Текст книги "Энциклопедический словарь (Р)"

Автор книги: Ф. Брокгауз

Соавторы: И. Ефрон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Рапс

Рапс (Brassica Napus, L. var. oleifera DC.), – важное масляничное растение из сем. крестоцветных (Cruciferae). Существуют две разновидности Р.: яровой Р. (annua Doll.) и озимый (hyemalis Doll.). Р. однолетнее или двулетнее (озимый Р.) растение с тонким корнем, с прямым, вверху ветвистым стеблем и с сероземными листьями; нижние листья лировидные, черешковые, верхние листья продолговатые, цельно-крайние с расширенным сердцевидным основанием, полуобхватывающим стебель. Цветки золотисто-желтые, собранные в негустые кисти; распускание цветов идет в восходящей последовательности. Стручок сильно отклонен от стебля, почти горизонтальный. Семена бурые.

С. Р.

Рапсодия

Рапсодия – род музыкальной фантазии, не связанной определенною формой. Р. пишется преимущественно в национальном духе, как бы в подражание народным греческим Р. Наибольшую известность получили венгерские Р. для фортепиано, Листа. В последнее время писались Р. для оркестра норвежскими композиторами, а также французом Лало. И. С.

Рапсоды

Рапсоды (raywdoi) – исполнители и может быть творцы древнегреческих эпических песен. Вопрос о происхождении рапсодов и их первоначальной деятельности представляется спорным. Древнейшее свидетельство относится к 607 г. до Р. Х., когда сикионский тиран Клисфен, по случаю войны с Аргосом, запретил Р. в Сикионе рецитировать Гомера, так как последний прославил в своих поэмах Аргос и Аргивян. Вероятно Р. существовали и раньше, но с какого времени они ведут свое начало, какова была их деятельность, где именно существовали школы рапсодического искусства – на все эти вопросы можно отвечать лишь догадками, над построением которых много трудилась новейшая филология, начиная с конца прошлого века. Самое слово Р. в догеродотовской литературе не встречается, если не считать одного места у Гезиода (frag. 34), который называет себя и Гомера rayanteV aoishn. Ничто, впрочем, не говорит против древности этого слова, и отсутствие его у Гомера можно объяснить, как это делает Bergk, метрическим свойством формы rayaoidoV, которая не укладывается в гекзаметр.

Попытки уяснить понятие слова этимологическим его анализом не привели к определенным результатам. Одни, исходя из перифразы Пиндара, который определил Гомеридов как raptvn epewn aoidoi, производили слово Р. от глагола raptw (шью) и ydh (песнь) и видели в Р. слагателей («сшивателей») песен, при чем, по мнению Бергка и Вольфа, в понятии «шить» указывается творческая деятельность поэта, искусно слагающего («сшивающего») из слов целую песнь. К. О. Мюллер видел в Р. составителей («сшивателей») непрерывного ряда одинаковых стихов, не разбивающихся на строфы; при таком объяснении Р. – то же, что эпические поэты, так как эпический размер (гексаметр), не допуская деления на строфы, состоял из одинаковых метрических единиц. Представители теории песен (Лахманн и др.) видели в Р. составителей целых поэм из отдельных песен. Другие (Bernhardy, Jd. Meyer) разлагали слово rayjdoV; на rabdoV (трость) и jdh (песнь) и видели в Р. певцов исполнителей, державших в руках, вместо лиры, символ своей деятельности – rabdoV.

Эти Р. исполнители, по мнению Мейера, сменили творцов-аэдов, отметив своею деятельностью вторую стадию развития греч. поэзии, когда музыка отделилась от рецитации и эпос начал декламироваться, причем в первое время рапсодическое искусство не исключало творчества. Третьи (Croisel) считают оба первые толкования неудовлетворительными, отказываясь, за неимением других данных, от объяснения слова. Во всяком случае большинство ученых признает, что Р., современные гомеровским поэмам, не были похожи на позднейших Р., которые в историческую эпоху являлись профессиональными декламаторами и толкователями преимущественно гомеровской поэзии. Общественное положение древних Р. было, повидимому, почетно: хотя они принадлежали к классу демиургов и зарабатывали себе пропитание своим даром песнопения, однако, появление их приветствовалось всеми. Переходя, из города в город, Р. мог прославить дом и род своего гостеприимного хозяина; поэтому на пиру ему отводилось почетное место. В эту эпоху Р. были как бы трубадурами и далеко не были похожи на позднейших Р. жонглеров, которых Сократ (в «Пире» Ксенофонта) называет «глупым народом» (eJnoV hliJiwteron). Подобно древним художникам и литейщикам, Р. составляли особый класс или цех и делились на группы или семьи (школы); члены которых считали свою профессию фамильной, передавая преемственно искусство рецитации и сокровища поэзии. Такую фамилию профессиональных Р. представляли, быть может, xиoccкиe гомериды. которые считались распространителями песен своего великого предка-эпонима. Древнейшими Р. были, по мнению Бергка, Демодок и Фемий, выведенные в Одиссее певцы-кифареды. Они пели эпические произведения под аккомпанемент струнного инструмента, кифары (форминга). Позднее, с развитием музыки, монотонное исполнение эпических мелодий перестало удовлетворять слушателей: музыка перестала служить аккомпанементом, пение заменилось рецитацией, при чем поэт или Р. пользовался струнным инструментом лишь во вступлении (prooimion), как бы для того, чтобы направить свой голос. Позднее, когда музыка совершенно отделилась от рапсодических декламации, Р. вместо лиры держал лавровую трость, как символ дара песнопения (трость – или жезл – была также атрибутом глашатаев – khruceV, которые, подобно певцам, состояли под покровительством Зевса). Р. декламировали преимущественно эпические произведения (хотя упоминаются и Р.-исполнители лирических песен; напр. Клеомен рецитировал в Олимпии KaJasoi Эмпедокла) и были их распространителями, особенно при отсутствии грамотности в народе.

Сферой деятельности их были первоначально палаты знатных богачей героического периода, позднее – общественные празднества, на которых поэтическому состязанию было уделено почетное место, наряду с гимнастическим и конным. Необразованная толпа с интересом слушала песни Гомера; женщинам и мужчинам были одинаковы доступны эти состязания, игравшим роль народной школы в древнюю пору греческой жизни. Историческая заслуга Р. заключалась в том, что они сеяли просвещение в эпоху, когда еще не существовало письменности: благодаря их деятельности гомеровский эпос в течение VIII и VII в. распространился по о-вам Средиземного моря (Иос, Родос, Кипр, Крит), а затем был перенесен на греческий материк и на Запад. Креофилу Самосскому приписывается перенесение гомеровского эпоса в Спарту, Кинэеу Хиосскому – в Сицилию; распространение эпоса в Аттике приписывается Р. смирнской школы. В то же время были учреждены рапсодические состязания в Кипрском Саламине, Спарте, Сикионе, Олимпии, Эпидавре, Афинах (на празднике Панафиней). К началу VI века относится установление особых законов, касавшихся деятельности Р. Путем устной передачи гомеровская поэзия могла утратить свой первоначальный вид (александрийские грамматики всю порчу гомеровского текста приписывали рапсодам); государство озаботилось, поэтому, установлением единой редакции эпических песен. В то же время Солон, по преданию, издал закон, чтобы Р. на состязаниях декламировали в определенном порядке и по установленному тексту (exupobolhV – выражение, составляющее один из спорных пунктов гомеровского вопроса). Это распоряжение было подтверждено Гиппархом, который издал приказ, чтобы рапсоды рецитировали exupolhyewV, т. е. чтобы каждый начинал рецитацию с того места, где остановился предыдущий агонист. Канонический экземпляр, редактированный в VI в., спас поэмы от окончательного искажения. Практика фрагментарной рапсодической декламации разделила Одиссею и Илиаду на отделы или песни, называемые рапсодиями. Позднейшие Р. не пользовались уже тем почетом, как древние. Несмотря на это, рапсодическое искусство не падало; напротив, на сколько можно заключить из платоновского диалога «Ион», оно находило еще много ценителей.

Платон приравнивает рапсодическое вдохновение к поэтическому и в этом видит сущность рапсодического искусства. Из того же диалога мы узнаем, что Р. были толкователями Гомера и преподавателями гомеровской энциклопедии. Рапсодика составляла часть театрального искусства (upokritikh); Р. должен был быть хорошим жестикулятором и драматическим актером. Выступая на сцену, он облекался в цветной пестрый костюм и надевал на голову золотой венок; его декламация напоминала декламацию трагических актеров. Рапсодическое искусство пережило классическую эпоху греческой жизни, и перешло в Александрию. Состязания Р. упоминаются в Орхомене, Феспиях и др. местах еще при императорах.

Литература (кроме общих трудов по истории греч. литературы): Платон, «Ион»; Dressig, «De rhapsodis» (Лпц., 1734); Wolff, «Prolegomena ad Ноmеrum» (1795; 3 изд., 1884, Галле); Nitsch, «Derhapsodis aetatis Atticae» (Киль, 1835); W. Muller, «Homerische Vorschule» (Лпц., 1836); Sengebusch, «Dissertatio Homerica» (Лпц., 1861); Weicker, «Der epische Cyclus» (Бонн, 1865); Ф. Соколов, «Гомеровский вопрос» («Журн. Мин. Нар. Пр.», 1868, № II, стр. 379, 403); Niese, «Die Entwickelung d. Homerischen Poesie» (Берл., 1882); Джебб, «Введение к Илиаде и Одиссее» (СПб., 1892, стр. 84 след.).

Н. Обнорский.

Расин

Расин (Жан-Батист Racine) – знаменитый французский драматург, род. в ФертеМилоне 21 дек. 1639, ум. в Париже 26 апр. 1699 г. Оставшись круглым сиротой четырех лет от роду, он перешел на попечение бабушки и тетки, усердных последовательниц учения янсенистов; они старались насадить эти воззрения и в душе впечатлительного мальчика, чтобы потом сделать из него духовное лицо. В Пор-Рояле, под руководством опытных учителей, он скоро приобрел такие познания в греческом языке и греческой литературе, что шестнадцатилетним юношей уже свободно читал в подлиннике Софокла и Еврипида. Рядом с этими влияниями истинного классицизма шло влияние школы Ронсара, выразившееся в сочинении вычурных и сентиментальных стихотворений, который ему приходилось тщательно скрывать от строгих профессоров. Из этой обстановки девятнадцатилетний Р. прямо переходит в парижский свет, знакомится с актрисами, для одной из них, особенно пленившей его сердце, пишет две маленькие пьесы (до нас не дошедшие), проводит целые дни в увеселительных местах со своим новым другом, баснописцем Лафонтеном, и своим образом жизни так устрашает своих бабушек и тетушек, что его снова извлекают из этой греховной среды и усылают в Uzes, под опеку славившегося своими добродетелями священника. Тем не менее свет, особенно женщины, продолжал интересовать Р. гораздо больше назидательных занятий, которыми его обременяли, все еще надеясь устроить ему положение в духовном ведомстве. Когда эти надежды оказались неосуществимыми (по чисто материальным соображениям и обстоятельствам), Р. возвратился в Париж (в 1663 г.) и жил в обществе художников и писателей (Мольер, Лафонтен, Буало), а затем и при дворе, который начинает покровительствовать ему за его оды. Первые его драматические труды – трагедии «Thebaide» (1664) и «Alexandre» (1665) – написаны в ту пору, когда он находился еще под влиянием двух направлений: Корнелевского (которому подчинялись тогда еще многие, хотя это было время упадка творчества отца французской трагедии) и нового, в котором все больше усиливались основные элементы романтизма. Писателем вполне самостоятельным Р. явился в «Андромахе» (1667) трагедии, которая открыла собою новую эпоху во французской драматической литературе, сменив ту, которой положил начало «Сид» Корнеля. Р. – говорит Гейне – был первый поэт нового времени, как Людовик XIV – первый король нового времени. В пьесах Корнеля еще дышат средние века; в нем еще хрипит дух старого рыцарства... Но в Р. нет уже и следа средневекового образа мыслей; в нем пробуждаются новые чувства; в его груди благоухали первые фиалки нашей новой жизни..." Если эта новизна дала себя явственно знать уже в «Андромахе» (чем и объясняется главным образом ее громадный успех в тогдашнем новом поколении), то она блистательно развилась в последовавших за «Андромахой» и обнимающих ровно десятилетие (по 1677 г.) трагедиях: «Britannicus», «Berenice», "Bajazet, «Mithridate», «lphigenie» и «Phedre». Слава Р. достигла своего апогея, несмотря на противодействие, которое встретил новатор в старом лагере; вместе с тем сыпались на него со стороны двора и самого короля отличия и почести. В самый разгар этой деятельности, после представления «Федры» – пьесы, в которой главная особенность творчества Р. выразилась в самом полном и ярком виде, он – вдруг дал торжественную клятву перед Богом не писать больше для театра. Враги Р. убедили плохого писателя, Прадона, написать тоже «Федру» и сумели доставить этой пьесе временный успех, превосходивший успех «Федры» Р. Раздосадованный и раньше долговременной оппозицией, за которую любовь гораздо более значительной части публики не вознаграждала его граничившее с тщеславием сознание собственного достоинства, автор восьми знаменитейших трагедий того времени (к которым примыкала еще написанная через год после «Андромахи» остроумная комедия в аристофановском духе, «Les Plaideurs») действительно перестал писать. Он оставался при дворе короля, который назначил его своим историографом, но вел по большей части уединенную, созерцательно-мистическую жизнь. Религиозное настроение до такой степени овладело им, что одно время он хотел поступить в монахи, и только увещания друзей удержало его от исполнения этого решения. Это новое настроение нашло себе выражение в тех двух (и последних) трагедиях, которыми, после двенадцатилетнего молчания, он возобновил свою драматическую деятельность, нарушив, таким образом, свой обет – но нарушив его, по его собственному заявлению, все с той же религиозной целью. Эти трагедии были «Esther» и «Alhalie», написанные им по просьбе мадам де-Ментенон для воспитанниц СенСирского монастыря и доказавшие – особенно «Athalie», – что долговременный перерыв нисколько не повлиял на ослабление его творчества. Прекрасной характеристикой действующих лиц, эффектностью драматизма, художественным воспроизведением борьбы между духовным и светским деспотизмом «Athalie» не уступает лучшим произведениям Р., если не превосходит их в некоторых отношениях. Два года спустя после появления «Athalie», Р., отчасти огорченный холодностью к нему короля, отчасти вследствие болезни печени, умер. Похоронили его, согласно его желанию, в Port-Royal-des Champs, где протекло его детство; после разрушения аббатства (1709) останки поэта были перевезены в Париж и погребены в церкви St.Etienne do Mont. Кроме произведений драматических, Р. написал еще много од; между которыми самые лучшие – духовные, несколько эпиграмм, «исторический очерк Пор-Рояля» и две-три мелочи в прозе; но значение его в литературе зиждется исключительно на деятельности его как драматурга. Историко-литературное новаторство Р. заключается в замене господствовавшего до тех пор в драматической поэзии элемента героического элементом чисто человеческим; в этом различие (отмеченное уже Ла-Брюйером) между Р. и Корнелем, «изображавшим людей такими, какими они должны быть, а не какие они на самом деле» – различие аналогичное с тем, какое Аристотель усмотрел между идеалистом Софоклом и реалистом Еврипидом. Р. проложил путь тому проникновению поэтического творчества в жизнь человеческой души, с ее обыкновенными радостями и страданиями, которое сделалось одною из отличительных черт литературы XVIII в., но началось уже в веке предшествовавшем, по инициативе таких философов, как Декарт, рекомендовавший обращать все внимание на человека и его духовные силы. С такой задачей находится в тесной связи – или, вернее, ей обусловливается – психологический характер творчества Р. Свою драматическую теорию он хорошо определил сам, сказав, что трагедия есть «действие простое, никогда не отдаляющееся от натурального, чтобы кинуться в необыкновенное (extraordinaire), идущее к своему концу постепенно (par degres), будучи поддерживаемо только интересами, чувствами и страстями действующих лиц». От этого у него в трагедии мало чисто внешних случаев, как двигателей характеров – а те, которые есть, «рождаются из движения характеров и имеют своим источником людские страсти». Эти последние – главный, почти исключительный предмет психологического наблюдения и мастерского драматического воспроизведения Р.; достаточно указать хотя бы на «Федру», в лице которой с такой художественной правдивостью изображена борьба женщины с охватившей ее роковой и преступной страстью, или на Гермиону (в «Андромахе»), которая, ненавидя виновника своего несчастья, продолжает, однако, глубоко любить его... Человеческую страсть и вообще разные оттенки человеческого чувства Р. наблюдает преимущественно, почти исключительно в женщине, причем ему больше по сердцу и больше удаются (как и при изображении мужчин) характеры энергические, сильные. С трагедией Р. (по замечанию Брюнетьера) начинается в новой французской литературе господство женщины, в противоположность прежним писателям, которые все принижали ее социальное значение. У Р. женщина, в лице Андромахи, Германы, Беренисы, Федры и др., впервые представляется личностью вполне независимой в своих чувствах и ответственной за свои поступки. Стоя на общечеловеческой точке зрения, Р., вместе с тем, писатель вполне национальный. Слово: национальность надо принимать здесь, однако, в очень ограниченном смысле. Р. не было никакого дела (по крайней мере насколько это отражается в его произведениях) до всей французской нации; его, человека придворного и жившего только в среде дворянства, интересовала только эта среда, но ее он знал превосходно; все новые веяния, возникавшие в ней и подготовлявшие новое время, находили красноречивое и верное отражение в его трагедиях. Черпая из источника древней классической поэзии, живя, по-видимому, в древнем мире, он оставался новым французом до мозга костей, и выводимый им на сцену древне-классический мир был таким только по названию; сохранить характер древнего мира он старался сколь возможно, но вместе с тем стремился ввести в свои произведения дух нового времени. Это ставили ему (как и вообще французской драме XVII в.) в укор, и, с точки зрения чисто эстетической, не без основания; но, с другой стороны, отклик на заветные чувства и стремления той части общества, которая стояла во главе всего умственного, социального и политического движения, составляет заслугу Р. – заслугу, которой иные критики его придавали даже национально-политическое значение. «Как знать – восклицает Гейне – сколько подвигов расцвело из нежных стихов Р. Те французские герои, которые схоронены у пирамид, на полях Маренго, Аустерлица, Москвы – все они некогда слышали стихи Р., и их император также слышал эти стихи в устах Тальмы. Как знать, сколько пудов славы с Вандомской колонны причитается собственно на долю Р.! Он был живой источник любви и чувства чести и опьянял собою, приводил в восторженное состояние целый народ. Чего же еще станете вы требовать от поэта?» Если в словах Гейне и есть значительная, быть может, доля преувеличения, чисто поэтического, то во всяком случае влияние Р. на современные ему и последующие поколения несомненно. К вышеуказанным достоинствам следует присоединить удивительное мастерство языка, смелость и простоту оборотов, несмотря на уступки, иногда значительные, тогдашним требованиям искусственной вычурности. Стиль Р. у нашего Герцена вызвал следующие слова: «Я увидел Р. дома (т. е. в Париже), увидел Р. с Рашелью и научился понимать его. Есть нечто поразительно величавое в стройной, спокойно развивающейся речи его героев, диалог часто убивает действие, но он изящен, но он само действие»... – Лучшее издание всех сочинений Р. (с очень ценной вступительной статьей П. Менара) – в серии «Les grands йcrivains de la France» (1875). Довольно хорошая биография написана его сыном. Прекрасные характеристики в сочинениях Лотейсена, «Geschichte der franzцsischen Literatur im XVII J.», и С.-Бёва, «Port-Royal». П. Вейнберг.

Литература. Существует много переводов на русский язык трагедий Расина: «Афолия» (изд. И. Новикова, М., 1784); то же, под именем «Афалия», в стихах (М., 1820); «Гофолия», пер. Поливанова (М., 1892); нисколько переводов «Ифигении в Авлиде» (1796 и др.); «Андромаха», перев. гр. Д. Хвоста; «Есфирь» (проза, М., 1783); тоже, в стихах П. Катенина (СПб., 1816) и О. Чюминой («Восход», 1898 г., № 1 – 3); «Федра» (стихами, перевод В. Анастасевича, СПб., 1805); то же, переводы М. Лобанова (СПб., 1823), Окулова (1624), И. Чесновского (1827) и др.; «Баязет» (в стихах, П. Олина, СПб., 1827). См. Ф. Батюшков, «Женские типы в трагедиях Расина» («Сев. Вестник», 1896, № 7); И. Иванов, «Расин и его трагедии» («Артист», № 5).