Текст книги "Позывной «Курсант» (СИ)"

Автор книги: Евгений Прядеев

Соавторы: Павел Барчук
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Смотрел он на меня тепло, с отеческой улыбкой и по-моему, собирался обнять, ко всему прочему. Что-то многовато становится вокруг людей, которые преувеличенно «хорошо» относятся к Реутову. Прямо куда не глянь, одни друзья-товарищи.

Прибывшему гражданину, как и Клячину, я не сильно-то верил. Особенно его добрейшей улыбке и теплому взгляду. Идите на хрен! Один, вон, тоже улыбался. А в итоге оказался чуть ли не Хитменом.

И вообще, конечно, очень странная история. Куда не плюнь, везде у пацана доброжелатели, а провёл он почему-то бо́льшую часть жизни в детском доме. Херня какая-то получается. Где же были все эти хорошие люди раньше?

– Да не стесняйся! Не смотри на звания и субординацию! – Мужик развел руки в стороны. Твою мать… Точно обниматься собирается. – Столько лет не виделись!

То есть, предполагается, что я должен сейчас вскочить и броситься ему навстречу. Чужому, непонятному мужику. Но фишка даже не в этом.

Сейчас происходит то, о чем я даже не подумал. Хотя, должен был. Просто как-то изначально в башке ровненько улеглась информация, что Реутов чуть ли не с ранних лет по детским домам шляется, а значит, нет людей, которые его помнят или знают. Ну, не считая воспитателей, наблюдавших сиротку среди остальных воспитанников.

Однако человек, стоявший на пороге кухни, точно не был похож на педагога. Ни хрена подобного.

Если Клячина выдавали какие-то внешние признаки, наподобие манеры говорить, вести себя и так далее. Здесь же… Мужик мог бы просто войти молча и все. Я без слов понял бы, что это за птица. Место обитания – то же самое. Чекистов в моей жизни становится все больше. А вот уровень…Уровень значительно выше будет. От незнакомца фонило властью. Фонило так, что хотелось вслед за Клячиным вскочить, вытянуться, а потом отдать честь.

Но и это – ерунда. Гораздо хуже тот факт, что гость, очевидно, хорошо знал Реутова. И судя по радостному лицу мужика, Реутов тоже должен его хорошо знать.

Приплыли…

Глава 9
В которой я узнаю некоторые подробности

– Алексей…– Мужик смотрел на меня с немым вопросом в глазах.

Вопрос этот имел вполне логичное объяснение. Все упиралось в мою реакцию. А точнее, в ее отсутствие. Пауза, надо признать, затянулась. Я по-прежнему сидел за столом, бестолково хлопая глазами. Правда, теперь нас было трое, бестолковых.

Клячин таращился то в мою сторону, то на гостя. Он, судя по всему тоже чего-то ждал. От Реутова, имею в виду. Потому, наверное, о предстоящей встрече говорил пространно, не называя имен. Типа, готовил сюрприз. То есть, это лишнее подтверждение, что мужика я должен знать.

Гость, в свою очередь, был растерян, и могу предположить, для него такое состояние очень непривычно. Он переводил взгляд с Клячина на меня, а затем обратно на Николая Николаевича. Причем, когда смотрел на чекиста, хмурился, когда возвращался ко мне, пытался улыбнуться. В итоге, это выглядело так, будто мужик гримасничает или его плющит от тупости сложившихся обстоятельств. Уставился на Николая Николаевича – свел брови, повернулся ко мне – развёл.

В любом случае, ситуация яснее не становилась, а пауза затягивалась еще больше.

– Ты не узнаешь Игоря Ивановича? – выдал, наконец, напряжённым голосом Клячин.

Но тут же осекся, бросив испуганный взгляд на гостя. Видимо, с субординацией у них жёстко, и только что чекист её вроде как нарушил. Полез вперёд батьки в пекло.

Моя догадка оказалась верна, потому что мужик зыркнул на Николая Николаевича так, что тот даже немного сдулся. Будто стал меньше ростом. Хотя при этом продолжал тянуться затылком к потолку. Держал осанку, что говорится.

Однако меня в данном случае насторожило другое… Клячин и страх не вязались в моем восприятии от слова «совсем». Вернее, тот факт, что этот человек вообще способен что-то или кто-то бояться. А вот замершего на пороге кухни мужика он если не боялся, то опасался точно. И это – хреновый признак. Значит, Игорь Иванович, как его назвал чекист, в разы опаснее самого Клячина.

– Погоди, Николай… – Гость решил, видимо, провинившийся чекист никуда не денется, а вот со мной что-то надо делать. Таращиться друг на друга можно до посинения, но ситуацию это ни черта не изменит.

Он снял пальто, оглянулся, соображая, куда его деть. Хотел шагнуть к пустой табуретке, стоявшей в стороне, однако в ту же секунду рядом оказался Клячин, который бережно подхватил верхнюю одежду Игоря Ивановича.

– Позвольте, товарищ старший май…– Чекист снова замолчал, не договорив. Посмотрел на меня, потом на гостя.

Наверное, засомневался, можно ли вслух произносить звание, если творится какая-то непонятная хрень.

– Да убери ты уже его куда-нибудь, – Резко прикрикнул Игорь Иванович.

Надеюсь, речь шла о пальто, а не обо мне. Я больше ничему не удивлюсь, если честно. Может, не оправдал их ожиданий и теперь всё, пора в утиль.

– Есть! – гаркнул Клячин, а затем метнулся в прихожую, чтоб повесить пальтишко гостя.

Игорь Иванович провел рукой по светлым волосам, кашлянул, а потом, наконец, прошел в кухню и плюхнулся на табурет, который совсем недавно занимал Николай Николаевич.

– Алексей…– Он пожевал губами, будто подбирал нужные выражения, но слова ему на ум приходили только матерные. – Ты меня и правда не узнал? Совсем?

Вообще, если честно, пока длилась эта бестолковщина с нашими совместным переглядами, я соображал, пытаясь выбрать подходящую манеру поведения. Что делать-то? Мне нечего сказать этому Игорю Ивановичу. Вообще нечего. Я в душе не имею ни малейшего понятия, кто он такой. Кроме того, что явно не простой товарищ и для Клячина он, типа, начальство. Какой бы у нас сейчас разговор не начался, я спалюсь в первые же минуты. Соответственно…Надо врать! Или даже не врать… Пожалуй, самый оптимальный вариант – частично сказать правду.

– Совсем Вас не помню… – Произнёс я несчастным, растерянным голосом. Ясен хрен, ни одной, ни второй эмоции не было. Но решил, надо выглядеть бедным сироткой, чтоб меня сочли безобидным страдальцем.

Мой ответ вызвал у Игоря Ивановича выражение легкого офигевания на лице. Вернее, офигел-то он, похоже, сильно, но старался не показывать этого при посторонних.

Хотя, точно могу сказать, мужик чувствует себя дурак-дураком. Это однозначно. Похоже, предполагалась фееричная встреча. А по факту, вышла полная ерунда. Ну, и снова я подумал о том, что к таким ситуациям он не привык. Приказы отдавать, командовать, на хрен послать – это, да. А выглядеть идиотом – очень вряд ли.

– Подожди…– Гость провел ладонью по лицу, потом покачал головой, недоумевая. – Как не помнишь? Лес. Зима. Озеро. Старый хутор, где мы встретились. Тебя привел Барсуков. Воспитатель ваш. Не помнишь? Наш разговор обо всей ситуации. Договоренность, что делать и как себя вести. Ну⁈ Мое обещание исправить случившееся. Алексей, да как так? Тебе тогда исполнилось, конечно, восемь лет всего. Но ты же разумный, сообразительный был. Мы вместе решили, ты всем будешь говорить, будто ничего не можешь вспомнить о родителях, о семье. Мол, беспризорник, которого подобрали на улице. Мы так решили! Но передо мной зачем сейчас разыгрываешь дурака?

– Нет. – Ответил я коротко. – Не разыгрываю ничего. Честное слово. Озеро, говорите… Лес… Совсем не помню… Тут так вышло…стукнулся просто… Головой.

Я осторожно, издалека, начал готовить почву, чтоб преподнести этому товарищу более-менее подходящий отмаз, который мог бы хоть как-то объяснить мое беспамятство.

– Вот черт! – Игорь Иванович долбанул кулаком по столу, даже не дослушав до конца.

Потом опять провел по лицу ладонью, словно стирая усталость, и вдруг обернувшись к двери, гаркнул:

– Клячин! Клячин, твою ж налево!

Гость не успел ещё договорить, а Николай Николаевич уже стоял рядом с нами. Просто – в один момент, отвечаю. Он, видимо, пальто повесил, но отирался в коридоре, не решаясь войти. А стоило начальству проявить недовольство, сразу нарисовался.

– Слушаю! Товарищ! Майор! Государственной! Безопасности!

Чекист разговаривал восклицательными знаками, будто приколачивал каждое слово гвоздями. И упорно продолжал вытягиваться в струнку. Да кто ж этот Игорь Иванович…Что, блин, за гадство такое? Судя по званию, явно не просто хрен с горы. Но это и без звания было понятно. Какого черта он тут? Как связан с Реутовым? Что, блин, там за лес с озером?

– Ты мне что с парнем сделал, скотины кусок? – Гость уперся руками в колени и начал медленно вставать. – Тебе, бестолочь, доверили привезти его в целости и сохранности. Даже несмотря на те условия, которые требовалось выполнить по дороге…

Я только открыл рот, собираясь высказаться в защиту чекиста, как Игорь Иванович, даже еще не до конца выпрямившись, вдруг резко выкинул руку вперед. Клячин тихо «крякнул», но это, так понимаю, от неожиданности. Просто наш гость со всей дури зарядил чекисту в рожу кулаком. Надо отдать должное, Николай Николаевич даже не покачнулся. Реально. У него и звук-то изо рта вырвался исключительно на выдохе.

– Эй, вы чего⁈ – Я вскочил из-за стола, хотя сам не понимал, на хрена.

Не бить же мне гостю рожу в защиту Клячина. Да и большой вопрос, кто кому чего набьет. Чертов Реутов…Гадом буду, прям с завтрашнего дня займусь его телом. Сколько мне в нем быть – вообще не понятно. С каждым днём история эта становится все занимательнее. Но лучше я хоть немного облегчу себе жизнь, подправив физические показатели Реутова, чем вот так каждый раз стрема́ться в спорных ситуациях.

Игорь Иванович в мою сторону даже не глянул. Хотя, подозреваю, мало кто в этой жизни повышает на него голос.

– Ты что сделал, гад⁈ Ты его трогал? Бил? По голове бил, сволочь⁈ – Выплевывал он слова прямо в лицо Клячину.

Гость выглядел разъярённым. Впрочем, это слово мало передает его настроение. Он буквально впал в бешенство. Лицо у Игоря Николаевича раскраснелось, а глаза налились кровью.

– Никак нет, товарищ старший майор государственной безопасности. – Отчеканил Клячин. – Все мои действия соответствовали поставленным задачам. Создать для кандидата условия, которые позволят раскрыть его потенциал и определить благонадёжность. За рамки дозволенного я не переступал. Воспитанник детского дома, Реутов Алексей, вел себя достойно…

Николай Николаевич замолчал, переводя дух, посмотрел в глаза гостю, хотя до этого просто таращился в одну точку, куда-то за спину начальству, потрогал челюсть рукой, подвигал ею вправо-влево, а затем добавил совсем другим голосом, более «свойским»:

– Товарищ Бекетов, ну, что ж я…идиот, что ли? Зачем мне его бить-то? Никогда же Вас не подводил. Ни разу…С самого первого дня службы.

– Да не трогал он меня, вы чего⁈ – Поддержал я Николая Николаевича.

Просто…Блин, он хоть и псих отмороженный, но уже вроде как привычный. Свой. А этого майора…тьфу, блин…старшего майора государственной безопасности…язык сломаешь, на хер, пока выговоришь…В общем его вижу впервые.

– Я давно ничего не помню. Вернее, не с детства, конечно. Имею в виду, до появления Николая Николаевича это произошло. Ну…то есть…эх… больше недели назад в детском доме случилась драка. Приличная такая драка. Я долбанулся о…об пол. Да! Об деревянный пол. Наверное, где-то что-то переклинило. В башке у меня. И всё! Очнулся когда, в голове – никакой информации. Ноль. Стресс, шок, все дела. Думал, как бы директору сообщить, чтоб в больничку не упекли. Кто ж детдомовскому обрадуется в больничке? А тут Николай Николаевич приехал. Забрал меня. Ну, я не стал афишировать. Зачем? Да и все равно надеялся, что пройдёт, отпустит…

Врал я, конечно, вдохновенно. С огоньком. Сочинял на ходу. Просто такая версия казалась мне самой подходящей. А что? Вполне реально. В любом случае надо найти оправдание своему неведению. И кстати, теперь даже если у меня будет какая-нибудь хрень проскакивать, тоже буду валить на удар по башке. Главное, не переборщить.

– Погоди…– гость покачал головой, словно с трудом мог поверить в то, что слышит. – То есть, на самом деле…вообще ничего не помнишь?

– Нет. Говорю же Вам, – я сел обратно на табуретку, а затем искренним, честным взглядом уставился на Бекетова.

Заодно попытался прислушаться к внутренним ощущениям. Может, сработает что-то. Вдруг, щёлкнет в голове какой-нибудь тумблер. Сам-то я, что вполне понятно, знать не знаю об этом старшем майоре ни хрена… Черт… главное, вслух его майором не назвать. Если мне не изменяет память, моя, родная, их звания идут в комплекте с этой чертовой «государственной безопасностью». Так вот, я, конечно, старшего майора государственной безопасности не знаю. Это понятно. Но Реутов, выходит, знал.

Однако, нигде ничего не щёлкало. Смотрел на этого мужика, с аккуратной стрижкой, с сытым, откормленным лицом, и никаких эмоций не испытывал. Кроме, конечно, весьма конкретного напряга. С хрена ли у детдомовца такие люди в знакомцах ходят?

– Вот млядство…– Выругался Бекетов. Потом повернулся к Николаю Николаевичу и сухо велел ему. – Ну-ка, старший лейтенант, иди во двор. Посмотри там… Не знаю, что… Дров наруби. Дорогу почисть. Сам разберёшься.

Клячин молча развернулся и вышел из кухни. Буквально через минуту хлопнула входная дверь.

– Таааак…– Старший майор этой трижды проклятой безопасности повернулся ко мне. – Даже и не знаю, что сказать…А соображаешь как? Нормально?

– Конечно, нормально. – Я ещё сильнее вылупился на него.

Моей искренностью, которая, надеюсь, имелась во взгляде, можно было сейчас поливать африканскую савану, чтоб превратить в цветущий лес. Просто огромное море искренности. Не хватало, чтоб меня тут в психи определили.

– Все отлично. Башка варит на сто процентов. Только не помню о себе ничего. Ну, и Вас, соответственно, тоже. А так-то я не идиот. Все понимаю. Где нахожусь, что вокруг происходит. Думаю, это скоро пройдёт. Последствия драки и удара. Не более.

– Хм…– Бекетов потер подбородок. – В принципе…не такая уж это большая проблема…

Он выглядел задумчивым. Видимо, соображал, как поступить дальше. А я в этот момент тоже соображал. Только немного в другом ключе. Переваривал кусок информации, который проскочил совершенно случайно в словах Клячина. Действовал, согласно поставленной задаче…Создал условия…Выходит, он специально тащил меня из Свердловска в Москву на этом чертовом паровозе…Проверял, типа…Так получается. Значит, ему велели это сделать. А проверял что? Не сдохну ли? Не попытаюсь ли бежать? Не брошусь ли под колеса поезда? Не придушу ли его по-тихому ночью? Вариантов до хрена, конечно.

В голове прокручивались те четыре дня нашего путешествия. Выдержка? Терпение? Послушание? Что-то из этого репертуара нужно было увидеть Клячину в моем поведении? А главное – зачем?

– Алексей… – Наконец Игорь Иванович, видимо, решил для себя сложную задачу, и теперь выглядел абсолютно спокойным. – Это, конечно, весьма неожиданный поворот… Насчёт твоей памяти. Но… Давай кое-что тогда объясню. Я не просто так отправил товарища Клячина на улицу. Скажем так, он не все о тебе знает. И все ему знать точно не надо. А нам необходимо с тобой побеседовать, выходит, открыто. Как ты уже понял, мы знакомы давно. Но на самом деле, даже не представляешь, насколько давно. Думаю, надо начать с того, что я хорошо дружил с твоими родителями.

Он замолчал, уставившись на меня грустным взглядом.

Зашибись…Я моргнул несколько раз, чтоб достоверно выглядеть удивлённым, а потом спросил:

– Как родителями? А товарищ Клячин говорил, не было их. Мол, на улице нашли.

– На улице… – Старший майор государственной безопасности, усмехнувшись, в очередной раз покачал головой. – Про улицу велел тебе говорить я. Дойдем до этого момента. Улица – легенда, которой нам пришлось придерживаться последние девять лет. Ради твоей же безопасности. Мы были вынуждены так поступить. Ты не помнишь, выходит… Но… В общем, твоим родителям я помочь не смог. Их оговорили… Да… Отец твой был дипломатом. Служил в интересах Советского государства в Германии. Но потом… Его отозвали, арестовали и обвинили в работе на иностранную разведку. Мне очень жаль, Алексей, твоих родителей давно нет в живых. Я в те времена занимал не слишком высокую должность, так что никак не мог помешать трагедии. Да и год выдался… В 1927-м все произошло. Летом товарища Войкова убили враги. Это же ты помнишь? Такое точно нельзя забывать.

Игорь Иванович прервал свой рассказ и уставился на меня настороженным взглядом.

– Конечно! – Пылко ответил я и даже прижал одну руку к груди.

Что, блин, за Войков? Судя по выражению лица Бекетова и по интонации голоса, кто-то из общественных персон. Ну, и черт с ним. Это можно потом осторожно выяснить, если уж так важно.

– Отлично! – Он облегчённо выдохнул. – В общем… В декабре твоих родителей забрали. Но я попытался спасти тебя. Поэтому, в коммуне имени Дзержинского, куда тебя отправили, как сына врага народа, случился несчастный случай. Зимой два воспитанника отправились в лес, дров запастись. С воспитателем вместе, конечно же. Но так вышло… В общем, утонули они оба. И Алексей Сергеевич Витцке, и Алексей Иванович Реутов. Такова официальная версия. Но… На самом деле, ты остался жив. Воспитатель привел тебя на хутор, где жил сам. Оттуда я и забрал уже Реутова. Хотя, как ты, думаю, понял, фамилия эта тебе не принадлежит. Просто так было надо. Документы справили быстро. Я справил. И забрал тебя с хутора тоже я. Выбрал детский дом подальше от прежнего места…

– Подождите… – Я во все глаза смотрел на мужика, сидевшего напротив. Потому что мне, скажу честно, стало сильно не по себе от его рассказа. – Это что ж… Настоящего Реутова… Утопили?

Вообще, конечно, не нужно было, наверное, говорить это вслух. Потому что весьма велик шанс бедолаге Реутову, уже в моем лице, сдохнуть повторно. Но если догадка верна, и одного пацана угандошили, чтоб вытащить из коммуны другого, то, похоже, личность я весьма ценная. В историю про крепкую дружбу что-то не верится. Стал бы этот Бекетов рисковать собственной шкурой и устраивать сыну предателя, по сути, побег. Да еще какой! Без следов и хвостов. Это пусть он кому-то другому заливает. Я и задал свой скользкий вопрос неспроста. Чтоб совсем уж меня за идиота товарищ старший майор не держал. Витцке Алексей Сергеевич, значит… Вот теперь всё бьётся. Теперь всё верно. И фамилию эту я во сне слышал. И отца звали Сергеем.

– Ты что⁈ Как утопили⁈ Нет, конечно. Так совпало. Несчастный случай! – Вскинулся товарищ Бекетов, глядя на меня открытым, честным взглядом.

Настолько честным, что я без малейших сомнений понял – настоящего Реутова сто процентов утопили. А это конкретное подтверждение той мысли, что пацан я очень ценный для товарища Бекетова. Вопрос в другом. Чем именно ценный?

Глава 10
В которой мои «подробности» сильно отличаются от услышанного

– Алеша, хочешь мороженое? Или венские вафли с сиропом?

Я поворачиваю голову и смотрю на папу. Он – высокий, красивый и сильный. Мой папа самый сильный. Как герой из сказок. Я люблю сказки. Папа это знает, поэтому читает мне их с чувством, с выражением. Иногда даже изображает различных персонажей. У него это получается забавно.

Но сейчас мы на улице. Солнечно. Тепло. Мне весело и радостно. Мы гуляем. Вернее папа сказал, что у него дела, но взял меня с собой.

Мы сидим за столиком уличного кафе. Мимо снуют официанты. Папа их так называет. Они приносят еду многочисленным посетителям, которых в кафе полным-полно.

– Так что? Закажем вафель? – Папа смотрит на меня с улыбкой.

– Господин Витцке, Ваши часы готовы.

Рядом с нами появляется мужчина. Он говорит на немецком языке, однако я прекрасно понимаю его.

– Отлично, Рихтер. Я сейчас подойду… – Папа смотрит на этого мужчину вежливо, но с легким, практически незаметным, раздражением. – Вы могли не беспокоиться. Я же сказал, вернусь через час. Мне нужно угостить сына мороженым.

– Извините, господин Витцке…Просто управляющий сказал, это важно. Вы для нас – особый человек. Велел разыскать и сообщить…Ваши часы…

– Спасибо, Рихтер, – Чуть настойчивее говорит папа. Он словно хочет уже быстрее проводить этого дяденьку со смешными усами. Его усы напоминают мне крысиный хвост, который прицепили под нос. – Идите. Я сейчас подойду.

– Хорошо…– Рихтер мнется еще несколько секунд, оставаясь на месте, а потом все же разворачивается и уходит.

Папа слегка морщится и оглядывается по сторонам. Такое чувство, что ему очень не понравилось появление посыльного из банка.

Я тоже оглядываюсь. Мы сидим на Жандармской площади в Берлине. Я точно знаю, что это – Берлин, и что это – Жандармская площадь. Здесь действительно есть банки. В один из них мы заходили с папой совсем недавно. Он о чем-то долго разговаривал с управляющим. А мне выдали лист бумаги и карандаши, чтоб мог рисовать, пока взрослые обсуждают дела.

– Любезный…– Папа подзывает одного из официантов. Подзывает не на немецком языке. Это немного кажется мне странным.

– Чего изволите, Сергей Алексеевич? – Официант моментально возникает рядом с нашим столиком. Он тоже говорит на русском языке. – Рад Вас видеть. Сын?

– Да. – Папа смотрит на меня с гордостью. – Как Ваши дела, Леонид?

Я с интересом слушаю разговор папы и этого официанта, который, кстати, выглядит немного старым. У него седые бакенбарды и такая же седая бородка. Мне кажется, в этом возрасте уже совсем нельзя работать…

– Все хорошо, Сергей Алексеевич. Тоскую иногда. Ну… Вы понимаете. Совсем не просто полностью изменить уклад жизни в сорок лет. Но… – Официант разводит руками. – Чего уж теперь… Так вышло. А вот России-матушки не хватает. Очень не хватает…

– Leonid! – Доносится окрик откуда-то со стороны.

– Управляющий. Не доволен, что я надоедаю гостю пустыми разговорами. – Поясняет папе официант. Он оглядывается на злого мужчину в костюме и кивает ему. – Сергей Алексеевич, извините, что не могу поговорить ещё. А то останусть без работы. Сами знаете, с работой сложно. Чего изволите?

– Будьте любезны, Леонид, две порции венских вафель и…Эх! – Папа делает взмах рукой, а потом хохочет. – И мороженое. Гулять, так гулять!

Он наклоняется ко мне, смотрит смеющимся взглядом, а потом добавляет.

– Только не проговорись маме. Она меня убьет за такое количество сладкого.

Официант перекидывает салфетку, которая висит у него на локте, на другую руку и отходит. Наверное, отправился готовить вафли. Мне почему-то кажется, все происходит именно так. Официантам называют блюдо и они уходят, чтоб его приготовить. Отличная это работа. Они ведь могут съесть сколько угодно вафель с сиропом, пока выпекают их.

– Папа, а кто этот человек? Твой друг?

– Нет-нет, – Папа снова смеётся, но как-то грустно. – Просто знакомый. Его зовут Леонид. Раньше он жил в России, а теперь живёт здесь. Нам приятно иногда поговорить на русском языке друг с другом. Это создает иллюзию, будто мы дома. Понимаешь меня?

Если честно, я не понимаю. Родители говорят со мной и на русском, и на немецком. Мама считает, я тоже должен знать языки, чтобы они с папой мною гордились. Но зачем нам этот Леонид? Или папе разговаривать с ним так же приятно, как со мной или с мамой?

Я смотрю на папу и ловлю его ответный взгляд.

– Ты такой серьезный сейчас… Аёша, Аёша, а ведь ты уже совсем взрослый…

Папа качает головой, и в этот момент я слышу звон колоколов на кирхе. Они звонят каждый час. Поначалу я всегда замирал, завороженно слушая эти звуки. Сейчас уже привык. Папа ещё раз улыбается, затем наклоняется ко мне и с заговорщицким видом говорит:

– Алеша…подожди меня здесь, буквально пять минут. Я отойду в банк, заберу там кое-что, и снова вернусь. Хорошо? Вот, посмотри…

Он указывает рукой в сторону того самого банка, где мы были совсем недавно.

– Его отсюда видно. Я быстро. Хорошо? Управляющего предупрежу, не беспокойся. И наш сладкий обед как раз принесут.

– Хорошо. – Я киваю папе, щурясь от яркого солнца.

Сегодня –удивительно теплый день. Потом мой взгляд опускается вниз и я вижу маленькую, смятую, бумажку рядом с ножкой нашего стола. Совсем недавно ее не было.

– Папа, посмотри! – Я хочу наклониться, чтоб поднять это. Но папа оказывается быстрее. Он встает со стула, подбирает белый комочек, а потом смотрит на меня с улыбкой.

– Наверное, выронил Леонид. Я передам ему. Не переживай.

А я и не переживаю. Зачем мне переживать? У нас такая веселая получилась прогулка. Даже в банке, пока папа занимался делами, мне совсем не было скучно.

Папа уходит, я смотрю ему вслед. Мне хорошо. Я самый счастливый мальчик на свете. А потом вдруг в моих ушах звучит папин голос.

– Алеша, запомни. Плохое начало не к доброму концу…

Я верчу головой, пытаясь понять, как такое может быть. Папа ушел. Я сам это видел. Почему мне слышится его голос? Я сижу за столиком один.

– Алеша, запомни…Плохое начало не к доброму концу…

Я чувствую, как внутри меня появляется страх. Мне знакома эта фраза. Она из истории братьев Гримм про Гензель и Гретель. Но я не могу сейчас слышать папин голос, его нет рядом. Это уже не сказка. Это какой-то кошмар.

– Алеша, запомни…

– Твою мать! – Выругался я вслух, резко открыв глаза.

Провёл ладонью по лбу. Мокрый. Холодный противный пот. Херня какая-то. Сон совсем не страшный. Но я чувствовал в этом сне, как на пацана наваливается панический ужас.

– Такими темпами можно чокнуться реально…

Уставился в потолок. Ничего не изменилось. Все тот же, белёный. Я по-прежнему в доме, где мы остановились с чекистом. И год, судя по всему, все тот же 1938. А вот сон – новый.

Сон… Ни хрена подобного. Это опять похоже на воспоминание. Четко видел место глазами пацана, узнал его тоже пацан. Он же слышал слова отца. Отцовский голос, кстати… Так по-настоящему звучал, будто он реально мне в ухо говорил. Даже официант этот… Интересно… Пацан подумал, что мужик пожилой, а ему лет сорок пять, не больше. Хотя, наверное, ребенку такой возраст кажется дряхлой старостью.

– Что случилось⁈ – На пороге нарисовался заспанный и раздраженный Николай Николаевич. – Пожар⁈ Потоп⁈ Обосрался⁈

Он таращил на меня глаза, но при этом был максимально собран. Даже несмотря на то, что на нем из одежды присутствовали только подштанники, выглядел чекист готовым сразу же ринуться в бой.

– Ничего не случилось. – Я приподнялся на локтях и удивленно посмотрел в сторону Клячина, искренне не понимая, какого черта ему надо?

– Как ничего, если ты орал, будто скаженный? Папа! Папа! Ты вспомнил отца?– Взгляд чекиста стал цепким, внимательным. Он буквально впился глазами, стараясь рассмотреть что-то в моем лице.

– Ничего я не вспомнил. Откуда? Ерунда, наверное, какая-то снилась. Вот и все. Кошмар. – Ответил я.

Как бы то ни было, решил ещё вчера вечером, во время разговора с товарищем старшим майором госбезопасности, хрен кому расскажу про сон. А теперь их, выходит, уже два. Сто процентов не расскажу. Не доверяю. Никому не доверяю. Мутные они оба. И Клячин, и Бекетов.

Правда, с Николаем Николаевичем ситуация мне более ясна. Этакий верный, преданный пес. Между ним и Бекетовым не только служба. Я бы сказал, что Клячин выполняет роль правой руки Игоря Ивановича. Но неофициально. По крайней мере, мне их общение сильно напомнило общение моего настоящего отца с его водителем Никитой. Батя с этим парнем проводил много времени вместе. Никитос видел то, что никто не смог бы увидеть. И пьяным, и сраным, и хрен еще знает каким он отца забирал из разных мест. Выполнял всякие поручения, с которыми к секретарше не обратишься. Но при этом, никогда, ни при каких условиях не позволял себе лишнего даже в интонациях голоса, когда обращался к отцу. Вот у Бекетова с Клячиным что-то похожее.

– Да точно говорю! – Буркнул я чекисту, который продолжал изучать меня внимательным взглядом.

– Мммм…– Он помычал и демонстративно «хмыкнул». Есть ощущение, Николай Николаевич не очень поверил моим словам. – Ладно. Все равно вставать надо. Собираться. Ты давай, дуй во двор. Вода у входа в ведре. Умывайся. Скоро ехать.

При фразе «скоро ехать» мое лицо вытянулось. Потому что сочетание слов Клячин и «ехать» теперь вызывает весьма неприятные ассоциации.

– Да не бзди! – Хохотнул он, правильно оценив мое резко изменившееся настроение. – Сегодня нормально все будет. Нас заберут. Поедем как культурные люди. А наше путешествие в Москву… Проверял я тебя, сказал же. Проверял. Велено так было. Приказ.

Чекист развернулся и вышел, а я упал обратно на подушку, снова возвращаясь мыслями к странному сну. К чему все это? Вернее, даже не так…

С хрена мне вообще все это снится? Что за выверты подсознания, причем даже не моего. Очевидно, всплыло еще одно воспоминание Реутова. Он, конечно, оказывается, совсем не Реутов, но мне уже привычно думать о пацане именно так. Да и официально фамилия числится эта. Не будем, значит, рисковать, вспоминая того, кто утонул где-то далеко, в заледеневшим озере.

Игорь Иваныч уверял, пока воспитатель отвлекся, оба пацана вместо того, чтоб собирать ветки, поперлись кататься по льду. Не заметили прорубь. И свалились. Оба… Ну, да… Не хреновая, видимо, была прорубь…

Однако, я больше провокационных вопросов не задавал. Чувство самосохранение какое-никакое имеется. Можно пару раз дёрнуть тигра за хвост, но тянуть его за усы – дело очень опасное.

– Ехать, блин…– Протянул я вслух, продолжая изучать потолок.

Это, кстати, еще один неожиданный поворот в нашей с Реутовым удивительной судьбе.

Разговор между мной и Бекетовым на душещипательных воспоминаниях о родителях не закончился. Оказалось, это было лишь начало.

– В общем, вот такие дела, Алексей…– Старший майор госбезопасности развёл руками, словно извиняясь, что ему пришлось сообщить мне все эти удручающие подробности прошлого.

Про дружбу с отцом и матерью. Про их арест. Про их смерть. Про то, что меня назвали другим именем ради пока ещё непонятного спасения. Если вспомнить, где пацан оказался, благодаря этому «спасению», так вопросов гораздо больше, чем ответов.

– Я дал себе обещание, что не брошу. Помогу. – Снова завёл свою шарманку Игорь Иванович. Господи, прям хоть плач. От восторга, конечно же. Широчайшей души человек…– Все эти годы искал возможность. Просто в тот момент важным было сделать так, чтоб Алеша Витцке исчез. Видишь ли, в деле твоей матери всплыли дворянские корни. Да и вообще…сложно все. В общем, поверь, так было лучше.

Я несколько раз кивнул. Мол, конечно, верю. Хотя сам думал иначе.

Я, конечно, не знаток данного времени, но по мне товарищ Бекетов лепит какую-то дичь. Не совсем еще лютую, но уже немного придурковатую. История очень странная.

Значит, родители Алеши – дипломаты. Вернее, отец. Их вызвали в Союз. Потом арестовали и убили. Хорошо. Ок. Пацана определили в эту коммуну. Тоже ок. Затем является товарищ старший майор госбезопасности, который тогда майором еще не был. Организует «смерть» сына друзей и под чужим именем определяет его в детский дом. Ну, ладно. Времена, допустим и правда тяжёлые. Допустим, у матери были дворянские корни. И? Пацан-то при чем? Она же не тайная дочь Романова, чтоб ее род хотели истребить целиком. А в любом другом случае, на хрена козе баян. То есть на хрена чекистам бедолага Алеша, который остался сиротой. Возраст юный. Опасности никакой он не представляет. Единственное…Я немного завис, уставившись в лицо Игорю Ивановичу.