Избранные стихотворения
Текст книги "Избранные стихотворения"
Автор книги: Евгений Витковский
Соавторы: Альфред Хаусмен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
Новобранец
Оставь родимый Ладлоу,
С друзьями распростись,
Иди – и счастлив будь, пока
Здесь башня смотрит ввысь.
Вернешься в воскресенье,
Когда заря светла
И колокольня Ладлоу
Звонит в колокола.
Иль, может, в понедельник
Вернешься ты домой,
И зазвонят колокола:
«Вернулся наш герой».
Вернись домой героем —
Иль вовсе не вернись.
Ты будешь памятен, пока
Здесь башня смотрит ввысь.
Узнай в полуденных краях
Про плод своих побед:
Жалеет враг Британии,
Что ты рожден на свет.
А коль в полуденных краях
Твой смертный час придет,
То на сердца твоих друзей
Тяжелый ляжет гнет.
Оставь родимый Ладлоу,
Друзей в домах, в полях:
Ты всем им памятен, пока
На башне реет флаг.
Перевод Г. Бена
ivПобудка
Просыпайся: сумрак мглистый
Тьмы завесу приподнял,
И корабль зари лучистый
На востоке воссиял.
Просыпайся: тень короче,
Тяжкий шаг ее слабей,
И шатер разбитой ночи
Истлевает вместе с ней.
Встань, ленивые убоги;
Утро в барабаны бьет,
Сокрушаются дороги:
«Кто-то там по нам пройдет?»
Просят города, селенья,
Колокольни, маяки;
Нет их чувству утоленья, —
Всех друзьями нареки.
Милый, встань: не преуспели
Те, кто солнцу изменил;
Стыдно нежиться в постели,
Если свеж и полон сил.
Крови странствовать охота,
Впрок дыханье не сберечь, —
Милый, встань: в конце похода
Всё равно придется лечь.
Перевод А. Белякова
iv
Reveille
Сумрак ночи в высях тонет.
Просыпайся, лежебока.
Солнце плещется в полоне
Алых отмелей востока.
Хватит нежиться в дремоте.
Свет расшвыривает дранки —
Крыша ночи вся в лохмотьях,
Пали наземь тьмы останки.
Полно, полно спать, ей-богу!
Чу! Подъем уж барабанят.
Ждет пустынная дорога —
Кто за край холмов заглянет?
Хоть маяк во мгле пролива
Виден с нашей колокольни,
Никогда еще сонливый
Не пленялся миром вольным.
В солнцем залитой постели
Спящий – счастья не имущий.
Просыпайся, в самом деле,
Спать – достойно ли живущих?
Глина спит, а кровь бродяжит,
Грудь покой хранить устанет.
Кончим путь, тогда и ляжем,
Спать нам времени достанет.
Перевод А. Кокотова
v
О, глянь, как лютики собой
Украсили простор,
Как с одуванчиками свой
Лелеют разговор!
О, можно ль мне с тобой пройти
Цветущим сим путем?
Мы налегке, рука в руке…
«Пойдем, мой друг, пойдем».
Ах, наша родина – весна,
Кровь – золотой нектар!
У счастья сходная цена,
Покуда мир не стар.
Но первой молодости цвет,
Увы, не навсегда.
Могу ли я обнять тебя?
«О да, мой друг, о да».
Есть и такие парни тут,
Горазды обокрасть:
Цветы бесстыдно оборвут —
И остывает страсть.
От них подальше сердце спрячь,
Любовь другая есть.
И в дождь, и в зной она со мной.
«Бог весть, мой друг, Бог весть».
О, ты, ей-Богу, не права!
Но затянулся путь.
Как зелена вокруг трава!
Пора и отдохнуть.
Что жизнь? Цветенья сладкий зной.
Мой свет, пообещай:
К мольбе убогой не будешь строгой.
«Прощай, мой друг, прощай».
Перевод А. Белякова
v
Везде одуванчики – только взгляни,
И в поле, и на меже.
Прислушайся, шепчут нам тихо они:
Такому не быть уже.
В том нету дурного, давай обойдем
Луга, соберем букет.
Ужели бояться нам за руки взяться?
– О да. Отчего же нет?
Для девушек день этот и для парней,
В крови – золотой пожар.
И будем сейчас веселиться скорей,
Пока еще мир не стар.
Весна простоит еще долго, но всё ж
Расцвет не вернуть никак.
Я руку свою вокруг обовью.
– Всё так, мой дружок. Всё так.
Ах, есть и такие, мне стыдно сказать,
Волочатся, чтоб украсть.
Как много готовых цветы оборвать
И бросить! Ну вот напасть!
Но будет спокойно со мною вдвоем,
Ты прочих должна забыть —
И всё для тебя отдам я, любя.
– Возможно, всё может быть.
Неужто не веришь? И город далек,
Ведь добрая миля есть.
Зачем мы стоим, словно нам невдомек,
Что проще намного сесть?
Весна отцветет, и ее не вернешь,
Вся жизнь наша как цветок.
Меня пожалей. Ты будешь моей!
– Нет, нет. И прощай, дружок.
Перевод А. Кокотова
vi
Если парень, бледен, слаб,
Рад от страсти удавиться,
Только ты одна могла б
Излечить его, девица.
Есть любовник у тебя.
Заплати за представленье,
И представит, не любя,
Он любовное томленье.
Заплати сполна, сполна,
Вспыхнут страсти не задаром…
Ночью ляжешь спать одна,
А любовник – с гонораром.
Перевод Е. Фельдмана
vii
Когда туман от Тима
До Ладлоу стоял,
Я в поле торопился —
На солнечный овал
Упряжку направлял.
Где черный дрозд укрылся
В листве от черных бед,
Насвистывал я песню,
И он свистел вослед —
Был прост его ответ:
«Приляг, веселый йомен!
Что толку зря вставать?
Друг тысячи рассветов
В конце ложится спать,
И в этом благодать».
Я пение услышал,
Клюв желтый уследил,
Схватил тяжелый камень
И бросил что есть сил:
Песню погасил.
Но душа осталась
Мелодией больна:
Где над тропой росистой
Тумана пелена,
Опять звучит она:
«Приляг, веселый йомен!
Ведь солнцу не свернуть,
И путь, к труду ведущий,
Принудит отдохнуть, —
То будет лучший путь».
Перевод А. Белякова
viii
Прощайте, дом, амбар, родник!
Прощай, Северн родной!
Запомни, Теренс, этот миг —
Я не вернусь домой.
Пылает солнце на лугу:
Кровь высохла – гляди!
А Морис всё лежит в стогу:
Мой нож – в его груди.
В урочный час нас дома нет,
Мать горевать должна:
Двух сыновей увел рассвет,
Останется одна.
Вот грешная рука моя —
Простимся в тишине;
Впредь ни покоса, ни жнивья
Моим рукам и мне.
Будь сильным, сохраняя стать,
Взыскуя чистоты,
До Ламмастайда доскакать
К закату должен ты.
Стог будет ждать меня вдали,
Овчарня помнить след,
Тарелка пребывать в пыли
И прокисать обед.
Перевод А. Белякова
ix
Уныньем залил лунный свет
Овцу и всё, что мог,
Хоть виселицы больше нет
У четырех дорог.
Вот так же раньше свет луны
Оберегал овец {2} ,
И неподвижно с вышины
На них взирал мертвец.
Мы в Шрусбери повисли в ряд,
Был глух последний стон, —
Здесь ночью поезда скорбят
О тех, кто днем казнен.
А тот, кто жив, не может спать,
Судьбы постигнув зло:
Он лучше многих мог бы стать,
Да вот не повезло.
И будет утренний финал
Затягивать нули
Вкруг шеи, что Господь создал
Отнюдь не для петли.
Прервется жизнь одним рывком,
И мертвый воспарит
Так твердо, будто босиком
На лестнице стоит.
Я буду караулить тьму,
И колокол пробьет
Наутро другу моему
Последних восемь нот.
Пусть спит от сущего вдали
Ровесник тех парней,
Которых овцы стерегли
В ночи минувших дней.
Перевод А. Белякова
xМарт
В зените – Солнца божество,
И два предвестника его
Засеребрились чистотой
На шерсти Овна золотой.
Крик буревестника… И вот
Разбит вещей привычный ход.
Все звери взволновались вдруг
Вступает мир в свой новый круг.
Лишь только хлынул свет с небес —
Искать нарциссы в дальний лес
Мальчишки двинулись гурьбой,
И в полдень – принесут с собой.
А вербы серебрятся, ждут —
За ними девочки идут.
Ломают ветки над прудом —
И каждая приносит в дом.
В домах, в полях – везде сейчас
Сердец желанья видит глаз.
Мое – сбылось бы… Мне нужна
В любви взаимность. Лишь она.
Перевод И. Поляковой-Севостьяновой
xii
Если снова толчея,
И народ возвеселился
В тех местах, где нынче я
Ненадолго поселился,
И в дому, где плоти пир,
Похоть с ненавистью правят, —
Пусть в дому, что пылен, сир,
Одного меня оставят.
Если люди те, что есть,
Позабыли тех, что были,
Значит, ненависть и честь
Люди тоже позабыли.
Кто есть кто у пар двоих,
Не гадай, застав их вместе:
Там всю ночь лежит жених
И не тянется к невесте.
Перевод Е. Фельдман
xiii
Когда мне было двадцать,
Мудрец сказал: «Смотри,
Раздай гинеи, фунты,
Но сердце – не дари.
Раздай рубины, жемчуг —
Пусть вольным будет ум».
Когда нам только двадцать,
Советы – лишний шум.
Когда мне было двадцать,
Мудрец сказал: «Гляди!
Отдать не сможешь даром
Ты сердца из груди.
Тебе расплатой станут
Печали и тоска…»
Мне – двадцать два. Я понял
Всю мудрость старика.
Перевод С. Шоргина
xiv
Нет легкости, чтоб душу
Всяк звать своею мог.
Не тороплюсь в дороге —
Ленив и одинок.
Ушла вся тяжесть в воду —
Молчать в том море мне…
Мои душа и сердце,
Бескрайний мир – на дне.
Безумен он безмерно:
Сквозь дня лазурный свет
Любому дарит душу,
Которой в теле нет!
Цветы не стали миррой.
Проходит день свой путь.
Вне вечности то сердце,
Покинувшее грудь.
По суетной дороге
Бреду я не спеша.
Дня судного в глубинах
Ждут сердце и душа.
Перевод И. Поляковой-Севостьяновой
xvi
Крапива пляшет на могиле,
А ветер – стыл.
Крапива пляшет на могиле
Того, кто сам себя убил.
Крапива пляшет, ветер в силе,
Луна в крови.
А человек лежит в могиле
Из-за любви.
Перевод М. Калинина
xviii
Я добродетелью блистал,
Когда любил я вас,
И в удивленье нарастал
Толпы хвалебный глас.
Не стали вы моей судьбой.
Прошел угар хмельной.
«Он снова стал самим собой!» —
Я слышу за спиной.
Перевод Е. Фельдмана
xviii
Когда я был в тебя влюблен,
Я чистый был и смелый;
Твердил народ со всех сторон,
Что я – как очумелый.
Теперь угас мой идеал,
Нет ничего былого,
И всюду говорят, что стал
Я сам собою снова.
Перевод Г. Бена
xixСпортсмену, умирающему молодым
xx
Когда ты выиграл забег,
Ты был нам богочеловек,
И, прославляя подвиг твой,
Мы все несли тебя домой.
Сейчас по этому пути
Тебя опять пришлось нести
Нам всем, скорбящим о больном,
Сквозь город в тот же самый дом.
Вовеки не вернешься ты
В поля, где слава – как цветы,
Которые сейчас цветут,
А завтра сникнут и умрут.
Твои глаза закрыты тьмой —
Они рекорд не видят твой.
Что крик болельщиков твоих,
Когда ты навсегда затих?
Уже не победишь ты тех,
Кто пережил былой успех
И славу вновь не обретут,
Хоть сами всё еще живут.
Так подними над головой
Величественный кубок свой,
Пока еще ты видишь свет
И не умолкло эхо лет.
Когда уйдешь ты в царство тьмы,
Все над тобой столпимся мы,
И не увянет твой венок,
Как вянет девичий цветок.
Перевод Г. Бена
Люблю быть с небом тет-а-тет
Я наслажденья ради,
Но ничего на свете нет
Прекрасней водной глади.
Меня пленяет красота
Подлеска или луга,
Но свежесть их и чистота —
Дождей и рек заслуга.
На волны, быстрые как ртуть,
Смотрю я терпеливо.
И кажется: ещё чуть-чуть —
И сигану с обрыва,
Пока чудак, как я точь-в-точь,
Из тьмы, где рыбки зрятся,
Следит за мною и не прочь
Местами поменяться.
Перевод М. Калинина
xxiБридон Хилл
xxii
Над Бридоном в июне
Чист колокольный звон:
Объемлет оба графства,
Звучит со всех сторон —
Приносит счастье он.
Мы с ней воскресным утром
Здесь нежились в лугах,
Округой любовались,
Внимали пенью птах
Высоко в небесах.
Колокола звонили
До самых дальних сёл:
«Все в церковь, прихожане,
Молитвы час пришел».
Был сладок их глагол.
Я говорил любимой,
Пленен цветущим днем:
«О, свадебные звоны,
Под их мотив вдвоем
И мы во храм войдем».
Но сдался милый Бридон
Рождественским снегам:
Ты вознеслась так рано,
Пришлось расстаться нам —
Одна вошла во храм.
Бил колокол уныло —
Не жениха ль кляня?
Ты плакальщиц колонну
Вела во мраке дня —
Не дождалась меня.
Над Бридоном былая
Музыка всё слышней:
«Все в церковь, прихожане!»
О, звоны прежних дней!
Я скоро буду с ней.
Перевод А. Белякова
xxiii
Когда по гулкой мостовой
Маршировал отряд,
Глазами встретился со мной
В строю один солдат.
Не сходятся гора с горой
И со зведой звезда…
И мы не встретимся с тобой
Нигде и никогда.
Объединяло что-то нас,
А что – не рассказать.
Но буду я и в смертный час
С тобой в душе шагать.
Перевод М. Калинина
На ярмарку в Ладлоу парни идут табунами:
Горазды до девок и выпить любой не дурак.
Простые трудяги они с золотыми руками.
Как жаль, что не каждый до старости выдержит шаг.
На фабриках, пастбищах, кузницах, мельницах, фермах
Немало парней, про кого говорят: «Молодец!»,
Кто вышел умом и осанкой, товарищей верных,
Да только не каждый таким встретит жизни конец.
Эх, если б я мог угадать по заветным приметам,
Что именно этот бедняга умрет молодым!
Я руку пожал бы ему, обратившись с приветом,
А после смотрел бы, как пыль оседает за ним.
Провидческим даром, увы, я владею убого,
Не в силах дознаться – кто первым с дороги сойдет.
И снова чеканщик швырнет в переплавку немного
Блестящих монеток, не пущенных им в оборот.
Перевод М. Калинина
xxiv
Если взялся ты за труд,
Торопись, дела не ждут.
Если ж здесь потребны двое,
Позови – и я с тобою.
Позови – и я приду.
Что же медлишь ты? Я жду.
Если же я в землю лягу,
То не сделаю ни шагу.
Да, теперь, пока я жив,
Я приду на твой призыв.
Так зови, да поскорее —
Мертвым не приду к тебе я.
Перевод Г. Бена
xxv
Год миновал с тех самых пор,
С той встречи: я и он
Борьбой решали шумный спор,
И я был побежден.
От первых проблесков тепла
И до ненастных дней
Роз Харланд на прогулку шла
Лишь с лучшим из парней!
Вновь лучший с ней, но в этот раз
Не первый из борцов…
Милее тот, кто жив сейчас,
Десятка мертвецов.
Всегда у Фреда всё честь по чести,
И глиняный дом обжит.
Идем сейчас с Роз Харланд мы вместе.
В могиле Фред лежит.
Перевод И. Поляковой-Севостьяновой
XXV
Промчался ровно год с тех пор,
Когда я встретил Фреда,
И дракой кончился наш спор:
Он одержал победу.
Промчалось лето, и за ним,
Уже порой осенней,
Элиза с другом дорогим
Гуляет в воскресенье.
Но этот друг – совсем не Фред;
К ней ходит на свиданья,
Кто жив и кто на склоне лет
Оставит завещанье.
Дом Фреда – средь надгробных плит,
Вокруг – земля сырая.
Покуда Фред лежит и спит,
С Элизой я гуляю.
Перевод Г. Бена
xxvixxvii
Я год назад среди полей
Гулял с любимою моей,
А тополь, шелестя листвой,
Беседовал с самим собой:
«Гулять да целоваться им
Вольно – влюбленным, молодым;
Поженятся иль нет – придет
Возлечь на ложе их черед,
Но ей лежать в могильном сне,
Ему – с другой наедине».
И правда: в нынешнем году
С другой любимой я иду,
И тополь так же надо мной
Шуршит серебряной листвой;
Безмолвен я, но, может быть,
Удастся милой различить
В шуршаньи листьев без труда:
Не за горами день, когда
Лежать в земле могильной мне,
А ей – с другим наедине.
Перевод В. Резвого
«А кони мои? Всё в поле?
И новой довольны травой?
На сбруе звенит колокольчик?
Я слушал его, живой».
– Всё то же здесь. Топчутся кони,
И упряжь звенит у всех,
Хоть ты и лежишь под землею,
Что твой бороздил лемех.
«В футбол еще все играют
Там, на речном берегу?
Стоит ли вратарь в воротах,
В которых я встать не могу?»
– Да, мяч высоко взлетает.
Игра горяча, как встарь.
Сейчас он летит в ворота.
Поймает его вратарь.
«Наверно, моя невеста
Не слишком счастлива там?
Рыдать устала, родная,
В подушку по вечерам?»
– О, ей в постели нетрудно.
Ложится она не рыдать.
Пожалуй, она довольна.
Спокойно ты можешь спать.
«А друг мой себе нашел ли,
Пока я тут сох и тлел,
Постель хоть немного мягче,
Чем я отыскать сумел?»
– О да, старина, на зависть
Постель себе выбрал я.
И счастлива в ней невеста.
Не спрашивай только, чья.
Перевод А. Кокотова
xxviiiУэльские марши
Стены Шрусбери слегка
Обняла Северн-река:
Два моста через поток —
Путь на запад и восток.
Флаг зари придет сюда
Сквозь Английские врата —
Вечер кровью изойдет
Там, где путь в Уэльс ведет.
Там, где полегли полки
Возле матушки-реки,
Там, где вороны пьяны
Древним праздником войны,
Где Северн-река несла
Вниз на Билдвоз волны зла,
Где героев вечный сон,
В рабство взял меня Саксон.
Грохот битвы старше нас,
Он рожден в недобрый час —
Не утихнет голос слез
Над отчизной павших грез.
В сердце у меня жива
Эта скорбная глава:
Бьются запад и восток,
Всяк по-своему жесток.
Наступают там и тут,
Кровь и пот рекой текут,
Смертью пахнет каждый миг,
Каждый воин – мой двойник.
Никому не распороть
Эту сросшуюся плоть,
Боль и ненависть сердец:
Ну когда же нам конец?
Ну когда же я, забыв
Отчей горечи мотив,
Упокоюсь на века,
Чтоб простила мать-река?
Перевод А. Белякова
xxx
Не первый я. Многим хотелось
Зла больше свершить, чем смелость
Позволила бы. И что ж —
Вновь ночь, и бросает в дрожь.
Так, верно, и их, бывало,
То в холод, то в жар бросало,
И в больших, чем мой, умах
Желанья удерживал страх.
Их тоже трясло в ознобе,
В одном им еще подобен —
В постель я улягусь ту же,
Где нет ни жары, ни стужи.
Что в душной ночи исцелит?
С могильных не дует плит
На лоб мой. И сводят с ума
И пламя, и лед, и тьма.
Перевод А. Кокотова
xxxi
Лес на холмах обеспокоен,
Вот ветра сильного порыв
Подлесок складывает вдвое,
Метелью листьев реку скрыв.
Терзал всё тот же ветер гневный
Лес, окружавший Урикон, —
То древний ветер в гневе древнем,
Но новый лес терзает он.
Я вижу римского солдата,
Взошедшего на этот холм,
В нем та же кровь текла когда-то
И тех же мыслей был он полн.
Как ветер буйный рвется в небо,
Так бунтовала гордость в нем, —
О, род людской спокоен не был!
И тем же я горю огнем.
Пусть ветер складывает вдвое
Подлесок – скоро стихнет он,
Давно уж пыль мой римский воин
И сгинул грозный Урикон.
Перевод А. Кокотова
xxxii
Из света, тьмы, из неба
Двенадцати ветров
Я дуновеньем жизни
Внесен под этот кров.
Мне скоро в путь бескрайний —
Я только вздоха жду…
Дай руку мне, поведай
Про радость и беду.
Проси чего захочешь —
Скорей, пока я тут;
Двенадцать румбов ветра
Опять меня зовут.
Перевод С. Шоргина
xxxivНовая любовница
«Уйди, ты мне противен, не буду я твоей;
Туда, где ты сгодишься, уйди, уйди скорей,
А здесь ты мне не нужен, твоей не буду я», —
Сказала на прощанье любимая моя.
Пойду туда, где я сгожусь, где ждет меня страна;
Мундир красивый, красный подарит мне она.
Его я буду чистить и гладить утюгом:
Солдатом королевы ходить я буду в нем.
Пойду туда, где я сгожусь, – служить своей стране.
Сержант меня невзлюбит, но будет добр ко мне:
Он даст мне завтрак и обед и угостит пивком.
Какая где невеста так поступит с женихом?
Пойду туда, где я сгожусь, пойду и встану в строй;
Нужны там многие, чтоб долг исполнить боевой.
И там, где будет строй редеть и поле – в мертвецах,
Наш враг меня увидит, и он почует страх.
Перевод Г. Бена
xxxv
Словно в сновиденье странном,
Злобно ширится вокруг
Жесткой дроби барабанной
Долгий и упорный звук.
Своего дождавшись часа,
Закружилась круговерть.
Это пушечное мясо
Марширует прямо в смерть.
Молодцы идут живые.
Пусть на запад и восток
Кости их лежат гнилые —
Не кончается поток.
Флейты свищут, горны воют,
Трубы весело дудят:
Сколько ни умрет героев,
Новых матери родят.
Перевод А. Кокотова
xxxvixxxvii
В ночи белея, путь лежит
Под полною луной.
В ночи белея, путь лежит
Прочь от моей родной.
Еще не время ветру дуть,
Вкруг тени залегли:
Стопы мои вершат свой путь
В мерцающей пыли.
Земля кругла, коль слух не врет,
Но путь прямым торят:
Влекись, влекись себе вперед —
Он приведет назад.
Пусть путник повернуть спешит,
Не скор возврат домой:
В ночи белея, путь лежит
Прочь от моей родной.
Перевод В. Вотрина
В холмах Уайра поезд наш
Пронзал изменчивый пейзаж,
А над закатной стороной,
Навек оставленная мной,
Вершина Кли издалека
Еще звала. Моя рука
Болела – было ей невмочь:
В то утро мы бежали прочь —
Друзья в родимой стороне
Чуть не сломали руку мне.
Рука, я говорил, прими
Разлуку с полем и людьми,
С землей товарищей моих —
Ты пожимала руки их.
Впредь будь чиста: случайный вздор
Навлек на нас с тобой позор.
Пусть знает Лондон, знает мир,
Чем славен гордый наш Шропшир.
На Темзе не должны считать,
Что сын Северна – подлый тать,
Забывший средь чужой земли
Друзей, оставленных вдали.
Я охладею, как мертвец,
Презрев богатство их сердец.
Я не забуду свой народ,
Покуда память не умрет.
Вернусь ли от столичных скверн
К тебе, мой Тим, к тебе, Северн?
Друзья, пусть дарит счастье вам
Зеленый холм, старинный храм,
Шум леса, плеск волны седой —
Вы сделали меня собой!
В мирских трудах при свете дня
Вы будете хранить меня,
Я пронесу, как верный друг,
До гроба крепость ваших рук!
Перевод А. Белякова
xxxviii
Вот западный ветер. Случалось ему
Друзей моих видеть милых.
Уносит к востоку в бескрайнюю тьму
Тепло их, вздыхая уныло.
Он грудь наполнял им, виски обвевал,
Играл волосами их вволю,
Язык их – слова из него создавал.
Но слов не услышу боле.
Их голос звучал, замирая и тая,
А после и вовсе стих.
Молчат имена, на восток пролетая, —
Мое и друзей моих.
Друзья, я на родине слышал вас ясно,
Но здесь ваша речь нема.
Меня вам уже не окликнуть. Напрасно
Зовете меня с холма.
Мы с ветром пришли из далекого края,
Где прожили так немного.
И в ночь нас уводит дорога пустая,
И вздохи слышны над дорогой.
Перевод А. Кокотова
xl
Повеял ветер злой зимы
Из дальней той страны,
Чьи фермы, шпили и холмы
Отсюда не видны.
Свою отраду там забыл
Я на свою беду;
По тем дорогам я ходил —
И больше не пойду.
Перевод Г. Бена
xl
Мне в душу мертвый ветер веет
Потерянной земли.
Что за холмами там светлеет,
Чьи шпили там вдали?
Я вспомнил ясно. В синей дымке
Могу теперь узнать
Свои счастливые тропинки,
Где мне уж не ступать.
Перевод А. Кокотова
xlixlii
Утешителей я знал,
Если дома тосковал.
Всё в родимой стороне
Сожалело обо мне.
Был и долговечный холм
Человечьей боли полн.
С годом кратким мы вдвоем,
Зная о конце своем,
Шли дорогою одной —
Я за ним и он за мной.
Май пришел и распростер
Колокольчиков ковер,
Что синей воды, синей
Отраженья неба в ней.
С ветки желудь вниз упал,
Бледный крокус отцветал.
Осень шла в просторный дол.
С ней и я тихонько шел,
Как попутчик пешеход.
Облегчал мне душу год.
В сутолоке городской
Я один с моей тоской.
Будет каждый взгляд чужим,
Повстречавшийся с моим.
Он не горе разделить,
А меня лишь оценить
Хочет, полный суетой,
Уязвленный нищетой.
Здесь прохожий тороплив,
Слишком сам он несчастлив,
И для брата своего
Есть лишь злоба у него.
Перевод А. Кокотова
Веселый вожатый
Скитаясь утром рано
Тимьянной стороной
(Ручьи блестели. Залит
Весь мир был синевой),
Я юношу увидел
В тумане на лугах
С пером на круглой шляпе
И тросточкой в руках.
И дружественным видом
Был утру он под стать,
В глаза он заглянул мне,
Чтоб за собой позвать.
Куда? – спросил его я,
Но он не отвечал,
Показывал дорогу,
Смеялся и молчал.
И, за моими вожатым
С весельем устремясь,
Приязненные взгляды
Я всё ловил, смеясь.
Над пастбищами (были
Холмы внизу тихи,
Лишь только одиноко
Бродили пастухи),
Над крышами домишек,
Глядящих из садов,
Всех мельниц мимо, мимо
Далеких городов,
Всё что-то обещая,
Но слов не говоря,
Вожатый неуклонно
Куда-то вел меня.
И над страной цветущей
Вдруг начал ветер дуть,
Над каждой крышей флюгер
Указывал нам путь.
Вперед, за тенью тучи,
Летел, неутомим,
Вожатый мой. Спокойно
Я следовал за ним.
Как только буря мраком
Окутала холмы,
Заметил я, что в небе
Уже не только мы,
Что бурей в мире каждый
Был сад опустошен,
Что лепестков отцветших
Нес ветер миллион,
Что ураган воздушный
Поток наполнил свой
Из всех лесов осенних
Захваченной листвой,
Что унесенных смертью
Всех за собою влёк
Ликующий вожатый.
И впереди, далёк,
На крылышках сандалий
Летел по небу он,
С улыбкою веселой
Ведя наш легион.
Перевод А. Кокотова