Текст книги "Сильные женщины. Их боялись мужчины"

Автор книги: Феликс Медведев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

ВЕЛИКАЯ РЫЖАЯ БЕСТИЯ. АЛЛА ПУГАЧЕВА

Я помню ее тоненькой тугой веточкой, но уже тогда не гнувшейся под пронизывающей заполярной метелью. С гитарой в худых полудетских ручонках. Припухшие мочки ушей еще свободны от сережек. По командировке ЦК комсомола с радиостанцией «Юность» мы облетаем с концертами нефтяной Север. Нас шестеро: журналист, певица, поэт, художник, композитор. Старшая – комсомольский менеджер Лариса Павловна Куликова. Меня назначили поэтом. Я должен был сочинять для композитора стихи, тот – писать музыку, а Алла должна была исполнять свежеиспеченные песни. Я старался: «За Ямалом Ледовитый океан,/ Над Ямалом небосвод от вьюги пьян,/ Под Ямалом мы, геологи, нашли черную кровь земли…». Композитор пыхтел, но в памяти остались лишь песни самой Аллы. Видимо, уже тогда проявлялся характер, самодостаточность, свой пугачевский взгляд на все в этой жизни. А может, это было предощущение великой судьбы.

Алла была среди нас звездой. Она только что спела по радио «Робота», и он сделал ее всесоюзно известной среди молодежи. Да, уже тогда, в Тюмени, в Салехарде, в Нарьян-Маре, в Лабытнангах, в глуши у черта на куличках, был ее несомненный успех. Но ощущения бестии еще не было. А впрочем, был в нашей группке молодой поэт Дима Костюрин, безнадежно в нее влюбленный. Будто из-за нее, из-за Аллы, он тронулся разумом и уже позже, в Москве, успев выпустить книгу стихов, выбросился из окна. В той поездке мы пели его грустную песню о чужой жене: «Две рюмки до края, и обе до дна, уходит, уходит чужая жена». Не знаю, о ком эта песня, Алла тогда еще не была замужем. Но когда сегодня я вспоминаю те пронзительные слова, хочется плакать. Однажды нас позвал к себе в гости домой великий полярный исследователь, «отец» тюменской нефти, легендарный Юрий Георгиевич Эрвье. Сидя в уютной квартире, мы «представлялись» как могли: Алла – «роботом», Дима – чужой женой, я – стихами о своей первой женщине. Сентиментальный Эрвье и в самом деле расплакался. И я запомнил, как Алла, по-мужски, по-«бестийски», успокоила его: «Перестаньте, ведь это все о вас…» Ион подтвердил: «Да, обо мне». И мы снова выпили за него и за нас. Выпили на равных, девочки и мальчики. Девочкой была только Алла.

И на другой день, когда надо было на дребезжащем вертолете лететь на очередную точку, чтобы петь и плясать перед геологами, Алла тоже летела со всеми. Напуганный страшными рассказами о падающих камнем вниз железных птицах и четырехчасовым перелетом, я отказался от визита на Новую Землю. Мне с ужасом представлялась черная ледяная пропасть Ледовитого океана. Пугачева полетела. Потому что ничего не боялась.

От той, теперь уже кажущейся фантастически далекой и романтической экскурсии на Крайний Север, осталась только газетная публикация в какой-то местной тундровой газетенке с перечислением наших имен и заслуг перед добытчиками и искателями будущего Ходорковского богатства.

Но осталась Алла. Вернувшись в Москву из поездки, через какое-то время я позвонил Пугачевой. Не застал. Потом позвонил еще. В отъезде. Еще. Будет через десять дней. Больше не домогался. А через год и сам за хранение знаменитого солженицынского письма Съезду писателей уволенный из газеты, где тогда работал и уже почуявший гэбистское дыхание в спину, уехал за Урал, от греха подальше. И понемногу стал забывать о той конопатой, безгрудой, с ногами иксиком рыжеволосой певице по имени Алла Пугачева. Но забыть себя она не давала. Новые песни, шумные победы на фестивалях, статьи, сплетни о личной жизни. Тоненькая девочка вырастала в зверька, в бестию. Однажды она устроила истерику в Доме литераторов, сорвав с носа администратора очки и шмякнув их об пол за то, что та не узнала уже узнаваемую певицу. Но именно Пугачева заставила заевшихся госчиновников Минкульта уважать и себя, и всю нашу эстраду, платившим гроши тогдашним звездам даже за стадионные аншлаги. Она выбила тогда ставку 75 рэ за «сольник». И Пугачевой стали не только восхищаться, но и видеть в ее лице, в ее «бестийской» хватке защитницу.

Году, наверное, в 75-м после одного концерта в том же ЦДЛ, воспользовавшись случаем, в перерыве я зашел к ней за кулисы. Думал, напомню о полете на севера, перемолвимся – договоримся о встрече. Но Алла или вправду, или сделала вид, что меня не узнала. Я немного стушевался и откатил от звезды, полагая, что тот давний комсомольский чес выветрился из ее биографии. Ведь она уже и впрямь взлетела под небеса, превращаясь в живую легенду. И многое при этом было не для моего пусть и полуинтеллигентского обоняния и слуха. Ведь все шло в кассу: фанатство бешеных поклонниц, ночами дежуривших у ее квартир, полное молчание о ней на Западе, ее просто там не знали, драка с Джуной в доме на улице Горького, любовь Брежнева, потом Ким Ир Сена, мешки гастрольных рублей, позже прогоревшие у «Властилины», слухи о пластических операциях и клинической смерти, соперничество с Ротару, наконец, 15-е место на ЕвроТВ и оправдание провала. Все работало на ее имидж, сама же она уже не отличала победы от поражения. Пугачева заставила себя полюбить. Внушить, что она «самая-самая». Единственная, неповторимая. С первых полос газет, с телеэкрана, голосами диджеев и домашнепрописных ораторов отовсюду: Алла, Алла Борисовна, наша Пугачева. Композитор Ханок выпустил о певице целую книгу, назвав ее стихийным бедствием, «пу-га-чев-щи-ной». А буквально на днях в одной газете он же, по-видимому, смертельно на Пугачеву обиженный, обозвал ее «стареющей теткой», всем надоевшей.

Да и я вижу: Пугачеву любят и ненавидят, ставят на пьедестал и вываливают в грязи, ее именем клянутся и проклинают: «Возьми тебя, Пугачиха…» Бестия! Зверь! Но Филипп Киркоров исповедовался мне о том, как надо любить женщину и как не стыдно быть подкаблучником у великой Аллы. Приносить ей кофе в постель и по тридцать раз в день звонить ей по телефону. Она сломала двухметрового гренадера. Но она же и вознесла его к звездам.

Эдита Пьеха, и впрямь сама легенда, история советской и европейской эстрады, гордая, воспитанная, промолвила мне на кухоньке на Крылатских холмах: «Я искренне, подчеркиваю, искренне, восхищаюсь Пугачевой». Михаил Горбачев, когда я брал у него интервью, это было на излете девяностых годов, неожиданно резюмировал, что Пугачева – это вечная перестройка в искусстве. Ему виднее, он, наверное, не хотел вспоминать, как уже в его перестроечную бытность газеты писали об очередном буйстве «хабалистой московской звезды» в одной из ленинградских гостиниц. Но это мелочь, незначительное для нее происшествие.

А так и впрямь всю жизнь, с той первой уже мемориальной командировки в какие-то там Лабытнанги, Пугачева была первой. Мало кто знает, что «гиннессовый» абсолютный рекорд по продаже пластинок и дисков принадлежит не «Битлз», не Элтону Джону с его синглом о Диане, а советско-российской певице Алле Пугачевой – платиново-золото-серебряная весомость почти в триста миллионов экземпляров. Бестия! Чудо!

Впрочем, мой американский друг, издатель русского «Калейдоскопа» Альфред Тульчинский, ворчал: «Ну почему великая, не пойму? У вас должно быть десять – двадцать Пугачевых, чтобы был выбор, чтобы было с кем сравнивать». Может быть, и прав желчный оппонент. Настоящий вкус рождается, когда есть рынок, свобода выбора. Но что поделаешь, если на всю огромную Россию Алла Пугачева по-прежнему одна. Единственная. Неповторимая. Всеобожаемая. Великая рыжая бестия. Свидетелем и крохотным соучастником начала вселенской славы которой мне довелось быть.

2000

 КАТРИН ДЕНЕВ: «Я НИКОМУ НЕ ПРИНАДЛЕЖУ»

Стакан виски – и все кругом пустяк

Иногда она выпивает стаканчик-другой виски, и это помогает избавиться от застенчивости, проросшей в ней с самого детства. Она становится веселой и легкой, и все вокруг кажется пустяком, а проблемы решаемыми. Но Денев не алкоголичка, она берет себя в руки и вовремя останавливается. Тогда, когда захочет сама. И снова не пьет месяцами.

Когда актриса приезжала в Москву, ее, конечно же, угостили русской водкой. Никита Михалков зазвал Денев в роскошный ресторан и, выставив перед ней свою «Комдивскую», начальственно предложил: «Попробуй, моя – лучшая из всех водок». Катрин, интеллигентно пригубив рюмку, чуть сморщилась, отпила половину, а на закуску вместо подсовываемого ей грибочка попросила какого-то рассола из эстрагона. Все засмеялись, а когда гостья захотела увезти с собой в Париж парочку бутылок этого замечательно «минерального» напитка, все сидящие за столом чуть не свалились под него от хохота.

– Я знала, что вы, русские, – романтики и ваше веселье не обходится без водки, – перевел для не понимающих по-французски госкиновский толмач.

Прическа Марианны – национальное достояние

Катрин Денев при ее врожденной застенчивости, нежелании быть на виду приходится постоянно держать себя в узде, контролировать свои эмоции, поступки, бытовые решения. А при том, что для французов кумир – это больше чем кумир (это страсть, доходящая до болезненного исступления), легендарной актрисе подчас приходится туго. Психологически уникальной демонстрацией всего этого стала история с белокурыми волосами Денев, которые составляли один из неотъемлемых компонентов ее магии. Она не расставалась с ними никогда, ни при каких обстоятельствах. Кстати, блондинкой Денев стала в память о своей сестре Франсуазе, погибшей в автокатастрофе.

В 1992 году режиссер Варнье пригласил Денев сняться в многосерийной саге о колониальных временах «Индокитай». Парикмахер, начавший готовить актрису к роли, не поставив ее в известность, слегка укоротил шевелюру. Цирюльник явно не ведал, что творил. Денев страшно расстроилась и хотела, расторгнув контракт, улететь во Францию. Ее с трудом уговорили довести работу до конца. Она послушалась, но, как только закончились съемки, устремилась в парикмахерскую, откуда через час вышла изменившейся до неузнаваемости. Короткая под мальчика стрижка сломала ее образ, знакомый каждому французу. Что тут началось! Пресса пустилась во все тяжкие – просто так, без серьезной причины такие, как Катрин Денев, не меняют привычного образа. Что произошло? В чем причина неожиданного поступка? Где, наконец, эти бесценные локоны? Пошли слухи, что белокурая с рыжинкой грива продавалась из-под полы за бешеные деньги. Маленькими прядками, в золоченых коробочках. И чуть ли не с приложением сертификата от самой владелицы. Неистовые поклонники разложили по полочкам мотивы личной драмы, послужившей поводом для изменения внешности: траур по ушедшей любви; желание все начать сначала; помутнение рассудка на почве какого-то психологического надлома.

Наиболее радикальные мнения были таковы: Денев совершила чуть ли не государственное преступление, ибо отныне она, символ Французской республики, культовая Марианна, будет не узнаваема своим народом. Вопрос был вынесен на всенародное обсуждение – правильно ли поступила любимая актриса? Национальное собрание Франции уже готово было подключиться к установлению истины и чуть не назначило референдум.

Хозяйка белокурых волос была вынуждена сделать заявление: мастер, постригший ее, положил волосы в конверт и вручил их лично ей, Катрин Денев. Она же, прилетев домой, сожгла пряди в камине на даче. Почему она это сделала? Оказалось, что еще с юности Катрин мечтала о мальчишеской стрижке, но взрослые не разрешали это делать. Когда-то же надо было попробовать. Вот она и решилась.

Роли прилегают к Катрин, как платье от Сен-Лорана

Если Норму Бэйкер, будущую Мэрилин Монро, на выборочный просмотр привела ее тетка-монтажница одной из лос-анджелесских студий, юную Брижит Бардо с вопросом, не хотела бы она позировать для обложки журнала, остановила на улице сотрудница крупного еженедельника, то Катрин Денев затащила в студию сестра, не решавшаяся отправиться туда в одиночку. Куда туда? Да на улицу Судьбы. Потому что для любой из этих актрис походы на пробные показы или публикация еще никому не известного, но прелестного лица на обложке – это подарок Небес, редкостный выигрыш в лотерею. А если бы сестричка Катрин сама не рвалась в кинозвезды? Что было бы тогда? Гордилась бы Франция своей самой талантливой, самой элегантной, самой неприступной. Своим белокурым надломом. Неизвестно. Но от судьбы не уйти. И в 1959 году Катрин Денев, шестнадцати лет от роду, уже дебютировала в своем первом фильме. Каком? Да это и значения не имеет, так же, как, впрочем, не имели никаких художественно-киношных достоинств все первые четыре или пять фильмиков с участием будущей знаменитости, которые показывали, чтобы хоть как-то оправдать расходы, на окраинах Парижа.

В мире кино успех, как правило, не приходит в одиночку. Конечно, можно (но трудно) представить, скажем, Инну Чурикову без режиссера Глеба Панфилова или Любовь Орлову без Григория Александрова. Даже сумасбродная Мэрилин, выходя замуж за драматурга Артура Миллера, предвосхищала совместную творческую стезю, понимая, что талантливые сценарии на дороге не валяются. Настоящей карьерой Катрин Денев обязана режиссеру Роже Вадиму (кстати, одному из мужей Марины Влади), создавшему для нее фильм «Порок и добродетель», и Жаку Деми, сотворившему настоящий шедевр – «Шербурские зонтики». Первый фильм в меньшей степени, но второй в полной мере стал для Денев началом блестящей кинокарьеры. Сюжет фильма был социально близок советскому зрителю: он поведывал о маленькой продавщице зонтиков, разлучившейся с любимым, призванным в армию, и предостаточно крутился в наших кинотеатрах, чтобы имя новой звезды французского синема застыло на наших устах. Роже Вадим сумел соединить актрису и образ героини Женевьевы в одно целое. Роль прилегала к Катрин, как вечернее платье, сшитое у Ив Сен-Лорана. Оно не сковывало ни физических, ни душевных движений, не заставляло отвлекаться на думы о морщинках, швах. В этой роли Катрин Денев оно не тянуло нигде.

А следующий фильм для Денев – «Девушки из Рошфора» – укрепил бесценность таланта актрисы с удлиненным худощавым классическим овалом лица для французского и европейского искусства. А когда облик первой актрисы Франции был избран символом революции – Марианной – и две тысячи бронзовых копий установлены во всех мэриях Четвертой республики, обожание Катрин Денев, белокурого чуда, стало потребностью всех французов. Угодить целой нации? Это ли не чудо. Но как можно ублажить миллионы, как можно нравиться сразу всем? И Катрин Денев покорила не только свою родную страну, но и весь мир.

Если вас желают миллионы, как принадлежать одному?

Американцев Денев соблазнила своим французским шармом, скандинавов – застенчивостью, русских – цельностью натуры, а самих французов (вот удивительно и противоречиво – ведь символ!) – американской красотой. И всех – внутренней культурой, изящным темпераментом, тонкостью чувств. Она не позволила себе ни малейшей безвкусицы; никогда не говорила с искусственным надрывом, со слезами в голосе; не продавалась за съемку у плиты в модном переднике. Никогда, или почти никогда, ее любовные связи не становились лакомой добычей репортеров. У нее нет ни пресс-атташе, ни телохранителей, а рекламирует Денев только свои духи. Она сама придумала их рецепт, форму флакона и дизайн упаковки. Стоят духи «Катрин Денев» 165 долларов, объем 31,1 грамма.

Если Грета Гарбо всю жизнь бежала от людей, а Брижит Бардо, наоборот, к людям и животным, то Катрин Денев не понимает ни того, ни другого. В ее рассуждениях на эту тему, записанных самолично Франсуазой Саган, знаменитейшей писательницей, напросившейся на интервью, много глубокого, своеобразного: «Если вас желают миллионы, как можно разрешить себе принадлежать только одному мужчине? Вот мы с вами в неравном положении: вы задаете вопросы, а я чувствую себя предметом изучения – несправедливый расклад… Да и потом, чем я могу быть вам интересна, ведь мы мало знакомы?» Одному российскому репортеру она заявила, что «красота – это самая ненужная вещь», с другим журналистом рассуждала о том, «что жить в тоске нельзя». А своим близким, сестре, друзьям повторяет, что «время – самый страшный враг всего». Все наблюдения философски точны и по-человечески глубоки. Конечно, многое в афоризмах идет от нее, как от женщины: мысли о течении Леты, о чувствах, о личных тайнах. Ее поле боя и впрямь чувства, а не подмостки. Сцена – это только съемочная площадка, декор, на фоне которого Катрин Денев выражает свою женскую и актерскую сущность. Когда однажды ее спросили, могла бы она стать драматической актрисой, отдаться театру, она ответила: «Не смогла бы. Я боюсь мнения людей, которые здесь же, в зале, обсуждают или осуждают меня. Я боюсь услышать или прочитать о себе неприятное».

Катрин Денев не умеет рассказывать анекдоты, не любит смеяться. Ей все равно, чем занимаются ее друзья, откуда они, известны они или нет. Она считает, что денежные отношения среди людей – это отношения с позиции силы. Деньги для нее ничего не значат. Ей давно уже надоело заниматься счетами, вести дела, думать о быте. Да, великая актриса не может устоять против соблазна приобрести что-то красивое, забывая при этом о стоимости вещи. Особенно она слаба к вещам старинным: к фарфору, к уютным безделушкам давних эпох. Ведь она не любит серые будни, каждодневную смену одних и тех же дел. Она все чего-то ждет – чуда, свершения, необыкновенности – чтобы сорваться и улететь. Пусть даже на Луну.

Об отношениях с собственным сыном Денев, не пребывавшая в официальных браках, не любит много говорить, но не оправдывается, что отношения давно испорчены и стали холодными: «Сын пошел своей дорогой, а я своей». Вообще для Денев говорить о личной жизни – тягость, но не повинность. «Несчастье более естественное состояние, чем грусть, – считает она. – Когда я счастлива, я боюсь, потому что потом мне придется за это расплачиваться». Однажды, когда к ней неожиданно пришло счастье, она бросила курить. Правда, наши Татьяна Догилева и Олег Меньшиков, работавшие год назад с французской актрисой в Болгарии, в фильме того же режиссера Варнье, снявшего Денев в «Индокитае», заметили, что во время съемок актриса много курит. Причем признает только «Филип Моррис Супер Лайт Слимз», белые, тонкие и очень длинные сигаретки. Даже когда было нужно выкурить в кадре, ей подавали именно это любимое курево. Конечно, в Болгарии таких элитных сигарет не нашлось, и Денев отдала реквизиторам свою собственную пачку.

Непознаваемая, таинственная, великая

Сергей Бодров-младший, также снимавшийся в компании с французской Марианной, поведал смешную, но знаковую для знаменитой актрисы историю:

– В первый съемочный день с Катрин Денев я лежал в обмороке, а она должна была меня бить по щекам, трясти: «Саша, очнись, очнись!» Первый дубль: «Саша, очнись, очнись!» Второй и наконец третий: «Саша, очнись, в конце концов! Это же я, Катрин Денев».

Этот непроизвольный выдох «Это я, Катрин Денев» можно было поставить эпиграфом ко всей ее величественной и гордой судьбе. Она стала чуть ли не фетишем даже для таких киномонстров, как знаменитый Бунюэль. Ей предлагал сниматься «кроваво-чудовищный» Хичкок. Однажды для какой-то роли она решила набрать пару килограммов сверх своего устоявшегося веса. Узнав об этом отклонении от канонизированного тела кумира, зрители завозмущались, запротестовали: «Как можно – это же она, Катрин Денев!»

На протяжении многих лет ее лицо, ее волосы (вновь отращенные), ее голос, ее фигура, ее походка составляют некую таинственно-мистическую историю Красоты. Здесь снова, как и в случае с Гретой Гарбо, Марлен Дитрих или нашим Олегом Меньшиковым, можно говорить о тайне искусства, о тайне таланта. Те, кто общался с Катрин Денев, свидетельствуют, что в ней обнаруживаются все новые нескончаемые дверцы в новые и новые эмоции и ты начинаешь себя тешить тем, что вот-вот откроешь их. Потом ты ловишь себя на мысли, что путаешь Денев с ее героинями – порочными красотками, ведущими двойную жизнь. Но никому не дано, по-видимому, узнать, какова Катрин на самом деле. Именно поэтому она великая актриса. В непознанном лежит будущее. А значит, вечность.

2003

ОНА ПЕЛА ЦЕЛЫЙ ВЕК. ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВА

Смерть Изабеллы Юрьевой – это не просто физическая кончина человека. Это уникальный геронтологический факт, достойный Книги рекордов Гиннесса, – великая певица прожила жизнь, объяв три века!!! Родилась она в октябре 1899 года, прожила весь XX век и умерла в начале XXI. Неслыханное событие! Изабелла Юрьева и впрямь пережила и помнила гигантские события и подробности целого столетия. Она была свидетельницей трех революций (не считая революций-бунтов 91-го и 93-го годов), пять войн, включая чеченскую. Она выступала на фронтах Гражданской войны, была самым популярным шансонье 30–50-х годов и любимой певицей советских воинов, рвавшихся с победой к Берлину. Она пела в Кремле, Сталин любил слушать пластинку с песней «Саша». Правда, как вспоминала позднее гостья кремлевских покоев, вождь народов, как правило, не дослушивал концертов исполнителей до конца и покидал аудиторию. Радостью всей жизни великой певицы было искусство, пение, музыка. До конца дней она профессионально, тонко подходила к оценке своего творчества и однажды, когда ее спросили о современных исполнителях романсов, ответила: «Романсы сегодня, к сожалению, поют все кому не лень».

Коренная москвичка, она любила столицу как великая ее дочь. Жила она в старинном уголочке Москвы, в районе Трехпрудного, но всегда с трепетом вспоминала Столешников переулок поры своей юности: «Это был аристократический район. По Столешникову неспешно прогуливались красивые дамы в роскошных туалетах и пахнувшие духами. Здесь было много магазинов: ювелирный – Прокопенко, музыкальный – Прозоровского, магазинчик Хаммера, где продавались карандаши. А из соблазнительной кондитерской каждые 10 минут выходил разносчик с полным подносом разнообразных пирожков и пирожных. Особенно я любила воздушный эклер с заварным кремом. А еще Москва славилась лихачами-извозчиками. Я уже была известной, и, когда выходила из дома, ко мне подъезжал извозчик, предлагая свои услуги: «Садись, Изабелла, эх прокачу! С твоей легкой руки, я знаю, у меня весь день будут клиенты».

Последние десятилетия она жила одна в старой квартире и ее быт скрашивали иногородние студентки, которым она давала крышу, и Изабелла Юрьева жаловалась: «Воруют, берут последнее, а куда мне деваться?»

О красавице певице до конца своих дней помнили влюбленные в нее ухажеры, поклонники ее непревзойденного дара, которые повторяли перед аудиторией знаменитейшие романсы Изабеллы Юрьевой: «Только раз бывают в жизни встречи», «Саша», «Счастливая ночь», любители цыганского романса. А вот чиновники всегда оставались Иванами, не помнящими родства. Когда перед 100-летием певицы я хотел встретиться с нею, то ни в одном культурном ведомстве Москвы не могли найти ее телефона. Ее имя не числилось даже в картотеках Министерства культуры. Но в сердцах миллионов «рядовых» поклонников ее творчества она останется навсегда. Подвиг ее жизни и таланта – в золотых скрижалях русской культуры.

2005