Текст книги "Эффект Буратино"

Автор книги: Евгений Усович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

– Ну и вот. Он извинился и вышел. Сказал, что этим процессом нужно управлять. И еще, чтобы я не беспокоилась, а просто сидела и смотрела. И странно так добавил, чтобы я не бегала, потому что бежать все равно некуда. Я и сижу. Минут пять сидела, потом голова закружилась, я даже за кресло схватилась и глаза закрыла на секунду. А потом открываю…

– Что, что?! – закричал я. – Что дальше было?

– Да не ори, – отмахнулась она. – Мне и сейчас не по себе, а тогда, вообще, чуть не умерла… Представляешь, открываю глаза, а передо мной мужик стоит. Задом. Араб какой-то. Голова платком завязана… Бородища черная… в руке копье… А несет от него, мама родная… И полно их вокруг, мужиков этих. Орут чего-то, мечутся взад и вперед. Женщины тоже стоят с замотанными лицами… И все куда-то вниз смотрят, пальцами показывают. А жара, господи… Пыль, песок вокруг… У меня сразу во все места столько набилось… И на зубах скрипит, и в ушах скрипит, и… ну, ладно… Но я сижу. На камне каком-то сижу, молчу-у! Трусится все, пошевелиться даже боюсь, так страшно…

…Ну, вот. А их вдруг волокут. Двоих. Избитые, жуть! Все в крови, в лохмотьях, одни глаза только и видны. Зыркают направо и налево. У одного проволока какая-то с шипами на голове намотана. Другой – тоже еле дышит, грязный, но поздоровее. И волокут их к крестам, – я только теперь заметила, что на горе два креста стоят… И к этим крестам как стали их прибивать, тут я все и поняла. Какой спектакль мне показывают… Крестилась всю дорогу, не переставая, и «Отче наш» шептала. Дальше-то я уже знала, что будет. Какой-то мужик в белом, главный, что ли, вышел, говорил долго. На этих двоих показывал. Потом опять все орать стали, руками махать… Долго орали. Мне показалось, что кого-то отпустить просят… И правда, главный руку поднял, все замолчали. Он опять говорил, говорил… А потом на одного показывает. Того, что без проволоки. Его с креста сняли и куда-то уволокли. А второй…

На глазах у Алены появились слезы. Она смахнула их и, достав платочек, шмыгнула носом.

А второго… Как они мучили… Я же рядом была. Я все, все видела… Я его глаза видела. Я лица тех арабов видела… Я чуть сознание не потеряла. Сидела и крестилась…

Она замолчала, и некоторое время сидела так, глядя перед собой.

– А потом он умер… И женщины… Как они выли… Слушай, не могу больше, принеси попить чего-нибудь.

Я послушно сходил на кухню и принес из холодильника начатую пачку апельсинового сока и стакан. Налил ей, подал. Алена выпила сок, машинально вытерла губы, продолжая смотреть куда-то в пустыню… Я осторожно дотронулся до ее колена. Она вздрогнула и, поставив стакан на стол, посмотрела на меня. Глаза ее были полны слез.

– А я? Аленка, ты же говорила, что видела меня…

– Разве я не сказала? – она посмотрела на меня с каким-то странным выражением. – Ты же был там, на кресте…

Опешив от неожиданности, я с трудом проглотил комок, поднявшийся откуда-то снизу. «Прости, Господи, прости! Не я это был! Не я! Да что же это делается такое… В церковь! В церковь завтра же сходить…»

С трудом разлепив губы, я не узнал собственный голос:

– Аленка! Ты… ты уверена, что не … Ты же сама сказала, что он весь был кровью залит… Может, это все-таки не я?…

– Ты что, дурак? – У нее мгновенно высохли слезы. – Ты что придумал? Ты на втором кресте был!

– Ф-фу! – обруч, сжимавший живот, разжался, и я смог вздохнуть. – Ну, ты меня напугала, блин… Что, не могла сразу сказать?

– А ты тоже хорош, – огрызнулась она. – Вообще сдурел, с Христом себя сравнивать?

Я схватил пакет с апельсиновым соком и дрожащими пальцами наполнил его наполовину. Выпил. Налил еще.

– А потом мне плохо стало, – тихонько сказала Алена. – Опять закружилось все. Я чуть с камня не упала. Очнулась, когда он меня поддержал…

– Кто? – спросил я.

– Да этот, менеджер. Я, действительно, собиралась со стула упасть. Он только головой покачал. «Вы, – говорит, – очень чувствительны. Пожалуй, полевые впечатления для Вас еще рановаты». И смотрит так странно. Смотрел, смотрел, а потом спрашивает: «А Вы с этим человеком случайно не знакомы? Мне показалось, что Вы за него очень переживали?» Я, конечно, прикинулась полной дурой, глаза вытаращила… «С кем? – говорю, – знакома? С Христом?». Ну, он отшутился, перешел на официальный тон, стал уточнять насчет прибора…

– А ты спросила, как им пользоваться? – снова перебил я.

– Ну, а как же. Сразу спросила. Дескать, как мне настроить программу, которую я больше всего хотела. А он говорит, что это как раз самое легкое. И делать ничего не надо. Прибор определит все сам. Для этого у него есть автонастройка. Понимаешь, он как-то сам на меня должен настроиться. Я про это тоже спросила. А он сказал, что для меня сделают исключение, и что их специалисты все подготовят, а мне останется только включить прибор дома. Уточнил, правда, на какое время выставить счетчик.

– Ну, и на какое же ты его выставила? – поинтересовался я.

– Завтра на всю ночь и послезавтра на всю ночь, – сказала Алена и показала мне язык. – На сегодня с меня хватит. Отдохнуть надо, настроиться… А если не захочу послезавтра, то могу перенести на один день. Для меня это лишними сутками считаться не будет. Но это лично для меня.

Она снова показала мне острый язычок и засмеялась.

– О тебе, о тебе думала… О ком же еще?

– Спасибо, – сказал я с чувством. – Ты настоящий друг! То есть, подруга… То есть… Слушай, кто ты, вообще?

– А, может, «вообще»? – она подвинула стул поближе ко мне и облизнула губы…

– Алька, прекрати, – взмолился я. – Дело ведь уже к ночи.

– Ладно, – вздохнула она. – Я, честно говоря, устала жутко. Поеду домой. Баиньки.

Я проводил ее до машины и, вернувшись в квартиру, сразу пошел на кухню. Бутерброд, наспех проглоченный в обед, давно превратился в белки и углеводы, и желудок настойчиво требовал удовлетворения. Я открыл холодильник и хмыкнул. Набор, предложенный моему вниманию… М-да! Все-таки Танька… Нет! Это запрет! Табу! Так, где-то тут должен быть пакетик пельменей…

Поужинав, я улегся на диван и взял в руки пульт от телевизора. Но изображение на экране никак не отпечатывалось на моей сетчатке. Я был далеко отсюда. Я был возле ларька на рынке… Я был на кресте… Я был в офисе, меняющемся по воле факира… Вещдоки… вещдоки, блин… Нет, только личное участие. Я должен лично выяснить, что скрывается за этим луна-парком… А что, если позвонить из конторы? Допустим, мой телефон они знают. А тот? Вряд ли. Трудно предположить, что за мной установлена тотальная слежка. В конце концов, кто я для них такой?

Я вскочил с дивана и достал из потайного ящичка под баром полиэтиленовый пакетик. Доллары зловещей колодой рассыпались по столу. С минуту я смотрел на них, потом решительно собрал в пачку и уложил в кошелек. Для того дела, которое предстоит мне завтра, они подойдут в самый раз.

. . .

Шеф уже не выглядел перегревшимся чайником. И, хотя крышка на нем еще подскакивала, с огня его явно сняли. Во всяком случае, проходя мимо меня, он даже буркнул что-то вроде «привет».

– Доброго утречка! – со всей возможной вежливостью пропел я удаляющейся спине и даже привстал. Все-таки, видимо, мне сегодня придется снова отпрашиваться.

Я включил компьютер и дал ему команду систематизировать поступления. Сам же принялся выстраивать в уме всевозможные варианты беседы с седовласым менеджером – конечно, если такая беседа вообще состоится. Без пяти десять я не выдержал. Постучал к шефу и, испросив разрешения, набрал заветный номер. Странно, я даже не волновался. Наоборот, мной овладела какая-то наглая решимость. Вероятно от отчаяния. Видимо поэтому, в ответ на вежливое: «Здравствуйте-вас-приветствует-и-так-далее…» я довольно развязно заорал:

– А-а, привет! А шефа можно?

– Простите? – удивилась секретарша.

– Пардон, – сказал я смутившись. – Я думал… А кто мне может подсказать?

Все-таки, я, наверно, выбрал правильный тон, потому что девушка тут же мягко ответила, что на все вопросы постарается ответить она.

– Да вот, мне тут пацаны сказали, что у вас можно неплохо оторваться, – выпалил я, стараясь соблюдать выбранную манеру.

– К нам не обращаются «пацаны», – строго ответила девушка, и я заметил, что голос ее слегка дрогнул, когда она выговаривала это непривычное для нее слово. – Вы хотите сказать, что слышали о нашей фирме что-то хорошее?

– Ну да! – обрадовался я. – Вроде, никакой блокбастер не сравнится, и вообще, приколбаситься можно чумово… С эффектом участия. Да Вы не беспокойтесь, капуста у меня имеется.

Я почувствовал, что девушка на другом конце трубки улыбнулась.

– Насчет капусты мы поговорим попозже, а сейчас скажите, Вы хотите домашнего приключения или чего-нибудь более масштабного?

– Более! – решительно сказал я, косясь на влезшие на лоб очки шефа. – Еще как более…

– Тогда это будет стоить…

– Неважно, – быстро перебил я. – При встрече, о,кей?

– Хорошо, – удивленно сказала девушка. – В таком случае скажите, когда Вам удобно…

– Сегодня, – Я снова покосился на шефа и, вздохнув, добавил: – вечером.

Секретарша, видимо, уже успела привыкнуть к моей манере разговора.

– Отлично! К семнадцати часам за Вами подъедут. Скажите адрес.

– Да у меня и самого «бумер» имеется, – вдохновенно врал я, нагло глядя в круглые глаза за столом шефа. – Я у вас как часы буду…

– У нас такой порядок, – терпеливо объясняла девушка, и я мысленно восхищался ее выдержкой. – Так куда за Вами подъехать?

– Я вас на улице встречу, – сказал я и назвал адрес конторы. – На мне дубленка и шапочка такая, «кавказская». Ну все, жду…

Усаживаясь в машину, я почувствовал легкое головокружение, но отнес это на счет волнения. Внутренние голоса уже несколько дней хранили упорное молчание, и я решил: как будет, так и будет…

…Все шло именно так, как рассказывала Алена, и только распахнув тяжелую дверь в глубине английского дворика, я подавил невольный смешок.

– Ну, блин, Изумрудный город…

Вместо современного холла моему взору предстал огромный мрачный зал в великолепном готическом стиле. Каннелюры колонн терялись где-то далеко вверху. Увидев меня, из-за тяжелой дубовой конторки поднялась секретарша с улыбкой «Как-я-рада-Вас-видеть» и, четко печатая шаг хромовыми сапожками, направилась навстречу. Сапожки гармонично дополняли мышиного цвета галифе с кантом и такой же китель. Улыбка соскальзывала с лица, и девушка ее поминутно поправляла, отчего одна щека дергалась неприятной гримаской.

– Это ко мне, сержант, – прозвучал откуда-то баритон. – Вы можете вернуться на пост.

Девица послушно замерла и, выполнив поворот «на месте кругом!», так же четко вернулась за конторку. Я с удивлением повертел головой, пытаясь определить источник приказания… За колоннами неожиданно открылись невидимые до сих пор двери, и в зал стали вбегать люди. Маски на лицах и привычный по теле -репортажам камуфляжный прикид не оставляли сомнений в профессии новых действующих лиц. Я с любопытством наблюдал за их перемещениями, пока двое неожиданно с силой не заломили мне руки за спину, отчего я издал отчаянный вопль, и пригнули лицом к конторке.

– Готово, босс. – Голос показался мне таким знакомым, что я, скривясь от боли, глянул из-под локтя назад. Там, с мобильником возле уха, стоял белобрысый.

– Давайте его вниз! – приказал баритон.

С заломленными руками меня поволокли вбок и, протащив по лестнице, втолкнули в небольшое помещение, похожее на бендежку сантехника, где – нибудь в подвале жилищного кондоминиума.

Прошло несколько минут. Все это время меня не оставляло четкое ощущение того, что за мной наблюдают. Я встал и тщательно осмотрел все углы своей неожиданной тюрьмы. Никакой телекамеры я не обнаружил, хотя это еще ни о чем не говорило.

– Ну, вот мы и встретились, Степан Владимирович. – Баритон звучал проникновенно и даже грустно. – Вы же очень хотели этого, не так ли?

– Послушайте, Вы, Гудвин Великий и Ужасный, – со злостью сказал я. – Может быть, оставите, наконец, эти дешевые эффекты? Я был о Вас лучшего мнения. Мы что, не можем поговорить по -человечески?

– Увы, – грустно вздохнул он. – Боюсь, Вы воспринимаете все вокруг, так сказать, неадекватно… Вы же, наверняка, думаете, что все это виртуальное?

– Да уж, конечно, реальнее некуда, – усмехнулся я. – Особенно секретарша в галифе, тьфу… В прошлый раз у вас офис гораздо повеселее…

Я прикусил язык, но было уже поздно. Баритон явно повеселел.

– Вот, вот, Степан Владимирович, и я о том же. Вы все дальше суете свой не в меру любознательный нос, как ни стараюсь я его укоротить. Ну, зачем, к примеру, Вы сюда свою подружку прислали? Хорошо, что у нее мозги, так сказать, вполне средние, а вот Вам… С Вами, Степан Владимирович, нам придется поработать. По – хорошему Вы понимать, видимо, не хотите…

– То есть, Вы хотите сказать, что сейчас я в реальном мире? – уточнил я.

– Сами решите. Вы ведь уже много, слишком много проанализировали. Мы знаем о Вас почти все…

– Откуда это? – насторожился я.

– Смешной Вы, ей-богу… Да в первое же Ваше знакомство с прибором он записал все содержимое Вашей неуемной головушки на диск. А Вы думали, нам ничего неизвестно? «Внезапно Судия приидет, и коегождо деяния обнажатся»… Кстати, Вы по гороскопу не Овен?

– При чем здесь Овен? – не удержался я.

– Да бросаетесь из стороны в сторону, очертя голову, а только потом думаете. Типичное баранье поведение, уж извините…

– Может быть, Вы все-таки выйдете? – предложил я. – А то как-то беседа у нас не очень…

– Нет, Степан Владимирович, не выйду, – вздохнул он. – Вас сейчас бить будут, а я, знаете, очень этого не люблю.

– Как это бить? – вздрогнул я. – За что?

– А за то, что Вы слишком далеко залезли, милейший. Особенно туда, куда Вас не приглашали. Наш бизнес сейчас раскручивается по всему миру. Его механизм очень тонкий, и даже такая вот ничтожная песчинка может привести к сбою. Поэтому, извините, но наш пылесос, так сказать, всегда на запасном пути…

Он позволил себе сочный смешок.

– А знаете, Вы мне даже нравитесь. Нет, серьезно. Пожалуй, я бы сам с Вами поработал…

Почувствовав, что фраза прозвучала двусмысленно, он замолчал. Я тут же воспользовался паузой. Все-таки разговор, хоть и такой односторонний, пока отдалял от меня обещанную экзекуцию.

– Скажите, а Ваш прибор не может, так сказать, «забыть» перевести что-нибудь в обычное состояние, или, наоборот, прихватить с собой…

– Да-а, все-таки Вы далеко залезли – сказал он, помолчав. – Ну, что ж, отвечу. К сожалению, мы не можем пока с абсолютной уверенностью гарантировать, что подобного не случится. Особенно в тех случаях, когда прибор настраивается не на мозг, а так сказать, на душу пользователя. На самые глубокие, самые потаенные чувства, которые мы пока не можем проследить. Обычно, они же и самые сильные. Ну, не знаем мы пока этого. Не-зна-ем! А вот денежки уже сейчас идут… И куда там Биллу Гейтсу. Именно поэтому мы стараемся оградить себя от того, чтобы прибор не попадал в руки таких вот как Вы. Наш клиент – существо примитивное, среднее. Как правило, оно просто хочет приключений. Вот, например, те, кто смотрит «Фактор страха» или «Последний герой». Это, практически, все наши люди… И таких миллионы. Поверьте, очень скоро тысячи жителей откажутся от шикарных квартир, мебели, аудио-видеотехники… Зачем все это, когда, в самом деле, можно просто установить наш прибор в любом, так сказать, шалаше…

– И наступит рай… – усмехнулся я.

– А что? – он снова довольно хмыкнул. – Наступит, наконец, всеобщее благоденствие.

– Да Вы просто благодетель человечества, – не удержался я. – И только у Вас будет все настоящее? Ну, по крайности, еще у Ваших внуков… Послушайте, Гудвин, насчет потаенных желаний… Вы никогда не думали о том, что однажды кто-то очень-очень захочет разделаться с Вашей виртуально ориентированной философией с помощью Вашего же прибора? Стоит лишь украсть его. А, может, и красть не надо?

– Насчет благодетеля, это не ко мне, – спокойно сказал он. – Туда Вам не достать… А по поводу разделаться… Увы, как я уже сказал, проблема изучена не до конца, и такая опасность есть. Именно поэтому, милейший Степан Владимирович, отсюда Вы уже не выйдете.

– Спасибо, благодетель, – буркнул я.

– Ох, что-то заболтался я с Вами. Старею, наверно… Знаете, тянет иногда поделиться с кем-нибудь своими достижениями… Надеюсь, Вы меня понимаете?

Он помолчал, потом сухо добавил:

– И, надеюсь, прощайте. Давайте, приступайте…

Я с ужасом понял, что последние слова предназначались уже не мне.

Скрип ржавого замка заставил меня отскочить в угол. Вошли двое, и от их громоздких тел в помещении сразу стало тесно. Один сразу подошел ко мне и, наклонившись вонючей тушей, уперся в меня тяжелым взглядом дебила. Второй остался у двери, картинно скрестив на груди руки. Жвачка лениво перекатывалась где-то в глубине бульдожьих челюстей. Его запястья и лысую голову с идиотской косичкой перетягивали живописные ленты. По-видимому, они должны были подчеркивать принадлежность их обладателя к мастерам восточных единоборств.

– Ну, вот тебе и двое из ларца, одинаковых с лица, – вспомнил я Алену. – И пальцами никто не щелкал. Хотя, еще не вечер…

Третьим в подвал вошел белобрысый.

Коротко взглянув на меня, он жестом подозвал моих будущих мучителей и что-то долго втолковывал им, показывая на меня и обводя пальцем часы. Потом он показал им один палец, еще раз постучал по циферблату и, сунув каждому кулак под нос, вышел. Я понял, что бить меня будут не меньше часа…

Дебил подошел ко мне и, подняв как котенка, поставил на ноги. Лысый брезгливо оглядел мою худосочную плоть и пальцем показал, чтобы я поднял руки. Я стоял не двигаясь.

– Ну! – прохрипел дебил и сунул большие пальцы рук мне под мышки.

От дикой боли мои руки сами взлетели на уровень плеч. Лысый удовлетворенно кивнул и, зайдя с одного бока, потом с другого, задумчиво почесал нос. Потом он сделал неуловимое движение, и я с ужасом увидел, как моя правая рука беспомощно повисла, переломившись в районе предплечья. Потом пришла дикая боль, и я упал на колени, не в силах сдержать вопль.

– А-а? – сказал лысый, потирая кисть.

– У-гм! – восхищенно прохрипел дебил. – Похоже, ночная тренировка не прошла даром?

– Поймал! – снисходительно объяснил лысый. – Я этот фокус долго ловил. Главное, когда бьешь, правильно переместить центр тяжести с носка ноги в кисть руки. И все, удар твой. Я понял это только после пятнадцати таких вот придурков. Зато результат налицо. Как тебе?

– Слушай, – прохрипел дебил. – Вроде, дошло. А ну, подержи-ка…

Они поменялись местами. Только теперь лысому пришлось держать меня навесу и при этом еще поднимать мою левую руку. Впрочем, для него это не составило никакого труда. Дебил состроил зверскую рожу, зачем-то завыл и, приняв несколько киношных поз, врезал мне по руке ребром ладони. Боль пронзила меня до копчика, и я снова повис в руках у лысого. Левая рука онемела до плеча.

– Не-е, – с сожалением сказал лысый. – Ты не понял. Ты же его пальцем можешь поломать. Но ты сам должен быть в своем пальце, понял?

– Я? В пальце? – тупо спросил дебил, глядя на растопыренную пятерню.

– О-о! – загоготал лысый. – Ну, ты… Ладно, давай еще раз…

– Может, вы на трубах потренируетесь, – простонал я. – У меня рук всего две.

– Заткнись, гнида, – процедил лысый. – Лучше руку подними.

– Погодь, – встрял дебил. – У нас час всего. Я не успею. Может, я лучше ему почки отобью?

Лысый с сомнением посмотрел на меня.

– Не, почки не надо. Не выдержит. Сам говоришь, час всего. Надо аккуратно. Займись пока зубами, а я потом попробую позвоночник. Мне вчера такой «зиг» показали, закачаешься…

– Покажи, а, – завистливо засопел дебил. – Я тоже хочу «зиг» применять.

– Я сказал, зубами займись, – приказал лысый. – А я пожую пока.

Я не выдержал и, привстав на коленях, вцепился пока еще целыми зубами в волосатую лапу где-то в районе локтя. Дебил завопил, стряхивая меня с руки.

– Су-у-ка! Да он меня укусил, падла. Ах ты… Да я…

Больше я ничего не слышал. Следующим моим ощущением была вода, обильно льющаяся с головы по груди и ногам. С трудом разлепив веки, я обнаружил себя висящим на груде батарей отопления. Под руки были подсунуты какие-то обрезки труб. Тела я не ощущал.

– Я придумал, – вдруг задергался дебил, от возбуждения хлопая себя по ляжкам. – Давай ему зубы по одному вынем. Я в кино видел…

– Нормально, – одобрительно кивнул лысый, вытаскивая изо рта жвачку и приклеивая ее к трубе возле моего плеча. – Ну-ка, я ему пасть подержу…

Толстый, вонючий палец закопошился у меня во рту. От отвращения я подавился слюной и закашлялся. Дебил вынул палец, аккуратно вытер его об подол засаленной майки и снова полез ко мне в рот. Меня стало тошнить. Тогда лысый размахнулся и дал мне затрещину… В этот момент мир раскололся и я с облегчением потерял сознание.

…

…Я снова ощутил себя привалившимся к холодной цементной стене.

– Батюшки, неужели умер? – взволнованно спросил кто-то над ухом. – Может быть, Скорую надо…

– Скорее, в отключке, – отозвался другой голос. – Видите, пар изо рта идет.

– Да наркуша это, – авторитетно заявил третий. – Я видел, как он из машины вывалился. Мешок с…

–Ой, страх какой. А одет прилично…

Я открыл глаза и вовремя. Какая-то бабка вознамерилась потыкать меня палкой. Она испуганно смотрела на меня сквозь толстые очки, выставив палку перед собой, как биллиардный кий. Я сделал попытку повернуться, но меня затошнило. Зрители поспешно отскочили в стороны и, видя, что спектакль переходит в счастливый эпилог, ретировались в разные стороны. Я остался на холодном, скользком тротуаре один. Меня все еще поташнивало. Потрогав языком зубы, я убедился, что они на месте. Руки… Я поднял одну руку, потом другую… Руки целы. Но зато все тело ныло тупой, переливающейся при каждом движении, болью. Застонав, я все-таки попытался встать, опираясь о цоколь дома. Наконец, с третьей попытки, мне это удалось. На дрожащих ногах я поднялся и, держась за стену, повел вокруг мутным взглядом. Улица была странно знакомой. Я помотал головой. Меня снова затошнило, но стало легче. Боль уже не была такой всеобщей. Я поднял глаза на дверь подъезда, возле которого стоял, и… Тошнота разом прошла. В эту дверь я входил каждое утро и выходил из нее, соответственно, каждый вечер. Я стоял возле своей конторы.

Где-то в глубине дубленки прочирикал телефон. Я машинально попытался достать его, но руки не слушались. Я поднял руку к глазам и посмотрел на часы. Часы, вероятно, остановились. Во всяком случае, они пытались убедить меня, что с того момента, когда я вышел из этой вот самой двери и до этого прошло всего двенадцать минут. Телефон умолк. Я все же вытащил его и взглянул на номер. Ну, конечно, Алена. Ждет информации. Да я и сам бы не прочь ее получить. Только от кого? Во всяком случае, ТАМ я «вещдоки» больше искать не намерен. Хватит с меня сильных ощущений. Пусть даже и виртуальных. Вспомнив виртуальный палец у себя во рту, я содрогнулся. Бр-р-р.

Я попробовал оторвать руку от стены. Как будто ничего. Осторожно шагнул по укатанному снегу; раз, другой… Жив еще, курилка. Бросив взгляд на часы, я убедился, что прошло еще три минуты. Значит, часы в порядке. То есть, выходит, что с того момента, как я уселся в машину, до того, как меня из нее выбросили, прошло не больше десяти минут? И где я мог это время провести? Ясно где, в машине. Вот, значит, как. Ну, что ж, мои, как говорится, поздравления. Контора их, следовательно, недоступна. Все приключения, стало быть, происходят прямо в машине в течение пяти – десяти минут, в зависимости от финансовых возможностей клиента. Однако, надо признать, аппаратура у них е-мое. Что же тогда говорить о центральном, так сказать, штабе. Да они, по всему видать, могут и город накрыть. А, может, и не только город. А, может, уже давно и… Телефон запел снова. Я вытащил из кармана трубку. Ну, конечно, Алена, кто же еще.

– Ремизов, ну ты где? Ты что, уже был? Или нет? Ну что ты молчишь?

– Алька, подожди, – сказал я. – Не трещи. Мне надо с мыслями собраться.

– Ага, значит, был, – глубокомысленно заявила Алена. – Ладно. Подожду. А за прибором придешь?

– Слушай, давай завтра, а? – поморщился я. – Мне надо отдохнуть. Честно. Я что-то не очень хорошо себя чувствую.

– Ремизов, ты не простыл? – участливо спросила она. – Может быть, тебе выпить чего-нибудь?

– О! – согласился я. – Вот тут ты права. Это первое, что я сделаю. Пойду домой и чего-нибудь выпью.

– А завтра расскажешь? – не сдавалась она.

– Завтра расскажу. Точно. Прости, Аленка, я, правда, что-то не очень…

– Все, все, молчу, – заторопилась она. – До завтра. Ждать буду с нетерпением. Целу…

– Ю! – сказал я и, выключив телефон, положил его в карман.

Спал я в эту ночь плохо. Даже перцовка, принятая под стандартные пельмени с горячей кружкой «Maggy», не помогла. Я встал с противным ощущением во рту, заставил себя принять душ, побрился, почистил зубы, действуя, как автомат. Потом включил чайник и пошел в комнату, чтобы, как всегда, посмотреть перед работой утренний выпуск новостей. Симпатичная ведущая еще раз пожелала всем приятно провести выходные и пригласила посмотреть прогноз погоды на субботу, то есть, на сегодня. Черт, оказывается, я, ко всему прочему, еще и дни перепутал. Выходит, мне предстоит провести эти выходные в гордом одиночестве в «уютной холостяцкой берлоге», тьфу. Ах, Танька… Без удовольствия выпив кофе с сосиской, я смахнул все со стола в раковину и, с тоской оглядевшись, вдруг принял железное решение. Уборка! Все, хватит. Мощная, генеральная уборка. Кстати, Танька всегда заставляла меня делать именно это в субботнее утро, а я всегда яростно сопротивлялся и под любыми предлогами старался слинять куда-нибудь из дома.

Следующие два часа я яростно наводил порядок. Пылесосил, вытирал, переставлял, прятал… В результате, квартира заметно повеселела. Подумав, я влез на стул, снял занавески и шторы и запихнул их в стиральную машину. Потом достал свежие, те, что больше всего любила Танька, и повесил их. Отошел к двери, полюбовался на творение своих рук и отправился повторять ту же процедуру в кухню. Естественно, после всех этих интенсивных домашних хлопот надо было снова принимать душ, чем я и занялся. На этот раз я чувствовал себя гораздо бодрее. Колючие струи даже вызвали во мне некие ощущения… И вдруг я вздрогнул. Стоп. А какое сегодня число? Господи, ну, конечно! Сегодня же Танькин день рождения. Я невольно вздохнул. Некие ощущения затихли… Ах, Таня, Таня, Танечка… Что ж, подарок, по крайней мере, я тебе сегодня сделал. Между прочим, от чистого сердца. Ты бы наверняка оценила… Все, решено, иду к Алене за прибором. Узнаю, кстати, что она себе за приключение организовала. Я взглянул на часы. Одиннадцать. Рановато, конечно, но попробую…

– Ремизов, ты с ума сошел, – простонала Алена после пятнадцатого гудка. – Который час?

– Извини, одиннадцать только. Мне просто не спится, – съязвил я. – Решил вот позвонить.

– Не может быть, – сразу проснулась она. – Что же ты раньше не позвонил? А себе валяюсь…

– Да я сам только встал, – сказал я. – Сегодня же суббота.

– А-а… Ну да, точно. Так ты придешь?

– Именно это я и хотел сделать, – подтвердил я. – Можно сейчас?

– Ну, давай, – согласилась она. – Только я буду в бассейне, ты сам проходи. Ну, ты знаешь, куда…

– А-а, что… – осторожно начал было я.

– Нету, нету, – засмеялась Алена. – А то, так бы я тебя и пригласила… Тем более, ты, как я понимаю, ненадолго?

– Ну да, – сказал я. – За прибором, ты же сама…

– Жалко, – вздохнула она. – Я в настроении… Ладно, шучу. Жду, приезжай.

Я на всякий случай еще раз почистил сапоги и протер их замшей. Потом накинул дубленку и придирчиво осмотрел себя в зеркале. Почему-то мне хотелось выглядеть на уровне.

Забор Аленкиного дома внушал уважение. Что в длину, что в высоту смотреть надо из-под руки. И ни одной лишней детали. Только ворота, как в депо. И кнопочка домофона. Я нажал ее и отступил на шаг. За воротами тут же раздался хриплый захлебывающийся лай.

– Степка, проходи, – раздался из домофона искаженный голосок. – Я еще в бассейне, ты прямо сюда иди, я открываю…

Где-то внутри ворот щелкнула задвижка замка. Я повернул ручку и вошел во двор. Шерхан с ревом кинулся навстречу, с размаху налетев семидесятикилограммовой тушей на тяжелые прутья решетки. Я быстренько проскочил мимо, стараясь не смотреть на покрытую пеной пасть. Хорошо еще, что он не может говорить, а то Аленкин муж давно имел бы повод со мной побеседовать.

От бассейна поднимался легкий парок. Алена лениво перебирала руками и ногами в зеленоватой воде, бесстыдно демонстрируя мне загорелую, невообразимо аппетитную наготу. Я невольно проглотил слюну и принял правила игры.

– А ну, покажи, задница такая же загорелая?

– Привет, Ремизов, – засмеялась она, и лениво перевернулась на живот, демонстрируя не менее великолепный тыл.– Ну и как?

– Впечатляет, – согласился я. – Давно такой роскоши не видел.

– Это ты про бассейн? – кокетливо осведомилась она.

– Нет, – сказал я. – На этот раз про твою задницу.

– Ну, так в чем дело? – оживилась она. – Давай, прыгай сюда. Я тебе еще кое-что покажу.

– Ну, уж нет, – засмеялся я. – Мне еще жизнь дорога. И, потом, я пока в завязке. Слушай, Алька, а что, тебе и приключений ночных не хватило? Честно говоря, я думал ты после ночных бдений дрыхнешь до одиннадцати.

– Дурак ты, Ремизов, – сердито сказала Алена, брызнув на меня водой. – Я тебе что, нимфоманка? Думаешь, только об этом и мечтаю?

– Ну, честно говоря, я так и думал, что ты закажешь себе каких-нибудь гладиаторов, или невинные забавы при дворе Людовика Пятнадцатого, или… Ну, не ансамбль же песни и пляски советской армии, в самом деле?

– Ой, дурак! – хохотала она, брызгаясь, как дельфин. Я с удовольствием наблюдал за ее движениями… – Ой, какой ты дурак! Да ведь уже несколько лет мне никто, слышишь ты, никто не нравится кроме тебя! Муж не в счет.

– Меня? – ошеломленно пробормотал я. – При чем здесь я? А Додик?

– Сволочь твой Додик, – со злостью сказала она. – Гад и сволочь. Он ко мне, знаешь, сколько приставал? А я ему и сказала: «Сможешь меня пятнадцать раз подряд удовлетворить за два часа, давай, приходи. Только учти, если не сможешь, я тебя одному приятелю сдам. Он тебе хвостик узелком завяжет».

– Ну и что? – тупо спросил я.

– Ну и то. Испарился твой Додик. И взял, гад, тебе рассказал, да еще так, будто это я его уговаривала. И Таньке твоей, кстати. Ну, против тебя-то я ничего не имела…

Она подплыла к бортику и, подпрыгнув, оперлась на него локтями. – Я на тебя давно глаз положила, да вот Танька дорожку перебежала. А ты оказался еще и классным наездником…