Текст книги "И жизнь, и слёзы, и любовь. Жизнеописание Анны Керн…"
Автор книги: Евгений Гусляров
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
На блестящем вечере в одной из первейших гостиных столицы внимание Анны Петровны было слишком развлечено присутствием разных сановников, и она едва удостоила им юношу Пушкина.
П.А. Ефремов. Сочинения А. С. Пушкина… //Русский вестник. 1881. №4
Припоминая имена друзей Пушкина, мы на одном из первых мест назовем имя Анны Петровны Керн: поэт близко знал и любил ее, представление о ней связано с одним из самых блестящих лирических произведений Музы Пушкина, единственным в своем роде гимном любви– «Я помню чудное мгновенье»,– а также с любопытным эпизодом в его биографии…
Б.Л. Модзалевский, стр. 15
…последующие шесть лет, когда этот юноша перерос всех исполинов нашего Парнаса, когда имя его как поэта начало греметь по всей России, когда он как и человек лучшие годы молодости провёл в изгнании – личность его как поэта и человека возбудила в Анне Петровне живейшее сочувствие. Сами эти шесть лет немало повлияли на нравственный склад г-жи Керн: похорошеть было невозможно, но ум и чувства её созрели до понимания гения поэта, а семейные огорчения смягчили её сердце…
П.А. Ефремов. Сочинения А. С. Пушкина…
…когда Керн, 26-го сентября 1823 года, был назначен комендантом в Ригу, она возвратилась в Полтавскую губернию к своим родителям, по-видимому, бросив своего ненавистного мужа, не переставшего, однако, делать попытки к сближению с женой. Все эти передряги в её жизни не могли не отразиться на её характере, и из мечтательной, наивной женщины она, мало-помалу, обратилась в кокетливую особу, сознававшую всю силу и обаятельность своей молодости, красоты и нетронутого ещё истинною любовью горячего сердца.
Б.Л. Модзалевский, стр. 45
В течение 6 лет я не видела Пушкина, но от многих слышала про него, как про славного поэта, и с жадностью. читала: «Кавказский, пленник», «Бахчисарайский фонтан», «Разбойники» и 1-ю главу Онегина, которые доставлял мне сосед наш Аркадий Гаврилович Родзянко, милый поэт, умный, любезный и весьма симпатичный человек. Он был в дружеских отношениях с Пушкиным и имел счастье принимать его у себя в деревне Полтавской губернии, Хорольского уезда. Пушкин, возвращаясь с Кавказа, прискакал к нему с ближайшей станции, верхом, без седла, на почтовой лошади в хомуте…
А.П. Керн. Воспоминания…
В 1824 году в Москве тотчас узналось, что Пушкин из Одессы сослан на жительство в псковскую деревню отца своего, под надзор местной власти; надзор этот был поручен Пещурову, тогдашнему предводителю дворянства Опочковского уезда. Все мы, огорченные несомненным этим известием, терялись в предположениях. Не зная ничего положительного, приписывали эту ссылку бывшим тогда неудовольствиям между ним и графом Воронцовым. Были разнообразные слухи и толки, замешивали даже в это дело и графиню. Всё это нисколько не утешало нас. Потом вскоре стали говорить, что Пушкин вдобавок отдан под наблюдение архимандрита Святогорского монастыря, в четырёх верстах от Михайловского. Это дополнительное сведение делало нам задачу ещё сложнее, нисколько не разрешая её.
И.И. Пущин. Записки о Пушкине. СПб., 1907. С. 132
Когда Пушкин приехал в Михайловское, он никакого внимания не обращал на своё сельское и домашнее хозяйство; ему было всё равно, где находились его крепостные и дворовые крестьяне, на его ли работе (барщине) или у себя в деревне. Это было как будто не его хозяйство. Его можно было видеть гулявшим по дороге около деревень или в лесу. Бывало, идёт А.С. Пушкин, возьмёт свою палку и кинет вперёд, дойдёт до неё, подымет и опять бросит вперёд, и продолжает другой раз кидать её до тех пор, пока приходил домой в село…
Афанасий, крестьянин дер. Гайки. По записи Владимирова. Русс. Арх., 1892, I, с. 97
Во время пребывания моего в Полтавской губернии я постоянно переписывалась с двоюродною сестрою моею, Анною Николаевною Вульф, жившею у матери своей в Тригорском, Псковской губернии, Опочковского уезда, близко деревни Пушкина Михайловское. Она часто бывала в доме Пушкина, говорила с ним обо мне и потом сообщала мне в своих письмах различные его фразы.
А.П. Керн. Воспоминания…
Я вам и прежде говорила, что я не хочу иметь детей; для меня ужасна была бы мысль не любить их, и теперь ещё ужасна! Вы также знаете, что сначала я очень желала иметь ребенка, и потому я имею некоторую нежность к Катеньке, хотя и упрекаю иногда себя, что она (любовь) не довольно велика. Но этого (ожидаемого ребёнка) все небесные силы не заставят меня любить: по несчастью, я такую имею ненависть ко всей этой фамилии (т.е. Керн), это такое непреодолимое чувство во мне, что я никакими усилиями не в состоянии от него избавиться. Это – исповедь.
А.П. Керн. Дневник…
Знакомство Пушкина с Керн подготовлялось перепиской Керн с А.Н. Вульф, которою пользовались Керн и Пушкин для выражения своих взаимных симпатий.
Н.И. Черняев. Русское обозрение, 1897 г.
Ты произвела сильное впечатление на Пушкина во время вашей встречи у Олениных; он всюду говорит: она была ослепительна.
А.Н. Вульф – А. П. Керн. 1824 г.
В одном из её (Анны Вульф) писем Пушкин приписал сбоку, из Байрона: «Промелькнувший перед нами образ, который мы видели и никогда более не увидим».
А.П. Керн. Воспоминания…
Когда же он узнал, что я видаюсь с Родзянко, то переслал через меня к нему письмо, в котором были расспросы обо мне…
А.П. Керн. Воспоминания…
Объясни мне, милый, что такое А.П. Керн, которая написала много нежностей обо мне своей кузине? Говорят, она премиленькая вещь – но славны Лубны за горами. На всякий случай, зная твою влюбчивость и необыкновенные таланты во всех отношениях, полагаю твоё дело сделанным или полусделанным. Поздравляю тебя, мой милый: напиши на это всё элегию или хоть эпиграмму.
Пушкин – А.Г. Родзянке. 8 декабря 1824 г. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 10 т. – Л.: Наука. Ленингр. отдние, 1977—1979. Т. 10. Письма. – 1979.
Поговорим о поэзии, то есть о твоей. Что твоя романтическая поэма «Чуп»? Злодей! не мешай мне в моём ремесле – пиши сатиры, хоть на меня, не перебивай мне мою романтическую лавочку. Кстати: Баратынский написал поэму (не прогневайся – про Чухонку), и эта чухонка говорят чудо как мила. – А я про Цыганку; каков? подавай же нам скорее свою Чупку – ай да Парнас! ай да героини! ай да честная компания! Воображаю, Аполлон, смотря на них, закричит: зачем ведёте мне не ту? А какую ж тебе надобно, проклятый Феб? гречанку? итальянку? чем их хуже чухонка или цыганка <Пи..а одна – е.и>, то есть оживи лучом вдохновения и славы.
Если Анна Петровна так же мила, как сказывают, то, верно, она моего мнения: справься с нею об этом.
Пушкин – Родзянке. Там же.
Любопытно, что письмо это, заключавшее в себе глубоко неприличную фразу, было передано Пушкиным Родзянке через Анну Петровну (вероятно, оно было вложено в письмо к последней её кузине – Анне Николаевне Вульф) и легко могло быть прочитано ею ещё до передачи по адресу. Тон письма к Родзянке и выражения об Анне Петровне, употреблённые Пушкиным, очень фривольны, – у поэта, стало быть, уже установился к тому времени известный на неё взгляд.
Л.Б. Модзалевский, стр. 48
…несмотря на твоё хорошее мнение о моих различных способностях, я становлюсь в тупик в некоторых вещах…
А.Г. Родзянко (Лубны, 10-го мая 1825-го года пред глазами Анны Петровны)– Пушкину. Письма Пушкина и к Пушкину, не вошедшие в академическое издание его переписки, под ред. М.А. Цявловского, М., 1925, стр. 9—10
…Отсутствующий, ты имеешь гораздо более влияния на неё, нежели я со всем моим присутствием.
А.Г. Родзянко – Пушкину. Там же.
После этого мне с Родзянко вздумалось полюбезничать с Пушкиным, и мы вместе написали ему шуточное послание в стихах. Родзянко в нём упоминал о моём отъезде из Малороссии и о несправедливости намёков Пушкинана на любовь ко мне. Послание наше было очень длинно, но я помню только последний стих:
Прощайте, будьте в дураках!
А.П. Керн. Воспоминания о Пушкине…
(рукою Керн) – Уверяю вас, что он не в плену у меня.
(Родзянко) – А чья вина? – вот теперь вздумала мириться с Ермолаем Федоровичем (мужем), снова пришло остывшее желание иметь законных детей, и я пропал, тогда можно было извиниться молодостью и неопытностью, а теперь чем? – ради бога, будь посредником!
(рукою Керн) – Ей-богу, я этих строк не читала!
(Родзянко) – Но заставила их прочесть себе десять раз.
(Керн) – Право же, не десять.
(Родзянко) – А девять – ещё солгал.
А.Г. Родзянко, А.П. Керн – Пушкину.
Вчера он был вдохновлён мною! и написал – Сатиру – на меня. Если позволите, я вам её сообщу.
Стихи насчёт известного примирения
Соч. Аркадий Родзянко сию минуту
Поверьте, толки все рассудка
Была одна дурная шутка,
Хвостов в лирических певцах;
Вы не притворно рассердились,
Со мной нарочно согласились,
И кто, кто? – я же в дураках.
***
И дельно; в век наш греховодный
Я вздумал нравственность читать;
И совершенство посевать
В душе, к небесному холодной;
Что ж мне за все советы? – Ах!
Жена, муж, оба с мировою
Смеются под нос надо мною
«Прощайте, будьте в дураках!».
Эти стихи сочинены после благоразумнейших дружеских советов, и это было его желание, чтоб я их здесь переписала.
А.П. Керн – Пушкину. 11 мая 1825 г.
По письмам, которыми обменялись Пушкин и Родзянко, по переписке А.П. Керн с А.Н. Вульф и по некоторым стихотворениям видно, какое представление составил себе поэт о молодой красавице Керн и какой тон недвусмысленной фривольности он усвоил себе по отношению к ней. А через месяц, в конце июня, состоялось их неожиданное свидание в Тригорском.
Л.Б. Модзалевский, стр. 57.
В июне 1825 года в Тригорское приехала племянница П.А. Осиновой – Анна Петровна Керн, с которою Пушкин впервые встретился у Олениных шесть лет тому назад и которой красота произвела на него с первого же взгляда сильное впечатление.
П.А. Ефремов. Русская старина, 1879 г., с. 317
Над зелёными низменными лугами, орошёнными Соротью, поднимаются три обрывистые горы, пересечённые глубокими оврагами. Крутые скаты возвышенностей покрыты кустами и зеленью; там и здесь бегут вверх извилистые тропинки. На самом верху двух гор возвышаются две церкви; от них влево тянется ряд строений: этот, ныне довольно большой погост Воронич, – некогда замечательный пригород псковской державы. По преданию, пригород был так велик и густо населён, что в нём было до 70 церквей. Дома жителей покрывали не только среднюю, но и левую гору, а также и низменные луга, расстилающиеся у подошв гор… На верху третьей горы стоит Тригорское. Глубокий овраг, по дну которого идёт дорога в село, отделяет его от Воронича. Постройка села деревянная, скученная в одну улицу, на конце которой стоит длинный, деревянный же, одноэтажный дом. Архитектура его больно незамысловатая; это не то манеж, не то сарай, оба конца которого украшены незатейливыми фронтонами. Постройка эта никогда и не предназначалась под обиталище владельцев Тригорского; здесь в начале настоящего столетия помещалась парусинная фабрика, но в 1820-х ещё годах владелица задумала перестроить обветшавший дом свой, бывший недалеко от этой постройки, и временно перебрались в этот «манеж»… да так в нём и остались. Перестройка же дома откладывалась с году на год, пока, года четыре назад, он не сгорел… В этой зале стоял этот же большой стол, эти же простые стулья кругом, – те же часы хрипели в углу. На стене висит потемневшая картина: на неё (по словам М.И. Осиновой) частенько заглядывался Пушкин. Картина, как видно, писана давно и сильно потемнела от времени; она изображает искушение святого Антония – копия чуть ли не с картины Мурильо: перед св. Антонием представлен бес в различных видах и с различными соблазнами… Вспоминая эту картину, Пушкин, как сам сознавался хозяйкам, навёл чертей в известный сон Татьяны… Подле зала большая гостиная; в ней стоит фортепиано, на котором более тридцати лет назад играла А.И. Осипова. Бё очаровательная, высокоартистическая музыка восхищала Пушкина… Из зала идёт целый ряд комнат. В одной из них, в небольших старинных шкапчиках, помещается библиотека Тригорского… Близ Тригорского дома, вдоль его фаса, находится очень длинный и чистый пруд. По другой стороне пруда стоял именно тот старый дом, который более тридцати лет ждал перестройки и, не дождавшись, сгорел; близ него, как рассказывает Алексей Ник. Вульф, он вместе с поэтом, бывало, многие часы тем и занимаются, что хлопают из пистолетов Лепажа в звезду, нарисованную на воротах… За прудом на громадном пространстве раскинут великолепный сад. Тут указали мне зал – так называемую площадку, тесно обсаженную громадными липами; в этом зале, лет 30 назад, молодёжь танцевала. Полюбовался я горкой среди сада, верх которой венчается ветвистым дубом; по четырём углам этой насыпанной горки стояли ели, под которыми лёживали Пушкин и Языков; ели те ещё при жизни их были срублены по распоряжению Праск. Ал-дровны, так как они, будто бы, мешали расти роскошному дубу. Пушкин жалел об этих деревьях… Недалеко виднеются жалкие остатки некогда роскошного домика, с большими стёклами в окнах. Это баня; здесь жил Языков в приезд свой в Тригорское, здесь ночевал и Пушкин. Вот и берёза, раздвинувшая свои два ствола, так что среди их образовалось кресло; здесь сиживал тоже Пушкин, в дупло этого дерева поэт опустил пятачок на память, недалеко кустарник барбарисовый, в середину которого Пушкин однажды впрыгнул и насилу выбрался оттуда. Сзади же остался небольшой прудок. На берегу его стояла берёза, – Прасковья Ал-на вздумала её срубить, но Пушкин выпросил березе жизнь. «Любопытно, – заметила М.И. Осипова, – что в год смерти Пушкина в березу ту ударила молния… «А вот и спуск к реке Сороги; на высоком, зелёном, в высшей степени живописном берегу этой реки, в саду, та именно «горка», о которой так часто вспоминает Языков в своих стихах. Над самой рекой была ива, купавшая ветви свои в волнах Сороги и весьма нравившаяся Пушкину. Теперь её нет… Но что осталось, так это дивный вид «с горки» на окрестности. Здесь, на этой площадке, все обитательницы Тригорского и их дорогие гости пили обыкновенно в летнее время чай и отсюда восхищались прелестными окрестностями. Внизу – голубая лента Сороти, за ней вдали – село «Дериглазово»: там – пашни, поля, вдали темный лес, вправо – дорога в Михайловское, а на ней столь знаменитые, воспетые Пушкиным три сосны, ещё правей городище Воронин, за рекой часовня, на том месте, где, по преданию, стоял некогда монастырь.
М.И. Семевский. СПб. Вед., 1866, № 136.
Туда, туда, друзья мои!
На скат горы, на брег зелёный.
Где дремлют Сороти студёной
Гостеприимные струи;
Где под кустарником тенистым
Дугою выдалась она
По глади вогнутого дна,
Песком усыпанной сребристым.
Одежду прочь! перед челом
Протянем руки удалые
И бух! – блистательным дождем
Взлетают брызги водяные.
Какая сильная волна!
Какая свежесть и прохлада!
Как сладострастна, как нежна
Меня обнявшая наяда!
Дышу вольнее, светел взор,
В холодной неге оживаю,
И бодр, и весел выбегаю
Травы на бархатный ковер.
Что восхитительнее, краше
Свободных дружеских бесед,
Когда за пенистою чашей
С поэтом говорит поэт?
Н.М. Языков. Осень 1826. 173
В парке Тригорского до настоящего времени указывают плато, где среди деревьев на лугу, под открытым небом, происходили танцы под звуки шарманки; там же заметно сохраняются солнечные часы. Это не что иное, как большой круг, по периферии которого посажено 12 дубов и столько же других деревьев. В парке – два пруда и несколько аллей. Там особенно обращает на себя внимание вековая ель, стоящая одиноко среди парка. В Тригорском от времени Пушкина сохранился как самый дом, так и множество предметов в доме. Передают, что Пушкину, когда он приезжал в Тригорское, отводилась комната в два окна, приходящаяся теперь над входом в подвальное помещение; в комнату ему ставили обычно рабочий столик небольшого размера, но очень тяжёлый.
Л.И. Софийский. Город Опочка и его уезд, с. 205
В прекрасном семействе П.А. Осиновой Пушкин нашёл себе достойных собеседников. Алексей Николаевич Вульф – истый «бурш» с русскою душою, весельчак и умница, ловкий наездник, искусный стрелок, – бывал неразлучен с Пушкиным. Сёстры его, Анна и, в особенности, Евпраксия Николаевна, были очень милые, весёлые и любезные девицы; из трёх сестёр Осиповых Александра была прекрасная музыкантша. Библиотечка в Тригорском была подспорьем Пушкину при его литературных занятиях; превосходный сад, живописные окрестности берегов Сороти – давали возможность Михайловскому анахорету пользоваться прогулками и нередко встречать вдохновение в бледных красотах северной природы. «Душа на Волхове, а сердце на Великой», – говаривали новгородцы, выражая своё сочувствие псковичам; о Пушкине можно было сказать, что душа его в Михайловском, а сердце в Тригорском.
П.А. Ефремов. Русская старина, 1879 г., с. 279.
Несколько слов от автора
Понятное дело, Пушкин стал часто бывать в Тригорском. Самой Прасковье Александровне сейчас сорок четыре года. Выходит, она старше Пушкина на восемнадцать лет. Два уже года как она снова вдова.
Во главе стола, как положено по этикету подобного застолья, сама хозяйка дома. В конце стола – Пушкин. Он очень весел сегодня. Атмосфера вечера самая сердечная – в прямом смысле. Здесь в Пушкина почти все влюблены. Начиная с Прасковьи Александровны, отношения которой с Пушкиным загадочны и до нынешних дней. Ясно только, что они не были платоническими. Анна влюблена в Пушкина по уши. Пушкин относится к её чувству почтительно, пытается отгородиться от пылких проявлений этого чувства неоскорбительным, необидным юморком. Впрочем, её имя в 1829 году в так называемом «донжуанском списке» будет обозначено. Юная Евпраксия влюблена в Пушкина иначе – влюблённостью тщательно скрываемой, застенчивой, нервной, трепетной и ранимой – первой. В 1829 году и её имя появится в том же «донжуанском списке». Сам Пушкин чувствует сейчас сердечную тягу к падчерице Александре. Её имя так же будет обозначено в указанном списке любовных трофеев. После этого продолжим наш обзор тогдашней жизни опального поэта…
В первые месяцы своего пребывания в Псковской губернии поэт не обращал особого внимания на тригорских соседок. Он жил мыслью об Одессе и старые сердечные раны были ещё слишком свежи. «Все, что напоминает море, печалит меня – писал он кн. В.Ф. Вяземской в октябре 1824 года – шум фонтана причиняет мне буквально боль; я думаю, что прекрасное небо заставило бы меня плакать от бешенства. Но слава Богу: небо у нас сивое, а луна точная репа… я вижу только добрую старую соседку и слушаю её патриархальные беседы; её дочери, которые довольно дурны во всех отношениях, играют мне Россини, которого я выписал. Я нахожусь в наилучшем положении чтобы закончить мой поэтический роман; но скука – холодная муза, и поэма совсем не подвигается».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
