Текст книги "Раздолбаи. (Работа по специальности)"

Автор книги: Евгений Лукин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Рисковал… – признал он чуть ли не с удовольствием. – Конечно, рисковал, чего уж говорить… Так а дома? Не рисковали, что ли?.. Помню, работал это я на центральном рынке, и собрались мы раз в бендежке у Борьки, у слесаря нашего… Была у нас на троих бутылка спирта. А покупали, конечно, с рук… Во-от… Выпили мы, значит, по первой – и стали слепнуть…

– Как? Совсем? – всполошился Василий.

– Ну, не то чтобы совсем… Спичку зажжёшь, поднесёшь к глазам – огонёк вроде видать. Хотя и смутно…

– А как же вы до телефона-то добирались? Вслепую?

– Да телефон – что телефон?.. Мы так подумали-подумали… Терять вроде нечего? Нечего… Ну и добили эту бутылку наощупь.

– А потом?

– Ну, потом… – Пузырёк шевельнул в затруднении пальцами. – Потом вроде как развиднелось…

Помолчали, задумчиво свесив головы.

– Да, – молвил со вздохом Василий. – Это по-нашему… Ну а здесь-то как? Не гоняют?

– Ещё как! – оживившись, вскричал Пузырёк. – Ты, Вась, не обижайся, но надзорки эти вреднее вас, ментов, будут. Трёх месяцев не проходит, чтобы они мне аппарат не раздолбали! Выйду из дому, прихожу – всё в порошок… Даже порошка не остается! Ну я что тогда? Иду в «конуру», опять бак соображаю, змеевичок… И по новой! Меня-то самого, понятно, не трогают. Тут так: руки не распускай – и не тронут…

– И конкурентов нету?

– Где? Здесь? – Пузырёк презрительно скривился. – Знаешь, честно тебе, Вась, скажу: народ здесь подобрался… Настырности в них – ну никакой! Велено долбать – долбают, и то через пень колоду…

– А сам не долбаешь?

– Вот ещё! Когда мне долбать? Да и на кой пёс? Я ж с них, с лодырей, плату чем беру? Либо тюбиками, либо хреновину какую полезную где-нибудь оторвут. Камушек вон удобный притащили…

– Ну и работёнка тут у вас! – не выдержал Василий. – Не ломать – так курочить…

– Ну это ты зря, – миролюбиво заметил Пузырёк. – Дома таких работ тоже полно. Лесорубы, шахтёры… Или, скажем, взрывников возьми…

– Так там-то – со смыслом!

– А вдруг и здесь тоже?

– Ну не знаю, – помрачнев, сказал Василий. – Не по мне всё это… «Хрущобы» на потолке, люди вверх ногами… Вот найду Ромку – и будем как-нибудь отсюда выбираться.

– Не-а! – Пузырёк решительно помотал головой. – Не захочет.

– Кто? Ромка?

– А вот попомни мои слова! Я людей насквозь вижу. Сколько их тут при мне поприбывало – ни в одном не ошибся. Ромка – эт-то, знаешь, орешек. Погоди, он ещё тут всем даст прикурить… Э! А пакет-то! – спохватился он. – Заварить – заварил, да так в кошёлке и оставил…

Пузырёк снова вернулся к аппарату, достал из висящей на растяжках плетёнки тугой прозрачный бурдючок и небрежным движением метнул его в чёрный, зияющий посреди стены пролом. Судя по раздавшемуся из темноты смачному шлепку, таких бурдючков там уже скопилась целая груда.

– А убежать, значит, так никто и не пытался? – спросил Василий.

– Ну а как тут бежать? Дальше потолка не убежишь. Ну сам подумай, Вась!

Василий подумал.

– А если скоком попробовать? Может, какой-нибудь наружу выводит?

– Так тебе домой или наружу? – спросил Пузырёк, присаживаясь рядом. – Наружу у нас всё Клавка рвалась… Так что насчёт скоков – это ты к ней. Только не сейчас. Сейчас она на тебя в обиде…

– На меня?

– А то на кого же! – Пузырёк тихонько засмеялся, покручивая головой. – Она тебе: «Вва! Вва!..» – а ты за пистолет!.. С ней чуть родимчик не приключился. Ну, в «конуре», когда пугали вас…

– Вон оно что… – пробормотал Василий. – А зачем ей наружу надо?

– Ну как… Чтобы, значит, хозяевам про все наши безобразия доложить. А заодно и самим им чертей выписать… Все скоки, почитай, перепробовала. Ну и сунулась однажды… – Пузырёк снова засмеялся. – То ли грузовой он был какой, этот скок, то ли просто испорченный, а только выскочила из него Клавка – под ноль стриженная! Брови – и те выбрило! Теперь вот обрастает…

Василий задумчиво подвигал челюстью.

– А в тарелке выбраться не пробовали?

Пузырёк посмотрел на него с любопытством.

– Так ты что, серьёзно бежать собрался?

Василий хотел ответить, но не успел, потому что к Пузырьку пришли.

Глава 11

Вошёл: и пробка в потолок…

Александр Пушкин

Слава богу, что колпачки в этот миг оказались пустыми, а то бы Василий зелье расплескал наверняка. Сам он уже раза три, чтобы не соврать, пользовался скоком, но пользоваться – одно, а вот наблюдать такое со стороны… Вполне естественно, что Василий вздрогнул и отшатнулся, когда неподалёку от световодов возник собственной персоной лопоухий стриженый Ромка.

На ловца и зверь бежит!

Аналогичная простынка, перекинутая через плечо и перехваченная по талии обрывком провода. В руке – бугристый, словно набитый картошкой, серый пластиковый мешок. Физия у Ромки была очумелая и ликующая. Увидев Василия, он замер – но лишь на секунду.

– А, Вася… – расслабленно, чуть ли не покровительственно молвил он. – Ну ты как? Обживаешься?

Откуда-то вдруг взялись осанка и царственная, прах побери, небрежность в движениях.

– Ну чего притащил, чего притащил? – добродушно заворчал Пузырёк. – Я ж тебе сказал: по первому разу всех пою бесплатно. Вот завтра – хренушки, а сегодня – гуляй… Правило у меня такое.

– Правило у него! – надменно отозвался Ромка. – А у меня тоже правило. На халяву не пью. Всё. Точка.

– Во даёт! – хмыкнул Пузырёк и оглянулся на Василия. Тот сидел набычась и закременев. Под железной щетиной гуляли страшные желваки.

– Я что? Каждый день сюда прилетаю, что ли? – куражился, по всему видать, слегка уже поддавший Ромка. – Давай на все, сдачи не надо!

Пузырёк взял мешок двумя руками, раскрыл и долго в него смотрел.

– Ну и куда тебе столько? Ты вон уже и так хорош.

– Почему мне? – обиделся Ромка. – Всем!

– А вот это ты зря, – сказал Пузырёк. – Нечего приваживать. Ты-то, может, на халяву и не пьёшь. А вот лодыри наши… Вот попомни мои слова: привадишь – ломом потом не отобьёшь.

– Кто приваживает? – возмутился Ромка. – Я сразу сказал: сегодня всем ставлю, завтра – фиг!

Тут он, должно быть, что-то вспомнил и захихикал.

– Во прикол! – осклабившись, сообщил он. – Лёша этот ваш… Ты, говорит, так всё долбаешь, потому что у тебя колотушка такая. От летающей тарелки. Я говорю: ну, на, попробуй… Он взял – тюкал-тюкал, бросил… Дай, говорю, сюда. Ка-ак дал – камушек вдребезги!..

– Лёша… – проворчал Пузырёк. – Вот он-то главный халявщик и есть – Лёша…

С запасом перешагнул парящий в воздухе кабель и скрылся в проломе.

Оставшись наедине с Василием, Ромка гонору малость поутратил. В наступившей тишине слышно было, как журчат и побулькивают трубки и ёмкости Пузырькова агрегата. На изогнутых стенах лениво кривлялись цветные блики.

А Василий всё держал паузу. Ах, если бы не дурёха жена, какой бы из него вышел прекрасный следователь! Закати он такую паузу на допросе…

– Значит… – глуховато выговорил он и вновь надолго замолчал, – Значит, так, да?..

Ромка вздохнул с облегчением. Молчащий Василий был куда круче Василия говорящего.

– А чего? – с вызовом спросил Ромка.

– Того! – сказал Василий. – Возьму за шиворот да и запихну в тарелку. Будет тебе тогда «чего»!..

Ромка осклабился.

– Ага! – сказал он. – За шиворот!.. А надзорки? Ты вон уже Креста один раз за шиворот взял?..

Василий мысленно крякнул и насупился. Плохо дело. Ромка знал не только о его поединке с Крестом, но даже и о том, что надзорки за рукоприкладство карают в любом случае. Стало быть, угрозами тут уже ничего не добьёшься. Ладно, попробуем путём убеждения…

Василий усмехнулся, как бы дивясь Ромкиной глупости.

– Один вот тоже так… – презрительно молвил он, – от армии прятался… Десять лет взаперти просидел. Ну не придурок, а? Десять лет! По суду – и то меньше выходит…

– Так то взаперти, – возразил Ромка.

– А здесь тебе что? Не взаперти, что ли?

– Х-ха! – сказал Ромка. – Ничего себе – взаперти! Этак я и в городе тоже взаперти был…

Вернулся Пузырёк с двумя увесистыми бурдючками.

– На вот, – сказал он Ромке. – И гони ты их в шею… х-халявщиков!..

Однако ни Василий, ни Ромка его не услышали. Оба неотрывно глядели в глаза друг другу. Пузырёк хмыкнул и, переступив кабель, временно определил бурдючки в причудливую похожую на человеческое ухо карликовую глыбу.

– Сравнил – город… – процедил наконец Василий. – Из города ты хотя бы уехать мог…

– Уже уехал! – огрызнулся Ромка.

– Так… – сказал Василий. – Так… И возвращаться, значит, не собираешься?

– Да на кой мне это надо? – удивился Ромка. – Чтобы опять менты гоняли?

– Думаешь, здесь гонять не будут?

– Не-а, – окончательно обнаглев, отвечал ему Ромка. – Здесь тебя гонять будут. Чтобы руки не распускал. Получил щелчка – и гуляй, Вася!

Василий сжимал и разжимал кулаки.

– Да ты же прикинь хрен к носу! – рявкнул он, весьма изумив и позабавив Пузырька. – Может, в тебе талант какой сидит!

Ромка поморгал. Действительно, поворот был весьма неожиданный.

– Ну, – осторожно молвил он, тоже присаживаясь на кабель.

– Гну! Талант-то – развивать надо! А как ты его здесь, дурак, разовьёшь? Дома бы учиться поступил, работу бы нашёл по специальности!..

– А я её уже здесь нашёл…

– Это ломать, что ли? – страшно раздув ноздри, спросил Василий.

– А ты пробовал? – Ромка взбрыкнул и перешёл в наступление. – Ты хоть один камушек здесь своими руками раздолбал? Вот раздолбай сначала, а потом говори…

Тут уже и Василия сорвало с якорей.

– Значит, государство на тебя средства тратило, – задыхаясь от злости, выговорил он. – В школе учило… А ты… Ты ж вот сейчас Родину свою Советскую продал!

– Йех! – сказал Пузырёк, с удовольствием глядя то на Василия, то на Ромку. Любил он, по всему видать, такие сцены.

Ромка сидел, обиженно оттопырив губы.

– Кому? – спросил он наконец.

– Чего кому? – не понял Василий.

– Кому продал?

– А неважно, – сказал Василий в запальчивости. – Была бы Родина, а кому – найдётся!.. Слушай, Пузырёк, плесни, а? Достал он меня!..

– Это запросто, – отозвался покладистый Пузырёк и двинулся к карликовой глыбе.

– Мою вскрой, – буркнул Ромка.

– Обойдёшься… – спокойно отвечал ему Пузырёк. – Пойди вон лучше колпачок себе отколупни – на той стороне… Кабель там такой стеклянный… перерезанный…

***

– Мне ж тебя, дурака, жалко, – проникновенно втолковывал Василий. Язык у него, правда, не заплетался, но слова теперь выговаривались куда медленней обычного. – Ну ты сам оглянись, посмотри: кто здесь собрался… Старичьё всякое, алкаши, вон даже с зоны один… Ровесников твоих тут нет, девчонок – тоже…

– Ну, насчёт девчонок ты, Вась, не прав… – с ухмылкой заметил Пузырёк. – Он тут уже одну присушить успел…

Василий запнулся и взглянул на невольно приосанившегося Ромку.

– Правда, что ли?

Ответом было победоносное молчание.

– А лет ей сколько? – недоверчиво обратился Василий к Пузырьку.

– Не знаю, документы не проверял… С виду – двадцать два… Двадцать три…

– Двадцать! – Ромка немедленно ощетинился.

– Ну да… – Пузырёк глубокомысленно покивал. – В прошлом году – двадцать, в позапрошлом – двадцать…

– Даже если двадцать – всё равно старовата… – задумчиво молвил Василий, прекрасно сознавая, подлец, какое жало он запускает в нежное Ромкино сердчишко. – Дома ровесниц полно…

Ромка вдруг сильно побледнел. У него даже тихонько застучали зубы – как у кота, когда тот подкрадывается к воробью.

– Для кого полно? – вскрикнул он, сорвавшись при этом на фальцет. – Для меня, что ли? Ровесницы… Ровесницам двадцатипятилетних подавай – чтобы бицепсы у него, прикид, машина своя, ствол под мышкой!..

– Что ж они, только на рэкетню бросаются? – усомнился Василий. – Не все ж такие…

– Все! А если не такие – то уродины!.. – Глаза у пьяненького Ромки были светлые, раскосые и очень несчастные.

– Нет, ты погоди, – возмутившись, прервал его Василий. – А которые чуть помладше?

– Да то же самое! А если совсем соплячки – так им это ещё не интересно…

– Вот так, Вась, – мудро подытожил Пузырёк, сжамкав морщинистое личико в кулачок. – Мы-то считаем: молодёжь припеваючи живёт, а у них, видишь, чего…

Василий призадумался. Кажется, Ромка, и впрямь уже отрезанный ломоть. Здесь он кум королю, а дома… Ах, как неладно всё складывается! Загнал пацана в тарелку, завез бог знает куда – и бросил… Родители запросто в суд подать могут… Если, конечно, повезёт вернуться…

– Н-ну… к двадцати пяти будут и у тебя бицепсы, – без особой уверенности в голосе обнадёжил Василий. – Машина, прикид…

– Ствол под мышкой… – ворчливо добавил Пузырёк.

Ромка злобно фыркнул.

– Скажи ещё – к тридцати! А я сейчас жить хочу! Сейчас, понял?..

Что-то шевельнулось возле световодов, и все повернули головы – посмотреть, кто там ещё пришёл.

– А-а!.. Дорогая гостьюшка заявилась! – возликовал напевно Пузырёк. – Никак доругиваться пожаловала?

Стриженая Клавка насупилась и твёрдым шагом подошла к честной компании. Спесиво отвернула нос.

– Ну, в общем, – сердито сказала она, так ни на кого и не взглянув, – я-то думала, там только одна стенка снаружи сломана, а там, оказывается, ещё две внутренних.

– И чего? – с интересом спросил Пузырёк.

– Пусть полностью ущерб возмещает! А то – ишь, деловой! Одну стенку оплатил, а другие две?

– Облезешь! – внятно выговорил Ромка.

Вознегодовав, Клавка раздула грудную клетку.

– Ты поговори, поговори так со мной! – закричала она, углядев в сказанном намёк на свою причёску. – Да я тебе в матери гожусь!

– Во блин! – подивился Ромка. – Ещё одна в матери лезет!.. Сама сказала: в расчёте. Все слышали. Вот Пузырёк слышал… Ну и всё!

– Так откуда же я знала, что внутри ещё две стенки сломаны?!

– А меня это не колебает, – вконец распоясавшись, заявил Ромка. – Смотреть надо лучше!

На несколько мгновений стриженная под ноль правдоискательница утратила дар речи. Привыкши терроризировать своей наглостью население маленькой мирной колонии, она, должно быть, не допускала и мысли, что в один прекрасный день летающая тарелка может доставить сюда ещё большего наглеца.

Наконец, опомнившись, Клавка раскрыла рот, но накинулась почему-то не на Ромку, а на Пузырька с Василием.

– Мужчины, называется! – орала она. – Вместо того, чтобы осадить, одёрнуть! Милиция, называется! На его глазах малолеток спаивают, а он сидит смотрит! Сколько он тебе налил, что ты сидишь смотришь?

– Я не при исполнении, – угрюмо огрызнулся Василий.

– Да вы всегда не при исполнении! Вы при исполнении, только когда человек ночью из гостей идёт, никого не трогает… Вот тогда вы при исполнении! Пистолетом он здесь ещё махать будет, людей пугать!..

– Я им по долгу службы махал, – буркнул Василий, не желая ссориться. Чем чёрт не шутит, вдруг Клавке и впрямь со временем посчастливится найти скок, ведущий куда-нибудь наружу!

– Ишь, заюлил, заюлил! По долгу службы! Ты ж не при исполнении!

– А у него тогда дежурство ещё не кончилось, – пояснил Пузырёк. – Так что, Клавка, учти: он ведь имел право и огонь открыть…

Клавка смерила самогонщика уничтожающим взглядом и снова повернулась к Ромке.

– Пошли! – скомандовала она.

– Ага, – отозвался тот. – Шнурки только поглажу от ботинок – и пойду.

– Да разговаривать ещё с тобой!.. – процедила Клавка и, решительно подступив к Ромке, протянула руку.

Тот испуганно округлил глаза.

– Надзорка пасёт, – шепнул он одними губами, и Клавка тут же отпрыгнула.

Пузырёк и Ромка покатились со смеху. Даже Василий – и тот скривил рот в улыбке, хоть и было ему совсем не до шуток.

Правдоискательница Клавка стояла бледная от бешенства.

Ромка поднялся не спеша и, всё ещё посмеиваясь, направился к карликовой глыбе. С удовольствием взвесил поочередно на ладони оба своих бурдючка.

– Ты мне ещё за это ответишь, – клокоча от гнева, пообещала Клавка.

– Да пошла ты – знаешь куда? – лениво отозвался Ромка и, приблизившись вразвалочку к светлому овалу скока, как-то совершенно обыденно сгинул с глаз.

– Куда я пошла? – Клавка подхватилась и кинулась вслед. – Нет, ты скажи: куда я пошла?..

Тоже сгинула. Внутри опоры сразу стало тихо. Чуть слышно журчали и побулькивали трубки и ёмкости.

– И ведь скажет, – удручённо заметил Пузырёк. – Вот так, Вась. Я в людях не ошибаюсь…

– Вот дура-то, прости господи… – проворчал Василий.

– Ну не скажи, – мудро заметил Пузырёк. – Дура – не дура, а выгоду свою знает… Что угодно иной раз отдашь, лишь бы отвязалась.

Василий вздохнул. Пить больше не хотелось.

– Такие вот дела… – безрадостно молвил он. – Значит, придётся одному… А жалко… На пару бы оно веселее было, как считаешь?

Последние два слова прозвучали просительно, с надеждой.

– Вась, – ласково отвечал проницательный Пузырёк. – Если ты ещё и меня решил агитировать – брось, Вася… Мне и здесь хорошо. Живу – не скучаю. А заскучаю – надзорки развеселят…

Василий смутился.

– Да не агитирую я… Просто подумал: ну не может же быть, чтобы у вас тут никто домой не хотел…

Пузырёк с сочувствием глянул на него искоса, потом поскрёб за ухом и возвёл глаза к мерцающей паутине, в которой терялись устремлённые ввысь наполненные светом трубы. Озадачился. Огорчать Василия ему не хотелось, а порадовать, судя по всему, было нечем.

Впрочем, разговор всё равно пришлось прервать, поскольку в неспешно перекатывающихся волнах приглушённого света бесшумно возник хмурый сосредоточенный Крест. Плетёные на манер корзины штаны были приведены в порядок, проводки нигде не торчали. В упор не видя Василия, он подошёл к обложенному недавно матом хозяину опоры и начал, как ни странно, с извинений.

– Слышь, Пузырёк, бля-сука… – Заикание у него почти прошло, но лицо ещё подёргивалось. Хотя, помнится, нервная рябь пробегала по правой щеке Креста и раньше – до того, как он получил щелчка от надзорки. – Ты уж на меня, бля-сука, не серчай… Погорячился, с-сука-бля…

– Да бывает, чего там… – с понимающей усмешкой отвечал ему Пузырёк. – Ты это… Может, колпачок примешь? Ради твоей контузии даром налью…

Крест, не ломаясь, принял колпачок, после чего исподлобья взглянул на Василия.

– Слышь, начальник… Дело есть…

***

Их вынесло наружу неподалёку от площади с пятиэтажкой. И то ли Василию показалось, то ли в самом деле небо (оно же и пол, оно же и потолок) слегка потемнело, набухло сиреневым. Такое впечатление, что день клонился к вечеру.

– Ну? – сказал Василий.

Но Крест заговорил не сразу – долго хмурился, досадливо дёргал щекой.

– Шелестят, коцы вяжешь? – спросил он наконец, вновь перейдя на родную речь.

Василий поиграл желваками и кивнул. Потом вдруг что-то, видать, сообразил и недоверчиво воззрился на собеседника.

– А ты что? Никак приковаться мылишься?

Последовавшее в ответ молчание было недовольным, но вне всякого сомнения утвердительным.

Глава 12

Вы такая эстетная, вы такая изящная…

Игорь Северянин 

День и впрямь вечерел. Нежные лиловые тона разливались по нижней и по верхней тверди, гигантские золотистые опоры побледнели и словно бы задышали. Глыба, на которой расположилась честнАя компания, в просторечии именовалась завалинкой. От компании, впрочем, осталось всего три человека. Остальные, должно быть, решили, что ушедший за добавкой Ромка упал где-нибудь у Пузырька, и, отчаявшись ждать, разбрелись кто куда. И колпачки побросали.

– А? Завалинка! – ликующе восклицал Лёша Баптист, тараща глаза и хлопая тяжкой пятернёй по гладкой молочно-белой поверхности. – Как на заказ, а? И прямо перед домом, главное!

Он, видно, очень гордился этой своей собственностью и неустанно внушал Ромке, что завалинка – глыба неприкосновенная, что он, Лёша, сам, собственноручно, в одиночку, с помощью лома и такой-то матери прикантовал её к своей стене вплотную.

– Да с чего ты вообще взял, что это твой дом? – сказала Лика, покачивая ладной ножкой. – Можно подумать, на нём написано, что он твой!

Вообще, как заметил Ромка, позы она принимала сплошь рискованные, но изящные, словно ежесекундно ожидала щелчка фотоаппарата.

– Привет, а чей же? – оскорбился Лёша. – Вон же вход. – Он ткнул растопыренной пятернёй в сторону теневого овала. – Первый раз видишь, что ли?

Cверкающий и как бы скроенный из фольги балахончик Лики тоже просиял под вечер лиловыми и бледно-золотистыми тонами. Рядом с неопрятным толстым Лёшей Баптистом девушка казалась Ромке особенно красивой. Пренебрежительно повела бровью.

– Да что вход! А выход? Выход-то чуть ли не на площади…

Выяснилось, что даже не известно, кто внутри какой опоры обитает. Действительно, снаружи все титанические резные колонны были весьма похожи друг на друга, а попав внутрь, местоположения тем более не определишь – по причине отсутствия окон. Но вот насчёт самой завалинки Лёша был прав: удобная глыба – как на заказ. Длинная, извилистая, вся в замечательных вдавлинах, словно предназначенных для сидения. Мечта болтунов и лентяев.

– А чего вы в пятиэтажке не живёте? – спросил Ромка, услышав про площадь. – Боитесь?

Как ни странно, но триумфатор вёл себя несколько скованно. Посиделки затягивались. Ясно было, что Лёша Баптист, пока всё не выпьет, с завалинки не снимется. И всё призрачнее становилась надежда, что Лика не прочь уединиться с молодым человеком, блистательно развалившим в её честь несколько непомерно огромных глыб. Ромка заметно приуныл. Каждый раз, стоило ему украдкой взглянуть на Лику, накатывало острое чувство собственной неполноценности. С девушками столь высокого класса Ромка дела никогда не имел и просто не знал, как себя с ними надлежит вести. Спиртное ударило в голову, но уверенности не прибавило.

Про пятиэтажку Ромка помянул так, к случаю, однако брошенный невзначай вопрос произвёл неожиданно сильное впечатление. Лёша вдруг надулся, нахохлился, а губы Лики изогнулись в двусмысленной и, кажется, язвительной улыбке.

– Так… это… – хмурясь и покряхтывая, ответил Лёша, с излишней торопливостью нашаривая вскрытый бурдючок. – Чего, спрашивается, в тесноте-то жить? А так у каждого вроде как свой дом…

Сосредоточенно сопя, он разлил водку по колпачкам.

– Ну… с приездом, в общем.

Лика пить отказалась. Видя такое дело, отказался и Ромка. Лёша с ухмылкой оглядел обоих поверх поднятого в тосте колпачка.

– Жива-ая… – мечтательно промычал он, уставив на Лику мутные охальные глаза. – Теплая…

А вот это Ромке совсем не понравились. В стриженой лопоухой голове немедленно закопошились нехорошие подозрения.

Лёша Баптист взглянул на изменившееся лицо юного собутыльника – и развеселился окончательно.

– Нет, но как вы, говорят, с ментом из «конуры» драли! – Лёша хлопнул себя свободной рукой по коленке и разразился похожим на кашель смехом. Полупрозрачная пиалушка загуляла, запрыгала вместе с ладонью. – Я, пока слушал, чуть не помер… Да ты не обижайся! – Лёша подался к выпрямившемуся было Ромке и похлопал по плечу. – Традиция, Ром, ничего не попишешь. Обычай… Думаешь, меня, что ли, не пугали, когда прилетел? Ещё как! Веришь, в окно выскочил – с третьего этажа!..

– И чего? – несколько ошалев, спросил Ромка.

– А ничего. Окна – это ведь те же скоки. В какое ни выпрыгни – бац! – и опять стоишь у первого подъезда… Но я-то ведь, когда прыгал, ещё не знал!

– Ни фига себе! – подивился Ромка. – Мы хоть – по лестнице… – Он снова вспомнил жуткую куклу Машу и невольно покрутил головой. – Да-а… от такой и в окошко прыгнешь…

Лёша Баптист, успевший к тому времени поднести колпачок к оттопырившимся губам, вздрогнул, расплескав около трети содержимого пиалушки, и уставился на Ромку. Несколько секунд ел его глазами, потом насупился, крякнул и с самым мрачным видом вылил остатки зелья в рот.

– Когда Лёша выпрыгивал из окна, – хрустальным голоском пояснила Лика, – куклы Маши ещё в природе не было.

При этих словах у Лёши водка остановилась в горле. Страшным движением кадыка загнав её в пищевод, он воззрился теперь на Лику. Та, ничуть не смутившись, ответила ему безмятежным взглядом ясных серых глаз.

Ромка моргал, силясь понять суть происходящего. Пока было ясно лишь то, что Лика нарочно дразнит Лёшу Баптиста и что это каким-то образом связано с безликой куклой Машей, которая, оказывается, завелась в пятиэтажке совсем недавно… В отличие от тупого мента Василия, Ромка впитывал сведения с жадностью губки и в новую жизнь вписывался прямо-таки стремительно. Хотел выспросить о кукле поподробнее – и не успел. В каком-нибудь десятке метров от завалинки прямо из воздуха один за другим возникли два пушистых зверька. Завидев людей, замерли.

– Во блин! – изумился Ромка. – Так они что, тоже так умеют?

– Чего тут уметь-то? – сердито буркнул Лёша. – Скок он и есть скок. Штука нехитрая…

– А вдруг они тоже… Ну… разумные?

Лёша осклабился и тряхнул головой. Во даёт, дескать. Потом развязал бурдючок и снова наполнил свою посудинку. Что-то, видать, затеял. Встал и осторожно двинулся к попятившимся лупоглазым побирушкам. Поставил колпачок на пол, отступил. Зверьки, возликовав, кинулись к добыче, но вовремя учуяли сивушные масла и шарахнулись, вздыбив пушистую седую шёрстку. Воздух взорвался гневным чириканьем.

Лёша Баптист, весьма довольный собой, назидательно воздел толстый указательный палец и оглянулся на Ромку.

– Во, – сказал он. – Понял? И сразу всё ясно. А ты: разумные, разумные…

С этими словами Лёша снова приблизился к пиалушке, поднял её и торжественно осушил.

– А они кто? – спросил Ромка, указав глазами на возмущённых зверьков.

Лёша закусывал – высасывал сиреневую капсулу и, стало быть, ответить не мог. Ответила Лика.

– А это, Рома, такие существа, – весьма мелодично вымолвила она, – что, вот если станешь вроде Лёшеньки, то с кем-нибудь из них обязательно поменяешься душами. Будешь в шерсти ходить и тюбики выпрашивать.

Лёша Баптист чуть не проглотил капсулу. Вскочил и швырнул полупустую оболочку об пол.

– Ты знаешь что?.. – плаксиво закричал он. – Ты много-то на себя не бери! Ишь! Лучше всех она! Девочку, понимаешь, из себя строит!.. Ремешок этот кто тебе сплёл?!

Беседа на глазах перерастала в ссору. Хмель – словно отшибло. Как здесь надлежит поступать в подобных случаях, Ромка не знал и поэтому растерянно оглянулся на Лику. Серые глаза девушки нежно сияли. Чуть ли не с любовью смотрела она на Лёшу Баптиста.

– Рома, – всё так же мелодично проговорила Лика и встала. – У тебя молоток твой рядом?

– Тут, – растерянно отозвался Ромка, нашаривая инструмент.

– А вот посмей только! – заорал Лёша, стискивая кулаки. – Лика, стерва! Я тебе за мою завалинку не знаю что сделаю!..

Ромка понял уже, что к чему, тревога сгинула, и он вновь почувствовал себя пьяным и бесшабашным.

– За стерву ответишь, – сообщил он, поднимаясь и поигрывая зеркальной своей кувалдочкой.

Лёшу мигом прошиб цыганский пот.

– Ром! Ром, ты чего? Ты… Не надо, Ром! Ну прошу тебя…

Ромка попятился. У Лёши, здорового мужика, тряслись губы, глаза жалобно выкатывались, мощные ручищи лапали мутный целлофан на выпуклой груди. Зрелище жалкое и, честно говоря, страшноватое.

«Ну я крутой, в натуре…» – выпрыгнула мысль.

– Ром, ну вот этими вот руками! – Чуть не плача, Лёша растопырил пятерни и потряс. – Веришь? От самого угла ломом кантовал…

– Извинись, – надменно обронил Ромка.

Лёша весь скривился, как после хорошей стопки, покряхтел, потоптался и наконец повернулся к Лике.

– Ли-ик, – начал он. – Ну сорвалось, ну… Ну не буду больше…

При этом он смотрел ей не в глаза, а исключительно на хитрого плетения поясок. Уловив направление взгляда, Лика прищурилась и взялась за пряжку, словно собираясь сорвать поясок к лешему. Однако вовремя сообразила, что сверкающий её балахончик весьма откровенно при этом распахнётся, – и передумала.

Бог его знает, как бы дальше сложилась судьба завалинки, но тут на том самом месте, где недавно выпали прямо из воздуха два пушистых зверька, возникла весёлая круглолицая баба лет сорока. Тоже в простынке.

– А вот и Маша Однорукая! – шумно возрадовался Лёша в надежде, что драгоценная глыба теперь, может быть, и уцелеет. – Давай к нам, Маш!

Лика, весьма недовольная таким поворотом событий, вновь опустилась на завалинку, приняв одну из своих изящных и рискованных поз.

Ромка в недоумении оглядел пришелицу. До двух он вообще-то считать умел…

– А-а… – догададался он наконец. – Однорукая – это фамилия?

Лика досадливо повела бровью и промолчала.

– Да нет! – вскричал Лёша. – Однорукая – это однорукая… Маш, а, Маш! Глянь, какого к нам орла занесло! Всё на раз крушит! Сам видел!

Весёлая круглолицая Маша упёрла кулаки в бёдра и в изумлении оглядела Ромку.

– Я-то думала, там амбал какой, – сказала она. – Чего ж ты такой жижголь-то? Не кормили, что ли, дома? А стриженый чего? Дезертир, наверно? Ну давай знакомиться… Что ты – Ромка, я уж знаю. А я – теть-Маша. Штаны плету – только так!

– Из материала заказчика, – назидательно примолвил Лёша, разливая водку в два колпачка.

– А то как же! – подхватила Маша, плюхаясь на завалинку рядом с Лёшей. – Стану я тебе сама кабели раздирать! Тащи провода, ставь водку – такие штаны сплету! Шабашка-люкс, а не штаны! – Не глядя махнула колпачок и подставила снова. – А я, ты понимаешь, – продолжала она, обращаясь ко всем сразу, – иду от Пузырька весёлая, песенки пою – глядь! А навстречу надзорка. Я – назад. А там ещё одна. Я – к скоку, а первая мне уж дорогу пересекла… И-эх, плакали мои тюбики!

Маша Однорукая махнула второй колпачок подряд и потянулась к закуске. Закусив, погрозила Ромке пальцем.

– Только ты смотри, я с тебя много возьму, не то что вон с него, с охломона! Такую ему, дураку, спецовку сплела – загляденье! А он её у Пузырька оставил, ничего себе?.. Так что запомни: от меня так просто не отделаешься. Мне тут про тебя такого понарассказали! Щёлкнет, говорят, ногтем по камушку – тот вдребезги!..

– Живая… Теплая… – С мечтательной и в то же время диковатой улыбкой Лёша качнулся и сграбастал Машу за плечи.

– Отстань! Баптист! – Она локтем сбросила его руку.

Лика наблюдала за происходящим, досадливо поигрывая какой-то безделушкой на шнурочке. Особо неприязненные взгляды она бросала на толстую и как бы лепную Машину косу цвета спелой пшеницы. У самой Лики, следует признать, волосы были весьма заурядные: не русые, не каштановые – так, не поймёшь. Тёмненькие, в общем…

– А баптисты – это кто? – удалось наконец вставить словцо и Ромке.

– А это которые баб тискают! – Маша Однорукая расхохоталась.

Лёша ухмыльнулся, приосанился.

– Ты вот, Ром, ещё молодой, – объяснил он. – Ты ещё жизни не видел. Так ты запомни: всё зло в этой жизни – от баб. Думаешь, от кого я сюда сбежал-то, а? Не от них, что ли?

– От алиментов ты сбежал, чёрт пузатый! – бросила Маша, уже сама разливая водку по колпачкам.

Лика встала.

– Ладно. Пейте, гуляйте… – холодно молвила она. – Рома, тебе в какую сторону? Или ты остаёшься?

– Я… – растерянно сказал он и тоже встал. Сердчишко колотилось немилосердно. – Нет, я… Да всё равно, в какую!

***

– Бесподобно! – язвительно изгибая губы, говорила Лика. – Просто бесподобно! И они ещё смеют в чём-то обвинять хозяев!