Текст книги "Жертвы долга"

Автор книги: Эжен Ионеско

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Э.Ионеско. Жертвы долга

1953

Псевдодрама. Перевод с французского Н. Сарникова

Москва, изд-во "Искусство", 1991

OCR & spellcheck: Ольга Амелина, октябрь 2005

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Ш у б б е р т.

М а д л е н.

П о л и ц е й с к и й.

Н и к о л а й  В т о – Р о й.

Д а м а.

М а л л о т.

Мещанская обстановка. Шубберт, сидя в кресле у стола, читает газету.

Его жена Мадлен сидит за столом на стуле и штопает носки.

М а д л е н (прерывая работу). Что нового пишут?

Ш у б б е р т. Ничего. Кометы. Космические потрясения где-то во вселенной. Почти ничего. Кто-то возмущается, что соседские собаки гадят прямо на тротуар...

М а д л е н. И правильно недовольны. Противно, когда тебе действуют на нервы.

Ш у б б е р т. А каково тем, кто живет на первом этаже? Утром они открывают окна, все это видят, и настроение испорчено на целый день.

М а д л е н. Они слишком чувствительны.

Ш у б б е р т. Нервозность свойственна нашему веку. Современный человек утратил прежнюю безмятежность.

Пауза.

А, вот еще коммюнике.

М а д л е н. Что за коммюнике?

Ш у б б е р т. Это довольно интересно. Администрация предлагает жителям больших городов быть невозмутимыми. Это, по их мнению, единственный способ преодолеть экономический кризис, избавиться от душевной неуравновешенности и избежать жизненных неурядиц.

М а д л е н. Все прочее уже испробовали. И ничего не вышло. И никто, наверное, в этом не виноват.

Ш у б б е р т. Пока администрация только дружески советует следовать ее рекомендациям. Но нас не проведешь: хорошо известно, что рекомендации всегда оборачиваются приказом.

М а д л е н. Ты всегда торопишься с выводами.

Ш у б б е р т. Совет вдруг превращается в правило, в суровый закон.

М а д л е н. А как бы ты хотел, друг мой? Закон необходим, а раз уж он необходим и даже неизбежен – он хорош, а все, что хорошо, – приятно. Ведь очень приятно подчиняться закону, быть добропорядочным гражданином, выполнять свой долг, иметь чистую совесть...

Ш у б б е р т. Да. Мадлен, в сущности, правда на твоей стороне. Закон – это не так уж плохо.

М а д л е н. Само собой разумеется.

Ш у б б е р т. Важное преимущество самоотречения в том, что оно и в политике, и в мистике. И там и тут оно плодотворно.

М а д л е н. Образно говоря, оно позволяет убить двух зайцев сразу.

Ш у б б е р т. Вот этим-то оно и хорошо.

М а д л е н. Вот именно.

Ш у б б е р т. Впрочем, если вспомнить, чему нас учили в школе, то будет очевидно, что подобный способ администрирования – пропаганда невозмутимости – с успехом применялся три века назад, и пять веков назад, и девятнадцать веков назад, и в прошлом году..

М а д л е н. Ничто не ново под луной.

Ш у б б е р т. ...для руководства населением целых метрополий, деревень (встает) и для управления нациями, подобными нашей.

М а д л е н. Сядь.

Шубберт садится.

Ш у б б е р т (сидя). Вот только способ этот требует принести в жертву некоторые личные удобства. А это все-таки утомительно.

М а д л е н. Это не совсем так!.. Не всегда трудно жертвовать. Бывают разные жертвы. Даже если вначале трудно избавиться от некоторых привычек, то потом, когда избавишься, о них просто забываешь.

Пауза.

Ш у б б е р т. Вот ты часто ходишь в кино, любишь театр.

М а д л е н. Как все.

Ш у б б е р т. Больше, чем все.

М а д л е н. Да, скорее, больше, чем все.

Ш у б б е р т. Что ты думаешь о современном театре, каковы твои взгляды на театр?

М а д л е н. Опять ты со своим театром. Все время об одном и том же. Ты на нем помешался.

Ш у б б е р т. Считаешь ли ты, что в театре можно создать что-то новое?

М а д л е н. Я повторяю – ничто не ново под луной. Даже если луны нет.

Пауза.

Ш у б б е р т. Ты права. Да, ты права. Все пьесы от античности до наших дней были не чем иным, как детективными историями. Театр всегда или – жизнь, или – детектив. Любая пьеса – это расследование, доведенное до логического конца. Всегда есть загадка, которую нам разгадывают в последней сцене. Иногда чуть раньше. Ищут и находят. С таким же успехом можно все раскрыть в самом начале.

М а д л е н. Что ты имеешь в виду, дорогой?

Ш у б б е р т. Я думаю о чудесном спасении женщины, которую не сожгли живьем только благодаря вмешательству Богоматери. Но, если не принимать во внимание божественное вмешательство, оно, впрочем здесь и ни при чем, остается следующее: некая женщина подговаривает двух бродяг убить своего зятя по причинам двусмысленным...

М а д л е н. И непристойным...

Ш у б б е р т. Приходит полиция, идет расследование, находят преступницу. Это натуралистический детективный театр. Театр Антуана.

М а д л е н. Это действительно так.

Ш у б б е р т. В сущности, театр никогда не развивался.

М а д л е н. А жаль.

Ш у б б е р т. Ты же видишь, это драматургия загадки, детективной загадки. Всегда было именно так.

М а д л е н. Ну а классицизм?

Ш у б б е р т. Это изысканный детективный жанр, как всякий натурализм.

М а д л е н. Ты рассуждаешь оригинально. Может быть, ты и прав. Но все-таки нужно узнать мнение осведомленных лиц.

Ш у б б е р т. Каких лиц?

М а д л е н. Такие люди есть среди любителей кино, преподавателей Коллеж де Франс, среди влиятельных членов Агрономического института, среди норвежцев и некоторых ветеринаров... Особенно у ветеринаров, у них, должно быть, много мыслей по этому поводу.

Ш у б б е р т. У всех есть мысли, в них нет недостатка. Дела важнее.

М а д л е н. Дела и только дела. Но их мнением можно все-таки поинтересоваться.

Ш у б б е р т. Нужно будет их спросить.

М а д л е н. Нужно будет дать им время подумать. У тебя есть время...

Ш у б б е р т. Это меня волнует.

Пауза. Мадлен штопает носки. Шубберт читает газету. За сценой слышен стук в дверь,

Шубберт прислушивается.

М а д л е н. Это стучат к консьержке. Вечно ее нет на месте.

Опять слышен стук в дверь. Квартира консьержки находится на той же лестничной клетке,

что и квартира Шубберта и Мадлен.

Г о л о с  П о л и ц е й с к о г о. Откройте, мадам!

Пауза. Опять слышен стук в дверь.

Г о л о с  П о л и ц е й с к о г о. Откройте, мадам!

М а д л е н. Вечно ее нет. Как плохо у нас поставлено обслуживание.

Ш у б б е р т. Этих консьержек надо просто приковать к подъезду, и все. Может быть, ищут кого-нибудь из нашего дома. Пойти посмотреть?

Встает и садится.

М а д л е н (спокойно). Это не наше дело. Мы с тобой, дружок, не обязаны за нее работать. В обществе каждый должен делать свое дело.

Короткая пауза. Шубберт читает газету, Мадлен штопает носки, робкий стук в правую дверь.

Ш у б б е р т. Теперь это к нам.

М а д л е н. Можешь пойти посмотреть, милый.

Ш у б б е р т. Я открою.

Шубберт встает, идет к правой двери, открывает ее. На пороге появляется Полицейский. Он очень молод,

без шляпы, волосы светлые, под мышкой портфель, одет в бежевый плащ, хорош собой и крайне застенчив.

П о л и ц е й с к и й (стоя в дверях). Добрый вечер, мсье. (Обращаясь к Мадлен, которая тоже направляется к двери.) Добрый вечер, мадам.

Ш у б б е р т. Добрый вечер, мсье. (Обращаясь к Мадлен.) Это Полицейский.

П о л и ц е й с к и й (робко продвигаясь на шаг вперед). Извините, мсье, мадам, мне нужно поговорить с консьержкой, но ее нет на месте...

М а д л е н. Естественно.

П о л и ц е й с к и й. ...вы не знаете, где она, скоро ли придет? О! Извините, извините... я... я бы, конечно, никогда не постучался к вам, если бы застал ее, и не осмелился бы вас беспокоить...

Ш у б б е р т. Консьержка, должно быть, скоро вернется. В принципе она отлучается надолго только в субботу вечером, когда ходит на танцы. После того как она выдала замуж свою дочь, она каждую субботу ходит на танцы. Ну а поскольку сегодня вторник...

П о л и ц е й с к и й. Бесконечно вам благодарен, ухожу, подожду ее на лестничной площадке. Честь имею. Мое почтение, мадам.

М а д л е н (Шубберту). Какой воспитанный молодой человек! Какая изысканная вежливость! Спроси, что он хочет. Может быть, ты сможешь ему помочь.

Ш у б б е р т (Полицейскому). Что вы хотите, мсье? Может быть, я могу быть вам полезен.

П о л и ц е й с к и й. Мне правда очень неудобно вас беспокоить.

Ш у б б е р т. Вы нас совсем не беспокоите.

П о л и ц е й с к и й. Речь идет о сущем пустяке...

М а д л е н (Шубберту). Пригласи его войти.

Ш у б б е р т (Полицейскому). Заходите, мсье, прошу вас.

П о л и ц е й с к и й. О, мсье, я, правда, я...

Ш у б б е р т. Моя жена просит вас войти.

М а д л е н (Полицейскому). Мой муж и я, мы просим вас войти.

П о л и ц е й с к и й (взглянув на часы). У меня уже нет времени. Я, знаете ли, опаздываю.

М а д л е н (в сторону). У него на руке золотые часы.

Ш у б б е р т (в сторону). Она уже заметила, что у него на руке золотые часы.

П о л и ц е й с к и й. ...ну, на пять минут, поскольку вы настаиваете, но я очень спешу... пусть так, я зайду, если вы так хотите, при условии, что вы тут же позволите мне уйти.

М а д л е н. Не беспокойтесь, мсье, мы не будем вас удерживать силой... Отдохните немного.

П о л и ц е й с к и й. Спасибо. Я вам очень обязан. Вы так любезны.

Полицейский продвигается еще на шаг вперед, останавливается, расстегивает плащ.

М а д л е н (Шубберту). Какой красивый коричневый, совсем новый костюм!

Ш у б б е р т (Мадлен). Какие прекрасные туфли!

М а д л е н (Шубберту). Какие красивые светлые волосы! (Полицейский проводит рукой по волосам.) У него красивые глаза, нежный взгляд. Ты не находишь?

Ш у б б е р т (к Мадлен). Он очень симпатичный и внушает доверие. У него детское выражение лица.

М а д л е н. Что же вы стоите, садитесь.

Ш у б б е р т. Садитесь, пожалуйста.

Полицейский делает шаг вперед, но не садится.

П о л и ц е й с к и й. Ваша фамилия Шубберт, верно?

М а д л е н. Да, мсье.

П о л и ц е й с к и й (Шубберту). Вы, кажется, любите театр, мсье?

Ш у б б е р т. Гм... Да, интересуюсь.

П о л и ц е й с к и й. Прекрасно! Я тоже люблю театр. Но времени ходить в театр у меня, увы, нет.

Ш у б б е р т. Да и репертуар...

П о л и ц е й с к и й (к Мадлен). Мсье Шубберт, я думаю, тоже сторонник политики невозмутимости.

М а д л е н (слегка удивленно). Конечно, мсье.

П о л и ц е й с к и й (Шубберту). Имею честь разделять ваше мнение, мсье. (Обращаясь к обоим.) Сожалею, что отнимаю у вас время. Мне только нужно было выяснить, на какую букву заканчивается фамилия квартиросъемщиков, живших здесь до вас, «т» или «д», Маллот или Маллод. Вот и все.

Ш у б б е р т (не колеблясь). На букву «т» – Маллот.

П о л и ц е й с к и й (уже более холодно). Я так и думал.

Не говоря ни слова, выходит на середину сцены и оказывается между Мадлен и Шуббертом, которые стоят на полшага позади него.

Потом подходит к столу, берет один из двух стоящих около него стульев и садится. Мадлен и Шубберт стоят по обе стороны от него. Полицейский кладет на стол портфель, открывает его, достает из кармана большой портсигар, не предлагая хозяевам, медленно закуривает, кладет ногу на ногу, еще раз затягивается.

Итак, вы знали Маллотов? (Эту фразу он произносит, поднимая глаза сначала на Мадлен, а потом более пристально глядя в глаза Шубберту.)

Ш у б б е р т (несколько удивленно). Нет, я их не знал.

П о л и ц е й с к и й. А откуда вы знаете, что их фамилия заканчивается на букву «т»?

Ш у б б е р т (очень удивленно). Да, правда, откуда я это знаю? Откуда я это знаю? Откуда я это знаю? Я не знаю, откуда я это знаю!

М а д л е н (Шубберту). Ты бесподобен! Отвечай! Когда мы одни, ты за словом в карман не лезешь, болтаешь без остановки, ругаешься. (Полицейскому.) Вы его еще плохо знаете. Когда мы одни, он более разговорчив.

П о л и ц е й с к и й. Учтем!

М а д л е н (Полицейскому). Но я все равно его люблю. Ведь он мой муж. (Шубберту.) Ну, давай, посмотрим, знаем мы Маллотов или нет. Говори, напрягись, вспомни...

Ш у б б е р т (по его лицу видно, что он пытается вспомнить, это раздражает Мадлен, Полицейский непроницаем) . Я не могу вспомнить, знал я их или нет.

П о л и ц е й с к и й (к Мадлен). Снимите с него галстук. Может быть, он ему мешает. Так будет лучше.

Ш у б б е р т (Полицейскому). Спасибо, мсье. (К Мадлен, снимающей с него галстук.) Спасибо, Мадлен.

П о л и ц е й с к и й (К Мадлен). Ремень тоже снимите и шнурки выньте.

Мадлен снимает ремень и вытаскивает шнурки.

Ш у б б е р т (Полицейскому). Теперь мне легче. Вы очень любезны, мсье.

П о л и ц е й с к и й (Шубберту). Итак, мсье!

М а д л е н (Шубберту). Итак?

Ш у б б е р т. Мне легче дышать, легче двигаться, но вспомнить все равно не могу.

П о л и ц е й с к и й (Шубберту). Ну вы же не ребенок, старина.

М а д л е н (Шубберту). Ну ты же не ребенок. Слышишь, что тебе говорят? Я просто в отчаянии!

П о л и ц е й с к и й (раскачиваясь на стуле, обращается к Мадлен). Приготовьте мне кофе!

М а д л е н. С удовольствием, мсье, сейчас приготовлю. Осторожно, не раскачивайтесь, а то упадете.

П о л и ц е й с к и й (продолжая раскачиваться на стуле). Не беспокойтесь, Мадлен. (Двусмысленно улыбаясь Шубберту.) Ведь ее так зовут? (Снова обращаясь к Мадлен.) Не беспокойтесь, Мадлен, я не упаду... Кофе покрепче и побольше сахару.

М а д л е н. Три кусочка?

П о л и ц е й с к и й. Двенадцать и стакан кальвадоса, большой стакан.

М а д л е н. Хорошо, мсье. (Выходит из комнаты через левую дверь.)

Слышен шум кофемолки, сначала очень громкий, почти заглушающий голоса Шубберта и Полицейского.

Потом звук постепенно затихает.

Ш у б б е р т. Итак, мсье, вы, как и я, убежденный сторонник невозмутимости в политике и в мистике. Я счастлив узнать, что в области искусства у нас тоже одинаковые вкусы, поскольку вы сторонник принципов революционного театра.

П о л и ц е й с к и й. Речь пока не об этом. (Вынимает из кармана фотографию и протягивает ее Шубберту.) Посмотри, поройся в памяти. Это Маллот? (Более суровым тоном.) Это Маллот?

В этот момент прожектор должен осветить в левой части сцены большой портрет, который без подсветки не был виден. На портрете изображен человек, приблизительно схожий с описанием, которое дает Шубберт, глядя на фотографию. Персонажи не обращают на портрет никакого внимания, ведут себя так, как если бы его вовсе не было. После того как описание закончено, портрет снова

исчезает в темноте. Освещенный портрет можно заменить актером, неподвижно стоящим в левой части авансцены; кроме того,

по желанию режиссера в противоположных концах авансцены можно высветить и портрет и актера.

Ш у б б е р т (долго и очень внимательно рассматривая фотографию). Это человек лет пятидесяти... да... давно не брился, на груди табличка с номером 58 614... Да, именно 58 614.

Прожектор гаснет. Портрет или персонаж на сцене исчезает в темноте.

П о л и ц е й с к и й. Это Маллот? Я жду.

Ш у б б е р т (после паузы). Знаете, мсье инспектор, я...

П о л и ц е й с к и й. Старший!

Ш у б б е р т. Извините, мсье старший инспектор, я не знаю. Как я его узнаю в таком виде? Он без галстука, с расстегнутым воротом, с бледным опухшим лицом. Впрочем, да, мне кажется, это он... да, да... должно быть, он.

П о л и ц е й с к и й. Когда ты с ним познакомился и что он тебе рассказывал?

Ш у б б е р т (опускаясь на стул). Извините, мсье старший инспектор, я ужасно устал!..

П о л и ц е й с к и й. Отвечай, когда ты с ним познакомился и что он тебе рассказывал?

Ш у б б е р т. Когда я с ним познакомился? (Охватывает голову руками.) Что он мне рассказывал? Что он мне рассказывал? Что он мне рассказывал?

П о л и ц е й с к и й. Отвечай!

Ш у б б е р т. Что он мне рассказывал? Что он мне... Да, когда я мог с ним познакомиться?.. Когда я впервые его увидел? Когда видел в последний раз?

П о л и ц е й с к и й. Ты меня спрашиваешь?

Ш у б б е р т. Где это было? Где?.. В саду?.. В доме родителей?.. В школе?.. В армии?.. На его свадьбе?.. На моей свадьбе?.. Я был его свидетелем? Или он был моим свидетелем?.. Нет.

П о л и ц е й с к и й. Не можешь вспомнить?

Ш у б б е р т. Не могу. Помню... на берегу моря, в сумерках, темные скалы... шел дождь... это было давно... (Повернув голову в ту сторону, куда ушла Мадлен.) Мадлен, кофе мсье старшему инспектору.

М а д л е н (входя). Кофе сварится сам.

Ш у б б е р т (к Мадлен). И все-таки, Мадлен, займись кофе.

П о л и ц е й с к и й (стукнув кулаком по столу). Ты очень любезен, но это не твое дело. Не отвлекайся. Ты говорил мне о береге моря.

Шубберт замолкает.

П о л и ц е й с к и й. Ты меня слышишь?

М а д л е н (поражена изменением тона беседы и властностью Полицейского; на ее лице страх и восхищение). Мсье Полицейский тебя спрашивает. Слышишь? Так отвечай же!

Ш у б б е р т. Да, мсье...

П о л и ц е й с к и й. Ну, так что же?

Ш у б б е р т. Да, там, должно быть, я с ним и познакомился. Мы, кажется, были совсем молоды.

Мадлен, вернувшаяся в комнату, преобразилась: сменила походку и даже голос. Вместо домашнего

платья на ней декольтированное, а голос стал нежным и мелодичным.

Нет, нет там я его не вижу.

П о л и ц е й с к и й. Ты его там не видишь! Не видишь его там! Нет, вы только посмотрите на него! Где же тогда? В бистро? Пьяница! И это называется женатый человек!

Ш у б б е р т. Если хорошо подумать, то, наверное. Маллот на «т» должен быть где-то внизу, в самом низу...

П о л и ц е й с к и й. Спускайся же.

М а д л е н (ее голос мелодичен). В самом низу, в самом низу, в самом низу, в самом низу...

Ш у б б е р т. Там, должно быть, темно и ничего не видно.

П о л и ц е й с к и й. Я тебе помогу, только следуй моим советам. Это нетрудно: двигайся вниз.

Ш у б б е р т. Я уже очень глубоко.

П о л и ц е й с к и й (твердо). Этого мало.

М а д л е н. Мало, дорогой. Мало, любовь моя! (Она нежно, может быть, даже слишком откровенно обнимает Шубберта, встает перед ним на колени, заставляет и его согнуть колени.) Согни ноги, осторожно, не поскользнись, ступени сырые... (Встает.) Держись крепче за перила... Спускайся... Спускайся... если ты меня хочешь!

Шубберт опирается на руку Мадлен как на перила лестницы, движется так, будто спускается по ступеням. Мадлен убирает руку.

Шубберт этого не замечает, он продолжает опираться на воображаемые перила, идет по ступенькам к Мадлен. У него похотливое выражение лица. Неожиданно он останавливается, вытягивает вперед руку, смотрит на потолок, потом оглядывается вокруг.

Ш у б б е р т. Должно быть, это здесь.

П о л и ц е й с к и й. Пока здесь.

Ш у б б е р т. Мадлен!

М а д л е н (пятясь к дивану, мелодичным голосом). Я здесь... здесь... здесь... спускайся... ступенька... шаг... ступенька... шаг... ступенька... шаг... ступенька... ку-ку... ку-ку... (Ложится на диван.) Дорогой...

Нервно смеясь, Шубберт направляется к ней. Мадлен лежит на диване, улыбается,

призывно протягивает руки и напевает.

Ля, ля, ля, ля, ля...

Шубберт стоит возле дивана, протягивает руки к Мадлен, словно она находится еще очень далеко от него...

Он смеется тем же странным смехом, медленно раскачиваясь. Это продолжается несколько секунд, в течение которых

Мадлен прерывает пение вызывающим смехом, а Шубберт глухим голосом зовет ее.

Ш у б б е р т. Мадлен! Мадлен! Я иду... Это я, Мадлен, это я... сейчас... сейчас...

П о л и ц е й с к и й. Первые ступени позади. Теперь ему нужно спуститься ниже. Пока все идет как надо.

Вмешательство Полицейского прерывает эротическую сцену. Мадлен встает. Еще некоторое время она продолжает говорить

мелодичным голосом, но все менее и менее чувственным. Позже ее голос становится сварливым, как и раньше. Поднявшись

с дивана, Мадлен направляется в глубь сцены, приближаясь, однако, понемногу к Полицейскому. Руки Шубберта безвольно

опущены, лицо ничего не выражает, он передвигает ногами как автомат, двигаясь в направлении Полицейского.

П о л и ц е й с к и й (Шубберту). Тебе еще надо спуститься.

М а д л е н (Шубберту). Спускайся, любовь моя, спускайся, спускайся... спускайся...

Ш у б б е р т. Здесь темно.

П о л и ц е й с к и й. Думай о Маллоте, протри глаза. Ищи Маллота.

М а д л е н (почти напевая). Ищи Маллота, Маллота, Маллота...

Ш у б б е р т. Я иду по грязи. Она липнет к подошвам. Как тяжело двигаться! Страшно идти в глубину.

П о л и ц е й с к и й. Не бойся, спускайся, спускайся, поверни направо, налево.

М а д л е н (Шубберту). Спускайся, спускайся, дорогой, дорогой мой, аккуратно, спускайся...

П о л и ц е й с к и й. Спускайся, направо, налево, направо, налево, направо, налево.

Шубберт, повинуясь словам Полицейского, продолжает двигаться как во сне. В это время Мадлен, сгорбившись

и набросив на плечи шаль, поворачивается спиной к зрительному залу. Со спины она выглядит очень старой. Ее

плечи вздрагивают от глухих рыданий.

Теперь прямо...

Шубберт поворачивается к Мадлен. На его лице выражение боли. Руки сомкнуты перед собой.

Ш у б б е р т. Ты ли это, Мадлен? Ты ли это, Мадлен? Как это случилось? Как это возможно? Мы даже не заметили. Бедная старушка, бедная увядшая куколка, это все-таки ты. Как ты изменилась! Но когда это случилось? Почему мы не смогли этому помешать? В то утро твой путь был усыпан цветами. Солнце заливало все небо. Твой смех был чист. Мы были празднично одеты, а вокруг были друзья. Никто еще не умер, ты еще ни разу не плакала. Быстро наступила зима. Дорога пуста. Где они все? В могилах на обочине дороги. Я хочу радости, а ее у нас украли, стащили. Увы! Увидим ли мы снова голубой свет? Поверь мне, Мадлен, это не я тебя состарил. Нет... я не хочу, я не верю, любовь всегда молода, она никогда не умирает. Я не изменился, ты – тоже, ты притворяешься. Но нет, я не могу лгать. Ты стара, как ты стара! Кто тебя состарил! Старая, старая, старая, старенькая маленькая кукла. Наша юность осталась на дороге. Мадлен, девочка, я куплю тебе новое платье, драгоценности, цветы. Твое лицо снова станет свежим, я так хочу, я люблю тебя, я так хочу, умоляю тебя, когда любят – не старятся. Я люблю тебя, стань снова молодой, сбрось маску, посмотри мне в глаза. Нужно смеяться, девочка моя, чтобы стереть морщины, смейся. О, если бы мы могли бежать, взявшись за руки, и петь. Я молод, мы молоды.

Повернувшись спиной к зрительному залу, он берет Мадлен за руку. Делая вид, что бегут, они, всхлипывая,

начинают петь старческими надтреснутыми голосами.

Ш у б б е р т (за ним неуверенно движется Мадлен). Весенние ручьи... молодые листочки... очарованный сад потонул в ночи, погрузился в грязь... наша любовь в ночи, в грязи, в ночи, в грязи. Наша юность прошла, слезы стали чистыми ручьями... ручьями жизни... вечными ручьями... Разве в грязи растут цветы?..

П о л и ц е й с к и й. Не то, не то. Не тяни время, не останавливайся, не задерживайся, ты забыл Маллота. Ты сбился с пути. Если в ручьях и в листве ты не видишь Маллота, не останавливайся, иди дальше. У нас нет времени. А он неизвестно где скрывается. А ты расчувствовался, расчувствовался и остановился. Нельзя останавливаться, нельзя давать волю чувствам.

Как только Полицейский начинает говорить, Шубберт и Мадлен постепенно замолкают.

(Обращается к обернувшейся к нему Мадлен.) Как только он дает волю чувствам, он останавливается.

Ш у б б е р т. Я больше не буду, мсье старший инспектор.

П о л и ц е й с к и й. Что ж, посмотрим. Спускайся, поворот, вниз, поворот.

Шубберт снова начинает движение, а Мадлен становится такой же, как и в предыдущей сцене.

Ш у б б е р т. Я достаточно низко спустился, мсье старший инспектор?

П о л и ц е й с к и й. Нет еще. Спускайся ниже.

М а д л е н. Смелей.

Ш у б б е р т (его глаза закрыты, руки вытянуты вперед). Падаю, встаю, падаю, встаю...

П о л и ц е й с к и й. Не вставай.

М а д л е н. Не вставай, дорогой.

П о л и ц е й с к и й. Ищи Маллота, Маллота с буквой «т». Ты видишь его, видишь Маллота, приближаешься к нему?

М а д л е н. Малл-о-о-т... Малл-о-о-т...

Ш у б б е р т (его глаза закрыты). Не могу открыть глаза...

П о л и ц е й с к и й. А тебе это и не нужно.

М а д л е н. Спускайся, дорогой, глубже.

П о л и ц е й с к и й. Постарайся дотронуться до него, схватить, вытяни руки, ищи, ищи... Не бойся.

Ш у б б е р т. Я ищу.

П о л и ц е й с к и й. Его не найти и на глубине тысячи метров, на дне моря.

М а д л е н. Спускайся, не бойся.

Ш у б б е р т. Вход в туннель завален.

П о л и ц е й с к и й. Все равно спускайся!

М а д л е н. Вглубь, дорогой.

П о л и ц е й с к и й. Ты еще можешь говорить?

Ш у б б е р т. Грязь уже дошла до подбородка.

П о л и ц е й с к и й. Этого мало. Не бойся грязи. До Маллота еще далеко.

М а д л е н. Глубже, дорогой, в самую глубину.

П о л и ц е й с к и й. Сначала подбородок, так... теперь рот.

М а д л е н. И рот тоже.

Шубберт издает сдавленное бульканье.

Давай спускайся ниже, еще ниже.

Бульканье Шубберта.

П о л и ц е й с к и й. Нос...

М а д л е н. Нос...

Все это время Шубберт с помощью жестов изображает погружение в воду, он «тонет».

П о л и ц е й с к и й. Глаза...

М а д л е н. Он открыл один глаз прямо в грязи. Ресница торчит. (Шубберту.) Любовь моя, притопи еще немного лицо.

П о л и ц е й с к и й. Кричи громче, он не слышит...

М а д л е н (Шубберту, очень громко). Любовь моя, притопи еще немного лицо. Спускайся. (Полицейскому.) Он всегда был туг на ухо.

П о л и ц е й с к и й. Вон кончик уха торчит.

М а д л е н (громко кричит Шубберту). Дорогой, убери ухо.

П о л и ц е й с к и й (к Мадлен). Еще видны волосы.

М а д л е н (Шубберту). У тебя волосы еще торчат на поверхности. Спускайся же. Вытяни руку в грязи, растопырь пальцы, плыви в глубину, достань Маллота любой ценой. Спускайся... Спускайся...

П о л и ц е й с к и й. Нужно дойти до дна. Твоя жена безусловно права. Маллота можно найти только на глубине.

Пауза. Шубберт уже на очень большой глубине. Глаза закрыты. Он движется с большим трудом,

словно преодолевая сопротивление воды.

М а д л е н. Его больше не слышно.

П о л и ц е й с к и й. Он перешел звуковой барьер.

Темнота. Слышны голоса, но на сцене пока никого не видно.

М а д л е н. Ох, бедняжка, мне за него страшно. Я больше никогда не услышу любимый голос.

П о л и ц е й с к и й (жестко обращаясь к Мадлен). Мы еще услышим его голос. Хватит причитать.

Зажигается свет. На сцене только Мадлен и Полицейский.

М а д л е н. Его не видно.

П о л и ц е й с к и й. Он перешел оптический барьер.

М а д л е н. Он в опасности. Зря я ввязалась в эту игру.

П о л и ц е й с к и й. Ты получишь назад свое сокровище, Мадлен. Немного погодя он к тебе вернется. Он нам еще покажет. Он крепкий малый.

М а д л е н. Мне не нужно было вмешиваться. Я плохо поступила. Каково ему сейчас, моему милому...

П о л и ц е й с к и й (к Мадлен). Замолчи, Мадлен. Чего ты боишься, ты же со мной. Мы одни, красавица.

Он обнимает Мадлен, но потом высвобождается из ее объятий.

М а д л е н. Что мы наделали? Но ведь так было нужно? Это ведь законно?

П о л и ц е й с к и й. Да, конечно, не бойся. Он вернется. Мужайся. Я его тоже очень люблю.

М а д л е н. Правда?

П о л и ц е й с к и й. Он вернется к нам по-другому... Он будет жить в нас.

Из-за кулис доносится стон.

Ты слышишь?.. Его дыхание...

М а д л е н. Да, любимое дыхание.

Затемнение. Свет. Появляется Шубберт, пересекает сцену из конца в конец.

Полицейского и Мадлен на сцене нет.

Ш у б б е р т. Я вижу... вижу...

Шубберт говорит сквозь стон. Он выходит через правую кулису. Мадлен и Полицейский входят на сцену

через левую кулису. Они преобразились. Это уже другие персонажи. Они играют следующую сцену.

М а д л е н. Ты подлый человек. Ты меня унизил. Ты мучил меня всю жизнь. Ты нравственно меня изуродовал. Я состарилась из-за тебя. Я больше не могу тебя выносить.

П о л и ц е й с к и й. И что же ты думаешь делать?

М а д л е н. Я покончу с собой, отравлюсь.

П о л и ц е й с к и й. Твое дело. Не буду тебе мешать.

М а д л е н. Тебе будет хорошо без меня. Ты будешь доволен. Ведь ты хочешь от меня избавиться. Я знаю, знаю.

П о л и ц е й с к и й. Да, но мне не все равно как. Я могу обойтись без тебя и твоего нытья. Ты зануда, в жизни ничего не понимаешь и на всех наводишь скуку.

М а д л е н (рыдая). Чудовище!

П о л и ц е й с к и й. Не плачь, это делает тебя еще уродливее!..

Снова появляется Шубберт. Он смотрит на происходящее издали, заламывает руки,

бормочет: «Папа, мама, папа, мама...»

М а д л е н (вне себя). Это уже слишком. Я этого больше не вынесу. (Достает из-за корсажа флакончик и подносит к губам.)

П о л и ц е й с к и й. С ума сошла, прекрати! Не смей! (Подбегает к Мадлен, хватает ее за руку, чтобы помешать проглотить яд. Потом выражение его лица меняется и он заставляет ее пить.)

Шубберт кричит. Затемнение. На сцене он один.

Ш у б б е р т. Мне восемь лет. Вечер. Мама ведет меня за руку по улице Бломе. После артобстрела. Кругом руины. Мне страшно. Мамина рука дрожит. Между стенами разрушенных домов мелькают чьи-то силуэты. В темноте светятся только их глаза.

Входит Мадлен, молча приближается к Шубберту. Сейчас она – его мать.

П о л и ц е й с к и й (появляется на противоположном конце сцены и медленно к ним приближается). Посмотри, может быть, среди них есть и силуэт Маллота...

Ш у б б е р т. Их глаза гаснут... Все погружается во тьму, кроме далекого окна. Так темно, что я больше не вижу матери. Ее рука исчезла, но я слышу ее голос.

П о л и ц е й с к и й. Должно быть, она говорит тебе о Маллоте.

Ш у б б е р т. Она говорит очень грустно: тебе придется пролить много слез, я покину тебя, цыпленочек мой.

М а д л е н (с нежностью в голосе). Дитя мое, цыпленочек мой.

Ш у б б е р т. Я буду один, ночью, в грязи...

М а д л е н. Бедное мое дитя, ночью, в грязи, совсем один, цыпленочек мой.

Ш у б б е р т. Только ее голос, ее дыхание ведут меня. Она говорит.

М а д л е н. Придется простить, дитя мое, это самое трудное...

Ш у б б е р т. Это самое трудное.

М а д л е н. Это самое трудное.

Ш у б б е р т. Она еще говорит...

М а д л е н. Придет время слез, угрызений совести, раскаяния. Надо быть добрым. Ты будешь страдать, если не будешь добрым, если не научишься прощать. Когда увидишь его, послушайся его, обними его и прости. (Тихо уходит.)

Шубберт стоит перед Полицейским, который неподвижно сидит, повернувшись к публике,

опустив лицо и охватив голову руками.

Ш у б б е р т. Голоса больше не слышно. (Обращаясь к Полицейскому.) Отец, мы никогда друг друга не понимали. Ты еще слышишь меня? Я буду тебя слушаться, прости нас, мы тебя простили... Дай мне заглянуть в твое лицо.

Полицейский не двигается.

Ты был строг, но не был злым. Это, наверное, не твоя вина. Это от тебя не зависит. Я ненавидел твой эгоизм, твою жестокость, был безжалостен к твоим слабостям. Ты меня бил, но я был крепче тебя. Мое презрение било тебя сильнее. Это оно убило тебя. Верно? Слушай... Я должен был отомстить за мать... Должен... В чем был мой долг?.. И вообще, надо ли было мстить?.. Она простила, а я продолжал мстить... К чему месть? Всегда страдает мститель... Ты слышишь меня? Открой лицо. Дай руку. Мы могли быть друзьями. Во мне было даже больше злости, чем в тебе. Ты был богат, ну и что ж? Я не должен был тебя презирать. Я не лучше тебя. По какому праву я тебя наказал?