Текст книги "Военный Петербург эпохи Павла I"
Автор книги: Евгений Юркевич
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Annotation
Книга посвящена военным реформам Павла I начиная с создания им Гатчинских войск еще в бытность наследником престола. Дана подробная информация о нововведениях в солдатском обмундировании, описаны развитие военного строительства в столице и пригородах, повседневная служба Петербургского гарнизона, смотры, маневры, торжественные церемонии с участием войск. В книге использованы разнообразные архивные документы и свидетельства современников, позволяющие по-новому взглянуть на преобразования в военном деле и на личность самого императора.
Евгений Юркевич
Введение
Глава первая НАЧАЛО
Глава вторая ГАТЧИНСКИЕ ВОЙСКА
Глава третья ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГАРНИЗОН
Глава четвертая МНОГОЦВЕТИЕ МУНДИРОВ
Глава пятая ВОЕННЫЕ ГУБЕРНАТОРЫ И КОМЕНДАНТЫ
Глава шестая ПОВСЕДНЕВНАЯ СЛУЖБА
Глава седьмая СМОТРЫ, МАНЕВРЫ, ПАРАДЫ
Глава восьмая КАЗАРМЫ, ПЛАЦЫ, ХРАМЫ
Глава девятая ВОЕННЫЕ ГРОЗЫ
Глава десятая ПАВЕЛ И СУВОРОВ
Глава одиннадцатая ИМПЕРАТОР И СОЛДАТ
Заключение
Примечания
Список источников и литературы
Евгений Юркевич
Военный Петербург эпохи Павла I
Лидии Петровне Козловой, моей первой учительнице истории, с любовью и благодарностью посвящаю эту книгу
Введение
«К сожалению, с момента правления Павла I завершается процесс придания Петербургу облика военного гарнизона. В городе устанавливаются полосатые будки и шлагбаумы. Даже ограждения березок, посаженных в 1800 году вдоль Невского проспекта от Фонтанки до Мойки, красятся красно-черно-белыми полосами. Уже никто из жителей не удивляется бесконечной муштровке солдат, которые с утра до вечера „гусиным“ шагом маршируют под звуки флейт и барабанов на площадях столицы» 1. Увы, в этом отрывке сконцентрировано представление большинства читателей о Петербурге павловской эпохи. Образ павловского Петербурга, наполненного страхом, муштрой, бессмысленными и жестокими наказаниями солдат и офицеров, – вместе с образом Павла как сумасшедшего жестокого тирана – старательно внедрялся (и, к сожалению, продолжает внедряться по сей день) в массовое сознание на протяжении двух столетий – через художественную и научную литературу, живопись, кинематограф 2. Основой для подобных оценок служит, как правило, лишь узкий круг мемуаров, в который редко включают высказывания лиц, с симпатией относящихся к злодейски убиенному Государю. Документы в таких случаях цитируются также весьма выборочно, имея главной целью подтвердить отрицательное мнение об Императоре. Следствием этого стало отсутствие к настоящему моменту серьезных исследований, посвященных как павловским военным реформам в целом, так и военной истории северной столицы конца XVIII в. в частности. Из военных историков попытку более или менее подробно, серьезно и, главное, объективно исследовать военные реформы Павла предприняли, пожалуй, лишь двое – генерал-лейтенант артиллерии В. Ф. Ратч, изучавший павловскую артиллерию 3, и ротмистр Кавалергардского полка С. А. Панчулидзев, посвятивший одну из глав написанной им истории полка краткому анализу военных реформ Императора 4. Этим замечательным людям хотелось бы высказать слова искренней благодарности, ведь именно их работы пробили первую брешь в крайне тенденциозном отношении историков к павловским военным реформам. И особенно важно, что в год 250-летия со дня рождения Павла Петровича глава из книги С. А. Панчулидзева, давно ставшей библиографической редкостью, была вновь опубликована стараниями сотрудников Государственного мемориального музея А. В. Суворова 5. Но эти работы, как и ряд современных исследований, – лишь начало серьезного изучения павловских военных преобразований. Предлагаемая вниманию читателей книга – первая попытка показать с разных сторон жизнь военного Петербурга павловской эпохи. Можно будет погрузиться в его атмосферу, читая страницы полковых историй, мемуаров, строки малоизвестных архивных документов. Хочется верить, что это позволит по-новому увидеть и личность Императора Павла Петровича, и его военные преобразования, в которых Петербург, как столица Российской империи, играл первостепенную роль.
Глава первая НАЧАЛО
Рожденный 20 сентября 1754 г. в Летнем дворце Императрицы Елизаветы Петровны Великий Князь Павел Петрович с самых ранних лет проявлял склонность ко всему военному 1. И вряд ли интерес Цесаревича к военным вопросам можно объяснить только «наследственным даром, перешедшим от отца к сыну», как писал, имея в виду Императора Петра III, Н. К. Шильдер 2. Конечно, такой фактор, как «наследственный дар», полностью игнорировать не стоит, но, думается, и преувеличивать его роль отнюдь не следует Безусловно, гораздо более важным является то, что уже в раннем возрасте Павел получил весьма ответственные, хотя вначале и номинальные, военные назначения. Так, 4 июля 1762 г. Цесаревич был произведен в полковники Лейб-Кирасирского полка 3, а 20 декабря того же года Екатерина пожаловала его в генерал-адмиралы российского флота 4.
Интересно, что в детстве Павла старались оградить от чрезмерного увлечения всем военным.
«Военный элемент не преобладал в воспитании и среди лиц, окружавших юного Великого Князя, – писал князь П. А. Вяземский. – Военные упражнения не отвлекали его от занятий. Его не приучали быть прежде всего военным… но его обучали военному делу с высшей точки зрения, а не погружали в мельчайшие практические подробности, которые только могли бы сбить и ложно направить ум ребенка» 5.
«При воспитании Павла Петровича оставлены были в стороне военные науки и занятия, – писал Д. Ф. Кобеко. – В детстве он всякий день учил ружью лакеев, но по назначении Панина раза два только учил ружьем и потом никогда…
Из дневника Порошина видно, что собеседники Павла Петровича очень не благоволили военному формализму и выправке. В маневрах и учениях Павел принимал участие только однажды (18–28 июня 1765 г.) в Красносельском лагере, пребывание в котором кончилось его нездоровьем» 6.
Цесаревич Павел. 1765 г.
Общеизвестно, сколь важен дневник воспитателя Цесаревича Павла Петровича Семена Андреевича Порошина (1741–1769), веденный им с сентября 1764 по январь 1766 г., для воссоздания картины жизни и воспитания юного Великого Князя. Как правило, исследователи привлекали этот документ только для того, чтобы описать учебные занятия Павла или черты его характера 7. Но дневник С. А. Порошина интересен, на наш взгляд, еще и описанием военных занятий и игр Цесаревича, ведь «военная составляющая» его детских лет важна для более глубокого понимания проводимых им впоследствии военных реформ.
С. А. Порошин
Рассмотрим в первую очередь отраженные в порошинском дневнике военные занятия Павла, связанные с пожалованием его в 1762 г. в полковники Лейб-Кирасирского полка и генерал-адмиралы.
2 октября 1764 г. в покои Цесаревича был доставлен «сделанный по размеру совсем оснащенный корабль, длиною в 15 футов… Корабль показывал Его Высочеству его превосходительство г. адмирал Семен Иванович Мордвинов» 8. Таким образом, данная модель корабля служила учебным пособием для юного генерал-адмирала. Павел с живым интересом отнесся к кораблю, дав ему имя «Анна» в честь покойной сестры, и часто играл с моделью, изучая таким образом устройство кораблей 9.
Для изучения кораблевождения в покоях Цесаревича стоял стол, выкрашенный синей краской, представлявший море. «Оный стол расчерчен по румбам, и медные кораблики на нем расставлены»10. За этим столом Павел учился навигации, наставником его был обычно И. Л. Кутузов 11.
И. Л. Голенищев-Кутузов
Нередко в покоях Великого Князя устраивались заседания «комнатной Адмиралтейств-коллегии» 12. «Комнатным генерал-адмиралом» был граф И. Г. Чернышов 13. Так, 15 марта 1765 г. С. А. Порошин записал: «В шестом часу приехал граф Иван Григорьич Чернышев, и было у нас адмиралтейское комнатного флота присутствие. Его Высочество подал графу Ивану Григорьевичу, так как Генерал-Адмирал, табель обо всех чинах нашего флота, который подписал так: Генерал-Интендант П. Романов. В сегодняшнем заседании г. Генерал-Интенданту был выговор, для того что многие до экспедиции его касающиеся вещи нашлись в неисправности» 14.
Весьма интересовался Павел и сухопутной армией, в том числе своими подшефными кирасирами, в первую очередь в связи с намечавшимися на лето 1765 г. маневрами в Красном Селе 15. С большим интересом он изучал «все новые учреждения и штаты, касающиеся до нашего войска», расспрашивал о подробностях повседневной армейской службы 16. Цесаревич весьма интересовался и процессом обучения в Сухопутном Кадетском корпусе 17. Его также чрезвычайно интересовали мундиры, как русские, так и иностранные. Он подолгу мог рассматривать книжки с изображениями различной военной формы 18.
С интересом относился Павел и к новинкам морской литературы. «Показывал я ему написанное мною именем его предложение в Адмиралтейскую коллегию о переводе на россиискии язык изданного неким шведским штурманом описания Балтийского моря. После оное предложение подписал Государь, и я отослал его в коллегию», – писал Порошин 19.
Огромным событием в жизни Павла стали летние красносельские маневры 1765 г. К ним его начали готовить загодя, еще с марта, «строя» кирасирский мундир и амуницию 20. Интересно, что для Цесаревича сшили обмундирование не только обычное, суконное, но и шелковое, облегченное 21.
Маневры произвели на юного Великого Князя чрезвычайно сильное впечатление. Он имел возможность лично видеть передвижения войск, слышать пальбу, но главное, 19 июня, в первый день маневров, ему представили его кирасир: «Приехали мы на правый фланг первой линии, где стоял Наследников кирасирский полк. Тут за фронтом вышли из кареты и пошли в ставку вице-полковника графа Пушкина. Все офицеры полка тут. Его высочеству подал рапорты генерал-поручик от кавалерии Берг, бригадный его (Павла. – Е. Ю. ) командир генерал-майор граф Салтыков, вицеполковник и первого шквадрона его роты поручик Баумгартен. Прошли между палаток и первого шквадрона и людей посмотреть… Часу в пятом дан сигнал, чтоб выводить полки в линию. Зачали выводить и тотчас вывели. Его Высочество сел тут на лошадь в кирасе и во всем уборе. Как скоро Государыня к правому флангу приехала и генерал-поручик Берг кавалерийским полкам командовал „Слушай, палаши вон“, то и Его Высочество вынул свой палаш и повторил оную команду своему шквадрону. Государыня, поравнявшись против его, приказала ему за собой ехать. Пока мимо полка его ехала, то он за нею ехал в кирасе и держа палаш в руках; как же скоро полк проехали, то палаш положил он в ножны, и Ник. Иван. (Салтыков. – Е. Ю. ) кирасу велел с него снять; так и поехали за Государыней. Тут Его Высочество подал рапорт бригадному своему командиру Ивану Петровичу Салтыкову… Таким образом ехал Его Высочество с правого фланга вдоль по фрунту до самого левого фланга, а потом с левого фланга второй линии до правого фланга оного за Государыней верхом… Отдавали честь и склоняли знамена…» 22 Присутствие Цесаревича вызвало большой подъем в полку: «Сказывали, как все кирасиры обрадованы, что видели Государя перед фронтом. Все движения его приметили» 23.
В Красном Селе Павел пробыл до 30 июня, активно посещая маневры 24. Уезжая, он, как шеф, проявил заботу о нижних чинах полка: «При отъезде… пожаловал Цесаревич бывшему у него на ординарии вахмистру Толю из своих рук империалами 100 руб. и обещал представить о нем Военной коллегии, чтобы произвести в офицеры, а третьего дня через меня изволил отослать в полк свой кирасиру Ильину 100 руб., который переломил себе ногу во время бывших маневров» 25. Потом Павел не раз с восторгом вспоминал эти маневры 26. Они, пожалуй, остались наиболее ярким «военным» воспоминанием его детства.
Но все вышеописанное касалось в первую очередь «настоящей» военной деятельности Павла. Видно, что он, несмотря на юный возраст, относился к ней чрезвычайно серьезно.
Рассмотрим теперь более подробно военные игры Павла Петровича.
Выше уже упоминалось об игрушках – учебных пособиях: модели корабля и столе с корабликами. Но это – игрушки, дополняющие учебный процесс. А что пишет Порошин о простых военных играх своего воспитанника, не связанных с обучением?
Судя по запискам С. А. Порошина, Павел особенный интерес проявлял к игрушечной артиллерии. Так, 7 октября 1764 г. Семен Андреевич записывает: «Незадолго перед обедом поднес Его Высочеству артиллерийский один офицер, родом грузинец, князь Чухлыманов, князь Челокаев (или, может быть, и инако, не знаю хорошенько), две духовые гаубицы и две пушки. В зале делали им пробу. Стреляли приготовленными для них нарочно деревянными ядрами… После стола пришел к Его Высочеству его сиятельство граф Григорий Григорьич Орлов. Великий Князь приказал принести из залы оные духовые орудия, два пожаловал графу Григорию Григорьичу и два себе взял. Назначили в комнате болота и пригорки, представили две армии, и началась с обеих сторон пальба» 27.
В январе 1765 г. обер-цейхмейстер флота Демидов преподнес Павлу в подарок две пушки «с прибором, на железных лафетах» 28, что также доставило Цесаревичу огромную радость: «Отведывали, сколько раз в минуту зарядить можно. Пороху у нас не было. Я пример только делал, будто картузы кладу. Его Высочество посылал настоящей прибойник и банник, сделанные нарочно по калибру оных (пушек) в дуло. Веревочкой, представляющей фитиль, я прикладывал к затравке и палил будто. Таким образом от тринадцати до пятнадцати раз в минуту мы палили» 29. Цесаревич с удовольствием стрелял из своей игрушечной артиллерии 30.
Но первые «артиллерийские» игрушки Павел получил еще в четырехлетием возрасте. Вот что вспоминал один из создателей единорогов и писатель-мемуарист, майор артиллерии М. В. Данилов, в 1756 г. бывший помощником начальника Петербургской артиллерийской лаборатории 41: «В 1756 году пожалован я в обер-фейерверкеры… с рангом поручика. Бороздин, подполковник, ласковый мой благодетель, был взят из Риги в Петербург. Граф (генерал-фельдцейхмейстер граф Петр Иванович Шувалов (1711–1762). – Е. Ю.)… приказал… ему сделать в артиллерии находящихся орудий со уменьшением калибра для поднесения Цесаревичу Павлу Петровичу. Бороздин поручил оную мне комиссию исполнить. Я забрал всякого рода мастеров в артиллерии, учредил оную комиссию в школе, где я жил, и через некоторое время сделал всех находившихся в артиллерии пушек, мортир и гоубиц и к ним всякую принадлежность против натуральной величины в двенадцатую долю калибром, самой хорошей работы, с позолотой и чеканками, серебряными клеймами, с вензелем Его Высочества; под все оные орудия состроили мы батарею столярную, по пропорции, обили зеленым бархатом, обложили гасом золотым в пристойных местах и принесли к графу в его дом. Он, увидя батарейку с принадлежностями работы самой чистой и в аккуратной пропорции сделанную, оказал свое удовольствие и похвалу справедливую» 32. Ныне остатки этой «павловской батареи» находятся в фондах Центрального Военно-морского музея 33.
Но чаще всего Павел забавлялся, устраивая баталии с помощью либо карт, либо деревянных раскрашенных дощечек, либо с помощью «тавлеек» – шашек 34. Интересно, что Порошин ни разу не упомянул на страницах дневника об игрушечных солдатиках, хотя они, несомненно, были среди игрушек Великого Князя.
Часто писал Порошин еще об одной черте характера Павла, связанной в том числе и с армией, – о чрезвычайно развитом воображении Цесаревича, в котором он представлял себя офицером, командиром какого-нибудь отряда или полка. Причем многими из офицеров Павел часто представлял себе своих знакомых, например того же С. А. Порошина 35.
Изучение дневника С. А. Порошина показывает, что в образовании и воспитании Павла Петровича не было перекоса в сторону военного обучения. Нужно сказать, что в этом отношении Павлу было далеко, например, до прусских кронпринцев: так, будущему королю Фридриху Вильгельму I кадетская рота из мальчиков-сверстников для ознакомления с азами военной службы была подарена отцом в десятилетнем возрасте, а будущий Фридрих Великий стал командиром такой роты уже в пять лет! 36 Стоит ли говорить: разница между настоящими кадетами, пусть и с деревянными ружьями, и «тавлейками» весьма существенная…
Читая порошинский дневник, мы видим, что к своим «настоящим» военным обязанностям Цесаревич относился весьма серьезно, а его военные забавы, как и игра воображения, свойственны любому нормальному десятилетнему мальчишке. Так что о каком-либо «детском милитаризме» Павла говорить не приходится.
«Из немногих выписок, сделанных нами из дневника Порошина, с достаточною ясностью обрисовывается тот особенный, созданный воображением цесаревича военный мир, в котором беспрерывно витали его мысли…, – писал Н. К. Шильдер. – С годами детские мечты Павла Петровича должны были обратиться к мысли, каким образом провести одолевавшие его грезы в действительную жизнь» 37.
Однако юный Павел не только грезил – ему реально приходилось выполнять некоторые обязанности, связанные с армией, прежде всего – генерал-адмиральские.
«Великий Князь принимал живое участие во всем, касающемся Морского кадетского корпуса. Обо всех экзаменах, переводах, выпусках, одним словом, о всяком сколько-нибудь важном происшествии в корпусе докладывали ему и испрашивали его разрешения. Посещая корпус, Цесаревич бывал в классах, слушал преподавание и обращал особенное внимание на морскую тактику и корабельную архитектуру. Нередко Великий Князь определял в корпус сыновей бедных дворян и, до поступления их в комплектные воспитанники, вносил на содержание их сумму из своего генерал-адмиральского жалованья. Каждую субботу и воскресенье, кроме летнего времени, к Великому Князю являлся из Кронштадта на ординарцы кадетский офицер.
Конечно, в описываемое нами время Павел Петрович не мог принимать участия в управлении морскою частью, и деятельность его, как генерал-адмирала, ограничивалась тем, что он подписывал офицерские патенты и принимал по праздникам почетные рапорты флагманов, но он интересовался флотом и морским делом», – отмечал Д. Ф. Кобеко 38. Естественно, что ему, как генерал-адмиралу, представлялось множество рапортов и других документов по морской части, которые он подписывал 39. По этой должности ему приходилось также представлять матери и новопроизведенных флотских офицеров 40. В целом как генерал-адмирал и президент Адмиралтейств-Коллегии Цесаревич, особенно в 1770–начале 1790-х гг., весьма активно занимался делами флота 41. Любовь к нему Павел сохранил на всю жизнь, и его царствование было ознаменовано значительными реформами в военно-морской области 42.
Много внимания Павел уделял и своим кирасирам, постоянно интересуясь состоянием и подготовкой полка 43.
Для Цесаревича даже специально писали книги по военному делу. Одна из них – «Собрание о разных древних военных орудиях и о укреплениях мест до изыскания пороха, также и по изобретении оного, огнестрельных машин и на противу их переменяющейся фортификации: Сочинено для употребления Его Императорскому Высочеству Государю и Великому Князю Павлу Петровичу в 1760 году», написанная генерал-фельдцейхмейстером графом П. И. Шуваловым, два списка которой хранятся в Эрмитажном собрании Отдела рукописей Российской национальной библиотеки 44.
Как писал П. И. Шувалов в обращении «К читателю», книга эта была «единственно с тем намерением издана, чтоб показать только одне названия древних и новых военных орудий, також и укреплений, с краткими об них изъяснениями и приложенными планами…» 45.
В книге приведены краткие общие сведения о холодном и огнестрельном оружии, видах артиллерийских орудий и снарядов, фортификации. Однако большая часть главы об артиллерии посвящена описанию единорогов и секретных гаубиц, причем это описание носит ярко выраженный хвалебный характер.
В 1764 г. адмирал С. И. Мордвинов написал специально для Цесаревича «Книгу об эволюции флота корабельного и галерного и сигналах», бывшую, по существу, учебником по военно-морскому делу 46.
Н. И. Панин
Значительную роль в увлечении Павла армией сыграли и некоторые из военных деятелей екатерининской эпохи, близко общавшиеся с Цесаревичем, прежде всего родной брат воспитателя Павла – графа Никиты Ивановича Панина – генерал-аншеф граф Петр Иванович Панин (1721–1789). Ко времени знакомства с Великим Князем принявший участие в Русско-турецкой (1735–1739), Русско-шведской (1741–1743) и Семилетней (1756–1763) войнах, неоднократно проявивший себя как искусный полководец и в Русско-турецкую войну 1769–1774 гг. 47, Панин «постоянно посещал великого князя до отъезда в армию в 1769 году и содействовал в немалой степени развитию военных наклонностей в юном наследнике. В своих беседах Петр Иванович охотно касался также современных военных порядков и критически… относился к военным порядкам и мероприятиям Императрицы Екатерины. Подобные суждения не прошли для Цесаревича без последствий и, оставив глубокий след в его впечатлительном уме, несомненно, повлияли на склад его понятий», – отмечал Н. К. Шильдер 48.
П. И. Панин
Еще одним желанным собеседником, прошедшим не одно сражение, был для молодого Павла полковник Михаил Федотович Каменский (1738–1809), будущий Генерал-Фельдмаршал, участник Семилетней войны, причем прошедший кампании 1758 и 1759 гг. волонтером во французской армии, человек, храбрость которого сделала его известным лично Фридриху Великому 49.
М. Ф. Каменский
«Петр Иванович (Панин. – Е. Ю. ) представил Каменского Цесаревичу, который пожелал его чаще видеть. В августе 1765 года Каменский был послан в лагерь под Бреславлем, в котором Фридрих Великий собирал и обучал свои войска. По возвращении он поднес Цесаревичу 16-го октября описание прусского лагеря, им самим сочиненное…
Цесаревичу поднесенное Каменским описание, вероятно, очень понравилось, Никите же Ивановичу Панину, может быть, в меньшей степени, а в Порошине оно должно было вызвать негодование. Появилось жестокое, по резкости, рукописное возражение на произведение Каменского, которое не без основания приписывают перу Порошина…», – писал Н. К. Шильдер 50.
Именно благодаря братьям Паниным и М. Ф. Каменскому, по мнению большинства исследователей, возникло увлечение юного Павла Пруссией, Фридрихом Великим и прусской армией 51. Один из важнейших факторов, повлиявших на столь трепетное отношение Цесаревича к Пруссии, Д. Ф. Кобеко видит в визите в Петербург в 1770 г. брата Фридриха Великого, Принца Генриха: «Он успел сблизиться с Павлом Петровичем, и с этого времени утвердилась в молодом великом князе любовь к Пруссии, которой, подобно своему родителю, он не изменял никогда» 52.
Но был ли в те времена взгляд на прусскую военную систему как на образцовую исключительным и стоит ли упрекать за него Великого Князя? Исходя из того отношения, которое сложилось в Европе и России к Фридриху Великому и его армии после Семилетней войны, думается, что нет, ибо в своем преклонении перед военным гением прусского короля Павел был не одинок. Ведь тогда… наши полководцы, граф Румянцев-Задунайский и князь Репнин, пользовавшиеся постоянным расположением Великого Князя, были ревностные приверженцы прусского устава… «Родственные связи сближали также Наследника с берлинским двором. Независимо от того, победы и завоевания Фридриха Великого не могли не остановить на себе внимания Великого Князя», – отмечал П. П. Потоцкий 53. Подобного же мнения придерживались и многие другие русские военные историки дореволюционного периода.
«Павел Петрович, и не один Павел Петрович, а вся Европа того времени преклонялись перед прусскими войсками, прославленными победами; даже наиболее авторитетные писатели того времени причину побед Фридриха видели в прусском способе образования солдат, считая его единственным и безукоризненным…», – писал Б. Р. Хрещатицкий 54. Аналогичные высказывания находим и у А. Туган-Мирзы-Барановского: «Сравнивая победы над турками и поляками и вялые действия могучей России в трехлетней борьбе против шведов с изумительною борьбою Фридриха Великого с половиною Европы, Наследник приходил к заключению, что, привив прусскую систему, с нею привьет и энергию и деятельность Прусского Короля» 55.
Фридрих II
Взвешенный, объективный показ военной деятельности и личности Фридриха Великого, в том числе в связи с развитием русского военного искусства и отношением к военной системе Фридриха самого Павла, мы видим и в работах отечественных историков последних десятилетий.
«Павел был не прусофилом, он был поклонником порядка и, что касается армии, сторонником строгой дисциплины, – пишет А. В. Гаврюшкин. – В тогдашней Пруссии, по мнению всей Европы, государственные учреждения и армия содержались в образцовом порядке. Им подражали везде, поэтому трудно осуждать Павла за то, что он, подобно другим монархам, стремился перенять у Фридриха II полезные нововведения. Другое дело, что полезное, с точки зрения Павла, не всегда оказывалось таковым в действительности» 56.
«К сожалению, в нашей литературе несколько односторонне рассматривался вопрос о прусской военной системе, а отношение к ней А. В. Суворова или других представителей русской военной школы в период, предшествовавший преобразованиям Павла I, не затрагивалось, – справедливо отмечает Н. Г. Рогулин. – Как правило, даже анализ опыта Семилетней войны сводится к критике ограниченности линейного боевого порядка и кордонной стратегии, а также упоминанию о господствовавшей в наемных армиях муштре и палочной дисциплине…
Уместно в данном случае вспомнить, что авторитет Фридриха II в военных вопросах не подвергался сомнению многими представителями русской военной школы. Например, о ярчайшем из них… П. А. Румянцеве, современники отзывались как о горячем поклоннике прусского короля и прусской армии.
Опыт прусской армии внимательно изучали Н. В. Репнин, бывший одно время послом при дворе Фридриха, и П. И. Панин, сославшийся на него при рассмотрении вопроса об учреждении в России егерей по образцу прусских егерских команд. Если прибавить сюда И. П. Салтыкова и М. Ф. Каменского, то станет ясно, что Н. Дубровин имел достаточно оснований написать о „благоговении выдающихся боевых деятелей России перед военным талантом Фридриха“.
А. В. Суворов также считал необходимым изучать опыт Фридриха II… Некоторые мысли, высказанные Фридрихом в его наставлении прусскому генералитету, оказались созвучными взглядам Суворова и встречаются в его позднейших наставлениях» 57.
Весьма эмоционально, но, пожалуй, верно высказался на этот счет и Ю. Ю. Ненахов: «русские в лице Пруссии имели не худший, а возможно, и лучший пример для подражания. Однако в том-то и дело, что мы не смогли по-настоящему учиться у них и по-настоящему заимствовать их примеры, ограничиваясь принятием внешних форм в таком извращенном виде, что тот же Фридрих Великий пришел бы в ужас, увидев, как после его смерти в России трактовали его наследие…
Фридрих Вильгельм I
В своем понимании образа мыслей и наследия Фридриха II Павел стал совершать шаги, которых „Старый Фриц“ не сделал бы никогда» 58. Кстати, нужно отметить, что во многих вопросах, касающихся армии (да и не только ее), Павел во многом походил даже не на Фридриха Великого, а на его отца – знаменитого «короля-солдата» Фридриха Вильгельма I. Для короля были характерны бережливость, забота о быте солдат, чрезвычайно щепетильное отношение к военному мундиру, понятию офицерской чести, четкая регламентация служебных обязанностей, особая любовь к парадам и строевой выправке, очень тесные и дружеские отношения со своими любимыми Гвардейскими частями 59. Как мы увидим ниже, эти качества неоднократно проявлялись и у наследника русского престола. И их едва ли можно назвать отрицательными..
Таким образом, по мнению большинства историков, к началу 1770-х гг. Павел Петрович, под влиянием как своих приближенных, так и общеевропейских настроений, сделался убежденным сторонником прусской военной системы.
Вообще же Цесаревич считал для монарха изучение военного дела, безусловно, обязательным: «Я думаю, что стыдно бы было тому, кто от Бога произведен того пола и звания, служить безпосредственно Отечеству своему, безпосредственно же не упражнялся б главнейшею частию службы онаго, какова есть защита государственная», – писал он П. И. Панину 14 сентября 1778 г. 60
К середине 1770-х гг. взгляды Павла на принципы устройства вооруженных сил России в целом определились и наиболее полно были им изложены в «Рассуждении о государстве вообще, относительно числа войск, потребного для защиты оного, и касательно обороны всех пределов», которое, по словам Н. К. Шильдера, в 1774 г. было представлено Императрице Екатерине 61. Однако Я. Л. Барсков, серьезно занимавшийся изучением проектов военных преобразований Павла, писал, что Шильдер в данном утверждении опирался лишь на монографию полковника П. С. Лебедева «Графы Никита и Петр Панины» 62, где отрывки из «Рассуждения» впервые и были опубликованы 63. «Мне известна рукопись, которой пользовался Лебедев: в ней нет указаний на то, что „Рассуждение“ Павла предназначалось для Екатерины», – отмечал Барсков 64. Верным, на наш взгляд, является его утверждение, что такие обстоятельства, как Русско-турецкая война 1769–1774 гг., раздел Польши, пугачевский бунт и назначение П. И. Панина для его усмирения, собственно, и «вызвали работу Цесаревича, в которой он пытался выяснить причины неурядицы и найти средства к ее устранению» 65.
Н. В. Репнин
Еще в 1769 г. возникает длившаяся много лет переписка между Павлом и П. И. Паниным 66. Вторую редакцию «Рассуждения», переработанного в 1778 г., Павел с письмом от 11 октября того же года отправил Панину 67 3 января 1779 г. Цесаревич представил Панину вместе с письмом трактат «Мысли о военной части» 68. Еще одним адресатом, с которым Павел постоянно обсуждал различные военные вопросы, был талантливый русский военачальник и дипломат генерал-аншеф князь Николай Васильевич Репнин (1734–1801) 69. В переписке двух полководцев и Великого Князя серьезно обсуждались вопросы комплектования и квартирования армии, обороны границ и боевой подготовки 70. «Ясно, что не гр. П. И. Панин и кн. Н. В. Репнин побуждали Цесаревича проектировать преобразования по части военной или гражданской, но сам он искал дружеских ответов на занимавшие его вопросы», – писал об этой переписке Я. Л. Барсков 71. Приблизительно в то же время Павлом была составлена записка, специально касающаяся преобразований в артиллерии. Многие из ее положений впоследствии были реализованы 72.