Текст книги "Стулья"

Автор книги: Эжен Ионеско

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

С т а р и к. Оратор провозгласит все вместо меня, сам я не умею говорить... нет таланта... у него все бумаги, все документы...

С т а р у ш к а. Наберитесь терпения, сир, умоляю... он сейчас придет.

С т а р и к (развлекая императора). Видите ли, государь, прозрение посетило меня давным-давно... Стукнуло сорок лет, и вот оно... я рассказываю и для вас, господа и дамы... Как-то вечером, поужинав с мамой, прежде чем отправиться в кровать, я пошел папочку поцеловать, забрался к нему на колени... был я усатей тюленя, гораздо, гораздо усатее и грудь была волосатее, на висках у меня седина, а папина голова черна, как смоль... были у нас тогда гости, сидели играли в кости, и вдруг как все засмеются...

С т а р у ш к а (эхом). Змеюки... змеюки... змеюки...

С т а р и к. Я спросил, что же тут смешного – мальчик-паинька обожает своего папеньку? Мне ответили: пай-мальчики в полночь не ложатся спать. А раз вы еще не бай-бай, значит, не мальчик-пай. Я бы им ни за что не поверил, но они мне «вы» говорили...

С т а р у ш к а (эхом). Вы...

С т а р и к. А не «ты».

С т а р у ш к а (эхом). Ты...

С т а р и к. Но я сказал: раз не женат, значит, мал. А они взяли меня женили, доказали, что я большой... К счастью, жена стала мне отцом, матерью и женой.

С т а р у ш к а. Оратор придет, ваше величество...

С т а р и к. Оратор сейчас придет.

С т а р у ш к а. Придет.

С т а р и к. Придет.

С т а р у ш к а. Придет.

С т а р и к. Придет.

С т а р у ш к а. Придет.

С т а р и к. Придет, придет.

С т а р у ш к а. Придет, придет.

С т а р и к. Он идет.

С т а р у ш к а. Он пришел.

С т а р и к. Пришел.

С т а р у ш к а. Пришел, он здесь.

С т а р и к. Он пришел, он здесь.

С т а р у ш к а. Он пришел, он здесь.

С т а р у ш к а с о С т а р и к о м. Здесь...

С т а р у ш к а. Вот он!

Тишина, ни малейшего движения. Застыв, оба старика смотрят на дверь № 5; неподвижная сцена длится довольно долго,

примерно с полминуты; затем дверь начинает медленно, очень медленно приоткрываться; когда она бесшумно распахивается

до конца, возникает оратор – реальный персонаж, похожий на художника или поэта ХIХ века: широкополая черная шляпа,

лавальера, плащ, усы, бородка, выражение лица весьма самодовольное; если невидимки должны производить впечатление

реального присутствия, то оратор должен казаться нереальным; он пройдет вдоль правой стены мягким шагом к закрытой

главной двери, не повернув головы ни направо, ни налево, пройдет мимо старушки, даже не заметив ее, а она тронет его

тихонечко за рукав, словно желая убедиться, что он существует, и тут старик скажет.

С т а р и к. Вот он!

С т а р у ш к а (не отрывая взгляда от оратора). Да, это он, он есть на самом деле.

С т а р и к (тоже следя глазами за оратором). Да-да, он есть, он – это он, он не видение.

С т а р у ш к а. Не привидение, а провидение.

Старик скрещивает руки на груди, поднимает глаза к небу, на лице его безмолвное ликование. Оратор

снимает шляпу, молча кланяется, потом приветствует мушкетерским поклоном, метя пол шляпой,

императора, при этом действует он как заводная кукла.

С т а р и к. Ваше величество... позвольте представить... мой оратор...

С т а р у ш к а. Ритор... ротор...

Оратор надевает шляпу, поднимается на эстраду, оглядывает сверху невидимую публику,

стулья и застывает в торжественной позе.

С т а р и к (невидимой публике). Можете попросить у него автограф.

Автоматически, молча, оратор раздает автографы. Старик в это время стоит закатив глаза

и молитвенно сложив руки; восторженно.

Никому из смертных не дождаться большего.

С т а р у ш к а (эхом). Никому из смертных не дождаться большего.

С т а р и к (невидимой толпе). А теперь, с позволения его императорского величества, я обращаюсь к уважаемой публике – дамы и господа, барышни, дети, господин президент республики, дорогие собратья, соратники и соотечественники.

С т а р у ш к а. Милые ребятки-ки хи-хи...

С т а р и к. Обращаюсь ко всем без различия возраста, пола, гражданского состояния, общественного и имущественного положения и благодарю всех от всего сердца.

С т а р у ш к а. Благодарю... дарю...

С т а р и к. Благодарю и оратора... благодарю вас всех от всего сердца за то, что откликнулись и пришли... тише, господа...

С т а р у ш к а (эхом). Ш-ш-ш...

С т а р и к. Я благодарю всех, кто способствовал сегодняшнему мероприятию, организаторов...

С т а р у ш к а. Браво!

Все это время оратор с важным видом стоит, застыв, на эстраде; двигается только его рука,

механически расписываясь.

С т а р и к. Домовладельца, архитектора, каменщиков, которые соблаговолили возвести эти стены!

С т а р у ш к а (эхом). Стены...

С т а р и к. Всех, кто заложил основы... Потише, дамы и господа...

С т а р у ш к а (эхом). Мы и господа...

С т а р и к. Я не забыл и горячо благодарю столяров, которые сделали для нас стулья, искусных мастеров...

С т а р у ш к а (эхом). Дров...

С т а р и к. Которые изготовили кресло, так мягко покоящее императора, не расслабляя при этом ясной твердости ума... Благодарю техников, механиков, керамистов...

С т а р у ш к а (эхом). Богемистов...

С т а р и к. Бумажников, картонажников, издателей, бездельников, корректоров, редакторов, которым мы обязаны столь изящными программками, я приношу свою искреннюю благодарность солидарности всех людей. Спасибо отечеству, спасибо государству! (Старик поворачивается к императору.) Мудрому кормчему могучего корабля! Спасибо тебе, билетерша!..

С т а р у ш к а (эхом). Билетерша... хорошая...

С т а р и к (указывает на старушку). Подательница шоколада и программок!

С т а р у ш к а (эхом). Граммов... граммов...

С т а р и к. Моя супруга, спутница... Семирамида!

С т а р у ш к а (эхом). Пурга... распутица... Аида. (В сторону.) Детка моя ненаглядная, всегда обо мне вспомнит.

С т а р и к. Спасибо всем, кто оказывал мне помощь, материальную или моральную, ценную и бесценную, своевременную и своекорыстную, способствуя успеху сегодняшнего празднества! Спасибо, возлюбленный наш государь император!

С т а р у ш к а (эхом). Сударь... пираты...

С т а р и к (в полнейшей тишине). Прошу тишины! Ваше величество!

С т а р у ш к а (эхом). Качество... ситчика...

С т а р и к. Государь, моей жене и мне – нечего желать, мы довольны вполне. Сегодняшний апофеоз – достойный венец нашей жизни. Мы благодарны судьбе за долгую череду мирных лет, ниспосланных нам небом. Жизнь прожита не зря, миссия осуществилась, человечество услышит Весть о спасении! (Старик указывает на оратора, который, не замечая этого, исполненным достоинства жестом отстраняет тянущихся к нему за автографом). Человечество, вернее, те частицы, которые уцелели. (Указывает на публику.) Вы, дамы и господа, вы, возлюбленные друзья, вы – драгоценные крупицы, благодаря которым может еще завариться недурная кашица! Оратор, дорогой друг!

Оратор смотрит в другую сторону.

И если я столь долго жил в безвестности, и современники мои пренебрегали вестником, значит, был в этом свой известный смысл.

Старушка всхлипывает.

Но сегодня это уже не имеет значения, сегодня я предоставляю тебе, друг оратор,

Оратор отстраняет еще одного любителя автографов и холодно смотрит в зал.

озарить города и веси светом моей Вести!.. Передай Вселенной мою систему. Не обходи подробности, странности, выпуклости и вогнутости прожитой жизни, расскажи о моих слабостях, смешном пристрастии к сладостям... расскажи все... не забудь о моей Семирамиде.

Старушка всхлипывает.

...Расскажи, как чудесны ее бифштексы, тают во рту ее торты, радуют душу рагу и маринованные огурчики... расскажи о Берри, моей родине... Я надеюсь на тебя, красноречивый оратор... я же со своей верной подругой после долгих трудов во имя прогресса и человечества, которым служил верой и правдой, исчезну, принеся самую великую жертву – бессмысленную и исполненную высокого смысла.

С т а р у ш к а (рыдая). Да, принесем ее, увенчанные славой... Умрем и станем легендой... Именем улицы...

С т а р и к (старушке). Верная моя подруга! Ты верила в меня неизменно и преданно целый долгий век, мы никогда не разлучались с тобой, никогда, но сейчас, в час нашей славы, безжалостная толпа разлучила нас...

А мне бы очень хотелось,

очень, очень хотелось,

чтобы кости наши смешались,

чтобы кожа одна укрыла

тленье нашей

усталой плоти

и червей мы одних кормили,

истлевая в одной могиле...

С т а р у ш к а (эхом). Истлевая в одной могиле...

С т а р и к. Не исполниться этой мечте!

С т а р у ш к а. Не исполниться этой мечте!

С т а р и к. Вдалеке друг от друга разбухнут в воде наши трупы... но не будем жалеть себя...

С т а р у ш к а. Сделаем то, что дoлжно.

С т а р и к. Нас не забудут. Царь небесный сохранит о нас вечную память.

С т а р у ш к а. Вечную память.

С т а р у ш к а. От нас останется след, мы личности, а не города-уроды.

С т а р и к и с т а р у ш к а (хором). Мы станем улицей!..

С т а р и к. Соединимся же в вечности, если нас разъединяет пространство. И как были мы вместе во всех наших бедах, так вместе и умрем. (Оратору, бесстрастному, невозмутимому, неподвижному.) В последний раз... я тебе доверяю, я на тебя положился, я на тебя надеюсь, ты выскажешь все... Довершишь дело моей жизни... Простите, сир... Прощайте все!.. Семирамида! Прощай!

С т а р у ш к а. Прощайте все! Прощай, моя душенька!

С т а р и к. Да здравствует император!

Он осыпает императора конфетти и серпантином. Звуки фанфар, яркая вспышка света, словно начался салют.

С т а р у ш к а. Да здравствует император!

Оба разбрасывают конфетти и серпантин, сперва на императора, потом на оратора, потом на пустые стулья.

С т а р и к (бросая). Да здравствует император!

С т а р у ш к а (бросая). Да здравствует император!

Старики с криком «Да здравствует император!» прыгают каждый в свое окно. Тишина. Два вскрика, два всплеска.

Яркий свет, льющийся в окна и большую дверь, меркнет, тускнеет; слабо освещенная, как вначале, сцена, черные

окна раскрыты, занавески полощутся на ветру. Оратор, неподвижно и бесстрастно наблюдавший двойное самоубийство,

наконец-то собирается заговорить: обращаясь к пустым стульям, он дает понять, что он глухонемой, размахивает руками,

тщетно стараясь быть понятым, затем начинает мычать: У-У-ГУ-НГЫ-МГЫ-НГЫ... Бессильно опускает руки, но вдруг лицо

его светлеет, он поворачивается к доске, берет мел и пишет большими буквами: ДРРЩЩЛЫМ... ПРДРБР. Поворачивается

к публике и тычет в написанное.

О р а т о р. Мгнм... нмнм... гм... ыгм...

Рассердившись, резким движением он стирает с доски написанное и пишет заново: КРР ГРР НЫРГ. Поворачивается

к залу, улыбается, словно не сомневается, что его поняли и он что-то сумел объяснить, указывает, обращаясь к

пустым стульям, на надпись и, довольный собой, застывает в неподвижности, затем, не видя ожидаемой реакции,

перестает улыбаться, мрачнеет, ждет, вдруг недовольно и резко кланяется, спускается с эстрады и направляется

к главной двери в глубине, завершая свое призрачное появление: прежде чем выйти, он еще раз церемонно

раскланивается перед стульями и императором. Сцена остается пустой со стульями, эстрадой, паркетом, засыпанными

конфетти и серпантином. Дверь в глубине широко распахнута в черноту. Впервые слышатся человеческие голоса,

гул невидимой толпы: смех, шепот, «тсс», ироническое покашливание, поначалу потихоньку, потом громче, потом

опять стихая. Все это должно длиться довольно долго, чтобы реальная публика, расходясь, унесла с собой это

впечатление. Занавес опускается очень медленно.