Текст книги "Разбудить цербера (СИ)"

Автор книги: Евгений Пышкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

6. В новом теле

Габриелю захотелось побывать там, где снизошло озарение, показавшее открытый путь для человечества. Его неодолимо потянуло в те места, и, когда родственники опять уехали, он не преминул воспользоваться их отсутствием.

Габриель пересек океан и оказался в знакомых местах. Но на этот раз полного одиночества не хотелось, а хотелось, чтобы рядом была живая душа. То ли от неуверенности в себе, решил Санчес, то ли от предчувствия. Откуда неуверенность? И что за предчувствие? Он оставил вопросы без ответов.

Габриель вспомнил беседку и видение – глаза, говорящие с ним. На душе стало жутко.

Санчес прилетел самолетом вместе с секретарем и по прибытии сообщил ему, чтобы в ближайшие часы его не беспокоили. Франц кивнул в ответ, понимая, что не стоит задавать лишних вопросов.

Габриель вошел в старый сад и увидел преобразившуюся природу. Стоял тот краткий и чудесный миг, который называют золотой осенью. На удивление было сухо – дождей не предвещали еще пару дней. Солнечно и не по сезону тепло. Небесная синь, словно умытая, навеяла спокойствие.

Санчес вспомнил тот день. В первый раз, когда он еще не узрел глаза, умом владели смутные мысли, нельзя было понять, что несут они. Сомнения. Колебания. Но теперь-то все иначе. Теперь-то он ясно видит цель. Вот как сейчас он видит сквозь голые ветки синь неба.

Габриель тихо посмеялся над собой: «Как я мог быть таким наивным тогда? Как? Даже не верится. Как я мог быть малодушным? Не верил в собственную избранность? Ведь санкция свыше, что всегда довлела надо мной, в тот день осенила меня». Габриель воскресил в памяти то мгновение экстаза. И только оно было реальностью, а все остальное – прах. Все остальное – мутный сон, и не стоит предавать ему значения.

Погруженный в себя, он, покинув сад, прогулялся по тропинке до оврага. Остановился у его края. Глянул вниз. Один неосторожный шаг и ты сорвешься и погибнешь. Воспоминания опять нахлынули. В тот день он был в шаге от бездны, но «Открытый путь» спас.

Габриель повернул обратно и зашел в беседку. Это случилось здесь: фонтан белого огня, глаза и проникновенный голос, вещающий о грядущем. Картины вновь ожили, воспоминания захлестнули, будто теплые волны то ли света, то ли морских вод.

Он закрыл глаза и начал созерцать себя, представив, как щупальце сознания белесым шнуром вырвалось из мозга. Конец шнура пророс сотней тонких чувствительных волосков, образуя лохматую кисточку. Она, повелевая щупальцем, заставляла летать шнур вокруг тела беспокойной змеей. Волоски шевелились, сканируя внутренние органы.

Габриель отключился от внешнего мира и почти поверил тому, что белесый канат вовсе не фантазия, а на самом деле существует физически. Габриель побоялся открыть глаза. Он испугался, что если откроет, то никакого щупальца не увидит.

Разобраться полностью с новыми ощущениями помешал голос.

– Габриель, – голос прозвучал требовательно.

Габриель, вздрогнув, открыл глаза и осмотрелся. Беседка была пуста. Значит, показалось?

– Габриель, – снова тот же настойчивый голос. Да, именно тот голос. Не узнать его не возможно.

– Да. Я слушаю тебя.

– Почему не откликнулся в первый раз?

– Я решил, что показалось.

– Показалось? Это как понимать? Неужели твоя вера еще слаба? А я ведь пришел к тебе сказать: готовься к великим делам. Ты ведь чувствуешь это?

– Да, – ответил Габриель, не догадываясь, о чем пойдет речь.

– Через год состоится заседание Всемирного Конгресса. Тебя изберут в председатели. Так будет. Они проголосуют за тебя, даже если и не захотят этого. Почему изберут? Потому что они слабы душой и сомневаются в твоей избранности. Они находятся во власти представлений, которые внушают им отсрочить твое председательство, но рок выше их суеты, рок сильнее их, ибо этот рок – ты. Ты станешь председателем Всемирного Конгресса вопреки метанию слабых людей. Запомни мои слова: то, что случится на будущем заседании в Токио – лишь начало пути к земному величию.

– Да, я все понял. Я полностью вручаю свою жизнь тебе.

– Веришь мне?

– Да.

– Закрой глаза. Молодец. А теперь вопрос. – В наступившей тишине Габриель услышал, как тяжело бьется его сердце. – Готов ли ты испытать веру?

– Готов.

– Ты недавно был у оврага. Видел пропасть. Прыгни в нее.

Габриель, открыв глаза, осмотрелся, и ему показалось, что мир стал другим. Не изменилась физическая оболочка, нет, природа осталась природой: то же самое небо и та же земля, тот же теплый воздух. Что-то произошло внутри. Какой-то механизм, работавший до сего момента по одним законам, вдруг замер на мгновение и продолжил движение, но маленькие шестерни завертелись иначе.

Габриель вышел из беседки и направился к оврагу. Что происходило с природой, он не смог бы объяснить человеческим языком. Однако мир менялся, он знал это точно. Будто невидимое цунами вскоре поглотит природу. Габриель шестым чувством ощутил вибрирующий гул безжалостной стихии. Он усилился, и вот свет померк. Все окрасилось лиловыми сумерками. Цунами накрыло сознание. Это длилось пару секунд. Когда же полумрак рассеялся, предметы выглядели по-другому. Они стали прозрачными. Как только Габриель фокусировал внимание на каком-нибудь объекте, тот сразу внешняя оболочка исчезала, обнажая внутренности. Но самое восхитительное открытие ждало мгновение спустя.

Вот дерево, еще украшенное редкими листьями, и Санчес зрением проник в древесину. Он даже остановился ненадолго, с удивлением рассматривая текущие соки жизни, и понимая, что усилием воли сможет прервать жизнь. Так просто, как разорвать тонкую нить. Вот в поле зрения попало насекомое. Оно хотело выбраться на солнцепек. Габриель ненадолго усомнился, что смог заметить его, но в следующую секунду осознал: таково действие дара. Санчес увидел маленькую жизнь жука, подвластную воли человека. Его воли. Аура насекомого пульсировала ярко-алым пятнышком на золотистом фоне. Санчес приказал ауре погаснуть, и она погасла. Насекомое сорвалось с листка и упало в траву. «Но что жизнь жука, – подумал Габриель, подходя к оврагу. – Можно сделать тоже и с человеком – оборвать тонкую нить жизни. Мановение воли – и небытие. Но это насекомое, оно слабо, а человек? Он же сильнее. Смогу ли я убить человека на расстоянии?»

Он остановился в нерешительности перед обрывом. Прыгнуть, закрыв глаза, решил Габриель. Нет, если встречать судьбу, то с открытыми глазами. Он осмотрелся: нет ли людей поблизости? Нет. И прыгнул.

Он не понял, что случилось. На мгновение испугался, но, прогнав страх, глянул вниз. Внизу – дно оврага, а Габриель завис над ним, будто не распространялись теперь на него универсальные законы природы. Сила тяжести бездействовала. И все ж было жутко смотреть в пропасть. Он загородился ладонью, но пропасть осталась. Габриель в испуге глянул на руку. Ладонь оказалась прозрачной. Через минуту, она вернула себе привычную плотность, затем опять стала проницаемой. Он внутренне рассмеялся: «Так вот ты какой дар!»

Глубокий вдох. Сладостный выдох. Вдох… И выдох… Как легко теперь стало дышать. Нет тела, и есть оно. Габриеля не покинули тактильные ощущения. Он почувствовал сухость кожи, облизнул губы – и ощутил влагу на губах, но он был прозрачным, бесплотным. Габриель прислушался к себе и обнаружил внутри какофонию чужих голосов. Это звучали жизни землян. Мысли каждого человека эхом отозвались в его существе. Он, отгородившись от голосов, мысленно направил тело в сторону дома. Тело истончилось, стало почти невидимым. Габриель, ускоряясь, пролетел сквозь заросли кустов и деревьев, не тревожа их и не обращая внимания на иные препятствия.

Никем незамеченный он вернулся домой: пронзил стену, взлетел в свою комнату и только тогда вернул телу первоначальную плотность.

Габриель лег в постель и, смотря в потолок, попытался прогнать возбуждение. Дар! Это был он! Невероятно! Мозг захлебнулся от нахлынувшего открытия. Как стремительно, будто вспышка молнии раскрылись способности, лишь уголком сознания он понял, что они просто дремали в нем, ждали рокового часа. И он настал. И ничего неожиданного не оказалось в этом громокипящем даре. Все закономерно. С момента рождения, нет, еще за несколько реинкарнаций до этого дня судьба предопределилась. Много сотен веков назад в промежутках между земными воплощениями среди кесарей Рима, инквизиторов и великих тиранов, душа его была погружена в подобие летаргического сна. И в вещем сне ему являлись картины будущей жизни в качестве Габриеля Санчеса. Теперь сон стал явью.

Только опять потревожили голоса. Они прозвучали глухо, как сквозь стену, стихли. И вновь потекла неясная речь. Да, действительно, голоса снаружи, а не внутри. Он прислушался и различил знакомый тембр Франца, утопающий в какофонии чужих слов. «Интересно кто? Журналисты?» – удивился Габриель. Он привычно выкинул ментальное щупальце и глазами секретаря ясно увидел трех незнакомцев. Это были журналисты.

Спускаясь вниз к выходу, Габриель услышал:

– Господина Санчеса нет дома, – настаивал Франц.

– Но мы знаем, что он здесь.

– Да, но господин Санчес пожелал, чтобы его не беспокоили. Он ушел прогуляться в сад и до сих пор не вернулся.

– В чем дело, Франц? – прозвучал спокойный голос Габриеля.

Ненадолго голоса стихли. Секретарь, обернувшись, удивленно посмотрел на хозяина. Испуг длился мгновение, а затем мозг Франца заработал, пытаясь вычислить собственный промах: когда господин Санчес успел вернуться незамеченным? Но мозг, выстукивая раз за разом один и тот же вопрос, в ответ получал молчание.

– Но… Но вы, вроде, не… – Уголки губ нервно дрогнули.

– Нет, Франц, я вернулся. Ты просто не заметил. Я вижу, господа журналисты пытаются взломать дверь? – добродушно спросил Габриель, выпуская ментальный скан. – И я даже знаю, по какому поводу вы нарушили мой покой.

– Неужели? – сказал смущенно один из журналистов, почувствовав как умиротворение, непонятно откуда взявшееся, заполнило душу.

– Конечно.

Габриель, лизнув холодным языком скана сознание гостей, удовлетворенно заключил: «Ага, я так и думал» и продолжил, не меняя тона:

– Вы опять о Всемирном Конгрессе?

– Да, внеплановое заседание.

– Я уже говорил по этому поводу, а теперь, когда оно закончилось, что интересует вас?

– Откуда вы знаете? Ах, да вы же были приглашены.

– Но в приглашение не указывалась дата. Она еще не была тогда определена.

– Тогда откуда вы узнали, что оно недавно закончилось?

– Мир тесен. Так что вы хотели спросить?

Журналист внимательно посмотрел на Санчеса, и, вроде, это был он, автор «Открытого пути», но в то же время почти неуловимое изменение в лице и голосе насторожило. Если бы сознание корреспондента не было так затуманено, то он обязательно сказал о нечеловеческой и даже надмирной мощи, исходящий от личности Габриеля.

– Господин Санчес, вы не против эфира? – осторожно поинтересовался журналист.

– Прямо здесь и сейчас? Нет, не возражаю. Я готов.

Как по волшебству появилась камера, направив стеклянный глаз на Габриеля.

– Вопрос у нас только один. Как вы прокомментируете внеплановое заседание Всемирного Конгресса?

– Да никак. Дело в том, что оно юридически противоречит уставу Конгресса, значит, не имеет силы. Об этом я уже не единожды говорил. Думаю, стоит дождаться токийского заседания.

– И вы уверены в чистоплотности его членов и председателя?

– Речь на внеплановом заседании шла обо мне. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, но я все-таки полностью полагаюсь на благоразумие членов Конгресса. И председателя.

– Что ж, большое спасибо.

Габриель пожал плечами: не на чем.

Этот эфир транслировался на всю планету. Каждый землянин, который увидел его, заметил перемену во внешности господина Санчеса, вот только не возможно было человеческими словами передать и объяснить метаморфозу. Все тот же магнетизм личности, только умноженный в несколько раз, способный в мгновение поработить волю каждого человека. Но это до всей глубины не смог осознать ни один житель Земли.

Лишь непрошеные гости ушли, Франц осторожно заметил:

– Вы себя плохо чувствуете. Вам стоит отдохнуть.

– А что со мной не так? – удивился Габриель, и тут же ужалила мысль: «Нежели заметил? Или гипноз на него не действует?»

– У вас на лице усталость. Будто вы прожили в одну секунду несколько жизней, и груз опыта…

– Погоди-погоди, тебе показалась. – Ментальное щупальце лишь дернулось, но ничего не стало менять в сознании Франца.

– Может, вы и правы, господин Санчес.

– Хотя приход журналистов, признаюсь, выбил из колеи. Хотел отдохнуть, а тут они и свалились, как снег на голову. Знаешь что, Франц, покой видимо нам не светит. Закажи-ка два билета. Мы возвращаемся в Америку.

Минут через двадцать Габриель и секретарь выехали в сторону аэропорта. Франц удивился, заметив, что Санчес не взял с собой никакого багажа. Небольшое портмоне – не в счет.

– Решили больше не брать вещей? – уточнил секретарь, когда они заняли места в салоне самолета.

– Ну, бумаги, «электронку» я оставил тебе, а вот остальное хозяйство пусть храниться у родственников. – Габриель махнул рукой и закрыл глаза. – Да и не такие там важные вещи.

Он захотел немного вздремнуть, но понял, что желание существует только на волне привычек и потребностей тела. У него теперь нет тела. То есть оно иное. Внешне похоже на человеческое тело, но почти не нуждающееся в отдыхе. Оно способно принимать пищу, способно имитировать физиологические реакции, но Габриелю достаточно принять спокойное положение, закрыть глаза и заглянуть внутрь себя, чтобы восстановить силы. Он так и сделал. И там, в глубине сознания оказалась черная бездна, маслянистая и пульсирующая, будто зыбкая нефтяная пленка. Из этого темного колодца он и начал черпать силы.

Габриель отчетливо различал звуки салона. Значит, не спал. На их фоне маслянистая пропасть пульсировала, как аорта и по невидимой пуповине передавала часть своих сил. На мгновение Санчес увидел темно-фиолетовый океан, занявший все пространство, а у горизонта светились глаза. Те самые, что видел он в беседке. Они неотрывно следили за ним.

– Господин Санчес, – неожиданно вонзился в мозг голос секретаря, что Габриель невольно вздрогнул и открыл глаза. – Извините.

– Все в порядке.

– Мы подлетаем. Я хотел бы у вас отпроситься.

– А да, помню, ты говорил. Конечно, Франц, можно.

– Я покину вас аэропорту, хорошо?

– Без вопросов.

Самолет совершил посадку. Габриель и Франц прошли через терминал. Франц пожал на прощание руку, а Габриель направился в туалет. Там, скрытый от человеческих глаз, он изменил свое тело, истончил его так, что стал невидимым. Он только сейчас заметил, что и ближайшая материальная реальность подстроилась под метаморфозу: одежда, не часть тела, но безвольная она подчинилась трансформации. Как он этого не заметил в первый раз?

Пролетая здание аэропорта невидимым призраком, он уже не испытал той эйфории. Рассудок вытеснил эмоции. Цель маяком замерцала внутри. Габриель вспомнил время, проведенное в утробе матери, и тайный зов крови увлек на морское побережье.

Он вернул себе плотное тело, стоя на обочине в том самом месте, где водитель Николас Торр подобрал его мать. Фантомы прошлого воскресли, обретя ясные очертания. Санчес прокрутил несколько раз как кинопленку один и тот же сюжет: машина остановилась, Лилит Мейдан села, и авто умчалось вдаль. Габриель повернулся спиной к дороге и направился к морю. Он выловил из воздуха зов матери. Она где-то рядом.

И вот волны, накатывая на берег и плюя жемчужной пеной, расступились, пропуская мать, словно Афродиту.

Лилит такая же, как и тридцать с лишним лет назад, только не беременная и в другой одежде.

Ровный золотистый загар приковал внимание. Фривольный наряд, обнажающий и подчеркивающий безупречное телосложение. Габриель, повинуясь человеческому рефлексу, осмотрелся. Никого. Да и не мог хоть кто-то находиться здесь. Его сознание невольно разлило на сотни метров фантомы беспричинного страха. Теперь никто из смертных не сможет сунуться сюда.

Лилит остановилась в шаге от Габриеля. Затем еще один, будто в нерешительности, полушаг. Она протянула руку и, нежно касаясь, провела пальцем от мочки уха к подбородку. Невинное движение вызвало взрыв вожделения. Габриель с трудом сдержался. Он перехватил теплые пальцы, пахнущие морем, и поцеловал ладонь. Затем запястье. Изгиб локтя. Ожерелье тонких рук легло ему на плечи. Лилит приблизила лицо, и сильнее пахнуло морем. Стало душно, и невозможно терпеть этот аромат. Голова закружилась. Габриель обхватил ладонями лицо Лилит и впился в губы. Он почувствовал, как ее горячие пальцы скользнули от лопаток вниз и застыли. Даже сквозь одежду он почувствовал жар ее тела, словно был обнажен. Его губы поцеловали шею. Глубокий вдох. Он захотел заполнить легкие ароматом моря, испить до конца, до самого дна, чтобы больше он не беспокоил, но влажный дурман усилился. Вожделение неудержимым потоком хлынуло в душу и показалось, что больше нет в теле ни единой клеточки, которую не затронуло бы оно. Теперь он обнажен. Или все-таки одет? Сознание спуталось. Напившись и опьянев, он отстранил Лилит и поймал ее льдистый, равнодушный и в то же время вожделеющий взгляд.

– В чем дело? – спросил Габриель.

– Сын, я посланница того, с которым ты уже говорил в беседке, – голос точно разорвал шум прибоя в клочья. Остался лишь этот утробно-бархатный тембр. – Я пришла к тебе ненадолго, но скоро я буду с тобой всегда, только утверди свое царство.

– Зачем ты явилась? Ты вывернула меня наизнанку. После тебя все женщины станут сиюминутной забавой. Они покажутся мне пресным хлебом, которым можно насытиться, но нельзя удовлетвориться. Я ощутил сейчас, как черный цветок вожделения расцвел внутри.

– Тише, Габриель, тише. Да, ты прав, но не надо эмоций. Я их не люблю. Будь холоден, как лед даже в минуту плотских наслаждений. Наслаждение станет для тебя в будущем еще одним источником пополнения сил. Ну, а я приду к тебе, чтобы скрасить твой досуг, ибо верно ты заметил: ни одна земная женщина не способна сравниться со мной, – произнесла Лилит, улыбнувшись.

И все было в этой улыбке, все, ради чего можно плюнуть на этот мир, заложить душу самой бездне. И Габриель нырнул в бездну, но, вернувшись к реальности, спросил мать:

– Но не только же для этого ты явилась? Чего хочешь?

– Бермудский треугольник.

– Что? – удивился Санчес. – Мне послышалось?

– Нет, – заиграли нотки лукавства. – Не послышалось. Ты оживишь его. Вдохнешь новую жизнь. Он как бы заиграет новыми красками. Мы используем легенду о Бермудском треугольнике, откроем в небе над ним дверь в иной мир. Тогда начнется экспансия новой расы.

– Почему ты замолчала?

– Будешь много знать, то состаришься до срока. – Опять эта улыбка, обжигающая льдом.

– Я бессмертен.

– Да, мой мальчик, да. Просто сделай, как я скажу.

– Но почему он, почему Бермудский треугольник, а не другое место на планете?

– Так хочет он, истинный господин этого мира.

– Господин этого мира?

– Да. Мир лежит во зле – так говорят люди. Понимаешь, что за господин? А теперь, до встречи. Увидимся.

Лилит быстро растворилась в воздухе, оставив на губах Габриеля вкус моря, а в душе – опустошенность.

Он снова стал невидимым и молнией метнулся в тот аэропорт, где недавно расстался с Францем. Габриель захотел вернуть себе плотное тело и пройти путь как обычный человек, но передумал, ибо мысли не дали покоя. Они забурлили, их было слишком много, и каждая пыталась заявить свое право на жизнь.

Габриель пролетел вдоль шоссе, направляясь от аэропорта к дому, влетел в родной город и, наконец-то оказавшись в своей квартире, обрел привычное тело.

К этому моменту он уже успокоился, план действий сложился, и рука уверенно потянулась к мобильному телефону.

– Господин Морган?

– Да. Слушаю.

– Габриель Санчес.

– Вы уже надумали?

– Можно сказать, да. Но я позвонил не для этого. В залог наших будущих отношений не могли бы вы частично спонсировать научно-исследовательскую экспедицию?

– А куда направиться эта экспедиция?

– В Бермудский треугольник.

Морган согласился быть спонсором.

Габриель, закончив разговор, закрыл глаза, облегченно выдохнул. Ледяное спокойствие сочеталось в его душе с неиссякаемым гейзером идей.

7. Йозеф и Мари

Море похоже на ласкового щенка, который играет на побережье. Щенок нежится под лучами солнца, лижет песок, сверкая и переливаясь мокрой шкурой. Щенок забавен, кажется наивным. Он готов играть самозабвенно и бесконечно, ему не нужен зритель, а нужен только бесконечный простор и ветер, но сегодня есть зрители – два человека отдыхали у моря. Это Йозеф и Мари.

Они сняли уютную и старомодную комнату в летнем домике. Хозяйка жила одна, сама следила за домом, готовила еду, и только стоило удивиться ее проворности. Йозефу и Мари почудилось, что она существует одновременно во всех уголках скромного жилища, будто и не женщина вовсе, а добрый дух – хранитель очага.

Он и она закончили купание, вышли на берег. Нежные волны, отороченные пеной, шептали на своем непонятном языке. Солнце, подобно жемчужине инкрустированной в лазурь, не было жгучим. Оно – живое существо, которое все чувствует и понимает. Понимает, что там внизу живут люди, и поэтому золотые лучи бережно рисуют загар на коже и переливаются, рассыпаясь миллионом искр, в желтом песке.

Йозеф и Мари легли под сень дерева и долго молчали, прислушиваясь к песне прибоя, прислушиваясь к вечности и неизменности морского пейзажа – так им показалось в эти хрупкие минуты. И пусть прошли сотни тысяч лет, и природа, следуя неизменно своим законам, меняла очертания океанов и направления рек, в сравнении с мигом человеческой жизни эти изменения не заметны людскому глазу.

– О чем ты думаешь сейчас? – спросила Мари.

– Стараюсь ни о чем не думать, – ответил Йозеф.

– Так же не бывает.

– Почему? Ну, бродят какие-то обрывки мыслей на краю сознания, но понять до конца их нельзя. Это как корабли на горизонте. Они малы в сравнении с горизонтом. Корабли плывут по линии, которой нет, корабли живут в том мире, которого нет. Ведь горизонт – иллюзия.

– Это странно. Ты в последнее время только и думал об «Открытом пути» и о господин Вилькене. А сейчас говоришь иначе.

– Мари не начинай, не надо разрушать этот рай. Но если хочешь знать о господине Вилькене больше, загляни в Интернет. Мне же он просто непонятен, это и настораживает. Когда ясно, тогда не страшно, а он какой-то неопределенный, словно контуры его натуры размыты. Кто-то говорит, что он демон, кто-то утверждает, что он человек с понятными целями. – Йозеф замолчал и, посмотрев на Мари, поправил ей упавшую на лоб прядь волос. – Знаешь что, давай поболтаем о нас. Это сейчас более реально.

– Да-да, но судьба Вилькена как-то связана с нашей судьбой.

– Ну, наверно. Не исключаю, – лениво растягивая слова, сказал Йозеф.

Он посмотрел сосредоточенно на Мари и в тоже время сквозь нее, пытаясь поймать смыслы, что бледными тенями бродили на периферии сознания.

– А твой выбор? – вернула к реальности Мари.

– Я не разделяю методов господина Вилькена. Он находится в контрах с Габриелем Санчесом. Я бы сказал так: Вилькен был прав, когда противопоставил себя «Открытому пути», но сразу оказался неправым, когда предложил радикальное решение.

Йозеф откинулся на спину и закрыл глаза. Опять молчание. Опять морские песни, и сквозь тонкую кожу век пробивается солнце.

– Йозеф, ты не подумай, я не такая зануда. Я просто хотела сказать, что мы всегда будем вместе.

– А, так вот к чему этот разговор о господине Вилькене? – Он улыбнулся то ли Мари, то ли солнечному свету, приятно щекотавшему опущенные веки.

– Да ну тебя! Стараешься понять его, заглянуть в душу.

– Сейчас важнее всего то, что мы навсегда вместе. Да, так и будет. Мир летит. Куда? В бездну? Никто не ведает. Но мы будем вечны. Смерти нет.

Он почувствовал, как горячая рука любимой легла ему на грудь. Йозеф замер, представив, что это бабочка. Он задышал осторожно, боясь спугнуть ее.

Да, смерти нет. Когда они покинут это место и вновь окунутся в дела, это море, солнце, побережье и летний домик продолжат бытие, не смотря ни на что. Пройдут года, века, тысячелетия и, кажется, что солнечные лучи также будут ласкать песок, а солнце не единожды взойдет над морем, совершая привычный путь по небосводу. Йозеф и Мари покинут этот свет, земная память о них сотрется, как исчезает след на морском песке, но они родятся опять в ином мире, где все так же, как и сейчас. И новое море покажется им до боли в сердце знакомым. Они решат, что это когда-то с ними было.

– Представь, – вдруг сказал Йозеф, – что миллионы лет назад то, что происходит с нами в данное мгновение, уже случалось. Я лежал на золотистом песке, а рядом со мной была женщина.

– Я буду ревновать.

– А если я скажу, что это была ты?

– Ладно, уговорил. Это я тогда с тобой лежала рядом. Допустим.

Мари понравилась странная игра. Она решила, что все, что окружает ее сейчас, родилось в их сердцах: море, солнце, песок – да весь мир рожден по воле их сердец одним простым движением, похожим на выдох. Как боги вдыхают жизнь в скудельный сосуд – так и они.

Когда-то на заре этого мира, когда еще не было Земли такой, какой мы привыкли видеть, уже существовала идея о жизни человеческой. Тонкие контуры этой идеи – небесный чертеж – так можно назвать его, возник в чьем-то сознании. Может, это их сознание? Это был только эскиз, легкие очертания райского сада. Земного. Выдуманного, но в тоже время реального. Это была вторая реальность. Это случилось давно, миллионы лет назад, и память о минувшем почти стерлась, превратившись в манящий призрак, в тоску об эдеме. Тихий мерцающий огонек подсознания порой разгорался, порой угасал. Они знали, что в идеи о мире было уготовано место для них и для каждого. Не существовало лишних людей, ибо, что это за рай для избранных? Не имелось ключей, потому как не было ворот. Сам мир оказался огромными воротами и в тоже время ступенью к неведомому. «Когда вы уйдете, – прошептало море, – жаль вы не сможете рассказать о рае, откуда вышли все».

Йозеф и Мари еще раз искупались и отправились домой. Он обнял ее за плечи. Она посмотрела не него. Взгляд Йозефа сказал: «Все будет хорошо, поверь». И не надо было никаких слов. Зачем осквернять природу звуками речи?

По петлистой тропке, уходящей вверх, они прошли в молчании.

Домик, в котором Йозеф и Мари снимали комнату, построен удачно. Мари назвала его ласточкиным гнездом, и это было верное наблюдение, так как дом стоял на холме. Он, подобный белому кораблю, поднимался над зелеными волнами деревьев и кустарников. Большинство окон обращены к морю. Окна их комнаты – тоже. Мари иногда распахивала створки и замирала, прислушиваясь к звукам.

Поднявшись по ступеням, Йозеф сказал:

– Я загляну к хозяйке.

Мари кивнула, проходя дальше.

Он задержался у приоткрытой двери. Госпожа Хэмиш была дома: слышно, как работал телевизор. Похоже, в эфире шла какая-то научно-популярная передача, решил Йозеф.

– Йозеф, вы здесь? – окликнула хозяйка. – Что ж вы стоите в дверях.

Он вошел.

– Я только хотел предупредить, что мы завтра уезжаем.

– Жаль. – Она провела худыми пальцами по седым волосам и о чем-то задумалась. – Жаль. Очень жаль. Не останетесь еще на пару дней?

– Нет. Все уже решено.

– Да что вы стоите. Сядьте, – спохватилась госпожа Хэмиш, указав на свободный стул.

Нависла тишина. Йозефу не хотелось уезжать отсюда, но признаться в этом прямо в глаза хозяйке не решился. С чего-то вдруг он испытал неловкость и чувство вины перед гостеприимством пожилой женщины. Он, блуждая взглядом, остановил внимание на телевизоре.

Действительно, шла научно-популярная передача, посвященная тайне Бермудского треугольника. Йозеф удивился, узнав в кресле гостей Габриеля Санчеса. Он пытался убедить ведущего:

– Понимаете, я хочу положить конец Бермудскому треугольнику. Это, конечно, не единственная моя цель. Вокруг треугольника существовало, да и существует до сих пор столько загадок, что по пальцам не перечтешь. Некоторые из них имеют под собой реальную научную основу, другие – суеверия, игра воображения. После того, как мы совершим экспедицию к пресловутому треугольнику, думаю, результатом изысканий станет вывод. Простой и ясный вывод, что ничего пугающего в Бермудах нет, и не было. Например, это может быть электромагнитная аномалия, или аномалия гравитационных волн. Вполне вероятно.

– То есть, алогичность легенд, возникших вокруг треугольника, анормальность поведения людей тех, кто побывал в зоне и вернулся, объяснится простыми причинами? – настаивал ведущий.

– Конечно! – воодушевился Габриель. – К сожалению, это будет первая экспедиция, и ее цель: собрать как можно больше данных, систематизировать и объяснить. Более глубокий анализ нас ждет позже.

– То есть пока все останется тайной?

– Да, можно и так сказать, но я не вижу в слове «тайна» мистической подоплеки. Для меня тайна – это то, что еще предстоит раскрыть, обосновать научно, и поверьте, научное обоснование найдется. Уж сколько раз в истории человечества так было. Вот вы, я слышал, родом из России?

– Верно.

– Значит, о легенде перевала Дятлова знаете?

– Да, странная гибель группы молодых людей.

– Но оказалось, как ни загадочна была их смерть, она нашла научное объяснение. Как только человечество раскрыло тайну шаровой молнии, все встало на места. Причина гибели людей оказалась она. Шаровая молния. Если вам интересно, то можете прочитать старую статью Елкина Федора Ивановича. Вы ее легко найдете в сети. В ней господин Елкин в доступной форме излагает теорию.

– То есть, ждем конкретных результатов? – уточнил ведущий.

– Совершенно верно. И работники Новосибирских научно-исследовательских лабораторий скоро удовлетворят наше любопытство. Вот тогда и наступит триумф.

– Ваш?

– Нет, не мой, а нашей всепланетной технической интеллигенции. Извините, что так неуклюже прозвучало. С сожалением отмечу, в последние десятилетия ее значение, технической интеллигенции, для землян резко упало, но мы не должны забывать о ней. Кто знает, может результаты наших исследований дадут новый толчок техническому прогрессу. Более осмысленному прогрессу, совершаемому в этических рамках.

Госпожа Хэмиш убавила звук.

– Вам здесь не нравится? – вдруг спросила она.

– Ну, что вы! Как вы могли подумать! – удивился Йозеф. – Мы бы здесь остались навсегда, но вот наш дом, сами понимаете, в другом месте. Мы не можем его бросить, тем более нас уже ждут. Завтра улетаем утренним рейсом в семь часов.

– Остались бы навсегда? Именно в этом доме? Спорить не буду, мой дом самый лучший. – Хозяйка ненадолго задумалась. – Вам что-нибудь дать в дорогу?