355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгения Райнеш » Последняя сказка Лизы » Текст книги (страница 3)
Последняя сказка Лизы
  • Текст добавлен: 10 апреля 2021, 15:01

Текст книги "Последняя сказка Лизы"


Автор книги: Евгения Райнеш


Жанр:

   

Ужасы


сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Глава третья. «Лиза, это дом. Дом, это Лиза»

Всех аштаракских детей по утрам «спускали с горы». Тех, что постарше, собирал школьный автобус, а малышей сами родители отвозили в детский сад. Это казалось неудобным: то, что и сад, и школа, и вообще все культурные и не очень учреждения находились в городишке у подножья горы. Но сами аштаракцы даже гордились отдалённостью их домов от цивилизации и сопутствующих ей издержек.

– Для наркоманов или воров наша деревня слишком труднодоступна, – в первый же день пояснила Тея, просто подпирая камнем дверь, чтобы та случайно не распахнулась от сквозняка.

В доме никого не оставалось, а Тея даже не удосужилась повернуть ключ в замочной скважине.

– Мало кто заберётся так высоко на гору, – засмеялась она, увидев мой недоумённый взгляд. – А я всё равно уже и не помню, где ключ…

Я не поверила ей, думала – шутит, пока не убедилась, что в Аштараке и в самом деле никто не запирает дверь. Мама рассказывала, как в её социалистическом детстве ключи оставляли под ковриками у входа, но с тех беззаботных, по её воспоминаниям, дней сменилось уже не одно десятилетие. Подъезды за это время затянулись бронёй и обросли домофонами, а такое понятие, как деревянные двери, кануло во тьму веков.

Поэтому Аштарак сразу показался мне островком безмятежности вне времени и – немного – пространства. Я не ошиблась, когда, повинуясь неясному зову интуиции, выбрала именно его своим убежищем. Даже ничего не зная об этом месте, кроме того, что здесь живут Тея и Алекс.

Аштаракские дети уезжали рано утром, я ещё крепко спала. Поэтому открыла глаза, только когда услышала крик с первого этажа:

– Лиза, я ушла. Завтрак на столе, кофе я намолола, сама сваришь.

Соскочив с кровати, я босиком и в пижаме кинулась к лестнице и прокричала, перегнувшись через перила:

– Ты куда-то уходишь?

– Спущусь в город за продуктами. Тебе что-нибудь нужно?

– Я пойду с тобой.

Тея улыбнулась:

– Отдыхай пока. Не успеешь собраться, автобус будет через пять минут. В следующий раз поедем вместе. Так тебе что-нибудь купить?

Я на секунду задумалась.

– Купи мне…

Мне очень захотелось, чтобы Тея мне чего-нибудь купила. На самом деле я жаждала внимания и заботы.

– Кондиционер для волос. А то я просто шампунем голову мыть не могу. Мне обязательно нужен кондиционер.

Тея кивнула в знак согласия и тихо выскользнула за дверь. Через несколько минут просвистело чихание пригородного автобуса, и всё опять погрузилось в самую тишайшую тишину. Даже кошки, обычно топающие по дому как стадо бизонов, затихли, развалившись на половицах веранды в пятнах солнечных лучей.

Я осталась одна в доме, если не считать задремавших кошаков – Армстронга и Джаз. И поняла, что пришло время представиться по всей форме. Дом наблюдал за мной, пока отсыпалась и приходила в себя. А теперь требует отчёта, кто я такая.

Как была – в пижаме, только надев пушистые розовые тапочки, – пошла обходить старое пространство, дотрагиваясь руками до стен, поглаживая кончиками пальцев перила и впуская его внимательный взгляд в душу.

Дом был двухэтажным, большим, покосившимся от старости. Ноздреватые, пенящиеся лопнувшей штукатуркой трещины прорезали могучее здание. Время, дожди и ветра скомкали его оболочку, набросали едкие зелёные пятна мха и плесени на стены, перекосили оконные рамы и дверные проёмы. Но дом не сдавался. Это был могучий, всё ещё надёжный старик, утопающий в заросшем саду, который он вырастил и за которым внимательно приглядывал. Словно напоминал деревьям: «Я же помню, как вы пешком под стол ходили!».

Держал древней силой и перекошенную литую калитку, и навес, обвитый трепетной лозой, и каменные глыбы, что крепили ползущий овраг. Раскинулся в ложбине со всеми постройками и садом, растрескавшимися ступенями, которые уводили вниз к ярко разрисованному входу.

У Теи и Алекса гостила недавно Хана, знакомая художница, приезжавшая в Аштарак, чтобы «вдохнуть заряженной на добро атмосферы». Всё, до чего она смогла дотянуться, Хана украсила картинами – яркими и странными на фоне обветшавших стен. Дом позволил ей это сделать. Как дедушка, снисходительно разрешивший внучке нацепить бантик на свою всклокоченную бороду.

На входной двери, придавленной камнем, большие оранжевые ящерицы настороженно выглядывали из зарослей невиданных растений, распластавшихся по створкам. Растения, кстати, тоже были оранжевыми, и чёрные глаза пятнистых гекконов казались особенно пронзительными на бурном рыжем фоне.

Я подмигнула нарисованным ящерицам:

– Перезимуем здесь, верно?

Они молчали, не отрывая от меня круглых строгих глаз.

– Вы не можете убежать, а потому так печальны? – спросила я, немного подлизываясь к картине.

Привычка извиняться, казалось, уже навсегда окрасила мой голос виноватым тоном. Несмотря на все усилия не упасть в ощущение беды, я снова и снова скатывалась туда. Всё моё существо стремилось вновь радоваться любым проявлениям жизни. Но слишком долго я пребывала в засасывающем безвременье чужой душевной болезни. Выход из этого состояния был тяжёл и мрачен.

– Я, в отличие от вас, могу убежать, куда угодно, но не в состоянии избавиться от боли, которая впилась в меня стойкими красками, – я выбрала одну из ящериц, и обращалась к ней.

Так было… Душевнее, что ли…

– Дьявольское тавро, которое Влад выжег в моей душе. Знак принадлежности к тьме. Я не люблю себя такую. И так больно от этой нелюбви…

Ящерица словно передёрнулась от моего трагического пафоса. Хотя, конечно, это просто сквозняком колыхнуло непрочную дверь. Честно говоря, мне самой было противно от стенаний. В мире столько же радости, сколько и горя. Когда что-то одно перевешивает в человеке, он становится невыносимым.

Но в тот момент, когда дёрнулось юркое туловище рыжего геккона, я вдруг вспомнила маленьких драконов на навесе «Теремка». Нет, они не были так уж сильно похожи, но что-то…

Брось! Даже если Хава собиралась изобразить саламандр, чего бы огненные духи забыли в густых зарослях травы? А я уже явно слышала приглушенный шелест диковинных листьев, словно картина незнакомой мне художницы потянулась ко мне, желая утешить и помочь.

– Посмотри на этот Дом, – пронеслось у меня в голове. – Этому Дому – с большой буквы – больше ста лет. Он стар, он болен, он разрушается. Но этот Дом могуч какой-то внутренней силой, и все слушают его. За что он держится? За небо. Учись держаться за небо, за горы, за море, за воздух, за огонь. Сначала это очень трудно, но ничего не даётся без труда. Смотри на открытый огонь, когда станет совсем невыносимо. Хватайся за воздух. Когда научишься, поймёшь, что огонь не ранит, а греет. Воздух не давит, а сгущается, помогая держать груз проблем. Станет легче. Учись держаться за огонь и воздух. Хотя бы потому, что тебе просто больше не за что держаться.

Я не успела удивиться странным мыслям.

Старый Дом вдруг замер, словно призывая услышать что-то важное. С улицы донеслись взволнованные голоса. Звуки катились с вершины оврага, кажется, с автобусной остановки, отгороженной высокими деревьями с густой листвой. Двор и меня в нём говорящие не видели, я же прекрасно слышала каждое слово. Хотя не всё понимала.

– Шу сар? Инч патаэц? – спрашивала женщина. – Почему это произошло сейчас? Сатанан тани! Андак майя?

– Ле. Но Ануш сказала, что не стоит волноваться. Куллю тамам. Это ненадолго.

– Ян не сможет сегодня отправиться в горы. Он сломал ногу, и сразу вся деревня проснулась ночью от зова. Ты думаешь – простое совпадение? И сколько нам сидеть без воды? Ма нэфгэмш…

Да, кстати. Воды в доме не было, я поняла это, когда попыталась умыться.

Женские голоса вдруг убавили громкость.

– Всё случилось сразу после зова. Зачем Ануш говорит, что это не связанные между собой вещи?

– Затем, что нам давно уже обещают централизованное водоснабжение, – язвительно произнёс голос более благоразумный. – И именно потому, что мы часто остаёмся без воды. Зависим от настроения гор.

– Этот случай не имеет ничего общего с настроением гор. Так или иначе, он пришёл. И Ануш связана с зовом, и ты это знаешь.

– Нет, чэ гитэм! Я вообще не хочу вмешиваться в дела Ануш. Если она сказала, не волноваться, чем узум хоранам. Чем узум кез лъсэл!

– А я – да. И очень боюсь того, что может произойти. Тебе легко говорить – с двумя маленькими сыновьями. Миш айза… У меня все-таки дочь, и Дадик с раннего утра до позднего вечера крутится на рынке…

Голоса разом умолкли. Вслед за резко наступившим молчанием раздалось фырчание подходящего к остановке автобуса, взвизг тормозов, Теино звонкое «Здравствуйте», и опять затихающее в конце улицы «фыр-фыр-фыр».

Я побежала к калитке встречать подругу. Тея на ходу достала кондиционер для волос и весело-дразняще покрутила яркой баночкой перед моим носом.

– Не забыла, не забыла, – пропела она.

Я выхватила у неё из рук баночку и тут же печально вздохнула.

– Воды нет. И тётки на улице говорили: что-то случилось в горах, и какая-то Ануш сказала, что воды долго не будет, но волноваться не стоит. И не смотри на меня так, да, я подслушивала. Лучше объясни, почему из-за того, что ночью кто-то дул в охотничий рог, у нас теперь нет воды. И при чем тут горные обвалы?

– Вот же суеверные! – засмеялась Тея. – Не при чем тут никакой звук рога. А вот обвалы…

Мы вошли в Дом, и Тея продолжала рассказывать, уже разбирая покупки на кухне:

– Во время ливня дождевые воды в горах собираются в специальный резервуар, а потом оттуда по самодельным трубам идут в деревню и распределяются по домам. Очевидно, где-то произошёл то ли обвал, то ли камнепад, который повредил эту систему. Такое редко, но случается. Чтобы найти повреждённый участок, нужно идти по всей трубе в гору. Это далеко и трудно. А наш главный «специалист по проверке» сломал ногу, поэтому всем придётся сидеть без воды и ждать, пока Ян поправится.

Тея хлопнула дверцей холодильника.

– Алекс уже порывался проверить, – продолжала она, – но местные сказали, что он не сможет дойти. Заблудится. Уж не знаю, почему так сказали. Он, вроде, не такой уж бестолковый. Может, конечно, я ослеплена любовью и вижу его в исключительно сияющем свете, но…

– Нет, нет, – успокоила я её. – Он совсем не бестолковый, а даже наоборот… Только…

Мысли настойчиво возвращались к подслушанному разговору.

– Только почему они с таким придыханием говорили про эту Ануш?

– Это как раз совсем не удивительно, – засмеялась Тея. – Ануш – сердце и кровь деревни. К ней стекается вся информации, и она распределяет жизненные потоки. Скрывает в себе деревенские тайны, и знает всё обо всех. Мне кажется иногда, что она – нечто большее, чем местная аборигенка. И что она просто включает дуру, когда притворяется бестолковой сплетницей. Что-то в ней есть такое… Иногда жутковатое. Но я просто её не очень хорошо знаю.

– А сколько ей лет? – спросила я.

– Это тоже сложно сказать. Думаю, за сорок. Или даже больше. У неё есть маленькие внуки, это точно. А иногда мне кажется, что не больше тридцати…

– Как так? – я впервые слышала про женщину, которая может выглядеть с разбросом в двадцать лет.

Нет, конечно, некоторые женщины говорят такое про себя, но это они сами так думают.

– А вот так, – улыбнулась Тея и полезла в шкаф за влажными салфетками. – Тебе просто нужно самой увидеть. Тогда поймёшь.

– Может, она действительно какое-то ирреальное существо? – я ухватилась с удовольствием за новую страшилку, которая могла бы превратиться в сказку, – если даже возраст невозможно определить? Может, она что-то вечное?

– Опять выдумываешь. Семья Ануш живёт здесь с начала времён. Они очень уважаемые старожилы. Какое существо? Её тут с пелёнок знают. В отличие, кстати, от нас. Это мы тут не совсем опознанные существа. Наверное, очень для всех таинственные. Или даже жуткие и ужасные.

Тея сделала страшные глаза.

– Впрочем, – она рассмеялась, и страшные глаза исчезли, – думаю, что жители Аштарака уже все знали даже про тебя, ещё три дня назад, как только твоя усталая нога переступила незримую границу их владений.

– Откуда? – удивилась я.

– Представления не имею, – Тея пожала плечами. – Только с нами так и было. Не успели мы переехать, как поняли, что от Аштарака у нас секретов нет.

– А как вы вообще сюда забрались?

– Сюда сначала семья Джен выдвинулась. Корни у её бабушки здесь какие-то давние. А мы приехали в гости, ну и чтобы помочь Джен с Эриком, который готовился родиться. Сразу и влюбились в это место. Алекс работу быстро нашёл, а Ануш…

– Опять Ануш?!

Эта женщина получалась всегда замешанной во всём.

– Да, представь себе. Именно Ануш сорвала наше объявление на стене магазина и позвонила. Сказала, что у её родственника пустует дом. Родственник новый построил, этот-то совсем на ладан дышит, ну ты видишь, а нам, пока на своё жилье не заработали, сгодится. И аренду мы не платим, просто присматриваем, чтобы совсем не развалился. Ты же знаешь мою детскую мечту: большой уютный дом, где могли бы собираться наши друзья, и всем бы хватило места. Если не считать того, что дом осыпается, мечта практически осуществилась.

В большом промышленном городе Алекс с Лией ютились на двенадцати метрах коммунальной квартиры.

– Дом этот живой, – сказала я тихо. – Просто стар. Но ещё крепок.

Тея просто кивнула.

– Я надеюсь, тебе здесь будет хорошо…

Она внимательно посмотрела на меня:

– Лиз, я больше не могу молчать. Ты приехала в ужасном состоянии. Вся в холодном поту, глаза воспалённые, ввалившиеся. Такие тени под ними, черные-черные. Мы тебя сразу положили спать, и ты спала сутки. Ночью кричала жутко, я тебя будила, поила водой с валосердином, ты пила, засыпала и опять кричала. О каких-то чудовищах, которые преследуют. О том, чтобы Генрих оставил тебя в покое. Кстати, кто такой этот ужасный Генрих?

– Уже никто, – махнула я рукой. – Очень надеюсь, что уже никто.

– Ладно, допустим… Ты потеряла телефон и попросила никому, даже твоему папе и мужу не сообщать, что ты у нас. Вздрагиваешь и боишься чужих людей. Забиваешься в самый дальний угол, когда соседи заходят в наш двор. Лиза?!

– Это социофобия, – пролепетала я. – Просто такая болезнь. Нервы. Несколько дней в тишине и спокойствии – всё пройдёт.

Я не хотела ничего скрывать от Теи. Просто… Просто всё ещё не хотела перекладывать на неё груз своих проблем. Мне хватит нескольких дней. Я никогда не говорила Владу о Тее и Алексе. А если он не найдёт мои следы, то даже смогу перезимовать тут. Тогда всё и расскажу. Позже.

– Понимаешь, – я пыталась быть убедительной. – Когда ко мне подходит незнакомый человек, меня охватывает страх: он не настоящий. Что это какое-то чудовище, которое влезло в симпатичную оболочку. Особенно я боюсь незнакомых мужчин. Когда ко мне обращается кто-то чужой, меня пробивает холодный пот, руки и ноги становятся ватными, горло перехватывает спазм. Да не смотри на меня так! Сама понимаю, что это полная чушь, с чудовищем. Глупость полная. Но что я могу с этим поделать?

– А как ты вообще сюда добралась? В таком-то состоянии…

Билет я брала по интернету. Один раз, не помню, где именно, мне стало очень плохо. Может, в самолёте, может, на улице. Даже, кажется, потеряла сознание. Кто-то сунул мне под нос ватку с нашатырём, я очнулась. Но лица вокруг сливались в одно серое пятно, не знаю, кто это был. В смысле, кто привёл меня в чувство. Я просто шла, шла, шла дальше. Куда-то садилась, кому-то показывала билеты, паспорт. На каком-то автомате. Вообще плохо помню, как добралась.

Только как забилась в самый дальний угол электрички. После мучительного шума аэропорта наслаждалась пустотой: два или три человека сидели где-то очень далеко, на другом конце вагона. Натянутые нервы, видимо, расслабились, стало болезненно сонно. И, засыпая, я смотрела в окно сквозь ослепительное солнце. На непривычные взгляду пальмы, ютившиеся по склонам гор городки, белые арки и мосты, на голубую полосу уже осеннего моря. А в голове как заезженная пластинка крутилось:

Если выпало в империи родиться,

Лучше жить в провинции, у моря…

Ком давил. Давил, давил горло…

И я всматривалась в эту прекрасную солнечную даль, все ещё надеясь, что он не послал своих демонов вслед за мной…

Тея вздохнула:

– Ладно, не буду пытать. Приходи в себя…

И принялась звонить Алексу, чтобы он не забыл купить большие баллоны с водой.

Выпалив необходимые распоряжения, Тея замолчала, набирая воздуха для новой тирады, и вдруг как-то странно застыла. Очевидно, Алекс, воспользовавшись паузой, сказал нечто необычное. И голову даю на отсечение: новость не была приятной. Уголки рта подруги поползли вниз, меж бровей треснула складка.

– Да как же… Вот же… Мы можем… Ладно, пока. До вечера.

– Что там случилось? – испуганно спросила я, когда Тея закончила хватать ртом воздух.

– Наш квартирант, – вздохнула она.

Краска возвращалась на лицо Теи.

– Студент, что снимает нашу комнату…

Речь шла о комнате в городе, который они оставили ради Аштарака.

– Что с ним?!

Я не знала, конечно, этого студента, в глаза никогда не видела, но сердце сжалось от непонятной ещё тревоги.

– Отравился газом, – Тея приходила в себя. – Сейчас в больнице. Алексу звонила девушка квартиранта.

– Утечка? Он живой?

– Кажется, живой. И нет, не утечка. Алекс говорит, конфорка была включена. Пустая, без огня.

– То есть он – сам?

Тея покачала головой:

– Не верится. Не похож он на суицидника. Вообще не похож. Ладно, главное, чтобы выкарабкался без последствий. А месяц-другой без его платы за аренду мы как-нибудь проживём.

***

Вечером на Аштарак упал ливень. Мощный, безжалостный и беспощадный. Вместе с ним пришёл не менее мощный ветер. Его порывы бухали в стёкла, струи ливня выгибали раму, а потом во всей деревне сразу и внезапно погас свет. Наступила кромешная тьма.

Я закрыла ноутбук, потянулась и сказала:

– Это что значит?

– Это значит, что света нет, – глубокомысленно ответил Алекс.

Его стрелялки на экране компьютера предательски дрогнули, мигнули и тут же пропали. Он с обиженным недоумением уставился на абсолютно тёмный монитор. Тея сладко спала в спальне наверху, скорее всего, даже и не заметила упавшей вдруг на дом тьмы.

– Ну, теперь уже точно, спокойной ночи, – я восприняла наступление кромешного мрака, как перст судьбы.

Он указывал, что работать на сегодня хватит.

– Я тоже иду спать, – обиженно сказал Алекс. – Что мне теперь тут делать?

Я поднималась в кромешной тьме на второй этаж, нащупывая лестничные перила – упругие, гладкие и как никогда спасительные. Потом, скинув тёплый халат, нырнула под два одеяла, немного поворочалась, согревая собой свой уютный сонный мир, и, наверное, заснула.

Но буря продолжала громыхать вокруг и во мне. Сквозь сон я слышала и завывания ветра, и грохот далёких громов, и стук каждой ветки, бившейся о стекло. Казалось, что кто-то чужой и страшный ищет меня в темноте комнаты.

С одной стороны, это было словно погрузиться в детство – бояться не безработицы, безденежья и приступов безумия у близкого человека, а чего-то, таинственно бродящего в ночи. С другой…

– Ой, мамочки, – прошептала я, натягивая одеяло до подбородка.

С той стороны окна прямо на меня в упор уставился пронзительный взгляд чужого лика. Размытого дождём, но с горящими глазами. И самая жуть – это был второй этаж, в окно которого невозможно заглянуть мимоходом.

Размытый лик дёрнулся, и его не стало. Только что прожигал неистовым взглядом – и исчез. Словно не был. Словно растворился в ливне. Словно ветер отнёс клочками в неведомые выси и дали, словно вместе со струями впитался в рыхлую влажную землю. Осталось только ощущение пронзительно тоскливого взгляда. Такого одинокого, какого не бывает у детей Божьих.

Глава четвёртая. Легенда о невесте шакала

Остановка, на которую мы неизбежно натыкались, когда поднимались из оврага-«гнезда» Старого Дома, была чем-то вроде клуба по интересам, светским салоном и культурным центром одновременно. За час до «полуденного» автобуса здесь собиралось полдеревни. Некоторые дамы приходили с детьми. Но сам рейс ждали только два-три человека из компании. Остальные появлялись, чтобы обменяться полезной информацией. Почему-то ни перед «девятичасовым», ни перед «полтретьего», ни перед последним. Именно в полдень.

Но сейчас день давно перевалил на вторую половину, а остановка бурлила, как перед «полуденным».

– Странно, – сказала Тея, когда мы подошли поближе. – С чего это так много народа?

Оказалось, что обсуждали исчезновение осликов. Предысторию Тея мне рассказала чуть позже. Кто-то купил ослика в соседнем селе, рассчитывая организовать аттракцион для отдыхающих – катать ребятишек. Ослик оказался ослицей, причём, чересчур упрямой даже для своего племени. То есть детишек катать она категорически отказалась. Кормить бездельницу было накладно, и хозяин выпустил её на вольные хлеба, в чисто поле. К уже свободно шляющимся по весям коровам, лошадям и поросятам.

Маленькая ослица оказалась очень компанейской девицей. Как там сложилось – тайна, покрытая мраком, только ослики, гуляющие по полям, стали умножаться. Через год их было уже два, а через два года – три. Они приспособились скакать по горам, обрели поступь ланей, и появился целый новый вид – вольные горные ослы.

Так вот, ослиная троица уже несколько дней не появлялась в окрестностях деревни. Это взволновало жителей: ослики уже стали привычным атрибутом, чуть ли не эмблемой Аштарака. Про них собирались сочинить легенду, а тут они вот так взяли и пропали.

– Наверное, их кто-то съел? – как можно тише шепнула я Тее, когда поняла, что говорят о пропавших осликах.

Но меня услышали, несмотря на все предосторожности.

– Вот ещё, – фыркнула молодая, но уже начинающая полнеть селянка с толстой и, кажется, натуральной русой косой. – Несколько лет не ели, а тут взяли и съели? Миш макуля!

Народ зашелестел.

– Да анхнарина! – фыркнула её подруга с пышными губами «уточкой». – Никто их не трогал, попробовали бы только! Эти ослы были очень даже себе боевые.

Остановка загудела одобрительно.

– А может… Кто-то приспособил в хозяйстве? – выдвинула я другую гипотезу.

Уже немного громче, так как всё равно попала под перекрёстные взгляды.

– Этих?! В хозяйстве?! Так они тебе и побежали работать!

Это прозвучало уже с неподдельной гордостью. И гул превратился в высокомерно презрительный. Остановка от всей души радовалась за тех, кто упорством выбил себе право жить так, как считает нужным.

– Ну, тогда я не знаю, – пискнула я и спряталась за Тею.

Испугалась, что заподозрят в плохом отношении к ослам. На самом деле у меня с этими животными связаны очень тёплые детские воспоминания. Мама рассказывала, что когда-то давно по дворам городка, где она родилась, ездил старьёвщик на тележке, запряжённой маленьким осликом с большими глазами. Неопределённого возраста дядечка, казавшийся маме в то время безнадёжно пожилым, принимал на вес груду тряпок – старую, вышедшую из употребления одежду, а взамен давал настоящее счастье: яркий шарик, покрытый разноцветной, блестящей фольгой. Шарик пружинил на резиночке – и вниз, и вверх, и в разные стороны. От взгляда на это разноцветное, прыгающее чудо у мамы просто захватывало дух.

Ей очень, просто невероятно хотелось этот шарик. Поэтому в очередной заезд ослика во двор она со всех ног кинулась домой в поисках ненужного тряпья. Родителей не было, поэтому мама собрала всё, что попалось под руку, и совершенно запыхавшаяся, но счастливая, вывалила груду вещей на тележку старьёвщика. Глаза с волнением следили за делением безмена, которое, сводя своей медлительностью с ума, приближалось к заветной черте, где маячило счастье.

Стрелка ещё качалась, но уже останавливалась выше необходимой отметки. Мама замерла от несправедливости судьбы, и тут заметила внимательный, хитрый и добрый взгляд ослика. Он подмигнул, и стрелка тут же подпрыгнула вверх. Заветный шарик оказался у мамы в руках. Он прыгал на резиночке вверх-вниз, и в разные стороны, он даже крутился, пружиня, кругами, и мама ни на секунду не выпускала из рук это чудо.

А ещё спустя часа два её папа, мой дедушка, бегал по дворам нашего городка, пытаясь догнать старьёвщика, увозившего его новый пиджачный костюм, который мама обменяла на заветный прыгучий шарик из фольги с кучей других тряпок.

Эта история была со мной всё детство, волшебная и удивительная, определившая отношение к осликам на всю оставшуюся жизнь. Я не могла позволить кому-то усомниться в своей любви к этим животным и хотела рассказать этот случай всей остановке, но пока собиралась с духом, подошёл автобус. Толпа рассосалась, а мы отправились по своим делам.

– Мама часто вспоминала ослика из своего детства, – сказала я Тее. – Говорила про него… Очень хорошо. Я много лет сочиняла, как мы с ним подружились. Мечтала в детстве встретить волшебного ослика. Жалко, если с местными что-то случилось.

– Да уж, – задумчиво ответила Тея. – Мы к ним привыкли.

***

Тея и Джен пили чай за большим дубовым столом. Эрик, годовалый сынишка Джен, устав елозить по ковровому покрытию гостиной, карабкался на колени то к одной, то к другой. Иногда он принимался хныкать, но очень проверочно и недолго. Эрик был на редкость покладистый и доброжелательный мальчик. Из тех, что сразу улыбаются даже незнакомым людям.

– Ослики пропали, – рассказывала Тея. – Мы слышали об этом на остановке. Те самые, горные…

– Ночью перед ливнем, – голос Джен плыл по комнате в ароматах мяты, сопровождающих это чаепитие, – люди слышали звук охотничьего рога в горах.

Я смотрела сквозь верандное стекло, как две розовые полоски прочерчивают небо, опрокидывая его на величественные в своём равнодушии горы. Беседу не хотелось поддерживать даже из вежливости. Голоса доносились словно не сразу, а с опозданием. Как свет какой-нибудь далёкой звезды до Земли. Свет Канопуса.

Тея откликнулась на новость:

– И все переполошились после исчезновения осликов. Это из-за той старинной легенды?

Вопрос повис в сгущённом мятном воздухе. Я поняла, что Джен кивнула, так как после небольшой паузы Тея рассмеялась.

– Ох уж мне эти деревенские страшилки, – сказала она. – Уверена, сейчас пойдёт слух, что Шакал вернулся. Может, хоть теперь люди перестанут выпускать скотину безнадзорно бродить по окрестностям.

Надо сказать, что даже я – без году неделя в Аштараке – уже прониклась масштабом этой проблемы. Коровы чувствовали себя здесь хозяевами. Ходили по деревне абсолютно свободно, забредая в самые невероятные дебри. Нежились на солнышке, развалившись прямо на шоссе и задумчиво взирая на машины, напряженно маневрировавшие между ними. Как-то одно из этих созданий, священных в Индии, проломило забор в недрах заброшенного сада, и с тех пор жизнь в доме Теи и Алекса напоминала западный вестерн. Сначала прямо под окнами вдруг раздавался жуткий треск и тоскливо-торжествующее «му-у-у», затем Тея кричала «Пристрелю, скотина», заряжала самодельный пугач пульками, которыми стреляют в тире, и выскакивала во двор. Туда, где рыжая рогатая красавица нагло и неторопливо обгладывала кусты и деревья с задумчиво-философским выражением на морде.

Вслед за Теей выскакивала Джаз, чёрная кошка с белыми лапками, а беспросветно смоляной кот Армстронг устраивался на подоконнике с видом киномана, опускающегося в мягкое кресло перед огромным экраном. Только без попкорна и кока-колы.

Я мостилась рядом с Армом, и мы – щекой к морде – наблюдали за разворачивающейся сценой. Взъерошенная Тея вскидывала ружье, раздавался сухой треск, презрительное «вяк» отскочившей от плотной шкуры пульки, и корова, медленно поводя бёдрами, с достоинством удалялась со двора. И она сама, и все мы, включая кошек, знали: коровы вернутся при первом же удобном случае.

Так что я прекрасно понимаю Тею, когда она с затаённой надеждой в глазах говорит:

– Люди перестанут выпускать скотину безнадзорно бродить по окрестностям. И все из-за того, что кому-то пригрезился звук охотничьего рога в ночи…

Джен кивнула:

– Вообще-то власти объявили, что скоро беспризорно болтающихся коров начнут свозить на штрафстоянку… А ещё люди видели на днях, как из трубы Дома Невесты валил дым. Кто-то топил печку в заброшенном доме.

Беседа, свернув с темы воспитания детей, становилась интересней. Я не заметила, что уже вовсю прислушиваюсь.

Тея сладко потянулась:

– Понятно, сейчас они найдут все признаки… Как ты думаешь, сколько лет прошло с последнего появления Шакала?

– Наверное, лет сто, – не очень уверенно произнесла Джен. – По крайней мере, очевидцев последней трагедии я не встречала.

– Теперь в Аштараке будет, о чем рассказывать детям на ночь…

Я повернулась к девушкам.

– А что за легенда?

Принцесса Иголочка в моих мыслях стремительно приближалась к неизвестному Дому Невесты.

– Ну, местные тебе лучше расскажут, – Тея насмешливо прищурилась, словно знала, что творится сейчас в моей голове.

Запах мяты усилился. Или мне показалось?

– Ти! – я даже сделала шаг в сторону стола. – Ты же знаешь, как мне трудно расспрашивать незнакомых людей. Поэтому, будьте добры, расскажите об этом Шакале.

И пояснила уже для Джен:

– Я собираю всякие такие легенды для своих сказок.

Тея прекрасно знала, что вступить в беседу с незнакомцем требовало от меня определённых душевных усилий.

– А ты будешь после этого спокойно спать по ночам?

– Ну, ты… – прошипела я.

Из чего следовало, что мне не терпится послушать эту легенду.

– Когда-то, давным-давно, – начала Джен «особым» таинственным голосом, явно подражая кому-то.

Она подняла Эрика с пола, не замолкая, устроила на коленях.

– Люди умели понимать язык птиц и зверей, длина жизни измерялась не годами, а столетиями, а звёзды, видевшие те события, поседели от времени.

Джен сунула сыну в руку песочную печенюшку. Эрик тут же, покряхтывая от удовольствия, принялся мусолить курабье.

– Красиво! – одобрила вступление Тея. – Но, по-моему, это плагиат и вовсе не из этой оперы. Ты где-то вычитала. Слишком литературно для деревенской страшилки.

Джен загадочно улыбнулась.

– Так вот, – продолжила она. – В эти чудесные времена люди часто охотились в горах. И вот однажды охотники вышли на след старого белого волка. А это был как бы ни совсем и волк. Скорее… Такое… Существо. То ли полубог, то ли дух, охранявший мудрость древних. А, может, последний представитель некогда жившего в горах народа. Ещё с тех времён, когда мир густо населяли эльфы, тролли и прочие гоблины. Почему бы в этих горах не могли жить предки, скажем, современных оборотней?

– Тут мы не совсем разобрались, – призналась Тея. – Так как озвучивается сразу несколько мнений.

Джен глотнула чаю и стряхнула крошки печенья, которыми её щедро осыпал Эрик:

– В общем, шли они, шли по следу и, наконец, окружили существо, которое было совсем старым и уставшим. Обессиленный мудрый полубог-полузверь упал на землю, и сказал, что даст себя убить. Потому что всё изменилось, и он не хочет больше жить в чужом для него мире. Охотники, наверное, заржали… Ну, это я так себе представляю… А старый «волк» посмотрел на них странно и добавил: «Тот, кто выпьет моей крови, получит мою душу. Последний дар и проклятье этому миру. Умение видеть то, что незримо для остальных – дар власти. Но у него есть оборотная сторона. Непохожесть на других, добровольное изгнание из общества и одиночество для него и его потомков. Ну, кто из вас будет настолько смел, что обагрит руки моей кровью?».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю