Текст книги "В изгнании"
Автор книги: Феликс Юсупов
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
Глава II. 1920 год
В Риме. – Турне по Италии с Федором. – Герцогиня д’Аоста. – Разочарованная римлянка. – Обед у маркизы Казати с Габриэле д’Аннунцио. – Возвращение в Лондон. – Как я разыграл короля Мануэля и принял его дядю за лакея. – Голубой бал. – Моя операция. – Дивон-ле-Бен. – Снова Италия. – Окончательное поражение Белой армии. – Мы выбираем Париж. – Я нашел вора, но не бриллианты
Во всех своих письмах моя мать настойчиво звала нас к ней в Рим. Наши мастерские в Белгравии работали уже достаточно исправно, и теперь мы могли позволить себе уехать. Мы отправились в Италию вместе с шурином Федором.
В Риме, как и в других местах, многие наши соотечественники оказались в тяжелейшем положении. Мать хотела создать центр помощи, аналогичный нашему лондонскому. Конечно, перед ней вставали те же проблемы, что и перед нами, и главным был вопрос финансов. Средств, которые мы могли собрать в Риме, было явно недостаточно. Нужно было создавать комитеты по сбору пожертвований в других городах Италии и затем пересылать деньги в Рим.
Вместе с Федором мы отправились в турне по городам Италии, где я надеялся встретить хороший прием. Он и оказался таковым почти повсюду, особенно в Катании, жители которой не забыли самоотверженную помощь русских моряков во время ужасного землетрясения 1908 года, разрушившего Мессину.
В Неаполе нас горячо поддержала герцогиня д’Аоста и обещала нам всяческое содействие. Она пригласила нас на обед в Каподимонте, и мы по ее просьбе рассказали о тех страшных событиях в России, свидетелями которых были. Эта сердечная женщина, столь же умная, сколь и красивая, возмущалась слепотой союзных правительств, которые с опасным упорством считали большевизм специфически русским явлением, и не понимали опасность, грозившую всему миру. Мы покинули Каподимонте с рекомендательными письмами герцогини, которые должны были открыть перед нами новые двери и возможности.
Во время этой поездки каждый из нас играл свою роль: моя заключалась в том, чтобы красочно говорить, завоевывать сердца, вызывать сочувствие, а Федор должен был внушать почтение. Высокое положение и величественная осанка моего шурина редко не оказывали желательного впечатления, побуждая к действиям тех, кого недостаточно трогали мои речи.
Мы вернулись в Рим, очень довольные результатами нашей поездки. По нашем возвращении тут же был создан комитет, и он начал действовать под руководством моей матери.
* * *
Однажды в «Гранд Отеле», где я уговорился встретиться с кем-то из знакомых, я заметил двух дам, настойчиво разглядывавших меня с некоторого удаления. Раздраженный этим нескромным вниманием, я сделал вид, что не замечаю их, и уткнулся в газету, но вскоре обнаружил, что они приблизились и теперь с прежним беззастенчивым любопытством стояли в двух шагах от меня. Я даже услыхал, как одна сказала другой:
– Действительно, он не так хорош, как я думала.
Я резко обернулся:
– Если я вас разочаровал, мадам, – сказал я, – поверьте, что я весьма огорчен.
Наконец пришел тот, кого я ждал, и положил конец инциденту.
Несколько дней спустя я был приглашен на обед, и одна из тех любопытствующих дам оказалась моей соседкой за столом. Мы искренне посмеялись, вспоминая обстоятельства нашей первой встречи.
Я был еще мало знаком с римским светом, когда однажды утром нашел в своей почте конверт, надпись на котором поразила меня оригинальностью почерка. В конверте было приглашение на обед к маркизе Казати.
Я знал Луизу Казати понаслышке. Ее имя было широко известно в среде эмигрантов, поэтому я тоже не раз слышал о ней, а репутация маркизы, как особы эксцентричной, не могла не привлечь моего любопытства. И тут представилась возможность удовлетворить его. Надо сказать, что реальность превзошла мои самые смелые ожидания.
В гостиной, куда меня провели, на тигровой шкуре перед камином лежала женщина, как мне показалось, редкой красоты. Легкая ткань обрисовывала тонкое, гибкое тело, у ног женщины спали две борзые, черная и белая. Зачарованный этой картиной, я едва заметил присутствие второго лица – итальянского офицера, пришедшего передо мной.
Хозяйка подняла на меня сияющие глаза, такие огромные, что на ее бледном лице были видны лишь они одни, и плавным, гибким движением королевской кобры протянула мне руку, украшенную кольцами с огромными жемчужинами. Ее рука была прекрасна. Я склонился, чтобы поцеловать ее, уже предвосхищая вечер, обещавший быть не банальным. Чуть позже я узнал имя офицера, которому до сих пор уделил лишь рассеянное внимание: Габриэле д’Аннунцио, человек, с которым я давно мечтал познакомиться!
По правде сказать, его внешность разочаровывала: невзрачный физически, маленький и неуклюжий. В нем, казалось, не было ничего привлекательного. Но это первое впечатление мгновенно рассеивалось, когда он начинал говорить. Я сразу поддался очарованию этого теплого голоса и острого взгляда. Достаточно было услышать его, чтобы понять влияние, какое такой человек мог иметь на толпу. Он был неистощим в любой теме, и хотя говорил то по-французски, то по-итальянски, я не упустил ни слова из того, что он сказал. Совершенно покоренный, я забыл о времени, и вечер пролетел, как сон.
Прощаясь, поэт продемонстрировал мне свою непредсказуемость, неожиданно предложив:
– Я лечу завтра самолетом в Японию, полетите со мной?
Предложение было весьма заманчивым, а властный тон говорил о невозможности отказа. Все же я отказался: меня удерживало слишком много обязательств, которыми я не мог пренебречь.
* * *
Проведя Рождество с семьей, я поспешил вернуться в Лондон, где наш центр в Белгравии требовал моего присутствия. Ирине не хотелось расставаться с нашей дочерью, жившей у моих родителей, и она осталась в Риме еще на некоторое время. Федор тоже.
На перроне вокзала Виктория меня встречал Буль, очень гордый, с букетом в руке, который он с ужимками и подобострастием вручил мне.
Мой секретарь Каталей, бывший конногвардейский офицер, заменявший меня на Белгрейв-сквер во время моей поездки в Риме, отчитался о текущем состоянии дел. Он также сообщил о трениях между нашими служащими, не преминувших возникнуть в мое отсутствие. Это были вечные истории с больным самолюбием, столь же ничтожные, как и бессмысленные. Весь мой следующий день ушел на выслушивание обоюдных жалоб и всяческие утешения.
Разместить наших беженцев становилось с каждым днем все труднее. Представьте, какой вид приобрела вскоре наша квартира из шести комнат, занятая несколькими семьями с детьми и пожитками. Каждый спал там, где мог устроиться, чаще всего на полу. Но что делать? Едва я пристраивал одну семью, как тут же появлялась другая. Это была вечная проблема – устроить неиссякающий поток несчастных. Положение казалось мне просто безвыходным, когда богатый русский промышленник П. Зеленов, сохранивший капиталы за границей, предложил мне купить пополам с ним дом для размещения наших беженцев. Мы взялись за дело, и нам повезло – подвернулся довольно просторный дом с садом в Чизвике, на окраине Лондона.
Я до сих пор вспоминаю негодующее изумление португальского короля при виде беспорядка, царившего в моей переполненной квартире. Окончательно я добил его, пригласив пообедать в ванной комнате.
Король Мануэль не любил богему, не понимал он и шуток. Поэтому я нередко развлекался, разыгрывая его. Однажды, когда он был приглашен ко мне на обед, я вздумал нарядить Буля старой дамой и представил его королю как мою глухонемую родственницу, недавно приехавшую из России. Король невозмутимо выслушал мои объяснения, поклонился «тетушке» и поцеловал ей руку. За обедом мой камердинер, прислуживавший нам, сохранял серьезность с таким же трудом, как и я. Маленькая комедия протекала великолепно, но внезапно Буль, забыв свою роль, поднял бокал с шампанским и воскликнул: «Я пью за здоровье его португальского величества Мануэля!» Король, не любивший такого рода шутки, счел все это дурным тоном и сердился на меня несколько недель.
Оплошность, на этот раз нечаянная, снова повредила мне, когда король сменил свой гнев на милость. Приглашенный на завтрак в его резиденцию в Туикнеме, я обнаружил по приезде, что сильно опоздал. Поспешно сняв шляпу и скинув плащ, я небрежно бросил их какому-то человеку, оказавшемуся рядом, и поспешно прошел через вестибюль в гостиную. Король Мануэль принял меня довольно прохладно. Пока я бормотал извинения, дверь отворилась, и я было обрадовался, что не я последний, когда узнал в вошедшем того, кому так небрежно кинул второпях свою верхнюю одежду. Король подошел к нему с приветствием, потом обернулся ко мне: «Полагаю, ты еще не был представлен моему дяде, герцогу д’Опорто».
Мне хотелось провалиться сквозь землю. Тем не менее, его высочество вовсе не обиделся, что его приняли за лакея. Несомненно, чувство юмора у герцога д’Опорто было более развито, чем у его племянника!
* * *
С некоторых пор у меня появились головные и внутренние боли, сопровождавшиеся ощущением общего изнеможения. Боли все усиливались. Объяснив эти недомогания общим переутомлением и недосыпом, я решил дать себе несколько дней отдыха. Но у русского Красного Креста опять кончились деньги, и меня попросили организовать несколько благотворительных спектаклей и балов. Я собрал комитет из нескольких высоких лиц из лондонского света под попечительством королевы Александры, принцессы Кристины и маршала герцога Коннаутского. Было решено, что большой бал будет устроен в Альберт-Холле в начале лета. Он должен был сопровождаться балетным спектаклем, в котором обещала участвовать Павлова со своей труппой.
Я доверил украшение зала молодому архитектору, который выказал столько вкуса и таланта при устройстве нашей квартиры в Петербурге, Андрею Белобородову, также бежавшему в Лондон. Основным цветом предстоящего бала мы сделали голубой, мой любимый цвет.
Вскоре весь Лондон говорил о «Голубом бале».
Были проданы шесть тысяч входных билетов, на каждом стоял номер, что делало его одновременно и лотерейным билетом.
Для лотереи английские государи предложили альбом об их коронации и «Историю Виндзорского замка» в роскошном издании и переплете, королева Александра – карты в серебряном футляре в форме паланкина, король Мануэль – трость, инкрустированную золотом. Все прочие предметы лотереи, благодаря щедрости множества дарителей, тоже были очень ценными вещами или красивыми украшениями от самых известных ювелиров.
История, каким образом бриллиант в пять каратов в последний момент присоединился к уже выставленным предметам лотереи, заслуживает особого внимания. Владелица этого камня, показывая его однажды нескольким подругам, советовалась с ними о том, как его лучше оправить. Дамы любовались бриллиантом и высказывали мнения об оправе. Зашел разговор и о Голубом бале, срок которого приближался, а секретарь бала как раз находилась среди присутствующих. Владелица алмаза выразила сожаление о том, что не сможет быть на балу, но решила тоже поучаствовать в благом деле и предложила триста ливров за ложу. Наша секретарь, не лишенная ни остроумия, ни решительности, без колебаний сказала, что она бы предпочла бриллиант… и получила его!
Отсюда видно, какими бесценными сотрудниками я был окружен. Леди Эгертон, жена английского посла в Риме, миссис Роскол Браннер и наша верная миссис Уильямс – не говоря о других – никогда не отказывались от работы и никогда не скупились.
Белобородов активно готовил убранство зала. Чтобы не тратить времени на дорогу, он переселился к нам. С наступлением вечера наш архитектор, который был еще и прекрасным музыкантом, садился за пианино, и музыка развлекала нас после дневной работы.
А между тем мои недомогания не прекращались. Однажды они стали просто нестерпимыми. Вызвали врача, и он констатировал приступ аппендицита. Консультант-хирург настаивал на срочной операции.
Я решил, что буду оперироваться дома. Маленькая гостиная рядом с моей спальней была превращена в операционную, и на следующий день я уже был «на столе». Операция длилась около часа. Оказалось, что у меня был гнойный аппендицит, так что мое положение было весьма серьезным. Четыре дня в мою комнату никого не пускали, кроме врача и двух сиделок, дежуривших возле меня. Тесфе, мой камердинер-абиссинец, отказывался от пищи, пока длился этот запрет. Совсем иной была реакция Буля: когда он узнал о серьезности моего положения, он с ног до головы оделся в черное, чтобы быть готовым к моему погребению, и все время причитал: «Как же мы будем жить без нашего дорогого князюшки!»
Знаки дружеской симпатии, полученные мной в эти дни не только от русской колонии, но и от всех моих английских друзей, глубоко меня трогали. Мне присылали подарки, фрукты и цветы, последние в таком обилии, что моя комната скоро стала похожа на оранжерею. Добрая миссис Уильямс явилась с огромным букетом роз, который с трудом пролезал в дверь; но ничто не тронуло меня так, как букетик незабудок в сопровождении нескольких простых и волнующих слов, принесенный мне Анной Павловой.
Я не счел нужным беспокоить Ирину, находившуюся еще в Риме, и не сообщил ей об операции. Известил ее только спустя неделю, когда был уже вне опасности. Она приехала через несколько дней вместе с Федором.
Вопреки всем предсказаниям, моя болезнь способствовала успеху Голубого бала. Многие, зная, как близко я принимаю к сердцу его устройство, проявили еще большую щедрость. Я получил множество чеков, один из них прислал знаменитый миллиардер, сэр Бэзил Захарофф. Это стало результатом встречи с ним, которая произошла незадолго до моей болезни. Я долго говорил с этим непростым человеком, рассказал ему о великой нужде моих соотечественников-беженцев. Его чек на сто ливров сопровождался письмом, где он объяснял, что в результате инфляции, эти сто ливров в настоящее время стоят двести семьдесят пять, иными словами, гораздо больше.
Замечание показалось мне нелепым и по меньшей мере неуместным, и я не удержался и прибавил к отправленной ему благодарности предложение перевести это сумму в кассе для беженцев не в ливры, а в рубли, что, по существующему обменному курсу, довело бы его пожертвование до миллиона рублей.
Между тем приближался день Голубого бала. Я пока еще был крайне слаб, врачи не разрешали мне вставать, но ничто не могло остановить меня. Я слишком много вложил в устройство этого бала и хотел присутствовать на нем и насладиться успехом, в котором я не сомневался. Беззастенчиво наврав Ирине и сиделке, я сказал, что врач разрешил мне присутствовать на балу, при условии, что меня отвезут в Альберт-Холл на санитарной машине. Мои уверения их не убедили, и Ирина позвонила врачу, которого, по счастью, не оказалось дома. Санитарная машина была заказана, и вечером я вошел в Альберт-Холл в сопровождении Ирины, шуринов Федора и Никиты и сиделки; мы все были в домино и черных масках.
Пока составлялись и начинали кружиться в центре зала первые пары, я из ложи, в которой с удобством улегся, с восхищением рассматривал убранство зала, задуманное и сделанное моим другом Белобородовым. Фантазия этого волшебника преобразила почтенный Альберт-Холл в феерический сад. Легкие голубые драпировки скрывали большой орган и изящно обрамляли ложи, обвитые гирляндами чайных роз. Арка из роз украшала сцену, голубые гортензии спускались каскадами по стенам зала. Свет падал сквозь букеты роз, окружавших люстры, увенчанные голубыми страусовыми перьями; лучи, похожие на лунные, направлялись на танцующих.
В полночь бал прервался, уступив место балету. Долгая овация приветствовала появление Анны Павловой, выпорхнувшей, словно Синяя Птица, из пагоды с золоченой крышей в центре сцены. Ее интерпретация «Ночи» Рубинштейна привела зал в неистовство. За «Прекрасным голубым Дунаем», исполненным балетом, последовали русские и восточные танцы. Наконец, Анна Павлова появилась с Александром Волыниным и другими в «Менуэте». Этот «Менуэт», костюмы для которого рисовал Бакст, довел восторг зала до апогея. Потом артисты, награжденные неистовыми аплодисментами и овациями, смешались с публикой, и бал возобновился с новой силой. Люстры, убранные страусовыми перьями, потухли лишь на заре, с отъездом последних гостей бала.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
