355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Фазиль Искандер » Морской скорпион » Текст книги (страница 1)
Морской скорпион
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 23:39

Текст книги "Морской скорпион"


Автор книги: Фазиль Искандер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Фазиль Искандер
Морской скорпион

– Снасти здесь? Здесь. Сачок здесь? Здесь. Наживка здесь? Здесь. Сигареты взял?

– Да, – сказал Сергей Башкапсаров. Он сидел на средней банке, придерживая весла обеими руками, слегка балансируя ими, чтобы лодка не стала боком к волне, или лагом, как говорят моряки.

Хозяин, звали его Володя, придерживая лодку за корму, острым взглядом шарил в лодке, убеждаясь, все ли на месте, и, убедившись, что все на месте, мощно перебрав несколько раз мускулистыми ногами в закатанных брюках, вытолкнул лодку за линию прибоя и, ловко впрыгнув в нее, крикнул:

– Греби!

Прибой был не такой уж шумный, чтобы кричать. Но хозяин вообще все делал покрикивая. Крик его был следствием той особой повышенной нервности, некоторой безуминки, которая сама является следствием более или менее постоянной работы под открытым небом, на солнце.

Сначала это бывало неприятно, но потом Сергей привык и перестал замечать. Он сам догадался о причине этого крика, то есть о влиянии повышенной солнечной радиации, и, догадавшись, перестал обижаться на покрикивание хозяина. Он даже стал ему еще симпатичней, все-таки он был причиной пусть маленькой, но его собственной догадки. В том, что догадка верна, Сергей не сомневался.

У самого берега на светлом, словно тщательно просеянном, песчинка к песчинке, песке жена Сергея играла в бадминтон со щеголеватым геологом из Тбилиси.

Пока хозяин готовил лодку к отходу, Сергей любовался ею, ее неловкими, но исполненными тайной грации, именно потому что внешне они были неуклюжими, движениями. Она играла в бадминтон в первый раз и вообще, что называется, была совершенно неспортивна. Это не мешало ей иметь стройную фигуру, тонкую талию и нежные ноги.

Щеголеватый геолог играл с ней очень деликатно, накидывая ей волан, как ребенку, и она, постепенно смелея, играла все лучше и лучше. Вдруг она сделала резкое движение за воланом и, не удержавшись на ногах, упала на песок.

И пока она падала на песок, несколько замедленно, пытаясь все-таки удержаться, Сергей почувствовал к ней такой острый прилив нежности и любви, какого давно не испытывал. Разумеется, он понимал, что она падает на песок и это совершенно для нее безопасно. По-видимому, эту вспышку вызвала вся беспомощность и красота ее фигуры.

Странно, что, когда она упала, из горла его вырвался какой-то хриплый и как бы торжествующий смех. Она, уже присев на песок, посмотрела на него долгим взглядом и, ничего не говоря, встала и продолжила игру.

Но теперь она играла как-то потускнев. Под ее взглядом он, словно эхо, услышал свой смех и только сейчас осознал неуместность и жестокость его звучания. Он смутился под ее взглядом, но смутился главным образом от понимания жестокости своего смеха и непонимания, чем он был вызван, тем более что за мгновение до этого он почувствовал к ней острую нежность, как если бы любил ее одновременно как жену и как своего ребенка.

На самом деле смех его вызван был глубоко затаившимся, неосознанным чувством ревности к этому геологу, к их дружеской игре. Ее падение как бы прерывало, как бы означало невозможность наметившейся между ними гармонии, и смех его выражал радость по этому поводу.

Не понимая этого, но думая о случившемся, он греб в открытое море, и ему очень захотелось закурить. Он сделал сильный гребок, чтобы не замедлять ход, и повернулся к носу лодки, где лежали снасти и сигареты. На носу, свесив за борт ноги, сидели две девочки, дочки хозяина. Старшая, тринадцатилетняя, в купальнике, уже прислушивающаяся к рождению своей женственности, хорошенькая, и ее младшая, десятилетняя, сестричка, еще совсем ребенок, некрасивая, с веснушчатой мордочкой, с огромной улыбкой, вмещавшей, как казалось Сергею, все обаяние жизни, которое, несмотря ни на что, еще живет в этом окаянном мире.

Девочки, без слов поняв его, бросились давать ему сигареты и чуть не опрокинули лодку.

– Женька! Валька! – прикрикнул отец на обеих, заметно снизив интонацию гнева на втором имени, подчеркивая этим, что старшая несет главную ответственность.

Младшая все-таки опередила и, протянув Сергею сигарету, стала неуклюже чиркать спичками. Наконец, исчиркав несколько спичек, она дала ему прикурить.

– Спасибо, – сказал Сергей и поцеловал ее жесткую, соленую и крепкую, как плод, щеку. Она расплылась очаровательной, до ушей улыбкой своего слегка обеззубленного рта.

Отец страшно разозлился до этого из-за суеты, поднятой детьми, а теперь, увидев, что в коробке и так мало спичек, а девочка неумело спалила несколько штук, и вовсе рассвирепел:

– За борт!

– Пусть Женька плывет домой! Я поеду рыбацить! – стала хныкать младшая.

До этого девочки спорили, кому ехать, а кому нет, потому что отец считал, что вчетвером рыбачить будет трудно, да и дома должен был кто-то оставаться за хозяйку. Но так как девочки не уступали друг другу, пришлось взять обеих. Теперь явно перевес был на стороне Жени.

– Па, – окончательно добила она младшую, – она еще и сочинение не написала, и кроликов ей сегодня кормить.

– Ну ладно! – Девочка прыгнула головой и в мягкой голубой толще воды промелькнула струей кипящего серебра. Она вынырнула и, кажется не успев набрать воздуху, затараторила: – Все-таки это нецесно! Нецесно ябедницать!

– Нет, честно, – ответила старшая с улыбкой превосходства, – потому что я твоя старшая сестра.

– Ты и рыбацить не умеешь! – закричала младшая, вытягивая из воды мокрую мордочку со слипшимися на лбу густыми прядями и сверкая темными глазенками. – У тебя всегда одни колюцки ловятся!

– Ладно, плыви, плыви.

– Не твое дело! – закричала младшая и от возмущения ударила по воде крепкой ручонкой. – Захоцу плыву, захоцу – нет!

– Па, она не плывет, – сказала Женя.

В самом деле, девочка барахталась на одном месте. До берега было метров триста.

– А ну, плыви! – гаркнул отец.

– Какое ваше дело, может, я дядю Витю жду?

В самом деле, впереди чернела над водой голова одного из постояльцев хозяина. Он так далеко заплыл, что о нем подзабыли. Еще когда Сергей с хозяином вытаскивали лодку, девочки долго вглядывались в море, пока младшая первой не заметила Виктора. Жена его лежала тут же на песке и читала книгу. Сергей обратил внимание на то, что она за все это время так и не подняла голову, не посмотрела в сторону моря.

– Не очень-то у них ладится, – сказал Володя, когда Сергей обратил внимание на странное равнодушие этой женщины.

Оказывается, этот Виктор, человек на вид лет тридцати пяти, уже целый год в отставке, потому что летал на сверхзвуковых самолетах. И теперь вот молодой, атлетического сложения человек с хорошей пенсией, с хорошенькой женой, свободный от работы, приехал на юг. По словам Володи получалось, что жена Виктора недовольна его культурным уровнем. Володя об этом сказал с некоторым презрением к тому уровню культуры, о котором мечтала жена летчика. Сама она работала биологом в научно-исследовательском институте.

Через несколько минут они дошли до летчика. Он плыл размеренным брассом, и лицо его побледнело от долгого пребывании в воде.

– Братцы, закурить! – выдохнул он и, вытащив руку, ухватился за борт. Сергей хотел дать ему сигарету, но тот кивнул на окурок и показал губами, чтобы Сергей сунул ему окурок в рот.

– Дядя Витя! – крикнула Валя и плеснула ударом руки по воде.

– Гони ее домой, – сказал Володя.

Сергей снова налег на весла.

Володя больше ни разу не оглянулся в сторону дочки. Девочки жили в двадцати метрах от берега, и обе плавали как рыбки.

– Теперь бережней греби! Еще бережней! – крикнул он, не дождавшись, пока Сергей развернет лодку.

С Володей Палба Сергея свызывала давняя дружба. Он познакомился с ним на лодочном причале в Мухусе.

В тот год Сергей купил себе лодку и был в некотором затруднении, потому что еще не раздобыл собственного места на общем причале. Рядом с общим причалом находился причал ДОСААФа.

– Стань пока у меня, – сказал Володя. Он работал начальником лодочной станции ДОСААФа.

Так они стали дружить, иногда выходили в море на рыбалку или катались на яхте, и Володя учил его управлять парусами. Сергею понравился этот парень сухого и очень сильного сложения, чем-то похожий на индейца.

Он понравился ему своей независимостью и самоотверженной отдачей своему делу, которая, как думал Сергей, теперь редка в людях и которую он очень ценил и, когда думал о себе хорошо, относил себя к людям такой категории.

Володя обучал тогда подростков, мальчиков и девочек, парусному спорту, гребле, готовил скутеристов. На причале кипела жизнь: чинили и красили шлюпки, латали паруса, то и дело пробовали моторы.

По слухам, еще недавно, до прихода сюда Володи, это место было превращено в нечто вроде блатной малины. Причал был расположен на речке, в очень укромном живописном месте, прикрытом со стороны города ивовой рощей со свисающими над медленной водой речки зелеными струями ветвей. Летом здесь было всегда прохладно, и последние представители блатного мира собирались здесь поиграть в карты, поспать или посидеть за бутылкой водки.

Володя их несколько раз предупредил, чтобы они здесь не появлялись, но они не обращали на это внимания. Однажды он не выдержал, когда один из мерзавцев что-то очень грязное сказал в адрес девочки, занимавшейся у него. Он схватил весло и так решительно ринулся в их сторону, что они, а было их человек десять, не выдержали и разбежались, издали грозя «пришить» при первом же удобном случае. Однако никто из них не решился привести угрозу в исполнение.

Возможно, они слыхали о его необычайной физической силе: во флоте он занимался боксом и однажды ударом выбросил противника за канаты ринга. Впрочем, и блатной этот мир был уже не тот, что раньше.

Так или иначе, но больше они там не появлялись. Когда Сергей обзавелся лодкой и познакомился с Володей, тот уже был женат и имел двоих детей. Несмотря на свою скромную зарплату – он получал что-то около ста рублей, -он не имел никаких левых заработков, а главное, не признавал их.

Это был на редкость честный парень. Однажды Сергей пошел на яхтах в поход с его ребятами. Володи с ними не было. Они высадились на мысе Скурча, возле небольшого болотистого озера, вокруг которого ходило великое множество совхозных гусей. Одного из этих гусей ребята на обратном пути сунули в мешок и спрятали в яхте.

Ну, сунули – сунули. Сергей как-то не придал этому большого значения. Ребята старались сделать это так, чтобы Сергей ничего не заметил. И хотя Сергей видел, что они взяли гуся, но сделал вид, что ничего не видел.

Через три часа они вошли в речку и подошли к своему причалу, где их ждал Володя. К тому времени Сергей вообще забыл о гусе. Володя спрыгнул с причала и стал помогать ребятам разгружать яхты. Он сунул руку в один из мешков и вытащил гуся.

– Это что? – спросил он, держа гуся за ножки, и Сергей заметил, как его горбоносое индейское лицо бледнеет.

– Гусь, – подавленно признался кто-то из ребят.

В следующее мгновение гусь, выброшенный железной рукой Володи, перелетел речку и, запоздало пытаясь притормозить крыльями, шлепнулся на той стороне, где, кстати, был расположен небольшой пригородный рынок.

Через минуту Володя перепрыгнул в следующую яхту, и оттуда полетели спасательные пояса, робы и другие вещи, где могла быть спрятана контрабанда. Действия его сопровождались самыми яростными характеристиками Таких Спортсменов.

Ребята стояли притихшие и смущенные. Сергей понял, что Володя вкладывал в свои занятия с ребятами гораздо больше того, чем он думал. Но таким он его видел в первый и последний раз. Обычно спокойный, сдержанный, склонный к нехитрой морской шутке, Володя чинил вместе с ребятами шлюпки, паруса, разбирал моторы или ходил с Сергеем на рыбалку.

Потом Сергей переехал из Мухуса в Москву, но каждое лето проводил в Мухусе, и они продолжали встречаться. И вдруг в один из своих последних приездов он узнал, что Володя убил человека и сейчас в ожидании суда сидит в тюрьме.

Через знакомого следователя милиции Сергей добился свидания и, приехав в тюрьму, увидел его. Бритоголовый, с ввалившимися щеками, в полосатой пижаме, странно пародирующей тюремную одежду, он больше всего поразил Сергея выражением страшного отчуждения.

Ты на воле, а я в тюрьме, говорили его взгляд, его бритая голова, нездоровая худоба лица и нервные жесты.

Рассказывая о том, что случилось, он распахнул свою пижаму и показал на страшные синяки, оставшиеся на предплечьях, плечах и спине.

Вот что рассказал Володя.

В тот день он вместе с неким майором из Москвы и представителем республиканского ДОСААФа возвращался из инспекционной поездки по городам Абхазии. Вечер их застал на эндурском вокзале, откуда они собирались на электричке поехать в Мухус.

Они поужинали в вокзальном ресторане и за ужином достаточно крепко выпили. После ужина решили, не дожидаясь электрички, ехать в Мухус на какой-нибудь частной машине. Не исключено, что во время затянувшегося ужина они пропустили ближайшую электричку, а следующей ждать не захотели.

Был темный, душный августовский вечер. На привокзальной площади, куда они вошли, горели очень редкие фонари, что сыграло свою роль в той драме, которой предстояло случиться.

Итак, они вышли на привокзальную площадь и, чтобы иметь больше шансов поймать машину, разделились на две группы – Володя отошел к концу площади, а майор из Москвы, в честь которого и был устроен этот ужин, вместе с представителем местного ДОСААФа остались стоять напротив вокзала.

Через некоторое время Володя заметил, что к его товарищам подъехала частная «Волга» и майор, наклонившись к переднему окошку, стал договариваться с шофером. Но, видно, не договорился. Кстати, прежде чем разделиться на две группы, Володя Палба, который хорошо знал обычаи эндурцев, предупредил своих товарищей, чтобы они больше десяти рублей за поездку в Мухус не предлагали и твердо держались намеченной суммы.

И вот, значит, майор вынимает блокнот и карандаш и начинает записывать номер машины. Видимо, владелец «Волги» не только не согласился с намеченной суммой, но и послал его кое-куда.

И вот, значит, майор вынимает блокнот и карандаш и начинает записывать номер машины. А эндурцы, надо сказать, страшно не любят таких вещей. Их оскорбляет сама мысль о том, что существует какая-то инстанция, которая их может наказать.

Они сразу же начинают доказывать, что такой инстанции не существует и не может существовать. И вот шофер выскакивает из машины, вырывает у майора блокнот и карандаш, на глазах у него рвет блокнот, ломает карандаш и все это отбрасывает в сторону.

Как только водитель выскочил из машины, Володя стал быстро подходить к своим товарищам, и, пока водитель расправлялся с блокнотом майора, Володя успел погрозить ему кулаком. Но владелец «Волги» сел в свою машину и уехал.

Володе было обидно, что с майором из Москвы, в какой-то мере их гостем, этот эндурец поступил столь непочтительно. Но делать было нечего, они снова разделились, и после нескольких неудачных попыток Володя нанял за десять рублей частную «Волгу», сел рядом с шофером, подъехал к своим друзьям, и они отправились в путь.

Через несколько минут, когда они выехали на трассу, злополучный майор узнал водителя. Это был тот самый, с которым он безуспешно пытался договориться. Но майор уже был настроен мирно.

– Ну, вот видите, – сказал он шоферу, – напрасно вы упрямились.

– Все равно будет по-моему, – отвечал водитель.

– Мы же договорились, – напомнил ему Володя.

– За десятку я вас не повезу, – отвечал хозяин «Волги".

– Раз договорились, повезешь, – жестко возразил ему Володя.

Они некоторое время так препирались, а потом шофер неожиданно свернул с трассы и поехал по очень темной улице. Володя попытался вырвать у него руль, но тот продолжал ехать. Тогда Володя с размаху шлепнул его ладонью по щеке.

Шофер остановил машину, открыл дверцу и побежал к багажнику. Володя понял, что он хочет взять в руки монтировку, то есть ломик. Володя тоже открыл дверцу и вышел. Тут он увидел, что к ним приближается зеленый огонек такси. Володя удивился, что на этой пустынной улочке появилось такси. Он даже мельком подумал, не бросить ли этого левака и не договориться ли с таксистом. Не успел он додумать об этой возможности, как увидел, что таксист остановился в десяти шагах и, выскочив из кабины, тоже побежал к своему багажнику.

Володя догадался, что дело плохо. Видно, они договорились избить этих чужаков, и таксист просто ехал за ними.

Первым подбежал к нему хозяин «Волги». Володя держал в руке плащ. Когда тот размахнулся, чтобы ударить монтировкой, Володя швырнул в него плащ, и, когда хозяин «Волги» замешкался на секунду, чтобы скинуть с себя плащ, он его ударил. Удар был не очень удачный, шофер упал, но монтировки из рук не выпустил.

В это мгновение к нему подбежал второй шофер. Это был очень рослый и сильный парень. Чтобы защититься от него, Володя вынужден был покинуть первого шофера. Тот вскочил на ноги, и они вдвоем навалились на Володю.

Теперь удары монтировок грозили Володе с двух сторон. Он только успевал отходить и, спасая голову, по-боксерски, подставлять плечи. Контролировать удары становилось все труднее и труднее. Медленно отступая, он повторял одно и то же:

– Ребята, договоримся!

Но ребята договариваться не хотели. Они пришли в дикую ярость, тем более что майор и второй спутник Володи не попытались каким-то образом вмешаться в драку. Они вышли из машины и стояли в стороне. Было похоже, что они заранее готовятся к роли молчаливых свидетелей. Скорее всего, они просто струсили.

Через несколько минут двое эндурцев загнали Володю на край дороги, и он спиной почувствовал колючие кусты трифолиаты, ограждающие дорогу. Он понял, что еще несколько секунд, и один из ударов монтировки обязательно попадет в голову.

Тут он вспомнил, что у него в кармане перочинный нож, и сунул руку в карман. Как только он сунул руку в карман, эти двое мгновенно отступили. По-видимому, они решили, что у него в кармане пистолет. Может быть, не вынь он руки из кармана, все бы обошлось. Но он вынул руку из кармана и раскрыл маленький перочинный нож с лезвием не больше человеческого пальца.

Таксист, увидев перочинный нож и как бы оскорбленный собственной осторожностью, ринулся на него и со всего размаху ударил монтировкой. Володя успел уклониться вправо и, приняв удар левым плечом, снизу апперкотом ударил его ножом в грудь.

Таксист выпустил ломик и схватился за грудь.

– Убил, – сказал он удивленно. Никто не почувствовал силы удара и не поверил его словам. Второй шофер помог ему сесть в машину и увез в больницу.

Володя выбрался на трассу и на попутном грузовике уехал домой, еще не зная, что таксист через два часа скончается в больнице. Лезвие ножа задело сердце. На следующий день, узнав, что таксист умер, Володя сам пришел в милицию. Таксист был единственным сыном известного в Эндурске старого уголовника, который отпустил бороду в знак мести и громко говорил всем, что убьет убийцу сына и судью, если тот не приговорит его к расстрелу.

Несколько судей отказывались браться за дело, несколько раз сам Володя, пользуясь своим правом, отклонял помещение суда, как недостаточно безопасное.

Наконец суд состоялся. Все прибывшие на суд из Эндурска были тщательно обысканы. Тем не менее угрозы отца, сидевшего на судебном заседании, безусловно повлияли на решение суда. Суд приговорил Володю к двенадцати годам колонии строгого режима по обвинению в злонамеренном убийстве… в пьяном виде. Директор эндурского привокзального ресторана представил следствию счет, из которого следовало, что Володя со своими друзьями выпили полдюжины бутылок водки и столько же вина, что, конечно, было ложью.

Верховный суд республики, куда осужденный через своего адвоката обратился с жалобой, отклонил ее и признал приговор справедливым.

Обо всем этом Сергей узнал уже в Москве, куда Володя ему писал письма из одной из северных колоний, где он работал на лесоповале.

Через брата Володи Сергей связался с адвокатом, который выслал ему копию судебного заключения и свидетельские показания. Даже по этому совершенно официальному документу было видно, что мера наказания страшно завышена.

Сергей владел пером и иногда выступал в центральных газетах и журналах по вопросам истории и социологии. Он решил попробовать написать в газету. Даже по материалам самого судебного следствия, явно пристрастного, было ясно, что судить Володю можно было только по статье о превышении мер самообороны. А эта статья предусматривала совершенно другие сроки наказания.

Сергей написал очерк, и, по мнению всех, кто его читал, он получился убедительным. Сергей принес его в одну из центральных газет. Вместе с очерком он отдал в газету и все материалы судебного следствия.

Очерк держали около двух месяцев, и в конце концов заведующий отделом вернул его, похвалив за стиль и как-то интимно объяснив, что именно их газета не может выступить по этому вопросу.

Через несколько дней Сергей отнес очерк в другую центральную газету. Очерк опять долго продержали, и в конце концов заведующий отделом сообщил ему, что редколлегия разделилась поровну, но, к сожалению, главный редактор оказался на той стороне, которая против печатания, и она перетянула.

– Если бы он не был выпивши, – сокрушенно сказал заведующий, -еще можно было бы что-нибудь сделать… Но сейчас, когда идет кампания против пьянства…

Сергей продолжал переписываться с Володей и, рассказывая о ходе дела, старался поддерживать в нем надежду. В ответных письмах Володя настойчиво просил его обратиться к известному журналисту, прославившемуся своими судебными очерками. Он уверял его, что тот в курсе дела и должен помочь.

Сергей сомневался в помощи этого известного журналиста, но, когда второй раз отказали, он решил найти его и поговорить с ним. Как раз в тот день в газете, где работал этот журналист, появился его очерк, в котором разоблачалось взяточничество в одном московском учреждении.

Сергей пришел в редакцию и спросил, как найти этого прославленного журналиста. Один из сотрудников редакции сказал, что тот сейчас обедает, и, проводив Сергея в столовую, кивнул на столик, где в одиночестве сидел этот человек.

Сергей стал дожидаться, когда тот закончит обедать. Прославленный журналист каким-то образом заметил кивок сотрудника редакции в сторону его стола и сейчас, продолжая обедать, время от времени бросал на Сергея враждебно-подозрительные взгляды. Во всяком случае, Сергею так показалось.

Тем не менее, когда тот приступил к кофе, Сергей подошел к его столику, представился и сказал, по какому делу он хочет с ним поговорить.

– Да, я в курсе, – кивнул ему журналист, отхлебывая кофе и как будто становясь более доброжелательным, – приезжал его брат и показывал материалы… Выступить я не могу, поскольку сейчас идет борьба с пьянством, но сделаю то, что в моих силах.

После этого он прочел очерк Сергея, посоветовал отправить копию в Верховный суд и обещал со своей стороны тоже туда позвонить.

Сергей послал копию очерка в Верховный суд и отнес свой очерк в еще одну редакцию центральной газеты.

Здесь его приняли просто дружески. Заведующий отделом обещал сделать все от него зависящее, чтобы «протолкнуть» очерк. Именно поэтому он просил Сергея набраться терпения. Дело в том, сказал он ему, что сейчас пересматривается закон о превышении мер самообороны. Закон этот, в согласии со здравым смыслом, должен смягчить наказание людей, которые превысили меры самообороны.

Прошло около двух месяцев, и Сергей уже отчаялся было ждать, как вдруг в институте ему сказали, что в газете появилась его статья, где он выступает в совершенно новом амплуа.

Да, это был замечательный день! Сергей держал в руках газету со своим очерком и не верил глазам. Ведь больше полугода прошло с тех пор, как он пытался его протолкнуть. Ни одна его научная публикация не доставила ему такой радости.

Он позвонил в редакцию и поблагодарил заведующего отделом.

– Это вам спасибо, – журчал довольный голос заведующего, – отдел наш на летучке хвалили… Ведь вчера был напечатан указ, смягчающий наказание за превышение мер самообороны.

После появления статьи дело завертелось с карусельной праздничной быстротой. Через три дня он получил ответ на свое послание в Верховный суд: дело будет немедленно пересмотрено! Безусловно, была допущена судебная ошибка!

Он получил от Володи благодарное письмо из больницы, где тот сейчас выздоравливал. Оказывается, его слегка подмяло спиленное дерево, но теперь дело идет на поправку, и, судя по разговорам, которые с ним ведет начальство, по-видимому, его скоро отпустят.

Через два месяца, когда Сергей приехал в Абхазию, они снова встретились. Грустно-радостной была встреча, а Сергей наивно ожидал, что она будет бурным праздником победы справедливости!

Сергей почувствовал, что пережитое Володей за эти два года как-то надломило его. И само невольное убийство, совершенное им, не прошло бесследно, и явная несправедливость ведения судебного дела оставила горький след в его душе, и физическая травма, полученная на лесоповале, давала о себе знать: каким-то образом ударом падающего ствола был задет позвоночник, и сейчас Володя время от времени испытывал боли в спине, а по ночам иногда вставал с постели и бродил в лунатическом состоянии.

К тому же отец убитого не унимался. Несколько раз, пока Володя был в тюрьме, он заходил к его жене и угрожал в отместку убить детей. Последний раз старик уже заходил при Володе и угрожал убить его, если он не заплатит за сына три тысячи рублей.

Хоть и не слишком дорого он просил за сына, Володя, разумеется, отказался. Тот пригрозил ему смертью и уехал. Жаловаться было бесполезно и сделать было ничего нельзя, потому что, как чувствовал Володя, за стариком как бы оставалось право на ответный удар.

Местный ДОСААФ предложил Володе занять свою прежнюю должность, но он отказался и через некоторое время навсегда переехал жить в дом своего тестя, в этот рыбачий поселок. Жил он теперь за счет курортников, которых на летний сезон пускал в дом, а также за счет фотографирования тех же курортников, которым он занимался от какой-то жалкой артели.

Кто его знает, какие соображения заставили его таким коренным образом переменить образ жизни. Не последнюю роль, как думал Сергей, во всем этом деле сыграло то обстоятельство, что рыбачий поселок был расположен в стороне от Мухуса и, вероятно, Володя чувствовал здесь себя в большей безопасности от встречи со старым уголовником. Но Сергей понимал, что, конечно, это было не единственным соображением.

В то лето Сергей в последний раз зашел на причал, где когда-то стояла его лодка и работал его товарищ. Здесь ожидало его грустное запустение. Лодку его давно унесло в море наводнением. Несколько мальчиков с безнадежным упорством возились возле никак не заводившегося лодочного мотора.

Местные длинноволосые хиппи со своими подругами расположились в прохладной тени прибрежных ив. Один из них взобрался на инжировое дерево и, повесив рядом с собой на ветку приемничек, слушал «зонги» и рвал инжир. Время от времени он небрежно бросал девушкам плоды инжира, и они, лежа или сидя, лениво дотянувшись, отправляли их в рот, не потрудившись очистить шкурку или хотя бы сдуть пыль, в которую шмякались плоды. Одна из них с откровенным интересом стала рассматривать Сергея, и, когда он тоже внимательно на нее посмотрел, она, словно древним интуитивным движением женщины, попробовала притронуться к волосам, но потом почувствовала, что, если идти в этом направлении, слишком многое надо будет менять, она бросила волосы и, вытащив изо рта своего дружка, лежавшего рядом, сигарету, закурила, глядя на Сергея и как бы говоря: вот такие мы, уж как хотите. Дружок ее, не меняя позы, с беззлобным равнодушием посмотрел на Сергея.

«Милая девушка, – отметил Сергей мельком, – особенно если ее дня три подержать в ванной. Новая генерация, – подумал Сергей, обратив внимание, что почти все они были рослые, длиннорукие, длинноногие… – или новая дегенерация», – добавил он беззлобно и тут же забыл о них.

Он снова обратил внимание на следы запустения на этом причале, на прогнивший деревянный настил, на замызганные лодки, на ребят, безнадежно пытающихся завести мотор, который после долгих усилий несколько раз чихнул и опять замолк.

Он вспомнил тот веселый причал с деловитыми мальчиками и девочками, надраенный, как палуба, дворик территории причала, банки с красками, запах стружки, праздничный вид шлюпок, вспомнил, как он сюда приходил со своей девушкой, которую так любил тогда, вспомнил, как весело и доброжелательно встречали его здесь, и снова подумал – как много зависит от одного человека в любом деле.

В тот же день Сергей, роясь у себя дома в ящике со старыми письмами, наткнулся на свой дневник того времени. Местами морщась, как от зубной боли, на молодую романтическую самоуверенность стиля, он прочел вот эти страницы…


____________________

"Она к морю приехала с мамой, но в море ушли мы вдвоем.

– А как же мама? – спросила она немного растерянно.

– Мама останется сторожить землю, – сказал я твердо и отгреб от берега.

Она ничего не ответила, а только молча уселась на корму.

Я продолжал грести, берег уходил все дальше и дальше.

Она окунула руку в море. Маслянистая густая синева мягко обтекала кисть ее руки. Ладонь как северный листик в южном море. Нет, скорее плавничок, развернутый против движения лодки. Ладонь бессознательно тормозила, но берег уходил все дальше и дальше, весла были сильней. И чем дальше отходили мы от берега, тем меньше становилось расстояние между кормой, где она сидела, и средней банкой, где я греб.

Мы уходили все дальше и дальше, и звуки, которые доносились с берега, были тоньше и чище, чем обычно. Море успевало их промыть и обточить. Они казались немного странными, как шум жизни, если его услышать со стороны.

Она оглянулась на берег и увидела темно-сиреневые горы и ниже белые пятна домов, сияющие сквозь зелень.

– Дай попробую погрести, – сказала она.

– Попробуй, – сказал я и уступил ей весла.

Сначала не получалось. Но она довольно быстро приспособилась. У нее были длинные руки, а тонкое тело от напряжения слегка скашивалось, как скашивается очень молодое деревцо, если на него влезть. Она выгребала с таким трудом, что вода казалась слишком густой.

Нестройный взмах весел, и грудь слегка подается вперед, как будто пытается дотянуться до ленточки финиша. Но до финиша было далеко.

Потом она снова села на корму. Она была довольна, что у нее получается. Я был уверен, что у нее получится. Она снова опустила руку в воду, уже не пытаясь тормозить, просто чтобы остудить ее.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю