355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгения Сафонова » Смерть и прочие неприятности. Opus 2 (СИ) » Текст книги (страница 26)
Смерть и прочие неприятности. Opus 2 (СИ)
  • Текст добавлен: 4 января 2021, 15:00

Текст книги "Смерть и прочие неприятности. Opus 2 (СИ)"


Автор книги: Евгения Сафонова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

…«домой»…

– Оп-па. – Мэт даже присвистнул от удовольствия.

Либо это проверка гнусной и бессовестной ложью – либо предложение слишком щедрое, чтобы Еву могла не ужаснуть предполагаемая цена. Прекрасно. И еще прекраснее то, что Ева прекрасно знала, как должна на это реагировать: никак. Будущая королева Керфи и счастливая невеста не могла думать о том, чтобы отказаться от магии, порвать с Его Величеством Мираклом тир Тибель и упорхнуть обратно в Москву, к своей скучной обыденной жизни в скучном обыденном мирке.

Или…

– Во всяком случае, я изобрел ритуал, который теоретически позволяет пройти через прореху с этой стороны. И выйти в том мире, что вы покинули, – как ни в чем не бывало продолжил Лодберг, когда они снова развернулись друг к другу. – Не знаю, известно ли это вам, но при должном мастерстве можно вычислить место, где откроется…

– Где откроется очередная прореха из нашего мира в ваш. Знаю. – Ева вскинула руку, чтобы их пальцы окошком соединились над головой. – Вы сказали «теоретически». А практически?

…в конце концов, пока никто не говорил, что это билет в один конец. Может, это и не так. И в любом случае ей семнадцать, а по ту сторону прорехи у нее остались люди, по которым она не может не скучать. Она юная особа, полная противоречий. Даже если это простая проверка, едва ли она провалит ее, выказав свою заинтересованность.

Страшно, что она так долго играла в те чувства, которых не испытывала, что уже боялась проявить настоящие.

– Практически мои опыты не увенчались успехом, – ничуть не смутившись сказал колдун, пока они сходились и расходились, меняясь местами через кружево легких и изящных восьми шагов.

– Что делает ваше предложение не настолько щедрым.

– Видите ли, этот мир не отпускает того, кто успел пустить в нем слишком длинные корни. И вернуться может лишь тот, кому есть, куда возвращаться. Я бы даже сказал, к кому возвращаться. Но все мои подопытные выбирали остаться здесь. Там их ничто не держало.

А ты с чего-то уверен, что мне есть, к кому возвращаться, подумала Ева, пытаясь разобрать хоть что-то за непроницаемым дружелюбием на его лице. Из чего можно сделать вывод, что Белая Ведьма насплетничала тебе про мою сестру.

Ева тоже читала Динкин твиттер. И прекрасно помнила, как часто та выкладывала фото счастливых сестер Нельских, сопровожденные сердечками и подписями вроде «зависли в океанариуме с сестренкой, люблю ее».

– Снежана тоже была среди ваших подопытных?

– Была, – легко подтвердил Лодберг.

– Она сирота?

– Насколько я знаю, в том мире у нее остался отец, но у них были не слишком хорошие отношения.

– И ни одной подруги? Друзей? Вещей, от которых она не смогла бы отказаться? – Ева не могла представить, чтобы геймера и программиста прельстил мир без компа и интернета. Динку бы точно не прельстил. – Хотите сказать, она просто добровольно выбрала магию и почетную должность знаменосца?

– Она выбрала меня.

Тихий ответ почти слился с голосами скрипок. Или как их там называли местные – сути это не меняло.

Так вот чьи объятия утешили тебя после расставания с принцессой дроу, думала Ева, пока они бок о бок скользили по белому мрамору, сиявшему отблесками кристаллов и оконных витражей. Неожиданно. Или очень ожидаемо – если посмотреть с другой стороны.

В одном Белая Ведьма была права: они и правда безошибочно находили дорожки к трону. Только вот далеко не всегда прямые и легкие.

– В каждом из миров есть много прекрасных вещей, ради которых стоит жить, – продолжил колдун, отступая для завершающей фигуры. – Здесь. Там. Просто жить. Но в конечном счете люди всегда привязывают нас легче и надежнее всего. – Он поклонился, не опуская головы, и его неотрывный взгляд пробрал Еву почти до мурашек. – Думаю, вы можете это понять.

Приседая в реверансе, она вспомнила далекий, очень далекий вечер, когда Герберт задал ей простой и такой многогранный вопрос.

…«ты останешься со мной»?..

– Почему вы предлагаете мне это?

Ева не замечала людей и эльфов вокруг, расходящихся для отдыха или заступающих в центр зала для нового танца. И не сопротивлялась, когда ее подхватили под руку, увлекая куда-то: наверное, вернуть Герберту или проводить к Мираклу. В голове теснилось слишком много мыслей, догадок и лихорадочных соображений, чтобы задумываться о таких вещах.

Сейчас они были просто еще одним маленьким потоком в великосветском море, старавшимся не пересечься с другими.

– Не верите, что я просто хочу помочь?

– Увы, Советник. Такой подарок, как безосновательная вера, дается далеко не всем. Если и дается, то прискорбно легко теряется.

Лодберг засмеялся. Коротким, очень приятным смехом, в нужной степени бархатистым и звонким.

– Считайте это подкупом. – Он прокладывал путь сквозь толпу с небрежной легкостью. Те, кто замечали их приближение, торопились расступиться, но многие гости были слишком заняты беседой – и тем не менее колдун пробирался вперед так уверенно, что Ева ни разу не задела чей-то неаккуратно выставленный локоток. – Я заинтересован в том, чтобы наладить хорошие отношения с вами и вашим женихом.

– Или с моим женихом через меня.

– Читайте, как вам угодно.

– По-вашему Миракл будет вам благодарен, если вы поможете его невесте сбежать в другой мир?

– Истинно любящий вас будет благодарен, если я помогу вам обрести счастье. Вне зависимости от того, является ли вашим счастьем он – или дом. – Притормозив мягко, как швартующаяся лодка, колдун наконец выпустил ее руку. – Кажется, Криста, у меня для тебя подарок.

Ева запоздало повернула голову, прекратив вглядываться в его четкий профиль в тщетных надеждах узреть подсказки о происходящем.

Повелитель дроу, Повелительница людей и Повелители эльфов поприветствовали ее калейдоскопом улыбок, включавших в себя пестрый спектр эмоций: от расположения до почти откровенной хищности.

– Все любопытственнее и любопытственнее…

Ева почти видела, как Мэт в ее голове устраивается подобнее.

– О, это ты! – Криста немедленно перехватила ее опущенные руки. Она перешла на «ты» еще на дневной аудиенции, если слово «перешла» применимо в случае, когда говорить «вы» даже не пробовали. – Так рада снова тебя видеть! Весь вечер тебя ищу!

Феноменальная доброжелательность этой девушки валила с ног.

– Она только недавно сетовала, что ее прекрасная соотечественница неуловима, как дым, – сказал эльфийский правитель. Как ни странно, из всех встретивших Еву улыбок его казалась наиболее человечной – и одновременно нейтральной, под стать бесстрастному лунному серебру его одежд. Учитывая, что Дэнимон стоял плечом к плечу с Повелителем дроу, облаченным в ночной бархат, зрелище выходило и вовсе фантастическое.

– В менее поэтичных выражениях, – добавила Белая Ведьма.

Она тоже была тут как тут. И, возможно, Еве только почудилось собственничество в том, как она немедленно шагнула к Лодбергу, чтобы уцепиться за рукав его мантии тонкими пальчиками.

– К счастью, из сетей Лода не ускользнуть даже дыму, – произнес Альянэл.

– О, твой Первый Советник как никто умеет расставлять сети, – фыркнула Повелительница людей, юная и смуглая королева Навиния.

Лепреконы весь вечер держались особняком, сбившись в кучку, как и гвардейцы дроу. Эльфы и люди предпочли слиться с толпой. Но эти шестеро выглядели вместе так органично, как не могли выглядеть люди (и не совсем), объединившиеся просто потому, что их окружали чужаки. Они выглядели… дружно. И явно были большим, чем просто соотечественниками и коллегами по короне.

Ева внезапно ощутила себя куда более одинокой, чем могла чувствовать себя просто девушка из другого мира, потерявшаяся среди чужих лиц.

– Надеюсь, теперь-то мы услышим от тебя твою потрясающую историю? Пожалуйста, мне так интересно! – Криста воодушевленно сжала ее ладони в своих; Ева даже сквозь перчатки ощутила, как тепла ее кожа, разгоряченная танцами и бальной духотой. Рукава белого платья Повелительницы эльфов подметали пол, золотые локоны обрамляли голубоглазое лицо, точеное, как скульптуры Венеры. – Как вы встретились с Мираклом? Как вам удалось свергнуть его тетушку? И как ты только смогла убить дракона?

– О последнем подробнее, если можно, – пропела Навиния. Высокая, гибкая, с водопадом черных волос, прижатых к голове серебряной сеткой, в облегающем солнечном шелке, она казалась противоположностью Кристы – и не менее ослепительной. – Я слышала, вы владеете огненным клинком… как и я. Хотела бы услышать захватывающую повесть о том, как одно из опаснейших созданий нашего мира удалось одолеть кому-то, кто с детства не упражняется в боевой магии и владении мечом.

Вокруг сама собой образовалась почтительная пустота. Кажется, другие гости с интересом наблюдали за беседой, но встретиться с ними глазами казалось невозможным – взгляды придворных были осторожными, как лесные зверьки, готовые спрятаться при малейшем признаке опасности. Ева подумала, что их компания, должно быть, фантастически смотрятся со стороны: дроу, эльф, колдун, королева и три попаданки, одна из которых – зомби с демоном в светлой головке.

Даже жаль, что о последних пунктах никто не подозревает.

– Это очень долгая история. Боюсь, здесь слишком шумно, чтобы я могла рассказать ее до конца, не сорвав голос.

– И правда, Вини. – В том, как Альянэл коснулся плеча Повелительницы людей, сквозило нечто почти интимное. – Полагаю, у вас еще будет возможность побеседовать с лиореттой в более благоприятной обстановке.

Перед балом Повелитель дроу скинул королевскую мантию, зато простой серебряный венец, в котором Ева видела его днем, сменил другой: изящное переплетение шипов и серебряных ветвей, державшее крупный аметист – подарок Миракла. Но еще днем Ева подумала, что дроу не потребовались бы символы королевской власти, чтобы выглядеть королем.

Альянэл из рода Бллойвуг держался, как держится тот, кто властен и не сомневается в этой власти. Прямой и статный, как клинок, он выглядел старше Миракла – не столько лицом, прекрасным в своей нечеловеческой неправильности, сколько тем, что в этом лице читалось. Во взгляде, обращенном на Еву, веял призрак насмешки; но за этой насмешкой, за вкрадчивой тигриной угрозой, читавшейся в каждом его движении, она видела того, кто испытал в жизни очень многое, и большей частью из этого была боль.

Возможно, все это Еве лишь казалось. В конце концов, она не назвала бы себя знатоком человеческой натуры. Но она слишком недавно общалась с человеком, за насмешкой и повадками утонченного хищника прятавшим искалеченную судьбу.

Это напомнило ей, зачем она на самом деле здесь. Все еще.

– Рада, что вам понравился подарок, – сказала Ева, наблюдая, как в гранях аметиста пляшут белые блики. Это помогало отвлечься от инсинуаций колдуна: она чувствовала его взгляд на своем лице. – Мне говорили, что Дети Солнца и Дети Луны неравнодушны к музыке. Скажите, это правда?

По тому, как Альянэл изогнул изломанную белую бровь, Ева поняла, что вопрос застал дроу врасплох. Немудрено – лишь для нее самой он органично вытекал из предыдущего высказывания.

На одном из уроков с Эльеном Ева задала призраку много вопросов о сказочных народах, пытаясь понять, насколько реальность отличается от фэнтезийных представлений. И не преминула спросить, действительно ли пение эльфов завораживает смертных. Как оказалось, особые, магические эльфийские песни и правда могут заворожить; но куда больше Дети Солнца и Дети Луны любили другие песни, и пели их исключительно для собственного удовольствия.

Тогда это показалось ей забавным. Не более.

Три дня назад воспоминание об этих словах обернулось маячком, подмигнувшим, чтобы указать Еве верный путь.

– Мы более музыкальны, чем люди, пожалуй, – подтвердил Дэнимон, когда Повелитель дроу промедлил с ответом. – Мы любим петь. Любим слушать звуки пения.

– А просто музыку?

– Любая музыка – песня, – наконец произнес Альянэл. – Но струны поют ее без слов.

Ева могла бы сказать то же.

Это последней каплей упало на весы ее решимости, придав сил для того, что ей хотелось – и нужно было сделать.

– Тогда, если разрешите, я вас оставлю. – Евины ладони мягко выскользнули из пальцев Кристы. – И даже если не разрешите.

– Острая аллергия на любовь к музыке?

В вопросе Снежаны вновь прозвучали отзвуки тролльего смешка, но в этот раз Ева встретила взгляд Белой Ведьмы спокойно.

– Я сама музыкант, – сказала она, прежде чем отвернуться. – И у меня есть для вас свой подарок.

– Серьезно? – голос Мэта прозвучал так кисло, что перед глазами отчетливо представилось его кривящееся личико. – Сбежать из компании прежде, чем они по-настоящему покажут зубки? Да ладно, ты правда хочешь упустить такое…

– Я здесь не для того, чтобы развлекать тебя. Или их. Сгинь.

Она почти не помнила, как дошла до кабинета. Ей даже показалось, что двери распахнулись сами собой: Ева просто не заметила лакеев, беспрепятственно впустивших внутрь будущую королеву.

Когда она вернулась в зал, неся в руке расчехленного Дерозе, кажется, кто-то посмотрел на нее недоуменно. Может, и нет – она направилась к помосту для музыкантов, не глядя ни на кого. Точно так, как выходила на сцену.

Финальный такт очередного танца растворился в шелесте реверансов и поклонов, аплодисментах и гомоне слов. Опустив смычок (древко изгибалось высокой дугой, как у лука, на старый земной манер), старый скрипач, занимавший место концертмейстера, встретил Евин взгляд.

Отложив семиструнную скрипку, встал, чтобы выволочь в центр помоста заранее приготовленный стул.

Шагнув на возвышение, Ева развернулась к залу, по которому изумленными волнами расходилась тишина.

– Я хотела бы преподнести нашим гостям еще один дар, – глядя поверх голов, сказала она. Громко, как только позволял непослушный голос. – И… и почтить память человека, который погиб, чтобы мы могли быть сегодня здесь.

Позади музыканты раскладывали на пюпитре ноты, начертанные ее рукой. Еве не доводилось раньше перекладывать фортепианную музыку для струнного квартета, но это переложение она написала за одну ночь.

Конечно, Кейлус бы сделал это лучше. Потому что был старше. Потому что был гением. Потому что это было его сочинение.

Ева надеялась только, что он простит ей огрехи.

– Я не знала Кейлуса Тибеля. Но узнала его музыку. – Эта ложь выговорилась труднее, чем любая другая. – Его смерть не только помогла нам восстать против гнета Айрес Тибель. Она лишила нас величайшего, возможно, композитора из тех, которых знал этот мир. Которых я знала. Здесь и сейчас я хочу проститься с ним самым уместным способом из тех, что мне подвластен.

Не обращая внимания на рокот перешептываний и смешков, она села. Устроив Дерозе между коленей, в складках юбки, стянула перчатки, бросив их прямо у резных деревянных ножек. На миг встретилась взглядом с золотыми глазами Повелителя дроу: он щурился там, где Ева его оставила, и что-то говорил Лодбергу. Кажется, насмешливо.

…«я знаю, как вернуть вас домой»…

Ева вытерла ладони о голубую тафту – и лица в зале исчезли. Со всеми лишними мыслями, растворившимися в светлой пустоте, которую могло заполнить только одно.

Кто из великих говорил, что после тишины лучше всего невыразимое выражает музыка?..

– Кейлус Тибель, – сказала она в никуда, даже не пытаясь подражать зычному голосу конферансье, но понимая, что объявить это необходимо. – Романс для сиэллы и клаустура.

Они уже репетировали. Сегодня утром. Всего раз. Но вместо струнного вступления Ева все равно услышала звуки фортепиано: то, как его играл сам Кейлус.

Это ей не забыть даже на том свете.

Вступила она, конечно, вовремя – как в мертвом сейчас особняке, когда выводила ту же мелодию на черно-белых клавишах, – и виолончельное соло вознеслось над переливами струнного аккомпанемента легко и пронзительно. Не так вольно, как если б Еве аккомпанировал тот, кто без единой репетиции пел с ней в едином ритме, но достаточно, чтобы не вызвать недовольства творца. Мелодия звучала мерно и свободно, как взволнованное дыхание: взмывая в шальной надежде, замирая от щемящей боли, околдовывая бессловесными, лучшими на свете чарами.

В этом зале Ева была единственной, кто знала, как на самом деле должна звучать музыка Кейлуса Тибеля. Единственной, кто мог исполнить ее так, как ему того хотелось.

Если другие не понимали ее прежде – она заставит их понять.

Растаял помост. Исчезли музыканты за ее спиной. Растворились в темноте перед закрытыми веками стены тронного зала, цветы, гости, риджийцы. Остались Дерозе и Ева, и звуки скрипок, помогавшие ей ткать картины из нот и света, что еще остался в ее душе, и тьмы, которая прежде была ей неведома, и крови, которую роняло ее разодранное виной сердце. В непроглядной ночи путеводный маяк рассыпал золотые лучи по темным волнам – обещая, что как бы ни было сейчас одиноко и больно, все обязательно будет хорошо. Ускользал в зимний шторм тот, кого приходилось отпускать навсегда. На берегу, над гребнями из морского льда плакала девушка, и простирала бледные руки к горизонту, и молила того, кто уходит, вернуться к ней, но ей отвечали только звезды, колко сияющие сквозь мрак.

Тогда, вечность назад, в их первый и последний дуэт, Ева не вполне осознавала, о чем он. Но осознавала сейчас – то, что не могла понять и выразить, даже потеряв брата. Вырывая музыку из тех глубин души, которые не открывала никому, которых просто не существовало раньше, она играла, как никогда прежде; играла так, словно прощалась не только с чужаком, которому уже никогда не сможет сказать «прости», а с другом, миром, самой жизнью. Той жизнью, что осталась по ту сторону границы миров, которую Ева уже не могла вернуть, даже вернувшись – потому что прежней ее больше не существовало. И маяк пронзал несокрушимую полночную мглу, и уходящий оглядывался, чтобы одарить последней улыбкой все, что отныне оставалось позади, и девушка отступала от края ледяной бездны, утягиваемая теплом, светом, неумолимой и милосердной судьбой, в которой рано еще ставить точку…

…далеко, где-то в ином мире, девушка на помосте в последний раз провела смычком по струнам – вторившим ее неизбывной печали и бесконечной любви к тому единственному, в чем всегда продолжит жить Кейлус Тибель.

Темнота, в которую Ева вернулась из тех краев, куда унесла ее музыка, еще миг звенела неестественной тишиной.

Аплодисменты сперва показались ей тихими. Секундой позже стало ясно: нет, они оглушительные. Настолько, что даже кажутся приглушенными.

Открыв глаза, Ева неуверенно, словно после сна, поднялась на ноги. Заученно, не думая о том, что делает, поклонилась. Мельком увидев растроганные, задумчивые, иногда заплаканные лица, шагнула с помоста: опустошенная, выпитая музыкой до дна, до последней капли.

Прежде чем заводной куклой, на автопилоте зашагать к выходу, ослабшей рукой неся Дерозе сквозь расступающуюся толпу, она посмотрела туда, где в последний раз видела Повелителя дроу.

Когда Альянэл из рода Бллойвуг чуть склонил голову, встречая ее взглядом, где таяло выражение бесконечно далекое от насмешки, Ева без намека на удовлетворение поняла – подарок принят.

Глава 20. Divisi

(*прим.: Divisi – указание для участников ансамбля, предупреждающее о разделении партии на несколько самостоятельных голосов (муз.)

Белая Ведьма нашла ее на балконе.

Ева стояла, опершись на перила, так и не выпустив из пальцев гриф Дерозе, и смотрела, как за прозрачной стенкой магического купола, растворяясь в ночи, падает снег.

– Мои поздравления, лиоретта, – сказала Снежана, прислонясь к каменному парапету. – Вы нашли едва ли не единственный не предусмотренный нами способ, как нас впечатлить.

Ева не повернулась в ее сторону. Лишь удостоверилась зачем-то, что шпиль Дерозе упирается в щель между гранитными плитами, выстилавшими пол.

– А милый ребенок продолжает приятно удивлять, – заметил Мэт. – Если уж она смогла пролезть мимо гвардейцев госпожи полковника…

Ева вышвырнула его из сознания так же жестко и легко, как минутой раньше. И еще минутой раньше. Демону очень хотелось поделиться с ней бесценными комментариями о произошедшем, – но Еве не меньше хотелось побыть по-настоящему одной.

Сейчас заглушить голос в голове было проще, чем когда-либо. Наверное, потому что в ушах все еще звучала знакомая мелодия: словно на балкон доносилось эхо романса, до сих пор гулявшего под сводами тронного зала.

– Я сказала охране, что хочу побыть одна.

Балкон был пуст. К моменту, когда Ева пришла сюда, здесь прохлаждалось (в прямом и переносном смысле) с десяток человек, благополучно пропустивших ее выступление, – но поскольку ей очень хотелось побыть одной, Ева с несвойственной ей категоричностью обеспечила себе одиночество. Так что гвардейцам у дверей был отдан приказ всех выпускать и никого не впускать.

Она сама не знала, почему почти не удивилась, что на Белую Ведьму правила не распространялись.

– Трудно отказать важному гостю из страны, с которой ваша страна очень хочет наладить дружественные отношения и который несет важное послание от Повелителя. Особенно если он умеет подобрать правильные аргументы. – Снежана налегла на камень грудью: пажеский костюмчик скрадывал ее фигуру, обточив ее почти до мальчишеской. – Повелитель Альянэл просил передать свое почтение и благодарность.

– Значит, вам понравилось.

– Ничего не смыслю в музыке. Но Алья и Лод смыслят. Им понравилось. Я им доверяю.

Голос девушки прозвучал прохладно, однако Ева улыбнулась прямоте ее слов.

В усталом опустошении, все еще владевшем ею, все равно не было места ни злости, ни колкостям.

– Я рада.

Снег над ними повисал в воздухе, оседая сверху искристым белым навесом. За границей охранной магии, окружившей балкон хрустальной стеной, мороз белил крыши и брусчатку, вился инеем на стеклах. Здесь колдовство удерживало снаружи и мороз, и ночь, не давая им затопить уютный и хрупкий людской мирок, вытеснить теплый свет, который обитатели дворца поддерживали вопреки воле темного холодного мира.

– Алья сказал, у вас… очень добрая музыка, – после долгого молчания произнесла Белая Ведьма. – Лод как-то сказал, что человек раскрывается в музыке. Слова могут обмануть. Поступки могут обмануть. Музыка идет из души и лгать не может. – Она тихо, как-то неловко хмыкнула. – Иногда я рада, что мне этот риск в любом случае недоступен.

Ева крепче сжала в пальцах смычок: тот лежал на парапете, но Ева не решалась его отпустить. Удержалась от желания красноречиво отодвинуться подальше – перчатки она забыла на помосте, и скрыть холодные руки было нечем.

– Эленвэ жаловалась, что вы никогда не играете вместе, – сказала Снежана, не дождавшись ответа. – Всегда думала, почему ее сестра упускает возможность, за которую многие бы отдали… многое. Видимо, вы просто предпочитали играть в другом плане.

– Не люблю компьютерные игры. Бесполезная трата времени, как по мне.

– У игр можно многому научиться. Если смотреть в суть. К примеру, один из величайших законов жизни я усвоила в Doom.

– И какой же?

– Если перед тобой закрываются все двери и положение кажется безвыходным, где-то поблизости обязательно отыщется открытая вентиляция. – Белая Ведьма почти мечтательно созерцала россыпь особняков вокруг дворцовой площади, расцвеченную окнами, прорезанную освещенными улочками. Снежная ночь размывала фонари, делала их призрачными и зыбкими, словно заколдованные огоньки, какими в сказках злые духи заманивают путников в болото. – Взгляд на звездное небо и наполненный музыкой слух перед сном – это лучше, чем все твои снотворные снадобья.

Ева не сразу поняла, к чему это. Лишь одновременно со следующими словами сообразила, что собеседница цитирует.

– Это из другой игры. В бисер, – хмыкнула Снежана. – Я бы посоветовала вам прочесть Гессе, но здесь достать его будет трудновато. Математика и музыка, вам бы понравилось. – Заложив руки за спину, собеседница наконец повернулась к ней. – Поскольку я ничего не смыслю во втором, зато неплохо разбираюсь в первом, в благодарность за блестящее выступление могу устроить обмен опытом и прочесть вам еще одну лекцию.

– Я уже уяснила, что такое бритва Оккама, – заметила Ева сухо.

– На сей раз не по философии. По математике. Если точнее, о проблеме решения-проверки, она же проблема Кука-Левина. – Снежана чуть наклонила голову; лицо ее ушло в тень, прячась за черными прядями. – Она входит в список так называемых «задач тысячелетия». Важнейшие задачи, которые никто так и не смог решить. Полагаю, вы о них не слышали.

– Не слышала, – подтвердила Ева, тщетно пытаясь понять, куда она клонит.

– Проблема Кука заключается в том, что на проверку любого решения уходит меньше времени, чем на решение самой задачи. Пока никому не удалось найти такую задачу, которая решалась бы быстрее, чем проверялась. Кто найдет, получит вечную славу и миллион долларов в придачу.

– Неплохо. И что, неужели это так сложно?

– Как ни странно. Хотя, возможно, я стала на шаг ближе к этому. – Снежана опустила руки. Облачко пара, сорвавшееся с ее губ, мгновенно растаяло в полумраке. – Извините за это.

К моменту, когда Ева осознала смысл последних слов, Белая Ведьма уже подалась вперед.

Ева отдернула пальцы почти в тот же миг, как их накрыли чужие. Живые. Теплые.

Почти.

Черт, черт, черт…

– Простите, не люблю, когда меня трогают малознакомые люди, – произнесла Ева так надменно, как только позволяла легкая паника. Только не показывать волнения, не показывать, что это вообще стоит внимания, что она… – Я что-то замерзла. Мне пора…

– Ты умертвие, верно?

Ева отступила на шаг, за Дерозе, щитом отгородившего ее от иноземной девчонки с холодными глазами – и паника, путавшая мысли в отчаянный клубок, уступила место звонкой пустоте.

– Не понимаю, о чем вы.

– Твоя аура. – Белая Ведьма не улыбалась, не насмехалась, не торжествовала; нотки снисходительного превосходства, к которым Ева успела привыкнуть, и те исчезли из ее речи. – У меня эйдетическая память. Я хорошо запоминаю все, что связано с визуальными образами. Твоя аура – точная копия ауры капитана королевской гвардии. Ты очень не хочешь, чтобы кто-то касался твоей кожи. Ты не ешь на людях. Да, об этом обмолвились. И Лод следил, как ты дышала, когда танцевала… и волновалась. Вернее, не дышала. А я следила за этим утром, когда ты злилась.

Ева почти ощущала, как каждый довод камнем падает на крышку ее метафорического гроба.

– Ты не краснеешь и не потеешь, – продолжила Снежана, скрестив руки на груди, неотрывно следя за Евиным лицом. – Конечно, тебя умело накрасили и хорошо напудрили, но…

– И все? – заставив себя фыркнуть, Ева чуть вскинула руку с виолончелью, готовясь к стратегическому отступлению. – Этих сомнительных оснований достаточно, чтобы выдвинуть абсолютно дикую догадку?

– …и чуть раньше я сотворила заклятие, которое понизило температуру вокруг нас достаточно, чтобы из твоего рта пошел пар.

Застыв вполоборота, Ева безнадежно поздно осознала, зачем минутой ранее Белая Ведьма прятала руки за спину.

Даже не ощутила. Смешно – и естественно. У Евы теперь вообще не слишком хорошие отношения с чувством холода. И охрана вряд ли встревожится: на балконе и без того действовали температурные чары, а Белая Ведьма лишь внесла в них легкие, наверняка очень аккуратные изменения…

– Бритва Оккама. Если в стране некромантов ты встречаешь нечто подозрительное, самый простой ответ – тот, что в этом замешана некромантия. – В том, как Снежана склонила голову, сквозило почти сочувствие. – А ведь Лод мне не верил. Здешние маги вообще свято убеждены, что существование разумных умертвий невозможно. Слишком привязаны к вере в необратимость и предначертанность. В душу, богов, судьбу и прочее. Зато я подобрала ответ еще утром… и убила на проверку куда больше времени, чем на решение. Жаль только, до Математического института Клэя отсюда далековато.

Ее слова по-прежнему обращались дымкой, уносившейся к снежному козырьку над их головами. Которой не было в начале их беседы.

Это Ева тоже осознала безнадежно поздно.

Она стояла, опустив смычок, сжимая виолончельный гриф до неощутимой боли. Не в силах повернуться обратно – и шагнуть к дверям тоже.

Смутно понимая, каким образом Белая Ведьма прошла долгий путь от темниц дроу до места за спинкой трона.

– Дай-ка угадаю. Свержение злой королевы прошло не так благополучно, как это обычно описывают?

Свет из зала стучался в витражные окна, проливаясь на гранит снаружи россыпью алых и золотых цветов. По ту сторону фигурного переплета кружилась бальная пестрота; за ними лгали, интриговали и признавались в сердечных тайнах, но здесь, на каменном пятачке между миром живого тепла и колючей зимней ночью, было только молчание.

Ева не знала, что говорить. И надо ли.

– Не хочешь, не отвечай. Мне достаточно знать, что я права. – Белая Ведьма с удивительным равнодушием оперлась спиной на темный камень, дугой опоясавший балкон. – Мне жаль, что тебе не повезло.

Все усилия, вся игра, все тщательно выстроенные баррикады притворства – все разрушилось за секунды. Из-за одной не в меру пытливой пигалицы, которая не верила в очевидное. Или, напротив, слишком верила.

Наверняка керфианцы бы тоже смогли свести концы с концами. Заметить то, что не так трудно было заметить. Если бы хотели – и если бы глаза им не застилало пророчество и блеск королевского венца в ее волосах.

Едва ли они поверят чужеземке, даже вздумай та открыть им глаза. Но Ева отчетливее прежнего ощутила бездну, над которой балансирует.

С отношением керфианцев к смерти немертвая Избранная – еще полбеды. Не считая того факта, что Миракл будет самую малость скомпрометирован пристрастием к мертвечине. Но если кто-нибудь узнает про Кейлуса и Гертруду…

– Мне нечего отвечать, – сказала она, все-таки отвернувшись.

Шаг в сторону дверей дался с таким трудом, будто виолончель в руке обернулась куском мрамора: все силы уходили на то, чтобы сохранять оскорбленное непонимание в голосе и спокойствие в лице.

– Я искала тебя не для того, чтобы поглумиться. Хочу показать тебе твою сестру.

Ева очень хотела не слушать. И не останавливаться. Но все равно услышала.

И все равно остановилась.

Когда она обернулась, медленно и мучительно, словно двигаясь сквозь лед, Белая Ведьма доставала из кармана круглое зеркальце и серебряную табакерку. С какой-то театральностью выложив все это на парапет, открыла крышку, под которой явно прятался не табак.

– Мне понадобится пара капель твоей крови, – сказала она, достав что-то, похожее на угловатый белый камушек. – И пара минут твоего внимания. Больше ничего.

– А потом вы с Лодбергом пустите мою кровь на опыты, – тихо закончила Ева.

– Если верить тебе, твоя кровь ничем не отличается от моей.

– Но ты мне не веришь.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю