Текст книги "Смерть и прочие неприятности. Opus 2 (СИ)"

Автор книги: Евгения Сафонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Может просто блефовать. Прощупывать почву, подумала Ева, притормаживая напротив очередного витража. Насколько она поняла, подготовка к ритуалу проходила в обстановке строжайшей секретности. Ни Герберт, ни Айрес не собирались афишировать грядущий подвиг – мало ли что могло пойти не так.

– Уэрт не из тех, кто болтает о своих планах, – туманно откликнулась она, не раскрывая карты раньше времени.

– Зато его наставница вполне может. Особенно если это в ее интересах.

– Зачем бы это Айрес?

Глядя в окно, по которому разливалось белое сияние хрустальных люстр, господин Дэйлион заложил руки за спину: Ева отняла свою уже давно.

– Свернуть назад, пока никто не знает, что ты вообще собирался шагать по этой дорожке – одно. Свернуть назад, признав перед всеми собственную трусость – другое. Особенно когда помимо такого таланта боги отвесили тебе такого гонору. – Слова звучали абсолютно равнодушно, без намека на оскорбление. – Учитывая, что призыв Жнеца был едва ли не последним способом удержать на голове лиоры Тибель падающую корону…

Сучка, без всяких угрызений совести выругалась Ева про себя. Играть на слабостях, прекрасно тебе известных, отрезать все пути отступления, заставлять родного племянника рисковать жизнью, чтобы ты могла усидеть на троне…

Любящая тетушка, ничего не скажешь.

Учитывая события последних недель, они с Гербертом давно не поднимали тему ритуала. Ева даже подзабыла о нем, если честно.

А, может, просто надеялась, что это Герберт о нем подзабыл.

– Тогда логичнее было бы объявить это во всеуслышание, разве нет?

– Вряд ли бы наследнику это понравилось. Вот украдкой пустить слух, который вполне могла пустить и не она – совсем другое дело. – Лицо, рубленый профиль которого даже Еве внушал нечто вроде суеверного уважения, чуть повернулось в ее сторону. – О ритуале знал кое-кто еще, кроме королевы и ее племянников… правда, он не особо любил болтать с придворными сплетниками.

Понять, о ком речь, было нетрудно.

Думать о Кейлусе Еве хотелось еще меньше, чем о самоубийственной затее Герберта. Так что она старательно уставилась на витраж напротив.

– Не припомню в житии Берндетта такого эпизода, – сказала она. На картине, сложенной холодными стекляшками, коленопреклоненный двойник Миракла – в белом, как везде – держал на руках юношу в черном.

Судя по крови, пятнающей мантию основателя династии и одежду незнакомца, и общему сходству витража со скорбящей Мадонной Микеланджело, объятия были отнюдь не любовными.

– Странно, юные особы его обожают… хотя да, вы ж в нашей стране чужая. С вашей дрессировкой и забыть немудрено. – Укол Ева решила простить. Хотя бы за то, что господин Дэйлион великодушно повелся на ее неловкий перевод темы. – Это Гансер. Ближайший сподвижник и лучший друг старины Берндетта. Университеты тогда еще не построили, так что они учились у одного учителя. По старинке.

– Он умер?

– В точку.

– Почему?

– Берндетт убил его.

Ева потрясенно воззрилась на линии, складывавшие печальное лицо Берндетта Тибеля, и облако золотых осколков, обрамлявших лик мертвого юноши.

Об этом Эльен ей и правда не рассказывал. В Евину «школьную программу» краткая биография Берндетта, конечно, входила, – но призрак считал, что период после ритуала куда важнее того, что ему предшествовало.

До этого момента Ева была с ним солидарна.

– Они вроде как вместе работали над ритуалом, – продолжил господин Дэйлион. – Тем самым. Выводили правильную формулу, подбирали руны, чем там еще маги занимаются… Но это, сами понимаете, работенка была почти непосильная. Выматывала тело и разум. Так что в один прекрасный момент Гансер сошел с ума и набросился на Берндетта, а тот совершенно случайно заколол своего дружка ритуальным кинжалом. – Убийца достал из кармана портсигар. – Ужасно грустная история.

Скепсисом, звучавшим в этом заключении, можно было бы отравить лошадь.

Как ни странно, Ева его разделяла.

– Берндетт ведь был магом, – сказала Ева, пока ее собеседник зажигал «вечную спичку», бесцеремонно чиркнув ею по гранитному подоконнику под витражом. – Неужели он не мог нейтрализовать этого Гансера какими-то чарами? Вместо того, чтобы тыкать в него ножом?

Подпаливая сигару вонючим оранжевым огнем, господин Дэйлион усмехнулся:

– Моя дочурка, когда услышала эту историю, подобными вопросами не задавалась, а сразу захлюпала носом.

– Я читала слишком много детективов, чтобы просто хлюпать носом.

То ли в этом мире тоже писали детективы, то ли магический переводчик нашел слову достойный аналог, – но улыбка, скользнувшая по лицу убийцы, была почти довольной.

– Если вас интересует мое мнение на этот счет, то давайте представим… чисто теоретически… что есть некий талантливый и честолюбивый юнец. Он планирует открыть великий ритуал, а потом с его помощью стать королем. Сыграть на том, что он единственный из людей, кого удостоили чести служить божественным сосудом. И есть у этого юнца друг и соратник – потому что ритуал слишком сложен, чтобы сдюжить с ним в одиночку. Друг такой же талантливый, но далеко не такой честолюбивый. – Господин Дэйлион небрежно повел рукой, обводя лицо Берндетта дымным контуром; дым приятно веял черносливом, но Ева все равно была благодарна, что курили не в ее сторону. – В конце концов наши приятели выводят нужную формулу. Поскольку пробовать ее в деле смертельно опасно, а мертвый на трон не сядет, то пробы честолюбивый юнец великодушно доверяет своему другу. А когда все проходит успешно, получается, что в планы будущего короля Керфи совершенно не вписывается еще один человек, побывавший вместилищем бога… да еще и первым в истории.

– А, может, вы просто судите всех по себе. Не все, знаете ли, используют своих друзей в качестве подопытных кроликов.

Возразила Ева скорее из неприязни к собеседнику, чем из чего-либо еще. Она свела слишком близкое знакомство с семейством Тибель, чтобы не понимать – если яблочко действительно недалеко падает от яблони, то прародитель этого семейства едва ли мог быть белокрылым ангелом.

Будь она уроженкой Керфи, данная мысль наверняка показалась бы ей кощунственной. В конце концов, подобная теория пятнала светлый образ освободителя страны с ног до головы. Но сейчас Еву куда больше волновала судьба потомков Берндетта, чем сомнительность его присыпанной пылью веков персоны.

– И мы возвращаемся к тому, зачем я выдернул вас на эту маленькую прогулку. Что-то мне подсказывает, лиоретта, что вы меня не жалуете.

– С чего бы это. – Ева оглянулась, убеждаясь, что гвардейцы стоят слишком далеко, чтобы их услышать – и все равно понизила голос почти до шепота. – Вы пытались убить Уэрта. Вы похитили меня. И вы слишком много знаете.

– А вы, естественно, опасаетесь, что я использую эти знания против вас.

– Мне трудно навредить больше, чем мне уже навредили.

– Чего не скажешь про ваших друзей?

Ева выразительно промолчала – и господин Дэйлион вздохнул даже как-то разочарованно.

– Думал, вы окажетесь смышленее. – Ее снова подхватили под руку. Докуривая на ходу, неуклонно повлекли в сторону зимнего сада. – Вы правда полагаете, ваш жених позволил бы мне гулять по этому дворцу, не будь у него рычагов давления?

Еве хотелось сказать, что рычаги давления – это про Айрес. Затем вспомнила, что за улыбчивостью Мирка скрывался все-таки Тибель – и король.

Он не так глуп, чтобы оставлять рядом с собой возможную угрозу. И не так безобиден.

– В таком случае вам стоит получше контролировать свой тон, – бесстрастно проговорила она вместо этого. – Особенно когда речь заходит о моем женихе.

– О, уж простите пожилому человеку маленькую слабость. – Особого раскаяния в этом извинении Ева не различила. – Я знаю, когда меня могут услышать посторонние. Получше некоторых.

Ответить Ева не успела: галерея привела их в зимний сад, и препираться при посторонних точно было небезопасно.

Сад раскинулся за двустворчатыми дверьми, на которых вырезали дуб почти в натуральную высоту, и под магическим куполом с регуляцией осадков и температуры. Прозрачный мерцающий барьер, выглядевший куда эффектнее любой стеклянной крыши, слегка присыпало снегом, но это не мешало колючим зимним звездам наблюдать за теми, кто прогуливался по мраморным тропинкам при ярком свете парковых фонарей. Серебряные кроны странных деревьев с белыми стволами слегка мерцали на фоне черных небес; листья в форме звезд падали на сиреневый папоротник и клумбы, пестревшие рыжими тюльпанами. Ева уже наведывалась сюда с Мираклом, поведавшим, что это любимые деревья риджийских дроу – семена для этого сада подарили еще его прапрапрадедушке, когда керфианцы подписали с дроу какой-то старый договор. Миракл даже сказал, какой, но Ева успела забыть.

Что ж, все лучше банальных пальм.

– Зачем мы здесь? – осведомилась Ева устало.

Вместо ответа убийца стряхнул сигарный пепел прямо на садовую дорожку. Махнув кому-то рукой, негромко окликнул:

– Али!

Обернулись сразу несколько сиятельных персон, беседовавших среди деревьев или ворковавших в каменных ротондах, увитых синим плющом. Но обращение было адресовано девушке, которая любовалась на рыбок в круглом пруду чуть впереди.

Быстро подобрав юбку длинного платья, интриговавшего глубоким вырезом на корсаже, девушка направилась к ним. По ее пружинистой походке становилось ясно – побежать ей не дают лишь правила приличия.

– Тоже решил прогуляться, па? – приблизившись, незнакомка сверкнула лучезарной улыбкой и белизной мелких зубок в обрамлении некрашеных губ. Обратила юное, очень симпатичное лицо к Еве – и тут же смущенно откинула за спину темный локон, выбившийся из прически. – О… лиоретта.

Такую прическу (четыре тонкие косички, сплетенные на затылке, удерживая распущенные волосы) за сегодняшний вечер Ева видела не раз. А ранее видела в подвалах Кмитсвера – у Айрес. Логично, что придворные дамы следовали моде, заданной королевой; но Еве почему-то стало легче от мысли, что больше никто не будет брать пример с Айрес Тибель.

Еще она видела такие же глаза, похожие на осколки сапфира. У того, на чью руку сейчас опиралась ее рука.

Только его глаза не светились такой невинностью.

– Знакомьтесь, лиоретта. Аларена, моя дочь, – сказал господин Дэйлион. – Слыхали б вы, как она поет.

– Я польщена, лиоретта.

Судя по восторженному взгляду, которым девушка сверлила ее лицо, это была не просто учтивая фигура речи. Конечно, теперь любой керфианец почтет за честь быть представленным деве из пророчества Лоурэн – и будущей королеве.

От осознания, насколько жестоко они обмануты, Еве иногда хотелось истерически расхохотаться.

– Хотя, возможно, лиоретта дала бы твоим способностям более строгую оценку, – продолжил убийца. – Лиоретта у нас тоже музицирует.

– Почла бы за честь спеть для вас, – мечтательно выдохнула Аларена.

– Может, даже удосужится как-нибудь тебя послушать. Ей вроде тоже нравятся твои любимые пьески… те, которые писал наш знакомый Тибель. Правда, лиоретта?

Ева едва удержалась от того, чтобы зажмуриться.

Так прогнать неуместные воспоминания было бы проще.

– Было бы интересно, – глухо подтвердила она.

– Так жаль его, – печально проговорила Аларена. – Я лично не знала лиэра Тибеля, но музыка у него была чудесная. Папочка нас так и не познакомил. Жаль, что теперь уже никогда…

Ева очень старалась, чтобы диминуэндо ее настроения не отразилось на ее лице – но судя по тому, как Аларена осеклась, его все равно заметили.

– Впрочем, не буду вас задерживать, – невпопад закончила девушка, отступая в сторону. – Вы ведь сюда не ради меня пришли.

– Если сейчас вернешься за стол, еще успеешь к мороженому, – ласково посоветовал господин Дэйлион.

Чмокнув убийцу в щеку – как чмокает всякого любимого отца всякая любящая дочь, – Аларена прошуршала мимо них, подметая мрамор синим бархатом длинного шлейфа.

Не угадала, девочка, подумала Ева, провожая ее взглядом. Поймав себя на этой мысли, с усталым удивлением поняла: только что она смотрела на свою ровесницу, как на кого-то много младше.

Убийство – очень эффективный способ взросления.

– Я в жизни всякого повидал, лиоретта, – мягко проговорил господин Дэйлион, когда их уже никто не мог услышать. – На моей памяти пролилось слишком много крови, чтобы я позволил своей дочери увидеть хоть малую ее толику. Она не должна жить в мире, который готовила для нее Айрес тирин Тибель. Не должна жить в мире, где ее дорогой папа – убийца. – Наконец шагнув вперед, он неторопливо повел Еву к пруду, зеркалом черневшему в обрамлении гранитных берегов. – Можете не волноваться: у меня много своих маленьких секретов, в разглашении которых я совсем не заинтересован. Если ваш жених и правда тот, кого пророчила Лоурэн, я последний, кого ему стоит бояться… и первый, кого стоит бояться его врагам.

– Потому что ваша дочь должна жить в мире, где на троне сидит мудрый истинный король? – почти без иронии предположила Ева. Очень стараясь думать исключительно о том, что слышит и говорит сейчас.

– Миракл – многообещающий парнишка. Лишний раз на рожон не полезет, но своего не упустит. Арена, знаете ли, многое показывает.

Мимо прошел рыжеволосый мужчина в зеленом мундире капитана городской стражи. Встретившись с Евой беглым взглядом, он уважительно склонил голову.

Застыв над водной гладью, по которой разбегались круги от золотых рыбьих хвостов, какое-то время Ева мучительно вспоминала, где видела его лицо.

Точно. Отец Бианты, рыжей девчонки из застенок Кмитсвера. После коронации Миракл незамедлительно приставил к награде тех, кто помог ему короноваться – и этого человека в том числе. Капитан отказался стрелять в безоружных горожан, бастовавших против ареста любимейшего из Тибелей; а потом не только помог этим горожанам строить баррикады, но и поднял своих людей на подмогу. Только вот не учел, что его дочь в тот день решит прогулять школу, и папина весточка с приказом отправиться в безопасное место ее не застанет. Или не смог предположить, что люди королевы будут пытать ребенка.

Просто потому, что отец этого ребенка, судя по его подрывной деятельности, мог участвовать в заговоре в пользу Миракла – и проговориться при дочери о чем-нибудь важном.

Черт, сегодня все в этом гребаном дворце напоминает о том, о чем она предпочла бы не вспоминать никогда! Как бы вернуться к той жизни, где в категорию «забыть на веки вечные» попадало только лицо ее мертвого брата? Или хотя бы просто к жизни…

…нет, вот об этом тоже лучше не вспоминать.

– Спроси, – очень вовремя и очень вкрадчиво пропело в ушах. – Пока есть возможность.

Рука в белой перчатке почти непроизвольно выскользнула из-под руки в черной.

Сделав вид, что ее крайне заинтересовали обитатели пруда, Ева присела на гранитный бортик.

– Что спросить? – едва шевеля губами, сквозь зубы уточнила она.

– Сама знаешь, – Мэт почти мурлыкал. – Кое-что поинтереснее трогательных баек старого волка, который очень хочет убедить тебя, что он вылез на свет в овечьей шкурке.

– От волка слышу.

– Простите? – вежливо переспросил господин Дэйлион.

– Нет, ничего. – Глядя, как рыбки неторопливо скользят в водном хрустале, Ева оперлась ладонью на полированный гранит. – Это я… сама с собой.

Она действительно знала. Вопрос, крутившийся на языке еще в витражной галерее, удивительно легко всплыл в памяти.

Наверное, потому, что об этом думать было не так болезненно, как обо всем остальном.

– А все-таки, – не оборачиваясь, проговорила Ева, – чисто теоретически… если Берндетт хотел устранить конкурента, зачем было делать это кинжалом?

Краем глаза она видела, как господин Дэйлион подносит недокуренную сигару к губам. Не дождавшись ответа, чуть повернула голову.

В лице убийцы, окутанным дымкой, сглаживавшей прорези морщин вокруг его рта, она прочла поощрение.

– Маги располагают другими способами убийства. Куда менее заметными, – продолжила Ева, подстегнутая выражением его глаз. – Не будь на теле Гансера ран, можно было бы сказать, что он умер, пытаясь призвать Жнеца. Подтвердило бы твое могущество и твою исключительность, раз тебе призыв удался.

– Берндетт утверждал, что когда Жнец нисходит в своего Избранника, он дарует ему неуязвимость. Лишь на время ритуала, но тем не менее. – Кончик сигары, которую господин Дэйлион насмешливо жевал уголком рта, выписывал в воздухе серые вензеля. – Бога, сами понимаете, убить не так просто. Ни магией, ни сталью его не взять. Даже в человеческом воплощении.

– Вам виднее.

– Однако если б я… чисто теоретически, само собой… вдруг решился напасть на Избранника в момент ритуала…

– Вы и об этом задумывались?

– Любопытная была бы задачка, только и всего. Не каждый имеет возможность прикончить бога. Но, к счастью тир Гербеуэрта, я прагматик, а не фанатик. – Склонившись над прудом, старый убийца ввинтил сигару в бортик, расцвечивая темный гранит пепельным пятном. – Так вот вздумай я напасть на Избранника в момент ритуала, я бы сделал ставку на магическое оружие. Не на Дар – на заговоренную сталь. Не из нашего мира.

– А у Берндетта…

– Кинжал ему ковали гномы. Теперь он хранится в королевской сокровищнице. Великая реликвия Тибелей, как-никак.

Ева вспомнила о Люче, ждущей чего-то в ее постели.

Ощутила тот же холод, что изморозью сковал душу после свидания с гномом.

Нет, они определенно слишком долго не говорили с Гербертом о ритуале. И о многом другом.

Хорошо, что еще не поздно.

Глава 18. Lamentoso

(*прим.: Жалобно, горестно (муз.)

– Держалась молодцом, – сказала Мирана Тибель, когда в конце бесконечно долгого вечера они с Евой наконец остались вдвоем.

В гостиной дома, где мать Миракла провела свое девичество и куда вернулась после смерти мужа, было тихо и тепло. Комната поразительно напоминала свою хозяйку – в светлых тонах, строгая, но приветливая. Аскетизм обстановки разбавляли уютные мелочи вроде сухих цветов в пестрой вазе и плетеный коврик у камина, на котором сейчас мирно сопел маленький дракончик.

– Спасибо, – серьезно поблагодарила Ева.

– Я думала, будет хуже.

Ева не обиделась на небрежную усталость в голосе. За время, проведенное в этом доме, она уже успела понять – редкая скупая похвала Мираны Тибель стоит тысячи комплиментов придворных льстецов. К тому же, в отличие от них, Мирана Тибель знала всю подноготную «невестки».

Проникаться к Еве пламенным восхищением или горячей любовью поводов у нее не было.

– Я старалась, – сказала Ева с той же серьезностью.

Дракончик зевнул. Положив морду на лапы, лениво приоткрыл глаза, косясь на женщин в креслах по обе стороны от него; под травянистыми веками блеснуло абрикосовое золото солнечных радужек.

– Хотела бы я, чтобы все это скорее кончилось. – Мирана взяла с крохотного высокого столика чашку с фейром. Тени под ее глазами – сейчас, когда госпожа полковник смыла косметику, их было отчетливо видно – почти спорили оттенком с сизым вечером за индевеющим окном. – Но не могу отделаться от мысли, что ничего не кончится, пока Айрес дышит.

Нагнувшись, Ева погладила дракончика по теплому кожистому загривку. Он лишь вчера перестал прятаться под диванами и избегать их общества – до того охотно ластился только к Мираклу, из-за чего Ева не преминула пошутить про молодого отца-одиночку.

– Вы ведь тоже не верите, что она могла просто так сдаться?

– Конечно нет. Сам факт ее отказа от отречения это подтверждает. – Мирана сдержанно пригубила свой фейр. – Но змея, которой вырвали зубы, кусаться не может.

– Не вырвали, – напомнила Ева тихо. – Скорее забинтовали.

Если уж Мирану Тибель, отвечавшую за охрану свергнутой королевы, не успокаивал тот факт, что Айрес сидит в блокирующих браслетах под домашним арестом – это означало, что у Евиных нехороших предчувствий есть вполне законные основания. А это странным образом обнадеживало.

Знание, откуда ждать угрозы, увеличивало шансы благополучно ее избежать.

– Пока я жива, она не снимет эти наручники, – сказала женщина. – И не перекинется словечком ни с кем, кто мог бы ей помочь… с чем бы то ни было.

– В нашем мире монархов, которые отказывались отрекаться, высылали из страны.

– Чтобы за границей, где некому их остановить, им удобнее было искать себе новых сторонников? – поверх чашки Мирана бесстрастно следила, как Евины пальцы почесывают млеющего дракончика под подбородком. – Здесь я хотя бы могу обеспечить, чтобы она и на милю не приблизилась к трону.

Ева всерьез поразмыслила, стоит ли говорить то, что ей хотелось сказать. В итоге сочла, что Мирана Тибель не из тех, кто морщится от присыпанных солью ран.

Скорее уж из тех, кто немедленно заковывает раны в сталь, чтобы никто и никогда не смог ее задеть.

– Мне жаль, что так вышло, – произнесла она. – С вашим мужем.

Бледные губы над золоченой фарфоровой кромкой едва заметно усмехнулись.

– На первых порах я часто представляла, что сделаю с Айрес, когда Мирк займет ее место. Яд был бы самым разумным, но я всегда его презирала. В изобретениях проклятий, происхождение которых не раскроет Охрана, я не слишком сильна. Убить в открытую… дуэль меня устраивала, но пятнать репутацию сына было бы последней глупостью. К тому же я не была уверена в победе, а оставить Мирка одного никак не могла. – Держа чашку одной рукой, Мирана отстраненно подперла голову другой. – Обратиться к Дауду тоже было бы подло, но я рассматривала это как вариант. Уже тогда полагала, что за бывшую королеву цена выйдет меньше, чем за правящую.

– А это действительно так? – отметив это фамильярное «Дауд», спросила Ева.

– Действительно. Я уточнила. Ради интереса. – Не поднимая головы, госпожа полковник сделала еще один сдержанный глоток. – Правда, теперь он не возьмется за это даже по такому знакомству, как наше. Слишком просто.

– Но Айрес охраняете вы, как-никак. Не думаю, что вашу систему защиты преодолеть так уж просто.

– Когда охранник и заказчик – одно лицо, шанс того, что система защиты совершенно случайно окажется ослаблена, разочаровывающе велики. Но Дауд пообещал, что не будет отказываться, если контракт предложит кто-то еще. Тем интереснее.

Ева слабо улыбнулась. Улыбаться широко от мыслей о чьем-то убийстве она не могла.

Даже если речь шла об убийстве Айрес.

– Если ее убьют, Гербер… Уэрту это не понравится, – озвучила она кстати пришедшую мысль. – Наверное.

Мирана пожала плечами. Без лишних пояснений. Возможно, тоже не знала, одобрит ли Гербеуэрт тир Рейоль убийство дорогой тети – после всего, что та сделала с ним, с его братом и его любимой девушкой.

Ева не была уверена, хочет ли это знать.

– Вы думаете, что не победили бы ее? – перелистнув разговор на несколько реплик назад, переспросила Ева.

– Я думаю, сейчас в Керфи нет мага, способного победить ее. По крайней мере в честном бою один на один.

– Даже если считать Уэрта?

– Даже если считать Уэрта. – Взгляд, который госпожа полковник изучала ее лицо, сделался неожиданно цепким. – Ты знаешь, что Айрес взяла с него клятву вассала?

– Могла бы спросить у вас то же. Но теперь надобность в этом отпала.

– Могла бы догадаться, что я знаю. Буду считать, я очень похожа на человека, который легко допустит в свой дом виновного в гибели любимого мужа.

Ее сарказмом можно было бриться.

– Вдруг Миракл просто ничего вам не рассказал, – вымолвила Ева, на миг задумавшись о странностях генетики. Во всяком случае, из двух братьев Тибель на госпожу полковника куда больше походил тот, с кем ее не связывали кровные узы. – Ни сейчас, ни тогда.

– Он мог не рассказать чего-то отцу, но не мне. – Фарфор тихо звякнул о лакированное дерево, когда Мирана аккуратно вернула чашку на стол. – У клятвы есть одна любопытная особенность: она не возымеет силы, если вассал сильнее «сюзерена». Сильный маг подчиняет более слабого, но не наоборот. Со времен Берндетта не рождалось некромантов столь сильных, как Уэрт. Мне нужно пояснять, что из этого следует?

– Когда Айрес взяла с него клятву, Герберт был совсем маленький. И, естественно, не так силен, как сейчас. Что происходит, если вассал «перерастает» сюзерена? Может, его клятва вообще уже потеряла силу?

Мирана рассеянно посмотрела на полупустую чашку.

– Насколько я знаю, клятва не может быть разорвана, покуда «сюзерен» жив. Или покуда он сам не сочтет ее исполненной. О последнем, как ты понимаешь, речи не идет. – Она обвела стриженым ногтем парчовый узор на ручке кресла. – На самом деле вопрос любопытный. Вассальная клятва не изучена так хорошо, чтобы я могла на него ответить.

Герберт, легкий на помине, вошел в комнату секунду спустя: в компании Миракла, вымотанного не меньше матери. Оба уже избавились от парадных одежд, вернувшись к простым привычным штанам и рубашкам – и оба изумленно застыли у порога.

– Герберт-младший уже не против женского общества, – сказала Ева, правильно истолковав устремленные на нее взгляды. Ласково потрепала дракончика чуть позади рога на лбу, там, где у собаки были бы уши. – Дети так быстро растут, ах.

Услышав драконью кличку, Герберт-старший привычно поморщился.

Назвать малыша Гербертом было идеей Миракла. Дескать, иномирное имя как нельзя лучше подходит дракону. Но Ева подозревала, что новоявленному королю просто нравится всякий раз наблюдать за тем, как закатывает глаза любимый брат.

– Я думал, драконы не жалуют нежить, – сказал Миракл, глядя, как его питомец блаженно щурится под теплыми девичьими пальцами: огонь и драконья шкурка согрели Евины холодные ладони. – Эльена он на дух не переносил.

Он не обижался, что Герберт-младший не спешит вскакивать навстречу хозяину. При некоторой схожести повадок дракон все же не был собакой – и Миракл мудро не привыкал считать за преданного щенка существо, что лет через тридцать будет смотреть на него с высоты замковой башни.

– Она не нежить, – голос Герберта прозвучал чуть резче, чем можно было ожидать. – Я поймал ее в шаге от грани, не за ней. – Некромант ожесточенно нацелил палец на стул в углу – миг спустя тот уже стоял у камина, ровно между двух кресел. – То, что ее сердце не бьется, не значит, что она мертва.

– Хорошо, хорошо. Я забыл.

– Забыл, что пациент скорее жив, чем мертв? Любопытно, – заметил знакомый голосок. – Хотя сказочным королям не свойственны предубеждения против поцелуев с мертвыми девушками. Даже если те не бегают на своих двоих, а благонадежно лежат в гробу.

Ева молча выпрямилась.

Надо сказать, Мэт вел себя на удивление примерно. Почти не надоедал, да и вообще голос подавал редко – даже учитывая, что теперь находить лазейки для бесед ему было не так легко. Как будто чувствовал вину… или просто знал, что впереди грядет нечто крайне интересное – и это знание позволяло ему не скучать.

К сожалению, Ева была не настолько наивна, чтобы верить в первое.

– Кажется, нас можно поздравить, – сказала она.

– Хотя по некоторым версиям у сказочных принцев не возникало проблем и с чем-то похлеще поцелуев.

– Вроде все прошло вполне неплохо, – сказала она.

– Полагаю, если керфианцам вдруг не хватит простой помолвки, с консумацией брака он тоже не оплошает. Мирк же ответственный мальчик, привык все доводить до конца.

– Во всяком случае, я не совсем опозорилась, – сказала она.

– Уже хочу посмотреть, как наш малыш будет держать свечку. В конце концов, в процессе что-то может пойти не так, не бросит же он «свое создание» в такой…

Зажав руками уши, Ева во весь голос запела один из образчиков отечественной попсы.

– Не обращайте внимания, – вымолвила она, когда в голове воцарилась та же тишина, что разлилась по гостиной. – Треклятая магия снова шалит.

Мирана сделала новый глоток из чашки, вернувшейся в ее сухие пальцы: всем своим видом выражая, что в последнюю минуту не произошло ровным счетом ничего, стоящего ее реакции.

Матери Миракла не сказали о госте, которого она приютила в своем доме вместе с Евой. И Ева очень старалась не реагировать на происки внутреннего демона, но получалось не всегда. В итоге периодические странности ее поведения списывали на несовершенство Гербертовой магии: мозги мертвецов – или почти мертвецов – загадочная штука, в конце концов.

Музыка действовала безотказно. Чем противнее и навязчивее был мотивчик, тем быстрее Мэт замолкал. Герберт логично объяснял это тем, что навязчивой песне проще заполнить сознание, не оставляя демону пространства для маневров, но Ева подозревала, что у Мэта просто наличествовал какой-никакой музыкальный вкус.

– Надеюсь, при риджийцах вы все проявите себя не хуже, – заметила Мирана сдержанно.

– Когда они приезжают? – тщетно пролистав свой внутренний календарь, смущенно спросила Ева.

Песня, отвратительно прилипучая, крутилась в голове, – но даже Агутин лучше, чем демонические остроты.

– Через три дня.

Ева удержалась от вопля «уже?!». Просто с несчастным видом смотрела, как новоявленный король Керфи, опустившись на колени подле камина, чешет блекло-травянистый живот своего ручного дракона, пока тот заинтересованно пытается скусить с его рукава малахитовую запонку. Немудрено, учитывая, что любовь к драгоценностям и их пению в драконах просыпалась еще в яйце.

О том, что ей придется обманывать не только керфианцев, Еву известили вскоре после бунта. Риджийские Повелители возжелали встретиться с правителем Керфи для переговоров, еще когда на троне сидели Айрес, – и не стали переносить встречу после того, как корона Тибелей перекочевала на другую голову.

Успешно обмануть керфианцев – чудовищная ответственность. Успешно обмануть посольство соседней страны, отношения с которой сложно назвать дружественными – ответственность вдвойне чудовищная.

– Полагаю, ты это и так знаешь, – продолжила Мирана, – но на встрече с риджийскими послами тебе лучше не проявлять свои… певческие таланты.

– Если бы были просто послы. Как их Повелители не боятся лично приезжать?

– Потому и приезжают, чтобы показать, что не боятся, – заметил Миракл отстраненно. – Они договорились с Айрес – а теперь со мной, – что с ними прибудет большой отряд охраны из личной гвардии. И, если верить слухам, сами могут за себя постоять. Эй, так делать нельзя, – строго добавил он, выдирая рукав из острых драконьих зубок.

– Гвардия им не поможет, если здесь их окружит армия, предварительно отрезав возможность магического перемещения. Ожидать такого от Айрес было бы логично.

– Насколько я знаю, у них есть интересные игрушки. Помимо подчиняющих ошейников. – Сидя на стуле, откинувшись на высокую спинку, Герберт скрестил руки на груди. – Они изобрели парные волшебные кольца. Обладатель одного сможет откуда угодно призвать обладателя другого, и никакие чары кольцам не помеха. Пока их Повелители сидят за столом переговоров, кто-то в Риджии будет неусыпно их страховать. Как только произойдет нечто подозрительное, их моментально вернут на родину.

– Значит, надо всего-навсего первым делом отрубать им руки.