Текст книги "Морской Чорт"

Автор книги: Феликс фон Люкнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

В Аитутаки мы, к сожалению, не застали шхуны, которую предполагали захватить. Решено было всё же сойти на берег в надежде получить сведения о движении судов и провести хоть одну ночь в сухом помещении. Необходимо было подкрепить наши ослабевшие силы. Было 30 августа.

На моле, окруженный толпой туземцев, местный резидент поджидал редких гостей. Наше голландское происхождение пришлось переменить на норвежское, так как здесь могли встретиться голландские купцы.

Резидент, со своим пенсне на носу, выглядел вроде президента Вильсона и встретил нас с большой подозрительностью. Он тотчас распорядился послать к нам на судно для разведки норвежского плотника. Но мы с ним оживленно побеседовали на его родном языке. Плотник всецело проникся расположением к нам. Вильсон прибег тогда к хитрости: он старался нас разделить, чтобы от каждого из нас в отдельности все разузнать. Нас стали приглашать в одиночку в гости к различным видным островитянам, предлагая пообедать, взять ванну и т. п. Отказываться было нельзя. Каждый из нас взял на всякий случай ручную гранату в карман. Разложить наши вещи для просушки мы также не могли. Туземцы окружили тесным кольцом наше судно; нельзя было поднять одеял, под которыми было спрятано оружие.

Мне пришлось обедать у купца Лоу, а Кирхгейсу у резидента. Наши хозяева все время обменивались через слуг какими-то записочками. Очевидно, они уславливались какие нам задавать вопросы и сравнивали ответы. Мы отчаянно старались как можно скорей соединиться опять вместе. По дороге на судно встретился норвежский плотник п предупредил, что нас считают за немцев и хотят втащить нашу шлюпку на берег. Было решено двум из команды оставаться всегда на шлюпке и в случае чего, обстрелять пристань из пулемёта. Находившиеся на берегу, рассчитывали пробиться на судно собственными силами. Нужно было еще раз отправиться к резиденту за обещанным удостоверением и по дороге сделать закупки провизии у местных торговцев.

Вильсон попросил показать ему наши судовые бумаги и стал выпытывать различные имена и числа. На мой вопрос зачем ему это все нужно, он объяснил, что нас здесь принимают за немцев. Сам он уверен, что мы не немцы, но всё же хочет успокоить население. Вильсон колебался, очевидно, между желанием нас задержать и страхом перед вооруженным сопротивлением с нашей стороны. Я нащупал мою ручную гранату, взвел в кармане маузер и отправился с резидентом в сопровождении целой толпы людей к нашему судну. На пристани какой-то высокий человек в английской военной фуражке обратился к резиденту с вопросом, не следует ли нас арестовать. Я быстро шепнул тогда Вильсону на ухо: «Если вы только посмеете заваривать здесь историю, я застрелю этого долговязого». Это предостережение подействовало. Я остался сидеть на пристани, а резидент спустился в шлюпку, чтобы осмотреть все и проглядеть наш вахтенный журнал.

Вахтенный журнал, само собой разумеется, не удалось разыскать. Не упал ли он за борт? Вместо него Вильсону сунули в руки записную книгу ранее захваченной нами американской шхуны, которую мы взяли с собой из-за различных географических сведений, занесенных в неё. К сожалению, в ней оказалась также наша хронометрическая тетрадь. На первой странице жирным шрифтом было напечатано «Императорский флот» и изображен германский орел.

– На каком это языке?―спросил резидент.

– Не знаю, ― ответил Кирхгейс, ― мы получили эту тетрадь в Гонолулу.

Вильсон сделал вид, что поверил. Ясно было, что военное превосходство на нашей стороне. Проходя по шлюпке он приподнял край одного из одеял и увидел маузер. Он быстро опустил покрывало и сказал Кирхгейсу:

– Только не показывайте это толпе.

Все было готово для вооруженного отпора: пулемёт и ружья были под руками, ручные гранаты висели в ряд, оставалось только сорвать их, как яблоки с дерева. Вильсон становился белее полотна. Он нервно закричал своим спутникам, оставшимся на пристани:

– Здесь все в полном порядке!

Я сошел к нему в шлюпку.

– Прикройте это хорошенько, ― сказал он, бледный от страха, указывая на ручные гранаты. Обратившись затем к толпе он снова прокричал:

– Я ничего не нашел, это мирные спортсмены!

Мы хотели отплыть только к вечеру, но Вильсон убедительно настаивал:

– Джентльмены, лучше, если вы отправитесь немедленно.

Пришлось согласиться. Я проводил его на пристань, поговорил с ним еще несколько времени, чтобы рассеять все подозрения толпы, и вслед затем мы отвалили от пристани и покинули этот злополучный остров.

Опять в открытом море! Тринадцать дней нам не пришлось видеть земли. Самые ужасные мучения ожидали нас в этом плавании. Беспрерывная борьба, со стихией, дни и ночи без сна. Постоянная забота управлять шлюпкой против волн и выкачивать ведрами воду. Нам уже не суждено было больше высохнуть. Три дня мы пересекали громадное пространство плавающей пем зы: она была выкинута на поверхность воды подводным вулканом. Отсюда началось землетрясение, которое послужило причиной гибели «Морского Чёрта» Эта пемза причинила нам много горя. Вместе с волной она попадала в шлюпку и покрывала все хрустящим песком. Все было насквозь пропитано водой, а дождь продолжал лить ручьями. Все тело испаряло пар от холода. Пищей служили только сухари и вода. Мы были в полном изнеможении. Матрацы давно были выкинуты за борт, так как они не просыхали больше. Днем нас иногда пригревало тропическое солнце, но ночью единственной защитой от холода были мокрые одеяла.

Запас воды подходил к концу, и мы не могли полностью утолять жажду. У нас оставался еще превосходный шпик, но никто не смел к нему прикоснуться из боязни вызвать еще большую жажду. Настоящие муки Тантала! Собирать дождевую воду в парус было бесцельно; вся парусина пропиталась морской солью, как и все остальные вещи в шлюпке.― вода получалась негодная для питья. Мы бессознательно приучили себя сосать пальцы и грызть руки, чтобы освежить слюной пересохшее горло. Цинга все острее давала себя чувствовать. Суставы сильно вспухли, в особенности на коленях. Стоять на ногах мы уже не могли. Язык распух, десны сделались белее снега, зубы шатались и мучительно болели. При этом приходилось все же жевать твердые сухари. Нестерпимую боль причиняла качка, от которой распухшие суставы на ногах ударялись постоянно о борта шлюпки. Дальнейших мучений, казалось, нельзя было уже вынести. Мы сами были себе в тягость. Полное равнодушие овладело нами, смерть становилась желанной. В голове чувствовалось какое-то затемнение; мысли путалась, мозги стали безжизненны, как клубки шерсти. Настоящего сна мы давно не испытывали, но весь день жили каком-то забытьи, как будто в другом мире. Одна только мысль связывала нас с жизнью ― вперед, вперед! Не пропустить ни одного порыва ветра неиспользованным, не потерять ни одного часа. Каждая минута приближала нас к спасительной земле. И мы продолжали бороться.

На утро тринадцатого дня показался в виду маленький остров Ниуэ. Нужно было, во что бы то ни стало, достать свежей пищи, от этого зависела наша жизнь. Большие толпы туземцев ожидали нас на берегу. .Мы не были в силах сойти на землю и знаками стали объясняться с чернокожими островитянами. Они с быстрой готовностью принесли нам воды к множество бананов. С жадностью набросились мы на эти фрукты. Они всего более подходили для наших слабых зубов. Подкрепивши свои силы, мы пошли дальше, стремясь все к той же цели ― захватить какое-нибудь судно.

На двадцать второй день нашего плавания мы пристали к одному из восточных островов архипелага Фиджи ― Катафанга и наконец могли выйти на берег и размять свои ноги, ослабевшие от цинги и ревматизма.

Отсюда мы продолжали путь к большим островам Фиджи и подошли к острову Вакайя. Нас заметили с берега и выслали навстречу парусный бот, предполагая, очевидно, оказать нам помощь, как потерпевшим кораблекрушение. Пришлось направиться к пристани. В бухте на якоре стояло много судов, укрывшихся здесь от свежей погоды. Теперь стало ясно ― почему мы в море не встречали судов. Итак, мы в четвертый раз находились на неприятельской территории.

Нас стали с любопытством расспрашивать. Мы лгали, как могли. Туземцы отнеслись к нам доверчиво, но один метис [23]23
  Помесь европейца с индейцем.


[Закрыть]настойчиво задавал нам коварные вопросы и очень ловко составил против нас заговор. Шторм принудил нас остаться на берегу. Я пошел с Кирхгейсом прогуляться по острову, чтобы обсудить наше затруднительное положение. Навстречу нам попался белый. Он, по-видимому, очень торопился и еле ответил на наш поклон. Как мы впоследствии узнали, метис дал ему знать, что он поймал группу немцев. Почуяв недоброе, мы тотчас вернулись на пристань. Здесь мы узнали, что из гавани только что вышел в море катер ― он должен был предупредить соседние власти о нашем прибытии.

К вечеру мы надумали устроить попойку с белым и метисом, чтобы развязать им языки, для чего, скрепя сердце, пожертвовали последними остатками рома. Белый не замедлил нам все разболтать и стал смеяться над метисом, что тот принял нас за немцев. Мы провели после этого бессонную ночь и решили с утра уйти в море. В 11 часов утра все было готово. В это же время стали сниматься с якоря и все парусные суда. Сердечно распрощавшись с нашими хозяевами, которые, по-видимому, забыли все свои подозрения, мы готовились выйти из гавани. Но в эту минуту набежал сильный шквал с дождем, парусные суда стали поворачивать обратно в гавань, и мы были также принужден ыпровести на острове ещё вторую ночь. Вечером в гавань вошла большая двухмачтовая шхуна. Заметив ее, мы с Кирхгейсом сразу приняли решение. Этот корабль должен стать нашим. Захватим ли мы его сейчас или подождем до утра, когда будет светло? На военном совете было решено послать сначала Кирхгейса на судно. Он должен был рассказать капитану, что мы американцы и просим его принять нас пассажирами. Выйдя в открытое море, мы рассчитывали напасть на команду и завладеть судном.

Капитан шхуны выразил свое согласие и просил нас в три часа утра быть у него на судне. Уложив вещи, оружие и наше военное обмундирование в хорошо зашнурованные мешки, мы па следующее утро переправились на шхуну. С затаенной радостью прогуливались мы по палубе и рассматривали прекрасно оборудованный корабль. Как обрадуются наши товарищи на острове, когда мы вернёмся с таким судном! Помимо всего прочего, на нём имелись два мотора, что дало бы нам возможность снова начать крейсерскую войну. Мы не могли дождаться той минуты, когда последнее звено якорного каната скроется в клюзе, и корабль выйдет в море, а мы явимся к капитану в образе немцев и поднимем на судне свой флаг.

В то время, как мы с радостью думали о нашем будущем крейсерстве, случилось непредвиденное событие. Большой пароход вошел в гавань. С него тотчас отвалила шлюпка с офицером и туземными солдатами. Подойдя к нашему судну, офицер поднялся на палубу и объявил нас арестованными. Наше новое крейсерство кончилось, не успев начаться!

ГЛАВА IV.
В плену.

Тюрьма.

Английский офицер, узнав из наших слов, что он арестовал командира и часть команды «Морского Чёрта», с гордостью сказал нам:

– Прекрасно, вы составили себе имя, вы встретите достойное обращение. Я британец.

Слово «британец» он произнес с особым ударением. Нас перевели на пароход, который в тот же вечер оставил нас в Суву. Весь город был в движении. Нас ожидал конвой солдат, под охраной которого мы были отведены в ночлежный приют, устроенный для здешних туземцев. Весь дом был оцеплен многочисленной стражей. На первом допросе я сочинил целый роман с целью замести следы наших товарищей, оставшихся в Мопелиа. Мои товарищи просто отказались давать какие бы то ни было показания, чтобы таким способом избежать всяких противоречий. Через несколько дней нас перевезли на грузовом автомобиле в настоящую тюрьму и рассадили по отдельным камерам. Мы энергично протестовали против такого обращения с военнопленными, но начальник тюрьмы оправдывался тем, что исполняет лишь полученное приказание.

Это была колониальная тюрьма, предназначенная для туземных преступников. На восьмой день нашего сидения в тюрьме, ко мне в камеру пришел комендант и, стараясь быть, против обыкновения, любезным, объявил, что со мной желает говорить японский адмирал. Он просит меня приехать на крейсер «Идзумо», стоявший на рейде.

В сопровождении английского офицера и двух конвойных, меня доставили на пристань, где ожидал вельбот под японским флагом. Сидевший в вельботе офицер встал и отдал мне честь. Я занял место рядом с ним. Когда мы подошли к крейсеру, все офицеры были на палубе, чтобы приветствовать арестанта. Адмирал вышел навстречу и пожал мне руку, произнеся следующие слова:

– Я преклоняюсь перед вами за то, что вы сделали для своей страны.

Он представил мне потом своих офицеров и сказал им:

– Вот тот человек. которым мы денно и нощно гнались три месяца.

Затем, повернувшись ко мне, он продолжал:

– Я очень сожалею, что встречаю вас здесь в таком положении. Наше общее желание было встретиться с вами в честном, радостном бою.

Я со своей стороны выразил сожаление, что нахожусь не у него в плену. Эти слова его, невидимому, удивили. Он совершенно не знал, что мена содержали в обыкновенной тюрьме. Мне бросилось, однако, в глаза, что, в противоположность своему обращению со мной, японцы крайне холодно и сдержанно относились к английскому офицеру. Английские часовые пытались сопровождать меня по трапу на палубу, но были отосланы обратно в шлюпку. Адмирал пригласил меня в свою каюту. После тюремной камеры она показалась мне дворцом. Сигары, папиросы, портвейн и бутылка шампанского стояли на столе. Адмирал показал мне две японских книги, одна с рисунком «Эмдена» на обложке, другая с «Мёве».

Это все я сам написал,― объяснил адмирал.― Третью книгу я хотел бы написать о вас. Мы учимся у вас, и я пишу для нашего юношества. Таков обычай.в нашей стране. Наша молодежь должна воодушевляться тем, что другие люди делают для своей родины. Не расскажите ли вы мне что-нибудь о ваших похождениях.

Охотно!

Но прежде всего, одни вопрос: вышли ли вы со своим судном из нейтрального порта С. Штатов Аргентины или Чили?

Нет, мы пришли из Германии. Мы были замаскированы под норвежцев и подвергались осмотру неприятеля в продолжении полутора часов.

– Вы были осмотрены англичанами?

– Ну, да!

Довольная улыбка осветила лицо командира и старшего офицера крейсера, присутствовавших при нашей беседе.

За бокалом шампанского я рассказал адмиралу вкратце историю «Морского Чёрта», но при этом всячески старался скрыть местопребывание команды, оставшейся на острове Мопелиа, что мне, по-видимому, и удалось. Японцы остались при убеждении, что, после гибели «Морского Чёрта», мы пересели на ранее захваченную нами американскую шхуну «Манила», и что она до сих пор действует в море с остальной частью команды.

Простившись с адмиралом, я опять вернулся в городскую тюрьму. В этот раз ненадолго. Через два часа нас посадили на пароход и отправили в Новую Зеландию, где для нас было приготовлено более долговременное пристанище.

На острове Мотуихе.

Было бы горько рассказывать всё то, что нам пришлось перенести на пароходе и в различных этапных пунктах от бесчеловечной жестокости окружавшей нас стражи.

Меня и Кирхгейса отделили от остальных товарищей; их отправили на остров Соме, а нас двух на минную станцию в Девонпорте. Она составляла часть крепостных портовых укреплений в Окленде. Большой минный сарай был разделен на отдельные клетки, которые служили арестным помещением для дезертиров. Отсюда нас перевели на небольшой остров Мотуихе, расположенный вблизи Окленда. Мы встретились здесь с большим числом немецких граждан, интернированных с начала войны... Комендант лагеря ― английский полковник ― был очень горд, что к нему поступили, наконец, настоящие военнопленные.

В одну из первых прогулок по острову мне бросилась в глаза прекрасная моторная лодка, принадлежавшая коменданту. «Эта лодка будет моей», ― подумал я тотчас же. Остров... моторная лодка... и всякие другие возможности промелькнули в моем мозгу. Решение было принято. Но прежде чем что-нибудь предпринять, нужно было хорошенько осмотреться и освоиться с своим положением. Мы имели право свободно гулять во острову, но в 6 часов вечера должны были все возвращаться в лагерь. Повсюду были расставлены часовые, и по первому впечатлению казалось, что нас бдительно охраняют.

Для серьезной попытки к бегству требовались большие приготовления. Любопытство моих соотечественников, содержавшихся в лагере, представлялось мне одним из главных препятствий. В особенности был опасен один австрийско-польский врач, очень умный, но опустившийся человек, который доносил всё новозеландским властям. Нужно было прежде всего запутать его в дело. От всех перенесенных лишений и скитаний по тюрьмам я физически очень ослабел и имел весьма болезненный вид. Ревматизм, одна из тех болезней, которую трудно проверить. Волею судеб я избег ее, но кто мог бы это доказать, когда вдруг мне стало сводить всю спину. Быть может, у меня был и ишиас? Австриец, во всяком случае, вполне проникся этой мыслью. В дождливые дни я совершенно не выходил, лежал весь день в кровати и стонал. В хорошую погоду я чувствовал себя лучше. Наш плотник соорудил мне пару костылей, при помощи которых я только и мог передвигаться. Доктор всячески старался облегчить мои страданья и усиленно мазал меня йодом. Комендант лагеря также выражал свое сочувствие, но в глубине души был рад видеть меня в таком беспомощном состоянии. Своим приближенным он сознавался: «Хорошо, что у него ревматизм. Это опасный тип. Теперь он, по крайней мере, ничего не сможет предпринять». Одним словом, все мне поверили.

Затем я посвятил врача в свои денежные дела, что еще больше усилило его доверие ко мне. Я ему дал понять, что жду с родины большую сумму денег. Мои соотечественники, видя мою тесную дружбу с доктором, настойчиво стали меня предостерегать на его счет. Но я продолжал свою двойную игру.

В то же время я исподволь подыскивал себе команду. В лагере содержались 14 морских кадет Северо-Германского Ллойда [24]24
   Одна из двух крупнейших пароходных компаний в Германии. (Главный порт Бремен).


[Закрыть]. Они держались всегда дружно вместе и горели страстью к приключениям. Из них я наметил семь человек и стал их понемногу знакомить со своими планами. Кроме того, я посвятил в заговор одного радиотелеграфиста из Самоа и моторного инженера Фрейнда, которому комендант доверил присмотр за своей моторной лодкой. Кадет Паульсен нес обязанности рулевого на этой лодке и, кроме того, заведовал потребительской лавочкой в лагере.

Теперь нужно было подумать о том, как достать все нужное снаряжение. Мне удалось уговорить коменданта дать разрешение устроить на рождество любительский спектакль. Было решено изобразить на сцене эпизод из Ютландского боя и заранее не разглашать содержание пьесы, чтобы неожиданностью зрелища усилить впечатление для зрителей. Все стали усиленно изготовлять силуэты судов, раскрашивать флаги, шить морские фуражки, изготовлять немецкие кокарды и т. п.

Кадеты и остальные участники заговора занялись более серьезной работой. Из мармеладных жестянок были изготовлены ручные гранаты, начиненные взрывчатым веществом. Его удалось похитить у фермера, где некоторые пленные работали на выкорчевке деревьев. Из старого штурвального колеса, бритвенного прибора и обломков зеркал был изготовлен сектант, который, как оказалось впоследствии, давал возможность делать наблюдения c точностью до 50 миль.

Нужно было позаботиться и о парусе, для нашей моторной лодки. Кадет Паульсен оставлял в хозяйственных ордерах, которые он давал на подпись коменданту, пропуски. Они потом заполнялись. Мы выписывали нужные для нас материалы. Их присылали из Окленда. В большем количестве был заготовлен провиант, преимущественно такой, который занимал мало места. Тайком ловили мы комендантских кур и солили их впрок. Массовое исчезновение кур доктор приписал распространившейся среди них болезни. Никто не обратил, однако, внимания, что трупы мертвых кур никогда не находились.

Наш будущий парус был сшит в виде театрального занавеса. Расходы по устройству любительского театра были покрыты добровольной подпиской среди пленных. Австрийскому врачу было поручено заведовать театральной кассой, и он относился с большим рвением к сбору пожертвований. У некоторых пленных удалось достать бинокли, часы и вырезать из атласов нужные карты. В качестве оружия были заготовлены ручные гранаты и кинжалы. Из предыдущего опыта мы знали, что оружие нам понадобится только для внушения страха. На этот случаи было изготовлено несколько пугачей и бутафорский пулемёт из жести. Главным нашим оружием должны были служить немецкий флаг и немецкая форма обмундирования. Пару настоящих винтовок все же необходимо было достать. Нам удалось в конце концов похитить их из лагерного цейхгауза.

Но как теперь перенести все наше снаряжение в моторную лодку?

Был собран военный совет. Решено было, что инженер Фрейнд, заведовавший мотором, расскажет коменданту, что лодка дала течь и нуждается в ремонте и окраске. Комедиант сразу обеспокоился и велел на следующее же утро прислать солдат и вытащить лодку на берег. Было приступлено к ее ремонту, и в нашем распоряжении оказалось вдоволь времени, чтобы перенести и спрятать в лодку все нужное имущество. «Жемчужина», таково было название лодки, имела девять метров в длину и была снабжена хорошим мотором. Все наше имущество, мундиры и шестинедельный запас провианта мы запрятали вод решетчатые люки, которые после этого плотно прибили гвоздями. Коменданту было объяснено, что это сделано потому, что люки плохо держатся и стучат на ходу. Под видом бидонов с бензином была запасена пресная вода. Бензин был также доставлен в достаточном количестве. Лодка была, таким образом, незаметно нагружена всем, чем нужно. По окончании всех работ английские солдаты были опять призваны на помощь. Безукоризненно выкрашенную и заново отремонтированную лодку спустили на воду.

Но мере того, как наши приготовления приближались к концу, мой «ревматизм» все заметнее усиливался. Комендант продолжал выражать свое соболезнование, а в душе испытывал чувство удовлетворения. Все было настолько готово, что оставалось делать общую проверку всего плана действий. Среди бела дня была произведена молчаливая тревога. Нужно было удостовериться, что все пружины заговора действуют точно и согласованно. По условленному сигналу, участники заговора отправились по своим местам. Один должен был выключить телефонные провода, чтобы прекратить связь острова с Новой Зеландией, другой находиться у гребной шлюпки, чтобы её привести и негодность и этим затруднить погоню, третий снаряжал повозку как будто за углем, а на самом деле доставлял под мешками бензин и т.д. Я сам направился в дом коменданта убедиться, что там все спокойно, и в последнюю минуту, как бы мимоходом, прошел на пристань, чтобы быть около шлюпки. Пробная тревога была произведена в присутствии коменданта, и он ничего не заметил. Все одиннадцать участников заговора при этом впервые встретились друг с другом. До этого я обыкновенно беседовал лишь с каждым в отдельности.

На нашу беду, погода к этому времени стала портиться, парусные суда не показывались в море, и нам приходилось со дня на день откладывать побег. Между тем, наши приготовления кое-кем были замечены. Коменданту подбросили анонимную записку с просьбой обыскать моторную лодку. В один прекрасный день комендант призвал к себе Паульсена. которому был доверен присмотр за лодкой и потребовал от него ключи от замка якорной цепи и от каюты. Все казалось потерянным. С большим трудом удалось отклонить и рассеять подозрения коменданта. Этому сильно помогло то обстоятельство, что, незадолго перед тем, я демонстративно нависал в Германию письмо с просьбой выслать мне 100 000 марок. В лагере был намеренно распространен слух о моём большом состоянии, которое позволило мне снарядить на собственный счёт всю экспедицию с «Морским Чёртом». Комендант полагал, что раз я ожидаю получить такую крупную сумму денег, то, очевидно, не должен помышлять о побеге. Его удалось убедить, что анонимная записка написана по злобе каким-нибудь завистником.

Побег.

13-го декабря 1917 года побег, наконец, удался. Должно казаться невероятным, что нам удалось усыпить подозрительность новозеландцев. Они нами дорожили, как редкими экземплярами, и сторожили нас самым тщательным образом. Известно было, что я когда-то начал свою морскую карьеру матросом в Австралии, и поэтому австралийцы мною в известной степени гордились, и местные газеты приписывали мне самые необычайные похождения. К тому же местопребывание остальной команды «Морского Чёрта» до сих пор не было выяснено. Не была исключена возможность её внезапного появления с целью нас освободить. Около дюжины моторных судов постоянно сторожили водное пространство вокруг острова Мотуихе. Тем не менее, нам удалось обогатить военную историю этого уголка земли совершенно новой страницей.

13-го декабря комендант с дочерью отправился прокатиться на моторной лодке. К вечеру он ожидался обратно. К моменту его возвращения было решено всем быть наготове. Каждый должен был так или иначе выбраться из лагерной ограды, ворота которой в шесть часов вечера закрывались. В это время происходила поименная перекличка, после которой никто не имел права покидать лагерь. В пять с половиной часов наш наблюдательный пост передал, что «Жемчужина» возвращается в гавань. Под различными предлогами мы проскользнули из лагеря на заранее назначенные места. В шесть часов мотор стал у пристани. Комендант хотел оставить трубача на пристани, пока инженер Фрейнд справится привести лодку в порядок. Но наш военнопленный, бывший за кучера у коменданта, любезно предложил и трубачу сесть в экипаж, на что комендант милостиво согласился. Комендант был в хорошем расположении духа и разрешил также кучеру съездить за углем. Тот воспользовался этим, чтобы провезти на лодку полный запас бензина. Мы все были уже на местах. Одному из наших попался навстречу надзиратель. Весь план бегства мог сорваться, но человек не растерялся, выбрал укромное место и сделал вид, что отправляет естественную надобность. Надзирателю надоело ждать, и он прошёл мимо.

Телефонная связь была разобщена, гребная шлюпка приведена в негодность. Мы все сели в лодку и запустили мотор. Было ещё совершенно светло, и мы, можно сказать, на виду у всех прошли мимо острова. В лагере в это время был час обеда. Когда мы поравнялись с солдатской казармой, оттуда доносились голоса обедающих. Мы на всякий случай выставили подушки с сидений, чтобы укрыться от пуль, если в нас будут стрелять, но никаких признаков тревоги не было заметно. С момента возвращения коменданта и до нашего ухода протекло едва ли четверть часа. Маленький тузик, который шёл у нас на буксире, замедлял наш ход, и мы его вскоре бросили на произвол судьбы. Он послужил, как оказалось в последствии, первым поводом к обнаружению нашего побега.

Один из моих друзей, оставшихся на острове, следующими словами описывал в последствии впечатление, произведенное в лагере нашим побегом: «Некоторые из пленных сразу узнали о совершившемся побеге. За обедом в лагере царило глубокое молчание. Пища не лезла в рот. Мы ждали услышать выстрелы, но всё было тихо. После обеда многие не смогли осилить своего волнения и поспешили взобраться на скалы, но моторной лодки не было уже видно в море. Вскоре пришло известие, что в море плавает отвязавшийся от моторной лодки тузик. Теперь и всем остальным стало ясно, что что-то неладно. Путём переклички было установлено, кого нет налицо в лагере. Вначале возникла мысль, что тузик оторвало ветром, и что моторная лодка отправилась за ним в погоню. Так прошло несколько часов. Поздно вечером комендант попросил позвать к нему командира «Морского Чёрта», которого он хотел представить своей дочери. Его, конечно, не могли разыскать, но комендант успокаивал себя, что он, наверно, предпринял какую-нибудь прогулку по острову.

Люкнер слишком страдает от ревматизма, чтобы убежать. К тому же на моторной лодке имеется запас бензина всего на один день.

Наконец, комендант всё же решил сообщить по телефону в Окленд о случившемся. Телефон не действовал! Дело становилось серьёзнее. Телеграф, оказалось, тоже не действует. Пробовали войти в связь с Оклендом световыми сигналами, но из этого ничего не получилось. Время шло, и только в половине первого ночи в Окленде обратили внимание, что не был дан сигнал с острова, обычный полуночный сигнал по телефону.

Скоро весть о побеге распространилась по всем фортам. Были снаряжены в погоню моторные суда и небольшие пароходы, вооружённые пулемётами. К ним присоединились многие спортсмены со своими судами. Началась общая суматоха и беспорядочная гоньба судов в заливе Хаураки. Между тем, «Жемчужина» с беглецами уже давно вышла в открытое море и преспокойно отстаивалась в отдалённой, укрытой от глаз бухте. Все утешались мыслью, что «Жемчужина» не сможет далеко уйти, и вскоре распространился слух, что лодка опрокинулась в море, и все немцы утонули.

Для нас ― беглецов ― было нелёгкой задачей без морской карты и компаса находить правильный путь в обширном заливе Хаураки. Погода была скверная, ночь ― тёмная. После часу ночи залив стал освещаться лучами прожекторов из Окленда, что дало нам возможность исправить наш курс. К утру мы бросили якорь в хорошо укрытой бухте острова Ред-Меркьюри и оставались там спрятанными весь день, чтобы дать улечься первому пылу наших преследователей. С устроенной на берегу замаскированной вышки мы наблюдали за морем. Пароход прошел близко мимо острова, но не заметил нас. Прождав два дня, мы вышли из прибрежных вод в море. Не успели мы покинуть остров, как около него показался правительственный пароход «Леди Робертс». Пароход высадил команду, которая тщетно обыскала весь остров. Отходя от острова, пароход задел винтами за грунт, должен был прекратить дальнейшие попытки и вернуться в Окленд. Мы направились обратно в наше убежище и продолжали спокойно отстаиваться здесь.

Захват шхуны «Моа».

На третий день мы увидели в море две шхуны. Решено было захватить их обоих. Но когда мы пошли на приступ, поднялся свежий ветер и одной из шхун удалось ускользнуть. Это сыграло для нас, как мы узнали впоследствии, роковую роль. Пришлось ограничиться захватом второй шхуны.

Мы подошли полным ходом к борту шхуны, и взяли ее на абордаж. С немецким флагом и оружием в руках мы вскочили на палубу «Моа» (так называлась шхуна) с громкими криками: