Текст книги "Зачистка в Аризоне"

Автор книги: Евгений Костюченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Евгений Костюченко
Зачистка в Аризоне

1
Перехват

Они сидели вчетвером за покерным столом, но играли только для виду. Кирилл незаметно следил за охранниками, Энди Брике наблюдал за кассами, и лишь Илья с Диком изображали азартных игроков.

Этот игорный дом располагался на окраине городка Флэшбург, штат Колорадо. Одним из его владельцев был местный шериф. Прежний слуга Закона сетовал на плохое освещение городских улиц, видя в этом причину роста преступности. При новом шерифе жить стало гораздо спокойнее, хотя фонарей на улицах не прибавилось. Прибавилось только одно сооружение – виселица во дворе городской тюрьмы. И первое время она редко стояла без дела.

Наведя порядок на улицах, шериф взялся за порядок в домах – игорных и публичных. Отныне им запрещалось работать в черте города. Подходящих зданий за городом было не так много, и все они, по невероятному стечению обстоятельств, принадлежали ближайшим родственникам шерифа. В конце концов, флэшбуржцы и гости города привыкли отправлять свои азартные потребности в одном-единственном игорном доме, который звучно назывался «Одеон».

Через Флэшбург лежала дорога к золотым приискам, и многие посетители расплачивались не банкнотами или монетами, а песком и самородками. Чрезвычайно высокая концентрация шальных денег в одном месте делала это место чрезвычайно привлекательным для Энди Брикса.

Две недели его команда тщательно изучала географию Флэшбурга и окрестностей. Особенно окрестностей. Все дороги, тропы, ложбинки и рощицы были осмотрены, пройдены и местами даже измерены. Сегодня они пришли на разведку в «Одеон». Отдали неизбежную дань Черному Джеку, насладились пением и пластикой местного колоратурного сопрано, отведали «натурального шотландского виски» – и наблюдали, подсматривали, вынюхивали.

К исходу третьего часа наблюдений Кирилл досконально изучил путь, по которому собранная выручка перетекает в сейфы подвалов «Одеона», откуда, как он уже знал, каждое утро ее увозят в банк. Охрана перевозки была организована безупречно, со знанием дела, но Энди Брике и не собирался затевать сражение с перевозчиками. Он нашел уязвимое место в этой цепочке – участок между кассой и подвалом.

Они изучили подходы и выходы, расстановку охранников, их вооружение и черты характера. Увиденное весьма способствовало росту их оптимизма. Посчитав работу выполненной, они понемногу втянулись в игру. И тут Остерман завелся.

Он не горячился, как Дик, и не посмеивался, как Энди. Он вдруг стал абсолютно серьезен. Во время сдачи карт Илья подчеркнуто откидывался на спинку стула, смотрел в потолок и брал свои карты последним. Говорил он только тогда, когда требовалось объявить свой ход. Ни слова о репертуаре и габаритах колоратурного сопрано. В общем, вел себя неприлично. Особенно если учесть, что при этом ему страшно везло.

– Ты играешь слишком серьезно, – сказал Кирилл.

– А я все делаю серьезно, – заявил Остерман. – Иначе какой смысл что-то делать?

– Билли просто решил нас разорить, – пожаловался Дик, бросая на стол последний доллар.

Кирилл уже был готов завести философическую дискуссию о бесполезности поисков смысла в любой деятельности, но ему неожиданно помешали резкие изменения в программе.

В «Одеон» не принято было ходить с оружием. Привратники на входе коротко и вежливо объясняли новичкам, что здесь собирается почтенная публика, поэтому свои пушки им следует оставить дома, а в «Одеон» приходить налегке, и в кармане должны звенеть не патроны, а монеты. Закон этот соблюдался строго и без исключений. Тем сильнее было удивление почтенной публики, когда на сцену вместо колоратурного сопрано вышел давно не бритый джентльмен в кожаном жилете, держа в каждой руке по револьверу.

Небритый джентльмен объявил:

– А следующим номером программы будет абсолютно добровольный сбор пожертвований в благотворительный фонд Такера. Всем ясно?

Охранники, находившиеся в зале, ничего на это не возразили, потому что лежали на полу в позе миссионера, но без дамы, а над ними стояли вооруженные джентльмены, по виду – единоутробные братья выступающего.

Сбор пожертвований начался с кассы. Выручка сноровисто укладывалась в мешки с клеймом федеральной почты, что говорило о разнообразии интересов «фонда Такера». Поскольку на столах тоже заманчиво высились стопки монет, единоутробные принялись ходить по залу с мешком и очищать столы с помощью лопатки, любезно предоставленной им местным крупье.

Кирилл с интересом наблюдал за действиями конкурентов и мысленно им аплодировал. Они тоже обнаружили уязвимое звено в цепи «карман-касса-банк», но использовали его не на сто, а на сто пятьдесят процентов. Если все закончится удачно, они унесут отсюда не только законную выручку игорного дома, но и деньги, которые посетители проиграли друг другу. Или выиграли, мысленно добавил Кирилл, увидев лицо своего удачливого партнера Ильи Остермана.

А тот был весьма огорчен такими изменениями в программе вечера, хотя и старался не подавать виду. Его лицо сохраняло выражение полной сосредоточенности на игре, хотя игра и закончилась. Но губы были сжаты в бесцветную складку, а брови сведены к переносице – верный признак, что Илюха готов к драке. Он сидел, отодвинувшись от стола, будто собрался уходить.

Когда сборщики пожертвований приблизились к их столу, Энди Брике вдруг повернулся к Илье и спросил:

– Билли, ты не помнишь, какой сегодня день? Вторник или четверг?

Остерман посмотрел на него невидящим взором.

– Что? Не знаю… Черт, Энди, что за идиотский вопрос? Сегодня среда!

Лопатка, конфискованная у крупье, загребла деньги Ильи в тот момент, когда Энди говорил ему:

– Прекрасно, Билли! Значит, завтра уже четверг. А там и суббота не за горами. А потом и новая среда! Понятно?

– Ты прав, как никогда, – медленно выговаривая каждое слово, ответил Илья, и Энди Брике подарил ему самую безмятежную из своих улыбок.

Бандиты из «фонда Такера», наверно, решили, что эти двое свихнулись от страха. Они и не подозревали, что Остерман мог бы в два счета обезоружить одного и прибить второго, а там…

Кирилл видел, что Илья вполне мог сорваться. Понятно – его ведь никогда раньше не грабили. Такое трудно стерпеть.

Очень вовремя Энди вмешался, очень вовремя. Своим бессмысленным вопросом он напомнил Илье, что сегодня – не конец света. Будет новый день, будет новая игра, будут новые выигрыши. Но только для тех, кто сегодня останется в живых. А лихая схватка с грабителями предоставляла мало шансов дожить до новой партии.

– Не обязательно ждать целую неделю, – сказал Кирилл, глядя, как бандиты по одному уходят за кулисы. – Смотри, они попали сюда из комнатки музыкантов, так?

– Значит, сейчас они направятся на кухню, а оттуда… – Энди потер виски. – Оттуда на улицу. А наши кони стоят на заднем дворе. Думаешь, успеем?

– Если не спустятся в овраг.

– Не спустятся. Пока сползешь по склону, тебя сто раз расстреляют. Они будут уходить по дороге. Да, жалко упускать такой шанс.

– Что вы там шепчетесь? – обиженно спросил Илья, подавшись вперед.

– Пошли!

Энди решительно направился к кассам. Охранники стояли там, отряхиваясь с пристыженным видом.

– Откройте ход в подвал! – приказал им Брике.

– Извините, сэр, но…

– Живо! А то они уйдут!

Охранники отперли решетку, и Энди побежал вниз. по железной винтовой лестнице. Кирилл ринулся следом, перепрыгивая через несколько ступеней. На выходе их ждали Коннорс и Сэм Джексон, охраняя лошадей.

– Что там у вас творится? – поинтересовался Сэм. – Какие-то грязные типы подъехали толпой и завалились в ресторан. Оружия у них столько, что хватило бы на эскадрон. Неужели таких пустят в казино?

– И впустили, и выпустили, – усмехнулся Кирилл. – Энди, как думаешь, они махнут через кладбище?

– Только так! Вперед!

Отход через кладбище стал одним из десятка вариантов, которые вся команда обсуждала последнюю неделю. Его единственным недостатком была узкая извилистая дорожка, ведущая через заброшенный сад. Там можно было ожидать засады – потому, что Энди Брике всегда и везде ожидал засады. Но теперь этот недостаток превращался в огромное преимущество.

Кони рванули через пустырь к саду. Кирилл на скаку переложил револьверы из седельных сумок в кобуры. Легкий «смит» он обычно держал на бедре, а более солидный кольт сорок пятого калибра носил на поясе.

Они едва успели домчаться до крайних деревьев, когда позади началась пальба. Кирилл понял, что банда Такера, покинув казино, напоролась на охранников, которые поспешили на подмогу своим собратьям в «Одеоне». Такер был отважным парнем, но он не следил за развитием прогресса. Он, наверно, даже и не слышал о таком новшестве, как телефон.

Теперь оставалось только ждать развития событий. А пока они спешились и, спрятав лошадей за деревьями, залегли в густом кустарнике вдоль дороги, ведущей на кладбище. Кирилл, как всегда, был с Ильей, рядом устроился Дик. А Энди с Сэмом и Коннорсом заняли позицию на изгибе дороги.

– Несутся, – сказал Дик, вглядываясь из-под руки. – Интересно, сильно их пощипали?

– В зале их было одиннадцать, – сказал Кирилл. – Сейчас, кажется, стало меньше.

– Шесть или семь, – сосчитал Остерман. – Гады, они разбились на две кучи. Поди угадай, у кого все деньги.

Всадники неслись, поднимая шлейф пыли. За ними из-за холма вынырнула еще одна группа, чуть более многочисленная. И гораздо более шумная – эти палили на ходу, догоняя дым от собственных выстрелов.

– А вот и погоня. – Дик поправил прицельную рамку «шарпса». – Что-то отрыв небольшой. Не зацепить бы кого из ребят Такера.

– Чем они тебе так понравились? – спросил Илья, заряжая запасные карабины.

– Просто не хочется делать чужую работу. Крис? Пора?

Кирилл прикинул дистанцию и наметил ориентир.

– Отсекаем, как только первый пройдет мимо вон того одиночного мескита. Мои слева, твои справа.

Три слаженных залпа остановили погоню. Две лошади упали, вздымая облака пыли. Хромающих седоков подобрали товарищи, и преследователи отступили за холмы.

Бандиты Такера, услышав стрельбу, закружились на месте, паля во все стороны из револьверов. Дождавшись, когда они расстреляют по барабану, Дик крикнул им:

– Вам не уйти, парни! Бросьте мешки, и мы никому ничего не скажем!

– Подлые трусы! – заорал в ответ самый горластый из налетчиков. – Если вам нужны наши деньги, придите и возьмите их!

Выстрел Кирилла сбил с него шляпу.

– Парни, охрана сейчас вернется! – Дик продолжал увещевать бандитов. – Все мужчины Флэшбурга сейчас седлают коней и заряжают винчестеры! У них свежие лошади, и они уже известили всех на вашем пути! Вам некуда деваться!

Бандит вскинул винчестер, но с другого фланга раздался выстрел, и винтовка отлетела в сторону.

– Окружили, гады! – в отчаянии завопил раненый. – Черт с вами!

Два мешка тяжело плюхнулись в дорожную пыль.

– Минуточку, – возмутился Остерман. – А где еще один?

– Не будь таким вредным, – сказал Кирилл, откладывая карабин в сторону.

А Дик прокричал:

– Счастливого пути!

И с обеих сторон дороги ударили шесть револьверов, подгоняя роем пуль ограбленных грабителей.

Разложив деньги по седельным сумкам, Энди Брике закопал пустые мешки, забросал ветками и сказал:

– Теперь можно спокойно вернуться на ферму.

– А если уже завтра подвернется выгодное дело? – спросил Илья.

– Жена рожать собралась, – улыбнулся Брике. – Ты можешь предложить что-нибудь более выгодное, чем рождение сына?

– Я тоже жду большого приплода, – важно сказал Коннорс. – Парни, не желаете малость поработать на моем ранчо? Даю тридцатку в месяц.

– Тридцатку? Нам-то мог бы и накинуть по дружбе, – заметил Сэм.

– Нельзя, другие ковбои обидятся. Соглашайтесь, парни. Кормежка – моя, барак почти новый, залатаете дырки в крыше, и горя знать не будете.

Рассмеялись все, кроме Остермана.

– Ребята, я серьезно, – сказал он. – Есть одна идея, можем неплохо заработать. Я подслушал разговор за соседним столом. Парень привез кучу денег из Аризоны. Есть там такое местечко, Тирби…

– Остынь, Билли. Тебе мало того, что ты получил сегодня? – спросил Брике. – Хочешь, возьми мою долю. Я не шучу.

– Возьми и мою, – сказал Дик, – и поехали со мной. Мне нужен богатый партнер, чтобы раскрутить новый бизнес. Правда, Билли, ты парень башковитый, поедешь на Восток, закупишь оборудование…

Остерман перебил его:

– Парни, я вас не узнаю! Если вы решили завязать, так и скажите. Чтоб я не отрывал вас от домашних забот.

– Ничего мы не решили, – сказал Сэм. – Если найдешь что-нибудь подходящее, дай знать. На нас с Диком всегда можешь рассчитывать. Но лучше бы, ребята, вам устроить передышку. Поживите у нас в Техасе. Отдохнете, поохотитесь…

– Извини, брат, – сказал Кирилл, прерывая неловкую сцену, – но мы с Билли уже нацелились на Аризону,

За кладбищем они разбились на пары и разъехались в разные стороны – кто вдоль ущелья на юг, кто через степь на восток, а Илья с Кириллом поднимались по извилистой тропе в горы, двигаясь на запад. Одолев перевал, Кирилл оглянулся.

Когда смотришь с высоты на степь, уходящую за горизонт, начинает казаться, что там, вдалеке, видно море. И чем дольше вглядываешься, тем яснее становится синяя полоска.

– Что встал? – спросил Илья.

– Видишь море?

– Я еще не пил с утра. Кира, как думаешь, почему ребята скисли, как только услышали про Аризону?

– Не знаю. Они и про Флэшбург поначалу слышать не хотели. Наверно, устали. Захотели спокойной жизни.

– Спокойная жизнь никому не идет на пользу, – заявил Илья. – Даже свиней надо гонять, чтобы мясо было не слишком жирным. А лошади от застоя просто умирают.

– Рассуждаешь, как фермер.

– С кем поведешься… У Энди с Коннорсом в последнее время все разговоры только о лошадях, надоях и люцерне. Как думаешь, они приедут, если мы вызовем?

– Не знаю.

– Если не приедут, справимся вдвоем, – решительно сказал Илья. – Пусть потом локти кусают. А мы справимся.

– Если сделаем все без них, ребята обидятся. А если погорим вдвоем, обидятся еще больше. Нет, Илюха, либо работаем командой, либо не работаем вовсе.

Остерман хотел что-то ответить, но тут его мерин ступил на осыпь и почти по брюхо погрузился в мелкие камни. Дальше двигаться было опасно, и они повернули назад, чтобы отыскать другой путь. На обрывистом горном склоне было не до разговоров. Но когда лошади выбрались на скотоперегонную тропу, Илья все же спросил:

– А ты сам-то как? Тоже о спокойной жизни мечтаешь?

– У меня и так спокойная жизнь, – ответил Кирилл.

2
А в это время в Мексике, на границе с Аризоной…

Каждый раз, оказываясь в долине Горячих Камней, дон Хосе Игнасио де Рибейра, благородный предводитель дюжины рыцарей без страха и совести, чувствовал себя немного неуютно. Его далекие предки-испанцы когда-то владели и этой долиной, и всеми землями вокруг, от моря до моря. С тех пор прошло много лет. От прежнего богатства осталось только громкое имя. Да еще память о том, как здесь, в этой долине, окончил свой век предок дона Хосе, дон Аугусто, поднятый на вилы восставшими крестьянами. Вероломные и неблагодарные холопы растерзали дона Аугусто, да так, что карательная экспедиция не нашла даже его пуговиц. Возмездие оказалось вполне достойным – все население долины, от мала до велика, было истреблено, дома сожжены, а пепел развеян по ветру. После этого долина и получила свое имя… По крайней мере так гласила семейная легенда, которую дон Хосе слышал от матери.

Однако, скорее всего, своим названием местность была обязана климату. Высокие горы окружали долину со всех сторон, не пропуская сюда дождевые тучи, заставляя землю страдать от вечной засухи. Казалось чудом, что на склонах росла кукуруза и фасоль, перец и томаты, авокадо и картофель. Но это чудо сотворили человеческие руки. Трудолюбивые жители долины, заселившие ее несколько десятилетий назад, проложили оросительные каналы, вырубили непроходимые заросли мескита на склонах и бережно ухаживали за каждым ростком.

На этой земле, докрасна высушенной солнцем и ветрами, работали люди с такими же красными выжженными лицами. На них были широкополые соломенные шляпы, белые домотканые рубашки и штаны. В такой одежде удобно работать под жгучими лучами. Просто скроенная и крепко сшитая, она долговечна, поэтому крестьяне носят ее всю жизнь. Они и после смерти не расстаются с ней, потому что у них нет никакой другой одежды, в чем лечь в могилу.

Банда Рибейры спустилась по горной дороге и напрямик через поле, топча посевы, поскакала к деревне. Следом ехали два дилижанса. Люди в белом почтительно замирали при виде кавалькады. Те, кто склонился с мотыгами в руках, не разгибались, а поднявшие мачете не опускали его. И даже тощие мулы застыли у дороги, словно каменные изваяния, увидев, как замерли их погонщики.

Рибейра знал, что одно его имя вселяет в этих людей леденящий, парализующий страх. Это было лестно, хотя и забавно – нищим крестьянам незачем было его бояться. Они не представляли никакого интереса – как для волка не представляют интереса муравьи.

Дона Хосе Игнасио де Рибейра когда-то интересовал скот. Еще совсем недавно дон занимался, выражаясь языком гринго, очень простым бизнесом. Отбить стадо, разогнав или перестреляв пастухов. Переклеймить скот тавром «окно», которое перекрывает любые другие знаки. Перегнать стадо через реку и выгодно продать. Там же, в Аризоне, угнать табун, увести его за реку и продать армейским интендантам, которые не обращают внимания на мелочи вроде тавра.

Это был несложный и выгодный бизнес. Дон Хосе удивлялся иногда, почему все поголовно не занимаются таким делом в этих благословенных краях? Неужели кому-то могла нравиться крестьянская жизнь? Вечно ковыряться в земле, возить воду для полива, пасти баранов, доить коров?

«Просто эти люди не способны на большее. Они метисы, и этим все сказано. Тот, в ком течет креольская кровь, не стал бы терпеть столь унизительное существование», – решил для себя Рибейра, подъезжая к деревне и оглядывая убогие хижины.

Впрочем, сам он уже и забыл, когда в последний раз угонял скот. Сейчас дон Хосе нашел занятие, более достойное его происхождения. Он состоял на службе у дамы, занимающей очень, очень высокое положение в Аризоне…

Люди в белом застыли, провожая всадников испуганными взглядами. Банда, вздымая густую рыжую пыль, прогарцевала мимо навесов и сараев, крытых тростником, мимо полуразвалившейся церкви, мимо облупленных домиков.

Разделившись на группы по трое-четверо, бандиты разъехались в разные стороны, уверенно находя дорогу к знакомым амбарам и погребкам, а дилижансы остановились у безводного каменного фонтана, рядом с домом лавочника.

Хозяин лавки уже стоял на пороге с видом покорного страдания. В отличие от своих нищих односельчан он не носил белых одежд. Его новая розовая сорочка с мелким узором была опоясана высоким кушаком. За его спиной в полутемном проеме двери мелькнула жена, в запоздалой панике вынимающая золотые серьги из ушей.

– Друг мой драгоценный! Как я рад тебя видеть! – воскликнул Рибейра, похлопав лавочника по плечам. – Налей-ка мне чего-нибудь!

Он деловито прошелся по веранде, умылся из глиняной бочки с питьевой водой и вытер лицо шейным платком.

– Если бы ты только знал, как приятно бывать в вашей деревне. Сердце мое наполняется радостью, когда я вижу тебя и эти ухоженные поля. Благословенный край…

Рибейра по-хозяйски расположился за столом на веранде. Трое телохранителей остались снаружи, усевшись на крыльце. Остальные бандиты, не обращая внимания на причитания женщин и угрюмые взгляды крестьян, уже вьючили на своих лошадей мешки и тюки, связанных кур и прочую добычу.

Лавочник, подобострастно изогнувшись, поставил на стол глиняную чашку с пульке. Рибейра, отхлебнув, принялся беседовать с хозяином. Чем еще усталый путник может отплатить за гостеприимство, как не приятной беседой?

– Драгоценный друг мой, до чего же тяжелые времена настали для порядочных людей. Сигару мне! Да… Ты не представляешь, как низко пала нравственность в этом мире. Никому нельзя верить. Цены на мясо растут, а на скот – падают. Как такое может быть? Мир сошел с ума, вот что я тебе скажу. Знаешь, дружище, я покончил с животноводством. Собираюсь поселиться в городе.

– В Сан-Хуане? – спросил лавочник, потому что других городов он не знал.

– Бери выше! В Туссоне! Хватит мне скитаться по горам да пустыням. Пора обзавестись семьей, воспитывать детишек и вообще – наслаждаться жизнью!

Дверца одного из дилижансов приоткрылась, и оттуда выглянула женщина:

– Сеньор Рибейра! Мы хотим пить! И незачем терять время! Я не хочу страдать от жары лишний час из-за того, что вы так любите своих родственников!

Рибейра нахмурился:

– Сантос! Разрази тебя гром, почему ты не напоил дам!

– Сначала лошадей… – начал оправдываться верный помощник, одновременно грозя кулаком своим подчиненным, которые уже ринулись к дилижансам, бережно неся кружки с водой.

– Видишь, друг мой, как трудно отказаться от старых привычек? – усмехнулся Рибейра. – Сижу тут, болтаю с тобой, как всегда. И совсем забыл про миссис Фраун. Я везу ее в Туссон. То есть охраняю. Сам знаешь, как опасно честному человеку показаться на наших дорогах…

– Сеньор Рибейра! – Женщина снова выглянула из дилижанса. – Спросите у своих родственников насчет девушек!

Главарь бандитов принялся обтирать лицо платком, чтобы скрыть смущение. Местные жители еще никогда не видали, чтобы ему кто-то приказывал, тем более – женщина.

– Я и сам хотел спросить, – буркнул он. – У нас в дилижансе есть еще свободные места. Я захвачу с собой пару девчонок. Кого ты посоветуешь? Помню, у Рохаса подрастала красавица. Неужели он хочет, чтобы она сгинула тут? Миссис Фраун с удовольствием поможет ей устроиться в приличный дом. Или вот, скажем, Мигель. У Мигеля целых шесть дочек…

– Восемь, – поправил лавочник.

– Восемь! Куда ему столько! От них все равно никакого толку. Пусть отправит одну в город! Сам же потом благодарить будет!

– У Рохаса старшая дочь сама уехала в Сан-Хуан. Пабло двух отправил к младшему брату. Тоже в Сан-Хуан. В Туссон никто из наших не ездил. Не знаю, согласится ли кто-нибудь отпустить дочь так далеко.

– Да это же город! Ты понимаешь? Город! Не так и далеко, между прочим, всего два дня пути. Миссис Фраун за ними присмотрит, бояться нечего. Ну, к кому пойдем, к Мигелю?

Лавочник задумался. В прошлом году вербовщик из Аризоны зазывал мужчин на прокладку дороги. Обещал, что они будут работать всего восемь часов в день, что им предоставят жилье и бесплатное питание, что командовать ими будут не англос, а мексиканские десятники и что через месяц они вернутся в деревню с кучей денег и мешком подарков. Однако мужчины в деревне работали от зари до зари и не могли оставить свои семьи даже на пару дней, не то что на месяц. А девушки – совсем другое дело…

– Надо спросить у людей, – ответил лавочник.

– Вот и спроси, пока они все здесь.

И действительно, почти все жители деревни уже собрались тут, на маленькой площади. Они с любопытством разглядывали дилижансы, за окнами которых иногда мелькали чьи-то лица.

Лавочник вышел на крыльцо и обратился к народу:

– Земляки! Дон Хосе предлагает нам свою помощь. Он едет в город. В настоящий город, в Туссон. Там большие дома, много домов. Там железная дорога. И там не хватает людей. Поэтому в городе платят большие деньги за работу. Большие деньги…

Он увидел, что все смотрят в другую сторону. И тоже перевел туда взгляд.

На подножке дилижанса стояла пышнотелая светловолосая дама в дорогом платье. Она обворожительно улыбнулась и заговорила по-испански не хуже Рибейры:

– Мы проехали шесть деревень, ваша седьмая. И нигде мне не требовалось уговаривать. Наоборот, люди сами подходили к нам, и девушки плакали, когда мы отказывали им. Конечно, любой бы хотел получать целых два доллара в неделю, живя в хорошем доме на полном обеспечении. А когда люди слышат про аванс, они просто с ума сходят от счастья. Что? Не верите? Вот деньги! – Она звонко встряхнула кошельком. – Девушка, которую я возьму с собой, будет служить в приличной семье. Ее заработок за первый месяц составит восемь долларов. Из них пять я отдаю прямо сейчас ее родственникам.

– Сколько?

– Пять! Пять долларов сразу.

Крестьяне переглядывались и с недоумением повторяли: «Пять долларов?»

Они никогда не видели столько денег сразу. Пять куриц или пять мешков муки – с такими ценами им чаще приходилось иметь дело.

– Эй, Педро! – крикнул кто-то. – Что в твоей лавке стоит пять долларов?

– У меня нет такого товара, – признался лавочник.

– Но что ты скажешь нам? Ты бы отправил свою дочку в город за такие деньги?

Теперь взгляды всех крестьян снова устремились к лавочнику.

Так уж была устроена жизнь в этой деревне, что главным тут был хозяин лавки. Когда-то в его каменном доме жил староста, и в те давние времена решающее слово было за ним. Но староста умер, а нового никто не назначил. Несколько раз в год заглядывал мимоходом какой-нибудь чиновник от губернатора и сидел в лавке, пока солдаты ходили по дворам, собирая налог. Но дорога через горы становилась все опаснее, и крестьяне привыкли обходиться без властей.

Они работали на общинной земле, урожай делили по количеству ртов в семье, а лавочник время от времени возил на ближайший рынок то, что они могли продать. Крестьяне были признательны ему за это, потому что никто из них не мог оторваться от своего хозяйства даже на день, а вылазка на рынок отняла бы не день, а неделю. Иногда лавочник на своих мулах добирался даже до города и при удачной торговле возвращался оттуда с тканями, инструментами и другими товарами.

Он был для крестьян единственным источником городских новостей, которые потом целый месяц обсуждались каждый вечер в его лавке за кружечкой пульке. Он знал, что творилось в городе, он видел мир за пределами долины. Неудивительно, что его слово так много значило для них.

– Если бы Господь наградил меня единственной дочкой, я бы отправил ее в город, – сказал лавочник.

Рибейра одобрительно хлопнул его по плечу:

– Жаль, что у тебя нет дочки. Может, отправишь жену?