,000 жителей, промышленность и торговля исчезли, а новый порядок в Мексике также не таков, чтобы вновь поднять их. Гостиница дилижансов просторна, устроена прилично и удобно. Здесь отстали от нас Флорес-аль-Торре и знакомец наш Австриец; последний отправился в Сан-Луи-Потози, куда также ходят дилижансы. В Керетеро оканчивается Бахио; надобно подниматься на высоты; город остается в долине; каменный водопровод на мелких сводах тянется чрез равнину к горам: все это представляет прелестный вид. Далее страна становится гористою, дорога камениста; куда ни обратишь взор, везде потухшие кратеры и вулканические остатки. Однако же промышленность человека побеждает и эту недружелюбную природу, и до городка Сан-Хуан дель-Рио сменяются сады и поля с пустыми пространствами. Но далее исчезает освежающая зелень, дорога становится более и более неровною; надобно подниматься все выше и выше, и Тула, один из древнейших городов, стоит уединенно, в невозделанной степи. Вскоре вид опять изменяется: обширные плантации агавы и поместья служат признаком многолюдья; вид большого озера Тескуко, и воздымающихся за ним до небес исполинских гор Попокатепетль и Истаццигуатль, с снежными вершинами, тем более привлекают внимание, что путешественник, по знаменитой плоской возвышенности Аиагуак, приближается к вратам столицы Монтесумы. Когда мы подъехали к Мексике} было уже темно, по дороге мало народу, и город скрывался от взоров наших; дилижанс остановился, и таможенный чиновник у будки принялся досматривать наши вещи. Когда это кончилось, поехали мы в гостиницу дилижансов, по хорошо освещенным улицам, наполненным народом.

При входе в залу гостиницы, мы могли удостовериться, что находимся уже гораздо ближе к Европе, нежели накануне, тем более, что хозяин, услужливый Итальянец, приветствовал гостей на всех Европейских языках, кроме Русского. Но не Европа могла удовлетворить наше любопытство, и тебе покажется естественным, любезный друг, что таинственный мрак, облекавший город, в высочайшей степени напрягал наши ожидания. Привлекательные сказания путешественников о Мексике и окрестностях, несметные богатства церквей и монастырей, чудесность её древней Истории, все способствовало к тому, чтобы в самой юности сотворит в моем воображении картину, коей прелесть возрастала столь же сильно, как и невероятность увидеть когда либо этот волшебный город. Наконец мы стояли перед завесою, которая скрывала от нас зрелище, и ее могли поднять её! Звон колокольчиков вызвал нас на балкон; присутствовавшие заставили нас стать на колени: к больному несли по улице Причастие, причем на улице и в домах все преклоняют колени, и караулы становятся под ружье, и отдают честь. Потом затихло, ибо улица, в которой стоит гостиница, не проходная, и по ней нет большего сообщения. Мы имели нужду в отдыхе, и утешались намерением воспользоваться, как можно лучше, следующим утром.

Хотя болезнь нашего сына, продолжавшаяся две недели, задержала нас в Мексике целый месяц, однако же мы не могли посвятить всего времени исключительно осмотру всего достопримечательного, и только мельком обозревали предметы, которые заслуживают подробнейшего рассмотрения; посему не ожидай от меня описания Мексики, и прими снисходительно немногие и неполные сведения о нашем здесь пребывании.

Письма Г. Баррона к приятелям его в Мексике, доставили нам знакомство со многими семействами, из коих в особенности Английский Посланник Г. Пакенгам и Английский Генеральный Консул Г. О'Горман, с своею любезною супругою, заботились о том, чтобы сделать для нас пребывание в Мексике приятным. Я представился также Прусскому Генеральному Консулу, Г. фон Герольту, который как будто почел обязанностью, в этой чужой стороне, содействовать нам словом и делом; он ввел нас во многие Немецкие дома и к Французскому Посланнику, Барону де Деффодису, и мы пользовались его занимательным обществом так часто, как позволяли его дела. Немецкие фамилии живут здесь в тесной связи, составляют общества, и ведут веселую жизнь; у Мексиканцев пользуются они доброй славою, и заслужили от них более доверия, нежели другие Европейцы. В кругу сих обществ, провели мы несколько приятных вечеров, а для разнообразия, посещали Итальянскую оперу. По наступлении поста, все увеселения должны были прекратиться, и театр следовало бы закрыть; но требования иностранцев, а кажется еще более финансовые причины, побудили Правительство сделать исключение в пользу Итальянской оперы: хотя недостает денег на выдачу жалованья чиновникам, на содержание госпиталей, на заведение школ и т. п., но опере выдается в пособие из казны 20,000 пиастров в. год. Впрочем, артисты этой оперы соответствовали ожиданиям меломанов Мексиканцев на счета превосходства заморского пения. В театре имели мы случай наблюдать Мексиканскую публику, и тем охотнее воспользовались им, что в частных домах, которые мы посещали, редко показывались Мексиканцы, хотя бы и хозяйка дома была тамошняя уроженка. Политические обстоятельства препятствуют развитию общественной жизни между Мексиканцами; дух партий и боязнь руководствуют ими, и умственная жизнь подавляется прежде нежели успеет расцвесть… – Женщины приезжают в оперу в великолепном наряде; в глубине лож редко где тлелась сигара; за то мужчины, хотя и не закутанные в серапы, сильно курили. Влияние Европейцев на нравы и обычаи обнаруживалось здесь более, нежели в Гвадалахаре, что и естественно; поэтому, особенностей Мексики должно искать преимущественно в наружности города, улицах, зданиях, окрестностях.

С первого взгляда Мексика является столицею богатого, обширного государства. При той же правильности в расположении, какая замечается в других городах, например Гвадалахаре или Керетеро, разница однако же очевидна. Совершенно прямые улицы перерезывают город от одного конца до другого;. многие из них имеют от четырех до пяти верст протяжения, по ровной плоскости, и так как равнина со всех сторон окружена горами, то каждая улица замыкается высокою горою, которая, по причине разрежения атмосферы на высоте 7000 футов над поверхностью моря, кажется стоит гораздо ближе, нежели на самом деле. Немногие здания выше трех этажей, но построены в высоком стиле, и между ними попадаются дворцы, например дом Императора Итурбиде, национальный дворец, университет, а преимущественно прекрасная манария, горная академия, коей построение еще не кончено со времени Гумбольдта, тому 35 лет назад. Можно было бы сделать длинный список церквей и монастырей, заслуживающих внимание внутренним украшением и богатством или наружным видом. Соборная церковь поражает огромностью и готическою архитектурою, и представляет прекрасный вид на обширной площади, особенно при лунном сиянии. Внутри она слишком загромождена, но взамен этого недостатка, обладает она таким сокровищем благородных металлов н драгоценных камней, что надобно его видеть, чтобы иметь о нем понятие. По обязательности Г-жи О'Горман, коей духовник главным священником в соборе, нам удалось осмотреть это сокровище. При великой нетерпимости здешнего духовенства и народа, чужестранцу трудно получить доступ в ризницу, и это в особенности воспрещено женщинам; даже с дозволения падре, жена моя осмелилась войти в церковь не иначе, как в сопровождении Г-жи О'Горман, закутавшись, по обычаю Мексиканок, в черную мантилью, и с огромным гребнем. Должен признаться, что меня необычайно поразил вид расставленных в ризнице, с отличным вкусом сделанных сосудов, символических украшений, подсвечников, посохов, из чистого золота, усеянного прекраснейшими бриллиантами, блестящими как солнце, превосходнейшими смарагдами и рубинами. Государственное сокровище, которое я видел в Лондонской башне (Tower), должно было казаться здесь маловажным. Нельзя превозмочь себя, чтобы не провести нескольких часов в удивлении перед этим земным блеском в храме Творца. – По левую сторону собора стоит построенная Кортесом часовня; с другой стороны вделаны в стену знаменитые часы Монтесумы – камень в десять квадратных футов, на котором иссечен древний Мексиканский солнечный круг.

Национальный дворец, занимающий самую длинную сторону четырехугольной площади, в два этажа, не имеет ничего отличного, но замечателен тем, что построен на том самом месте, на котором стоял некогда дворец Мексиканских Императоров Астеков. В нем помещаются не только различные департаменты по всем отраслям управления, залы собраний Палаты Депутатов и Сената, но также пороховая и оружейная кладовая, даже тюрьма. Зала депутатов, построенная полукружием, стоит внимания по изяществу украшений и сообразности расположения. На стенах начертаны золотыми буквами имена героев Мексики. Итурбиде был исключен и, и этого списка, но, по уничтожении Федеративной системы, опять помещен; в то же время появилась большая картина, писанная масляными красками, и представляющая сражение Сантаны с Испанцами под Веракрусом. Между воинами Мексики отличается пред всеми Виттория своею странною участью, Будучи самым ожесточенным врагом Испанцев, он вел в Штате Веракрус партизанскую войну. Когда Испанцам удалось на несколько лет восстановить свое владычество, Виттория принужден был бежать в дремучие леса Оризабасских гор, где скитался два года, не имея сношений ни с одним живым существом. Он питался лесными плодами, коих сбор стоил ему невероятных трудов, тем более, что он сделался болен. В этом положении, лежа па сырой земле, думал он, что настал час смерти; вдруг спустился на него коршун, el zapalote, сел к нему на грудь, и клюнул его в рот. Ужас объял Витторию: он собрал последние силы, схватил ртом коршуна, откусил ему голову и высосал из него кровь; это так подкрепило его, что он мог продолжать свой путь. В последствии спасли его Индейцы, и. теперь Виттория живет в Мексике в качестве сенатора. Печальный опыт разочаровал этого человека, который, по примеру многих других, ему подобных, быв подстрекаем заблуждениями, и жертвуя жизнью, трудился над ниспровержением законного порядка и в ослеплении страстей мечтал о свободной, на добродетелях основанной, республике. Хотя ожесточение Мексиканцев против Испанцев в настоящее время столь сильно, и опасение прежних ограничений в торговле и промышленности столь велико, что нельзя помышлять о соединении вновь с несчастною, раздираемою метрополиею, однако же, с другой стороны, очевидна склонность образованнейших и здравомыслящих жителей, придать правительству более силы сосредоточением власти, и вручить бразды правления кому либо одному, того достойному. Но между всеми классами и состояниями здешних креолов распространилась столь явная и всеобщая безнравственность, что этого одного невозможно найти, и таким образом машина правления более и более расстроивается, часто вовсе останавливается, и предоставляет гражданство произволу судьбы. В прекрасно убранной Палате Депутатов, представители нации собираются, кажется, только для того, чтобы пощеголять красноречием и высокопарною декламациею, и притом до бесконечности затруднять ход дел. Так называемая оппозиция должна была наблюдать за действиями правительства, а она налагает на него цепи, уничтожает его власть, и стремится только к тому, что бы на счет государства утолить жадность своих членов к деньгам. Государственная казна истощена; правительство часто принуждено бывает делать займы у торговых домов, и платить по четыре процента в месяц! Только военные и высшие государственные чины получают жалованье, а гражданским чиновникам предоставлено удовлетворять себя противозаконными притеснениями, и таким образом исполнение правосудия, управление финансами, таможни, горные округи, одним словом, все государство предано множеству бессовестных чиновников, которые грабят его по службе, ex professo! – Замечательно, что при этой безнравственности чиновников вообще, при отсутствии всяких правил в высших классах, простой народ отличается добродушием и кротостью нрава. В народных собраниях, на рынках, на публичных гульбищах, на зрелищах боя быков, и т. п., никогда не случается неблагопристойностей, драки или воровства; простолюдин соблюдает величайшую учтивость, кланяется, дает дорогу, и содействие полиции, для сохранения порядка, вовсе излишне в таких случаях. В нетрезвом виде, в винных лавках, нередко случается, что один Мексиканец на другого вынет свой большой нож, который всегда носит с собой; они и исколят друг друга, и мертвое тело выбросят на улицу, как будто не случилось ничего особенного; об убийствах и воровствах в городе и окрестностях рассказывают ежедневно. Убийства в кабаках или пулькуариях должно приписать, действию крепких напитков, затемняющих рассудок, но воровство производится под защитою какого ни будь значительного чиновника. Во время нашего пребывания в Мексике доказано было, что большая шайка воров несколько лет отправляла свое ремесло под покровительством одного Полковника, адъютанта Вице Президента; ты подумаешь, что открытие положило конец его промыслу и службе? Ни мало: Полковник был любовник сестры Сантаны, которая публично продает места; допустить его на виселицу – это было противно нежным ее чувствам; посему судья, в руках коего находились доказательства, наскоро был отравлен собственною женою, а для удовлетворения публики повесили пару просяных мошенников. Но полно об этом: Палата Депутатов завлекла меня слишком далеко. Лучше осмотримся еще несколько.

Музеум, собрание Мексиканских древностей и кабинет Натуральной Истории, заключают в себе предметы чрезвычайно занимательные, не смотря на то, что беспрерывно подвержены самому бессовестному грабежу. Иссеченные из камня гигантские кумиры древних Мексиканцев, с символическими знаками, и небольшие головы и фигуры, весьма искусно сделанные из обсидиана, своими формами и украшениями напомнили мне работы наших Ситхинских Колюшей из глинистого сланца. Даже обыкновенное у Мексиканцев окончание на этль – Попокатепетль, Мекситль – ты конечно часто замечал у Колюшей, например Наушкетль. Мне кажется, стоило бы труда продолжать основательно это сравнение.

Так называемый Ботанический Сад есть запущенное, маловажное заведение, в котором вовсе нет ничего замечательного, кроме неполного собрания кактусов и знаменитого ручного дерева, которое найдено тут при завоевании Мексики, и долгое время было почитаемо единственным в своем роде, ныне же найдены целые леса в Гватемале. Известно, что этому дереву дано название по виду цветов его, уподобляющемуся разверстой руке; листья его похожи на кленовые.

Для обозрения достопримечательностей, избирали мы обыкновенно время после утренней прогулки в Аламеде. В этом обширном, хорошо расположенном, тенистом саду, широкие аллеи, круги, фонтаны; по сторонам аллей прекрасные розовые кусты, которые в то время цвели.; там такая прохлада, такое благоухание, которые нежат тело тем более, что в это сухое время года чрезвычайно редкий горный воздух и беспрестанное солнечное сияние для иностранца тягостны, и он чувствует какое то нерасположение, не имеет аппетита, и страдает головокружением. Большой фонтан составляет центр этого прекрасного сада, окруженного широкою дорогою для экипажей и верховых. За час перед захождением солнца сбирается здесь высшая публика, а ко времени вечерней молитвы, oracion, которая возвещается колокольным звоном, вдруг пустеют аллеи и дорога. На дороге в Аламеду проезжали мы чрез знаменитый водопровод, который снабжаем здоровою водою многие фонтаны в городе и жителей; она проведена с ближних гор, и протекает по 900 крепким и широким сводам, вышиною до 12 футов, без покрыши.