Текст книги "5 ёлочных игрушек (СИ)"

Автор книги: Фелисити Шилдс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Слово автора

1. Основная тема истории – ваша любимая новогодняя песня.

2. Рассказы читать можно в любом порядке.

Первая история

Шумная, динамичная, яркая, новогодняя Москва. Кажется, огромный город кружится в предпраздничном танце, пока на него лёгкими снежинками опускается снег, превращая мир вокруг в настоящую зимнюю сказку. Всё блестит и переливается под светом новогодних гирлянд и праздничных шаров, висящих на каждой ёлке. По всем крупнейшим улицам, где собираются счастливые туристы, тянутся ароматы мандаринов и корицы. Каждый второй или третий, оказавшись в эпицентре праздника, окутывающего с ног до головы, не забывает улыбнуться, сказать что-то приятное своим близким или друзьям, идущим рядом. Кто-то и вовсе, испытывая приятное и тянущее предвкушение чудес, не забывает сфотографироваться у глянцевой витрины с новогодними шарами или огромной зелёной ёлки, украшенной несметным количеством мишуры и звездой на верхушке.

Все вкупе это напоминает сцену из какого-то рождественского фильма, где все счастливы и всё так и дышит этой атмосферой. Не хватает только добавить песни Фрэнка Синатры, и неплохое кино уже готово для просмотра снежным вечером в канун Нового Года. Однако это далеко не фильм.

Сквозь эту разукрашенную толпу идущих по Старому Арбату людей, не перестающих светиться, как и огни вокруг, натыкаясь на прохожих, идёт фигура. Засунув руки в карманы, недовольно шмыгая носом каждые несколько минут, стуча чёрными ботинками, пробирается она дальше, даже и не думая извиняться за свои движения. С тёмным капюшоном на голове, чуть сгорбившись и походя тем самым на ворона, фигура чуть ускоряет шаг, пытаясь совладать с нарастающими эмоциями. Всё вокруг раздражает до невозможности, начиная от противных улыбок людей и заканчивая цветастой улицей с ароматом горячего шоколада, доносящегося из ближайших лавок. Вокруг ещё эта ужасная новогодняя музыка, которую играют местные музыканты, заботливо выводя каждую ноту, в надежде получить хоть немного денег. Атмосфера вокруг, кажется, накаляется, колесо крутится быстрее и быстрее, и вскоре перед глазами фигуры предстаёт только одно сплошное месиво из всей этой глупой предпраздничной суеты, дурацких улыбок и чересчур блестящих украшений.

Не выдержав, фигура срывается на бег, теперь уже просто расталкивая любого, кто попадётся на пути. Ей всё равно, ей главное добежать до нужного места.

Кто-то вскрикивает от неожиданности, кто-то вмиг разрушает новогоднюю атмосферу одним неосторожным плохим словом, а кто-то всё же успевает отскочить.

Фигуре в любом случае всё равно. Ей необходимо убежать подальше от давящих стен зданий и раздражающих уши мелодий. От несильного потока ветра капюшон срывает, и становится видна вязаная серая шапка, покрывающая голову с короткими волосами мышиного цвета и острыми зелёными глазами. На лице царят выражения полнейшего равнодушия и какой-то отчуждённости. Только увидев станцию метро издалека, юноша успевает чуть заметно сжать губы, добежать до входа, в несколько прыжков спуститься по лестнице. В этот раз он более осторожен и старается не привлекать много внимания, поэтому переходит на шаг, но перед турникетами совершает резкий прыжок, перелетая и чуть не задевая их, после чего слышится возглас охранника.

Теперь фигура припускает с двойной силой, едва не налетев на бабулю с огромной ёлкой в руках, но успевает на какое-то мгновение остановиться и обогнуть её. Позади слышится преследование, но паренёк не сдаётся, достигая уже эскалатора, где он выбирает свободный, но закрытый от людей путь. Перепрыгивая ограждение, он вдруг понимает, что, если сейчас случайно упадёт, то ему будет конец. Сбегая вниз, фигура чуть не оказывается в чьих-то руках, хватающих её слева, потом других. Люди стараются поймать нарушителя, но не тут-то было – юноша умудряется нагнуться и вот уже через какие-то считанные секунды, пусть изрядно запыхавшись, но оказывается внизу, где его уже ждёт дежурная по станции, но парень ловко проныривает мимо, случайно толкая мужчину, сошедшего с эскалатора. Два недовольных голоса сливаются воедино, но юноша их не слышит. Ему главное успеть на поезд, и вот он слышит характерный звук, отражающийся от стен, добавляет ходу, ощущая, что ещё чуть-чуть и дыхалка просто сломается или разорвётся. Нужно поспешить. Фигура устремляется дальше и, оказавшись непосредственно на станции, берёт курс на поезд, замедляющий свой ход. Вот остаётся совсем немного, лишь несколько шагов и один прыжок вперёд, чтобы оказаться в вагоне. Юноша собирает волю в кулак, прыгает и в это же самое мгновение, схваченный за капюшон, с силой падает на холодный пол, едва успев подставить руки, чтобы не удариться головой. И всё же соединение с мрамором не приносит хороших впечатлений.

Одним грубым рывком неизвестный в тёмных очках поднимает юношу и незаметно всучивает ему в руки белый конверт. Бегло прошептав «извини, что так грубо, прочтёшь, когда надо», спешит удалиться в противоположную сторону, пока ошарашенный паренёк держит длинными пальцами какое-то письмо. Чуть нахмурившись, юноша, позабыв обо всём на свете, пытается рассмотреть, что написано на конверте. И только услышав знакомые уже голоса, в момент запихивает бумагу в карман куртки, поспешно застегивая его.

Поезд метро уходит, и шансов спастись не остаётся. Перед глазами предстаёт высокая фигура охранника, приземистая – кондукторши и ещё какая-то вытянутая, – случайного прохожего – которая, впрочем, быстро удаляется. Вдвоём они ждут от юноши ответа, окидывая его упрекающими взглядами. Лишь охранник чуть смягчается, когда видит, что нарушитель потупляет взгляд и теперь смотрит в пол, скрестив руки на груди. Он не смущён, но чувствует горький вкус совести на языке и не может промолвить не слова. Вокруг всё словно замирает, и нет уже ни звука метро, ни поспешных шагов прохожих.

– Ну и чего ты пытался добиться, малой? – ухмыльнувшись беззлобно, говорит охранник, подойдя чуть ближе и потрепав фигуру по плечу. Она едва заметно отстраняется, ощутив жжение в том месте, где до неё прикоснулись. Юноша не доверяет этим людям да и никому не доверяет на этом свете вообще. И так его часто обманывали за всю его непродолжительную семнадцатилетнюю жизнь, а в Новый Год, когда, говорят, случаются чудеса, они явно не приходят к нему. Они проходят мимо, улыбаясь и блистая яркими красками, дразнят его, а затем расходятся по чужим домам. В его же доме давно не было чудес, если не считать те дни, когда родная мать улыбается. Вот тогда действительно жизнь становится хоть немного похожей на праздник.

– Да что ты с ним церемонишься, Семёныч? Из-за таких нужно сразу звонить, чтобы штраф брали. А то приноровятся эдакие да будут потом воровать кошельки у прохожих, – скрипучим голосом бубнит дежурная, какая-то пожилая женщина с нахмурившимися белесыми и смешно подёргивающимися бровями. Уперев руки в бока, она стоит и сверлит мальчишку взглядом, желая поскорее его наказать за наглость.

– Ну, Вера Олеговна, как так можно? Я тоже раньше в метро «зайцем» бегал, но не стал же преступником всё-таки, – усмехается громко и искренне охранник, словно хочет объять всю станцию тёплым смехом. В это время фигура чуть приподнимает свой неуверенный взгляд на мужчину, в уголках глаз которого проступают морщинки от широкой улыбки. Однако Веру Олеговну это ничуть не смешит и, поджав тонкие и сухие губы, она, наконец, произносит:

– Вот и разбирайся тогда с ним! А я пойду, у меня не как у тебя – у меня смена ещё не закончилась. Да и в отличие от некоторых я хотя бы не зря сижу в кабинке, а работу выполняю. С Наступающим, кстати, – произнеся это недовольным скрежещущим голоском и окинув юношу ещё одним неприязненным взглядом, она удаляется восвояси. Проследив за её качающейся из стороны в сторону походкой, охранник поворачивается лицом к юноше, изменив выражение собственного. Сейчас мужчина более серьёзен и явно ждёт хоть какого-то слова.

– У меня не очень много денег с собой, – в конце концов, заговаривает юноша тихим, охрипшим голосом, не смея вновь встретиться взглядом с охранником. – Но, если я схожу домой, то смогу принести вам. Только завтра. Честное слово, – с каждой сказанной буквой разговаривается он всё больше и больше, но по-прежнему не решается выдавать слишком много информации о себе.

Тут охранник делает взмах рукой, чуть нахмурив густые каштановые брови.

– Это решим на месте. А пока веди меня к себе домой лучше. Покажете, как живёте, гражданин.

От неожиданности юноша округляет глаза и с выражением детского любопытства поглядывает на человека в форме. Его верхняя, более полная, губа чуть заметно вздрагивает, когда полушёпотом он спрашивает:

– Как это? А если я живу в детском доме, например?

– Не похож ты на такого, товарищ. Дорогущих часов типа твоих у таких нет, – он тянет подбородок, указывая на запястье юноши, которое украшает швейцарский циферблат со стрелками.

– Отцовский подарок, – нехотя бурчит себе под нос парень.

– Вот и познакомь меня с ним.

Услышав это, юноша чувствует комок, подступающий к горлу. Стараясь избавиться от него, он переминается с ноги на ногу, ничего не говоря, и вдруг резко и с вызовом восклицает:

– А вам-то какое дело?! И вообще – что за «товарищи» и «гражданины»? СССР распался, – метая молнии во взгляде, пронзительными зелёными глазами парень глядит на охранника. В ответ мужчина только хмыкает и почти равнодушно произносит:

– Мне-то как раз таки никакого, а вот вам есть дело, – он поднимает вверх указательный палец. – Ты, мальчик, знаешь, что за безбилетный проезд в метро тысячу надо платить, – на секунду он замолкает, следя за лицом юноши, которое вмиг белеет и становится похожим на чистый лист бумаги. – Так что, выбирай, мой друг, – заканчивает человек в форме, похлопав нарушителя по плечу и проигнорировав его слова о Советском Союзе. Увы, но приходится согласиться.

Через каких-то несколько минут они оба едут в вагоне метро на другую станцию, находящуюся почти на самом краю города. Всю дорогу они молчат и мальчик даже не смеет сказать хотя бы слово, ощущая как всё его сознание затуманивает осознание проигрыша. Именно проигрыша, ведь теперь ему либо придётся платить, либо вести совершенно незнакомого человека к себе домой. Первый вариант, к сожалению, невозможен, а второй, пусть и выглядит более реальным, может оказаться совершенно непредсказуемым. Хотя какое ему может быть дело? В любом случае, и так всё хуже некуда.

Наконец оказавшись снаружи метрополитена и пройдя всего несколько шагов в сторону тёмных, почти неосвещаемых улиц с жилыми или заброшенными домами, где, кажется, никто и не догадывается, что на дворе вот-вот наступит Новый Год, юноша заходится хриплым кашлем. Он разрывает всю его грудь, и поэтому парень спешит обратиться за помощью к своему сопровождающему, при этом не сбавляя шага:

– Сигаретки не найдётся?

– А тебе не рановато?

– Слушайте, через год мне уже восемнадцать. А в этом районе, поверьте, всем плевать, сколько тебе лет, лишь бы бабло было, – ничуть не стесняясь выражений, проговаривает юноша, покрасневшими от холода пальцами заправляя удлинённую чёлку за ухо.

– Хм, ну держи, – с недоверием мужчина протягивает ему пачку «Космоса» и ждёт, пока мальчуган достанет сигарету. Тот хмыкает:

– Я же говорю, что СССР больше нет, а у вас всё «Космос» да Гагарин на уме, – и всё-таки не отказывается от никотиновой палочки, зажигая её, а затем делая долгожданную затяжку. Тут он вновь произносит:

– Можете мне, кстати, не говорить, что курение вредно. Я и без вас знаю, – опережает слова мужчины, увидев краем глаза, как тот хочет что-то сказать.

– Так зачем тогда это делаешь? – удивившись его словам, спрашивает охранник. Он ненадолго отвлекается, чтобы осмотреться по сторонам. Никогда он ещё не был в этом захолустном, сером и каком-то мёртвом районе. Вокруг практически не души, и только где-то вдалеке слышится смех алкоголиков.

– А просто так. Хочу себя убить, вот и всё. И так жизнь полная… ну вы поняли, – паренёк украдкой следит за тем, с каким напряжением рядом с ним идёт его сопровождающий. Кажется, ему явно не нравится этот район.

– А как же твоя мама? Или тот же папа, например? – чуть наклонив голову набок, вопрошает он. – Это же эгоистично – хотеть их бросить на этом свете. Им без тебя будет куда хуже, – смягчившимся тоном произносит мужчина, в этот момент вглядываясь в темноту вокруг и пытаясь понять, как долго им ещё идти. Вдруг, он чуть не натыкается на такую же чёрную, как эта улица, кошку, которая тут же даёт о себе знать визгливым мявом и поспешным убеганием.

– Ага, конечно. Матери на меня всё равно – ей главное поплакаться в подушку каждый день и выпить кучу успокоительного. А есть я или нет – не так уж и важно, – со злостью в голосе отвечает юноша, но спустя секунду-другую немного успокаивается. – Хотя я люблю её, и она меня вроде любит. А что касается отца – отца у меня нет. Вернее, он есть, но живёт на краю света со своей молодой любовницей и про нас даже не вспоминает. Короче, я выхожу как сын, но только сын «без отца», понимаете, – с надеждой, что его поймут, парень слегка приподнимает брови и смотрит несколько мгновений на мужчину, затем вновь закуривая сигаретку, продолжает, выпустив дым из лёгких. – А про эгоизм вы, конечно, зря. Я вообще считаю, что это нормально. Абсолютно, причём. В конце концов, эгоизм в нас заложен от природы. Каждый в стае заботится только о себе, только о том, как бы выжить и спасти свою шкуру. Но, если ты сумел перебороть это качество, то поздравляю – ты можешь зваться человеком, – извлекает он из этого вывод, удивляясь в некотором роде своим мыслям. – А неужели в вашей семье или среди знакомых нет эгоистов? А то вы меня прямо-таки оскорбить хотите.

– У меня нет семьи. Я один живу, – говорит мужчина и добавляет. – Хочешь сказать, что ты животное, раз эгоист? – охранник добродушно улыбается уголками губ, хотя в такой темноте нет возможности увидеть этот жест.

Немного помолчав и подумав, мальчик отвечает, останавливаясь возле подъезда с навесом, покрытым парой-тройкой трещин, и входной железной дверью с домофоном, который будто уже и не работает

– Выходит, что так, да, – слышится поблекший голос юноши, и он тушит бычок об урну, а затем бросает его туда же. – Мы, кстати, пришли, – раскидывает он руки в стороны и, сжимая губы, улыбается, глядя почти без эмоций в глазах на охранника. – Дом, милый дом, – добавляет юноша, в то время как за его спиной находится пятиэтажное здание из кирпича, в редких окнах которого горит тусклый свет. Где-то со стен уже сыпется покрытие, а из чьей-то квартиры слышится самая что ни на есть грязная ругань, подкрепляемая криками.

Мужчина медленно оглядывает картину, расположившуюся перед ним, и тусклым тоном произносит:

– Ты здесь живёшь?

– Ну да, а что вы хотели? – опустив руки, парень недоверчиво приподнимает левую бровь, хотя и осознает, что реакция вполне нормальна.

– Да, в общем-то, ничего, всё нормально, – чуть приободрившись, говорит охранник, вспоминая дорогие часы паренька и сопоставляя их с грязным и обветшалым домом, раскинувшимся перед его взором. Вдруг ему становится так жаль этого мальчишку, поэтому он твёрдо произносит: – Ну что ж, веди меня в дом.

Юноша ничего не отвечает, только послушно пожимает плечами в ответ и разворачивается, чтобы подойти к домофонной двери и приложить ключ к замку. Издаётся характерный звук, и два силуэта заходят в подъезд, где до последнего и холодного пятого этажа ещё нужно дойти и где вновь продолжается разговор.

– Как вы, кстати, будете праздновать Новый год? – задаёт вопрос мужчина, терпеливо ожидая, когда мальчуган достанет из скрипучего ящика квитанцию об оплате и молчаливо ужаснётся, увидев цену на ней.

– Как? Да никак! – упрямо восклицает он, потерев заледеневшие руки и засунув их в карманы тонких джинсов, от которых тепла ни капли. – Всё равно Новый год – это ерунда полная. Дурацкие сказки про чудеса. Ну, кто в это верит, кроме малышни? Да даже если они и происходят, то точно не у нас.

Мужчина незаметно усмехается, покачивая головой и ловя себя на мысли, что он верит. Как это получается так? Он, что – малышня?

– В них верят и взрослые. Суть ведь в том, что чудеса на то и чудеса, что приходят неожиданно и не ко всем сразу. А у кого-то чудеса находятся прямо перед носом, правда, они этого не замечают, – мужчина по-доброму смеется, и в глазах вновь появляются лучики света. Обернувшись и увидев это, паренька вдруг что-то тоже укалывает так остро в сердце, но скорлупа пока ещё слишком прочна, и он только бросает в ответ:

– Вот старик Хоттабыч мне на голову свалился.

Наконец две фигуры достигают толстой дубовой двери с небольшим глазком посередине, и юноша жмёт на чёрный звонок, над которым повисла тонкой нитью паутина. Отворяют дверь только через секунд эдак тридцать, и на пороге появляется ещё довольно молодая кареглазая женщина с короткой стрижкой а-ля каре, правда, несколько растрёпанным. В глазах её застывает немое удивление, когда рядом с сыном она видит высокую фигуру незнакомца с большими серыми глазами и густыми тёмными бровями. Фигура светло улыбается, завидев женщину, но боится спугнуть её своим неожиданным приходом. Тут же мама парня переводит свой взгляд обратно на сына и громко, чтобы слышал мужчина, произносит:

– Ян, это ещё кто с тобой? – опасливо звучит её голос да и боязнь читается в её пусть и уставшем, но теперь более внимательном взгляде. В уголках карих глаз видны блестящие слёзы – значит, совсем недавно она снова плакала.

– Мам, не волнуйся, это мой друг – Семёныч! – неожиданно выпаливает паренёк, растягивая губы в улыбке, отчего нижняя, более тонкая, теряется за верхней. От такого представления его самого охранник немного удивляется, одаривая мальчугана косым и непонятливым взглядом, но тут же спохватывается:

– Да, меня зовут Алексей Семёнович, приятно познакомиться, – кротко заговаривает мужчина, глядя на женщину. В эту секунду он ощущает, словно что-то под ногами рушится. Кажется, причиной тому карие глаза, какие-то до боли юные, что с таким интересом оглядывают его с ног до головы. В горле неожиданно пересыхает.

– Меня зовут Александра. Александра Ильинична, но можете звать меня просто Александрой, – наконец перестав изучать мужчину в расстёгнутой куртке, из-под которой виднеется рабочая форма, женщина расплывается в тёплой улыбке, и подаёт ему руку для рукопожатия. Семёныч только успевает ответить ей, протянув вспотевшую от смущения ладонь худенькой матери Яна. Ян же в свою очередь замечает, с каким взглядом смотрит этот мужчина на его маму и понимает – кажется, он снова тут лишний. Без каких-либо слов протискивается внутрь квартиры и пробирается в свою маленькую комнатушку, слыша, как позади него уже раздаётся искристый смех одной и тягучий второго. Кажется, мальчик вовремя ушёл.

Оказавшись в своей спальне, он тут же закрывает за собой дверь, плюхается на диван и спешит вынуть из кармана джинсов заветный конверт, который он так хотел посмотреть всю дорогу, но так и не решался. На нём изображена голубая новогодняя игрушка в виде ёлочного шара и аккуратными чёрными прописными буквами указан обратный адрес: «Организация «Чудо под бой курантов»».

Так-так-так, при одном взгляде на это название у Яна в голове всплывают воспоминания: кажется, полгода назад его мать что-то об этом говорила. Вроде хотела поучаствовать в какой-то новой акции, обещавшей помочь, однако удивительным было то, что женщине ответили. Хотя мальчик сомневался, что это не было каким-то розыгрышем.

Взглянув на адрес отправки, юноша видит свои имя и фамилию. В нетерпении он разрывает конверт, умудрившись порвать и некоторую часть письма. Развернув его со скоростью молнии, он с жадностью вчитывается в слова:

«Дорогой Ян… бла-бла-бла… мы пишем тебе, потому что знаем, что ты уже давно перестал верить в этот мир и в то, что не всегда всё так плохо. Позволь нам помочь. В этот день, день, когда совсем немного остаётся до Нового года и исполнения желаний, мы хотим тебе помочь. Наверное, ты уже успел познакомиться с таким же одиноким человеком, как и ты? Мы думаем, ты понимаешь, о ком мы говорим», – на этом моменте в комнату стучат, и из-за двери высовывается темноволосая голова Семёныча, у которого тут же розовеют уши, как у какого-то подростка.

– Прости, не знал, что ты занят. Я просто пришёл спросить, не хочешь ли ты ужинать? Мама тебя как раз приглашает.

При слове «ужин» у Яна глаза едва ли не лезут на лоб. С каких пор его мать готовит праздничный ужин? Тем не менее, совладав со своими эмоциями, юноша отвечает немного сухо:

– Да, спасибо, я позже подойду, – парень снова обращает внимание на текст, давая знать охраннику, что он занят. Однако в этот момент слышится удивлённый голос Семёныча:

– Ты увлекаешься резьбой по дереву? – с неподдельным восторгом восклицает он и в один миг оказывается у полки с искусно сделанными деревянными фигурками. В глазах его загорается интерес, и он, широко улыбаясь, смотрит на юношу. Тот какое-то мгновение ничего не говорит, но потом, чуть посветлев, продолжает:

– Да, было дело. Сейчас, правда, не особо выходит. Да и лица у меня не получаются, – он указывает на фигурки открытой ладонью, и можно сразу заметить, что ни у одного человечка нет ни глаз, ни носа, ни рта.

– Давай, я тебя научу? – и, услышав это, глаза Яна тоже наполняются какой-то детской и нечаянной радостью.

Весь остаток вечера проходит за учёбой, и ни один из этих двоих не смеет отвлекаться ни на секунду. Вооружившись двумя ножичками, мальчик и мужчина сидят на тёплом ковре, единственном предмете интерьера, сохранившим уют в этой холодной комнате с побелёнными стенами, старым диваном и ветхим книжным шкафом с парой-тройкой учебников. Изредка в дверях появляется мама, которая неожиданно для себя ощущает в душе приятную нежность, разливающуюся по телу от такой картины. Она не верит своим глазам и порой тихонько щипает себя за тонкую кожу руки, чувствуя, что всё происходит по-настоящему.

Когда уроки кончаются и взбодрившийся Семёныч следует за мамой Яна на кухню, сам Ян ненадолго остаётся в своей спальне, чтобы дочитать письмо. На губах его впервые за долгие месяцы играет улыбка без притворства, и всё это так непривычно. С каждым прочитанным словом становится только лучше:

«Ему, как и вам с мамой, нужна помощь. Нам кажется, что тем самым вы поможете друг другу. Нам кажется, что каждый заслуживает чуда в новогоднюю ночь. И каждый заслуживает счастливого Нового года. Так что, будьте счастливы. Мы будем верить и надеяться, что всё с вами будет хорошо.

А, если…» – и дальше Ян не читает. Он резко рвёт кусок письма, начинающийся с этого слова, и тут же подбегает к окну, чтобы выбросить бумагу на улицу, на свободу. Потому что «если» нет и не будет. Есть только «чудо», и этот Новый год.

Кусочки письма, оказавшись на просторе, тут же подхватываются ветром и вместе со снегом разлетаются по сторонам – кто куда. Ян вдыхает чудесный зимний воздух, прикрывает глаза на какую-то долю секунды и, услыхав слова «Ян, сколько нам с Алексеем тебя ждать, ведь сейчас уже президент будет говорить», паренёк бежит на кухню к своей семье.