Текст книги "Карета прошлого"
Автор книги: Феликс Кривин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Но для такого бога, как Зевс, муравьи тоже кое-что значат. Он подал знак – и муравьи превратились в людей – настоящих людей, высоких, стройных и сильных. И назвал Зевс людей мирмидонянами, потому что они произошли от муравьев.
Это были честные люди, исполнительные и трудолюбивые. Но по старой муравьиной привычке они ходили согнувшись, низко опустив голову, будто над ними был занесен сапог.
Зевсу было за них стыдно, и он гремел:
– Люди, будьте людьми! Люди, будьте людьми!
Но от этого крика они пригибались к земле еще больше.
А Зевс гремел и гремел в небесах. Старый, наивный бог, он не понимал простой истины: можно превратить муравьев в людей, но сделать людьми людей – это богам не под силу.
1964
ОЛИМПИЙСКОЕ СПОКОЙСТВИЕ
Ах, каких детей породила Ехидна! Старший – настоящий лев. Младший настоящий орел. Средние – Цербер и Гидра – умницы, каких мало: на двоих двенадцать голов.
Выросли дети, и каждый нашел для себя занятие. Цербер трудился под землей – сторожил подземное царство. Орел действовал с воздуха – клевал печень Прометея, прикованного к скале. А лев и Гидра работали на земле опустошали окрестности Немей и Лерны.
Все дети пристроены, все при деле. Ехидне бы жить да радоваться. Но тут подвернулся Геракл со своими подвигами. Он задушил Немейского льва, отрубил головы Лернейской гидре, застрелил из лука орла, а Цербера связал и бросил в темницу. Хорош герой – убивать чужих детей! Да его б за такие подвиги...
– Господа олимпийцы, перед вами несчастная мать! Она породила детей, которые стали ее единственной радостью и надеждой. И вот приходит какой-то Геракл, давно известный своими подвигами, и убивает этих детей. Он убивает их на наших глазах, а мы храним олимпийское спокойствие. Господа олимпийцы, до каких пор наши гераклы будут уничтожать наших гидр, которые опустошают наши города? До каких пор наши гераклы будут уничтожать наших орлов, которые клюют наших прометеев? Отвечайте, господа олимпийцы!
1964
ОСУЖДЕНИЕ ПРОМЕТЕЯ
– Ну посуди сам, дорогой Прометей, в какое ты ставишь меня положение. Старые друзья, и вдруг...
– Не печалься, Гефест, делай свое дело.
– Не печалься! По-твоему, приковать друга к скале – это раз плюнуть?
– Тебе ведь не привыкать!
– Зря ты так, Прометей. Ты думаешь, нам легко на Олимпе? С нас ведь тоже спрашивают.
Гефест взял друга за руку и стал приковывать его к скале.
– Покаялся бы ты, Прометей, а? Старик простит, у него душа добрая. Ну, случилось, ну, дал людям огонь – с кем не бывает?
Прометей молчал.
– Думаешь, ты один любишь людей? Ведь мы на Олимпе для того и поставлены. Такая наша работа – любить людей. А если наказываем... Гефест взял копье и пронзил им грудь Прометея. – Если наказываем, так ведь это тоже не для себя. Пойми, дорогой, это для твоего же блага...
1966
БОЖЕСКИЙ РАЗГОВОР
Титаны восстали против богов-олимпийцев.
– Что это вы, ребята? – журил их Зевс. – Ай-ай, нехорошо! Давайте говорить по-божески. Только не все сразу, подходите поодиночке.
Подошел первый титан-одиночка. Смотрит Зевс – здоровенный титан! Где с таким говорить по-божески!
Пришлось поставить его на колени.
Стоит на коленях титан – и все равно выше Зевса на целую голову.
Пришлось отрубить ему голову.
– Ну вот, – сказал Зевс, – с этим как будто договорились. Давайте дальше – поодиночке!
1964
ДАМОКЛОВ МЕЧ
Дамокл поднял голову и увидел над собой меч.
– Хорошая штука, – сказал он. – Другого такого не найдешь в Сиракузах.
– Обрати внимание, что он висит на конском волосе, – подмигнул ему тиран Дионисий. – Это имеет аллегорический смысл. Ты всегда завидовал моему счастью, и этот меч должен тебе объяснить, что всякое счастье висит на волоске.
Дамокл сидел на пиру, но к еде не притрагивался. Все вокруг веселились, а он был печален.
Над его головой висел меч. Отличный меч. Другого такого не найдешь в Сиракузах.
– Да, счастье... – вздохнул Дамокл и с завистью посмотрел на меч.
1964
НАРЦИСС
Женщины ходили за Нарциссом по пятам и делали ему самые заманчивые предложения. Но Нарцисс отвечал каждой из них:
– Я не могу любить сразу двоих – и себя, и тебя. Кто-то из нас должен уйти.
– Хорошо, я уйду, – самоотверженно соглашались одни.
– Нет уж, лучше уходи ты, – пылко настаивали другие.
Только одна женщина сказала не так, как все.
– Да, действительно, – сказала она, – любить двоих – дело хлопотное. Но вдвоем нам будет легче: ты будешь любить меня, а я – тебя.
– Постой, постой, – сказал Нарцисс, – ты – меня, а я?
– А ты меня.
– Ты меня – это я уже слышал. А я кого?
– Ты меня, – терпеливо объяснила женщина.
Нарцисс стал соображать. Он шевелил губами, что-то высчитывал на пальцах, и на лбу у него выступил пот.
– Значит, ты меня? – наконец сказал он.
– Да, да! – радостно подтвердила женщина.
– А я? – Нарцисс еще подумал. – Послушай, зачем так все усложнять? Пусть каждый любит сам себя, это гораздо проще.
1964
СИЗИФ
Он катил на гору камень. Он поднимал его до самой вершины, но камень опять скатывался вниз.
Тогда он пошел на хитрость. Он взял щепочку, подложил ее под камень, и камень остался лежать на вершине.
Впервые за много веков он свободно вздохнул. Он отер пот со лба и сел в стороне, глядя на свою работу.
Камень лежал на вершине, а он сидел и думал, что труд его был не напрасен, и был доволен собой.
Проходили века, и все так же стояла гора и лежал камень, и он сидел, погруженный в мысли, что труд его был не напрасен. Ничто не менялось вокруг. Сегодня было то, что вчера. Завтра будет то, что сегодня.
У него отекли ноги и онемела спина. Ему казалось, что если он еще немного посидит, то и сам превратится в камень.
Он встал и полез на гору. Он вытащил щепочку, и камень с шумом рванулся вниз, а он бежал за ним, прыгая с уступа на уступ, и чувствуя прилив новой силы.
У подножья горы он догнал камень и остановил его. Потом поплевал на руки и покатил камень вверх, к вершине горы...
1964
ПИГМАЛИОН
Персей много говорил о своих подвигах, но был среди них один, о котором он не любил вспоминать. Отрубив голову Медузе Горгоне, Персей по дороге домой заехал на остров Кипр к знаменитому скульптору Пигмалиону. Пигмалион в то время был влюблен в только что законченную статую, как обычно бывают влюблены художники в свое последнее произведение.
– Это моя самая красивая, – сказал он, и статуя вдруг ожила.
От таких слов ожить – дело естественное, но скульптор увидел в этом какое-то чудо.
– О боги! – взывал он. – Как мне вас благодарить?
Боги скромно молчали, сознавая свою непричастность.
Пигмалион долго не находил себе места от радости. Потом наконец нашел:
– Я пойду в мастерскую, немножко поработаю, – сказал он ожившей статуе. – А ты тут пока займи гостя.
Женщина занимала гостя, потом он занимал ее, и за всеми этими занятиями они забыли о Пигмалионе.
Между тем скульптор, проходя в мастерскую, наткнулся на голову Медузы Горгоны, которую оставил в передней неосторожный Персей. Он взглянул на нее и окаменел, потому что таково было свойство этой головы, о котором знали все, кого она превратила в камень.
Прошло много долгих часов, и вот в прихожую вышли Персей и его собеседница.
– Какая безвкусица! – сказала ожившая статуя, глядя на окаменевшего творца. – Знаете, этот Пигмалион никогда не мог создать ничего путного.
Так сказала женщина, и Пигмалион навеки остался камнем...
1964
ГОМЕР
А ведь старик Гомер был когда-то молодым человеком. Он пел о могучем Ахилле, хитроумном Одиссее и Елене, женщине мифической красоты.
– Вы знаете, в этом Гомере что-то есть, – говорили древние греки. – Но пусть поживет с наше, посмотрим, что он тогда запоет.
И Гомер жил, хотя кое-кто сегодня в этом сомневается. И он пел – в этом сегодня не сомневается никто. Но для древних греков он был просто способный молодой поэт, сочинивший пару неплохих поэм – "Илиаду" и "Одиссею".
Ему нужно было состариться, ослепнуть и даже умереть, для того, чтоб в него поверили. Для того, чтоб о нем сказали:
– О Гомер! Он так хорошо видит жизнь!
1965
ПРОКРУСТОВО ЛОЖЕ
Тесей уже занес свой меч, чтобы поразить великана Прокруста, но вдруг опустил его:
– Нет, не могу я так, без суда. Судите его, люди!
И вот начался суд. Говорили, сколько людей погубил Прокруст, калеча их на своем прокрустовом ложе. Вспоминали маленьких, которых он вытягивал, и больших, которым обрубал ноги.
Последнее слово – обвиняемому:
– Я виновен. Виновен в том, что слишком любил людей.
Его осыпали градом насмешек.
– Да, я любил людей, хотя понимал, как они далеки от идеала. Человек мера всех вещей, но какой мерой мерить самого человека? Я нашел эту меру, вот она! – И Прокруст показал на свое ложе. – Идеальный человек должен быть таким, только таким – ни больше, ни меньше. Так судите меня, люди, за мою к вам любовь, за то, что, пока вы тешились жизнью, я пытался приблизить вас к идеалу. Все, что я и жизни сделал, это для вас. И ложе это – тоже для вас.
– Для нас? – зашумела толпа. – Нет, с нас довольно! Ну-ка, положите его самого!
И тут случилось невероятное: великан, еще недавно наводивший страх на всю округу, вдруг стал уменьшаться. И когда его подвели к ложу, он уже был самый простой человек, ниже среднего роста.
Так стоял он, небольшой человек Прокруст, перед своим прокрустовым ложем, которое было явно ему велико, так стоял он и бормотал:
– Люди, не судите меня... Просто я ошибся в расчетах...
1964
ПЛАТОН
Платон был общительный человек, и у него было много друзей. Но все они говорили философу:
– Платон, ты друг, но истина дороже.
Никто из них в глаза не видел истины, и это особенно обижало Платона. "Почему они ею так дорожат?" – с горечью думал он.
В полном отчаянии Платон стал искать истину. Он искал ее долго, всю жизнь, а когда нашел, явился с нею к друзьям.
Друзья сидели за столом, пили и пели древнегреческие песни. И сюда, прямо на стол, уставленный яствами, Платон вывалил им свою истину.
Зазвенела посуда, посыпались черепки.
– Вот вам истина, – сказал Платон. – Вы много о ней говорили, и вот – я ее принес. Теперь скажите; что вам дороже – истина или друг?
Друзья притихли и перестали петь древнегреческие песни. Они смотрели на истину, которая неуклюже и совсем некстати громоздилась у них на столе. Потом они сказали:
– Уходи, Платон, ты нам больше не друг.
1964
АЛЕКСАНДР МАКЕДОНСКИЙ
– Избавь меня, бог, от друзей, а с врагами я сам справлюсь!
Он так усердно боролся с врагами, что бог избавил его от друзей.
1964
РАБСТВО
Туллий Цицерон был рабом своего красноречия.
Гней Помпей был рабом своего успеха.
Юлий Цезарь был рабом своего величия.
Один был в Риме свободный человек: раб Спартак.
1966
РЕБРО АДАМА
– А где еще одно твое ребро?
Это были первые слова, с которыми на свет появилась женщина.
– Дорогая, я тебе сейчас все объясню. У создателя не нашлось материала, и он создал тебя из моего ребра.
Она стояла перед ним – божественное создание – и смотрела на него божественным взглядом.
– Я так и знала, что ты тратишь свои ребра на женщин!
Так началась на земле семейная жизнь.
1964
КАИН
Уже на заре истории была уничтожена половина человечества: Каин убил Авеля.
Потом потекли мирные дни. Каин оказался дельным хозяином: он быстро освоил землю и заселил ее обильным потомством. И своим детям, которые не могли всего этого оценить, Каин не раз говорил:
– Берегите, дети, этот мир, за который погиб ваш дядя!
1964
НОЙ
Ной, этот старый подхалим, громче всех хвалил господа, и господь не мог этого не отметить.
– Ной у нас святой человек, – говорил людям господь, – мы все должны брать пример с Ноя.
Но люди никогда не умели следовать хорошим примерам. И тогда господь устроил им потоп. Он уберег только своего любимчика, который спасся вместе с семьей, прихватив всякой твари по паре.
– Ну вот, теперь у нас с тобой порядок, – сказал бог, когда они с Ноем остались одни.
– Хвала тебе, господи!
– Правильно говоришь, – улыбнулся господь. – А теперь давай, действуй но своему усмотрению. Я скоро приду. Пока, до второго пришествия!
Во второе пришествие на земле ничего не изменилось. Ной сидел в том же положении, в каком его оставил всевышний.
– В чем дело, Ной? Почему у тебя не двигается работа?
– Хвала тебе, господи!
– Хвала – это само собой, – смягчился господь, – но о деле тоже забывать не следует. Я на тебя надеюсь, не подведи. Пока, до третьего пришествия!
В третье пришествие господь застал Ноя в том же положении.
– Как это понимать, Ной? Чем ты занимался все это время?
– Хвала тебе, господи!
– Ах, Ной, – поморщился господь, – что ты заладил одно и то же? Я тебе поручил начать здесь новую жизнь, не могу же я сам во все вникать, должен же и ты проявить инициативу!
– Хвала...
Бог вышел из себя. Он плюнул, принес ведро и утопил в нем Ноя.
Так погиб Ной, святой человек, который уцелел во время всемирного потопа.
А землю бог заселил грешниками.
И все пошло как по маслу.
1964
МАФУСАИЛ
Первым человеком был Адам.
Мафусаил не был первым человеком.
Первым пророком был Моисей.
Мафусаил не был первым пророком.
Поэтому Мафусаил прожил девятьсот шестьдесят девять лет. И в некрологе о нем было написано: "Безвременно скончался..."
1964
СТАДО МОИСЕЕВО
– Не сотвори себе кумира. Я, например, не сотворяю. У меня к этому не лежит душа.
Зашумело стадо Моисееве:
– Вы слышали, что сказал Моисей?
– Как это правильно!
– ...как верно!
– ...не сотвори кумира!
– ...не сотвори!
– ...о Моисей!
– ...мудрый Моисей!
– ...великий Моисей!
1964
ВАВИЛОНСКОЕ СТОЛПОТВОРЕНИЕ
Один из них сказал:
– Давайте сотворим столп во славу божию!
Каждый приносил камень и складывал в общую кучу.
И увидел бог, что это хорошо.
– Мне это нравится, – сказал он своим архангелам. – Я сам в молодости шесть дней работал на строительстве, так что я могу понять рабочего человека.
Люди взялись дружно, и вскоре столп приблизился к небу.
– А на небе-то пусто, никого нет!
Бог обиделся.
– Вы слышите? Они говорят, что меня нет. Разве это правда? Скажите, вы меня давно знаете.
Архангелы жили на небе, пили нектар и амброзию, поэтому они верили в бога.
Вернее, так: они верили в бога, и поэтому пили нектар и амброзию.
– Вездесущий! – сказали архангелы.
– А они что твердят в один голос? Нет, видно, придется смешать им языки, чтоб у них не было такого единогласия!
Бог так и сделал, и люди сразу перестали понимать друг друга. Каждый вытащил из кучи свой камень и спрятал его себе за пазуху.
Так окончилось творение столпа и началось столпотворение.
1964
ВАЛААМОВА ОСЛИЦА
И заговорила ослица человеческим голосом:
– Со слов Валаама...
Разинули рты святые угодники: шутка сказать – со слов Валаама!
И никто не знает, кто такой Валаам. Но, наверно, кто-то такой, раз на него ссылаются.
Слушают святые угодники.
На ус мотают.
Пример берут.
С ослов Валаама.
1964
ПРИТЧИ ЦАРЯ СОЛОМОНА
– Лучше открытое обличение, нежели тайная любовь!
Прежде подданные тайно любили царя, но, услышав такую притчу, перешли к открытому обличению:
– И это называется царь!
– Подумаешь – Соломон Мудрый!
– Считает себя мудрым, а на самом деле дурак дураком!
Подданные обличали вовсю. Они не щадили ни Соломона, ни его жен, ни его роскошных хоромов. Как перемывают грязную посуду, так они перемывали косточки царя.
И тогда Соломон сказал еще одну притчу.
Он сказал:
– Кто хранит уста свои, тот бережет душу свою, а кто широко раскрывает рот, тому беда!
И подданные захлопнули рты.
Подданные замолчали.
Подданные по-прежнему тайно любили царя.
1964
ИЗБИЕНИЕ МЛАДЕНЦЕВ
Палач тяжело дышал.
– Сил моих нет! Прямо детский сад, а не серьезное заведение!
– Чтобы рубить головы, нужно свою сохранить на плечах, – мягко улыбнулся царь Ирод.
– Трудно с ними, – всхлипнул палач. – Сущие ведь младенцы!
– Младенцы? – Ирод встал из-за стола. – Младенцы? – Ирод вышел на середину кабинета. – Запомни, палач: если думать о будущем, младенцы – это самый опасный возраст. Сегодня младенец, а завтра... Младенцы быстро растут.
1964
ОВЦЫ И КОЗЛИЩА
Стали отделять овец от козлищ.
– Ты кто есть?
– Овечка.
– А откуда рога?
– Честным трудом добыты.
– А борода?
– В поте лица нажита.
– Проходи, проходи, овечка!
Отделяют дальше.
– Ты кто?
– Овечка.
– Где ж твоя борода?
– Беда ободрала.
– А твои рога?
– Нужда обломала.
– Проходи, проходи, овечка!
Проходят козлища, лезут, прут, нагоняют страх на честных овечек. "Ох, трясутся овечки, – настали трудные времена: не знаешь, когда бороду отпускать, когда подстригаться!"
1964
ОДИН В ТРЕХ ЛИЦАХ
– Итак, голосуется первое предложение, – сказал бог-отец. – Кто за? Кто против? Кто воздержался?
– Я воздержался, – поднял руку бог-сын.
– Опомнись, сынок! На кого ты поднимаешь руку?
– Я ни на кого... Я просто так... голосую...
Старый бог рвал на груди балахон и метал громы и молнии:
– На меня? На самого? Не выйдет! Я себя породил, я себя и убью... когда сочту нужным...
– Простите, я хотел сказать...
– Нет, мальчик, шалишь!
– Я не шалю, – пробормотал мальчик и вдруг почувствовал себя мужчиной. – Но мне надоело... распинаться...
– Ах, ты не хочешь распинаться? Тогда мы сами тебя распнем!
И бог-отец отдал соответствующее распоряжение.
– А как же быть с обязанностями бога-сына? – спросил святой дух, который до этого сидел тихо.
– Ну, это я беру на себя, – успокоил его старый бог. – Тем более, что я сам себя породил – так что мне это и по штату положено. – И он заговорил громче, одновременно от имени отца и сына: – Итак, голосуется первое предложение. Кто за? Кто против? Кто воздержался?
– Я воздержался, – сказал осмелевший дух.
– И ты, брат? Как же это? От кого, от кого, а от тебя не ждал.
Говоря это, бог лихорадочно соображал, как бы разделаться со святым духом. Дух сидел тихо, но руки не опускал.
– Ладно, сдашь мне дела и – чтоб духа твоего не было!
Духа не было. Бог остался один. Один в трех лицах.
– Итак, голосуется первое предложение. Кто за? Кто против? Кто воздержался? – Бог посмотрел вокруг и вздохнул с облегчением: – Принято единогласно.
1964
ФОМА НЕВЕРНЫЙ
– Сейчас я пройду по воде, как по суху, – сказал Учитель.
Ученики дружно выразили одобрение. Один Фома усомнился:
– Может, не ходить? А вдруг утонете?
– Он всегда сомневается! – зашумели ученики. – Валяйте, Учитель, если что – мы поддержим!
Учитель встал и пошел. По воде, как по суху.
– Встретимся на том берегу! – крикнул он восхищенным зрителям.
– А теперь я поднимусь по воздуху, как по лестнице, – сказал он на том берегу.
– А вдруг разобьетесь? – усомнился Фома, верный своему неверию.
Учитель взмахнул руками и оторвался от земли.
– Браво, браво! – кричали ученики. – Мы так и знали, мы так и верили!
– А теперь, – сказал Учитель, опускаясь с неба на землю, – меня распнут на кресте.
– Господь с тобой! – перекрестился Фома. – Как можно говорить такое?
На него зашикали.
– Меня распнут на кресте, – продолжал Учитель, – вобьют в меня гвозди...
– Слушайте! Слушайте!
– ...из моих ран потечет кровь...
– Слушайте! Слушайте!
– ...потом я умру. А потом воскресну.
Ученики затаили дыхание. В тишине раздался тревожный голос Фомы:
– А вдруг не воскреснешь?
– Это уже слишком! – возмутились ученики. – Учитель – и не воскреснет! Кто ж тогда воскреснет? Уж не ты ли, Фома?
Учитель подождал, пока они успокоились. Потом сказал:
– К сожалению, не все от меня зависит. Для того, чтоб меня распяли, меня нужно сначала предать. Кто согласен меня предать?
– Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я!
Ровно одиннадцать Я. Один Фома воздержался.
– Не все сразу, не все сразу! – замахал руками Учитель. – Для того, чтоб предать, одного вполне достаточно. Пусть это будет... – Учитель обвел взглядом учеников. – Ты, Фома!
Ученик рухнул на колени:
– Учитель! Я люблю вас. Учитель, я не могу вас предать!
– Он не может предать! Вы слышите? – шумели ученики. – Учитель, поручи это дело нам! Любому из нас!
Для того, чтоб воскреснуть, человек должен сначала умереть, это очевидная истина. Но неверный Фома этого не понимал – и он упирался, тянул всех назад, когда все остальные дружной толпой провожали Учителя на Голгофу.
1964
ПОСЛЕДНИЙ РОМУЛ
Все началось при Ромуле и кончилось при Ромуле, будто и не было этих двенадцати веков триумфов и побед, будто не было величия Римской республики и могущества Римской империи, и славы, славы, немеркнущей славы ее полководцев, консулов, императоров и рабов.
Последний Ромул – Ромул Августул Момилл (что отличает его от первого просто Ромула) – живет на вилле, построенной еще знаменитым Лукуллом, которого, возможно, тоже не было... А было – что?
Сначала семь холмов и посреди них – волчица, кормящая мать, воспитавшая основателя вечного города (ничего нет вечного на земле – поздняя мудрость, неизвестная основателям). Первый Ромул построил город, и с этого, собственно, все началось... а может, и не с этого, потому что тот Ромул давно уже стал легендой.
Выкормыш волчицы. Смешно сказать! И придумают же такое!
Последний Ромул смеется. Он представляет, как тот, первый, строил город без лопаты и топора, без всякого нужного инструмента. С одной волчицей, смеется последний Ромул.
Без инструмента, смеется он, даже эту виллу не построишь. Правда, вилла построена хорошо, этот Лукулл, был он там или не был, видно, любил пожить. А кто не любит? Да, вилла неплохо построена. Сам Одоакр, король, останавливается здесь во время охоты.
Король Одоакр останавливается здесь, и Августул Момилл принимает его, как настоящий хозяин, и даже сидит с ним за одним столом. И тогда Одоакр называет его императором – в шутку, конечно, но не без основания, потому что Ромул ведь и вправду был императором... Был или не был? Кажется, все-таки был.
Тарквиний Гордый, Помпеи Великий, Антонин Благочестивый... Доблестный Марий, потерпев поражение, сказал знаменитую фразу: "Возвести своему господину, что ты видел Мария сидящим на развалинах Карфагена". Непокорный Катилина, потерпев поражение, сказал знаменитую фразу: "Я затушу развалинами пожар, который хочет уничтожить меня". Последний Ромул смеется: от всей истории остались одни знаменитые фразы. А может быть, и их тоже не было?
Трубят рога. Входит варвар Одоакр. Король Одоакр. Он хлопает Ромула по плечу, опирается на его плечо и так проходит к столу, где для него уже все приготовлено. Он садится, он пьет ("Твое здоровье, Ромул!"). Он рассказывает что-то смешное – и сам смеется, и Ромул смеется. Он разрывает мясо руками и глотает его, и заливает вином...
– Погляди, – говорит Одоакр, – какую я приволок волчицу.
Удачная охота. Сегодня хороший день. И вечер будет хороший.
Сколько лет Рим воевал с варварами, а все таи просто – посадить варвара на престол.
Последний Ромул стоит над телом мертвой волчицы.
1968
СВЯТОЙ ДОМИНИК
Окончив земные дела, святой Доминик отправился к богу.
– Ну, что там у нас? – встретил его господь. – Я, понимаешь, оторвался от земли, руки не доходят.
– Слава богу! – сказал Доминик. – Святая инквизиция не дремлет.
– Слава богу! – согласился господь.
– У нас теперь порядок, – докладывал Доминик. – Чуть что – и готово!
– Готово? Это хорошо. Ну, а как нравится тебе у нас, на небе?
Доминик промолчал.
– Говори, говори, не стесняйся!
– Разрешите донести... Я тут встретил одного... Уж очень какой-то веселый...
– Веселый? Ну, это не беда! Они у меня все пьяны от счастья.
– Разрешите донести, этот был не от счастья.
Господь насторожился:
– Не от счастья? А от чего? Я, понимаешь, оторвался от неба...
– На все воля божья, – напомнил Доминик. – Прикажи, господи!
И господь приказал.
Тихо-тихо стало на небе. Приумолкли силы небесные, и одно только слышалось: "Разрешите донести... Разрешите донести... Разрешите донести..."
– Вот теперь у нас полный порядок! – потирал руки святой Доминик. Слава богу!
– Слава богу! – хором вторили силы небесные.
– Слава богу! – говорил господь бог.
И попробовал бы он не сказать! Интересно, как бы он тогда выглядел...
1964
НЕЧИСТАЯ СИЛА
Не стало бесам житья, отовсюду их изгоняют. Только вселится бес в человека, а тут уже целая куча праведников:
– Чур тебя, нечистая сила! Изыди!
Изошли бесы, кто в чем стоял, и удалились в изгнание. Бредут по грешной земле, на судьбу свою плачутся.
– Совести у них нет, – плачется Бес Совестный.
– Черствые сердца, – плачется Бес Сердечный.
И вдруг им навстречу праведник. В темноте не видать, но у бесов на праведников особое чутье.
– Ноше вам почтение! – поклонился Бес Церемонный. – Позволено будет спросить: откуда путь держите?
– Из города. Бесов гонял.
Притихли бесы, опустили глаза, чтоб в темноте не блестели.
– А это хорошее дело – бесов гонять? – осторожно спросил Бес Совестный.
– Видно, хорошее, если за него деньги платят, – сказал праведник и пошел своей дорогой.
Призадумались бесы: вот ведь как устроился человек. Кого-то там погонял – и деньги в кармане. И сердце у него не болит, и совесть его не мучит...
– Я бы так, наверно, не смог, – вздохнул Бес Церемонный.
– Платят, видно, на совесть, – между прочим сказал Бес Совестный. – А работа ничего. Чистая работа.
Бес Сердечный молчал. А когда заговорил, то высказал общее мнение:
– Айда-ка и мы в город, бесов гонять!
По дороге запаслись одежонкой, подзубрили молитвы – и закипела работа!
Поначалу было трудно: известно, дело непривычное. Но потом изловчились, во вкус вошли. Иного беса можно б и не изгонять, а они и его изгоняют.
– Нечего с ними церемониться! – говорит Бес Церемонный.
– У нас работа на совесть! – заявляет Бес Совестный.
А Бес Сердечный только сплюнет в сердцах да еще на руки поплюет для надежности.
Раздобрели бесы, остригли хвосты, животы отпустили – такие тебе стали праведники!
– Чур тебя! – говорят. – Изыди, нечистая сила!
Раз, два сказал – и деньги в кармане, так почему б не сказать? Любит нечистая сила чистую работу!
1964
АНТИМИР
Жил-был антиквар. Он такого насмотрелся в своих древностях, что ему стало тошно жить на свете. И тогда он махнул на все рукой, написал завещание и отправился в антимир.
В те далекие времена антимир находился на седьмом небе, но это мало радовало его обитателей.
– Ох, – вздыхали они тихомолком, – ох, ох, ох!
Зато правил антимиром неунывающий король Антиох.
События происходили в 9341 году – 1439 году по земному летосчислению. Как вы помните, в этом году Базельский собор, недовольный правлением папы Евгения Четвертого, выдвинул в пику ему своего антипапу. А так как для антипапы, по мнению некоторых, больше подходил антимир, то его вскорости туда и переселили.
Вот так они все и встретились – антипапа, антиквар и король Антиох, веселый правитель антимира.
– Ну, что там на земле новенького? – спросил Антиох.
– Хорошего мало, – покачал головой антиквар. – Говорят, прикончили Цезаря. (Цезаря прикончили давным-давно, но для любителя древностей это было самым новым событием.) Ох, что творится!
– Не говорите "ох", – сказал король Антиох. – У нас на седьмом небе это не принято. У нас принято смеяться. А чтоб не лопнуть от смеха, лучшее средство – охота на антилоп.
И король Антиох отправился на охоту.
Между тем антипапа знакомился с обстановкой, поскольку антимир был для него новой областью. Для этого он призвал к себе местного дворника Антипа.
– Слушай, дворник, ты тут крутишься при дворе. Посвяти меня в дела антимирские.
– Наше дело десятое, – отмахнулся Антип.
– Не гневи антихриста, дворник.
– Наше дело десятое.
Прогнал его антипапа и призвал антиквара, человека ученого.
– Ты, антиквар, ученый человек, а мы, ты знаешь, университетов не кончали. Покопайся там в своих книгах, вычитай – что оно такое: антимир!
Пока антиквар копался, антипапа времени не терял. Выпросил у Антиоха престол, сел на него и задумался.
"Антимир... Ан-тимир... Анти-мир... Есть! Надоумил антихрист! Антимир значит война! Война во славу антихриста!"
– Война? – помрачнел Антиох. – Ох, что ж это будет?
– Не говорите "ох"! – одернул его антипапа. – Вы что, забыли, где вы находитесь?
– На седьмом небе, – спохватился король. – Ох!.. простите, я хотел не ох... Ох, я совсем запутался...
– Выпутывайтесь сами, – сказал антипапа, – а я иду объявлять войну. Некогда разводить антимонии.
И он объявил войну, которая вошла в историю под названием Великих Антихристовых походов. Одни умирали за антихриста, другие умирали против него, но все умирали совершенно одинаково, и последним словом каждого было привычное слово "ох".
– Не говорите "ох", – наставлял умирающих антипапа, но они все равно говорили.
В конце концов на седьмом небе остался только сам антипапа, Антиох, антиквар и дворник Антип, для которого война была дело десятое.
– Что-то я в последнее время мало радуюсь, – корил себя король Антиох. – Я сам себе становлюсь антипатичным.
А антиквар сидел в своих книгах, сидел да вдруг как выскочит!
– Докопался! – кричит. – Я уже докопался!
– Докопались без тебя, – осадил его антипапа. – Антимир – значит война, поскольку мир – это мир, а анти – это анти...
– Да нет же, не война! Здесь мир совсем в другом смысле. Мир – земля, антимир – небо! Мы ведь на небе!
– Что же ты раньше не сказал? – просиял антипапа и потрепал антиквара по щеке. – Чудак человек, надо было сказать раньше!
– А мы тут воюем, – сообщил невоевавший дворник АНТИП. – Столько народу перевели... Мое, конечно, дело десятое...
– Блаженны павшие во славу антихриста, – сказал антипапа и воздел очи горе. – Они теперь там, на восьмом небе!
И было так приятно чувствовать себя в антимире, который вовсе не означает войну, а означает нечто совсем другое, что все облегченно вздохнули:
– Ох!
Но тут же зажали рты и радостно улыбнулись.
1964
ПРАЗДНИК НА УЛИЦЕ ВАРФОЛОМЕЯ
В жизни каждого Варфоломея есть своя Варфоломеевская ночь. Была такая ночь и у святого Варфоломея.
Она пришла с большим опозданием, где-то в середине средних веков, когда о самом апостоле уже почти забыли. Но он не унывал, он знал, что и на его улице будет когда-нибудь праздник.
И вот наконец...
Варфоломей побрился, надел свой лучший костюм и вышел на улицу. На улице была ночь. Варфоломеевская ночь.
– Спасибо, родные, порадовали старика, – бормотал Варфоломей, глядя на бурные события этой ночи. – Господь не забудет святых ваших дел!
К нему подошли двое.
– Именем Варфоломея! – сказали они и взяли святого за шиворот...
Была ночь. Варфоломеевская ночь.
Варфоломеевская ночь, но уже без Варфоломея.
1964
ПРОСТАЯ СТАРУШКА
Старушка подошла к костру, на котором горел Ян Гус, и сунула в него вязанку хвороста.
– О святая простота! – воскликнул Ян Гус.
Старушка была растрогана.
– Спасибо на добром слове, – сказала она и сунула в костер еще вязанку.
Ян Гус молчал. Старушка стояла в ожидании. Потом она спросила:
– Что же ты молчишь? Почему не скажешь: "О святая простота"?
Ян Гус поднял глаза. Перед ним стояла старушка. Простая старушка.
Не просто простая старушка, а старушка, гордая своей простотой.
