Текст книги "Приключения Электроника (С иллюстрациями)"

Автор книги: Евгений Велтистов

«СЫРОЕЖКИН – ЭТО Я…»

Первой, кого увидел Сыроежкин, вбежав в большой зал, была девочка в голубом платье. Она стояла у самой двери, прислонившись к колонне, и широко открытыми глазами смотрела на Сережку. Потом обернулась к сцене, и глаза ее стали еще больше, еще удивленнее.

Сережка тоже взглянул на сцену и побледнел: на трибуне перед всем залом выступал Электроник! Тут Сергей сорвался с места и, сам не понимая, что делает, побежал к длинному столу, за которым сидели какието люди. Он не слышал своего громкого крика, он только хотел быстрее добежать до стола.

В полной тишине встал Сережка перед седым человеком, внимательно смотревшим на него, опустил голову и чуть слышно сказал:

– Сыроежкин – это я…

Сыроежкин сказал почти шепотом. Но его услышали. И все вдруг заметили, как похож он на мальчика, стоявшего на трибуне.

Академик Немнонов глядел то на одного, то на другого Сыроежкина и почему-то молчал.

– Близнецы! – громко сказал один из зрителей. – Это нечестно!

– Нет, не близнецы! – прозвучал голос профессора. Громов встал, подошел к краю сцены. – Не спешите делать выводы, друзья. Сейчас вы все поймете.

Глаза Громова сияли. Всего несколько шагов отделяли его от мальчишки, который несколько минут назад выступал под именем Сергея Сыроежкина. Профессор обратился к нему:

– Мальчик, скажи, пожалуйста, каким днем недели было первое января сто восьмидесятого года?

– Пятница, – не задумываясь сказал мальчик в синей куртке.

– Сумма трех чисел – сорок три, – продолжал профессор, – а сумма их кубов – семнадцать тысяч двести девяносто девять. Что это за числа?

– Двадцать пять. Одиннадцать. Семь, – моментально ответил мальчик.

Потом Громов попросил извлечь корень двадцатой степени из числа в сорок две цифры, и опять ответ последовал немедленно.

– Человек-счетчик? – предположил один старшеклассник.

Профессор покачал головой. Вдруг кто-то нерешительно сказал:

– Электроник?

И все разом загалдели:

– Да! Да! Электроник!.. Электроник!.. Это он!.. Точно!.. Смотрите! Это же Электроник!..

Словно обвал загремел в горах или пополз вниз ледник – такой поднялся шум.

Председатель взял микрофон и крикнул:

– Объявляется перерыв!

ОН СМЕЕТСЯ!

Сергей все стоял с опущенной головой. Любопытные мигом окружили профессора и Электроника. Как снежный ком, этот сплошной круг спин все рос и рос, медленно двигался к дверям и, наконец, с трудом протиснувшись в них, выкатился в фойе. Академик Немнонов и его коллеги удалились в маленькую комнату за сценой, оживленно обсуждая происшествие. Ушли все. А Сережка все стоял.

Кто– то взял его под руку, спросил:

– Пойдем?

Это был Таратар. Сыроежкин растерянно взглянул на учителя, отвернулся. По его щекам пробежали две крупные слезы.

– Ну что ж теперь делать, – мягко говорил Таратар. – Ты хотел скрыть от всех свой секрет, и это некоторое время удавалось благодаря искусству профессора. А потом Электроника увидели сотни глаз и разгадали, кто он такой. Ты молодец, Сыроежкин! – неожиданно заключил Таратар.

– Я? – Сережка от удивления вспыхнул. – Почему?

– Мы, учителя, и, я думаю, твои родители рады за тебя, – продолжал Таратар, – что ты нашел в себе мужество всем сказать правду.

– Значит, вы знали?

– Догадывались. Причем только в самые последние дни. Но мы не представляли, кому принадлежит Электроник и откуда он взялся… Я слышу, он в холле. А ну за мной! Тебе надо увидеться со своим Электроником.

– Ничего он и не мой, – пробормотал Сыроежкин, плетясь за учителем.

– Ты первый с ним подружился, – сказал Таратар. – Все это знают.

– Мало ли с кем я подружился, – ворчливо отозвался Сережка, не отставая от учителя.

– Но ты же решил, что теперь Электроник будет самим собой. По-моему, тебе надо с ним поговорить.

– Ага! – сказал Сережка и бросился к дверям.

Сначала Сыроежкин увидел одни спины. Он нагнулся, нырнул под чей-то локоть, наступил кому-то на ногу, постучал по чьей-то спине, опять нырнул и вышел в круг. Посреди круга стояли Громов и Электроник, а перед ними – кролик, черепаха, фламинго, мышь и другие звери. Точнее, это были не настоящие звери, а мальчишки и девчонки в картонных масках и костюмах – артисты пионерского театра, которые давали представление малышам. Они, видимо, не сидели в зале и только сейчас услышали, кто такой Электроник, а потому не верили своим глазам.

– Ну скажи, – настаивал кролик, – скажи, кто я такой?

– Ты человек в маске трусливого кролика, – хрипло ответил Электроник.

– Но я совсем не труслив! – возмутился артист.

– А я и не говорю, что ты трус, – заметил Электроник. – Ты сейчас кролик, а кролик всегда труслив.

Ребята расхохотались.

– Электроник, а я? – спросила черепаха.

– Ты – мудрая черепаха. Ты или прячешь на дне пруда золотой ключик, или, взобравшись на камень, вспоминаешь свою жизнь.

– А я?

– Ты – мышь. И больше всего на свете боишься кошки.

Артисты удивились:

– Верно! Он все угадал, хотя не видел пьесу. Сразу видно, как он хорошо соображает.

– А где же Майя? – спросил кролик и крикнул: – Майка-а!

– Я здесь, – прозвучало за спинами.

Ребята расступились, пропуская вперед девочку в голубом платье.

– Это наша главная артистка, – представил кролик девочку в голубом платье. – А это Электроник.

– Мы знакомы, – улыбнулась голубая девочка и, вынув из кармана прозрачный платок со смешной мордочкой и монограммой «Электроник», спросила фокусника: – Узнаешь?

– Ого! – удивился Громов. – Оказывается, у Электроника уже много приятелей. Не вижу только самого лучшего друга – Сергея Сыроежкина.

Какая– то сила сдавила горло Сережки. Он шагнул вперед и, судорожно глотнув, пробормотал:

– Я здесь.

– Так, так, так… – весело сказал профессор. – Вот он, живой двойник Электроника, из-за которого произошло столько путаницы!

Сыроежкин моргал и изо всех сил старался казаться спокойным.

– Не будем вспоминать прошлое, – миролюбиво предложил профессор и похлопал Сыроежкина по плечу. – Ты должен знать, в чем силен Электроник. Скажи ребятам.

Сыроежкин улыбнулся:

– Он лучший в мире математик. Лучший фокусник. И лучше всех понимает язык зверей.

– Вот как! – вскричал артист в маске кролика. – Это мы сейчас проверим! А ну, Электроник, угадай, что я сейчас скажу. – И кролик зарычал грозно и страшно, словно он был тигром: – Р-р-р-р!..

– Ква-ква-ква-ква! – подхватила черепаха.

– Мяу, мяу… – требовательно мяукнула мышь и зашипела: – Ш-ш-ш, с-с-с…

Зрители засмеялись. А Электроник стоял совсем спокойный. Он даже не улыбнулся.

– Почему он не смеется? – закричали артисты. – Мы стараемся, играем, а он не смеется!

– Видите ли, – смущенно развел руками профессор. -

Это моя оплошность. Я не предусмотрел в Электронике чувства и эмоции. Я думал, что от них он может перегореть. Как видно, я ошибался.

– Но он совсем как живой, – зашумели мальчишки и девчонки. – В нем должен быть смех, и улыбки, и веселье. Они где-то есть в нем! Только он этого не знает!

– Ребята! – крикнул Сыроежкин. – Давайте развеселим Электроника.

И он заскакал на одной ножке вокруг Электроника и запел что-то веселое, что пришло сразу в голову:

 
Электроник, Электроник
Только вылез из пеленок…
Все равно он лучший в мире
Математик и сатирик!
 

Что тут началось! И будущие биологи, и кибернетики, и инженеры, и врачи сразу забыли о своей великой роли в науке. Они поскакали, как козлы, замахали крыльями, как петухи, стали бороться, как медведи. Кудахтали, аукали, ревели, мяукали, пели, показывали друг другу носы и кривлялись. Кто-то боксировал с невидимым противником, кто-то ходил на руках, ктото балансировал линейкой на носу. Словом, поднялась веселая суматоха.

А Громов заразительно хохотал. И академик Немнонов, явившийся на шум, смеялся. И Таратар забавно шевелил усами. И все остальные, кто видел эту кутерьму, не могли сдержать улыбок и смеха.

Смех струился вокруг безмолвного, неподвижного Электроника. Он пронизывал всех и каждого, заражал азартом, радостью, силой. Вот он! Ха-ха! Он существует! Его почти можно пощупать. Протяни только руку, и сразу поймаешь это «ха-ха»!

Вырвался из клубка тел взъерошенный Макар Гусев и заревел басом, указывая на Электроника:

– Смотрите! Он смеется! Электроник улыбался…

– Ура! – крикнули ребята. – Он смеется! Ура, ура, Ура!..

И разом смолкли. Потому что Электроник вдруг подпрыгнул и сказал четко и раздельно:

– Ха. Ха. Ха.

Он заскакал на одной ножке и в такт подскокам стал распевать песню, которую, наверно, только что придумал или же сочинил на ходу:

 
Есть город Смеха-Веселья, да, да,
Там очень чудные дворы и дома —
С цветами на крышах,
С шарами на клумбах,
С музыкой из фонтанов,
Скрипками на деревьях
И с чудаками на улицах.
Там бабушки скачут через скакалку,
А дедушки бегают, словно мальчишки.
А самые старые, с ревматизмом, —
Те палками крутят, как дирижеры,
И выбивают музыку из всех садовых скамеек.
Там Солнце с Луной никогда не расстанутся,
Там звезды сияют и ночью и днем,
Сверкают улыбки,
Смеются девчонки,
Хохочут мальчишки,
И смех – будто гром.
Веселья и радости хватит на всех.
Да здравствует смех! Долой антисмех!
 

И все вокруг Электроника подхватили:

– Да здравствует смех!

А потом долго хлопали сочинителю.

Электроник поклонился, подошел к другу, прошептал ему на ухо:

– Стихи – наиболее сжатая форма подачи информации. Никогда раньше не сочинял. Не знаю, как получилось.

– Ты лучший в мире поэт, Электроша! – убежденно ответил Сыроежкин.

Академик Немнонов отвел в сторону Громова.

– Откровенно говоря, Гель Иванович, – сказал он, – я только сейчас понял, какое любопытное существо ваш Электроник.

– Представьте, и я об этом раньше не догадывался, – шутливо отозвался Громов и приложил палец к губам: – Тс-с… Держите это в секрете.

И в тот же момент их окружили ребята. Они хитро посматривали на ученых и молчали.

– Что? – спросили хором профессор и академик.

– Видите ли, Гель Иванович и Семен Семенович, – сказал Таратар, – у ребят есть к вам большая просьба. Раз все так случилось, оставьте Электроника нам… Не обязательно ему возвращаться в чемодан…

Десятки просящих, умоляющих, ждущих глаз были обращены к Громову.

– А что он будет у вас делать? – прищурился профессор.

Сыроежкин почувствовал, что пришло время ему сказать слово. Очень важное слово, от которого зависит судьба друга. Он выступил вперед:

– Электроник будет помогать учителям! Заниматься с нами. Принимать экзамены. Гель Иванович, вы же знаете, какой он замечательный математик.

– Я согласен! – просто сказал Громов.

Сережка просиял.

А кибернетики возликовали:

– Ура! Электроник наш!..

– Одну минуточку… – Академик поднял руку. – Иногда мы будем приглашать Электроника в Институт кибернетики. Нам надо советоваться с ним по некоторым важным вопросам. Вы не возражаете?

– Нет-нет! Не возражаем!

– Теперь осталось только поймать красного лиса, – сказал профессор, наклонившись к своему коллеге. – Не могу же я ждать, когда он сам сломается! Надо его перехитрить…

Девочка в голубом платье встала перед Громовым, посмотрела ему в глаза, сказала:

– Гель Иванович! Вы подарили Электроника кибернетикам. А как же мы, химики? Вы не могли бы сделать нам Электроничку?

Ученые переглянулись, засмеялись.

– Послушай, Майка! – бесцеремонно обратился Макар Гусев к голубой девочке, словно знал ее сто лет. – Приходи к нам. Мы все будем дружить с Электроником.

– Можно? – спросила Майя почему-то у Сережки, который что-то шептал Электронику.

Сыроежкин даже задохнулся от такого простого вопроса. И он только хотел подтвердить то, что уже сказали его радостно вспыхнувшие глаза, как опять вмешался Гусев:

– Приходи! Мы девчонок не обижаем. Наоборот, мы будем очень рады.

– И я тоже, – сказал Сережка и покраснел. – Ты знаешь, Майя, я ведь никуда не уезжаю…

РЭССИ – НЕУЛОВИМЫЙ ДРУГ

Маленький европейский аэропорт Теймер славился своей аккуратностью. Через несколько минут после посадки пассажиры вошли в здание вокзала. На длинной стойке были расставлены чемоданы: овальные и квадратные, расписанные орнаментом и облепленные ярлыками, плетеные и непроницаемые. Носильщики доставляли их к машинам. Чемодан, похожий на футляр контрабаса, бережно погрузили в новейший «шел». Хозяин расплатился с носильщиками и, сдвинув на макушку шляпу, укатил на большой скорости.

Никто из пассажиров не заметил, как клетчатая сумка, стоявшая в ряду чемоданов, соскользнула со стойки и поднялась в воздух. И только когда раздался изумленный возглас: «Что такое? Это моя сумка!» – все, кто был в зале, подняли голову и увидели клетчатую сумку, которая странным образом направлялась к открытым дверям.

Вслед за сумкой носильщики, пассажиры, служащие высыпали на привокзальную площадь и убедились в удивительной способности обычной дорожной сумки, в которой может уместиться лишь пара белья да термос. Сумка летела над крышами Теймера, набирая высоту.

– Что за шутки! – хрипел старый человек, стуча палкой о камень. – Извольте вернуть сумку! Вот квитанция!..

– Небольшое недоразумение. Сейчас выясним. Все уладится.

Растерянный дежурный увел пассажира в служебное помещение. Такой невероятный случай, и именно в его смену!.. Однако пропажа есть пропажа, и без полиции не обойтись.

Вертолет полицейской службы поднялся через десять минут (полицейский инспектор подробно расспросил дежурного аэровокзала о всех деталях происшествия). В голубом небе вертолет выглядел чудовищной желтой бабочкой. С металлическим треском полицейская «лимонница» пронеслась над улицей, где был замечен летящий предмет, и повисла над рекой, огибавшей старую часть города. Взлохмаченная темно-зеленая гора с дорогими особняками высилась за рекой; стекло, металл, полированный камень отражали солнечные лучи. Вертолетчик, щурясь, смотрел, как автомобили пересекали реку по двум мостам, поднимались в гору с разных сторон. И поскольку летать над зоной отдыха можно было лишь в случае крайней необходимости, дежурный полицейский решил обогнуть гору от нового висячего моста, не углубляясь особенно далеко.

Спустя несколько минут полицейский с удовлетворением услышал по радио, что именно над этой дорогой постовой-регулировщик видел летящий пестрый предмет. Теперь зоркий глаз вертолетчика скользил по крышам дач, замечал дорогие автомобили, исследовал волнистую зелень.

Черный «шел» тормозит у ворот. За ним – двухэтажные дома, великанские шапки платанов, посаженных лет триста назад. Стоп! Дальше для вертолета запретная зона, один только «шел» может пересечь невидимую границу. Автомобиль принадлежит господину Манфреду фон Кругу – почетному доктору, потомственному барону, известному изобретателю. Как и земля, на которой прочно стоят платаны, и дома лабораторий, и само небо над ними.

Ни один мальчишка не решится перелезть через низкий бетонный забор, хотя запрещающих табличек на ограде нет. Вообще никаких официальных надписей, кроме скромной эмалированной дощечки: «Рабочие и служащие не требуются». Туристы, которые приезжают фотографироваться у ворот лаборатории фон Круга, бывают разочарованы, увидев бетонный забор. Но, потом, показывая снимки знакомым, с гордостью говорят о скромности ученого. И эти фотографии вызывают гораздо больший интерес, чем костел пятнадцатого века, картинная галерея или другие достопримечательности старинного Теймера. Манфред фон Круг! Оказывается, вот где он работает: в затененных зеленью коттеджах совершаются мировые открытия…

Вертолет развернулся и улетел осматривать гору с другой стороны.

На безлюдную платановую аллею, в густую траву, упала сверху клетчатая сумка. Раздался треск. Из сумки выскочил черный, заросший до самого носа пес. Он отряхнулся, как делают все собаки, когда неприятности уже позади, а потом бросился бежать по аллее, где только что проехал «шел» с грузом в багажнике. Бежал пес неуклюже, но резво и зло, отталкиваясь от асфальта короткими, кривыми, крепкими лапами.

По прыжкам, по особой лохматости, по машущим, как флаги, ушам безошибочно можно было определить, что это терьер. И наверное, терьер особых кровей, особой живучести, раз нашел он в себе силы после такого ошеломительного и долгого полета, полета «вслепую» – в темной, закрытой на «молнию» дорожной сумке, – броситься по следам «шела». Того «шела», который он преследовал от самого аэровокзала.

Полицейский после облета составил служебный рапорт в несколько строк. Инспектор написал на рапорте заключение: «Обстоятельства не выяснены. Сумка не найдена. Убытки пассажиру оплачены авиакомпанией. Претензий нет».

Человек, который привез чемодан-контрабас, взял свою ношу и, шагая через ступеньку, поднялся по широкой металлической лестнице на третий этаж особняка.

Звали его Мик Урри. За сорок лет службы Урри сменил множество профессий: был борцом, сторожем, торговцем, наемным солдатом, шофером, полицейским, боксером. В одной из африканских экспедиций, куда Урри занесла судьба ловца редких зверей, он встретился с профессором Кругом и перешел к нему на службу. Эту работу Мик Урри считал для себя удачной: за несколько лет он стал первым помощником знаменитого барона фон Круга. Конечно, не по научным делам – здесь профессор доверял только себе, – по всем остальным. Урри был главным администратором. И хотя квадратно-непроницаемое лицо главного администратора обычно не выражало чувств, сотрудники научились угадывать, в каком он бывает настроении. Те, кто видел, как Урри вел профессорский «шел», конечно, понимали, что администратор чувствует себя значительной личностью.

«Урри не знает ученых формул, но что бы вы делали без Урри! – философствовал главный администратор, внося чемодан в комнату. – В этой коробке – одна железная штука, которая, как я понимаю, стоит больше, чем все ваши идеи. Мик Урри своими руками добыл гениальное открытие. Для господина профессора. Для всей вашей науки». Размышляя так, Мик Урри, как обычно, не оченьто почтительно обращался к своим ученым коллегам.

Поставив чемодан-контрабас, Урри позвонил по видеотелефону.

– Это я, господин профессор, – бодро произнес он. – Привез то, что обещал.

– Оставь машину в приемной. Я жду тебя, – сказал хозяин.

Урри молча поклонился экрану. Щелкнул замками, откинул крышку чемодана, пристально оглядел лежащего там мальчика. Электронный мальчик был очень похож на настоящего, и все же это, как говорят ученые, машина, модель. Длинными руками достал Урри из футляра модель, аккуратно уложил на диван. «Железный, а теплый, – негромко, словно удивляясь, пробормотал Урри. – Мотор работает – значит, я хорошо довез».

Электронный мальчик лежал без движения – ресницы опущены, рубашка чуть смялась, на ногах потрепанные кеды. Вот эти-то кеды чуть смутили администратора: он увидел на подошвах треугольное клеймо: «Луч». Неужели электронные модели носят фабричные кеды? Впрочем, Урри свое дело сделал, в деталях разберется хозяин…

– Здравствуйте, господин профессор фон Круг.

Всякий раз, входя в доступный лишь избранным кабинет, главный администратор невольно робел и называл хозяина полным титулом. Кабинет был без окон: профессор любил полутьму.

Хозяин сидел за массивным столом, окруженный экранами, телефонами, пультами. Тонкие нервные пальцы фон Круга, как обычно, на кнопках настройки. За спиной профессора во всю стену декоративный ковер: переплетение гибких, сильных тел, рога, клыки, когти, хвосты – тысячи и тысячи экзотических животных, уничтоженных человечеством.

– Садись, Урри, – сказал фон Круг, не отрываясь от экрана, на котором четко был виден диван с лежащим мальчиком. – Подробности изложишь позже. Я хочу посмотреть, что за модель ты привез.

– Что было заказано, – бесстрастно доложил администратор, испытывая спиной прочность кубического кресла. – Это модель типа «Электроник». А проще – обыкновенный железный мальчишка.

– Ну конечно, Урри, я не сомневаюсь в своей точности. – Профессор едва заметно поморщился: он не хотел повторять подробности деликатного задания. – Важна первая реакция машины на незнакомую обстановку. Понятно?

Мальчик лежал не шевелясь, в той же позе, в какой его оставил Урри. Прошло несколько минут – несколько минут в напряженном рабочем дне профессора. Фон Круг вопросительно смотрел на помощника. Разведенные руки Урри свидетельствовали: сделано все, что можно, дальше должна вмешаться наука.

Профессор нажал на одну из кнопок, и в комнату, где находилась модель, въехал металлический ящик, подкатил на колесиках к дивану. Красный глаз уставился в лицо спящему. Из корпуса выполз гибкий прут, коснулся обнаженной руки.

Мальчик вздрогнул. Веки на мгновение поднялись и сомкнулись. Губы чуть заметно шевелились. Профессор усилил звук.

– Рэсси, Рэсси, ты могуч… – Тишину кабинета прорезал жаркий шепот. – Ты, Рэсси, гоняешь стаи туч… – Экран крупно показывал ленивые, будто через силу открывающиеся губы модели. – Ты гу-ля-ешь, Рэсси, в море… Всюду веешь на про-сто-ре…

Профессор внимательно смотрел на экран.

– Кого он призывает? Похоже на рифмованный машинный бред.

А тот, кого призывал лежащий без сознания, в ту же секунду услышал свое имя и, изменив направление, помчался через цветочные клумбы к особняку…

Электрический прут машины пустил более сильный заряд тока.

Мальчишка внезапно сел, увидел направленный на него машинный глаз, забарабанил руками и ногами по дивану, закричал:

– Не хочу! Уходи! – И потом совсем непонятные слова: – Не боишься никого, даже черта самого! – и снова упал на диван.

Фон Круг нахмурился, встал из-за стола.

– Это напоминает мне систему свободного воспитания. Именно ее воспроизводит данная модель…

Профессор направился в соседнюю комнату. Он обращался не к Урри, который застыл в кресле, а к самому себе:

– Доктор Эссен выписал себе племянников из Англии… Его предупреждали, что дети обучены в модном стиле свободного воспитания, но доктор не обратил на это внимания. За первым же обедом юные родственники забросали стены свежими томатами… А когда дядюшка попытался открыть рот, ему в голову угодила тарелка… Итак, чем все это грозит мне?…

– Молодежь, – только и успел сказать вслед фон Кругу его помощник.

Мик Урри видел на экране, как профессор с минуту пристально смотрел сквозь темные очки на притихшую модель. Потом легким движением руки коснулся волос, подбородка машины… Внезапно дернул рукой, отскочил и почти бегом, оглядываясь через плечо, двинулся к двери.

Такой странной походки у хозяина Урри еще не видел. Он не успел сообразить, что произошло, но на всякий случай встал с кресла, вытянул руки по швам.

– Что ты привез? – каким-то хриплым, чужим и, как показалось Урри, зловещим голосом произнес профессор, вырастая в дверях. – Я спрашиваю тебя, Мик Теодор Макс Урри! Кого ты привез?

Мик Урри, которого впервые в жизни назвали полным именем, мужественно смотрел в бездонно-темные очки хозяина.

Он ничего не понимал. Разбуди его посреди ночи – он мгновенно описал бы машину модели «Электроник». Он выучил задание наизусть, он не мог ошибиться!

– Ты привез живого мальчишку, – очень тихим голосом сказал фон Круг. – Первого попавшегося мальчишку с улицы. Он меня укусил. Вот. Понятно, да?

Мику Урри почудилось, что за его спиной на ковре зашевелилось зверье, усмехаясь дерзкими мордами. Один Урри мог оценить состояние фон Круга: хозяин даже знаменитостям остерегается подавать руку. И вдруг – палец! Бесценный профессорский палец укусил какойто грязный мальчишка!..

Нелепая случайность могла оборвать карьеру главного администратора. Нахлобучив шляпу, Урри кинулся из кабинета.

– Убрать и водворить на место! – услышал он сухой приказ. – Чтобы не было никакого скандала. Это все, Урри…

Тяжело дыша, ввалился Урри в комнату, наполненную солнцем. Он еще не видел дивана, моргая после темноты от обилия света, но направился прямо к мальчишке. Раздался звон разбитого стекла. Урри застыл. На подоконнике лежало какое-то лохматое существо. Пряди шерсти закрывали его морду, но Урри отчетливо различал горящие, полные решимости глаза.

– Рэсси! – Мальчишка вскочил на диван, заплясал от внезапной радости. – Рэсси, ко мне!

Собака прыгнула, не коснувшись пола, к мальчишке, и тот схватил ее, прижал к груди.

– Рэсси, неужели это ты, Рэсси! Ты меня нашел! – задыхался мальчишка, а собака в ответ повизгивала.

Урри пятился к двери, ища глазами какой-нибудь предмет. Лохматый терьер, одним прыжком преодолевающий добрый десяток метров, мог показать и свои зубы…

Плечом Урри задел металлический ящик. Выхватил из машины стальной прут.

– Эй, ты, хватит здесь цирк устраивать! – хрипло сказал Урри.

Мальчик оглянулся. Глаза его блеснули.

– Рэсси, прогони его! – попросил мальчик, указав пальцем на квадратную фигуру.

Они познакомились совсем недавно – Сергей Сыроежкин и Рэсси.

В тот день Сыроежкин приехал из пионерского лагеря. Войдя во двор, он бросил чемодан у подъезда и со всех ног помчался к школе. Сергей совсем не думал, что он, вчерашний семиклассник, возвращается после лета уже восьмиклассником, – он бежал в школу. Бежал в кабинет математики. К своему другу – Электронику!

Вот кабинет. На двери – тетрадный лист: «Без вопроса не входить! Электроник». Сергей улыбнулся и распахнул дверь.

Мальчишка, очень похожий на него, на Сергея, сидел за столом и читал толстенную книгу. Сыроежкин даже удивился, будто впервые увидел своего электронного двойника: такой же курносый нос, оттопыренные уши, веснушки. И усмехнулся: как важно расселся Электроник! Ничего не скажешь – помощник самого Таратара, учителя математики!

– Здравствуй, Электроник! – крикнул Сыроежкин, от души хлопнув его по плечу.

Электроник отодвинул книгу, спокойно поднял голову. И вскочил.

– Здравствуй, Сережка! – Электроник сжал руку друга с такой силой, что у того нос сморщился и покраснел. – Что, каникулы окончились?

– Все! Я приехал навсегда! – Сыроежкин сиял. – Здорово жмешь, Электроша! Так надо встречать друзей!

Они внимательно посмотрели друг на друга и улыбнулись, как заговорщики: каждый узнал самого себя – будто в зеркале.

– Я – это ты, – сказал Сыроежкин.

– А ты – это я, – подтвердил Электроник.

Понятна радость Сыроежкина, заставшего прилежного своего двойника в школе. Он точно предвидел: Электроник не теряет зря ни минуты. Для других каникулы – сплошной волейбол, футбол, купание, загорание и безделье. А Электроник – будущий ученый, чемпион мира по математике. Все лето день и ночь штудировал двойник Сыроежкина книгу за книгой. Может, обогнал и самого Таратара, – лето ведь длинное.

Разглядывая Электроника, Сергей сразу не заметил под столом черного взъерошенного пса. А когда заметил – удивился. Даже на корточки присел.

Пес смотрел на Сыроежкина из-под нависших прядей и не шевелился. Изучал.

– Кто это, Электроша?

– Это Рэсси, – спокойно сказал друг.

И хотя Сыроежкин с первого взгляда понял, что лохматый терьер сильнее дога, боксера, овчарки, сильнее и хитрее даже дикой собаки динго, было еще что-то таинственное в маленьком, очень спокойном Рэсси…

– Он твой – Рэсси?

– Моя конструкция.

Сыроежкин просиял: да разве его Электроник стал бы тратить силы на какую-нибудь заурядную собаку!.. Рэсси – это вам не Рекс и не Рэм…

– Привет, Рэсси! – окликнул пса Сергей.

Рэсси молчал.

– Ты, Сергей, мой друг, – скрипуче произнес Электроник, – и потому с этой минуты Рэсси будет слушаться тебя, как и меня.

– Я – это ты… – напомнил Сергей. – Значит, и для Рэсси тоже?…

– Слышишь, Рэсси? – спросил Электроник, и пес послушно махнул хвостом. – Мой друг Сергей – твой хозяин, как и я. Его слово – закон!..

Рэсси внимательно глядел то на Электроника, то на Сыроежкина и молчал. Сергей почувствовал серьезность приказания. Но не представлял, насколько это важная в его жизни минута. Сергей не знал еще, что перед ним особая машина, которой не нужно повторять приказы дважды; не знал, что машина навсегда запомнит первое знакомство, что слово «друг» для нее теперь значительнее всех остальных слов – это особый его, Сыроежкина, пароль – и что вообще Рэсси – это Рэсси.

– Привет, Рэсси! – весело повторил новый хозяин. – Привет, лохматенция!

Пес, заглянув в глаза Сыроежкину, кротко тявкнул и неожиданно протянул лапу.

– Ха-ха, лохматенция! – проскрипел Электроник, наблюдая церемонию.

– Вот так Рэсси! – расхохотался Сережка, тряся мохнатую лапу.

И вот тут-то, под столом учителя, сидя на полу в окружении друзей, Сыроежкин окончательно поверил, что все случившееся с ним весной этого года было на самом деле. Он вспомнил зеленый косогор у реки, яркое солнце и прямо на него вылезает из кустов кто-то очень знакомый, в такой же синей куртке, – сбежавший от профессора Электроник. А за ним волочится по траве шнур с вилкой для включения в сеть. А потом этот двойник жмет ему руку так же крепко, как и сегодня, и называет его другом. Они сразу же поверили в крепкую дружбу, поверили в то, что их ждут необычайные приключения.

И сейчас, видя, как смеется его друг, Сыроежкин подумал, что они знакомы тысячу лет.

А если с тобой рядом такой друг, как Электроник, значит, впереди еще немало разных историй.

– Ну-ка, лохматенция, покажи, что ты умеешь! – приказал Электроник.

Они вылезли из-под стола. Рэсси подпрыгнул до потолка, дважды кувыркнулся в воздухе и приземлился на все четыре лапы.

– Дрессированная собака!.. – изумленно протянул Сыроежкин. – Знаешь, я сразу понял, что Рэсси самый ловкий в мире пес. Терьеры – они легко поддаются дрессировке.

– Собака – это еще не все, – загадочно произнес дрессировщик.

– А что же?

Электроник подвел приятеля к доске. Среди длинных, непонятных формул Сережка прочитал:

"Технический паспорт.

Имя, Рэсси – редчайшая Электронная Собака, Страус. И так далее".

– Страус? – Сыроежкин вытаращил глаза.

– Лучший в мире стайер, – пояснил Электроник. – Стометровка – за три и две десятых секунды. Пожалуйста – вот формулы.

– Ого! Так не бегаешь даже ты! – похвалил конструктора Сыроежкин и стал читать дальше:

«Класс: Модель современная. Тип: Неуничтожимая».

– Здорово! – выдохнул Сыроежкин. – Неуничтожимая! Не горит, не тонет, не плавится, не ломается, не разбивается, двоек не получает и всегда в хорошем настроении. Так?

– Приблизительно так. По новейшей теории моего учителя профессора Громова. Это самая совершенная модель, – ответил Электроник, а Рэсси, лежавший у его ног, замахал куцым хвостом.

«Основное правило поведения, – читал дальше Сыроежкин, – четкое выполнение приказов, которые дает хозяин. Самостоятельность и свобода действий помогают модели соблюдать основное правило поведения».

В этом пункте Электроник мелом дописал после слова «хозяин»: «И его друг». На что Рэсси утвердительно гавкнул, словно умел читать.

Электроник вынул из кармана маленькую металлическую коробку, протянул Сергею:

– Возьми. Это транзистор. Теперь Рэсси услышит тебя хоть за сотню километров. Ты – хозяин. Ты – друг. Я это уже говорил, Рэсси запомнил. Возьми!