355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгения Кайдалова » Колыбельная для Варежки » Текст книги (страница 1)
Колыбельная для Варежки
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 23:54

Текст книги "Колыбельная для Варежки"


Автор книги: Евгения Кайдалова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Евгения КАЙДАЛОВА
КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЛЯ ВАРЕЖКИ

I want to be where the sun warms the sky

When it's time for siesta you can watch them go by

Beautiful faces, no cares in this world

Where a girl loves a boy and a boy loves a girl

Я хочу быть там, где солнце согревает небо

Когда наступает время сиесты, то можно наблюдать

Проплывающие мимо прекрасные лица, и нет никаких забот

В том мире, где девушка любит юношу, а юноша – девушку

Песня Мадонны

* * *

«Я Вас любил, любовь еще, быть может…»

…Не то, не то, заупокойная какая-то…

«Любимая, меня вы не любили…»

…Еще лучше: открытым текстом – прямо в лоб…

«Сочинил же какой-то бездельник, что бывает любовь на земле!»

…Да что они, сговорились, что ли, эти поэты?! Жизнь прекрасна, за окном – апрель, мне хочется знать, что я любима, и слышать об этом какие-нибудь красивые слова, а кругом – одни причитания! Что они, за столько веков ничего радостного написать не могли?..

«Ибо крепка, как смерть, любовь…»

…Вот оно! Наконец-то правильные ноты…

«Большим рекам не залить любви и большим водам не потушить ее…»

…Как просто сказано, и точно про меня!..

«Если бы кто давал все богатства дома своего за любовь, он был бы отвергнут с презрением…»

…И надо же было закончить такой чудесный отрывок такой дурацкой азбучной истиной! Ну нет на свете гармонии!..

Да и само это слово «любовь» какое-то странное – тщетная попытка языка объять необъятное. Как странно, что можно сказать:

Я люблю шоколад.

Я люблю свитера и кроссовки.

Я люблю писать гелиевой ручкой.

Я люблю Тимура.

Этот ряд получился настолько несуразным, что Варя по-мышиному пискнула от смеха.

Лектор прервал свою речь на полуслове, и однокурсники повернулись в Барину сторону, чтобы узнать, что же такого смешного в теории предикации.

Варя пригнулась к листам конспекта, сожалея, что не может по-страусиному спрятать голову в песок. Пару секунд ей пришлось провести в тишине с горящими щеками, но замечания не последовало. Лектор лишь вздохнул и обиженно забубнил, уткнувшись в свои бумаги. Варя, не поднимая глаз от стыда, принялась суетливо записывать, сама не понимая, что и зачем. Ряд смешных «люблю» в ее голове вдруг повалился, как костяшки домино, и поднялся уже совсем другим:

Я люблю жить в городской квартире вместо общежития.

Я люблю домашний уют и уход.

Я люблю вставать по утрам, не думая, где и на что я буду завтракать.

Я люблю Варю.

Новый ряд выстроился быстрее и слаженнее, чем предыдущий, но последняя костяшка оказалась явно не к месту. Варя перестала писать и начала поковыривать кожу вокруг ногтей. Тимур терпеть не мог эту ее привычку, равно как и любовь к свитерам и кроссовкам на все случаи жизни. А после съеденного на улице шоколадного батончика он всегда брезгливо протягивал ей носовой платок.

– Варечка, ты на английский идешь? – Варина одногруппница Наиля Абдуллаева уже укладывала ручку и тетрадь в изящную кожаную сумку.

Варя поняла, что лекция закончилась, быстро вскочила, чтобы не задерживать соседей на пути к дверям, и впопыхах побросала свои вещи в рюкзак.

Путь до лифта она отмерила широким пружинящим шагом – ей было удобно нести свой несколько избыточный вес в мягких кроссовках. Наиля неустойчиво семенила рядом на тонких каблучках и без конца заискивающе выспрашивала, как же все-таки переводятся «взаиморасчеты», «выполнение обязательств» и этот, как его, шайтана, «процент по кредиту»? Варя отвечала спокойно и четко, сама удивляясь тому, как уверенно работает ее язык, пока мысли крутятся по столь далекой от перевода орбите.

– «Процент по кредиту» – это «interest».

– Варя, ты что? – удивленно застыла на месте Найдя. – «Interest» – это «интерес».

– В одном смысле «интерес», в другом – «процент».

– А как такое может быть? – Найдя широко открыла многократно воспетые поэтами миндалевидные восточные глаза. В широко открытом виде они становились еще прекраснее.

Варя начала раздражаться. Конечно, не оттого, что Наиля была хороша, как южная ночь, и стройна, как чинара (или что там растет у них на Кавказе?). Не оттого, что она такая изящная и хрупкая и так непрочно и прекрасно замирает на своих каблучках в ожидании Вариного ответа. И разумеется, не оттого, что сама она не успела сегодня утром как следует причесаться и привычный «конский хвост» на голове выглядел хуже, чем у последней клячи…

"" – Почему ты думаешь, что все английские слова должны переводиться на русский буквально?!

– Ну, Варечка, милая, не сердись, я вообще ничего не думаю!

Наиля погладила Варю по руке и засмеялась, как малыш в песочнице.

Варя даже не улыбнулась, потому что Наиля говорила чистую правду. Сама Варя для поступления в МГУ занималась с репетиторами, сдавала экзамены и набирала проходной балл; а у Наили был папа – не последний человек в своей солнечной республике. Он очень хотел, чтобы дочь поучилась на филологическом факультете (общеизвестном как «факультет невест»), прежде чем выйдет замуж. Конечно, Наиля не первая и не последняя блатная студентка, но.., почему она даже английскую транскрипцию пишет своими национальными буквами?!

В лифт набилась уйма народу, и Варю с Наилей прижали к задней стенке. По мнению Наили, ничего страшного в этом не было – кабинет английского ждал их на предпоследнем, десятом этаже; филологи еще успеют остаться в одиночестве. Варя же нервно следила за утопленными на панели кнопками, вылетающими на каждом этаже, как пробки от шампанского. Как только лифт остановился на седьмом, она стала решительно пробиваться к выходу.

– Ты куда?! Нам еще рано! – забеспокоилась Наиля из заднего ряда.

– В буфет, – пропыхтела Варя.

– Буфет же на восьмом!

– Знаю… – Варя решительно вскинула сумку на плечо и шагнула вперед.

Тонкий стан и округлившиеся в изумлении глаза Найди уплыли наверх.

Остановившись, Варя чувствовала, что хвост на голове вконец измочален давкой в лифте, а сама она часто дышит и неотвратимо краснеет.

Но если сейчас заняться волосами, то перемена кончится, и тогда…

Она не успела ничего, даже подумать. Он проходил мимо и на секунду показался на стыке коридора и лифтового холла – как в окне.

Или – как в кино.

– Тимур, привет!

Он обернулся. Варя извиняющимся жестом пригладила волосы.

– Ого, какие гости! – Тимур улыбнулся так широко и празднично, что распахнул перед ней целый мир.

Эта его улыбка всегда действовала на Варю гипнотически. Она рывком подалась к нему, чтобы обнять и прижаться, но он перехватил на лету ее вскинутые руки, нежно пожал их и аккуратно поцеловал Варю в щечку. Она заметила сзади двух поджидавших Тимура однокурсников, на глазах у которых не стоило совершать никаких глупостей.

– Какими судьбами?

– Да просто.., к тебе.

– Если ко мне, то пошли со мной – у меня семинар через пять минут.

– А мне туда можно?

– Со мной везде можно.

Варя это знала и благодарно взяла его за руку. С ним действительно можно везде – на любые тусовки и в любые поездки, в театры, на выставки, на дискотеку, в лес на лыжах и даже в яхт-клуб на Истринском водохранилище, куда надо идти от электрички по проселочной дороге. Словом, везде, где грустно, смешно или страшно появляться одной или с подругами.

Тимур покровительственно и твердо взял Варю за руку и повел за собой. Он возобновил разговор с однокурсниками, но Варю с ними не познакомил, к ней не обращался и вообще вел себя так, будто она рядом и не присутствовала.

Однокурсники пару раз с интересом оглянулись на то, что семенило возле Тимурова плеча; Варя почувствовала это и уткнулась взглядом себе под ноги, надеясь, что после этого ее перестанут замечать. Что она такое, чтобы на нее обращали внимание? Только то, что хочет быть рядом с Тимуром.

Семинар был посвящен римскому праву (Тимур учился на юридическом факультете).

Варя думала, что заодно узнает что-то интересное, но почти ничего не понимала, как если бы вокруг нее говорили на другом языке. Сперва она даже ничего не слышала, вспотев и оглохнув от страха и ожидая, что вот-вот прогремит: «Девушка, вы не ошиблись аудиторией?» Минут через двадцать Варя начала поднимать глаза, уверившись, что преподавателю и студентам не до нее (лишь изредка до них с Тимуром долетали любопытные взгляды). Подняв глаза, она прежде всего оценила занимающийся вместе с ее возлюбленным контингент: оказалось, парней и девчонок поровну, не то что на их факультете, где одна мужская фамилия на группу – уже событие. Девушки есть очень даже интересные: слева – загадочные глаза в густых лиловых тенях, справа – пурпурные пухлые губы, чуть впереди – фарфоровая белизна щеки и точеный римский нос – прямо статуя! А рядом с Тимуром, тем не менее, сидит она – самое странное из того, на что мог пасть его выбор. От неуверенного счастья у Вари глухо загрохотало сердце, а руки начали немилосердно теребить друг друга.

В это время Тимур поднялся, отвечая на какой-то вопрос. Варя взирала на него снизу вверх, и сердце готово было взвиться ввысь, как воздушный шарик. Он стоял, такой стройный, по-актерски непринужденно отставивший ногу, говорил так живо, что все улыбались, и так правильно, что преподаватель одобрительно кивал. Варя буквально загляделась на Тимура, любуясь его ясными, умными и мужественными глазами, восхищаясь достоинством, ощутимом в каждом его слове и движении, четкостью и порядком в мыслях и такой уверенностью в избранном пути – стать человеком, знающим закон.

Тимур сел. Варя продолжала смотреть на него с отрешенной улыбкой, как человек, находящийся во власти гипнотизера и не имеющий сил самостоятельно отвести глаза. Он холодно глянул на нее вполоборота:

– Девушка, вы в кино?

Варя вздрогнула и отвернулась. Будь он попроще, мог бы сказать: «Ну что ты вылупилась?» или «Ты что глаза таращишь?», но Тимур донельзя тактичен, а ей, разумеется, надлежит следить за собой: мало того, что притащилась на чужой факультет и семинар, так еще и поставила его в неловкое положение своими взираниями. Остаток семинара она провела как во сне, не услышала, даже звонка, машинально вскочила, лишь когда все начали складывать вещи.

Они вышли в коридор. Было время большой перемены, и студенты резво двинулись к буфетам. Тимур даже не спросил Варю, куда она сейчас идет, просто взял за руку и в быстром темпе повел на, восьмой этаж. Варя полубежала, счастливая от того, что он не бросил ее после дурацкого поведения на семинаре, а снова взял с собой.

Они вошли в буфет одними из первых, и Тимур быстро распорядился ситуацией:

– Займи нам столик, а я встану в очередь.

Потом подходи, но смотри не на меня, а за сумками! У тебя мелочь есть, а то у меня одни десятки?

– Есть.

– Вот и угостишь меня.

Он галантно предоставил Варе право заказывать первой. Варя любила шоколад и все с ним связанное, поэтому выбор сделала быстро:

– Пожалуйста, кремовый рулет за три пятьдесят и чай с лимоном.

– Нет-нет! – весело возразил Тимур за ее спиной. – Никаких рулетов пятидесятому размеру одежды! Девушка, – обратился он к продавщице, – помогите нам не нарушать диету!

Очередь смеялась – ведь все было сказано так живо и артистично! Буфетчица тоже засмеялась, хотя уже держала щипцами заказанный рулет и теперь не знала, что с ним делать. Варя схватила поставленный на стойку чай, сунула Тимуру свой кошелек и бросилась за столик.

Тимур подошел через пару минут. Злополучный рулет вкупе с бисквитным пирожным красовался на его тарелке. Варе он принес бутерброд с обветренной колбасой.

Варя всхлипнула, пользуясь тем, что сидит спиной к людям и лицом к стене. Тимур сел напротив нее и утомленно вздохнул:

– У нас сезон тропических дождей?

– Зачем ты так? При всех…

– А кто еще должен следить за твоей фигурой, если ты сама этого не делаешь?

Фигурой Варя пошла в маму. Но та воспринимала свое несоответствие стандартам абсолютно спокойно: бывают леденцы на палочке, а бывают пирожки с повидлом – на каждый товар найдется купец. Мама растила дочь, ворочала серьезными делами на работе, везла на себе хозяйство, и ей было в буквальном смысле слова наплевать, какого размера ее одежда. И кстати, глядя на маму, Варя всегда думала, что широкие блузоны со струящимися складками ничуть не менее красивы, чем вещи в обтяжку. Но.., у мамы была крупная конституция, а у нее самой – лишь любовь к обжорству и нежелание заниматься спортом. Тимур был единственным близким человеком, кто честно сказал ей об этом; прочие Варины друзья считали, что хорошего человека должно быть много. Пытаясь ограничивать себя в еде, Варя становилась нервной и дерганой, и внутренний конфликт усугублялся многими внешними. «Учитесь властвовать собой!» – внушал вслед за этим неизменно сдержанный Тимур, а она преисполнялась благодарностью и раскаянием. Потому, изнемогая сейчас от обиды, одновременно сознавала, что так же не имеет права на слезы, как преступник, услышавший справедливый приговор суда.

На последнем всхлипе Варя взяла бутерброд и стала безропотно его жевать. Тимур невозмутимо отламывал корявой чайной ложкой кусочки рулета. Наверное, Рафаэль с таким же непринужденным изяществом наносил мазки на полотно. Варя невольно загляделась на руки Тимура, его ровные и сильные пальцы с продолговатыми аккуратными ногтями. Кисти рук тоже были красивы, в отличие от ее собственных с вечно теребящими друг друга пальцами.

Таким рукам можно смело доверить скальпель хирурга и чью-то жизнь. Человек с такими прекрасными, надежными руками не может причинить ей никакого вреда.

Варя робко потянулась и коснулась запястья Тимура. Он перестал есть, великодушно улыбнулся и накрыл ее холодные пальцы своей теплой ладонью.

– Если грозы отгремели, сейчас мы устроим маленькую радугу.

Тимур открыл «дипломат» и чуть помедлил. Затем что-то взял из внутреннего кармашка, вынул, сжимая в кулаке, и раскрыл ладонь перед самым Вариным носом, так что у нее сложилось ощущение распустившегося цветка.

На ладони лежали серьги из желтого металла – два тоненьких кольца. Металл, разумеется, не был золотом (это с первого взгляда поняла даже неискушенная Варя), а сами серьги выглядели просто никакими – творческая мысль обошла их стороной. Будь кольца крупными – «цыганскими», – в них присутствовал бы некий разудалый шарм. Будь они удлиненными в форме овала – пожалуй, подошли бы к Вариному круглому лицу. Будь совсем маленькими, плотно обнимающими ухо, с крошечными горящими камушками, то ничего лучшего нельзя было бы и желать – Варя любила изящные тонкие вещи. Но два небольших желтых колечка, лежащих на ладони Тимура, были в полном смысле этого слова ничем, включая их форму, содержание и цену. (Хотя последнее, конечно, не имело никакого значения.) – Нравятся?

– Очень…

– А что же, девушка, вы молчите?

– Не знаю, что и сказать…

– Интересно, кто из нас двоих филолог?

– Это не важно. Зато я знаю, кто из нас двоих самый замечательный человек…

Тимур не сумел скрыть довольной улыбки.

Он быстро поднялся, решительно взял осчастливленную Варю за руку.

– Ну-ка, пошли!

Держась за руки, они вбежали в лифтовый холл, где не было ни души. Тимур собственноручно вынул из Вариных ушей маленькие кораллы в серебряной оправе (их когда-то вручила ей мама к окончанию школы) и вдел свой подарок. От его прикосновений Варина кожа чутко вздрагивала каждым нервом. Ей стало так хорошо, что она закрыла глаза. Немного погодя она почувствовала, что Тимур вынимает из ее волос заколку, распускает спутанный хвост, проводит по нему своей расческой и рассыпает легкие пряди по плечам. По телу Вари бежали мурашки, как рябь по воде от ветра, и какие-то мгновения она жила только одним ощущением – прикосновениями любимого человека. Потом почувствовала легкие поцелуи – на лбу, на висках, на закрытых веках, вслепую протянула к Тимуру руки и поняла, что если что-то в мире и можно назвать любовью, то она переживает это именно сейчас.

* * *

На лекцию Варя опоздала. Было неприятно тихо просачиваться в дверь под тяжелым взглядом профессора и конечно же стыдно проявлять к нему такое неуважение. Но если в минуту звонка приходится выбирать между мертвым старославянским языком и живым обнимающим тебя человеком…

Варя подсела к Наиле, которая усердно водила ручкой по бумаге. Конспекты были единственным, что у нее оставалось после посещения лекций; знания каким-то таинственным образом обходили Наилю стороной. Но ради Вари Наиля оторвалась даже от конспекта:

– Варечка! Ты куда сбежала?

– Да, знаешь, в последний момент я вспомнила.., что мне нужно зайти.., по работе.

Варя действительно подрабатывала переводчиком в одной из многочисленных общественных организаций при их родном университете, об этом знала и этому завидовала вся ее группа. Поэтому Наиля произнесла: «Мм» – и поверила. Оставался неясным момент с буфетом, но в последнее время Варя постоянно совершала какие-то странности.

– Жалко, что тебя на английском не было, – Марина Валерьевна даже сама так сказала, представляешь?! Все, что ты мне говорила – ну, все переводы, – оказалось правильно!

– Она вам письменную работу дала?

– Нет, все устно было, мы так опозорились! Она чуть ли не каждого исправляла, а ты мне все-все правильно сказала! – Наиля прямо захлебывалась от радости за себя и за подругу. – Ну, понятно, у тебя же опыт, а мы просто из словаря переписываем.

Варя посмотрела на доску, испещренную старославянскими парадигмами, и с ненавистью отгрызла у себя заусеницу. Английский язык… Ее всегдашняя страсть, ее стихия, ее неизменный звездный час! Сегодня она могла бы блеснуть, как никогда. Но лифтовый холл и волосы, распущенные по плечам… Чаши весов закачались, и одна из них никак не могла взять верх над другой.

– Слушай, как его зовут? – прошептала Наиля.

– Тимур, – машинально ответила Варя.

– А отчество? Я ему записку хочу послать.

– Петр Алексеевич, – уже осмысленно поправилась Варя, сообразив, что речь идет о седовласом лекторе.

Наиля начала прилежно писать на вырванном из тетради листочке.

Солгав подруге в начале лекции, Варя вовремя вспомнила о своей работе. Завтра уже можно идти за зарплатой… Только что с этой зарплатой делать? Сумма довольно ощутимая (и не только по студенческим меркам), но цены растут настолько стремительно, что откладывать не имеет смысла. Часть она, как всегда, внесет в семейный бюджет, а на оставшиеся деньги… Варя радостно задумалась о предстоящей приятной трате, и вдруг ее всколыхнула гениальнейшая мысль: купить ответный подарок Тимуру! Только к чему бы его приурочить?

День рождения у Тимура еще далеко, а поблизости, как назло, ни одного праздника…

– Мне тут пришла записка, – услышала она откуда-то из другого мира голос лектора и решила прерваться: как всегда, интересно, чего именно не понимает Наиля.

Довольный ответной реакцией зала, лектор долго и важно разворачивал бумажку. Молча прочел, сдвинул брови, снова прочел, а потом таким странным голосом, как если бы он так и не понял содержания, повторил вслух:

– "Уважаемый Тимур Петралексеевич!

Не могли бы Вы еще раз повторить про совпадение индуцированных?"

Аудитория, почти целиком состоящая из девушек, застонала так, как если бы все студентки одновременно испытали оргазм. Найдя испуганно повернулась к Варе и увидела, что лицо подруги пышет жаром, как вынутый из печи пирог.

Лектор чуть помолчал, подбирая слова для экзекуции. Потом сделал глубокий вдох и занес для удара первую фразу:

– Милая девушка! Мне довольно обидно, что почти целый семестр, посещая или не посещая мои лекции, вы так и не узнали моего имени-отчества. Но в конце концов, это простительно. До некоторой степени простительно и то, что падение редуцированных гласных вы спутали с каким-то физическим или, скорее, физиологическим процессом – весна все-таки. Но будучи студенткой филологического факультета, вы не имеете права не знать, что в русском языке нет имени «Петралексей»!

На экзамен ко мне советую не приходить!

Наиля смотрела на Варю. Та пыталась повернуть к потерпевшей стороне лицо и никак не могла этого сделать: ведь теперь ничего не остается, как ВСЕ РАССКАЗАТЬ!

* * *

– И что ты собираешься делать дальше? – с грустной усмешкой поинтересовалась Наиля.

– В каком смысле? – встревожилась Варя.

В ее голове выросло сразу три предполагаемых толкования вопроса: 1) Не собираешься ли ты сама объяснить лектору, как он стал «Петралексеевичем», чтобы кара не пала на меня? 2) Не собираешься ли ты родить от Тимура ребенка? 3) Не собираешься ли и дальше жертвовать бесценной возможностью учиться в МГУ ради поцелуев около лифта?

– Ну, вообще, – пояснила Наиля.

Варя решила попробовать первый вариант:

– А ты подписала свою записку лектору?

– Нет.

– Так откуда же он узнает, у кого не принимать экзамен?

Наиля нахмурилась, не понимая, потом усмехнулась и махнула рукой:

– Ой, да я не про то, не бери в голову! Я про вас с этим Тимуром.

Оставалось два варианта.

– Ну, ребенка мы пока не планируем.., до защиты диплома, по крайней мере.

Наиля засмеялась, легко и чистосердечно.

– Ты думаешь, он с тобой останется до защиты диплома?!

На секунду Варя почувствовала себя парализованной.

– А почему ты думаешь, что не останется?

– Потому что у твоей несчастной мамы когда-нибудь лопнет терпение.

– При чем тут, вообще, моя мама?

– А на чьи деньги он живет?

Вопрос был по существу.

– Ну не совсем только на ее деньги…

Наиля окончательно развеселилась.

– Правильно, еще и на твои.

– Ну, не совсем, обедает-то он здесь…

Наиля рассмеялась от души.

– Ты разуй глаза, милая! – Она подняла руку и начала картинно загибать свои точеные пальчики. – Завтрак, ужин – раз, жилье в Москве, в экологически чистом районе – два, стирка, уборка, глажка – три, всякое там.., сама понимаешь – четыре, да еще уроки английского – пять; сколько все это стоит?

Варя решила противостоять:

– Слушай, Наиля, вот если бы у тебя был муж, ты бы ему что, не готовила, не стирала, не гладила, не всякое там.., и не пустила бы жить в свою квартиру? А с английским я, между прочим, помогаю не только ему.

Последняя фраза призвана была пристыдить Наилю, но та расхохоталась:

– Мой муж?! Мой муж будет содержать семью. И меня, между прочим, любить.

В порыве веселья Наиля заговорила слишком громко, и несколько проходивших мимо студентов остановились, с восторгом ее созерцая и перешептываясь. Наиля не покраснела и не опустила глаз. Она со знанием дела затянулась сигаретой и, сложив губы упругим манящим кольцом, выпустила в их сторону дым. Лишь затем опять повернулась к Варе, продолжая краем уха ловить восхищенные вздохи.

– Вот повезет кому-то! – услышала и Варя.

Подруги сидели на низеньких батареях-гармошках в самом большом и шумном лифтовом холле на первом этаже их учебного корпуса. На местном сленге он назывался Большой сачок – большое место для сачкования.

Здесь много курили и говорили. Появляться в Большом сачке было так же актуально, как в прошлые века выезжать на балы и посещать салоны.

Поддерживая традицию, Наиля курила. Тонкая смуглая рука в кованом серебряном браслете становилась еще красивее с беспечно вложенной между пальцами сигаретой. Варя вела здоровый образ жизни, но это не прибавляло ей ни капли красоты.

– А почему вы не поженитесь?

– Ой, да кому это надо! Штампик в паспорте…

– У меня будет штампик в паспорте, – заверила Наиля, – а у моего мужа будут обязательства, а не просто все на блюдечке с голубой каемочкой. Но сначала мои родители еще посмотрят, насколько он обеспеченный, чтобы я ни в чем не нуждалась. И кстати, – она заговорила почти неуловимо для постороннего слуха, – могу тебе по секрету сказать, что я еще девочка, я себя берегу.

Варя вдруг испытала странное чувство униженности, хотя в конце двадцатого века белой девственной вороной должна была бы чувствовать себя Наиля.

– А после первой ночи, – вдохновляясь, продолжала она, – муж положит мне на подушку бриллиантовые серьги. Как папа когда-то – маме.

– Ну, знаешь, у вас все-таки патриархальные нравы.

– А что у вас?

– Нельзя же лишать себя всех радостей жизни!

– У тебя сейчас много радости?

Варя с ужасом поняла, что Наиля гораздо проницательнее, чем ей казалось. Варины руки машинально потянулись друг к дружке суетящимися пальцами.

– Ты для него разобьешься в коровью лепешку, – уверенно проговорила Наиля, – и знаешь, что он сделает?

– Что?

– А что делают с кизяком? Когда он высыхает, им печь топят.

Варя смотрела вперед, чтобы не видеть пророчицы Наили. Впереди бурлила жизнь: потоки студентов шли в библиотеку и обратно, другие толкались у лотков с книгами и театральными билетами, а дальше – переполненный гардероб и стеклянные двери из мира науки – в большой мир. Она не представляла, как будет лавировать в нем без Тимура;

И вдруг Варя его увидела – как по мановению волшебной палочки. Он вышел из лифта со своими давешними приятелями и направился к гардеробу. Компания прошла совсем близко, так что Варя даже услышала обрывок разговора:

– Может, в профессорскую столовую пойдем? Это в главном здании.

– Ты че?! Там цены – убиться можно. Пойдем в восьмую!

– А там такая тошниловка…

Варя вскочила, чтобы позвать Тимура, но тут он заметил ее сам. Коротко улыбнулся, прошелся глазами по Наиле и, ни на секунду не задержавшись, проследовал дальше. Варя осталась стоять навытяжку, подавшись вперед.

– О господи, – вздохнула сзади Наиля.

* * *

Ближе к восьми часам вечера Варя вернулась домой, успев немного прийти в себя.

Она довольно долго сидела в библиотеке, чтобы с головой нырнуть в холодную науку и не чувствовать боли от свежих и вновь разбереженных ран. Уходя, купила на лотке сборник студенческих анекдотов и по дороге от души посмеялась. От метро до дома она шла по чудесной тихой улице. Слева открывался один из прекраснейших видов Москвы – могучий Новодевичий монастырь в окружении темных прудов и светлой рощи в зеленой дымке. Открывая дверь квартиры, Варя снова ощущала какое-то подобие хорошего настроения.

Из-за двери доносились запахи горячей пищи. Значит, мама дома. Значит, можно чмокнуть ее в щеку, плюхнуться за стол и от души поболтать, потихоньку забывая о всех своих бедах.

В момент появления Вари мама переворачивала на сковородке котлету. Котлета злобно шипела и не поддавалась, но мама с яростью отодрала ее вилкой от чугуна и швырнула на другой бок. Но потом она повернулась к дочери с таким лицом, что Варя не ощутила никакой разницы между собой и котлетой.

– Он что себе позволяет?! Это что ему – постоялый двор со слугами? Почему он считает, что можно позвонить сюда и заказать мне котлеты к своему приходу? Да еще именно так, как он любит – со свиным сальцем!

– Так надо было ему сказать…

– Я могу сказать ему только одно: раз и навсегда отвяжись от моей дочери!

Варя проскользнула в комнату, рухнула в кресло, бросила рюкзак на пол. Слезы потекли мгновенно, как по команде.

Мама встала на пороге и продолжила атаку:

– Если ты позволяешь ему так не уважать тебя, то добейся у него элементарного уважения ко мне! Хотя бы на то время, пока он здесь квартирует…

Варя вскочила, убежала в другую комнату, плюхнулась там на кровать. Мама выросла в дверях, как заградительный отряд.

– Я не для того развелась с одним нахлебником, чтобы посадить себе на шею другого. В доме работают все: я, ты, даже собака (собака выводила маму гулять и помогала не набирать лишние килограммы). А у него что, не хватает образования полы помыть? И вообще, объясни мне, что это такое существует в нашем доме?

– Студент юридического факультета, будущий специалист по уголовному праву! – завопила Варя, отсырев от слез, но вырываясь наконец из окопа и переходя в контратаку. – У него такое будущее, что просто стыдно тратить время на какие-то полы. Он станет вторым Плевако!

– Пока что он просто Слюнько. А если хочешь знать, кто он такой по отношению к тебе…

– ОН МОЙ ЛЮБОВНИК! – выкрикнула Варя, призывая на помощь тяжелую артиллерию.

– Любовник! – Мама усмехнулась, наведя на нее беспощадный оптический прицел. – Любовник должен любить, а не только заниматься любовью.

Далее взорвалась атомная бомба, и мама ушла на кухню, чтобы ее не смело взрывной волной. Минут через десять Варя услышала, что мама возится в прихожей, и вышла посмотреть, почему вдруг началось отступление.

– Я уезжаю к тете Лиде, – сообщила мама, с отчаянием самоубийцы наматывая на шею шарф. – На дачу. На все выходные. Любите друг друга до потери пульса. Мне в этом доме нечем дышать.

Варя молчала. Такая победа была не в радость. А химическая атака даже не входила в ее планы.

– Ну почему? – взмолилась мама, выбрасывая наконец белый флаг. – Почему он?

– Он меня любит.

– Во-первых, нет. А во-вторых.., как будто никто и никогда тебя раньше не любил! А я? А девочки с твоего курса? А до того тебя любили одноклассники и товарищи в кружке друзей английского языка!

– Ты еще вспомни тетю Лиду.

– И тетя Лида любит тебя, как родную дочь!

Тебе этого мало?!

Варя даже улыбнулась, потому что не видела предмета обсуждения. Материнская любовь, как воздух – без него невозможно, но его не замечаешь. Любовь друзей как хмельное вино – хорошо пригубить и в радости и в горе, но сыт им не будешь. А любовь мужчины как хлеб. Тут и объяснять нечего: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь…» Хлеб бывает сдобным и белым, а бывает сырым и непропеченным, но, наслаждаясь или давясь, все равно будешь тянуться за новым ломтем, потому что нельзя питаться воздухом. Да и напиваться без закуски.

Мама расценила Барину улыбку как сомнение и порывисто ее обняла.

– Доченька, я очень тебя люблю. Если я для тебя хоть что-то значу, прислушайся к моим советам.

Ее советы… Пока за мамой закрывалась дверь, Варя подумала, что была бы рада прислушиваться к ее советам, если бы мама советовала то, что нужно. Например, когда Варя, впервые накрасившись, пошла знакомиться с соседом по даче, мама громко советовала не позорить ее и себя. А могла бы посоветовать, как правильно наложить на веки тени, чтобы глаза не казались размалеванными…

Варе не хотелось оставаться в большой комнате, где стены расходились слишком далеко и не могли защитить. Она отправилась в уютную маленькую, но замерла на самом пороге. Стоп!

Теперь – это комната Тимура; она перестала быть ее собственной три с лишним месяца назад, и Тимур не любил, когда его кровать или письменный стол оказывались заняты забывшейся Варей. Только книжным шкафом и уютным креслом для чтения они пользовались сообща. Варя села в кресло, взяла в руки книгу, чтобы оправдать свое здесь пребывание, и прикрыла глаза. Если бы кто-то дал ей совет тогда, когда эта комната переставала быть ее собственной!..

* * *

…К тому времени, как Тимуру стало невозможно жить в общежитии, они были знакомы около трех недель. Их свел Английский клуб родного МГУ (не путать с кружком друзей английского языка!). Клуб этот Варе всегда хотелось переименовать в «Деды и дети» за возрастной состав участников: совсем еще юные первокурсники и совсем пожилые профессора. Став постарше, студенты уходили из клуба в разочаровании, а преподаватели помоложе уходили сразу, чтобы позорные «дедовские» грамматика и фонетика не убивали в них уважения к старой гвардии. Но старожилы (в основном с естественных факультетов) не задавались вопросом о текучке кадров.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю