355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгений Петропавловский » Яйца Пегаса, а также пародии и садистские стихи » Текст книги (страница 1)
Яйца Пегаса, а также пародии и садистские стихи
  • Текст добавлен: 14 февраля 2022, 14:01

Текст книги "Яйца Пегаса, а также пародии и садистские стихи"


Автор книги: Евгений Петропавловский


Жанр:

   

Ужасы


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Евгений Петропавловский
Яйца Пегаса, а также пародии и садистские стихи

Часть первая. ЯЙЦА ПЕГАСА

Метафизика турбулентного потока

Если жизнь твоя хренова –

это, в сущности, не ново.

Но нисколько не новей,

что бывает хреновей!

Сетевые реминисценции

Любви, надежды, тихой славы

недолго нежил нас обман –

теперь мы все сидим у «клавы»,

гипнотизируя экран,

и каждый ждёт: взойдёт она,

звезда пленительного счастья!

И – попадая в эту масть – я

не жду, пожалуй, ни хрена.

Что я могу ещё сказать?

Я к вам пишу, чего же боле?

Спасибо, я пока на воле…

На остальное – наплевать!

Старшина Луны

Старшина Карачкин в космос полетел:

оклемался в невесомости – и двинул на Луну,

потому как подполковник, что пришёл в особотдел,

своим моральным кодексом замучил старшину.

Чтобы не зависеть от внезапных бед,

он взял канистру спирта да колбаски полкило,

да хранившийся в каптёрке полковой велосипед

(так просто, ради хохмы, подполковнику назло);

прибыв на стоянку лётную свою,

в секретный аппарат с тяжёлым сердцем погрузясь,

взлетел, оставив Родину, начальство и семью:

врубил форсаж и тронулся, у бога не спросясь.

И почти тверёзый, сидя на Луне,

иностранцам в телескопы строит страшное лицо.

А в Европе и в Америке сенсация: «К войне

Россия изготовилась – берёт весь мир в кольцо…»

В панике российский генералитет –

экспедицию готовят, чтоб нахала возвратить.

И что с ним дальше делать? Дать по харе тет-а-тет?

Иль орденом – чтоб не было скандала – наградить?

Ах ты, мама-Русь, бездомная тоска!

Лежит он прямо в кратере с канистрой на груди;

стучат его мгновения, как пули у виска…

Что кинул он в краю родном? И что там, впереди?

Ах ты, мама-Русь, зелёная печаль!

Не умеешь ты беречь своих отважных сыновей!

На белой скатерти Луны, затмив собою даль,

лежит он в званье старшины, и нет его главней;

сам себе Колумб, Ермак и Магеллан,

взирает он на Землю – муравьиную семью,

сапогами окунаясь в безвоздушный океан,

руками обнимая Веселенную свою…

Под хрупкой скорлупой экзистенции

Преисполненный многих нужд,

я идейного духа чужд.

Как закончится нужд страда –

я одухотворюсь тогда:

исторгая поток идей,

привлекательных для людей,

расцвету, как махровый куст…

А пока, извините, пуст.

Всё в сознании, бля, моём

Обусловлено бытиём.

Петрович. Тёмная сторона

1

Виртуальные частицы

сквозь Петровича проходят,

и Петровичу не спится:

он на кухне колобродит,

матерится, недовольный

тёплой водкою из кружки,

ест огурчик малосольный

и идёт к своей подружке

бабе Рае, зло храпящей

под заштопанной периной…

Страшен, будто в дикой чаще,

ейный посвист соловьиный!

Он ложится тихо рядом.

Мысли муторны и странны…

Под его тяжёлым взглядом

подыхают тараканы;

муха бьётся о гардину

хоботатой головой – и,

покидая паутину,

заползают за обои

пауки, которым жутко…

А Петровичу мешает –

рядом – эта проститутка,

что с Морфеем согрешает.

Может, ей набить сусала

иль поджечь, плеснув бензину,

чтобы мыслить не мешала

и ценила как мужчину?

Нет, нельзя: глядишь, посадят.

И уж точно на работе

по головке не погладят –

скажут: «Вновь, Петрович, пьёте!»

И зачем такое надо,

чтобы все его журили

и тринадцатой зарплаты

на собрании лишили?

С мудрой думою таковской

вновь на кухню он шагает,

тёплой водочки «Московской»

двести граммов выпивает,

сквозь окно глазами зверя

в космос тычется уныло,

расстоянье в литрах меря

до ближайшего светила:

если бог там обитает,

чтоб Петровичу молиться,

то на кой он испускает

виртуальные частицы?

И Петровичу обидно.

За топорик он берётся:

хрясть! – и звёзд уже не видно,

лишь окно со звоном бьётся.

Рассыпаются осколки

в стайки чёртиков зелёных.

«Ах вы, падлы! Ах вы, волки!» –

Он орёт. Гоняет он их

по линолеуму в брызгах

перетопленного сала,

топором кромсает вдрызг их

пятачкастые хлебала.

Внеземные супостаты

скачут, всхрюкивая: дескать,

мы тебе, козёл поддатый,

можем хавало натрескать!

Черти прыгают в прихожей,

в спальне бесятся охально.

Здесь им нравится, похоже.

А Петровичу печально.

Виртуальные частицы

застят ум ему и зренье.

Как от них освободиться?

Где найти успокоенье?

Как побитая собака,

в спальню он бредёт, вздыхая,

где в оскале вурдалака

распросталась баба Рая.

А на лоб её, блестящий

от ночного злого пота,

чёрт, патлатый и смердящий,

с грязной мордой идиота,

затащил свою подругу

(в ней – ни робости, ни грусти)

и кричит: «Давай по кругу

мы ея, Петрович, пустим!»

Весь – паскудство, срам и злоба,

он орёт: «Довольно злиться!

Доведут тебя до гроба

виртуальные частицы!»

«Брешешь, пёс! – Петрович, красный

от желанья вражьей смерти,

стонет. – Весь ваш труд – напрасный:

будет здесь каюк вам, черти!

Положу за время ночи

асмодея к асмодею!

Я ж – потомственный рабочий,

даже грамоты имею!»

И, воздев топор разящий

(бесы мигом – врассыпную),

бабы Раин глупый ящик –

буйну голову хмельную –

пополам Петрович рубит,

огурцом срыгнув устало…

Он, по сути, бабку любит;

просто меткости в нём мало…

2

Чу! Звонок! В фураге новой

И в плаще с плеча чужого

пялит зенки участковый

в объектив глазка дверного.

Это ходит он с дозором,

недобритый и нетрезвый.

Чтоб Петрович не был вором

беспокоится болезный…

Он проходит тихо в двери,

портя воздух с каждым вздохом;

знает он, что люди-звери

всюду ждут его с подвохом:

каждый хочет расквитаться

за служебные ошибки –

на нунчаках с ним подраться,

надавать по морде шибко

иль как минимум заехать

по спине ему лопатой,

чтоб он стал предметом смеха

и ходил везде горбатый.

Но Петрович приглашает,

как всегда, его к буфету –

полстакана наливает

и бурчит: «Закуски нету»…

После, к выходу шагая,

участковый без охоты

замечает: «Баба Рая

распростала мозг свой что-то…

Ладно. Ваш бедлам семейный

мне пока без интереса:

коли нет заявы ейной,

то живи пока без стресса.

Лишь бы шум не подымали,

не стреляли тараканов –

мне во вверенном квартале

не потребно фулиганов!»

И уходит в ночь, смешную,

словно личико у смерти;

одесную и ошую

скачут черти,

черти,

черти…

3

А Петрович слышит – в горле

ком урчащий шевелится:

«По всему, нутро распёрли

виртуальные частицы», –

так он думает. Короче

этих мыслей не бывает;

промеж них, заплющив очи,

он на лоджию шагает.

И, склонясь через перила,

мечет он на ветер склизкий

всё, что съедено им было:

огурцы… кусок редиски…

А рогатые повсюду,

кувыркаясь, крутят дули.

«Мы с тобой, – визжат, – покуда

ты живой ещё, дедуля!»

Теребя его штанину,

супостат один вещает:

«Ты нюхни, браток, бензину:

сблюнешь душу – полегчает!»

И Петрович видит: точно –

от поганцев не отбиться.

И «Московской», как нарочно,

не осталось, чтоб забыться.

И топор пропал куда-то.

А кругом – рога и рыла…

И Петрович, виновато

плача, лезет за перила –

и летит в незрячий космос,

улыбаясь криволико.

И его прощальный голос

возвышается до крика:

«Люди-люди, не бродите

в дебрях, гиблых и пропащих!

Люди-люди, не будите

вы зверей, друг в друге спящих!»

На пути его падучем –

хмель сочащие светила.

Мимо – бог плывёт на туче,

щеря лик зеленорыло…

И ему в тумане светит

дно родимого квартала,

где кричат чужие дети:

«С неба звёздочка упала!»

Антропосфера

Мчатся, летят, переносятся с места на место

люди со скоростью взгляда и лёгкостью жеста,

толком не зная куда, только зная откуда,

соударяясь и вновь разлетаясь повсюду,

где вероятность анализу не поддаётся.

Хитрый Эйнштейн эфемерно над ними смеётся,

призрачноглазо вползая в любую квартиру;

мир его праху; а может быть, прах его миру.

Броун всевышний нахмурился у окуляра:

люди-частички стыдливо сбиваются в пары…

Часто, пройдя по касательной, вдруг, словно спички,

воспламеняются и погибают частички.

Мчится прогресс, ускоряясь, и красные кони

взмылены, загнаны, им не уйти от погони:

на острие возрастающе-краткого мига

их поглотит необъятная Красная книга.

Масса частичек растёт – и растёт ускоренье:

встречи, разлуки и новые соударенья…

В тряских автобусах и дребезжащих трамваях

кружит, маячит над ними мыслишка такая:

как бы он ни был осмыслен порой и чудесен,

всё-таки мир этот на удивление тесен,

не потому ли, что мир этот – только частица

несовпадений, которым дано приключиться,

и совпадений, которые неотвратимы?

Ухо Ван Гога, приватно летящее мимо,

не разделяет её и, скрывая досаду,

жаждет хозяина; и, выходя на глиссаду,

мчится, как демон, за тенью какого-то лоха –

и прилепляется к заднице Захер-Мазоха…

Горнему Дарвину это и вовсе до фени:

в пику зоилам, без тени божественной лени,

антропоморфным частичкам швыряя бананы,

ласково шепчет он: «Глупые вы обезьяны…»

Момент инверсии

Ложились снежинки на лица и плечи;

густея, нам сказки нашёптывал вечер;

а мы в этот вечер с тобой не прощались:

мы шли, обнимаясь, мы звонко смеялись!

Снежинки кружились,

кружились,

кружились,

волшебно деревья вокруг серебрились.

…Наутро проснулся, очухался – глядь:

куда подевалась вчерашняя блядь?

Эпигонические пофигоналии

1

О доблестях, о подвигах, о славе

мечтает ли алкаш, храпя в канаве?

2

Умом Россию не понять,

аршином общим не измерить:

здесь всё сумеют своровать

и дело всякое похерить!

3

Да будь я и негром преклонных годов,

и то – без унынья и лени –

я женщин любить буду вечно готов

совсем не как Крупскую Ленин!

4

Прибежали в избу дети,

впопыхах зовут отца:

«Мать утопла в туалете,

ламца-дрица-ацаца!»

5

Во глубине сибирских руд

шахтёры снова водку жрут…

6

Мороз и солнце, день чудесный.

Ещё ты дремлешь, друг прелестный…

Пора, красавица, вставать

и за бутылкою бежать!

7

Мы живём, под собою не чуя страны,

если пуст кошелёк и дырявы штаны.

8

Мы все учились понемногу

чему-нибудь и как-нибудь…

Коль мало платят педагогу –

о просвещении забудь!

9

На холмах Грузии лежит ночная мгла:

то тварь какая-то подстанцию сожгла.

10

Молчи, скрывайся и таи

все шашни от жены свои!

11

Есть женщины в русских селеньях,

и с ними готов каждый день я –

хоть сколько, хоть где, хоть когда…

Такая вот, блин, ерунда!

12

Я встретил Вас, и всё былое

накрылось в памяти п…дою!

Подумать, эких страхуил

я в годы юные любил!

13

Ночь, улица, фонарь, аптека,

и лужа из-под человека…

Откушал горсть таблеток он –

и смотрит дивный-дивный сон…

14

Я достаю из широких штанин,

а после – прячу обратно…

Эй, не смотри сюда, гражданин!

Это только гражданкам приятно!

15

Как хороши, как свежи были розы!

Оригинальны в розах были позы!

Но камасутра в розах непроста –

исколоты все нежные места…

17

Мне нравится, что вы больны не мной –

пусть глушит «трихопол» теперь другой!

18

Мы выбираем, нас выбирают –

Только оргазм не все получают.

Мучается без оргазма

мыслящая протоплазма…

19

«Были когда-то и мы русаками!» –

Стон из киббуцев летит над полями…

Черновик

В дыму страстей и в сумрачном быту

собой мы заполняем суету,

возникшую лишь для того, похоже,

чтоб, поглядев на наши злые рожи

и перечтя минувшие века –

подобно строкам из черновика, –

какой-нибудь верховный (скажем, бог)

посовершенней мир придумать смог.

Бригадир

1

В сельском клубе живёт привидение

бригадира, травлёного дустом.

«Сыпь, – горланит оно, – удобрения

под посевы морквы и капусты!»

«Трудоднёв, – говорит, – не поставлю я,

если норму не выполнишь, контра!»

И вахтёрша визжит припоздалая,

и грохочут оброненно вёдра.

Но не дремлет в посёлке милиция:

участковый гоняется прытко

по стреляющим в ночь половицам

за ругающимся пережитком.

И летучи мгновенья кромешные,

и во мрак раздвигаются стены.

И выходят из бездны зловещие,

позабытые давние тени:

стукачи, звеньевые, учётчики,

активисты партийной ячейки,

воровавшие силос работники

и колхозный алкаш Коробейкин…

Обступив пожилого блюстителя,

издавая враждебные звуки,

к портупее, фуражке и кителю

они тянут корявые руки

и хохочут, хватая за волосы:

«Сколько крови в одном человеке!»

Бригадир им начальственным голосом

говорит: «Поднимите мне веки»…

2

Поутру сельский клуб открывается;

и ворчит гардеробщица Машка:

«Что за кости повсюду валяются,

да меж них – козырёк от фуражки?»

…А заря полыхает над миром;

и в проёме оконного кадра

растворяется тень бригадира,

улетевшего в светлое завтра.

Звездопадалица

Человекозявки собирают звездопадалицу.

– Хорошо, что вёдро! – кричат завзято. – В ненастье столько не собрать!

– Таперича заживём! – кричат трубногорло. – Спроворим звездобраги!

Радуются человекозявки, снуют, шебуршат,

наполняя вёдра звездопадалицей,

разбухая предвкушением,

приближаясь к горизонту событий…

Одностишья

1. Разножопица

Непросто быть скромнягой без трусов!

Любовь – бесплатно? Нет, ну это сказки.

О, брак в любви встречается нередко!

Есть время – чем не повод для измены?

Взрыв страсти – это может быть смертельно!

Окрылена любовью, залетела…

Я в «обезьянник» больше ни ногой!

Любовь нечаянно всегда! По плану – только мезальянс.

Порочным быть грешно… А что терять-то?!

Мы с ней дружили в школе. Много раз.

Секс-бомбы тоже ржавыми бывают.

На одностишьях не разбогатеешь!

2. О секс-бомбах

Секс-бомбу разминировать приятно!

А я б хотел податься в секс-сапёры!

А секс-сапёру можно ль ошибаться?

Я рад бы ошибаться много раз!

Япона жизнь: дорога, тоска, гейши (заметки странствующего монаха)

1

Сладок сон поутру –

Снова гейши мне снились…

Но пора собираться в дорогу.

2

Рис в котомке моей

И заветная фляжка сакэ.

Я шагаю, мечтая о гейшах.

3

Жизнь монаха трудна:

В зной и в холод бредёшь босиком,

И без гейш нелегко обходиться.

4

Так прекрасна весна на Хонсю!

Я любуюсь цветением сакур

И мечтаю о гейшах…

5

Одавара – город красивый.

Здесь купил я печёных бататов.

Где тут гейши живут?

6

Собирал подаянье сегодня –

В кружке много монет,

Но на гейшу, пожалуй, не хватит.

7

Нынче пасмурный день.

Я молился. О гейшах мечтал.

Мастурбировал левой рукой…

8

Снова утро, пичуги поют.

Путь неблизкий опять предстоит.

Гейш я здесь, в Одаваре, не встретил…

9

Я по тропке иду.

Всюду бабочки, пчёлы, стрекозы…

Интересно, у пчёл есть ли гейши?

10

Фудзияма видна вдалеке.

У подножья устрою привал

Буду думать о гейшах.

11

Рис сварил и поел…

Вновь тоскливая ночь –

Пусть приснятся мне гейши…

12

Я лежу на подстилке. Не спится.

Помолившись, о гейшах мечтаю.

Мастурбирую правой рукой…

13

Путь мой нынче – на запад…

Мне крестьянка дала молока.

Так похожа на гейшу она!

14

Где-то дятел стучит.

Мог бы дятла поймать я в силки…

Жаль, что дятел – не гейша.

15

Тихо бабочка, сев на цветок,

Позволяет собой любоваться…

Но ведь бабочка – тоже не гейша.

16

Я расчёсывал бороду гребнем –

Вся седая она, словно снег.

Вряд ли гейшам я нужен такой…

17

Самурай мимо ехал богатый –

Дав монет, наказал помолиться

Лучше б гейш мне привёл, идиот…

18

На окраинах Окадзаки

Воют стаи бродячих собак,

Словно старые гейши…

19

Снял ночлег у старухи слепой

Свиристит под циновкой сверчок.

А я гейшу хочу, как дурак…

20

Невтерпёж. Я, нунчаки схватив,

Выхожу, чтобы женщин искать –

Мне за гейшу любая сойдёт!

На пути к нирване

Гегемон нетрезво свищет-

в грязной луже, в неглиже…

К счастью, счастья он не ищет –

он нашёл его уже!

Стихи об Атасной Даме

Никто не вечен под дождём,

тем паче тот, кто Вами прожит,

воспоминание о ком

Вас ни на децил не тревожит.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю