Текст книги "Петр Великий: личность и реформы"

Автор книги: Евгений Анисимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

«Искать неприятеля опровергнуть»

Петр не увидел поражения своей армии – его уже не было в лагере под стенами Нарвы: буквально накануне сражения он уехал в Новгород, захватив с собой своего фаворита Алексашку Меншикова и главнокомандующего армией Ф. А. Головина. Конечно, то обстоятельство, что царь бросил армию накануне решающего сражения, не украшает великого полководца. Но этот поступок не был свидетельством трусости или слабодушия. В нем проявился присущий Петру жесткий рационализм, трезвое признание надвигающегося неминуемого поражения, желание выжить, чтобы с удвоенной энергией продолжить борьбу. Впоследствии, много лет спустя после Нарвского сражения, Петр, заполняя свой знаменитый «Журнал, или Поденную записку», пришел к мысли не только о неизбежности тогда, в 1700 году, поражения, закономерности этого позора, но и даже о той несомненной пользе, которую принесла злосчастная Нарва всему начатому делу: «И тако шведы над нашим войском викторию получили, что есть бесспорно; но надлежит разуметь, над каким войском оную учинили? Ибо только один старый полк Лефортовский был (который перед тем называли Шепелева); два полка гвардии только были на двух атаках у Азова, а полевых боев, а наипаче с регулярными войсками, никогда не видали. Прочие ж полки, кроме некоторых полковников, как офицеры, так и рядовые самым были рекруты, как выше помянуто, к тому ж за поздним временем великой голод был, понеже за великими грязьми провианта привозить было невозможно, и единым словом сказать все то дело, яко младенческое играние было, а искусство ниже вида; то какое удивление такому старому, обученному и практикованному войску над такими неискусными сыскать викторию? Правда, сия победа в то время зело была печально чувственная и яко отчаянная всякие впредь надежды и за великий гнев божий почитаемая. Но ныне, когда о том подумать, воистину не гнев, но милость Божию исповедати долженствуем, ибо ежели бы нам тогда над шведами виктория досталась, будучи в таком неискусстве во всех делах, как воинских, так и политических, то в какую бы беду после нас оное щастие вринуть могло, которое оных же шведов, уже давно во всем обученных и славных в Европе (которых называли французы бичами немецкими) под Полтавою так жестоко низринул, что всю их максиму низ к верху обратило, но когда сие нещастие (или лучше сказать – великое щастие) получили, тогда неволя леность отогнала, и ко трудолюбию и искусству день и ночь принудила с которым опасением искусством как час от часа сия война ведена, то явно будет из следующей при сем истории». Конечно, мысль о пользе поражения на начальном этапе войны, вдали от жизненно важных центров страны пришла потом, а в первые дни после «нарвской конфузии» он думал о другом: как бы сохранить то, что осталось, и не поддаться панике и отчаянию, ибо действительно победа шведов была тогда «печально чувственной» для Петра. В письме в Псков командующему кавалерией Б. П. Шереметеву 5 декабря 1700 года он со скрытой угрозой писал: «Неr! Понеже не (с)лет (не следует. – Е. А.)есть при несчастии всего лишатися, того ради вам повелеваем при взятом и начатом деле быть, то есть над конницею Новгородскою и Черкаскою (запорожцы. – Е.А.),с которыми, как мы и прежде наказывали (но в ту пору мало было людей), ближних мест беречь (для последующего времени) и итить в даль, для лутчаго вреда неприятелю. Да и отговариваться нечем, понеже людей довольно, также реки и болота замерзли, неприятелю невозможно захватить. О чем паки пишу не чини отговорки ничем, а буде болезнию, и та получена меж беглецами, которых товарищ, майор Л., на смерть осужден. Протчее же в волю всемогущему предаю. Рiter. Из Новгорода, декабря в 5 день 1700».

Использование сохранившейся части дворянской конницы, которой командовал Шереметев, для набегов на шведские владения в Прибалтике – это была лишь часть планов Петра, которая касалась непосредственно военных действий. Серьезнее были внутренние дела: после Нарвы Петр отчетливо осознал, что русская армия оказалась не готова к борьбе со своим противником – шведской армией Карла XII. Для многих читателей допетровская армия ассоциируется прежде всего с необученной массой дворянской конницы и полками строптивых стрельцов. Такое представление ошибочно. Данные Разрядного приказа, ведавшего в XVII веке большей частью вооруженных сил, свидетельствуют, что стрельцов в середине XVII века было 16 полков (16 900 человек), а дворянская конница составляла 9700 человек. В то же время существовало 38 солдатских полков (59 200 человек) и 25 рейтарских полков (29 800). Иначе говоря, в середине XVII века из 115 тысяч человек (не считая иррегулярных частей казаков, татар, калмыков и т. д.) более трех четвертей, 76%, составляли полки пехоты и конницы «нового строя».

В 1680 году соотношение «новоманирных» полков с дворянской конницей и стрельцами было следующее: солдат – 61 300, рейтаров – 30 500, всего – 91 800; дворянской конницы – 15 800, стрельцов – 20 000, всего – 35 800, то есть соотношение сохранилось. Начало образования полков «нового строя» относится к 1630 году, когда анализ предшествующего опыта показал необходимость формирования войсковых соединений, обученных европейским способам ведения войны. Первыми полками «новоманирного строя» (то есть обученными новым образцам, новому манеру) стали полки Александра Лесли и других командиров-иностранцев. Вскоре были образованы и обучены с помощью приглашенных из-за границы инструкторов еще три полка. Они сразу же получили боевое крещение в так называемой Смоленской войне с Польшей (1632—1634 гг.). Играли большую роль «новоманирные» полки и позже. Естественно, возникает вопрос: зачем же оказалась необходима после Нарвы реформа армии? Дело в том, что поражение под Нарвой стояло в одном ряду с поражениями, которые преследовали русскую армию во второй половине XVII века, и Петр отчетливо это понял. Впоследствии в предисловии к «Уставу воинскому» 1716 года, обозревая военную историю с начала образования «новоанирных» полков и создания «Учения и хитрости ратного строю» – первого воинского устава времен Алексея Михайловича, – он отмечал, что на смену успехам в войнах первой половины XVII века с Польшей и Швецией пришли неудачи в Русско-турецкой войне (так называемые Чигиринские походы 1677 года), в Крымских походах 1687 и 1689 годов, неудачей закончился первый Азовский поход против турецкой крепости Азов в 1695 году: «Понеже всем есть известно, коим образом отец наш, блаженныя и вечнодостойныя памяти, в 1647 году (ошибка Петра, правильно: в 1633—1634 годах, то есть во времена царствования его деда, Михаила Федоровича. – Е.А.) начал регулярное войско употреблять и Устав воинский издан был. Итако, войско в таком добром порядке учреждено было, что славные дела в Польше показаны, и едва не все Польское королевство завоевано было. Так крупно и с шведами война ведена была. Но потом оное не токмо умножено при растущем в науке свете, но едва и не весьма оставлено, и тако что последовало потом? не точию с регулярными народы, но и с варвары, что ни против кого стоять могли, яко о том свежая память есть (что чинилось при Чигирине и Крымских походах, умалчивая старее) и не только тогда, но и гораздо недавно, как с турками при Азове, так и с начала сея войны при Нарве». Петр понял причину хронических поражений армии, увидел, что необходимо изменить саму основу, на которой зиждилась военная организация. В своей основе полки «новоманирного строя» являлись разновидностью поместного войска, новым побегом на старом дереве. Как известно, поместное войско, получившее особое развитие с XVI века, служило, как тогда говорили, «с земли», то есть с тех земельных владений (поместий), которые представлялись служилому человеку во временное (на срок службы) держание. По первому призыву государя служилый человек, помещик, был обязан – под страхом конфискации поместья – явиться на смотр или войну полностью вооруженным и экипированным. Помещики, владевшие населенными имениями, должны были привести с собой отряд вспомогательных сил из холопов, то есть явиться, как писали тогда, «конно, людно и оружно». Так вот, поместная система содержания воинского контингента полностью распространялась и на солдат «новоманирных» полков, которые набирались из служилых людей разных категорий, в том числе из дворян. Офицеры и солдаты «новоманирных» полков служили «с земли», пользовались поместными правами, то есть были помещиками. Во второй половине XVII века поместная форма землевладения под воздействием многих факторов, и прежде всего развития крепостного права, эволюционировала в сторону сближения поместья – временного держания – с вотчиной – родовой, наследственной собственностью. Развитие этой тенденции завершилось экономическим и законодательным слиянием вотчины и поместья в неотчуждаемую помещичью собственность – основу помещичьего землевладения. В военном смысле эта эволюция означала утрату поместной системой, как основным видом обеспечения воинского труда, своей гибкости, эффективности. Служение «с земли», ввиду закрепления поместий за владельцем, превратилось в фикцию. Все это вело к соответствующему упадку вооруженных сил, который становился очевидным многим.

Знамя Преображенского полка в 1701 г. С рисунка, находящегося в «Описании одежд и вооружения русских войск».

У Петра не было сомнений, каким путем нужно идти. В упомянутом предисловии к «Уставу воинскому» 1716 года после описания хронических неудач в войнах второй половины XVII века он отмечает: «Но потом, когда войско распорядили, то какие великие прогрессы с помощию Вышняго учинили, над каким славным и регулярным народом. И тако всяк может рассудить, что не от чего иного то последовало, токмо от добраго порядку, ибо всебеспорядочный варварской обычай смеху есть достойный и никакого добра из онаго ожидать возможно. Того ради, будучи в сем деле самовидцы обоим, за благо изобрели сию книгу Воинский устав учинить, дабы всякой чин знал свою должность и обязан был своим званием, и неведением не отговаривался, еже чрез собственный наш труд собрано и умножено».

Именно в отсутствии «распоряжения» – четкой организации, «регулярства» (понятие, охватывающее и выражающее смысл и цель реформы армии) – Петр видел причину неудач русской армии в XVII веке, а также под Нарвой. Следует отметить, что на путь «регулярства» он встал задолго до войны со шведами. Как известно, в 1687 году 15-летний Петр создал два «потешных» соединения, которые стали полками – Преображенским и Семеновским (по названию дворцовых сел, где они размещались), в которых служили дворянские дети и царские слуги. Без сомнения, для Петра и его сподвижников служба в «потешных» стала той бесценной воинской школой, которая дала юному царю первоначальное военное образование и развила те природные данные, которые сделали его выдающимся полководцем и реформатором военного дела. По методам и приемам подготовки «потешные» полки, основанные на «регулярной», базе, стали прообразом той армии, которую начал создавать Петр накануне и особенно в первоначальный период войны со Швецией.

Сигналом к созданию регулярных полков как основных послужил роспуск в 1699 году стрелецких полков после подавления их последнего бунта в 1698 году. В указах Петра и других постановлениях правительства за 1699 год отчетливо прослеживается целая программа создания новой армии на принципах, существенно отличных от тех, на которых строилась армия XVII века. Для формирования новых полков было выбрано два способа: прием желающих – волонтеров, – как тогда говорили, в «вольницу», а также набор «даточных». В «вольницу» принимались все желающие, исключая крестьян, тянущих тягло, то есть платящих государственные налоги. В числе вольных могли оказаться, согласно указам царя, «дети боярские, и из недорослей, и казачьих, и стрелецких детей, и братью, и племянников, и захребетников, и из иных всяких чинов, и из наемных работных людей, которые ходят на судах, опричь отставных московских полков стрельцов, а с пашни тяглых крестьян отнюдь не имать». «Даточные» – это в своей основе те вооруженные холопы, которые ранее вместе со своими хозяевами-помещиками выходили на смотр или войну в соответствии с устанавливаемыми пропорциями, например помещик должен был выставить вооруженными не менее чем по одному воину с каждых двадцати дворов своего поместья. Теперь набор вольных и «даточных» (эта вообще-то привычная для XVII века практика) приобрел иной характер, будучи изменен в корне: волонтеры не определялись в солдатские полки старого, поместного типа, а «даточные» уже не служили, как раньше, во вспомогательных войсках – все они становились «правильными» солдатами регулярных полков. Их обучали по новым уставам и полностью содержали на средства государства, причем они становились пожизненными военнослужащими, которых не распускали после войны по домам.

С 1705 года правительство делает следующий шаг: прекращает прием в «вольницу» и переходит к набору так называемых «рекрут» непосредственно с крестьянского населения, чего не было раньше. Это было вызвано острой нехваткой людей в армии, потребности которой уже не могли удовлетворяться за счет волонтеров и «даточных». Источник был поистине неисчерпаем. Как оказалось впоследствии, в 1705 году была создана необычайно устойчивая система обеспечения вооруженных сил людьми, система, которая просуществовала практически без изменений до 1874 года, то есть почти 170 лет! Причина такой устойчивости заключалась в том, что рекрутская система полностью отвечала особенностям социальной и экономической структуры страны. Рекрутская повинность и крепостнические отношения – это две стороны одной медали. На армию, где дворянин – офицер, а вчерашний крестьянин – солдат, крепостническая система накладывала, несмотря на принципиальное различие поместья и армейского полка, свой неизгладимый отпечаток. Важно отметить, что рекрутская повинность не была индивидуальной, подобно всеобщей воинской повинности, а имела архаичный общинный характер, включая круговую поруку, очередность и т. д. Естественно, что, отражая крепостнические отношения в стране, рекрутчина – а именно так называлась повинность в народе – просуществовала до тех пор, пока не начали рушиться все остальные институты крепостного строя.

Как и крепостничество, рекрутчина вызывала постоянное сопротивление в народе. Крестьяне, ставшие рекрутами, навсегда прощались с родными, и о них горевали, как об умерших. Документы свидетельствуют, что для этого были основания. Тяжелейшие испытания начинались с первых шагов рекрута. Чтобы воспрепятствовать побегам, рекрутов заковывали в колодки, как преступников. «Станции» – места сосредоточения рекрутов перед отправкой в армию, в которых их содержали месяцами, – мало отличались от тюрем.

Чтобы предотвратить побеги, власти шли на разные ухищрения. Одним из них была традиционная круговая порука: все жители деревни или родственники несли ответственность за отправленного рекрута своим имуществом и даже свободой.

Если рекрутская система комплектования сложилась в течение пяти лет, то устройство всей армии вырабатывалось примерно лет десять, вплоть до Полтавы, когда Петр окончательно убедился в правильности выбранных им решений. Основу армии составляла пехота. Наряду с пехотными полками были созданы гренадерские полки, солдаты которых, помимо обычного вооружения, были оснащены гранатами. Не меньшие изменения претерпела кавалерия. Она состояла из драгунских полков, укомплектованных кавалеристами, которые были обучены ведению боя в пешем строю. В 1720 году Россия могла выставить 79 тысяч штыков пехоты и 42 тысячи сабель кавалерии.

Гордостью русской армии стала быстро восстановленная после нарвского поражения артиллерия, делившаяся на полковую, полевую (108 орудий) и осадную (360 тяжелых орудий). К артиллерии были приписаны и созданные Петром инженерные части. Кроме того, в России появились гарнизонные войска, размещенные в многочисленных крепостях. В 1720 году их было не меньше 68 тысяч человек. Наряду с использованием традиционных для дореформенной армии иррегулярных (то есть нестроевых) сил казаков, татар, башкир и других «инородцев», численность которых достигала 40—70 тысяч сабель, в 1720-х годах была создана так называемая «ландмилиция» (территориальные войска, набираемые на время) из живших на юге однодворцев. Они сторожили опасные южные границы. Детально и глубоко была разработана Петром система организации и управления армией. В течение первой четверти XVIII века были созданы центральные учреждения, ведавшие нуждами армии: Военный, Адмиралтейский, Провиантский приказы, на смену которым в 1718—1719 годах пришли Военная и Адмиралтейская коллегии. Высшей тактической единицей, как и раньше, оставался полк. Полки объединялись в бригады, бригады – в дивизии.

Действия армии направлялись ее мозгом – полевым (главным, генеральным) штабом во главе с команующим, обычно – генерал-фельдмаршалом. Было введено, согласно европейской практике, командование отдельными родами войск: пехотой командовал генерал от инфантерии, кавалерией – генерал от кавалерии, артиллерией – генерал-фельдцейхмейстер. Непременным атрибутом управления армией было функционирование Военного совета – совещания всех высших генералов по важнейшим вопросам ведения военных действий.

Адмирал Крюйс. С голландской гравюры Кнюйна .

Анализируя причины нарвского поражения, Петр отметил в своем «Журнале»: «Искусство ниже вида», то есть крайне неудовлетворительное состояние боевой подготовки войск и искусства ведения военных действий. Действительно, почему, зная о приближении шведов, русская армия не вышла из палисадов, построенных вокруг осажденной Нарвы, и не встретила противника в полевом сражении, где численное превосходство было на стороне русских войск? Дело не в нерешительности командования, а в том, что русские войска XVII века не привыкли воевать в поле, стремились зацепиться за какую-нибудь высоту, укрепив ее, или вести сражения за подвижной стеной «гуляй-города», или, попросту, укрепленного обоза. Тем самым инициатива изначально передавалась в руки противника. Именно так, по старинке, действовали русские военачальники и под Нарвой. Петр быстро понял порочность и бесперспективность такой военной концепции. При нем происходит стремительная перестройка стратегических и тактических основ русского военного искусства. Главной целью военных действий для Петра становится не взятие крепостей противника (как это было раньше), а нанесение поражения армии противника в непосредственном быстротечном контакте – бою, сражении. При этом Петр, взвешивая все слабые и сильные стороны и противника, и свои, умел поступать осторожно, наверняка, с огромным запасом прочности, как это было, например, под Полтавой. Движение масс пехоты согласовывалось с действиями артиллерии и конницы, при этом сама кавалерия драгунского типа (то есть обученная пешему строю) обладала возможностью действовать самостоятельно, осуществлять операции стратегического масштаба.

Петр придерживался принципа: «Нужно есть сочинять армию свою, смотря неприятельской силы, или онаго намерения, дабы его во всех делах упреждать и всячески искать неприятеля опровергнуть».

Соответственно новым стратегическим и тактическим принципам была изменена концепция подготовки войск к боевым действиям. На смену прежним смотрам раз в год, редким учебным стрельбам приходит постоянная военная подготовка, которая не заканчивалась с превращением рекрута в «правильного» солдата. Эта подготовка была ориентирована на активные военные действия. В ней мы видим сочетание одиночного и группового обучения с доведением до необходимого автоматизма различного рода перестроений роты, батальона, полка, что обеспечивало мобильность и эффективность маневрирования на поле боя. Здесь и обучение согласованному и меткому ведению огня, умелому сочетанию его со штыковыми ударами. Здесь и четкое управление боем со стороны офицеров, которое было построено на сочетании беспрекословной исполнительности и необходимой самостоятельности. Как реально выглядела такая подготовка, можно увидеть на страницах петровского «Учреждения к бою», где обобщались результаты нескольких лет боевой практики Петра и его армии: «Понеже известно есть, что старых солдат не надлежит уже той экцерциции больше обучати, которая для рекрута учинена, ибо они тот градус уже миновали, но надлежит непрестанно тому обучать, как в бою поступать, то есть справною и не спешною стрельбою, добрым прицеливанием, справными швенкелями, отступлением и наступлением, тянутьем линий, захватываньем и неприятеля фланки, сикундированием едины другим и прочие обороты и подвиги воинские, чему всему мать есть безконфузство, ибо кто его не блюдет, тот всегда без прекословия потеряет, ибо сие едино войски возвышает и низвергает, чего всякому офицеру паче живота своего хранить достоин. Ибо ежели он свой живот, нерадением дела своего или бегством спасти похочет, то после на безчестной виселице оное погубит, и для того надлежит, чтоб каждый капитан и протчие офицеры каждый своею ротою командовали, а не на майора смотрели во всем, а сами ничего не делали, ибо каждому баталионом командующему надлежит перед баталионом по тех мест быть, пока до мест приведет, отколь стрелять, и потом тотчас ехать назад и приказывать о первом залпе только, протчую же стрельбу каждый капитан (или командующий ротой) да управляет; командующему же баталионом надлежит подле самой задней шеренги ездить непрестанно от конца до конца своего баталиона и смотреть, дабы все исправно было и для того удобнее всем штаб-офицерам на лошадях быть».

Из приведенного отрывка хорошо видно, что в основе тактического обучения войск Петра лежали не одни чисто технические приемы, но и воспитание ответственности, инициативы, сознательной дисциплины, то есть всего того, без чего не может существовать армия. Особое значение в этих условиях приобретали воинские уставы, регламенты – одним словом, кодекс военного права. Петр уделял их составлению много внимания, видя в них основу жизни армии, да и всего общества. На смену «Учению и хитрости ратного строю» Алексея Михайловича в начале XVIII века пришли новые уставы: «Строевое положение», «Учреждение к бою» и др. В 1716 году был издан знаменитый «Устав воинский», которым определялись не только организация и устройство армии, обязанности военнослужащих, основы строевой и полевой службы, но и военно-уголовные, административные законы. Можно говорить о сильном влиянии на «Устав воинский» военного законодательства Швеции, Франции, Австрии, Дании, переработанного, дополненного в соответствии с условиями России, в зависимости от опыта Петра как полководца, организатора военного дела. Принятая при Петре присяга, как и другие военные законы, четко определяла принципы службы, шире – служения петровского солдата. Это последовательно проводимая иерархия, строгое подчинение воинской дисциплине и приказу вышестоящего, богобоязнь и законопослушание. Никогда ранее в России с такой полнотой, последовательностью и целеустремленностью эти принципы не формулировались и не проводились в жизнь. Военное законодательство не привлекало бы столько внимания, если бы оно было отражением взглядов Петра только на войсковую структуру и отношения в армии. В военных законах петровской поры нашли яркое выражение общегосударственные идеи Петра, отразилась его идеологическая концепция. В этом смысле Петр следовал известной традиции, существовавшей в Европе. Справедливыми кажутся наблюдения П. О. Бобровского о совпадении идей Петра с идеями шведского короля Густава III Адольфа (1594—1632 гг.), выдающегося полководца и реформатора. Речь идет о стремлении обоих уйти от примитивной жестокости как единственной формы обращения с солдатом, о желании не превращать этого солдата в марширующую машину, воспитывать с помощью армии добрые нравы, просвещать, бороться с нелепыми суевериями. В полной мере влияние этих, несомненно передовых, идей нашло выражение в петровском «Уставе воинском», составленном под сильным влиянием военных законов Густава-Адольфа. Иерархичность, субординация – становой хребет отношений в армии. Но не только это. Командир – не просто старший по чину, которому надлежит беспрекословно подчиняться. Он – олицетворение чего-то большего, чем воинское начальство. Сам он должен удовлетворять весьма высоким требованиям, как профессиональным, так и общечеловеческим. Глава 10-я «Устава воинского», называемая «О генерале-фельдмаршале и о всяком аншефте», утверждает как закон следующее:

«Генерал-фельдмаршал, или аншефт – есть командующий главный генерал в войске. Его ордер и повеление в войске должны все почитать, понеже вся армия и настоящее намерение от государя своего ему вручено. Его чин такой, чтоб был не точию муж великаго искусства и храбрости, но и добраго кондуита (сиречь всякой годности) котораго бы квалитеты (или качества) с добродеянием и благочестивою справедливостью связаны были. Ибо храбрость его неприятелю страх творит, искусство его подвизает людей на него твердо уповать и о виктории и благосостоянии весьма обнадеживанным быть. Добрые его кондуиты возбуждают послушание и умножают сильно ауторитет или власть его с учтивостью, которую отдавать ему все должны. Прозорливый его кондуит л заботливое попечение содерживает всю армию и творит ее счастливу в бою. Добродеяние его и справедливость привлекают к себе все сердца всея армии, как офицеров, так к рядовых. Зане ему надлежит жалобы их и доношения добровольно слушать, добрыя их дела похвалить, а за оныя воздавать, за худыя же накрепко и со усердием наказывать, чтоб он всякому возлюблен и страшен был». Выразительна и символична не только последняя фраза, но и весь текст. Хотя речь в нем идет об армии, но он далеко уводит нас от плаца и казармы. Суть в том, что Петр видел в армии, армейской структуре, армейских отношениях образец для всего общества. Петр испытывал искреннее желание «поправить» общество, распространив на него так легко формулируемые в виде артикулов и так легко осуществляемые на армейском плацу нормы армейской жизни. Четкая организация армии, ясно очерченный круг обязанностей начальников и подчиненных, отношения чинопочитания на основе строгой дисциплины и единомыслия – все это, казалось, так легко перенести на все общество. Вот почему приведенный выше документ следует рассматривать не только как чисто военный. В сущности, он содержит требования, обязательные для применения к любому начальствующему лицу. А недостатки, пороки? Конечно, они были, и Петр выделяет из них два главных. Первым является банальное «сребролюбие», под которым понималось взяточничество, вымогательство и другие незаконные формы обогащения должностного лица: «И понеже корень всему злу есть сребролюбие, того для всяк командующий аншефт должен блюсти себя от лихоимства и не точию блюсти, но и других от онаго жестоко унимать и довольствоваться определенным, ибо многие интересы государственные чрез сие зло потеряны бывают. Ибо такой командир, который лакомство великое имеет немного лучше изменника почтен быти может, понеже онаго неприятель (хотя оный и верен) посторонним образом подарить и с прямаго пути свести легко может. Того ради, всякому командиру надлежит сие непрестанно в памяти иметь и от онаго блюстися, ибо может таковым богатством легко смерть или безчестное житие купить».

Вторым пороком, по мысли Петра, является «похлебство», то есть поблажка, попустительство: «Еще же другое зло случается равное вышеописанному, то есть похлебство, ибо оное многое не только за худое дело, но за добродетель вменяют, ставя в милосердие, еже винных легко судить или по случаю иных и весьма свободных от суда иметь, дабы тем от людей любовь получить. Но таковый храмину свою на песке созидает без твердого основания и всегда готова к падению. Понеже ничто так людей ко злу не приводит, как слабая команда, которой пример суть дети в воле, без наказания и страха возращенные, которые обыкновенно в беды впадают, но случается после, что и родителям пагубу приносят. Тако и в войске командующие суть отцом оных, которых надлежит любить, снабдевать, а за прегрешения наказывать. А когда послабит, то тем по времяни вне послушания оных приведет и из добрых злых сочинит и нерадетельных и в своем звании оплошных, и тако сам себе гроб ископает, и государству бедство приключит, чего такожде всякому командующему весьма отгребатися и яко смертнаго страха опасатися надлежит».

Из приведенной цитаты хорошо видно, что как существенный порок осуждается не попустительство из корыстных или каких-либо иных неблаговидных целей, а вообще всякое попустительство, ибо «ничто так людей ко злу не приводит, как слабая команда».

И опять же в подобных нормах военного кодекса отчетливо видны общие принципы подхода Петра ко всякому исполнению человеком, состоящим на службе, своего долга. Суть этих принципов – беспрекословное подчинение начальнику и строгое соблюдение предписанного сверху порядка.

Создание регулярной армии было частью задачи, которую ставил перед собой Петр, получив нарвский урок. Заняв Ингрию уже в первые годы войны, он сразу оценил значение ее водных бассейнов и путей и соответственно выдающуюся роль, которую может сыграть здесь военно-морская сила. Важно и то, что Петр не мыслил без флота могущества своего государства, не представлял без кораблей своей жизни. Создание флота было для него первейшим долгом после создания армии, естественным продолжением дела, некогда начатого его отцом, царем Алексеем Михайловичем, при котором в Дединове на Оке был спущен на воду первый русский корабль «Орел». Все эти чувства хорошо отражены в преамбуле Морского устава 1720 года: «Учиня Устаф Воинской Сухова пути, ныне, с помощию божиею, приступаем к Морскому, которое також прежде сего начинаемо было, а именно, при блаженной и вечно достойной памяти отца нашего для мореплавания на Касписком море, но тогда чего ради тому не исполнитца и на нас сие бремя вышняго правителя возложить изволила, оное оставляем непостижимым судьбам его. И понеже сие дело необходимо нужное есть государству (по оной присловице что всякой потентат, которой едино войско сухопутное имеет, одну руку имеет, а которой и флот имеет, обе руки имеет), того ради сей Воинской Морской устаф учинили…»

Ботик Петра Великого. Левый борт. А. Ф. Зубов по рисунку И. П. Зарудного. 1722 г.