Текст книги "Хи-хи–химеры"

Автор книги: Феофан Афиногенов

Феофан Афиногенов
Хи-хи-химеры

Ироническое творчество Феофана Афиногенова

Назвать творчество, да и жизнь Феофана Афиногенова обычными совершенно невозможно. Творчество его язвительно, саркастично и, безусловно, местами имеет сатирическую направленность. При этом нельзя сказать, что Феофану не нравится что-то конкретное. Нет. Его скепсис и иронию может вызвать практически что угодно. Но вот парадокс. Автор – вовсе не желчный противный зануда, которого хлебом не корми, только дай на что-нибудь поворчать. Напротив, это большой жизнелюб и сибарит, поклонник шумных компаний, вина и прекрасного пола. Как же все это уживается в одном человеке? Для этого нужно повнимательнее присмотреться к биографии нашего героя.

1.

Родился Феофан Афиногенов в високосный год 29 февраля 1976 года за полярным кругом в городе Тикси, где его родители работали по контракту. Родители нарекли сына Владимир. Феофан – имя, которое было выбрано нашим героем много позднее. Впрочем, как и фамилия. Наследственной фамилией Феофана Афиногенова является Пузанов.

Прожили на Севере Пузановы недолго. Уже через три месяца родители перевезли сына на юг в Краснодар, а потом в Одессу. Детство Володи прошло в южной столице юмора, на родине Олеши и Катаева, Ахматовой и Бабеля, Утесова и Ильфа с Петровым, среди колоритных персонажей, которых в любом дворе было хоть отбавляй. Он сызмальства напитался соленым запахом моря, шумом порта, своеобразным говором Привоза.

В школе Володя не проявлял склонности к точным наукам. Впрочем, он не проявлял склонности ни к каким наукам. Просто литература была тем предметом, который вызывал у него наименьшее отторжение. В старших классах школы он даже пробует писать первые, неумелые стихи.

После окончания школы Владимир едет в Москву и, как это ни покажется странным, с первого раза поступает в МГУ на филологический факультет. Учеба кажется ему интересной, как и то, что на курсе подавляющее большинство составляют девушки, у которых он пользуется большой популярностью.

Оказавшись один в столице, Владимир, как и все, пытается заработать. Он подрабатывает вышибалой в ночном клубе, торговцем на рынке и даже санитаром в психиатрической клинике. Круговорот столицы полностью захватывает юношу. Через новых подружек он сводит знакомство с представителями артистической и писательской богемы, ведет, по его собственному выражению, «беспорядочную, бестолковую жизнь, когда не знаешь, где сегодня будешь ночевать и что завтра станешь делать».

Однако надо напомнить, это середина 90-х годов, когда повсюду царит разгул преступности и идет большой передел собственности. Несмотря на богемные привычки, которые Владимир очень быстро приобрел, вращаясь в соответствующей среде, он не ограничивает свои интересы только литературой и искусством. Тогда же, еще учась в университете, он делает первые шаги и в бизнесе. Некоторое время летом он работает брокером на товарно-сырьевой бирже, а спустя всего несколько месяцев организовывает свою собственную фирму. С парой партнеров он начинает заниматься таким не безопасным делом, как торговля черными и цветными металлами. К завершению университета он уже довольно богатый человек, имеющий счета в зарубежных банках, недвижимость в России и за ее пределами. Даже три свадьбы и последовавшие за ними три развода (в течение всего пяти лет) не смогли его разорить.

2.

В 2005 году у Владимира наступает духовный кризис. Полугодичное злоупотребление алкоголем заканчивается наркологической клиникой, после выхода из которой он продает свои основные активы и отправляется в Китай, где некоторое время проводит в одном из Шаолиньских монастырей. Следом за этим Владимир посещает Индию, Тибет, Гонг-Конг, Таиланд, Индонезию, Австралию, Бразилию, Перу, Мексику, путешествует по Европе. Затем через Израиль (обогнув вокруг Земной шар) он попадает на Афон. Здесь с ним происходит то, что позже он назовет «озарением». Он становится монахом и даже принимает новые имя и фамилию – Феофан Афиногенов.

В 2010 году Феофан возвращается в Москву с соответствующими рекомендациями и становится священником. Он читает проповеди, которые поначалу хотя и озадачивают паству, зато потом делаются очень популярны и даже распространяются на аудиодисках.

Однако проходит четыре года, и у Феофана снова случается духовный кризис. Бросив все, он уходит прочь из церкви. Что явилось толчком к столь резкой перемене судьбы, остается загадкой.

По времени это совпадает с референдумом в Крыму о присоединении к России. Узнав о том, что украинские националисты готовятся к захвату Крыма, Феофан отправляется на полуостров, чтобы вступить добровольцем в отряд самообороны. Однако нападения не происходит, и надобность вступать в отряд отпадает сама собой. Прожив год в Крыму, Феофан возвращается в Москву. На оставшиеся деньги он организовывает анимационную студию «Остров Тимбукту» и начинает с небольшой творческой группой производить мультфильмы. Те, кто видел продукцию студии, по креативу и качеству исполнения сравнивают ее со знаменитой студией «Pixar» Стива Джобса. Не известно, сможет ли новая студия стать столь же популярной, но ясно одно – Феофан Афиногенов (он так и не стал возвращать свое старое имя) наконец нашел себя.

«Я понял, – говорит он, сидя за своим столом в студии, – что главное – это делать то, что тебе нравится. Не кому-то, не тем, кто внушает нам разные «критерии успешной жизни» с телеэкранов, а именно тебе. Нужно ловить кайф от каждой минуты, которую ты проживаешь здесь и сейчас и помнить о том, что мир, сотворенный Создателем, – это не только очень красивая, но и веселая вещь. Посмотрите на эту фигурку «смеющегося Будды», – гладит стоящую у него на столе скульптуру Хетэя, – как он рад тому, что видит! Мир создан на радость людям, и уныние есть один из самых главных грехов на этом свете».

В настоящее время Феофан женат, у него есть ребенок от этого брака и целых четверо от предыдущих. Может, поэтому он и взялся делать мультфильмы? Впрочем, если верить «смеющемуся Будде», вся наша жизнь – это что-то вроде мультфильма… Главное, чтобы у этого мультфильма был счастливый конец.

И. Родин

В. И. К-ву, в ответ на предложение работать на безгонорарной основе

 
Когда стану идиотом,
Старым маразматиком,
Бухгалтерию забуду,
Брошу математику.
 
 
Буду голый в поле бегать
И питаться день-деньской
Только пищею духовной,
Диким медом и травой.
 
 
Буду с птицами лесными
Я по веткам щебетать
И под красным балдахином
Буду музам я внимать.
 

Цикл «Импессионизм»

1. Весна

 
Снег провалился, и в старую бочку
Капает с крыши. По сонным дворам,
Весело скинув ночную сорочку,
Скачет рассвет, поднимая бедлам.
 
 
Где-то захлопали теплые двери,
Где-то завыли угрюмые псы,
Только старухи привычно не верят —
Кутают в шубы большие носы.
 
 
Солнце надело колпак наизнанку,
Пахнут и варятся свежие щи,
Дочка соседа ворчит спозаранку
И перед зеркалом давит прыщи.
 

2. Соловецкие пляски

 
Давай, дурак, попляшем
И песенку споем,
О том, как шут однажды
Был избран королем,
 
 
Как он, на печке лежа,
Трудился день и ночь,
По щучьему веленью
Добыв цареву дочь,
 
 
Как Серый Волк из леса
Принес ему клубок,
Как к старой ведьме дурень
Забрел на огонек…
 
 
Как справился с Кощеем
И Змея победил,
Как в царстве Тридевятом
Меч-кладенец добыл…
 
 
Пляши, танцуй, бродяга,
В дурацкий бубен бей.
Пока летит Жар-птица
Из Киевских степей,
 
 
Пока волчище рыщет
По муромским лесам
И щука омут ищет
По волжским рукавам…
 
 
Пока четверг далеко,
Пока не свистнул рак,
Пока все спят глубоко,
Кружись, танцуй, дурак!
 

3. Эстеты

 
Стаканы протяжно звенели
И сумрачно пахло портвейном,
И связь ощущалась «Шанели»
С лягушками, слизью, бассейном.
 
 
Порхали от шторы к портьере
Намеки прыщавых курсисток,
Как в скважине запертой двери
Следы многочисленных чисток.
 
 
А лица, как мятые груши,
Маячили в дыме табачном,
И чьи-то немытые уши
В неведеньи млели безбрачном.
 
 
Под пудрою высшего сорта
Скрывался зловещий фурункул,
И в чайнике, будто в реторте,
Больной зарождался гомункул.
 

4. Зимний экспромт

 
Глаза в белесом заузорье
Остановились на стекле,
Где ледяное лукоморье
Застыло в гордой наготе.
 
 
Где солнце брызжет веерами
Морозной пыли белизной,
Где за высокими горами
В траве гудит пчелиный рой.
 
 
Мороз хохочет звонко, колко,
А кто-то у окошка ждет,
Что обнаженная креолка
Замерзшей клюквы принесет.
 

5. Ночное

Ресницы дрожали, зажаты кроватью,

И в ванной из крана сочилась вода,

И губы кусали до крови объятья,

Запутав руками одежд провода.

Кричали пружины, в немом любопытстве

Сдирая ногтями покров одеял,

И то ли на улице падали листья,

А может в бреду кто-то дико стонал.

Но вот все прошло, и вновь безразлично

Висит сигаретный дымок.

На улице гулкой шаги… Все отлично!

И в двери цинично скривился замок.

Политкорректный отклик на многочисленные попытки провести в Москве гей-парад

 
…Садо-мазохизм бывает разный.
Он бывает голубой и красный.
Розовый, коричневый, зеленый
И Минздравом даже утвержденный…
 
 
Для профессоров и для студентов,
Для политбюро и диссидентов,
Для примерных граждан и для зеков,
И для прочих разных человеков.
 
 
Я не против массовой забавы!
Стану я свободней, но пока…
Все же не хотелось вместо бабы
Рядом обнаружить мужика…
 

Монолог больного в зубоврачебном кресле

 
Зачем ты стал дантистом?
Уж лучше б стал артистом,
Самбистом, каратистом —
Все лучше, чем дантист!
Ты мог бы стать солдатом,
Ученым, депутатом,
А ты – дантист голимый,
Мерзавец и садист.
 
 
Ты в детстве, потрох сучий,
Наверно, кошек мучал
И скидывал их с крыши,
И ржал, как гамадрил.
Ты надувал лягушек,
Расстреливал пичужек
И гадости подружкам
На ухо говорил.
 
 
Ты писался в постели,
Тебя с трудом терпели,
И девки не хотели
Тебе, козлу, давать.
Ты затаил обиду,
Как ловелас хламиду,
И стал, как аскариду,
В себе ее таскать.
 
 
Тебя в концлагерь надо
Отправить за наградой.
Вот то-то будут рады
Тебе фашисты там.
Ты, как палач известный,
Получишь крест железный
И золотых коронок
Сто двадцать килограмм.
 
 
Балдеешь ты, скотина,
От сгнившего дентина,
От кариеса в дуплах
Размером с апельсин.
Тебя из ада трубы
Призвали дергать зубы —
И ты из Преисподней
Пришел, собачий сын.
 
 
Изыди, нечестивый,
Дегенерат сопливый!
А то я со всей силы
Тебя пихну ногой!..
Закончил? Быть не может…
О, как опухла рожа…
Ну, в общем, ладно… это…
Спасибо, дорогой.
 

Романтический мальчик с гитарой

Посвящается русским женщинам

 
Романтический мальчик с гитарой
Неожиданно в душу запал…
Ах, какою мы с ним были парой!
А он пел и, конечно, играл…
 
 
Взгляд был огненным, чистым, игривым,
И красивые кудри до плеч…
Я была неприлично счастливой
После наших немыслимых встреч…
 
 
После свадьбы родился ребенок,
Быт скрутил, извертел, измотал…
И пока подрастал наш чертенок,
Папа пел и все так же играл.
 
 
Обалдев от отсутствия денег,
Сжала зубы и в бизнес пошла.
На работе шуршала, как веник,
И домашний очаг берегла.
 
 
А он пел и играл, как и прежде…
И однажды, вконец озверев,
Распрощалась с нелепой надеждой
И посла́ла, бока подперев.
 
 
О любви и не вспомнила старой…
Безнадежно захлопнулась дверь…
Волосатый мудила с гитарой,
Где ты бродишь по свету теперь?
 

Экзистенциальная баллада

Светало. Над городом сонным

 
Под скрежет гудков и кроватей,
Как будто чахоточный в вате,
Бродило обрюзгшее солнце.
 
 
А снизу, как сонные мошки,
Угрюмые люди ходили…
А рядом, на свалке, вопили
Счастливые, глупые кошки.
 
 
Они сладострастно орали,
По площади крик разносился,
Банкир за бумагами брился,
Две прачки в подвале стирали.
 
 
Скрипач репетировал нудно,
Три тетки в саду мельтешили,
Портные задумчиво шили,
Больного сажали на судно.
 
 
А кошки без лишних вопросов
Горланили до одуренья.
В одном из окошек философ
Кушал из банки варенье.
 
 
Потом на балконе он брился,
Вареньем из банки объевшись,
Но вдруг, на луну заглядевшись,
С балкона упал и разбился.
 
 
Всем домом его хоронили,
Унылой процессией шли,
За гробом две книжки несли,
И хмуро на кладбище пили.
 
 
Потом посидели неловко,
Поели и молча ушли,
Два стула с собой унесли
И шкаф, обвязавши веревкой.
 
 
И только белесые мошки,
Над лампой все так же кружили,
Да где-то в экстазе вопили
Счастливые, глупые кошки.
 

Философское

 
Выйду утром на дорогу,
Сброшу путы бытия
И, хвалу вознесши Богу,
В дальний путь отправлюсь я.
 
 
Я возьму покрепче посох
И холщовый узелок,
Растворюсь в медвяных росах,
Солнца сделаю глоток.
 
 
И пойду в края чужие,
Бесприютен, наг и бос,
Будут сосны вековые
Мне шуметь среди берез.
 
 
Я узнаю тайны жизни,
Я постигну смерти суть
И смиренной укоризной
Просвещу кого-нибудь.
 
 
Среди звезд я побываю,
В бездны мрачные спущусь…
Я немного погуляю,
А к обеду возвращусь.
 

Мой приятель

 
Вот бы было здорово
И зимой и летом
Щеголять по городу
Только с пистолетом.
 
 
Он изящней девушки
И надежней друга,
Перед ним пасует
Двор и вся округа.
 
 
Скопом разбегаются
Быдло-хулиганы,
Пьяницы и жулики,
Бомжи-наркоманы.
 
 
Хорошо в конторы
Разные ходить:
Все вопросы запросто
Можно обсудить.
 
 
В транспорте он тоже
Может пригодиться —
Ведь тогда с комфортом
Можно прокатиться.
 
 
На работу тоже
Только вместе с ним.
А на рынке просто
Он незаменим.
 
 
С видом Клинта Иствуда
И звездой шерифа
Стану я героем
Сказки или мифа.
 
 
С замираньем сердца
Будет детвора
Эти сказки слушать
С ночи до утра.
 

Терпимость

 
С утра, отправленный в наряд,
В пустыне чахлой я влачился.
Вдруг длинноносый демократ
На перепутье мне явился.
 
 
Подпрыгнул, в ухо заорал:
«Восстань скорее! Виждь и внемли!» —
Он мне грозил, потом стращал
И матом слал в родные земли.
 
 
Я слушал, не перебивал,
Потом, решив уединиться,
Четыре очереди дал
По диссидентским ягодицам.
 
 
Он завопил и убежал
За горизонт быстрее лани —
И на судьбу свою роптал,
Воздев горе худые длани.
 
 
Я же цыгарку засмолил,
Втянул сухой дымок чужбины…
«Пускай живет, – себе решил, —
Пусть машет веткой Палестины.
 
 
А я тем временем пойду
Сапог омою в Иордане,
Потом портянку простирну
В Индийском теплом океане,
 
 
С японки кимоно стяну,
И с китаянки сдую пудру,
Потом солдатиком нырну
С индуской в реку Брахмапутру.
 
 
А ты во храме воззови
И перед Господом покайся…
Короче, хрен с тобой, живи,
Но больше мне не попадайся».
 

Жизнелюб

 
Когда мне было восемь лет,
Меня отправили в балет.
И я пять лет туда ходил,
Но я балета не любил.
Потом меня отец отвел
На стадион играть в футбол.
И я три года там потел,
Хотя футбола не хотел.
Потом был Горный институт.
Маршрут, затем еще маршрут.
И ненавидел всей душой
Я этот жуткий геморрой.
Чтоб геморроя избежать,
Решил пойти преподавать.
И я студентов обучал,
Хотя в душе их презирал.
Вот бы до пенсии дожить…
Тогда начну я всех любить.
 

Когда я стану старым

 
Когда я стану старым
И желчным стариком,
Стучать по батарее
Я буду молотком.
 
 
Читать лишь о болезнях,
Ворчать на молодежь
И прятать от домашних
Свой каждый жалкий грош.
 
 
Ругать премьер-министра,
Чиновников и власть
И лампочки в подъезде
Ночами тихо красть.
 
 
Все начинать словами
«Вот были времена…»
И пялиться на девок
Украдкой из окна.
 
 
Ходить по парку с палкой
И дуться в домино,
Разгадывать кроссворды
И… прочее г…но.
 
 
Но если б я все это
Всерьез вообразил,
То сразу бы покинул
Сей мир в расцвете сил.
 

Таинственная русская душа

 
Негры в Африке не знают
Ни забот и ни труда,
В небе ярко светит солнце,
В море плещется вода.
 
 
Берег пальмами утыкан,
А на них растет еда,
И еда та не иссякнет
Ни за что и никогда.
 
 
Это хмурый европеец,
Сын дождей и холодов
Должен мыслями ворочить
И искать надежный кров,
 
 
Должен строить пароходы
И пилить пилою лес,
Разрабатывать науку
И выдумывать прогресс.
 
 
А у негров жизнь другая —
Бей лениво в барабан,
Знай полеживай под пальмой —
Жди, пока слетит банан.
 
 
Но пою не им я славу,
А российским мужикам,
Что по Волге и Сибири
Ходят-бродят тут и там.
 
 
Кто еще на свете может
На снегу, в пургу, в буран,
Ждать, когда с соседней елки
Вниз спланирует банан?
 

Выступление зам. директора, тов. Ветрова перед сотрудниками учреждения, которым после прыжка с парашютом главного лица было предписано тоже это проделать в массовом порядке

 
Отставить ерзать и сопеть!
В конце концов имейте совесть!
Я вам обязан передать
Пренеприятнейшую новость.
 
 
Сегодня выпущен приказ.
Пришлют с минуты на минуту…
Короче, отправляют нас
Всех вместе прыгать с парашютом.
 
 
Вы помните, тому два дня
Внезапно шефа осенило,
Что с парашютом на спине
Поупражняться бы не хило.
 
 
Запрыгнул он на самолет
И сиганул с трех тысяч метров.
Адреналин, восторг – и вот
Марш на ковер, товарищ Ветров.
 
 
Я, говорит, хочу, чтоб все
Экстаз полета ощутили,
И жду на взлетной полосе
В двенадцать ровно. Или-или.
 
 
Но-но, регламент! Не галдеть!
Иль ближе вам своя рубашка?
Посмейте только заболеть!
Команда мы или шарашка?
 
 
Признаться, если рассудить
Все это дело беспристрастно,
То можно смело заключить –
Не слишком это и опасно…
 
 
К тому же – что есть парашют?
Не просто тряпка и веревки!
Он – совершенства институт
И средство мощной перековки!
 
 
Он символ веры и добра
И всякой прочей благодати…
Ходила рать с брегов Днепра
В иной предел его имати.
 
 
Хотел постигнуть Ярослав
Секрет заветный парашюта,
Но умер, так и не узнав,
Как с парашютом прыгать круто.
 
 
И Мономах, и Калита,
И Грозный царь всю жизнь мечтали
Подняться в небо, полетать
И оглядеть родные дали.
 
 
Екатерина, что уж тут,
Бывало, по ночам с Орловым
Так спорила про парашют,
Что слышно было подо Льговом.
 
 
И трудовой народ не спал,
И супил брови Ломоносов,
Ермак казаков поднимал
И бомбу делал Каракозов.
 
 
И спрашивал у деда внук,
Смотря на небеса надуто:
– Наступит счастье, если вдруг
Поймем загадку парашюта?
 
 
А дед с волненьем отвечал:
– Живая сила есть в народе!
Но тут он что-то заплутал…
Иди другим путем, Володя!
 
 
И он пошел. И поднялся,
Как цеппелин, над всей землею
Тот парашют и занялся
Рассветной алою зарею.
 
 
Под ним печатал шаг Шопен,
Орнела Мутти и Моранди,
Камоэнс, Борхес, Демулен,
Рабиндранат Тагор и Ганди.
 
 
Он был широк, как зодиак,
Он теплым был, как радиатор,
Функционален, как гамак,
И всеохватен, как экватор.
 
 
Возьмемся ж за руки, друзья,
Чтоб не пропасть поодиночке!
Мы с вами все одна семья
И родились в одной сорочке!
 
 
Пусть каждый сложит свой лоскут,
Пусть вырастет огромный купол!
Нас ветры в дали понесут,
Какие и Эйнштейн не щупал!
 
 
Пусть гордо реет парашют,
Как буревестник над волнами,
Пускай вокруг гремит салют,
И флаги плещут над полками!
 
 
Ну, что? Возник энтузиазм?
Все поняли, как это круто?
Так, может, прыгнуть сверху нам
И вообще без парашюта?
 

(на этом запись обрывается)

Стыд

 
Как мерзко чувствовать, что медленно стареешь,
Что делаешься циником, брюзгой,
От умных разговоров сразу же тупеешь
И ценишь все сильней порядок и покой.
 
 
Как гнусно принимать от девушек авансы
И делать вид, что держишь их всерьез,
И слушать фортепьянные романсы,
Что те поют интеллигентно, в нос.
 
 
Как пакостно хотеть, чтоб твой коллега,
Пришедший почитать свои стихи,
Уж лучше бы о них вовек не ведал
И спал бы мирно в поле у сохи.
 
 
Как гадко, дочери читая о Салтане,
Подозревать, к великому стыду,
Что этот царь был бабником и дрянью
И пил запоем триста дней в году.
 

Сожаление

 
У святого духа
Нет ни глаз, ни уха —
Он ведь, как известно,
Бестелесен, гад.
 
 
Но порой так глухо
Достает житуха,
Что я их наличию
Был бы очень рад.
 

Сизифов труд

 
Я вас привел к себе домой под вечер
И, плавно подключив автопилот,
Я обнимал белеющие плечи
И целовал полуоткрытый рот.
 
 
Я убеждал себя, что жду мгновенья,
Когда большое чувство вспыхнет в нас,
А между делом гладил вам колени,
Кося на телевизор правый глаз.
 
 
Все было так банально, скучно, пошло…
Я ерзал. Вы лежали на спине
И вспоминали, может быть, о прошлом,
А я разглядывал обои на стене.
 
 
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
В отчаяньи кусая потный лиф…
И горестно рыдал во тьме кромешной
Над нами древнегреческий Сизиф.
 

Счастье поэта

 
Было время незабвенно,
Когда все и всё читали,
Когда каждому придурку,
Как оракулу, внимали.
 
 
Втридорога продавали
Людям книги спекулянты,
И те ими забивали
Стенки, полки и серванты.
 
 
И поэты отрывались —
Пили, ели и кутили,
Девок толпами имели
И червонцами сорили.
 
 
Только нынче все смешалось.
Счастья нет на этом свете!
В наши дни поэта сыщешь
Разве только в Интернете.
 
 
Три читателя… ну, тридцать.
Пара психов неучтенных.
Тут уж не до политесов
И замашек благородных.
 
 
Тут бы на пожрать хватило,
А не то что трали-вали.
Все поклонницы свинтили
И к банкирам ускакали.
 
 
Власть! Начни сажать поэтов!
Доводи их до инфаркта!
Ведь такие инциденты
Замечательны для старта!
 
 
Запретите снова книги!
Все читать опять возьмутся…
И тогда бабло и слава