Текст книги "Принцесса льда"

Автор книги: Евгения Ярцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

…Она впопыхах заскочила домой за коньками. Нужно было поторапливаться, чтобы успеть туда и обратно, прежде чем мама придет с работы. Уже подбегая к подземному переходу, Маша сообразила, что школьную сумку стоило оставить дома. Но решила не возвращаться.

Она проехала несколько остановок на метро, дальше нужно было пересаживаться на маршрутку. И здесь, в маршрутке, началось. В животе образовалась ледяная пустота. Голова, наоборот, наполнилась чем-то горячим и, казалось, разбухала с каждой минутой. Горло сделалось сухим, как наждак, а ноги мягкими, точно у набитой синтепоном куклы. Во всем теле что-то мелко затряслось – наверное, пресловутые поджилки.

Низкое, вытянутое, расцвеченное неоном здание школы олимпийского резерва стояло в ста метрах от остановки.

«Чего бояться? Абсолютно нечего, – уговаривала себе Маша. – Не умрешь же ты оттого, что задашь вопрос. Нет в этом ничего страшного!» Но ватные ноги уговорам не верили и предательски укорачивали шаг, словно их одолевал паралич.

На входе сидел охранник. К счастью, ничего у нее не спросил и вообще не обратил на нее внимания. Дверь напротив входа была раскрыта настежь, оттуда доносились удары лезвий о лед и мужской голос – видимо, тренера. Принужденно, как спутанная лошадь, Маша прошла по коридору и остановилась за занавеской, собираясь с силами. Собственно, собираться было не с чем – никаких сил не осталось.

«Балда трусливая. Перед смертью не надышишься», – она пыталась разозлиться, чтобы заставить себя сделать последний шаг.

Дрожащей рукой взялась за занавеску, отчаянно шагнула вперед… и столкнулась с кем-то, кто в этот самый момент собирался выйти в коридор. Маша подняла глаза…

Перед ней стоял Сергей Волков.

Глава 7 Экзамен на выносливость

– Здравствуйте, – пискнула Маша.

– Здрасте, – откликнулся Волков.

Маша попыталась припомнить проникновенные слова, которые придумала накануне. Но паралич с ног перекинулся на язык. А с языка на мозг. Она-то собиралась говорить с обычным человеком и никак не рассчитывала наскочить на мировое светило! И понесла нечто совершенно невразумительное:

– Я хотела… Понимаете, я сейчас нигде как бы, только сама, в общем, я хотела спросить, можно ли, то есть хотела узнать, как принимают в…

– Вот здесь, на лавочке, пока что посиди, – не дослушал Волков. – У меня занятие еще пятнадцать минут.

Маша сидела за занавеской на низкой скамеечке. Предавала себя анафеме за мегакосноязычие, дырявую память, из которой напрочь выдуло отрепетированную речь, и куриные мозги, что она безуспешно напрягала, силясь придумать новую.

– Это ведь ты на детском первенстве Москвы той зимой каталась? – Волков возник внезапно и бесшумно, окинул ее зорким взглядом. – Что ж ты сидела впустую? Почему на лед выйти не готова? Костюм для тренировки с собой? Раздевалка там.

Маша сконфуженно юркнула в раздевалку. Кто же знал, что под «сиди на лавочке» подразумевалось «готовься к выходу на лед». Из-за спешки и волнения ладони стали мокрыми, пальцы непослушными, волосы лезли в глаза, молнии застревали, как заколдованные, а шнурки не попадали в дырочки.

Когда она вышла из раздевалки в чехлах, Волков стоял у бортика с какой-то женщиной. Статной, эффектной, как кинозвезда.

– Тебя как зовут? – обратился он к Маше. – Мария, кажется?

– Да, Мария… Маша.

– Меня Сергей Васильевич. Это Ирина Владимировна, наш хореограф. Разминайся пока.

Маша покатилась по периметру катка. Скользила то простой подсечкой, то по дугам. Переходила на перетяжки или змейку, потом снова на подсечку. Волков тем временем шарил по карманам, разговаривал по телефону, если и следил за ней, то вполглаза. А скорей всего просто перестал ее замечать. Маша была в растерянности: катается себе и катается, и сколько ей так разъезжать вхолостую? Может быть, он ждет, что она сама покажет парочку элементов?.. Но проявить инициативу не решалась и методично нарезала круг за кругом. Волков договорил по телефону и повернулся в ее сторону:

– Размялась? Вот что я тебе скажу: скольжение у тебя никуда не годится. У тебя манера переходить с одного ребра на два. – Он поманил ее пальцем.

Маша подкатила к проему в бортике, Сергей Васильевич выставил на лед круглую трехногую табуретку, жестом показал: садись. Маша опустилась на сиденье, а он поднял ее ногу за лезвие, словно коня за копыто, перед тем как подковать.

– Видишь, вот ребро – и вот ребро. Скользить нужно либо на этом, либо на этом.

– Я знаю, – робко сказала Маша.

– «Знаю», а сама на двух ребрах разъезжаешь. Коньки эти тоже никуда не годятся, нужны новые… Ладно, пока дальше поехали. «Саночки» помнишь?

Маша разогналась и покатилась в полном приседе, как будто сегодня был ее первый день на катке. Волков шел за ней по пятам – точнее, по линиям, которые оставляли ее коньки.

– Каким должен быть след? – спросил он, когда Маша остановилась. И сам же ответил: – Тонким. И почти без стружки. А это что? – Он отбросил ботинком снежную пыль со следов от Машиных коньков. – Это строганина. Скоблишь лед, как напильником. И скользить ты должна бесшумно. Я хочу услышать лишь легкий хруст льда, а не скрежет, как в металлообрабатывающей мастерской. Еще раз!

Маша делала «саночки» снова и снова, сперва по прямой, потом по дугам, и всякий раз звучал приговор:

– Слышу!

После «саночек» Волков вцепился в перетяжки. Снова-здорово ходил за Машей, как заправский следопыт, и уличал ее в «неправильном следе».

– Как ты ребро меняешь? Э-э-эвона какой длиннющий двуреберный отпечаток остается. А на перетяжке двуреберность должна равняться длине твоего конька! Теперь дуги покажи.

Маша проехала по дуге на правой ноге, сменила ее на левую.

– Это, по-твоему, дуги? Это палки. Крутизны не хватает. Все тот же корень зла: двуреберное скольжение. И за руками совсем не следишь. Руки должны быть расслаблены!

Но гонять по дугам не стал и велел показать тройной прыжок. Любой.

Маша сделала идеально, по ее понятиям, заученный, а главное, самый несложный из прыжков, сальхов. Уверенно выехала и ждала одобрения. Вместо этого услышала:

– Вот как ты разбегаешься?

– Ну, как… стараюсь гладко, ровно скользить, чтобы…

– Так улитка скользит, – перебил Сергей Васильевич, – когда никуда не торопится. Нужно увеличивать скорость разбега перед прыжком. Тогда прыжки получаются выше и стабильней. А скорости у тебя почему нет? Потому что переходишь на два ребра. Корень зла! Спирали все делаешь? «Кораблик» покажи.

«Спирали» – когда подолгу скользишь в неизменной позе с высоко поднятой свободной ногой – Маша освоила давным-давно. Но как раз «кораблик» – «спираль» на двух ногах – давался ей тяжелее остальных. Тамара Витальевна относилась к нему спустя рукава: дескать, элемент скорее мужской, не больно-то он тебе нужен. В «кораблике» ноги должны были стоять на одной линии пятками друг к другу – носками наружу; вывернуть их так, чтобы они составляли ровную линию, у Маши получалось с великим трудом. После «кораблика» пришлось демонстрировать моухок – элемент, в котором меняется направление движения, и в этот самый момент ноги опять-таки надо расположить пятками друг к другу, в одну линию. После моухока Волков задал ей бауэр – тот же «кораблик», только усложненный: ноги ставятся не в одну линию, а на воображаемых параллельных… Во время бауэра Маша потеряла равновесие и чуть не упала.

– Все слышны, особенно бауэр, – заключил Волков. – А бесшумность скольжения – критерий мастерства. Тебе выворотности сильно не хватает. Перерыв.

Маша разочарованно зашла за бортик. Покаталась каких-то жалких двадцать пять – тридцать минут. И почти половина времени ушла на разминку. Куда же ей деваться на перерыв? И сколько он будет длиться?

Однако оказалось, что перерыв – понятие условное.

К ней подошла хореограф:

– Ты голодная?

– Нет пока, я в школе обедала.

– Тогда идем. Носки для зала с собой?

– Нет, я не знала, что…

– Плохо. Пол холодный. Ладно, что-нибудь придумаем.

Они прошли в зал. Хореограф вынесла из подсобки небольшой ковер, свернутый в трубку, одним движением раскатила его на полу перед зеркалом. Первым делом взялась за деми-плие – плавный полуприсед.

– Ноги чуть шире плеч и бедер. Ступни сильно не выворачивай, это ни к чему. Пресс напряжен. Пятки на расстоянии плеч. Медленно опускаешься, спину удерживаешь идеально ровной. Ай-ай-ай, вперед клонишься. А сейчас зачем спину выгибаешь? Контролируй себя в зеркале!.. Вот, уже лучше. Теперь полный присед, гранд-плие. Ноги вперед не толкать! – Она положила на пол перед Машей длиннющую, не меньше метра, линейку. – Вот тебе пограничная линия. Следи, чтобы колени ее не пересекали и смотрели точно в стороны.

Не тут-то было – колени смотреть куда надо отказывались и все время нарушали границу.

– Представляй, что перед тобой раскаленная стенка. Коснулась ее коленом – обожглась! Ай, теперь вперед валишься – лоб обожжешь! Мысленно командуй себе «отклониться назад», тогда спина останется совершенно ровной. Бедра держать напряженными! Встала – мышцы не отпускай!.. Хорошо. Теперь представь мне все балетные позиции. Начни с тандю.

Маша закусила губу, глаза забегали. В своей спортивной школе она беспардонно динамила хореографию; половину балетных фигур помнила смутно, другую половину не помнила вовсе. Попалась!.. И зачем она сюда сунулась! Чтобы в первый же день опозориться? Чтобы ее выставили с треском, как законченную невежу?

Но Ирина Владимировна, если и заметила Машину панику, виду не подала и безмятежно предложила:

– Может, будем повторять движения вместе? Вдвоем веселее.

И встала у станка напротив Маши.

– Тандю, – говорила она нараспев. – Ногу вперед, в сторону, назад. Движение скользящее. Следим за выворотностью. Жете. Невысокий взмах свободной ногой в сторону, возврат к опорной ноге. Фондю. Во время сгибания ноги приседаем неглубоко, мышцы ног не отпускаем! Ронд-де-жамб-англер – обводим по полу круг правой… теперь левой… Фраппе. Носок в пол, ногу разгибаем быстро, энергично, высоко не задирать! Пти батман – ногу отводим – приводим, спина ровная, голову прямо! Гран батман… Адажио…

В качестве «повторения» она продемонстрировала основные позиции «низа», якобы не догадываясь, что Маша не ахти какой специалист в батманах и тандю.

– Так, дальше повторяем «середину». Вспомним основные позиции рук. Подготовительная – руки опущены, округлены в локтях и кистях. Первая – поднимаем руки на уровень диафрагмы. Вторая – разводим в стороны на уровне плеч. Третья – поднимаем над головой…

Маша героически старалась угадывать следующую позицию и принимать нужное положение синхронно с хореографом. От напряжения голова взмокла, волосы прилипли к вискам.

– Устала? – спросила хореограф.

– Нет, – быстро сказала Маша.

– Нет так нет, – Ирина Владимировна плутовато прищурилась. – Но мышцы мы все-таки растянем и расслабим.

Она показала Маше несколько упражнений на растяжку. Из подсобки вынесла холодный чай с лимоном и нечто вроде бутерброда: на ржаной хлеб были штабелем наложены ломтики помидора и яблока, стебли сельдерея и горьковатые салатные листья. Маша безропотно сжевала странную конструкцию, а хореограф усадила ее на стул и промассировала шею и плечи. Жестко, даже больно. Маша кривилась и ойкала. Зато ощутила приток сил – то ли от варварского массажа, то ли от эксцентричного бутерброда. И была отправлена обратно на лед.

– Покажи подход и въезд во вращение, – распорядился Сергей Васильевич.

Через тройку вперед-наружу Маша сделала подход, въехала в винт – вращение стоя, – и тут же раздался хлопок:

– Стоп-стоп-стоп! Кто же выпрямляет опорную ногу до того, как возникло устойчивое вращение? Ну-ка, еще раз… Нет, рано! Еще раз… Вот сейчас! Нет, поздно. Еще раз!

Еще много-много раз Маше пришлось заходить на вращение, прежде чем она уловила, в какой момент нужно выпрямлять опорную ногу.

– Теперь сносно, – сказал Сергей Васильевич. – Но само вращение никуда не годится. Вращаться надо на передней трети конька, а не как бог на душу положит.

И снова началось: «Еще раз. На всем полозе вращаешься! Еще раз. Зачем на зубцы поднялась? Еще раз…»

Едва Маша почувствовала «переднюю треть конька», как Сергей Васильевич переключился на разгруппировку:

– Она должна заканчиваться легким сгибанием опорной ноги. Еще раз. Сгибание недостаточное. Еще раз. Теперь чрезмерное. Еще раз…

Маше мерещилось, что она снимается в фильме под названием «Самая бестолковая фигуристка в мире». Дубль 37, дубль 168, дубль 999…

От либелы – вращения в «ласточке» – Сергей Васильевич и вовсе не оставил камня на камне.

– Это не либела. Это коромысло. Здесь вращаться нужно на плоскости конька, не касаясь льда зубцами. У тебя зубцы скрежещут об лед, как жернова. Свободная нога мотается безобразно. Надо оттягивать ее назад, чтоб прямая была, как стрела! Особенно в самом начале вращения. И где должно находиться колено? Выше уровня бедра. А у тебя оно, спрашивается, где? Перерыв.

Хореограф принялась штудировать с ней позы спиралей, заклонов и вращений. Начали с бильмана – свободную ногу поднимаешь за спиной и двумя руками удерживаешь за лезвие конька над головой.

– Должен получиться нераскрытый тюльпан, – говорила Ирина Владимировна. – Голова – его сердцевина, руки и нога – три лепестка. У тебя один лепесток с дефектом – нога в колене норовит согнуться. Вон, видишь? – Она то и дело апеллировала к зеркалу, которое беспощадно отражало все дефекты.

После бильмана перешли к «колечку»: сильно прогнуться, откинув назад голову, и захватить лезвие. Потом к заклону без захвата конька, где спина должна быть параллельна полу. Потом к спирали Керриган, когда вытянутую назад и вверх ногу удерживаешь рукой за колено. В каждой позе Маше приходилось стоять по минуте и следить за собой в зеркале, чтобы ни чуточку не качнуться и ни на йоту не изменить положение.

– Клонишься, как Пизанская башня! – то и дело покрикивала Ирина Владимировна.

Дальше она принялась лепить из Маши «ласточку». Свободную Машину ногу тянула назад и немного вверх, железными пальцами поднимала голову за подбородок и расправляла плечи, точь-в-точь как скульптор, что придает глине нужную форму. И велела Маше качаться взад-вперед.

– Добивайся неизменной амплитуды. Представляй себе, что ты качалка. На детской площадке есть такие качалки с двумя сиденьями друг напротив друга. И тот, и другой конец качалки не может опуститься ниже земли, верно? Потому что он в нее упирается. В качающейся либеле должна быть такая же невидимая «земля», в которую ты упираешься то подбородком, то зубцом!

И для подстраховки в качестве «невидимой земли» использовала собственные руки, подставляя их под Машину ногу и подбородок.

Маша ждала, что «ласточку» и остальное нужно будет перенести на лед. Ждала с нетерпением: после мучительного стояния в этих позах исполнение их во вращениях и спиралях представлялось раем.

Вместо этого прозвучало:

– Бедуинский в «ласточку».

Иначе бедуинский называют «бабочкой». Тот, кто придумал для него столь воздушное название, явно погорячился. Ноги совершают в воздухе атлетический круговой мах, как будто рисуют солнышко, а туловище «лежит» на плоскости, параллельной льду.

Маша решила, что настал ее звездный час: за бедуинский Тамара Витальевна пела ей цветистые дифирамбы. Теперь же вместо дифирамбов услышала:

– Это не прыжок, а переступание с ноги на ногу. Что придает бедуинскому красоту? Высота! Мощный полет вперед и вверх. А за счет чего достигается высота? За счет правильного отталкивания. Еще раз!

Не меньше получаса Маша угрохала на то, чтобы правильно оттолкнуться. И еще столько же – чтобы правильно приземлиться в «ласточку».

– Совершенно не обращаешь внимания на жесткость тела в полете! Итог – при приземлении свободная нога и туловище опускаются. Зрелищности ноль. Опять нога вниз ухнула. Так ты рискуешь потерять равновесие. Мечтаешь на льду растянуться?

Маша мечтала об одном: услышать слово «перерыв» и вернуться в зал. Теперь раем представлялось стояние в позах спиралей и заклонов.

– Прыжок в волчок сальховом на толчковую ногу. Э, нет, так не годится. В полете ты должна принять почти то самое положение, в котором будешь вращаться. Давай заново. Не то! Слишком плотно сгруппировалась, так трудней приземляться, а вращаться начинаешь чересчур быстро, это чревато падениями. Сальховом на маховую ногу. Ничего похожего! Когда нужно принять положение «пистолетик»? В верхней точке траектории, не раньше и не позже. Все заново. Ну и что это за приземление? Приземляться надо на зубцы! И только потом плавно переходить на переднюю треть полоза.

После прыжков во вращения Маше пришлось выполнять диковинное задание: вращаться в «ласточке», подскакивая на опорной ноге.

– Ну что ж, на сегодня хватит, – сказал наконец Волков и ушел за занавеску.

Маша подъехала к проему в бортике, без чехлов доковыляла до скамейки и упала на нее. Ей казалось, что от нее валит пар.

Волков показался в конце коридора, уже в дубленке.

Ирина Владимировна, тоже одетая для улицы, собиралась уходить. Издали махнула Маше на прощание. Тихо сказала Волкову:

– Вот это работоспособность.

Тот кивнул:

– Берем.

И направился к Маше:

– Завтра в пятнадцать тридцать будь здесь. Без опозданий. Документы принесешь: свидетельство о рождении, страховой полис, два фото, зачетную книжку и так далее, вот полный список, – он протянул ей сложенный вдвое листок. – На обороте я написал, какие коньки купить. Это название фирмы. Размер подбирай, чтобы плотно обхватывали голеностоп. Теперь заминку делай.

Маша зачарованно взяла у него листок. Даже не спросила, что такое заминка.

– До свидания, Сергей Васильевич, – сказала она.

– До завтра, – бросил Волков через плечо. И ушел.

Как в замедленном кино, Маша переоделась, уложила в спортивную сумку коньки, тренировочные брюки и куртку. Неужели сам Сергей Волков, тренер с мировым именем, взял ее в свою группу? Осознать масштаб этого события было ей не под силу. Нет, это произошло не с ней – с кем-то другим.

На улице было темно. Под фонарем тихо кружились снежинки. И Маше чудилось, что весь мир тихо кружится вокруг нее…

Стоп. Темно?! Сколько же времени?

Она выхватила из кармана мобильник. На экране высветились цифры «21:05». Одно за другим выплыли оповещения: «У вас два непринятых вызова» и «У вас одно новое сообщение».

Глава 8 В экстренном режиме

Маша помертвела. Ясно, звонила мама. И сообщение наверняка от нее. Что-нибудь гневное, типа «где тебя носит?». А она еще явится домой с коньками! Спрятать их в подъезде под лестницей? Не выйдет, проем замуровали, когда делали ремонт. Оставить на лестничной площадке и молиться, чтобы никто не украл, а потом потихоньку занести домой… И наврать, что ушла перед самым маминым приходом, чтобы прогуляться с подружками. Опять не выйдет – выдаст школьная сумка!

Цепенея от страха, Маша нажала на просмотр.

Сообщение действительно было от мамы. И гласило:

«Вернусь после 21.30. Вареники в морозильнике».

Уффф… Бегом! Вихрем!! Во что бы то ни стало успеть домой раньше мамы!

Маршрутка отъезжала от остановки. С невесть откуда взявшимся нахальством Маша бросилась наперерез, размахивая руками и выкрикивая: «Стойте! Стойте! Подождите!» Водитель круто затормозил, сделал ей большие глаза и покрутил у виска пальцем. Таксист-частник, дежуривший у остановки, высунулся из окна своей машины и крикнул: «Ты чего, девица, чокнулась?!» Водитель маршрутки сердито распахнул дверь, Маша вскочила в салон, а пассажиры, как по команде, уставились на «чокнутую девицу».

Задевая то школьной, то спортивной сумкой ни в чем не повинных пешеходов, Маша неслась к метро. Пулей слетела по эскалатору, ворвалась в закрывающиеся двери последнего вагона. Коньки защемило, машинист раздраженно объявил: «Не держите двери!» На остановках она перебегала из вагона в вагон, чтобы оказаться в первом. Потом мчалась по эскалатору вверх через две ступеньки. Бешено задыхалась, но темпа не сбавляла и бежала, бежала, бежала. Вот дом, вот подъезд, лифт, дверь квартиры…

Маша бесшумно вставила ключ в замочную скважину. Осторожно нажала дверную ручку. В прихожей, слава богу, было темно.

Срочно замести следы! Все обставить так, будто она давным-давно дома.

Голова работала в экстренном режиме. Сапоги обтереть досуха, чтобы под ними не натекла лужа! Холодное пальто завесить всем, что болтается на вешалке! Сумку с коньками зафутболить поглубже под кровать! Вместо школьной одежды напялить домашние джинсы и мятую футболку! Как быть с варениками? Мама, понятное дело, обнаружит, что она их не съела. Маша зубами рванула пленочную упаковку, вывалила содержимое в унитаз, нажала на спуск. Вместо того чтобы тихо-мирно утонуть, несчастные вареники закружились на поверхности воды. Под конец их все-таки утянуло в сливное отверстие, и Маша бросилась назад, на кухню. Сунула в раковину кастрюлю, открыла кран. Кастрюля якобы замочена – в ней ведь готовились вареники. Маша собиралась еще разок спустить воду, чтобы с гарантией утопить их в канализации. Не успела: в двери уже поворачивался ключ.

Мама рассеянно кивнула Маше, скинула пальто и сапоги и направилась в туалет. Маша кусала ногти и обмирала от мысли, что сейчас ее обман выплывет – в виде вареника, который вероломно вынырнет из недр унитаза.

Но мама как ни в чем не бывало вошла на кухню, опустилась на табуретку у стола. И тут Маша увидела, что ее школьная сумка стоит в коридоре на видном месте. И на ней поблескивают крупные капли от растаявших снежинок. А мама сидела как раз лицом к коридору. И в упор смотрела на эту самую сумку.

– У меня к тебе важный вопрос, – проговорила мама, не сводя с сумки глаз. – Я звонила домой, но ты не брала трубку. И на сотовый звонила. Я все знаю, – мама отвела взгляд от сумки и значительно посмотрела на Машу. У той перехватило дыхание. – Да, прекрасно знаю, что такая жизнь тебя не слишком устраивает. Не думай, что я этого не понимаю. Звонила я, чтобы узнать твое мнение о возможных, м-м-м… переменах.

– Каких переменах? – настороженно спросила Маша, медленно передвигаясь к дверному проему, чтобы загородить собой сумку.

– Мне предлагают новую должность. Очень ответственную. Практически зам генерального по продажам. Из-за этого я и задержалась. Согласия пока не дала. Дело в том, что уходить с работы придется не раньше полдевятого, а то и девяти. Получается, тебе придется каждый день готовить обед самостоятельно, как сегодня… Справишься?

– Конечно, справлюсь! – воскликнула Маша с невероятным облегчением.

– Но меня тревожит, что ты будешь предоставлена самой себе, – мама озабоченно вздохнула. – Может, лучше отказаться?

На самом деле она пребывала в легкой эйфории от очередного карьерного шага, но считала своим долгом скрывать это от Маши.

– Да ты что! Зачем из-за меня отказываться от такой замечательной должности! – испугалась Маша. – Конечно, соглашайся!

– Что ж, раз ты не против… Но получается, что мы почти не будем видеться. Тебе, наверное, будет тоскливо сидеть в пустой квартире в одиночестве до самого вечера…

– Ну да, – Маша притворилась, что сокрушается. – Но не волнуйся, я справлюсь. Ничего страшного!

– Хорошо, – сказала мама печально, втайне ликуя, что Маша так легко восприняла перемены.

– Ладно, – откликнулась Маша, в свою очередь стараясь придать голосу печаль. Тщетно: в нем слышалась самая настоящая радость. Какой подарок судьбы! Теперь она сможет беспрепятственно ездить на занятия к Волкову!

Но мама не заметила неумело скрываемой радости – ей и самой стоило немалых усилий сохранять строгую и печальную мину.

Глава 9 Перекрестный бильман

На другой день, ровно в пятнадцать тридцать, Маша заходила на каток школы олимпийского резерва.

Волкова за бортиком не было. На льду тренировались три девушки. Судя по всему, просто разминались. Одна постарше Маши, лет шестнадцати-семнадцати. Необыкновенно красивая, гибкая и грациозная. Невозможно было смотреть на нее без восхищения. Две другие, наверное, Машины ровесницы. Как же они катались, все трое! Как скользили, прыгали, вращались! Сказочно, безупречно, волшебно. «Полубоги», – подумала Маша. Казалось, она наблюдает разминку сильнейшей группы на чемпионате Европы или мира, где каждая участница претендует на первое место. Машу то и дело обдавало ветром, когда кто-нибудь из них проезжал мимо бортика.

Вторая девочка, невысокая блондиночка со встрепанными кудряшками, широколицая и коренастая, как гриб-боровик, непрестанно отрабатывала диагональную дорожку шагов и время от времени, словно для развлечения, прыгала тройной риттбергер. Третья, с собранными в хвост темными волосами, принялась делать по кругу прыжки в шпагат, высокие, как в мужском катании. Делалось это непринужденно, явно не в полную силу, с какой-то мастерской небрежностью, говорившей, что акробатический элемент служит ей всего лишь для разогрева.

– Коньки новые? – услышала Маша.

За спиной стоял Волков.

– Здравствуйте… Нет пока… Не успела купить.

Не могла же она вот так, с места в карьер, бухнуть, что мама отказалась давать деньги на занятия, что просить новые коньки у нее даже не бесполезно, а попросту невозможно, ведь она знать не знает, что Маша продолжает кататься!.. Никак нельзя было в первый же день выложить знаменитому тренеру, который непонятно почему согласился взять ее в группу, всю свою подноготную; Маша не осмеливалась даже заикнуться, что занимается тайно, контрабандой… Он же посмотрит на нее, как на сумасшедшую! Дескать, нет коньков – тогда что ты здесь, спрашивается, делаешь?

Как быть с этой проблемой – новыми коньками, – Маша пока не придумала и малодушно закрывала на нее глаза.

Сергей Васильевич осуждающе прищелкнул языком:

– Давай сюда старые, хотя бы переточу. Документы принесла? – Маша протянула ему файл.

В списке документов, помимо прочего, было «заявление от родителей с просьбой о зачислении в Специализированную детско-юношескую школу олимпийского резерва», и Маша измененным почерком накропала заявление от имени мамы, а в конце соорудила замысловатую подпись. И теперь ее терзали страхи, что почерк получился недостаточно взрослым, что ее заподозрят в подлоге и отправят в полицию на графологическую экспертизу.

– Девушки! – Сергей Васильевич хлопнул в ладоши. – У нас пополнение. Алена, Полина, Вероника, – показал он на каждую по очереди. – А это Мария. Занимается теперь с нами. Знакомьтесь.

И ушел куда-то с Машиным файлом и коньками.

Алена – та, что постарше, красавица, – доброжелательно обратилась к Маше:

– Приветик. Ты где тренировалась? От кого перешла?

Маша лихорадочно сглотнула. Что отвечать?..

– Я, это самое, в районной школе занималась. А потом моя тренер уехала, и…

– И передала тебя Васильичу? Ого! Повезло тебе! Он из районных школ обычно никого не берет.

– А фамилия ее? – спросила Вероника, та самая, которая разминалась на прыжках в шпагат. – Тренера твоего?

– Колесниченко.

– Никогда не слышала, – сказала Вероника. Она в упор смотрела на Машу продолговатыми, как фары японских машин, глубоко посаженными глазами. От этого пристального взгляда Маше сделалось не по себе. Ее будто сканировали. Или просвечивали рентгеном.

Третья девочка, Полина, ничего не сказала и снова взялась за свою диагональную дорожку.

Сергей Васильевич вернулся с Машиными коньками:

– Готово. Обувайся, начинай разминку… Полина, стоп! Вы что с Ириной Владимировной учили? Руками во время дорожки машешь, как алебардами, ать-два! Ты не на плацу маршируешь! Где плавность?

Кроме Сергея Васильевича, на катке появилась его помощница – младший тренер, которую все называли просто Ларисой, без отчества.

Маша переоделась и вышла на лед.

Что такое?.. Коньки не ехали, точно были натерты противоскользящим веществом. Маша прилагала нечеловеческие усилия, чтобы просто катиться вперед. Как же он их заточил? Наоборот, затупил! Может быть, что-нибудь перепутал?

Она вернулась к бортику. Сергей Васильевич, энергично жестикулируя, что-то втолковывал Полине. Маша остановилась поодаль, не решаясь вмешиваться в разговор.

Наконец Полина отъехала. Он мельком взглянул на Машу.

– Разминайся, разминайся.

– Сергей Васильевич, извините… У меня коньки почему-то не едут. Как будто ползут.

– И правильно, – кивнул он. – Канавка между лезвиями была слишком глубокой. Вот ты и приноровилась на двух ребрах разъезжать. После моей переточки скользить с нормальной скоростью ты сможешь только на одном ребре, то есть с правильным наклоном. Все понятно? Работай!

На переточенных коньках Маша чувствовала себя неуклюже, как будто училась ходить.

– Дуги отрабатывай. Разогналась – лови скорость. Поймала – держись на ребре как можно дольше!

Маша ловила скорость и мигом ее теряла. Сергей Васильевич не смотрел в ее сторону, но каким-то чудом все замечал:

– Опять на два ребра плюхнулась!

Маша каталась поближе к бортику, жалась по углам катка. И невыносимо страдала оттого, что в этой блестящей компании выглядела как гадкий утенок, раньше времени затесавшийся в стаю лебедей. Заниматься рядом с ними, которые, конечно, с недоумением должны взирать на такую неумеху, было куда трудней, чем держаться на ребре. Ездить по дугам, учиться правильному наклону – смех, да и только! А «полубоги» тем временем прыгают тройные лутцы и флипы, отрабатывают головокружительные комбинации вращений, заклоны и дорожки шагов. Правда, Алена и Полина на нее особо не смотрели. Но глаза Вероники нет-нет да обращались в ее сторону, и Маша невольно съеживалась, чувствуя на себе тяжелый пристальный взгляд.

– Полина и Мария отдыхают. Вероника, Алена! Работаем над вращениями в трех позициях.

Обе исполняли одну и ту же комбинацию вращений со сменой ноги: волчок на одной, потом на другой ноге, переход в либелу, а из нее в заклон. Сергей Васильевич хлопал в ладоши и считал:

– И-раз, и-два, и-три, переход! Вероника перекрутила, лишний оборот сделала! Алена скорость потеряла при смене ноги! И-раз, и-два, и-три…

Машу поразило, что они делали комбинацию одинаково легко и влево, и вправо.

– Теперь Полина на лед, – скомандовал Волков. – А ты, – сказал он Маше, – смотри внимательно. Вливайся. Полина, на бильман заходи! Мария, если можешь, повторяй.

Маша постаралась влиться сразу же и сделала вращение синхронно с Полиной. Украдкой покосилась на Алену с Вероникой. Алена выглядела сумрачно, Вероника смотрела на Машу с какой-то брезгливостью. Ясней ясного было, что фейсконтроль в их глазах она не прошла. Что ее бильман не лезет ни в какие ворота и стандартам полубогов не соответствует. Она и прежде делала его неуверенно. Теперь же, на переточенных коньках, получился не бильман, а сплошное напряжение и неловкость.

Тут Волков задал Полине перекрестный бильман. Что это такое, Маша забыла, а может, и не знала вовсе. Мельком глянув на Полину, она попыталась изобразить то же самое: отвела ногу назад и рукой схватилась за лезвие.