Текст книги "Рукописи господина С."

Автор книги: Евгений Шорстов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Тишина давила на нас, сводила с ума. Температура в комнате не менялась, нас, как свежую еду, будто поместили в большой холодильник. Я стоял около дверей и сверлил взглядом окно.

«Куда бежать? Прочь из комнаты, конечно, а двери закрыть, – думал я, нервно сглатывая слюну. – Задержат?.. – я покосился краем глаза на стеклянные вставки в дверях. – Не задержат, разобьют».

Моя рука медленно протянулась к выключателю и легонько хлопнула по нему пальцами. Свет померк, но силуэтов за окном уже не было. В ту же секунду в дверь за моей спиной прилетел сильный удар, и я готов поклясться, что своими глазами видел неописуемо ужасное подобие человеческой кисти, что на мгновение прислонилось к узорчатому дверному стеклу. Девушка взвизгнула, а я, чуть не лишившись сознания, ударил по выключателю, рассчитывая на помощь спасительного света, отпрянул от двери и остановился посреди комнаты.

Холод постепенно отступил, и вскоре мы согрелись. Катя зажалась в угол дивана и сидела, укрывшись одеялом. Я, бесшумно ступая по комнате, занавесил окно, подпёр двери компьютерным стулом и включил телевизор, чтобы заиметь ещё один источник света. Что бы ни было там за дверью, оно точно знало, что мы внутри освещённого убежища, но соваться к нам не решалось.

Ни о каком сне не шло и речи, остаток ночи прошёл в тревожном ожидании чего-то невероятно ужасного, но, к счастью, ничего не произошло.

Утром из окна полился белый свет, и вместо двух силуэтов за стеклом можно было разглядеть мутную полупрозрачную дымку, несущуюся по грустному серо-голубому небу, что несмотря на весь свой мрак теперь казалось самым прекрасным зрелищем за последние несколько часов; и птицы, они просыпались, разукрашивая эту серую атмосферу в цвет надежды одними своими песнями. Немного успокоившись, я смело шагнул за дверь, обошёл всю квартиру и, ничего не обнаружив, вернулся к Кате.

– Давай в церковь сходим, – предложила она, подняв на меня свои большие испуганные глаза, – я не усну больше, это чертовщина какая-то.

– Надо сходить, – бездумно кивал я, потирая вспотевший лоб.

Но до церкви мы так и не дошли. Поход не задался уже в подъезде, когда мы чуть не свалились в шахту лифта. Дело в том, что двери открылись, но кабина по какой-то причине остановилась на этаж выше. Отдать мне должное: я не утратил самообладания и тут же успокоил Катю, предложив спуститься по лестнице.

В подземном переходе, что был неотъемлемой частью любого нашего пути, нам на встречу вышла противная низкая старуха. Она остановилась посреди дороги, осмотрела нас с головы до ног, ехидно усмехнулась, обнажив гнилые зубы, и, обратившись к Кате, мерзко пропела:

– Дай-ка я тебя за локоток подержу…

В ужасе Катя отпрыгнула от старухи и спряталась за моей спиной. Бабка почесала густой пушок чёрных волосков над губой и громко рассмеялась.

– Вы знаете, что вам самим лучше закончить? – она сплюнула кровь на кафельную плитку перехода и начала медленно приближаться к нам. От неё пахло потом и прочими нечистотами, внешний вид женщины не на шутку пугал; она шла, будто хромая на две ноги, и чуть слышно шипела.

Не раздумывая более ни секунды, я схватил свою девушку за руку, развернулся и увёл её обратно домой, прочь от старой сумасшедшей.

Дома Кате стало плохо, её лихорадило, тошнило, она побледнела и похолодела. На все мои вопросы девушка отвечала через силу, трясущимися от страха губами. Я даже вызвал ей скорую помощь, но та, увы, по сей день не приехала.

Истощённые после ночного происшествия, мы уснули в гостиной и проспали до самого вечера. Идти нам было некуда: оба детдомовские, с раннего детства друг за друга горой, работаем вместе, друзей среди коллег не имеем. Да и зачем уходить? Дом наш совсем новый, место отличное и никаких страшных баек про него не ходит, поэтому вряд ли можно списать бесовщину на происки древних духов, потревоженных строительством. Значит, дело именно в нас.

Я поделился своими мыслями с Катей, она не оценила моего пессимизма и заявила, что с завтрашнего дня намерена собрать вещи и покинуть квартиру.

Когда время перевалило за полночь, мы ушли в маленькую комнату с балконом, в которой я сплю по сей день, уселись на небольшую кровать и просидели при свете до глубокой ночи.

– Давай не так категорично, прошу тебя, – говорил я, растирая ей дрожащие руки, – завтра дойдём до церкви, нам осветят квартиру.

– Не пойду никуда, – хныкала она, – у меня сил нет, я умираю, наверное… Да почему же на нас такая напасть!

– А ну-ка брось, – оборвал я. – Ну почудилось нам… Знаешь, из-за утечки газа может такое быть, ну, галлюцинации.

– Одинаковые у двух людей?

В моей груди завибрировал холодный ужас, я стыдливо отвёл от Кати глаза, чтобы не выдать себя, и глубоко вздохнул. Она же молча опустила голову мне на плечо и, хлюпнув носом, снова тихонько заплакала.

Из дремоты меня выдернул знакомый щелчок выключателя. Я вздрогнул, повернув голову на дверь, и прислушался.

– Кто-то свет включил, – прошептала дрожащая Катя.

В глубине квартиры послышался тихий смех, мы сразу узнали его – так смеялась эта чёртова старуха в переходе сегодня утром.

Я втянул живот, чтобы подавить в себе нарастающую панику, аккуратно спустил ноги с кровати и чуть слышно поднялся.

– Господи… – испуганно проскулила Катя.

Щёлчок! На этот раз чуть тише, видимо, теперь свет зажёгся на кухне. Ночной гость пошёл в противоположную нашей комнате сторону, значит, мы выиграли время. Тихими, но довольно широкими шажками я приблизился к двери, взялся за заранее вставленный в замочную скважину ключ и обмяк от душераздирающего ужаса: нечто на кухне громко рассмеялось и стремительно помчалось в нашу сторону. Тяжёлые шаги отзывались эхом в моей больной голове, я никак не мог закрыть дверь, руки не слушались меня, а ноги болезненно подкашивались в судороге. Свет зажёгся в небольшом коридорчике за нашей дверью спустя полсекунды как мне удалось справиться с замком. В дверь сильно стукнули, а в нос ударил противный запах гнили.

Я отошёл на несколько шагов назад и присел на корточки, желая разглядеть в щели под дверью ноги – если у этого вообще есть что-то похожее на ноги – незваного гостя, но так ничего и не увидел, но, как оказалось, этому нечто не требовался физический облик, чтобы отбрасывать тень. Она медленно вытекала из-под двери, похожая на щупальце тень уверенно подбиралась к кровати, однако, коснувшись моей ноги, остановилась и внезапно налилась красным. Жгучая пульсирующая боль охватила меня, я вскрикнул, схватился за обожжённую конечность и запрыгнул на кровать. Тень снова стала чёрной и уползла под дверь.

На месте ожога нога покрылась мерзкими, наполненными гноем волдырями, которые доставили мне максимум боли и дискомфорта в ту ночь, однако к утру бесследно исчезли.

Захлёбываясь слезами, Катя заткнула щель толстым одеялом, а мне выписала вполне заслуженную звонкую пощёчину за несвоевременно закрытую дверь.

События следующего дня запомнились мне крайне смутно, поэтому я заранее хочу извиниться за отсутствие некоторых особо интересных подробностей. Не могу сказать точно, спал ли я эту ночь или провёл её в лёгкой дремоте, но когда Катя проснулась и вновь обратилась ко мне, на часах было около девяти утра. Первое, что нас удивило, была кромешная темнота на балконе и за окном, хотя стояла середина февраля, и рассветать стало намного раньше.

Мы вышли на балкон, открыли окно и обомлели: вместо привычных огней ночного спального района была чистейшая пустая чернота. Тогда, крепко сжав в руке найденную на балконе отвёртку, я открыл дверь в комнату и принялся обходить квартиру. Свет горел в каждой комнате, даже в маленькой кладовой.

В пустую черноту вёл не только балкон, но и все окна, а также дверь; вместо привычной лестничной площадки нам открылся самый настоящий выход в эту безграничную тьму.

Мы долго не решались что-либо предпринимать, сидели на кухне, пытались дозвониться в полицию, в МЧС, но связи не было, как и стационарного телефона. Неизвестно, почему электричество не исчезло, и квартира не лишилась спасительного света, но думать об этом, а уж тем более разбираться во всём нам совсем не хотелось; мне и сейчас не хочется.

Не помню, кто из нас предложил выйти на разведку, но осуществили мы всё следующим образом. Я снял бельевые верёвки с балкона и связал их друг с другом, а Катя тем временем разрезала старые вещи на лоскуты, сшила их между собой и каким-то образом прикрепила к верёвкам. По итогу мы получили длинный самодельный канат, который, признаться, вряд ли смог бы выдержать кого-либо из нас, но в тот момент, когда единственное чувство, испытываемое тобой, это обречённость, ты перестаёшь заботиться о логике вещей.

Когда всё было готово, мы с Катей вновь разругались, ибо не смогли сразу решить, кто именно пойдёт во тьму. Я говорил, что не могу позволить себе отпустить своего единственного родного человека одного в неизведанную пустоту… а так ли она пуста?..

В конечном итоге мы решили, что на разведку пойдёт Катя, а я в случае чего сразу вытяну её оттуда за канат. Она обвязала себя вокруг пояса, робко осмотрела дверной проём, аккуратной поступью вышла за пределы квартиры и отошла на расстояние около десяти метров.

– Тут ничего нет, только наша дверь, – кричала она довольно громко, но её голос казался глухим и далёким; тьма поглощала его.

– Попробуй обойти сбоку, где окна, – кричал я ей; звуки разлетались по квартире, но до Кати не доходили.

Тогда я махнул ей и легонько дёрнул за канат; девушка вернулась ко мне и мы заперли дверь.

– Это не такой пол, как в подъезде, – рассказывала она, запивая кусок вчерашнего хлеба тёплым чаем, – он как… вот как маты в спортзале, вроде не твёрдый, но и не мягкий.

– А окна? – взволновано спрашивал я. – Окна ты видела? Свет может быть?

– Нет, туда вообще свет не попадает, только дверь как белое пятно… Я, наверное, ещё раз туда схожу, от двери аккуратно дойду до окна, ты только держи меня.

Клянусь, я не помню, отговаривал ли её от этой идеи, или, возможно, сам стал её инициатором, а описанный выше диалог лишь плод моей фантазии, но одно я помню точно – Катя зашла за угол и, пока я шёл по квартире к окну, чтобы её встретить, пропала. Канат попросту обмяк в моих руках. По телу побежали мурашки, в глазах потемнело. Моя пропавшая девушка не издала ни звука, впрочем, я мог его попросту не услышать. Тьма забрала Катю. Мне осталась лишь большая петля на конце каната.

Обессиленный, я с яростью захлопнул дверь и упал посреди коридора, схватившись за голову. Слёзы сами лились из глаз, в висках противно стучало, сердце бешено колотилось, а в памяти яркими вспышками проносились моменты нашей с Катей совместной жизни. В тот момент я действительно отчаялся и, мысленно попросив Всевышнего о быстрой безболезненной смерти, задремал.

Проснувшись днём, я первым делом бросился искать свою любимую, но, увы, так и не нашёл. Чёрнота за окном тем временем сменилась на привычный мне вид; окружающий мир вернулся ко мне… или я к нему?

Не теряя ни секунды, я собрал документы, деньги, некоторые вещи и ушёл из квартиры.

«Вот и всё, покончено», – думалось мне.

На первое время было решено остановиться в недорогом отеле, а затем заручиться помощью коллег по работе и найти себе новое жильё. Единственное, что не давало мне покоя – это исчезновение Кати, и более всего меня интересовало, могу ли я вернуть её назад?

Но история квартиры на этом не заканчивается. Заснув в тёплом номере отеля, утром я вновь очутился в своей маленькой комнате с балконом. Тот страх, что сковал меня по рукам и ногам, нельзя назвать липким или удушающим, это был давящий ужас, что подобно мощнейшему прессу прижал меня к земле и постепенно вдавливал в холодный могильный грунт.

Утром я решил вернуться к нашему первоначальному плану и всё-таки отправился в церковь. Батюшки не было на месте, а церковные бабки лишь развели руками и после всех моих рассказов о таинственной темноте, забирающей людей, посмотрели на меня как на безумца. Но среди нескольких попрошаек, что можно встретить у ворот любого храма, нашёлся один полезный мужичок. Он сам подошёл ко мне, взял под руку, прошептал что-то вроде:

– От тебя за версту гнилью тянет… что, тоже с темнотой дело имеешь? Да вижу, вижу, пойдём, я тебе за бутылочку белой всё расскажу, не бойся.

Я вёл его за собой практически бездумно, да, было довольно глупо и безответственно с моей стороны пускать странного незнакомца в свою квартиру, тем более в такой сложный для меня жизненный период, но в тот момент мне было решительно всё равно, я действительно отчаялся.

На кухне мы уселись по разные стороны стола, открыли бутылку водки и, пропустив по стаканчику, заговорили. Илья – так звали мужика – смотрел мне прямо в глаза и с пугающей точностью угадывал моё состояние:

– Так, значит силуэты видел… проходили, и тьма… всё-таки да, всё-таки да… и спать, поди, клонит постоянно?

Я кивнул.

– Конечно, ещё бы тебя не клонило, они все силы высосут, – качал головой он.

– Да кто это есть-то, Илья, куда мне бежать от них? – выл я, чудом сдерживая слёзы.

– Ой, сынок, – вздохнул он, – понимаешь, тебе в квартире сидеть опасно, но выходить из неё ещё опаснее. У тебя в доме чудовище… даже не чудовище, а, как бы тебе это объяснить, само зло. У них не агентура какая-нибудь, чтобы справки в два счёта наводить и узнавать, как тебя можно выманить во тьму эту… это не призраки и не демоны… об этих только юродивые знают да пациенты… психи, в общем. Ты в отеле от них не скроешься, всё уже, квартира оккупирована, можно сказать, а ты теперь, считай, её частью стал. Вот они тебя к себе и тащат.

– Как они меня – живого – тащат? Я же не колдун какой-то, душу не продавал никому, обряды не делал, жил и не трогал никого! – я бил себя ладонью по груди; на моих глазах навернулись слёзы.

– Да оно и не важно, колдун – не колдун, ты пойми, им всё равно, кем питаться. Они сцапывают кого попало и тащат в жертву своему хозяину. Никто не защищён: ни президенты, ни артисты, ни такие простачки, как мы с тобой. Вот так пропадает человек – и всё, гадайте потом, что с ним случилось. Мы же хрупкие все, как хрустальные, чуть нас стукни – разобьёмся. А Душехлёб этот не где-то в космосе, а повсюду, даже бок о бок с нами живёт, но вот только как стукнуть не знает. Тащат его слуги нас по одному, до поры…

– А ты сам-то как держишься? – успокоившись спустя пару минут, спросил я.

– Ой, – отмахнулся Илья, – из последних сил. Меня почти разбили, сынок, недолго осталось. Сам вот у церкви трусь, думаю, вдруг помогут… а как тебя увидел сегодня, так вместо надежды наоборот тоска появилась, нет нам спасения, наверное.

– К тебе тоже сначала силуэты в окне пришли?

– Разве я теперь вспомню? Они же и память высасывают, и другие воспоминания вшивают, скоро совсем с катушек слечу. Помню последние дни, как Райка ко мне приходила – тоже запомнил, а что раньше было позабыл.

– А что это за Дущехлёб-то такой? И что за Райка, слуга его какая-то?

– Эге, – усмехнулся Илья, – про первого толком нигде не прочитаешь, они тебе сами нашепчут… А Райка ему не слуга, хотя та ещё нечисть. Давай-ка я тебе лучше покажу…

Мужик схватил меня за руку, приблизился ко мне лицом и широко раскрыл глаза. Я не успел и пикнуть, как оказался поглощён его бездонными чёрными зрачками.

Как будто телевизионные помехи пронеслись мимо моих глаз, а затем всё окружение начало переливаться самыми мерзкими цветами. И вдруг картинка стала чёткой. Я был невидимым наблюдателем, прикованным к углу комнаты, как камера видеонаблюдения. Передо мной возникла неубранная прокуренная кухня, освещаемая тусклым светом из запотевшего, заклеенного малярным скотчем в некоторых местах окна.

В углу у ржавой батареи сидел Илья, он курил вонючую дешёвую сигарету и громко кашлял, выпуская горький дым. Рядом с ним, перебивая ядрёным запахом своих рыночных духов тяжёлую сигаретную вонь, сидела тучная женщина в ярко-красной блузке. Кривым указательным пальцем она поправляла крашеную чёлку и им же грозила Илье, причитая:

– Загубил жену, только ты виноват и никто больше. Всю жизнь по одному закону прожить можно, всегда работало и сейчас работает, слышишь меня?

Илья бездумно кивал, кривя рот.

– Как должно быть, – продолжала Райка, – муж жене спуска не даёт, а жена – мужу. Он все её истерики должен на нет сводить, чтобы она из мухи слона не сделала, а жена его обязана в узде держать, чтобы с плохими людьми не водился и руку на неё поднимать не смел. Иначе либо она – стерва – его в могилу сгонит, либо он её кокнет.

Илья громко прокашлялся.

– Вот-вот, – Райка потрясла кривым пальцем. – Не получается одному с другим совладать – расходитесь к чертям и ищите другого себе по силам, вот и весь сказ.

– Да куда мне уходить, Рай?! – громко затянувшись сигаретой, прохрипел Илья. – Я же любил её.

– Кого ты любил? – ехидно рассмеялась женщина, покачав головой. – Ты убил её, Илья. Когда любят – руку поднять боятся, а ты насмерть её… Тебе тут покоя не будет, соседи всё знают. И от милиции ты не спрячешься, думаешь, сбежал и всё?

– Да не сбегал я! – Илья стукнул ладонью по столу. – Я проснулся тут!

– Илюш, тебе самому легче будет… повесься вон в комнате, да и всё.

Илья опустил голову и тихонько завыл. Помехи снова перекрыли мне вид, в ушах запищало, а затем всё резко стихло, и я вновь очутился у себя на кухне.

Мой собеседник тёр усталые глаза и тихо вздыхал.

– Она права, сынок, – шептал он, – я теперь сам понял. Если ты сам не закончишь, то они тебя заберут… – Илья зажмурился и тяжело вздохнул. – Только вешаться нельзя, это долго всё, они тогда выиграют, пока ты умирать будешь… надо быстро. Фен есть в доме?

– Чего? – удивился я.

– Голову которым сушат.

– Есть.

– До ванны дотянется?

– Ты что, Илья, – воскликнул я, окоченев от ужаса.

– Надо душу спасти, чтобы в рай попасть или куда там, лишь бы не к нему.

– Какой рай, я же сам на себя руки наложу! – Слёзы вновь побежали по моим щекам.

– Да даже в ад лучше, чем к нему в лапы. Но тут проблема, сынок, если он тебя не получит, то рассердится и, может, стукнет сильнее обычного… а мы же хрустальные.

Я окончательно поник, мои руки похолодели, голова устало легла на грудь. Я робко облизывал сухие трясущиеся губы и тихо сопел носом, пока Илья заливал в себя стопку за стопкой.

– А ещё мы видели какую-то бабку, она кровью плевала, – снова обратился я к нему.

– Это тоже жертва, наверное, только уже совсем плохая, – вздохнул мужик. Он сложил руки на столе, положил на них голову и задремал.

Я тихонько поднялся, дошёл до уборной, а когда вернулся – Ильи не было. Двери и окна были закрыты, видимо, он попросту растворился во сне и вернулся к себе в оккупированную квартиру.

Спустя два или три дня я завопил от ужаса и рухнул на пол, когда, проходя мимо большой комнаты, увидел посреди неё страшный железный гроб. В нём лежала моя Катя, она была покрыта чем-то вроде каменной корки; из её глаз, ноздрей и рта вытекала тёмно-алая зловонная жидкость. Спустя несколько минут гроб бесследно исчез.

С тех пор я перестал выходить из квартиры, лишь изредка прислонялся ухом к входной двери и слушал разговоры соседей на лестничной площадке; они говорили, что в подъезде стоит трупный смрад.

Вчера я увидел в окне огромный полупрозрачный глаз; он следил за мной, пока я, схватившись за голову, бегал как умалишённый от одной стены к другой.

Теперь я, окончательно уничтоженный как морально, так и физически, оставляю после себя лишь эти записи. Анализируя всё, сказанное Ильёй, мне никак не удаётся понять одну вещь: неужели спастись от Душехлёба так легко? Тогда почему каждый второй не додумался до такого простого выхода, даже если я, убитый горем после пропажи Кати, раздумывал о смерти? Быть может, все решившиеся на столь серьёзный шаг, сделали всё неправильно и отдали себя ему в руки? А вдруг самоубийство и есть проигрыш, а Илья был одним из хитрых слуг, чья задача подстрекать невинных жертв сдавать их души добровольно? Но если всё обстоит иначе, и спасение одной души грозит сотням других яростью неведомого зла, что своим сильным стуком готов разбить нас – хрустальных? У меня нет ответов, как и сил их искать. Я истощён и готов к любому шагу, нужна лишь искра.

И всё же знайте, я совершенно спокоен и уже ничего не боюсь, и беспокоюсь только о вас. И лишь одна мысль тревожит меня: неужели действительно никто, даже самый простой и безобидный человек, не защищён?

Но выбор есть всегда: сдаться и предать других, очернив свою душу самоубийством, но, возможно, отдаться хитрому Душехлёбу, или почить от истощения и выиграть… но где вероятность, что этот ход будет действительно выигрышным и он не заберёт меня, как говорил Илья?

Впрочем, о моём решении вам уже не узнать. До поры.

2021