Текст книги "Алхимия башни (СИ)"

Автор книги: Евгений Кузьмин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

  Алхимия башни

   (Ludibrium)

   Посвящается памяти Иоганна Валентина Андреэ

  Весеннее обострение. В душе буря, в реальности натиск. Дел больше, времени меньше, но оттаявший оптимизм вызывает ощущение, что любое дело по плечу и позволительная роскошь – хвататься за все сразу. А ветер из помеси прохлады с теплом влечет к новым свершениям. И так, в довесок ко всем своим делам и активному безделью, я посещал множество каких-то лекций, сборищ. Обычно это часть социальной жизни. Люди сходятся пообщаться, себя показать, на других посмотреть. Но я всегда был непроходимо глуп и потому усердно учился, умножал конспекты, к которым, было ясно с самого начала, никогда больше не вернусь.

  Начало событий выпало на какую-то Пасху. Не помню, на еврейскую ли, на христианскую ли по новому или по старому стилю. Студенты отмечали все торжества, но по-настоящему праздновали только сдачу сессии. Так что теперь не могу найти зацепок, указывающих на конфессиональную принадлежность Пасхи.

  Aventure завязывается в так называемой, «лаборатории», в подвале в грязном дворике на ул. Новосельского (Островидова) возле... или это было в самом здании общежития исторического факультета. Уже не вспомню. По иронии или как бы предрекая судьбу Клио в стране диалектического материализма до Революции в этом доме в стиле модерн располагался публичный дом. А в подвале (под землей!), в «лаборатории» – место сбора археологов и сочувствующих. Как же Бог все осмысленно устроил в этом мире, пронизав вселенную гармонией символов!

  В «лаборатории» один инициативный и очень сообразительный ученик профессора Станко учредил регулярные студенческие посиделки. Раз в неделю кто-то готовит доклад, а после все его, дружно споря и ругаясь, обсуждают. У студентов мало свободного времени. Поэтому получается безбожная халтура. И эта недоработанность докладов – отличный повод подумать и поговорить. Я же свято уверовал в основательность и продуманность утверждений ученого и потому не решился выступить. Но я внимал чужим словам и с удовольствием их обсуждал, оттачивая собственную аргументацию.

  В один весенний околопасхальный день некая симпатичная студентка в синем платье прочитала доклад о киевском «Доме с химерами», о знаменитом здании славного архитектора Лешека Дезидерия Владислава Городецкого. Действо напоминало посиделки с неизменным рассказом страшных историй. У докладчицы не было времени на архивные изыскания. Она естественным образом ограничилась популярными проспектами, альбомами и слухами. Начиналось все благочинно, с «общеизвестных сведений», о которых мы, слушатели не имели понятия: использование цемента, строительство на склоне на участке, признанном непригодным для возведения на нем зданий и тому подобное. А потом наступил черед «загадок». В самом деле, дом необычайно мрачен. Всюду чудовища, экзотические животные, борьба, существа пожирающие друг друга. Простая прихоть творца? И тут прозвучало: «Я где-то слышала». «Выяснялось», что Городецкий сошел с ума. Дом он возводил непосредственно перед госпитализацией. Якобы, переигрывал план по ходу строительства, все более запечатлевая свое безумие в камне. Всем это представлялось логичным, в том числе и мне, несмотря на очевидную архитектурную продуманность постройки. О, это почтение перед божественным экстазом и юродством! Как же оно глубоко засело в нашей современной абсолютно рациональной культуре! Потом речь зашла о личной трагедии Городецкого. Кто-то слышал, что его красавица дочь утонула. Здание, мол, – память о ее гибели. Лишь через много лет я узнал – все это вымысел. Но уже тогда я не мог понять, как можно изображать дьявольские сцены насилия в память о любимой дочери. Какое вообще отношение имеют лепные слоны и носороги к водному царству? Да и, кажется, скульптуры – творение Элиа Салы, а не самого Городецкого. Но, так или иначе, ложь и незнание – хорошие стимулы для начала поисков. Точные знания сами по себе не провоцируют интереса.

  Я решил отправиться в Киев и лично взглянуть на здание. Я свято верил в священное безумие Городецкого и надеялся им заразиться. Это тип познания, предложенный современным алхимиком Фулканелли – возможность постигнуть запутанные теории, без дотошного изучения сложнейших текстов, лишь созерцая красивые постройки.

  Предстоял выбор пути. Скорый поезд, «Черноморец», чистый, с хорошей публикой, но дорогой. Другой вариант – дешевый, грязный, медленный железнодорожный ублюдок, полный воров и всяких сомнительных персонажей. Я долго раздумывал о комфорте и плате за него. Пока не отправился на вокзал и не убедился, что билеты остались только на «Черноморец». Так что вечером я сел в него и улегся спать.

  Мне приснилось, что все пытаются проникнуть в «Черноморец», но мало кому это удается. И не из-за каких-то объективных трудностей. Попросту кандидаты в пассажиры пробиваются к поезду и эта толчея и потасовки у входа в вагоны мешают сесть хоть кому-нибудь. А я отказался от битвы и растерянно стоял, озираясь по сторонам. И вот после седьмого гудка поезд тронулся. Люди в отчаянии рассеялись, а я собрал все силы в кулак, рванулся и запрыгнул в поезд на ходу. Моей радости не было предела. Но внезапно, вдруг появился контролер. У меня был билет, приобретенный по студенческой скидке. Однако, я не мог отыскать студенческий билет. А я точно помнил, что взял его. Контролер, было, вознамерился меня высадить, но после позволил мне остаться в поезде, переведя меня из купейного вагона в плацкарт. После, уже подъезжая к Киеву, я обнаружил студенческий билет. Я сунул его в листы, вырванные из журнала «Наука и религия», с публикацией сокращенного перевода «Химического брака Христиана Розенкрейца». Я читал это сочинение по дороге на вокзал.

  Я рано проснулся и завел беседу с попутчиками. То все были люди, отправившиеся в Киев за деньгами и чинами. Я слушал их самодовольные и напыщенные речи. И удивлялся. Почему люди бахвалятся тем, что они еще не сделали? Был в их поведении еще один любопытный момент. Все они рассказывали о своем происхождении. Кто-то был, якобы, дворянских кровей, другой выпячивал национальность и т.п. Происхождение, конкретная родословная представали в явно приукрашенном, схематически безжизненном, ненатуральном, лубочном стиле. Я думаю, они не пытались раскопать прошлое своей родни, но стремились привести себя в соответствие с какими-то штампами, «идеалами». А это так нелепо! Как можно променять свою индивидуальность, на чисто теоретическую, а потому несовместимую с правдой, действительность.

  В Киеве я сразу поспешил НА Липки. По дороге зачем-то взвесился, хотя вес мой во всех смыслах меня тогда мало интересовал. После я слушал очень стильное выступление очень красивых девиц. Однако, все время, словно следуя за путеводной звездой, я двигался к цели. И довольно быстро отыскал «Дом с химерами».

  Здание впечатляло. Я пытался найти в его фигурах и пропорциях тайные знания. И находил. Так как уже раньше отлично их знал. Мне не хватало лишь раздражителя, способного вывести скрытые интуиции на уровень сознания. Я бродил возле здания, стремясь запомнить каждую деталь. Все боялся, что покинув это место, не сумею вспомнить какой-то бесконечно важный, исполненный сокровенных смыслов фрагмент.

  Мне лишь не доставало ознакомления с этим домом изнутри. Так сказать, проникновения, чтобы, пользуясь языком Библии, не только «легакир», но и «лядаат». И все целомудренно. Стерильно химический брак. Ничего более.

  Я слышал, что за здесь располагалась поликлиника КГБ, а теперь, естественным образом, дом перешел к СБУ. Не думаю, что перестановка букв как-то повлияла на содержание. И это не могло не вызывать опасений. Но я решил – лучше погибнуть героем, чем всю жизнь мучиться мыслью: «Я напрасно проделал долгий путь». Такой ход размышлений придал мне храбрости. Так что я не абсолютно не страшился провала. И потому мне удалось с абсолютно каменным лицом, без остановки, уверенно продефилировать мимо вахтера. Было два способа подъема – лифт и лестница. Я избрал второй путь. Мне хотелось все осмотреть. Я поднимался. И на каждом этаже я созерцал уходящие вдаль невзрачные больничные коридоры, источающие едкие запахи лекарств. Есть ли больные, уповающие здесь если не на воскресение, то хотя бы на исцеление? У меня не хватило решимости прогуляться там и все выведать. Я не врач. Изучаемые мной предметы сплошь сугубо теоретические.

  Я взошел на вершину. И здесь запал пропал. Я испугался разоблачения, и потому проник в лифт. Этажом ниже в него вошли два очень характерных персонажа. Типичные чекисты. Таких легко выявить в толпе. Сложно объяснить. Они ассоциируются у меня с квадратом, хотя речь не может идти об ограниченности. Среди чекистов встречаются умные и разносторонние личности. Но при этом они все и сходны между собой, одинаковы и серы. Я повернулся к ним спиной. Я другой. Они не могли этого не почувствовать. Я слабо уповал на то, что не дал им разглядеть своего лица, но спиной ощущал пристальные взгляды. В конце концов, рука одного из чекистов опустилась мне на плечо, а воздух сотрясло уверенное «пройдемте». Меня вывели к вахтеру. Обыкновенный старик. Но ведь он хранитель такого здания! Не исключаю, что под простой личиной скрывается великий адепт, знаменитый астролог. Однако, я бы не хотел оказаться на его месте. Это точно. И вообще мне неуютно здесь.

  Двое чекистов стали задавать мне всяческие вопросы. Их интересовало, кто и зачем меня подослал. Я же не стал досаждать им фантазиями и рассказал удивительную правду. Вид у меня был достаточно асоциальный. Таких не берут во вражескую разведку. Думаю, чекисты это отчетливо осознавали. Они прочитали мне лекцию о том, что «посторонним вход воспрещен», попросили «придерживаться правил» и отпустили. Так что я вернулся домой.