Текст книги "Экипаж «Меконга» (илл. И. Сакурова)"

Автор книги: Евгений Войскунский

Соавторы: Исай Лукодьянов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

ГЛАВА ШЕСТАЯ
Тоска и одиночество. – Назидательные беседы Лал Чандра. – Боги должны показать непокорным свой гнев. – Машина молний. – «Кусается твоя богиня…» – Федор будет строить водяное колесо. – В заброшенном храме. – Рам Дас предупреждает.

Они тщательно оберегали свои секреты, никого не подпускали к своему делу, набрасывая на него дешевое покрывало таинственности…

Кио, «Фокусы и фокусники»

Томительно тянулись дни в доме Лал Чандра. Федор бродил по пустынным коридорам, заглядывал в прохладные комнаты – нигде ни души. Но знал, что стоит ударить в гулкий бронзовый гонг – и на пороге вырастет безмолвный слуга.

Кормили сытно. Да разве в том радость? Пытался Федор пробраться за ограду, посмотреть, что за местность вокруг, но всегда были заперты ворота. Не убежишь… Да и не покидало Федора скверное ощущение, что кто-то неотступно следит за каждым его шагом.

Длинными вечерами особенно грызла неизбывная тоска. Не раз представлял себе: что делал бы сим часом в родном краю, если б не злая судьбина? Может, командовал бы корабельными канонирами в морской баталии. А то – сидел бы с друзьями-приятелями в австерии за пуншем, за трубкой табаку, за веселым разговором…

За резными ставнями – чужая ночь. Хоть бы собачий брех услышать!.. Тишина – хоть криком кричи. Хоть руки на себя накладывай. Изорви грудь криком – не услышит Россия. Далека – за высокими горами, за опаленными песками…

Бешено трясет Федор решетку ставень. Прижимает мокрое от слез лицо к холодному железному узору.

Лал Чандр навещал его почти каждый день. Придет, высокий, прямой, в белой одежде, и заведет туманный разговор о божественном. Федору эти разговоры были тошнехоньки. И у себя дома он не бог весть как усердствовал в молитвах. Да и некогда было Федору вникать в тонкости своей религии; полагал он, что с него, военного, хватит и того, что перед сном лоб перекрестит.

Однажды не выдержал, прервал монотонную речь Лал Чандра:

– Довольно с меня сих скучных назиданий. Брал меня для работы – так давай работу.

Лал Чандр улыбнулся одними губами. Глаза, как всегда, смотрели холодно, будто сквозь стенку.

– Ты прав, – молвил он. – Я взял тебя для большой работы. Но, прежде чем приступить к ней, нужно укрепить свой дух.

– Плевал я на твой дух! – сказал Федор по-русски, не найдя подходящих голландских слов.

Лал Чандр помолчал, потом сказал негромко:

– Скоро я приподниму перед тобой покров священной тайны, в которую боги позволяют проникать лишь избранным.

– Что ж, ваши боги другого кого не нашли? – с усмешкой спросил Федор.

– Не говори о богах, которые тебе неведомы. Тайной этой владею лишь я. А ты будешь моим помощником. Как чужестранец, не имеющий здесь друзей и родных, ты не так опасен мне, как иные мои соплеменники.

– Если я узнаю такую тайну, ты не пустишь меня на родину, когда к тому представится случай. Лучше не надо мне твоей тайны!

– У тебя на родине наша тайна будет бесполезна. Она важна и страшна здесь, – уклончиво ответил индус. – Но страшись ее выдать, ибо смерть твоя не будет простой.

С этими словами он вышел.

А Федор долго еще стоял в оцепенении. Невеселыми были его думы…

На следующий день вечером Лал Чандр тихо вошел в комнату Федора и присел возле него.

– Какому божеству ты поклонялся в своей стране? – спросил он.

Неожиданность вопроса озадачила Федора. «Верую в святую троицу», – хотел сказать он. Но по-голландски у него получилось:

– Верю святым трем.

– Три бога – Тримурти, – задумчиво сказал Лал Чандр. – А творят ли ваши боги чудеса?

– А как же! Вот в евангелии рассказывается, как Христос, сын божий, превратил веду в вино, как воскресил мертвого Лазаря. В Ветхом завете сказано, как куст горел и не сгорел. – Федор не смог точно выразить по-голландски «неопалимая купина». – Или как Моисей пошел по морю, а вода раздалась и пропустила его…

– А видел ли ты чудо своими глазами?

– Не доводилось.

– Люди и так живут среди чудес, – сказал индус. – Разве не чудо – жизнь, ее зарождение, превращение дитяти в могучего воина, а потом – в дряхлого старика? Или малого зерна – в ветвистое дерево? Или мертвого яйца – в живую птицу? Но люди не понимают, что это чудо, забывают богов, жаждут низменных житейских благ. Что им, – Лал Чандр презрительно указал на дверь, – что им блаженство нирваны! Я довольствуюсь глотком воды и горстью сушеных плодов, а они, дай им волю, будут пожирать тело священного животного – коровы.

– Корову у нас все едят, – заметил Федор.

– А какая пища считается у вас греховной?

– Ну, вот когда пост, никакого мяса нельзя есть.

– Да, все одинаково, – про себя заметил Лал Чандр. – А скажи, когда земные властители нарушают у вас законы первосвященников, постигает их кара?

– Бывало, – ответил Федор. – Раньше патриархи сильнее царей считались.

– А ныне?

– Ну, Петр-то Алексеевич, как на пушки медь понадобилась, колокола с церквей снимал, а святых отцов заставил землю копать, камни таскать на укрепления…

– Он разорял храмы? И его не постиг гнев богов?

– Не дай бог под его гнев попасть.

Лал Чандр снова задумался.

– Теперь пойми меня, юноша, – сказал он. – Если боги не творят чудес, то люди забывают, что должны слепо повиноваться первосвященникам. Но нам не дано знать, почему боги долго не напоминают людям о себе…

– Да ты кто – священник, что ли? – удивился Федор.

– Я лишь нижайший раб богини Кали. Я избран орудием богини, чтобы люди низких каст посредством чудес убеждались в могуществе богов и уверялись, что их удел – повиновение и труд. А властители, увидев чудо, поймут, что должны повиноваться первосвященникам. Ты понял меня, юноша?

– Значит, если бог сам чудо не сотворит, так ты…

– Да. Боги, открывшие мне малую часть своих тайн, могут творить чудеса моими руками. Ибо боги всемогущи!

Федор вдруг засмеялся.

– Твой смех кощунствен, – с достоинством заметил Лал Чандр.

– Да я не про вашего бога, – продолжая смеяться, сказал Федор. – Просто вспомнил: у нас в Навигацкой школе один, из поповских детей, загадку загадывал: если-де бог всемогущ, может ли такой большой камень сотворить, что и сам не поднимет? Вот и ответь. Если создаст, да не поднимет – не всемогущ. А не сможет создать – тоже.

– И святотатец не понес наказания?

– Как не понести! Да не он один, а душ шесть навигаторов наших, и я тоже, попались. Священник, отец Никодим, подслушал. Неделю на хлебе да воде продержали!

– Такая слабость у вас только оттого, что вы поклоняетесь не истинным богам, – возмущенно сказал индус. – Впрочем, ты из касты воинов, и высокие мысли не трогают тебя, как и весь твой род.

– А при чем тут род?

– Раз ты воин, то и весь твой род – воины.

– Вот уж нет. Ни дед, ни отец мой никогда в службе не бывали, да и я не собирался.

– Чем же занимается твой отец?

– Землей. Крестьяне у него пашут, сеют, хлеб собирают.

– Значит, твой отец раджа? Понятно. А послушны ли у вас рабы?

– У нас в деревне вроде послушны. А инако, бывает, и своевольничают.

– Повелевают ли ваши боги рабам служить своим господам?

– О том сказано у апостола Павла, что всегда были господа, всегда и рабы были.

– Все то же, – тихо промолвил индус, одобрительно кивнув. – Теперь выслушай: есть у нас злонамеренные люди, они учат крестьян, что надо отнимать землю у повелителей своих, что не нужно слушать священнослужителей…

Федор, подобрав в уме голландское слово, перебил его:

– Бунтовать, значит, подбивают?

– Ты правильно понял, юноша. И ты сам, сын раджи, должен быть на страже: что сегодня у нас, завтра будет у вас.

– Это верно, да вот беда: здесь я и сам-то в рабах.

– Ты раб судьбы, как и все живое. Помысли, похожа ли твоя жизнь на жизнь презренного раба?

– Да как тебе сказать? Домой-то ты меня не пускаешь.

– Со временем ты попадешь на родину. Но я говорю о крестьянах, которым боги предписали навеки возделывать поля господ: нужно ли держать их в повиновении и страхе?

– Если не слушают, то и страх божий нужен.

– Истину сказал. Боги должны показать непокорным свой гнев. Идем со мной, я покажу тебе знаки могущества богов!

Взяв глиняный светильник – сосуд с растительным маслом, похожий на чайник, – из носика которого торчал фитиль, Федор прошел за Лал Чандром в большую комнату, где стояла неведомая машина. Лал Чандр трижды хлопнул ладонями и отдал приказание неслышно появившемуся слуге.

– Смотри!

Огромный черный диск пришел в движение, загудел басовито.

Поскрипывал плетеный ремень, выходящий из-под пола и огибающий шкив.

– Под полом люди крутят его? – спросил Федор.

Лал Чандр кивнул.

Все быстрее крутился диск. Золотые пластинки на нем слились в тускло сияющее кольцо. Зал наполнился высоким воющим звуком.

Лал Чандр повернул рычаг из черного дерева. Два блестящих бронзовых шара, укрепленных на машине, начали сближаться. Вдруг раздался сухой, прерывистый треск. Между шарами забились голубовато-фиолетовые молнии. Повеяло свежестью, как во время грозы.

Изумленно смотрел Федор, как вспыхивают молнии в полутемном зале. Было жутковато.

Поворотом рычага Лал Чандр развернул шары в стороны. Молнии исчезли.

Лал Чандр указал Федору на медную статую шестирукой богини:

– Отбрось страх перед богиней, обними ее.

– Страшилищу обнимать… – проворчал Федор по-русски.

– Ты боишься?

Федор смело охватил руками медные бедра богини – и тут же, оглушенный и ошеломленный страшным ударом, был неведомой силой отброшен на пол. Из тела богини с треском вырвался пучок молний. Волна свежего запаха ударила в ноздри.

Федор поднялся с пола и крепко выругался.

– Прости, что пошутил, – сказал Лал Чандр, улыбнувшись одними губами. – Но я хотел тебе показать, какую власть над молнией дали мне боги.

Федор почувствовал жжение на левой ладони. Взглянул – у основания большого пальца краснела ранка.

– Кусается твоя богиня, пес ее нюхай! – сказал он. Его трясла непонятная дрожь.

Лал Чандр смазал ранку душистой мазью, боль унялась.

– Теперь ты узнаешь свое назначение, – сказал индус. – Я слышал, что в твоей стране хорошо знают науку о строении водяных колес. Ведома ли она тебе?

Крытая повозка, управляемая тем же полуголым возницей, долго ехала пустынной местностью. Наконец каменистая дорога вывела к берегу небольшой речки.

Лал Чандр сошел на землю, за ним выпрыгнул Федор. Пробираясь сквозь спутанные ветви кустарника, они подошли вплотную к обрывистому берегу. Здесь речка, стиснутая в скалистых берегах, суживалась до нескольких сажен и, пробив себе дорогу между камнями, низвергалась водопадом. Дальше ее течение становилось медленным, спокойным.

Шум водопада не позволял говорить. Лал Чандр повел Федора вниз по берегу. Когда гул воды притих, Лал Чандр спросил:

– Хорошо ли будет поставить здесь водяное колесо?

– Очень хорошо, – ответил Федор. – Только весь ли год есть вода в речке?

– Нет, летом она пересыхает. Но нам она нужна во время дождей, ненадолго. Измерь все, что тебе нужно. Здесь ты будешь строить большое колесо.

Федор огляделся. Недалеко, на другом берегу речки, возвышалось здание с двумя башнями, похожее на храм.

– Сможем ли мы потом подойти к тому храму? – спросил он. – Мне это нужно для измерений.

– Конечно, сможем. Этот храм и послужит местом проявления воли богов.

– Ладно, – сказал Федор. – Пойду возьму диоптр.

Он разыскал в повозке заранее приготовленный прибор. Это была точеная неглубокая деревянная чашка. В двух диаметрально противоположных местах в краях чашки были сделаны еле заметные треугольные вырезы.

Взяв глиняный кувшин и диоптр, Федор пошел к тому месту, куда обрушивалась водопадная струя. Он поставил чашку на плоский камень, набрал в кувшин воды и налил ее в чашку так, чтобы вода не совсем доходила до края. Потом лег на землю и повернул стоявшую перед глазами чашку так, чтобы оба надреза совпали с его зрительным лучом, направленным на одну из башен храма. Подливая воды из кувшина и осторожно подпирая круглые бока чашки камешками, он добился того, что вода чуть поднялась выпуклым мениском над краями чашки. Тогда, прикрыв один глаз, он сосредоточил внимание на том, чтобы ближний и дальний края чашки совпали по высоте. Приходилось вытягивать шею, поднимать и опускать голову, опираясь на локти. Когда нужное положение головы было достигнуто, Федор затаив дыхание, чтобы не сбиться с наводки, сосчитал: уровень воды пришелся на шесть рядов каменной кладки ниже окна второго этажа.

Затем он поднялся, потер затекшие локти, вскарабкался по камням наверх, к вершине водопада, и повторил наблюдение.

Запомнив, на какой ряд камней башенной кладки пришелся новый замер, Федор спустился вниз.

Потом они вброд перешли речку и вошли в заброшенный храм.

Впереди шел возница Рам Дас с горящим факелом.

Под старыми сводами заметались летучие мыши, хлопаньем крыльев едва не погасили факел. Пронзительно пахло сыростью, затхлостью.

– Нет ли здесь змей? – спросил Федор.

– В темноте и сырости кобра не водится, – ответил Лал Чандр. – А в жизни нашей вольны Шива и Кали.

Коридор вывел их в зал, такой высокий, что свет факела не доставал до верха – стены уходили в темную жуть.

На трехступенном пьедестале возвышалась старая знакомая – богиня Кали. Шестирукая, трехликая, шестигрудая, она стояла гневная, непонятная, готовая к действию. Одно из ее лиц, обращенное к Федору, смотрело со странным выражением – призывная улыбка сочеталась с угрожающе сдвинутыми бровями – на противоположную сторону зала, где, такой же огромный, четырехликий и четырехрукий, стоял на одной ноге, подняв другую, согнутую в колене, ее супруг – Шива. Он будто собирался пуститься в пляс.

Лал Чандр пал ниц перед грозной богиней.

– Зело прекрасную пару составляете, господа! – вполголоса произнес Федор, чтобы шутливым словом отогнать охвативший его – не от сырости ли? – озноб.

Он оглянулся на Рам Даса. Возница стоял, держа факел. На его лице не отражалось ничего – ни страха, ни молитвенного умиления, – только скука да еще, пожалуй, легкое презрение, с которым этот полуголый раб смотрел на своего господина, Лал Чандра, простертого перед повелительницей жизни и смерти.

Взгляд раба отрезвил Федора. Он снова принялся разглядывать богиню – и вдруг вздрогнул.

Со стройной шеи богини свешивалось ожерелье из человеческих черепов.

– Что придумали, душегубцы! – невольно вырвалось у Федора.

Рам Дас не знал чужого языка, но по гневному тону понял слова Федора и посмотрел на него долгим взглядом.

Потом Лал Чандр провел Федора через путаницу коридоров к лестнице, ведущей на башню. Здесь было светлее – солнечный свет проникал через полуразрушенные окна.

По выветренным, засыпанным песком ступеням Федор поднялся до девятого этажа. Выглянув в окно, он увидел внизу, у подножья башни, Лал Чандра. Затем Федор вынул из-за пазухи бечевку с привязанным к концу камнем и стал выпускать ее из окна, отсчитывая узелки, навязанные на бечевке через каждый фут. Когда конец бечевки достиг шестого ряда кладки от низа окна второго этажа, Лал Чандр крикнул ему. Тогда, перестав выпускать бечевку, Федор сильно перегнулся в окно и увидел, что замеченный им со второго замера ряд кладки пришелся на семьдесят четвертый фут.

«Значит, высота водопада – семьдесят четыре фута, – подумал он. – А до земли сколько?»

Он опять стал выпускать бечевку, пока камень, привязанный к ее концу, не коснулся земли. Оказалось – около девяноста футов.

– Почитай что тринадцать сажен! – воскликнул Федор.

Теперь он забыл обо всем, кроме ожидающей его необычной и интересной работы.

– Эй, Лал Чандр, как я найду дорогу из храма? – крикнул он, снова свесившись в окно.

– Рам Дас ожидает тебя внизу! – ответил тот.

Федор спустился вниз и увидел молчаливого факельщика. Все еще охваченный азартом, он весело хлопнул раба по голому плечу:

– Ну, мужичок, ладное же колесо справим!

Рам Дас молча пошел вперед. Но, сделав несколько шагов, вдруг остановился, огляделся, посветив факелом во все стороны, и знаком подозвал Федора.

– Разумеешь ли ты меня? – спросил он на одном из мусульманских наречий.

– Разумею, – ответил Федор по-узбекски.

– Не радуйся подобно новорожденному теленку, Знай, что ты проживешь ровно столько, сколько нужно для окончания этой работы. Понял ты меня?

Холодок пробежал по спине Федора.

– А что делать? Куда бежать? – глухо спросил он.

– Сейчас рано. Я найду время для разговора с тобой. Теперь молчи!

И возница зашагал вперед.

Вскоре они вышли на яркий солнечный свет. Рам Дас бросил в речку догоравший факел. Огонь зашипел и потух.

Лал Чандр ласково улыбнулся Федору.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Работа пошла полным ходом. – Седобородый плотник Джогиндар и его дочь. – «Это кто ж такие – сикхи?» – Рассуждение о рае, богах, нирване, факирах, а также о людях, которым все это совершенно не нужно. – Федор Матвеев приходит в смущение.

Тут она пустилась рассказывать про рай – и пошла, и пошла, будто бы там ничего не надо – знай прогуливайся целый день с арфой да распевай, и так до скончания века. Мне что-то не понравилось.

М.Твен, «Приключения Гекльберри Финна»

Странно устроен человек! Верно, иной раз проснется ночью Федор, вспомнит грозные слова Рам Даса – тоскливо сделается на душе. Но при свете дня тревога рассеивалась. Может, русская беспечность брала верх, а скорее – просто увлекся Федор работой.

Сидя за чертежами и расчетами невиданных махин, он напевал то протяжные, то озорные русские песни.

Теперь время шло быстрее. Федор немного выучился говорить по-здешнему. Лал Чандр часто уезжал к древнему храму: там шла большая работа, храм начали обновлять. А здесь, за высокой оградой, Федор больше не был одинок. Двор был населен мастеровыми – они под руководством Федора готовили части для махин.

Двор превратился в мастерские. Под открытым небом стояли кузнечные горны и медеплавильная печь. Посреди двора, на твердо утрамбованной земле, как на адмиралтейском плазе, был прочерчен контур гигантского колеса, диаметром в двенадцать сажен.

Иногда и впрямь можно было подумать, что находишься на адмиралтейской верфи или Смольном дворе, если бы не отсутствие привычных для русских мастеровых людей шуток, перебранок и песен.

Плотники заготовляли части колесного обода и водяных ковшей. Стремительное падение воды будет вращать это колесо, отдавая ему свою силу. А колесо должно было эту простую и понятную силу превратить в другую – загадочную, мечущую молнии…

Из лучшего, твердого дерева собирали гигантский обод. Стыки скреплялись медными и железными оковками на плотных заклепках.

Железо было необычное: оно тянулось при ковке, как воск.

– Удивления достойно, сколь мягкое! – изумлялся Федор.

Он не знал, что могущественная каста брахманов Пенджаба велела доставить сюда лучшее, что у них было – запасы метеоритного железа. Это было именно железо – чистейшее, без примеси углерода, на редкость пластичное. В отличие от стали, оно совершенно не ржавело[11]11
  В Дели во дворе мечети Кувваг-уль-Ислам и теперь стоит высокая колонна, отлитая из чистого железа – метеоритного или самородного, которое бывает еще чище; хотя колонна изготовлена в 1415 году и стоит под открытым небом, ржавчина не тронула ее за пять с лишним веков.


[Закрыть].

Седобородый Джогиндар Сингх, который был у плотников за старшего, подошел к Федору. Они кое-как объяснялись на невероятной смеси узбекских, индийских и голландских слов.

– Скажи, почему ты не даешь нам рисунка – как делать спицы? – спросил старый плотник.

– Спиц не будет, – ответил Федор. – Идем к колесу, я объясню тебе.

Федор решил для этого огромного колеса применить свою выдумку. По его расчету обод вместе с лопастными ковшами должен был весить полторы тысячи пудов. Тяжесть обода была полезна. То, что мы теперь называем маховым моментом, прямо пропорционально весу обода и квадрату его диаметра. Для скрепления обода со ступицей нужны были мощные спицы. Они сильно утяжелили бы колесо, не увеличивая существенно его махового момента.

Поэтому Федор надумал невиданное дело: вместо спиц растянуть между ободом и ступицей канаты – по касательным к окружности ступицы.

Такие ступицы теперь называют тангенциальными, их знает всякий, кто видел велосипедное колесо.

Федор объяснил свою выдумку старому плотнику, восполняя нехватку слов жестами и рисуя схему колеса на песке. Джогиндар Сингх слушал, смотрел на чертежи, хлопал глазами. Вдруг на его суровом, словно из темной бронзы отлитом лице появилась улыбка: понял.

– Хорошо придумано, – сказал он. – Колесо будет тяжелое только в ободе. А разгон какой будет! – Плотник описал круг тяжелым своим кулаком. – У вас на севере так и делают колеса?

– Нет, не видал, чтобы так делали. А придумал – потому что я плавал на кораблях. А там все на канатах растянуто…

Федор не успел договорить: к ним неслышным шагом подошла стройная девушка в голубом покрывале, накинутом наискось и оставлявшем одно плечо открытым. Девушка сказала несколько непонятных слов и убежала, успев окинуть Федора быстрым любопытным взглядом.

– Уже полдень, – сказал Джогиндар Сингх. – Дочь зовет обедать. Не окажешь ли мне честь?

Федор охотно согласился. Ему хотелось посидеть с этим спокойным и понятливым человеком да и на девушку еще разок взглянуть…

Рабочие Лал Чандра жили здесь же, в палатках из грубой ткани, расставленных между деревьями огромного сада. Так как они до окончания работы не имели права выходить за ограду, большинство из них захватило с собой семьи. Каждая семья готовила себе пищу отдельно, на очагах возле палаток.

По дороге Джогиндар Сингх и Федор умылись у большого бассейна с проточной водой.

Когда они вошли в палатку, девушка была там. Увидев Федора, она тихо вскрикнула и бросилась к выходу. Однако через минуту она смело вошла и поставила на разостланную джутовую дерюжку железный поднос, покрытый черным лаком и расписанный яркими цветами. На подносе возвышался горкой вареный рис, облитый остро пахнущим пряным соусом.

Затем девушка принесла горячие лепешки и узкогорлый медный кувшин с холодной водой, смешанной с кисловатым соком неведомых Федору фруктов. Походка у девушки была легкой, быстрой. Она села около отца, и Федор посмотрел на ее темные удлиненные глаза, на ее смуглые тонкие руки. Она потупила взгляд.

Сингх принялся за еду. Федор тоже погрузил пальцы в рис.

– Я думал, что у вас не принято есть на глазах у других людей, – сказал он.

– Так поступают те, кто делит людей на разные джати[12]12
  Санскритское слово, которым в Индии обозначается деление, известное у нас в португальском переводе: каста.


[Закрыть], – ответил старый плотник.

– А ты принадлежишь к какой джати?

– Я сикх. И все, кто работают здесь, тоже сикхи.

– Это кто же такие – сикхи?

Плотник в упор посмотрел на Федора. Потом сказал негромко:

– Мы не делим людей на джати.

– Выходит, вы не признаете брахманов? – удивился Федор.

– Мы не верим в будущее перевоплощение, – уклончиво ответил Джогиндар Сингх.

– Да кто ж вы такие? Уж не мусульмане ли?

– Нет.

Видя, что плотник отвечает неохотно, Федор замолчал. Он ел рис, запивая его водой из кувшина. Косился на девушку, соображая, сколько же ей лет. Решил, что не больше восемнадцати. Только собрался было спросить, как ее зовут, но тут заговорил старый плотник.

– Слушай, иноземец, – сказал он, – я не знаю, как ты попал в Пенджаб, но вижу, что не по своей воле.

– Да уж… – Федор невесело усмехнулся. – Какая там своя воля! Продали, как скотину…

– Не верь Лал Чандру, – продолжал плотник. – Он твой враг. Он наш враг.

– Чего ж вы работаете на него, коли так?

– Работаем, потому что… Слушай. У нас, сикхов, отняли землю. У нас отняли все. – Злые огоньки мелькнули в глазах Джогиндара. – Но это ненадолго! Сикхи соберут свои силы…

Свет, лившийся через входное отверстие, вдруг заслонился тенью. Федор живо обернулся и увидел Рам Даса.

– Ты нашел подходящее место для таких речей, старик, – насмешливо сказал возница.

– Здесь нет чужих. В саду только наши братья, – спокойно ответил плотник.

– В саду! Весь этот проклятый дом переполнен людьми Лал Чандра, – промолвил Рам Дас, присаживаясь на корточки.

Федор глянул на хмурое, с резкими чертами лицо возницы, и, как тогда, в храме, его обдало холодком.

– А ты, чужестранец, – сказал Рам Дас, – подобен доверчивому ребенку. Лал Чандр дал тебе хорошую игрушку, и ты забываешь, что смерть близка.

Федор побледнел.

– Что же мне остается делать? Пока я строю колесо, меня не тронут. А когда дойдет до конца, я постою за себя.

– Думаешь, тебя вызовут на единоборство? Ты не знаешь обычаев брахманов. Чем умирать без пользы, лучше останься жить и помоги нам! Джогиндар Сингх, вышли дочь из палатки, ей нельзя слушать мужской разговор.

Девушка порывисто прижалась к плечу старика.

– Выйди, Бхарати, – мягко сказал ей плотник. – Посиди у входа и посматривай, не подойдет ли кто чужой.

Индуистская религия очень сложна. Пантеон индуизма переполнен богами, мифология запутана множеством религиозных сект и священных преданий.

Но основной принцип индуизма не отличается от прочих религий; он сводится к весьма примитивному требованию: бедный должен трудиться, выполнять волю господ, довольствоваться тем, что имеет, и не противиться насилию.

Христианская и иудейская религии утешают бедняков возможностью при хорошем поведении попасть в рай, где не нужны пища и одежда, где не надо трудиться и можно целую вечность наслаждаться лицезрением бога. Нарушение установленных норм обрекает на вечные мучения в специально оборудованном для этого аду.

Католицизм несколько усложняет эту структуру, введя между адом и раем нечто вроде карантина – чистилище.

Древние норманны представляли себе рай соответственно своим обычаям – там, в Валхалле, можно целую вечность охотиться, пировать и драться без вредных последствий: в полдень, перед обедом, все раны заживают.

Неплохие условия для праведников предусмотрены магометанским раем. Там можно хорошо поесть, не испытывая неприятностей перенасыщения. К услугам праведников целый штат прекрасных гурий. А как приятно праведнику, оторвавшись от этих второстепенных удовольствий, подойти к специальному окошку; заглянув туда, он испытает наслаждение высшего порядка – увидит, как в аду мучаются в нестерпимых страданиях его враги.

При жизни – покорность, голод, несправедливость, непосильная работа, зато после смерти – отсутствие забот и еда без пресыщения, вот и вся философская основа всех религий, созданных богатыми для приручения бедных.

Индуистская религия, однако, значительно усложняет эту нехитрую схему.

Прежде всего, мир явлений, природа – не что иное, как «майя» – призрак. Страдания людей призрачны, на самом деле их нет.

Люди разбиты на касты – джати. Кто в какой джати родился, в той и умрет, и так будет с его потомками.

Выше всех стоит каста руководителей ритуала – брахманов. Ниже стоят воины – кшатрии. Под ними – вайшьи – купцы и ремесленники. Еще ниже – множество каст шудра, из которых нижайшая – парии, неприкасаемые; прикосновение к ним оскверняет. Они допускаются только к самым грязным и тяжелым работам.

Общение между кастами ограниченно; это очень удобно, так как не позволяет им объединяться.

И для каждой касты есть свой закон жизни – дхарма. Требования дхармы несложны: довольствоваться тем, что есть, не искать лучшего. А кроме того – масса ритуальных требований и ограничений.

Несоблюдение дхармы может плохо отразиться на карме человека – возмездии.

После смерти душа перевоплощается в другое тело. Бели соблюдал дхарму – получишь хорошую карму: твоя душа перейдет в тело человека высшей касты или в тело могучего слона. Не соблюдал при жизни дхарму – душа твоя попадет в тело червя или черного таракана.

Перевоплощения вечны. Душа все время перебирается из одного тела в другое. И надо во всех перевоплощениях вести себя хорошо, соблюдая не только свою дхарму, но и ахинсу – закон о непричинении зла и о непротивлении злу, – удобный закон для богатых, которые могут, наплевав на него, причинять зло в любых количествах.

Но душе надоедает вечное перевоплощение, постоянная забота о дхарме, карме и ахинее. Хочется покоя.

Что же, есть и покой – нирвана.

Нирвана – это не развеселый магометанский рай, не шумный и драчливый рай норманнов, не тихий, но скучноватый рай христиан. Нирвана – это высшее блаженство, угасание, полное прекращение надоедливых перевоплощений, избавление от бесконечной цепи страданий, составляющих сущность жизни.

И религия призывает добиваться нирваны путем отказа от материальных благ, подавлением желаний, полной отреченностью от всего мирского.

Для большей доходчивости и простоты принята троица основных богов – Тримурти. Во главе ее – бог-творец Брахма, или Брама, затем бог-хранитель Вишну, слитый с образом Будды[13]13
  В других перевоплощениях Вишну носит имена Рама и Кришна.


[Закрыть], и бог – разрушитель и созидатель, бог жизни и смерти – Шива. К Тримурти иногда добавляется жена Шивы, богиня любви и смерти, – гневная Кали.

Масса религиозных сект бесконечно варьирует индуистский пантеон.

И, как во всех религиях, есть вера в избавителя – грядущего Будду – Матрейи.

Много богов, много хлопотливых перевоплощений, но ничего для облегчения участи человека при жизни!

Пенджаб – засушливая, полупустынная северо-западная окраина обильной и плодородной Индии. Его населяют суровые и воинственные люди, в тяжелой борьбе с засухой добывающие скудное пропитание для себя и все блага жизни для своих повелителей.

Индия отгорожена от севера могучими горными хребтами. Увенчанные облаками зубчатые стены Гиндукуша и Гималаев преграждают путь холодным потокам воздуха.

Но они не могут преградить дорогу людям – купцам и завоевателям.

Пограничный Пенджаб имел наиболее развитые связи с другими странами и чаще подвергался иноземным вторжениям. Еще в 327 году до нашей эры сюда привел своих усталых воинов Александр Македонский. Позднее вторгались в Пенджаб персы и афганцы.

И именно в Пенджабе, часто видевшем иноземцев – купцов и завоевателей, – возникла община сикхов.

Это была религиозная секта. Сикхи отвергали многобожие и не признавали кастовых различий, отрицали умерщвление плоти, отвергали жрецов, храмы и богослужения. Они желали хорошей жизни без перевоплощений.

Еще в XVII веке эта религиозная община превратилась в военно-политическую организацию, ее духовные вожди – гуру – стали военными вождями. Сикхи отнимали у феодалов земли и раздавали их безземельным крестьянам.

Незадолго до того, как Федор Матвеев попал в эти края, в 1710-1715 годах, в Пенджабе прошло крупное восстание сикхов против субадаров – мусульманских правителей из династии Моголов[14]14
  Ферганца Бабура, основателя династии, европейцы неправильно называли Монголом, а по тогдашнему произношению – Моголом, и это название династии – Великий Могол – укоренилось в Европе.


[Закрыть] – и против местных феодалов-раджей. Лишь недавно восстание было потоплено в крови и кончились массовые казни.

Изведав горечь поражения и тяжких потерь, лишившись своих земель, сикхи все же не пали духом. Внешне покорные, они исподволь копили силы для нового бунта.

Смутно было в Пенджабе. Династия Великих Моголов явно клонилась к упадку. Пенджабские раджи, на которых работал Лал Чандр, готовились вырвать власть из ослабевших рук мусульманских властителей. Но кровавый призрак нового восстания сикхов тревожил раджей и брахманов. И они готовили чудеса. Чудеса, которые должны были отвратить народ от зловредной трезвости учения сикхов, убедить его в могуществе богов и заставить навеки покориться индуистским правителям.