Текст книги "Лунный ветер"

Автор книги: Евгения Сафонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава тринадцатая,
в которой проливается кровь

Той ночью я так и не спала. Я ворочалась, периодически проваливаясь в темноту краткого забытья, однако тут же вновь просыпаясь. В итоге, когда рассвет сменила серость занявшегося утра, я встала с постели и, одевшись, выскользнула из комнаты: мне не хватало воздуха, и оставаться в стенах Хепберн-парка далее казалось невыносимым. Все ещё спали, так что я встретила одну лишь горничную, посмотревшую на меня удивлённо, но ничего не сказавшую.

Оказавшись на улице, я нервно прошлась по дорожкам меж стриженых кустов, но вид лабиринта вынудил меня вспомнить вчерашнее и, до боли прикусив губу, резко развернуться, чтобы направиться к выходу из сада. Ступив за чёрные кованые ворота, я двинулась в лес: не в ту сторону, где лежала дорога, по которой мы так часто ехали до Белой вуали, а в другую, где я ни разу ещё не бывала. Чем меньше я сейчас увижу вещей, навевающих воспоминания, тем лучше.

В смятении я зашагала вперёд по тропинке, уводившей меня всё глубже под сень вековых елей и сосен. Надеясь, но не в силах перестать думать о том, что узнала.

Зря я не сдержала обещание, данное Бланш. В итоге я всё же нашла привидение, и вовсе не покойного лорда Хепберна. Красивое лицо миссис Форбиден стояло у меня перед глазами даже сейчас, как и строчки из её письма. Сколько в них было любви и нежности…

Видимо, об этой истории и говорил лорд Чейнз? Мистер Форбиден не справился со своим внутренним волком… или в одно из полнолуний наконец не выдержали цепи, которыми он себя сковывал… так или иначе, он обратился и убил свою жену, а потом каким-то образом сумел обмануть Инквизицию, избегнув её кары, или попросту сбежал из её лап. Но ведь платье на портрете уже лет двадцать как вышло из моды, а речь шла об истории семилетней давности. Или это просто портрет старый, а на самом деле его жена погибла не так давно?

Неужели его ребёнок так и не родился? А если родился, что с ним сталось? Если вспомнить, насколько умён Лорд… быть может, его сын и не умер? Если ребёнок, зачатый от оборотня, родился волком – или, как-то раз обратившись, не смог вернуться в человеческий облик…

При этих мыслях некая часть меня расхохоталась. Саркастичным смехом, в котором я угадала смех мистера Форбидена. Ну вы и фантазёрка, мисс Лочестер, прошептало что-то внутри, – и этот голос, мой внутренний голос, тоже принадлежал ему. Хватит подгонять все факты под вашу сказочную теорию об оборотне, да ещё сочинять новые, отдающие привкусом бреда больше, чем вся моя пьяная исповедь. Вы не услышали ни единого подтверждения того, что я действительно оборотень, равно как и того, что я сам убил свою жену. Подумайте лучше вот о чём: я уже несколько раз говорил что-то об изменах, и даже такое наивное создание, как вы, это не может не навести на некоторые мысли.

Да. Его слова можно было понимать двояко. Вполне возможно, я истолковала их превратно… но ведь я не услышала и опровержений того, чего опасалась. И, возможно, мне просто очень хочется верить как в его невиновность, так и в то, что теория об оборотне – всего лишь теория. А даже если его жена изменяла ему, как это может оправдать её убийство? Тем более если…

Ход моих мыслей оборвала тень, метнувшаяся ко мне из-за ствола ближайшей сосны. Я и ахнуть не успела, как меня сгребли в охапку: чья-то ладонь зажала мой рот, руки прижали к телу, и тень, от которой разило потом, грязью и вонью немытого тела, потащила меня с тропы в лес. Я брыкалась и пыталась кусаться, но тщетно.

В какой-то миг мой похититель остановился, повернулся – и в лесной полутьме я увидела ещё троих мужчин, разглядывавших меня впалыми глазами, блестевшими голодным лихорадочным блеском. Мужчин, заросших всклокоченными бородами, с давно не чёсаными волосами, чумазых, в рваных серых обносках.

Каторжники.

А ведь говорил мне мистер Хэтчер быть осторожнее…

– Гляньте, какая куколка тут одна загулялась с утра пораньше, – хрипло проговорил тот, кто держал меня.

– И на что она нам? – раздражённо спросил один из стоявших передо мной. – Я б сейчас хоть всех баб Ландэна променял на нормальный обед, тёплую постель да лохань горячей воды. Шмотьё её нам ни к чему, и при ней явно ни жратвы, ни денег нет.

– А это мы проверим, – усмехнулся один из троих, шагнув ко мне, позволяя рассмотреть его гнилые жёлтые зубы.

Я дёрнулась, желая вырваться, но меня безмолвно ударили кулаком по щеке так, что потемнело в глазах, а звуки приглушились, сменившись звоном в ушах. Удар странным образом обессилил меня, заставив обмякнуть в руках, державших моё тело клещами, – пока другие, жадные и грубые, шарили по телу.

Это происходит не со мной, твердил внутренний голос, пока бесцеремонные пальцы задирали мне юбку, ощупывая ноги, и залезали под корсет, будто я могла зачем-то прятать там кошелёк. Это просто кошмарный сон. Я ведь почти не спала, и после того, что случилось ночью, немудрено увидеть кошмар.

Но если всё же не сон…

– Даже цацек не носит, – разочарованно констатировал каторжник, наконец милостиво убирая от меня тошнотворные лапы.

– О чём и речь. – Другой угрожающе взмахнул длинной железкой, в которой я узнала напильник. То ли обзавелись им ещё перед побегом, то ли потом украли где-то, чтобы снять кандалы. – Слушай, куколка. Сейчас мы зададим тебе пару вопросов. Вздумаешь орать – шею свернём, ясно? Или этим проткнём.

– Воткнём куда-нибудь, куда вряд ли ещё что втыкали, – рассмеялся третий.

Остальные почему-то его поддержали. Негромким смехом, после которого мне только больше захотелось отряхнуться, точно меня облили грязью с ног до головы. Однако я лишь судорожно закивала и, когда ладонь у моего рта разжалась, действительно не стала кричать.

А толку? Хепберн-парк остался далеко. Здесь, в лесу, меня никто не услышит. Сопротивлением я только разозлю их. Но если вести себя послушно, если попытаться договориться по-хорошему… пусть попытка наверняка не увенчается успехом, однако я хотя бы усыплю их бдительность.

Нет, я не питала иллюзий. Они сказали, что убьют меня, если я буду кричать, – но раз я видела их, всех четверых, из этого леса я в любом случае не уйду. Бежавшим и пойманным каторжникам оставалась лишь одна дорога: на виселицу.

Как только они получат от меня, что хотят, мне не жить.

– Ты пришла из того чёрного замка, который за лесом?

Я не сразу сообразила, что речь о Хепберн-парке.

– Да.

– Кто там живёт? Много народа?

– Один джентльмен. Да, у него много прислуги. И десяток гостей.

– Не, не полезем, – сплюнул один.

– Город, деревня поблизости есть? – деловито продолжил допрашивающий.

– Деревня. Она называется Хэйл. При выходе из леса дорога, если всё время идти по ней прямо, придёте туда. – Я постаралась взглянуть в маслянистые глаза каторжника твёрдо, но получилось скорее отчаянно. – Слушайте, вам нет нужды никого грабить или убивать. Отпустите меня, и я принесу вам всё, что нужно.

Ответом мне снова был смех. И мне явно удалось рассмешить каторжников успешнее, чем их товарищу до того: они прямо-таки залились хохотом, даже забыв об осторожности, а на мои щёки брызнула слюна изо рта стоявшего прямо передо мной.

Глупо было ожидать, что они мне поверят. Я бы на их месте тоже себе не поверила. С моей стороны было бы куда логичнее не вернуться, а вдобавок ещё натравить на них стражников.

И пусть даже я искренне готова была дать им то, что им требуется, в обмен на жизнь и свободу, – чем я смогу это доказать?

– Я не вру! Честное слово! – выпалила я, пытаясь перекричать этот смех, почему-то напомнивший мне о тявканье гиен; я никогда его не слышала, но по книгам представляла именно так. Тело напряглось, готовое в любой момент вырваться из державших меня рук, от смеха немного ослабших, и бежать. – Если вам нужна еда, деньги и одежда, я принесу их и не скажу о вас никому, клянусь! Я не знаю, за что вас осудили, быть может, вы отбывали наказание незаслуженно, так что, если вам удалось сбежать, я не собираюсь…

Звук выстрела раздался почти одновременно с тем, как державший меня странно дёрнулся. Смех, гоготавший над ухом, мигом захлебнулся, хохот остальных – с опозданием в секунду. Этой секунды хватило, чтобы я, не устояв на ногах, упала наземь вместе с тем, кто держал меня. Резко вырвавшись из безвольно обвисших рук каторжника, я зачем-то повернулась, чтобы взглянуть в его лицо.

Дыра в его лбу – прямо между глаз, широко и удивлённо открытых, – была такой маленькой и аккуратной, что скорее напоминала красные точки, какие рисуют себе индианки, чем след от пули.

Когда я, отползая подальше, посмотрела на остальных, Лорд уже стремительно и бесшумно вгрызался в ногу одного, заставив того завопить и рухнуть наземь. Реакция двух оставшихся кардинально различалась: первый, развернувшись, кинулся бежать, второй, с напильником, рванул к мистеру Форбидену. Тот приближался быстро и тихо, будто соткавшись из лесного сумрака, и встретил противника наведённым дулом револьвера, не сбившись с мерного шага.

После второго выстрела, прогремевшего под лесными сводами, ещё одним беглым каторжником на этой земле стало меньше.

Сидя на холодной земле, вжавшись спиной в сосновый ствол, я смотрела, как мистер Форбиден подходит к третьему. Я не ощущала ни страха, ни тошноты, ничего – казалось, все чувства исчезли, замёрзли. Лорд уже отскочил от своей жертвы, оскалив белую морду, выпачканную кровью; на клыках волка висели ошмётки ткани и чего-то омерзительно красного, а каторжник дёргался, пытаясь то ли уползти, то ли встать.

Когда мистер Форбиден, подойдя к нему почти вплотную, быстрым движением взвёл курок, несчастный замер… чтобы умоляюще протянуть руку к тому, кто уже направил ему в лоб дуло, зияющее жадной чернотой.

– Пощади, – прохрипел он.

Лицо мистера Форбидена осталось абсолютно бесстрастным. В нём не было ни злобы, ни ярости: белая фарфоровая маска без тени эмоций. И ни одна черта этой маски не дрогнула, когда палец её владельца нажал на спусковой крючок.

Эхо третьего выстрела ещё не утихло, и голова каторжника едва успела коснуться земли, а мистер Форбиден уже вновь взводил курок, поворачиваясь в ту сторону, куда побежал последний. Я едва различала серую спину силуэта, петлявшего между деревьями вдали, – но хозяин Хепберн-парка вытянул руку и прицелился, щуря один глаз так же спокойно, как тогда, в бальной зале. Словно целью его опять была карта, не живой человек.

Когда четвёртый выстрел разорвал лесную тишину, беглец упал.

Больше стрелять было не в кого.

Откинув полы сюртука, мистер Форбиден сунул револьвер куда-то за спину: видимо, спрятал за ремень брюк. Его руки не дрожали, в глазах не блестело раскаяние, и вместе с тем лицо не кривила злорадная улыбка, а с губ не сорвались торжествующие слова. Убийство четырёх человек не принесло ему ни горя, ни удовольствия; казалось, он сделал нечто совершенно обыденное, не более выдающееся, чем распитие чашки чая.

Подобие эмоций скользнуло на его лице лишь тогда, когда он, приблизившись ко мне, опустился на одно колено.

– Ребекка. – Мистер Форбиден взял моё лицо в ладони, скупым, но бережным жестом. Присмотревшись к щеке, на которую пришёлся удар каторжника, пристально заглянул в мои глаза. – Что они с вами сделали?

– Ударили, – прошептала я.

– И ничего больше?

Я молча кивнула. Рассказывать, что меня ощупывали, было незачем, да и тошно. Мне и сейчас страстно хотелось содрать с себя кожу, где будто горели места, которых касались грязные пальцы, и заменить новой.

Наверное, я должна была разрыдаться. Впасть в шоковое состояние. Должна была жалеть тех, кто теперь лежал на земле, или ощущать злую радость от того, что они мертвы… но не чувствовала ничего, кроме холода и пустоты.

Впрочем, когда мистер Форбиден подхватил меня на руки, прижав к себе, позволив уткнуться лбом в гладкую ткань на его плече, чтобы не видеть бездыханные тела, мне стало немного теплее.

– Идёмте, – сухо произнёс он, неся меня куда-то. – На сегодня свою долю жути вы получили.

А я обхватила его руками за шею. Контрабандиста, убийцу и фомор знает кого ещё, в чьих объятиях меня захлестнуло чувство уюта и защищённости. Обречённо понимая, что, даже если обнимавшие меня руки действительно залиты кровью по локоть – а после того, что я только что видела, сомневаться в этом было трудно, – сейчас мне нет до этого ровно никакого дела.

Искренне надеясь, что только сейчас.

Глава четырнадцатая,
в которой близится разлука

– Нам послали вас боги, мистер Форбиден, – дрожащим голосом проговорил отец, порывисто пожимая руки хозяина Хепберн-парка. – Вы уже дважды выручили Ребекку, и прошлый раз не идёт ни в какое сравнение с нынешним! Если бы не вы…

На этом месте голос отца оборвался, но мистер Форбиден, и так прекрасно всё понявший, молча хлопнул его по плечу. Матушка же ничего не сказала: лишь вновь провела по моей щеке тряпицей, смоченной целебным настоем, любезно предоставленным «корсаром». Глаза её были сухи, и лишь поджатые губы слегка дрожали.

К тому моменту, когда мистер Форбиден принёс меня в Хепберн-парк, все уже проснулись, и наше появление подняло знатный переполох. Когда же хозяин особняка коротко поведал о том, что произошло (у меня не было сил говорить, и я лишь подтверждала его слова кивками), переполох стал только пуще. Бланш и вовсе лишилась чувств, упав прямо на руки отцу.

Меня немедленно уложили в постель, после чего мистер Форбиден лично отправился в Хэйл за стражей. В итоге теперь я лежала всё в той же постели, а вокруг толпились родные и парочка прочих любопытствующих гостей, до недавней поры слушавшие, как я рассказываю о каторжниках прибывшему мистеру Хэтчеру. Он уже побывал там, где остались тела, и выслушал рассказ мистера Форбидена, – но потом, оставив своих людей изучать место происшествия, захотел узнать мою версию событий.

– Спасибо, Ребекка, – сказал мистер Хэтчер, слегка склонившись над кроватью, чтобы коснуться моей руки. – Прости, что заставил говорить об этом, но это было необходимо. – Выпрямившись, он вновь повернулся к мистеру Форбидену: – Большая удача, что вы увидели, как мисс Лочестер уходит в лес… и нашли её там.

Бледная Бланш лишь всхлипнула, подтверждая его слова.

– Счастливая случайность, – сдержанно поправил хозяин Хепберн-парка. – Мне не спалось, и я вышел на смотровую площадку подышать свежим воздухом. Оттуда увидел мисс Лочестер, встревожился, куда она направляется в столь ранний час, и решил пойти за ней. Лорд помог мне выследить её.

– Ваш волк? – мистер Хэтчер посмотрел на зверя, мирно лежавшего у камина.

Пускай крови на волчьей морде уже не было, окружающие всё равно предпочитали держаться от него подальше.

– Да, именно он. – «Корсар» пристально взглянул на меня. – Надеюсь, это заставит мисс Лочестер в будущем быть немного осторожнее.

Не отважившись при всех встретить его взгляд, я опустила глаза. Боялась, что кто-то прочтёт в них слишком многое.

Мистер Хэтчер тяжело вздохнул:

– Четыре трупа…

– Генри, только не говори, что у мистера Форбидена возникнут проблемы от того, что он избавил нашу грешную землю от этого отребья! – гневно воскликнул отец. – Тебе же меньше работы.

– Я бы попытался взять их живыми, – хмуро заметил мистер Хэтчер.

– Я мог попытаться, но опасался за мисс Лочестер, – спокойно ответил мистер Форбиден. – Она была у них в руках. Их заложницей. Вы не хуже меня знаете, на что способны такие люди, мистер Хэтчер. Это загнанные звери, готовые на всё.

– Но заслуживали ли они смерти? – пробормотала миссис Лестер, до той поры безмолвно сидевшая в углу. – Убивать их вот так, без суда и следствия…

– За побег их всё равно ожидала виселица, – сердито напомнил отец. – Полагаю, смерть от пули быстрее и милосерднее той, к которой их приговорил бы суд.

– Они не были достойны милосердия, – неожиданно резко произнесла матушка. Руки её дрогнули, едва не расплескав целебный настой из миски, которую она держала. – Одни боги знают, что эти нелюди сделали бы с Ребеккой. И я рада, что они мертвы, хоть и предпочла бы, чтобы перед смертью они поплясали в петле.

На этом месте даже я воззрилась на неё с изумлением, пытаясь понять, кто и когда подменил этой женщиной мою чопорную, глубоко равнодушную к своему первенцу мать.

Видимо, окружающие задались тем же вопросом, и ненадолго в комнате повисло неловкое и немного шокированное молчание.

– Мистер Форбиден, разрешите взглянуть на ваш револьвер? – осторожно кашлянув, наконец произнёс мистер Хэтчер.

Тот без лишних слов достал оружие. Как я теперь разглядела, действительно из-за пояса брюк: из кобуры, прицепленной за спиной так, что на виду оставалась одна лишь рукоять тёмного дерева.

Мистер Форбиден цепко наблюдал, как начальник хэйлской стражи вертит револьвер в руках. Оружие было совсем небольшим, таким, что спрятать его не составляло никаких проблем… но отчего-то в моих глазах это лишь прибавляло ему смертоносности.

Как и её владельцу.

– Корво Инсидиос? Отличная модель, – констатировал мистер Хэтчер. – Выбор стражника в штатском… да ещё кобура скрытого ношения. – Он слабо улыбнулся. – Мы с вами случаем не коллеги?

– О, нет, – мистер Форбиден сопроводил ответ мягким смешком. – Но всегда лучше, когда наличие оружия у противника оказывается неожиданностью.

– И вы постоянно носите с собой револьвер?

– Почти. Старая привычка.

Мистер Хэтчер вскинул бровь:

– Позволите узнать, что же вам её привило?

Мистер Форбиден усмехнулся.

– Полагаю, ответ на этот вопрос не относится к делу, а потому я предпочёл бы от него воздержаться. – Коротким свистом заставив Лорда подняться с места, он вежливо и непреклонно указал на дверь. – У вас больше не осталось вопросов к мисс Лочестер? Я не лекарь, но полагаю, что после подобного ей необходим отдых. Вынужден настаивать, чтобы её оставили в одиночестве, тишине и покое.

Мистер Хэтчер, беспрекословно кивнув, вернул револьвер хозяину и направился к выходу из спальни.

Его примеру последовали все, кроме матушки.

– Я сейчас, – коротко сказала та, отвечая на вопросительный взгляд отца.

Я тоскливо следила, как нас оставляют наедине, предвкушая выволочку и нотации. Однако матушка лишь отставила в сторону миску с настоем, прежде чем негромко и неумолимо сказать:

– Больше никаких одиноких прогулок, Ребекка. Если бы мистер Форбиден не пошёл за тобой… если бы тебя…

Она осеклась. Поднявшись со стула, на котором сидела, склонилась надо мной.

Этот мир определённо сошёл с ума, подумала я, когда сухие губы поцеловали меня в лоб, а руки, от которых я совершенно не привыкла принимать ласку, погладили меня по волосам.

– Ты же знаешь, что я желаю тебе добра, – прошептал знакомый голос с незнакомой мне нежностью. – Я строга с тобой только поэтому… потому что люблю тебя и желаю тебе счастья. И я всю жизнь хотела тобой гордиться, но ты не давала мне поводов для гордости.

Эти слова вмиг разрушили иллюзию того, что меня обнимает тот, кто действительно любит меня. Настоящую меня – со своими желаниями, своими мечтами и прихотями, – а не куклу, которой меня хотят видеть. И когда мама выпрямилась, я вновь увидела глаза женщины, вот уже восемнадцать лет терпеливо сносившей выходки своевольной дочери-дурнушки.

– Я очень рада, что ты приняла предложение Тома. – Её улыбка была вполне сердечной, но почему-то от неё меня проняло холодом. – Он сделает тебя счастливой. Сейчас ты можешь этого не понимать, но я знаю жизнь лучше тебя. Однажды ты скажешь мне спасибо за то, что я не дала тебе загубить свою жизнь. Что настаивала на этом выборе… правильном выборе.

И ушла, предоставив мне молча смотреть ей вслед даже тогда, когда за ней уже закрылась дверь.

Мама, мама… так уверена, что имеешь право не принимать меня такой, какая я есть, но лепить из меня то, что ты хочешь? Отвергать даже мысль о том, что твоё видение мира может быть не единственно верным, и делать меня счастливой в твоём понимании счастья? Лишь потому, что ты родила меня на свет? Хотя, если подумать, из нас с Томом и правда могла бы получиться неплохая супружеская пара… если б я не понимала, что рядом с ним не чувствую и тени того, что ощущаю рядом с Гэбриэлом Форбиденом.

Я прикрыла глаза, свернувшись калачиком поверх одеяла, слушая, как потрескивает пламя в камине, сражаясь с вечным холодом Хепберн-парка.

Гэбриэл Форбиден. Что было бы, если б я никогда не узнала ни тебя, ни всего, что с тобой связано? Если б и дальше жила, как уже привыкла, если б прогнулась под давлением обстоятельств и приняла предложение Тома ещё в тот вечер, когда он впервые его озвучил? Ведь это ты дал мне силы для сомнений… и силы, и почву, и возможность. Появившись в моей жизни так не вовремя – и удивительно вовремя.

Что ж, сейчас я знаю о тебе немного больше. Или думаю, что знаю. Теперь бы ещё понять, что с этим делать.

И, кажется, для этого мне вновь придётся побеседовать с тобой наедине.

Обед я проспала, а ужин пропустила. Сослалась на то, что всё ещё не пришла в себя, и еду мне принесли прямо в постель. В действительности я просто не хотела ни слышать новых обсуждений утреннего происшествия, ни видеть ничью персону, кроме одной. На поиски этой персоны я и отправилась, выждав достаточно времени, чтобы в столовой все успели поесть и разойтись; чутьё подсказывало мне, что сегодня моральных сил мистера Форбидена не хватит на игру в гостеприимного хозяина, а потому бильярд и прочие вечерние развлечения пройдут без него.

Конечно, я могла ошибаться. А даже если не ошибалась, мои поиски – наугад, вслепую – вполне могли не увенчаться успехом. И на смотровую площадку я поднималась безо всякой уверенности в том, что найду там того, кого искала.

Но тем не менее нашла.

Он стоял, сложив соединённые руки на каменном парапете, отстранённо глядя на горизонт. Прохлада вечернего ветра трепала его длинные волосы; сад, вересковые поля и лес окутывали сиреневые сумерки, небо бледно алело закатом.

– Рад, что вам стало лучше, – не оборачиваясь, негромко произнёс мистер Форбиден.

Я уже не удивилась, что он узнал меня, не видя. Лишь подошла, чтобы встать рядом: так же тихо, как до того поднималась по витой каменной лестнице.

Некоторое время мы просто вместе созерцали потухающий закат. Безмолвно.

Как говорят фрэнчане, les mots que l’on n’a pas dit les fleurs du silence…[26]26
  Несказанные слова – цветы молчания (фр).


[Закрыть]

– Спасибо, – наконец негромко произнесла я.

Даже тогда он не посмотрел на меня.

– За что?

– Что спасли меня.

Мистер Форбиден пожал плечами так, будто моё спасение было делом настолько само собой разумеющимся, что не заслуживало ни малейшей признательности.

– И вы не считаете, что я жестоко обошёлся с бедными беглецами? – произнёс он с равнодушной иронией. – Не потрясены тем, что я убил человека, молившего меня о пощаде?

Вспомнив слова миссис Лестер, я резко качнула головой:

– А они убили бы меня, если б не вы. Возможно, я жестока, но, когда я вспоминаю об этом маленьком обстоятельстве, мне трудно их жалеть.

На этом месте он всё же покосился на меня. Ничего не ответив, посмотрел вниз – туда, где виднелась дорога, по которой утром я шла на свою роковую прогулку.

– Забавно, – задумчиво протянул мистер Форбиден, пока в его глазах медленно гасли алые отблески света, тонущего в подступающей тьме. – И с чего вас потянуло в лес, да ещё в столь ранний час?

Под сердцем неприятно и взволнованно кольнуло, и я порадовалось, что он не смотрит на моё лицо.

– Я не могла просто пожелать прогуляться? – как можно небрежнее заметила я.

– Могли. А могли пожелать прогуляться ещё раньше… ночью, к примеру. – Он по-прежнему не смотрел на меня. – И увидеть нечто, чего вам видеть не полагалось. Нечто, родившее у вас много вопросов, над которыми вы и решили поразмыслить в лесу.

Я сглотнула. Надеясь, что это вышло не слишком выразительно и шумно.

Когда я заговорила вновь, шутливое спокойствие в голосе далось мне ещё тяжелее, чем раньше.

– С чего бы мне захотелось гулять по особняку, где меня могут настигнуть призраки?

– Я бы на вашем месте боялся не призраков, а вещей куда более реальных, – невыразительно заметил мистер Форбиден. – И если сегодня ваша матушка запретила вам гулять в одиночку, я присоединюсь к её увещеваниям. Вы стали непозволительно неосторожны. К сожалению, я сам этому потворствовал. Больше не буду поощрять в вас качества, способные подвергнуть вас опасности… как бы мне этого ни хотелось. Будучи тем, кто я есть, и настолько старше вас, я не имею на это никакого права. – Он наконец повернулся ко мне. – Значит, у вас нет никаких вопросов, ответы на которые вы хотели бы узнать?

Есть, глядя в его глаза, пристально всматривавшиеся в моё лицо, подумала я. И не один. Не оборотень ли ты. Как умерла твоя жена. Кем были люди, которых ты убивал. Почему называешь себя ублюдком, если ты всё же не чудовище, чего мне так отчаянно хочется.

Но вместо всех этих вопросов я – малодушная трусиха – почему-то озвучила совсем другой:

– Сколько вам лет, мистер Форбиден?

Он усмехнулся так, словно я подтвердила некие его ожидания.

– Сорок девять.

Ничего себе. Так я ошибалась, считая его моложе отца.

Впрочем, учитывая, как он выглядит, – ошибиться немудрено.

– Что, неплохо сохранился для человека моего возраста? – конечно, он снова правильно истолковал моё молчание.

– Говорите так, будто вы старик, – смущённо заметила я.

– А разве нет? Вы имеете полное право считать меня стариком. Всё же я гожусь вам в отцы.

Я сердито мотнула головой:

– Даже если так, мне это неважно.

Лишь заметив, как меняется его взгляд, я поняла, что сказала – и как это можно толковать, причём совершенно правильно. Поспешно опустила глаза, стесняясь этого внезапно вырвавшегося признания, пусть даже мы уже делали и говорили то, после чего стесняться подобного было сущей глупостью.

Слова о крови фейри, прозвучавшие ночью, всплыли в памяти сами собой.

– Вы кажетесь куда моложе, – добавила я, искренне стараясь произнести это спокойно, будто невзначай. – У вас в роду затесался кто-то из Дивного Народа?

Он склонил голову набок, дразня меня улыбкой, плясавшей в разномастных глазах.

– Бабка подгуляла с фейри. В итоге принесла в подоле очаровательную среброволосую девочку, которую много лет спустя я имел счастье называть своей матерью.

А это многое объясняет. В частности – его способность… как он там говорил… «находить со зверьём общий язык». Для многих полукровок-фейри подчинить себе любое животное действительно было задачей, не составляющей особого труда.

Как и для оборотней, думается, подчинить себе волков.

По тому, каким насмешливым сделался излом его бровей, мне почудилось, что он снова прочёл мои мысли.

– Это всё, что вас интересует, мисс Лочестер? Мой возраст и моя скромная родословная?

И я, шедшая сюда за ответами, отчётливо поняла: эти ответы ровным счётом ничего не изменят. Будь он хоть оборотнем, хоть женоубийцей, хоть фомором во плоти – если он позовёт меня, я пойду за ним. Куда угодно. И могу я тогда просто верить в то, во что мне хочется верить? Если он оправдает мою веру – веру в то, что он не монстр, веру, что он никогда не причинит мне вреда, – так ли важно, что именно скрывает его прошлое?..

Но та пара секунд, которые я колебалась, прежде чем мотнуть головой, стоила мне ещё одной его усмешки.

Не надо, отчаянно и безмолвно крикнула я, отвечая его пронизывающему взгляду; должно быть, в этот миг в моих глазах отразилась почти мольба. Пожалуйста, не вынуждай меня узнавать то, чего мне не хочется знать. Да только он уже шагнул вперёд, сократив благопристойное расстояние между нами до опасной близости, и холодные пальцы коснулись моей щеки: той, что с утра достался удар, благополучно излеченной целебным настоем. Скользнули по коже, прослеживая линию скул. Замерли, придерживая моё лицо так, чтобы я не могла его отвернуть.

Я и не могла. Одно его прикосновение обездвижило меня лучше любых оков.

– Знаете, мисс Лочестер, – мягко произнёс он, – мне почему-то кажется, что вы лукавите. А я, поверьте, за свою жизнь неплохо научился понимать, когда люди лукавят.

Я промолчала. Уже не пытаясь притворяться, ведь с ним все попытки всё равно будут тщетны. И, пока его взгляд затягивал меня омутом, думала лишь, что эхо на лестнице достаточно гулкое, чтобы мы услышали чьё-то приближение, и это хорошо.

Интересно, какую кару боги готовят безнравственным особам вроде меня?..

– И что же мне с вами делать, маленькая обманщица?

Это он уже почти прошептал.

Перестать меня касаться, подумала я. Убрать руку, и отойти, и отпустить меня, пока мы снова не подошли слишком близко к грани. Ведь я получила ответ, которого так хотела. Не спросив тебя ни о чём, зато узнав его от самой себя.

Но вместо всего этого я – ужасная девчонка, прекрасно понимающая, что она играет с огнём, и получающая от этого ни с чем не сравнимое удовольствие, – почему-то снова озвучила совсем другое:

– А что вам хочется сделать?

Он улыбнулся так, что мне стало не по себе, и я зажмурилась, боясь вконец потеряться в его зрачках.

О, боги. Что же ты творишь, Ребекка?..

Я почти надеялась услышать вдали посторонние шаги. Но вместо этого ощутила – в той темноте, куда я спряталась по собственной воле, – как одна его рука обвивает мою талию, вынуждая прильнуть к его груди, пока вторая нежно скользит по моему лицу вниз: по лбу, по сомкнутым векам, по губам и подбородку, по изгибу шеи. Кончиками пальцев очерчивает ключицу, следом – уже ладонью – плечо, прикрытое коротким рукавом домашнего платья; его пальцы снова прохладные, но почему-то жгут меня даже сквозь ткань. Спускается ниже по руке – уверенно, не торопясь, без тени нетерпеливой жадности или той дрожи, которую снова чувствую я, – и, когда рукав заканчивается, позволив чужим пальцам вновь с дразнящей лёгкостью коснуться моей кожи, сердце колотится так, что я почти задыхаюсь.

Его пальцы куда лучше воды смывали ту незримую грязь, что оставил на мне утренний плен. Дойдя до выступающей косточки на моём запястье, они на миг исчезли – и в следующий легли уже на спину. Продолжили путь по ней: медленным танцем, вязью завораживающих движений, выплетая на мне узоры задумчивой, предвкушающей лаской.

Вырваться я тоже не пыталась. С ним и эти попытки были бы тщетны. Просто позволила себе тонуть в темноте, пьянящей остротой ощущений и сладкой горечью чужого запаха, застыв, не в силах двинуться с места. А его ладонь, вернувшись к шее, скользнула сквозь мои распущенные волосы, пропуская длинные пряди между пальцами; зарылась в них, и я ощутила, как он прижался щекой к моему виску.

– Лучше вам не знать о моих желаниях, мисс Лочестер, – произнёс он едва слышно. – До поры до времени, по крайней мере.

Я так и не открыла глаз.

Лишь бы он прекратил меня касаться. Лишь бы не прекращал. Лишь бы перестал держать – и лишь бы не отпускал, никогда, ни на миг.