355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгений Связов » Отчет 00 Жил (как-то) старик без старухи... » Текст книги (страница 1)
Отчет 00 Жил (как-то) старик без старухи...
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 11:50

Текст книги "Отчет 00 Жил (как-то) старик без старухи..."


Автор книги: Евгений Связов


   

Ужасы


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Евгений Связов
Отчет 00 Жил (как-то) старик без старухи...
(отчеты агента достал – 1)

ДЕПАРТАМЕНТ НЕПРИСОЕДИНЕННЫХ ПЛАНЕТ ФОРМА 12/А (ОТЧЕТ ОПЕРАЦИИ) (заполняется от руки на бумагу в единственном экземпляре)

«Мертвые не потеют. Они воняют другим способом» Энциклопедия Неприятностей, Том 1, «Приятности» стр. 89 «Вводная статья, примеры.»

30.12.99 от Р.Х. 19.47 по Москве.

Когда Ваша машина неожиданно взрывается, Вы начинаете понимать, что Жизнь отмерила на Вас очередную порцию приключений. И Вам остается только надеяться, что у приключений будут четкие и жесткие формы, и у Вас будет возможность получить от них пользу. И что вы не попадете в расплывчатые события, которые сваляться на Вас и вываляться из Вас, оставив чувство опустошенности.

У меня не было машины, которая могла бы неожиданно взорваться. Так же не было у меня девушки, которая могла взорваться в чьей-нибудь чужой машине. Не было у меня и работы, куда могли подложить бомбу. Даже какого-либо любимого занятия у меня не было.

Их у меня не было потому, что их отсутствие меня не беспокоило.

Вокруг было еще много всякого такого, чего у меня не было. Но я не особенно беспокоился по поводу того, что это всякие вещи принадлежат не мне. Беспокоили меня люди, которые считали меня семьей и искренне верили, что у них есть право требовать от меня того же. Время от времени они пытались попользоваться этим воображаемым правом и очень удивлялись, когда у них ничего не получалось. А обычно не получалось, потому что мне не очень нравилось, когда кто-то пытается мною попользоваться для своего личного комфорта. Я не вибратор. И быть им или каким-либо схожим предметом не входило в список моих заветных желаний. Потому что такого списка у меня тоже не было.

Вообще-то, у меня было одно заветное желание – красиво умереть. Но некая липкая вязкая нечегонеделательность, в которой я талантливо себя утопил по самые уши, удерживала от осуществления даже такого простого желания.

Я ждал.

Иногда, когда ждать становилось невтерпеж, я срывался и начинал делать что-нибудь. В процессе выяснялось, что все, что я делал, сводилось к раздолбыванию того, что попадало под руку в качестве виноватого в моем срыве.

Носом к рылу со своей раздолбывайской сущностью я сталкиваться не любил, и с каждым прожитым годом готовность срываться уменьшалась, сжималась, скукоживалась, и я все больше и больше становился спрятавшимся в холодильнике куском мяса, все желания которого сводились к одному – оттянуть момент попадания на горячую сковородку.

Желание не попадать попой на горячий чугун болезненно не сочеталось с желанием выбраться из морозилки и ожить, предварительно оттаяв. Вылезать из привычной и уютной морозилки семьи, дома, города было страшно. Мучило предчувствие, что разморозившись, я сгнию. Или меня съедят…

… Красавица.

Я перевел внимание с себя на чрезвычайно эффективную девочку, эльфообразную [1] рыжеволоску американоидного прикида. Недостатков в доказательствах своей эффективности у нее не наблюдалось, судя по способности смотреть на людей так, как она смотрела на меня – брезгливо с высоты иньяза, IQ [2] за 140, папы-дипломата и десятка новорусских друзей с парами литров чешского пива внутри.

Пока я тяжелил взгляд, какая-то самостоятельная сущность, обитавшая за моим затылком, сотворила над ее головой контейнер чего-то невидимого, но весьма тяжелого и липкого. Сущность время от времени сообщала мне о своих действиях заранее, но обычно заготавливала дрова впрок и гордо удалялась, оставляя меня с матерью разгребать завалы.

Почуяв контейнер, эльфийка приподняла взгляд к моему лицу. Наши взгляды встретились как танк с тойотой [3]. Она вздрогнула от удара и отвернулась к породистому богато одетому мальчику, обвив которого она шла.

Сущность, тяжело вздохнув, уронила на асфальт неиспользованный контейнер. Мрачно усмехнувшись, я сплюнул остывшим обгрызенным трупом беломорины. Беломоринка врезалась в какую-то рекламную раскладушку. Я сфотографировал щелчок обгрызенного кусочка бумаги об кусок яркого пластика, отвернулся от затопленной предпраздничными людьми улицы и глянул на расплывчатый негатив.

Новогоднее… агентство… шанс… 50 метров… Интересно.

Испортить что ли им праздник, раз уж все равно работают или побыть добрым? Я – добрым?

Я аккуратно сложил папки с записями мыслей, разложенные было составить план – как жить и стоит ли, и пошел к раскладке, на ходу ориентируясь, куда меня занесло, пока я выяснял, что же со мной стало за год.

Центральная пешеходная улица, что есть в любой большой деревне. Огоньки, которые при предпраздничном настроении, которое нынче у толпы, можно считать яркими, красивыми и даже загадочными. Люди, которые надеются, что три нуля в произвольно установленной нумерации лет уменьшат их неприятности и дадут бесплатных приятностей.

Вздохнув, я присоединился к ним и глянул на черно-серебряную раскладушку.

Новогоднее агентство по найму

Твой шанс найти ту работу, что нужна ТЕБЕ.

Тестируем 50 метров налево.

Налево был проулок.

«Работа, что нужна мне!». Интересно, существует ли такая в природе? Кому нужен уставший маньяк с замашками спасителя мира? Ребята из ентого агентства может быть, пытаются устроить новогодний сюрприз мало– и плохоработной части населения.

Я хрюкнул. Хрюк вышел именно такой, какой был подходящь – хрюк хлебного кабана, обнаружившего в кормушке ведро шоколадок. Будь на месте кабана человек, он бы вспомнил, что рядом с его свинофермой работает кондитерская фабрика, которая иногда выпускает брак. Но я был на месте кабана, который родился и жил на свиноферме. Правда, кабану на свиноферме было хорошо, и если бы он мог задуматься об смерти, то непременно решил бы умереть дома.

Укусив беломорину и запалив ее дешевой пьезозажигалкой, я еще раз посмотрел в темный проулок. Из-за дальнего угла проулка высовывался заманчивый хвостик тусклого лилового света.

Улица с яркими огоньками стала слишком яркой. Люди, пытающиеся распраздниться– еще более чужими. Я оскалился в проулок, выдохнул в лиловый хвостик облачко дыма и побрел вслед за сотворенным мною вонючим привидением.

Лиловый свет источала вывеска "Кафе-бар Норка Гидралиска [4]"…

Побродив по барам и ночным клубам моего тихого славного городка, я обнаружил, что фигурирующие в названиях названия простых геометрических фигур и животных неплохо отражали содержание этих баров и ночных клубов. И при виде такого неземного названия у меня появился призрак надежды, что в мире есть таки место, уйти из которого я буду хотеть меньше, чем остаться.

Этот призрак занялся перегруппировкой лица в довольно улыбающуюся харю, и дал ногам приказ доставить харю ко входу. Под вывеской ютилась выдержанная в серебристо-черном стиле фанерка, гласящая, что агентство рискнуло окопаться в одну норку с этим милым старкрафтовским зверком. Но предчувствия, что сейчас агентство получит в моем лице, то есть в харе, новогодний сюрприз, уже не могли меня остановить.

С грохотом свалившись по двум десятиступеньчатым пролетам, я вдавил внутрь люк от сейфа, привешенный на место двери, и оказался в предбанничке пять на пять с коридором напрямо и стойкой гардероба налево. Предбанничек был оживлен двумя дяденьками в комках [5] по бокам входа в коридор и гардеробщицей, спрятавшейся где-то в гардеробе.

Деревянно-темно-коричневой окраски коридор, перед тем, как загнуться налево успевал отпочковать по залу вправо и влево и туалетную дверку. Из залов, размеченных стрелками со значками сигарета с восклицательным знаком и сигарета зачеркнуто, долетали тягучие тяжелые капли гранджа.

Я восхищенно поцыкал и перевел внимание на мужиков, отклеившихся от табуреток при виде натовских берцов [6], комка и бывалого пуховика, в которых находилось мое слабобритое и давностриженое тело.

– Добрый вечер. Чего хотите? – казенно-вежливо отштамповал более молодой непропускатель.

– Вообще то мы шли в агентство, но потом увидели вывеску. Шедевр. Так что пивка попить мы хотим. – бурлыкнул я, ощущая, как настроение медленно поползло к отметке праздничное, то есть чрезвычайно опасное для окружающих, которые оказываются в роли елочных игрушек на елке, которую я обычно роняю по праздникам.

– Гидралиск какого уровня сшибает терранский [7] истребитель? – прогудел старший камуфляж, перегораживая широкими плечами проход в коридор.

Ух ты! Ничего себе пароль допуска!

Запрятав улыбку в облако дыма, я в развернутой форме сообщил, что Старкрафт – моя любимая игрушка:

– При разнице в три уровня апгрейда. В оригинальном Старкрафте. До Блудвара [8] пока не дошел – дошел до понимания, что в Enslaver [9] 3А Temple [10] надо бить как можно быстрее, поскольку Высокие Темплары [11], толпами захаживая в компании носителей [12] и линкоров с танками Шизара, сносят оборону к растакой-то папери.

На лицах охранников дружелюбными улыбками зажглись мои показатели «теста на вход».

– Раздевайся и заходи. – пригласил молодой, присаживаясь на табурет. Пока бабка-гардеробщица меняла пуховик на номерок, я поинтересовался у молодого:

– Друже, а что вы делаете с ламерами [13]?

– Вежливо просим. – ответил он, заинтересованно разглядывая показавшиеся из-под пуховика околошейные значки в форме глобусов. На ходу в курительный зал я показал нашивку на рукаве, гласящую, что местом, где меня угораздило служить, оказались Военно-космические Силы. Россия. [14]

Под стрелками висела черно-серебряная табличка «Если Вы к нам, то скажите об этом бармену».

Наверно, говорить рекомендуется между пятым и восьмым литром, чтобы не показывать удостоверение пивопийцы шестого разряда.

Я завернул в сигарету с воскл. знаком и помечтал о том, что, после моего посещения появится значок зачеркнутая трубка.

Приятная затемненность зала, под вуалью которой полуспрятаны круглые столики, диванчики вдоль стен и табуреточки в проходах, намекающие, что ненадолго полуспрятаться можно от всего. В центре зала – мягкий костер стойки с подиумами высоких табуреточек, с которых можно выставиться напоказ тем, кто прячется в темноте.

– En Taro Adun [15]! – ляпнул я, затекая на одну из них.

– En Taro Adun, Executor [16]! – отозвался скучающий бармен. Мое мнение о баре росло, как дрожжи на сахаре.

– Если Балтика Портер [17] у вас дешевле 20, то я люблю ваш бар. – высказался я от имени дрожжей.

– Люби. – разрешил он, ставя на стойку передо мной портера и массивный шестигранный стакан. – Пятнадцать.

– Уау! – признался я в любви, кидая на стойку три червонца. Оставшаяся в кармане горка мелочи проводила бумажки грустным бзяком. – Тогда две. И если Вас не затруднит, сообщите в Новогоднее Агентство по найму, что у них клиент.


«Люблю безобразие» Разнообразник

Лицо бармена, ударившего стойку второй бутылкой пива, каменностью и колючестью мало отличалось от забора колонии строгого режима.

– Присядьте за любой свободный столик. К Вам подойдут. – отцедил он с вежливостью часового с вышки, обнаружившего, что вышку заминировали.

Я обиделся. Не на бармена – на него было не за что, а на непонятность ситуации.

Сущность за затылком шевельнулась и скопировала забор с колючкой мне на лицо.

Элегантно выложив останки беломорины в пепельницу на стойке, я натянул стакан на бутылку и перевернул конструкцию.

– Скажи мне, друже, эта компания и Старкрафт – вещи совершенно несовместимые? – холодно поинтересовался я, осторожно вытягивая бутылку из стакана.

Бармен, изучив цеплявшееся за стенки стакана жидкое колечко пены, уважительно жмакнул губами и грамотно неответил:

– У Вас есть возможность оценить это самостоятельно. В левом от меня углу парень из компании совращает пару девушек. Через столик свободно.

Отвернувшись, он ушел в другой угол стойки, где его уже секунд пятнадцать ждала дама лет 35, старательно не замечавшая меня. Интересная такая дама, живая.

Уместив в себе пиво, которому не нашлось места в стакане, я навел тело на указанный добрым барменом столик и последовал мимо дамы, облизывая ее взглядом, который сущность в затылке перекроила под интелектуально-сексуальный.

Шага за два она почуяла взгляд, излучающий способность решать любые сексуальные задачи, и повернулась. Я испуганно отвел глаза от ее сексуально-интелектуального и обошел обтянутую синим стрейч-бархатом [18] попу шагов за двадцать.

Ягодичные мышцы, вступив в соприкосновение с табуреткой, растеклись по полированной лиственнице. Сущность в затылке дождалась, пока я поставлю стакан и бутылку, и высказала мне все, что она думает о моей стрейчбархатобоязни. Забитый в брюхо страх, противный своей таракановатой неистребимостью, привычно скрутил мышцы живота, послав настроение в свободное падение до отметки норма. Моя норма ниже нуля, где-то между -3 и -10.

Наслаждаться собственной мрачной угрюмостью я умею. Пришлось научится, потому частенько не было что ничего другого, чем можно было насладиться.

С хрустом укусив мундштук крупной трубки, обычно проживающей в кармане, я с угрюмой радостью представил реакцию посетителей на дым от сгорания смеси «Амфоры» [19], «Самсона» [20] и беломорно-примных хабариков. Смесь обладала очень полезным свойством отвлекать от других, менее опасных для жизни, вещей.

Сквозь первые густые облака дыма, через которые тяжелый гнусный взгляд особенно эффектен, я посмотрел на даму в синем стрейч-бархате. Легкое вздрагивание, нарушившее ее шествие в моем направлении, чуть подняло мне настроение. Встретив ее обеспокоенный взгляд, я вдавил обратно в нее дружелюбность, жалобное «за что» и громко подумал, что очень-очень хочу трахнуть ее в попу.

Испуганно отведя глаза, она неуверенно дошла до соседнего столика, где сидели еще две дамы в вечерних платьях и села спиной ко мне. Ощупав взглядом натянутые мышцы этой спины, я позволил взгляду скользнуть по паре пьяненьких глаз, уставившихся на меня с соседнего столика и перевел внимание на бармена.

Бармен, зависнув над стойкой с трубкой в руке, смотрел на меня. Успев убрать взгляд куда-то под стойку, куда уходил провод, он торопливо зашептал что-то в трубку. Видно, вызывал кого-то из агентства, пока я не распугал посетителей. Кстати, о агентстве.

Окутавшись облаком дыма, я загреб бутылку и, втиснув ее рядом с мундштуком, смыл табачный осадок. Столь сложные манипуляции отвлекли внимание сущности от того факта, что я бросил разведочно-беглый взгляд на угловой столик, отгороженный тремя дамами, удобно подвернувшимися для того, чтобы спрятать заинтересованность содержимым этого углового столика.

Затылок белобрысого широкоплечего паренька в кожаном жилете и белой рубахе. Две девушки в черных блузках. Рыжеблондинка и брюнетка. Блондинка смотрит на белобрысый затылок. Смешинки, разбежавшиеся и спрятавшиеся по всему лицу. Черт! Тантрой она, что ли занимается? Брюнетка что-то пишет. Лицо умное.

Соседки дамы в синем пытались буровить меня взглядами. Мягкими, как меховые игрушки. Сама дама в синем доставала из миниатюрной сумочки трубку. Настучав ноготком номер, начавшийся с трех троек, она начала жаловаться:

– Mike? It's me…

Произношение не хилое. Но акцентированное. Гнусно усмехнувшись ее соседкам, я уставился на локоны ее затылка.

– No… I've got a little trouble here… yeh, the kind…No, Alex alone is enough… Thanks. By.

Пока она убирала трубу, я прикуривал и думал, что буду делать с Алексом, когда он минут через десять придет хлопать мне лицо. Пока я раздумывал, сущность наклонила тело к плечу под темными локонами и прошептала:

– Excuse me…

Локоны вздрогнули, когда их носительница подскочила на стуле, приземлившись уже в пол-оборота ко мне. – Lady, I bag your pardon for I've break you a little. You looks so terribly beautiful that one cannot carry it out. – Произношение машины смерти Рембо и глаза доброго бедного несчастного ослика Иа в одном флаконе.

За секунду спрятав панику под холодной-холодной презрительной маской, она отцедила:

– Not at All. – и отвернулась к подругам. Я тоже отвернулся, потому что к моему столику двигалась темно-рыжая фотомодель с синей папочкой, упакованная в униформенные белую блузку, кожаный жилет и черные джинсы в обтяжку.


«Не закрывайте рот!» Зубной доктор

Полюбовавшись, как она проходя мимо стойки на ходу подхватила четвертую Балтику, я изо всех сил попытался расслабиться и улыбнуться. Расслабиться не получилось. Сущность настойчиво желала разбить ей кадык и насладиться нежным предсмертным хрипом, глядя в удивленные зеленые глаза, что очень расходилось с моим желание м немедленно нежно-нежно обнять, и больше никогда не расставаться.

Заперев в животе крупную дрожь, я дождался, пока она сядет напротив и рванул, как Т-90 [21] с заказным движком.

– Здравствуйте, я – сотрудник Новогоднего агентства по найму. Меня зовут Елена, а как зовут Вас? – профессиональным бархатным голосом погладила она мне уши, пока я изучал пальцы ее левой руки.

– Елена… Александровна, – подсказала сущность, пока я переворачивал ее бутылку с уже надетым стаканом. – Вы почему кольцо не носите?

Уставившись на безпенный стакан, она медленно положила папку на стол и потянулась за стаканом.

– А откуда…?

– За Вас. – стукнул я своим стаканом об ее и отхлебнул. – Я знаю, что мою жену будут звать Александровна, а Вы на нее так похожи…

– Вообще-то я уже замужем. – Задумчиво сказала она себе в стакан.

– Так вот я и спрашиваю, почему Вы кольцо не носите – просто не любите на себе металла или у меня есть шанс развалить Ваш ныне существующий не очень удачный брак ради нашего, о котором все грядущее тысячелетие будут снимать фильмы?

Елена подняла на меня взгляд. В зеленых глазах океаном кока-колы пузырился хохот, гигантским усилием удерживаемый от прорыва.

Причин заставлять девушку мучаться не было, и провоцирующий хохоток с моей стороны прорвал запруду. Пока она хохотала, демонстрируя идеальные ряды зубов, я под прикрытием гнусной ухмылки готовил план по уничтожению ее попытки превратить все в шутку. Я вынул трубку и с проникновенностью следователя СМЕРШа [22] брякнул первое, что пришло в голову:

– Лена, ты давно на этой планете?

Пару секунд, пока вопрос пробивался через волны хохота, она по инерции смеялась. Потом ее глаза округлились, сощурились, и она посерьезнев, спрятала левую руку под стол.

– Представьтесь, пожалуйста. – попросила она с напряженностью почти раскрытого шпиона.

Сделав удивленное лицо, я посмотрел на ее пальцы, вздрагивающие на стоящем на столе стакане и серьезнейше ответил:

– Тот-Амон [23]. Бог. Но ты можешь звать меня Димой.

При виде ее офигевающего лица сущность запрыгала от радости. Я расхохотался, решив, что теперь моя очередь. Облегченно хихикнув за компанию (всего с двухсекундной задержкой) Лена вынула руку из-под стола и открыла папку.

– Кстати, все-таки серьезно, без приколов и шантажек, ты все-таки замужем? – тихо буркнул я, разглядывая стопку тестов, начинавшуюся с IQ. Она скептически посмотрела на мою затертую курточку.

– У меня ныне профессиональный праздник. – перехватил я начавшееся изучение моего камуфляжа и показал обшитый рукав.

Демонстрация нашивок «Военно-Космические Силы. Россия» «группа немедленного реагирования» действует всегда. Или грузит крутостью, или отворачивает презрительно-насмешливый «взрослый» взгляд. Лена изобрела третий – загадочные круглые глаза, сопоставляющие лицо с нашивками. Я встретил этой взгляд и понял, что сейчас влюблюсь, потому что не могу не влюбиться в человека, который не грузиться и не взрослый.

Полыхающий во мне ядерный реактор, виноватый в излучении эмоции, чуть полыхнул, бухнув потоком запредельно высокой нежности в бронеплиты угрюмости с трепологической покраской. Быстренько убрав взгляд с ее лица, я скривился от приступа тянущей боли в сердце, вызванной требованием сущности немедленно утопить Ленину кожаную жилетку в слезах по теме «как мне плохо без тебя». Чтобы не расплакаться в такой неподходящий момент, я занялся выписыванием на бланке названий восьми известных мне тестов на IQ и моих показателей.

– Что? – обеспокоилась Лена, когда второй, усиленный, приступ сердечных спазм разложил меня левой половиной по столу.

– Ничего… – глухо бухнуло за меня что-то, пока я бегло заполнял листок «родственники».

– У тебя со здоровьем нормально?

Примеси профессионализма в ее голосе добили последние ряды сопротивления тому, чтобы высказаться. Отложив лист с ручкой, я выплюнул:

– Нет. С мясом у меня все нормально. Просто очень, очень, очень скучно и одиноко. Так одиноко и скучно, что сердце начинает болеть, становясь черной дырой, куда бесследно исчезает все. Все, что у меня есть, но никому не нужно, потому что никто не может дать взамен хоть что-то сравнимое. столько же запредельно высокой любви… Научился держать в глубине, прятать, сдерживать. Но сейчас, под новый год, этот бар, ты… Так, спасибо, уже отпустило. Проехали.

Я уткнулся в листик «родственники».

– Да, кстати, когда на кого-то пытаешься вывалить что-то, чего он не может возвернуть, то ему от этого смертельно хреново. – авторитетно добавил я, начиная перекореживаться страшным чувством, что опять несу нечто тупо-авторитетное, вместо того, чтобы просто, или не очень, сказать: «Лена, ты сможешь вынести то, что я хочу тебе дать?»

Смыв это поганое ощущение глотищем пива, я выложил на стол пачку «трех пятерок», которых, когда захотелось, в городе не нашел, и затаривался у контрабандистов в столице.

– Угощайся. Натюрлих. – мурлыкнул я, с мазохистким наслаждением позволяя сущности самостоятельно заполнить пятисот вопросную психологическую угадайку.

– Ух ты! – невежливо, но искреннее поблагодарила Лена.

Прикурив, она вытащила из-под стопочки бланк, озаглавленный «РО». Сфотографировав двадцать граф, и прочитав с фотографии «Intuitivity», «Communicability», «Looks», я восхишенно поцыкал на ее цельнозолотой «Паркер» и предположил, очень желая удержать ее в легкошоковом состоянии:

– Personal Observation?… Лена, твои глаза прекрасны и выразительны настолько, что когда ты их широко открываешь, я просто не могу на них смотреть. А не смотреть на них я тоже не могу. Уже.

– Интуиция – 100%. Общительность – 92%. Минус – нестабильность типа исходящего. – продиктовала она себе, прячась от моего взгляда в лист. Через пятнадцать секунд, которые я провел, глядя взглядом ее лицо, она подняла на меня глаза и изучила мое лицо, выражавшее адовы муки в личной жизни с последним шансом спастись в ее лице. Потом она спрятала лицо в ладонь и вздохнула.

– Ну вот… Лена, солнышко закатное, это мой жест – вздыхать в ладонь, напрашиваясь на поглаживание по голове. Так что пожалуйста, ну пожалуйста, не надо, а то я заплачу от жалости, начну нежно гладить это пламя ада, что у тебя вместо волос, а потом не сдержусь, и несмотря на все старания забуду, что жалея, гладят только голову…

Лена истерически хихикала в ладонь. Показавшийся меж пальцев смеющийся глаз сделал что-то, от чего мне стало тихо, спокойно и хорошо.

– Дима, милый,… как устроишься на работу, сконнектись [24] Дана вурдалак светлая сеть. Запомнил?

– Дана вурдалак светлая сеть. Трудно не запомнить такой сказочный адрес… Кстати о сказках, Лена, ты все еще думаешь, что на этой планете есть работа для меня?

Чуть вздрогнув, она опасливо покосилась на браслетик на левом запястье и очень серьезно, с потугами замаскировать под шутку, ответила:

– А ты уверен, что работать будешь на этой планете?

– А! Ну тогда я наконец-то понял, почему я раньше не слышал о баре «Норка Гидралиска»…

Смысл сказанного ею вдруг дошел до меня и тело, вмиг напружиненное приступом ужаса, чуть не сорвалось сбежать.

…Бармен – агент.

…Бар на пару дней.

…Фильтрация посетителей.

…Тела супермоделей.

Я представил, как Лена стягивает кожу вместе с джинсами и блузкой и показывается тощий розовый слизистый ящер…

Глаза автоматически проследили, как троица из-за углового столика походками хорошо выдресированных фотомоделей удалилась в сторону служебных помещений. Потом переметнулись на Лену. Рука испуганно слазила в карман и вылезла обратно уже с перстнем на пальце. Другая, противно подрагивая, не спеша расстегнула пуговицы на груди.

– Лена. – тихо выдавили речевые органы. – А ты человек?

Она, еще не подняв глаза, начала смеяться. Подняв и увидев мои натянутые плечи, осеклась. Увидев расстегнутую куртку, посерьезнела.

Потом ее взгляд упал на перстень с глазком Амона [25], инкрустированный серебряными рунами Египта и она тоже напружинилась.

– Да… – рассеянно пролепетала она, разжиженная потоком тяжелого страха, транслируемого сущностью через перстень. – Как и все население… – с тихим вскриком она схватилась за браслет и вырубилась.

Не успев удивиться, я, выносимый из-за стола спущенными пружинами ног, увидел двух атлетов в жилетках, за какое-то мгновение возникших у входа в зал. Сущность хлестанула по ним парализующим страхом, а рука метнула бутылку.

Левый попробовал уклониться, а правый неуверенно шагнул ко мне. Выхватывая на бегу нун-чаки, я проследил, как бутылка свалила левого, и метнул нун-чаки в правого. Бухнув «винт» в открытый блоком головы живот, я помчался к выходу.

Мелькнула рука в камуфляже и все потухло.

Я шел по хрустальному саду, ломая ботинками тишь. Среди вечных сотворенных цветов, недвижной прозрачной травы Я был тем одним, кто шел в саду, сотворенном раз и до тех пор, пока кто-нибудь не придет.

Я пришел.

Соединяющие траву и небо колонны деревьев не видели меня. Кусты, поразившие сами себя запутанностью острых веток, не видели меня. Недвижная гладь ручья отражала, но не видела меня.

Они отражали. Все. Даже небо, недвижное, сотворенное и оставленное, пока я не приду.

Я пришел. Я шел и каждый шаг, каждый вдох, каждое трепетание век, подрагивание пальцев окунали меня в бездну холодного ужаса.

Я чуял, что сад, которые не видит, может разбиться от звука моих шагов…

«– Милый, я тебе нравлюсь?» Ночной эротический кошмар

Паника. Паника остановила сердце. Оно, сжатое страхом, слабое, слабее страха, закричало, умоляя меня проснуться и помочь ему ожить, чтобы разогнать по телу колкие льдинки, которыми стала кровь.

Я проснулся.

Сердце бухнуло, сотряся тело ударившей по стенкам артерий крови.

Рот раскрывался в беззвучном крике.

Я спросил себя – кого я зову? Я ответил себе, что я никого не звал – просто кричал и кричал в темноту, окружавшую меня и терпеливо ждавшую, пока я утихну и она сможет тихонько заползти в меня и угнездившись во мне, начать бесшумно пожирать мою память. Меня.

Потом я вспомнил, что темнота уже во мне. Уже давно, с детства, когда я устал кричать и уснул всеми брошенный и никому, кроме темноты, не нужный, став слабым и беззащитным, над которым можно все.

Я оборвал крик и открыл глаза. Темнота воспользовалась тем, что дверки век приоткрылись и подступила ближе. Я посмотрел в ее лицо, страшное тем, что его не было, закрыл глаза и поискал тело.

Ног ниже колен не было.

Руки и шею облепляло что-то шершавое и липкое. Ремни.

Тошнило.

Ознобило.

Холодно.

Одежды не было.

Хотелось курить. Хотелось пить.

Я попробовал шевельнуть рукой, и липко-шершавый ремень удержал ее. Тогда я набрал воздуха и закричал, разгоняя страх, уже смываемый приливом тухлых волн смертной тоски.

Я успел крикнуть раза три, и набрать воздуха для четвертого, когда темнота ударила в уши тихим голосом:

– Чего кричишь?

– Страшно. – признался я, а потом скорчился в истерике. Я тихо ныл, вяло извиваясь в ремнях, которыми был прикручен к жесткому и холодному столу. Я выл и скулил от ожидания того, что со мной сделают – изнасилуют, кастрируют, трепанируют или медленно будут сверлить зубы до тех пор, пока окровавленные сверла прорвут кожу щек.

Чьи– то пальцы, сильные и теплые, пробежались по рукам, освободив их. А потом в лицо полила струя теплого хлебного дыхания, очень успокоительного.

– Пожалуйста, не делай движений, когда отстегну. – попросил голос. Низкий, женский, молодой, с незнакомым трескучим акцентом.

– Ага. – всхлипнул я.

Она отстегнула меня от стола и я, дергаясь, медленно спустился на пластиковый пол. Свернувшись в клубок и вздрагивая, я лежал, пережидая медленно затухающий приступ человеческой тоски.

Сущность в затылке бесилась от паники жертвы, которая не может отдаться хищнику, чтобы тот ее трахнул вместо того, чтобы съесть.

– Дмитрий! Пойдем, отведу в твою комнату. – холодно позвала она.

– От-соси! – выплюнула сущность сквозь прыгающие зубы.

Копчик взорвался болью. Боль облила тело, сплавившись с тоской, и это сплав скрутил все мышцы в запутанные затянутые узелки.

– Самец. – отцедила она, сильно пиная меня в низ живота.

Я завизжал. Визг, тонкий и пронзительный, раздирал горло. Ставшее чем-то отдельным тело сложило спазмы и подергивания в одну цель – убить все, что шумит и мешает остаться в тишине. Ноги дрыгнулись в неуклюжей подсечке, подбросили все остальное вверх. Тело встало на ноги.

Содранное горло сорвалось на рев, загоняя на место желудок, присоединившийся к остальным мышцам, закрученным в чудовищный спазм.

Свет ударил в глаза, как игла в вену. В прямоугольнике светло-синего света в паре шагов от меня мелькнула она. Стройная, хрупкая, которую так легко переломать пополам и успокоиться, отгородившись от боли звонким хрустом ее позвонков.

Сипло взревев, я прыгнул на свет. Непослушные ноги подогнулись, руки ухватились за границу светлого и темного, удержали от падения, втянули голову в свет. Глаза сразу нашли ее спину. До спины было три хороших прыжка. Если бы я мог их сделать! Три прыжка, объятия, хруст – и спокойствие.

Я зарычал, роняя на пол слюну. Она обернулась, показав мне смеющиеся льдисто-голубые глаза. Я зарычал громче, и понял, что когда я ее догоню, она захочет мне отдаться, чтобы сохранить жизнь, но я убью ее. Сначала выдавлю эти глаза, в которых будет много-много страха и чуть-чуть похотливой надежды, а потом сломаю.

Я шагнул к ней. Еще и еще, вытягивая руки со скрюченными до боли пальцами. Хихикнув, она исчезла в темно-зеленом, открывшемся перед ней.

Я взвыл, глядя на ее удаляющуюся спину. Потом увидел, что отбежав прыжков на десять, она остановилась у стены и стала что-то с ней делать. Зарычав, а пошел на нее. За четыре шага она исчезла в стене. Не останавливаясь, я шагнул в черную дырку, в которой смутно зеленело ее тело.

– Ну вот ты и в своей комнате. – радостно сказала она

Все исчезло.

… Я замер, скованный ужасом, который вызвало мое воображение, нарисовав картину мириадов разноцветных осколков, в которые разбился сад. Осколки, ожив, впивались в меня. Мне было очень, очень, очень больно. Но я не кричал. Я боялся открыть рот, потому что знал, что если они попадут мне в горло, мне станет еще больнее, потому что боль будет не только снаружи, но и внутри…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю