Текст книги "Блин, победитель мафии"

Автор книги: Евгений Некрасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Глава десятая
В сундуке с фотомоделью

Вранье для родителей, надо сказать, выдумал тоже не Блинков-младший. И опять это было самое правдивое вранье.

Николай Александрович до вечера сидел в редакции. Он ждал, когда «Ананасы в пиве» вставят в оригинал-макет. Так называются газетные полосы, которые печатают на компьютере в единственном экземпляре.

С оригинал-макета снимают фотопленку, с пленки делается форма – такие металлические пластины, на которых вся газета оттиснута наоборот, как в зеркале. А с формы печатается тираж, все сотни тысяч экземпляров. Но это уже не в редакции, а в типографии. Блинков-младший и попросил показать ему типографию.

Николай Александрович чувствовал себя победителем, а победители – щедрые люди. Он договорился с курьером, который отвозил в типографию оригинал-макеты, чтобы он взял с собой Блинкова-младшего. Отпросить его у родителей Николай Александрович вызвался сам.

– Родители, Дмитрий Гавриловский, это святое. Нельзя, чтобы они волновались из-за тебя, – сказал он, тыча в Блинкова-младшего пухлым пальчиком, с таким неприступным видом, как будто из-за него родители не волновались никогда. А маме он сказал по телефону:

– У парня дебют, пускай дождется тиража. Это на всю жизнь запоминается – первая твоя газета с печатного станка… Когда напечатают, тогда и напечатают. Ничего, если поздно. Газеты же ночью повезут на почту. Попросится к водителю попутной машины, и вся недолга.

Короче говоря, без пяти двенадцать Блинков-младший уже переодевался в обшарпанной гримуборной «Пиррова пира». Никого, кроме Нины Су и фокусника, там пока что не было, но буквально повсюду – на подоконниках, на стульях и даже на полу – валялись кожаные ошейники с шипами, блестящие лакированные фуражки и какие-то цепи с кожаными треугольничками.

Свои пачкающиеся типографской краской газеты Блинков-младший завернул в куртку и спрятал ее в тумбочку от хозяек всех этих ошейников и цепей. А то придут на работу, возьмут каждая по газетке, и ему ничего не останется.

В двенадцать он лежал в сундуке фокусника, и Нина Су дышала ему в самый нос запахом клубничной жвачки. Ему Нина Су дала мятную, чтобы обоим было приятно.

Как это часто бывает не только в фокусах, но и в жизни, волшебный сундук оказался без секрета. Четыре оклеенные разноцветной фольгой стенки откидывались на петлях, как борта грузовика, чтобы почтенная публика могла убедиться, что стенки не двойные, а тонюсенькие, фанерные, и сундук абсолютно пуст.

Фокусник с Блинковым-младшим поднимали эти откинутые стенки, скрепляли их обычными дверными крючками, и Блинков-младший залезал в сундук. Это было самое сложное, потому что его переодели в гусарский мундирчик лилипута. Мундирчик резал ему под мышками и вообще где только можно. Залезть на столик, где стоял сундук, было маленьким подвигом, перекинуть ногу через стенку сундука – невыполнимой задачей. Блинков-младший бревном падал внутрь. Прямо на невесть откуда взявшуюся гладкую и упругую, как резиновая кукла, Нину Су.

Фокусник закрывал крышку, и становилось темно.

Теперь надо было поменяться с Ниной Су местами. Блинков-младший лежал опять же бревном, а фотомодель из-под него так потихоньку выдавливалась, выдавливалась и, наконец, оказывалась на бревне. Это был драматический момент. На первой репетиции Блинков-младший даже закричал. Ему показалось, что еще минута – и он так и погибнет под фотомоделью. Хорошенькое будет сообщеньице в «Желтом экспрессе»: «Нина Су насмерть задавила восьмиклассника»! Но фотомодель поднажала и, сам не поняв, как, Блинков-младший провалился в глубокий треугольный ящик.

Секрет был не в сундуке, а в столике. В тоненьком, хрупком, на блестящих металлических ножках. По диагонали между двумя ножками было вставлено зеркало. В нем отражалась третья ножка и кулиса, точно такая же, как задник сцены. Публике казалось, что она и видит задник и все четыре ножки. Как будто под столиком пусто и нет этого треугольного ящика за зеркалом.

Они репетировали до часа ночи. Блинкову-младшему надо было разучить свою роль, которую фокусник написал сам и скромно этим гордился. Слова были глупые или непонятные. Вдобавок Блинков-младший оказался больше лилипута, и они с Ниной Су застревали, когда менялись местами в сундуке.

Блинков-младший все время думал про идиотскую рекламу, где молодой человек выскочил из лифта, потому что ему не понравился запах пота от девушки, а потом девушка попрыскалась дезодорантом, и у них сразу наладилась личная жизнь. Этот молодой человек был, во-первых, дурно воспитан, во-вторых, ничего не понимал в девушках. Зачем вообще девушка такому придурку? Если ему так нравился дезодорант, мог бы купить себе дезодорант и нюхать на здоровье.

– Тело должно пахнуть телом, – сообщил Блинков-младший Нине Су, а Нина Су засмеялась и сказала:

– Ну, ты знаток!

За кулисами собралось полно народу. Хозяйки цепей и ошейников, от которых Блинков-младший прятал свои газеты, станцевали канкан и ходили, как боксеры, накинув махровые халаты с капюшонами, чтобы не остыть. За ночь им надо было несколько раз выйти на сцену. А индийский факир пришел с улицы в парчовых шароварах и голый по пояс. Он так и ехал в машине из другого клуба. У факира был мешочек с битыми стеклами и жестянка с бензином для зажигалок «Зиппо». На стеклах он лежал, а бензина помногу, по полжестянки за раз, набирал в рот и прыскал им, подставив горящую свечку.

Нину Су очень долго упаковывали в ящик. Репетировала она в купальнике, а на сцену должна была выйти в серебристом платье до пят, но с разрезом до пояса. Это платье надо было скатать вокруг тела валиком, чтобы не измять его в ящике и чтобы Блинков-младший в нем не запутался. А еще к платью полагался веер из страусиных перьев, который один занимал полсундука. Веер засунули в картонную трубочку, и он стал не больше зонтика.

Нина Су с веером сидела в ящике, как летчик в готовности номер один, оставив открытым треугольный люк. К люку с обратной стороны специальными зажимами крепилась алмазная корона вице-мисс «Керосинпром». На голову вице-мисс напялила старые колготки, чтобы не рассыпалась прическа. Ее голые коленки упирались в подбородок.

Фокусник нахлобучил Блинкову-младшему седой парик с косичкой и треугольную шляпу, мазнул ему под носом – запахло эфиром – и сказал:

– Придерживай.

Придерживать надо было закрученные кверху седые усищи. Блинков-младший потом, когда клей высох, посмотрелся в зеркало и себя не узнал.

В довершение всего фокусник продел ему в колечко на поясе огромную шпагу. Если упереть ее острием в пол, эфес доставал Блинкову-младшему до кончика носа. Лилипуту, сказала Нина Су, шпага была выше головы. Считалось, что это смешно.

– Классический сюжет, – объяснил фокусник Блинкову-младшему. – Щелкунчик превращается в прекрасную принцессу.

– У Чайковского – в принца, – поправил Блинков-младший. Он прикидывал, как бы случайно не проколоть этой шпагой Нину Су, когда будет падать на нее в сундук.

Фокусник задумался.

– Нет, – решил он. – В принца – не поймут. У нас тут не Большой театр.

И убежал подсматривать из-за кулисы.

– Георгий Козобекович здесь! – вернувшись, объявил он почтительным голосом.

Тут раздались аплодисменты, и со сцены прошел индийский факир. От него воняло сгоревшим бензином, как от выхлопной трубы.

– По машинам! – скомандовала себе Нина Су, выплюнула на пол жвачку и захлопнула люк.

Фокусник вышел на сцену первым. Само будто бы превращение Блинкова-младшего в прекрасную принцессу занимало не больше минуты, и сначала надо было разогреть публику всякими платочками из кулечков и шариками из носа. Потом включилась кассета с барабанной дробью, публика более или менее притихла, и фокусник стал рассказывать, какой замечательный фокус сейчас увидят уважаемые господа и дамы.

На словах «эксперимент, опровергающий закон сохранения веса, роста, возраста и пола» Блинков-младший вкатил столик с сундуком. Он катился легко, как пустой. Единственная хитрость была в том, чтобы не вставать ни за зеркалом, ни перед зеркалом, а то секрет фокуса тут же раскрылся бы. И подъезжать со столиком надо было на точное место, чтобы публика увидела в зеркале что ей положено, а не, допустим, ноги фокусника или собственные лица. Это место фокусник заранее показал ему из-за кулис да еще и уронил на него целую связку своих разноцветных платочков. Но Блинков-младший все равно проехал чуть дальше, и пришлось незаметно потянуть столик назад. Тогда он понял, что волнуется.

Из-за кулисы казалось, что на сцене полумрак, и, наверное, так и было. Но маленькие прожекторы, освещавшие сцену, били в самые зрачки, до дна. Блинков-младший ослеп сразу же, как только посмотрел навстречу этим прожекторам в зал. Перед ним колыхалась черная пелена, курящая, гомонящая и звякающая стеклом и металлом.

– А вот и наш Щелкунчик, – кажется, уже второй раз сказал фокусник. Ничего смешного в этом не было, но черная пелена одобрительно захихикала.

– Честь имею! – спохватился Блинков-младший и потащил из кольца на поясе длинную шпагу лилипута.

Шпага не вынималась – ему не хватало размаха рук.

– Крутая у тебя заточка, – сказал фокусник, черная пелена ржанула. – Где взял?

– На улице нашел… – начал свою реплику Блинков-младший. Черная пелена заулюлюкала, захлопала, и конец ему пришлось выкрикивать: – … В милицию несу сдавать, честно!

Потом фокусник спросил, зачем ему заточка, а Блинков-младший ответил, что у него назначена стрелка с крысиным королем. Фокусник: «А где?», Блинков-младший: «В сундуке. Мне братва его упаковала!»

У черной пелены явно были не все дома. Все эти глупости она встречала с восторгом дошколят, вопящих «Раз-два-три, наша елочка, гори!» Блинков-младший сначала думал, это из-за того, что он все никак не мог справиться со шпагой. Справился и погрозил шпагой фокуснику. Веселье в зале продолжалось.

Наконец, они с фокусником откинули стенки сундука, показали, что там пусто, собрали сундук, и фокусник подсадил Блинкова-младшего на столик. Он ринулся к уже открывшей свой треугольный люк Нине Су как к самому близкому в этой бесильне человеку.

– Молодец, – шепнула фотомодель и влажно чмокнула Блинкова-младшего в щеку. – Да куда ж ты шпагу в ящик тащишь, идол! Оставь в сундуке!

Блинков-младший провалился в ящик, люк над ним закрылся и почти сразу же грохнули откинутые стенки сундука. Зал взревел!

В амальгаме зеркала лилипут проскреб себе дырочку для подглядывания. Что лилипут – это точно, потому что Блинков-младший шею себе свернул, пытаясь пристроиться к дырочке то правым, то левым глазом. И так, и сяк было неудобно, а Нина Су вообще не смогла бы смотреть в эту дырочку, потому что не так свободно помещалась в ящике.

Когда Блинков-младший все же примостился к лилипутьему глазку, оказалось, что почти весь обзор ему закрывают откинутые вниз стенки сундука. Между ними оставалась только узкая щелка, зато прожекторы больше не слепили, и Блинков-младший хорошо видел носки лаковых туфель фокусника, край сцены и сразу за ним – круглую коротко стриженную башку. Судя по тому, что в рот ей вставлялась то рюмка, то вилка, у башки имелась как минимум одна рука и туловище, но ничего этого не было видно.

Фокусник успел объявить, что Нина Су – вице-мисс «Керосинпром», фотомодель позапрошлого месяца и до сих пор не замужем. Над головой у Блинкова-младшего загрохотало: Нина Су била чечетку. Блинков-младший почти не боялся, что незамужняя вице-мисс провалится к нему на шею. Как-никак сундук был ее с лилипутом собственностью, и она молотила ногами очень бережно.

На сцену полетела оставленная Блинковым-младшим в сундуке шпага. Мелькнула рука и красное лицо фокусника. Он подобрал шпагу и отошел. Что-то он там показал с этой шпагой, потому что зал опять заржал, а башка салютнула рюмкой. Веер из страусиных перьев медленно, как парашют, упал к самому подбородку башки.

– Да здравствует наш генеральный спонсор Георгий Козобекович! – выкрикнула Нина Су и швырнула на сцену свое серебристое платье.

Таковы законы шоу-бизнеса, – сжав зубы, сказал себе Блинков-младший. – В конце концов, она кормит свою безработную маму и сестрицу Суворову.

Заиграла музыка, вице-мисс «Керосинпром» спрыгнула со столика, и напротив щелки, в которую смотрел Блинков-младший, замаячили ее стопятнадцатисантиметровые ноги. Она танцевала по всей сцене, но всякий раз возвращалась к башке, очень этим довольной. У башки обнаружилась вторая рука, с бокалом, и она знай себе чокалась бокалом о рюмку, надо полагать, за здоровье Нины Су.

Блинков-младший не все видел и пропустил что-то важное. Музыка играла все та же – что-то из «Человека-невидимки», – но вместо длинных ног Нины Су в щелке вдруг завихлялись короткие и толстые. Столик с Блинковым-младшим в секретном ящике кому-то помешал, и его оттолкнули прямо на толстые ноги. Похоже, это произошло неслучайно. С ногами мелко сводили счеты. Стойко приняв удар, ноги переадресовали столик в кулису. Блинков-младший не знал, что там за этой кулисой – артисты выходили на сцену с другой стороны.

Толчок был такой сильный, что столик отодвинул кулису и поехал дальше. Сразу же стало ясно, почему башка торчала у самого края сцены. Там была оркестровая яма, и в ней-то за длинным столом Блинков-младший увидел уже не одну башку, а все, что положено иметь генеральным спонсорам: руки с волосатыми пальцами, брюшко, лежавшее на коленях, сотовый телефон, лежавший на столе, и пиджак бутылочного цвета. Шея в комплект не входила.

Столик со спрятанным Блинковым-младшим медленно катился по бровке оркестровой ямы и в любой момент мог туда свалиться. Генеральный спонсор и ухом не повел, как будто здесь каждый день разъезжали столики. Блинкову-младшему оставалось либо сейчас же вылезать из ящика и раскрыть секрет фокуса, либо вместе со столиком падать в оркестровую яму. Секрет в таком случае все равно раскрылся бы, но с человеческими жертвами.

Увы, даже финансово одаренные подростки не всегда принимают разумные решения. Вместо того, чтобы пулей выскочить из ящика, Блинков-младший оцепенело ждал. Самое интересное – столик в конце концов остановился. Это лишний раз доказывает, что и неразумные решения могут оказаться верными, если человеку везет.

Картина в смотровой щелке изменилась. От генерального спонсора осталась одна рука, лениво гонявшая вилкой маслину по блюдцу. Остальное заслоняла спина, которую Блинков-младший узнал сразу. Эти покатые плечи в белом смокинге, эту бороду до ушей, настрадавшихся от бабки Пупырко. Мало того, из-за спины князя Голенищева-Пупырко-старшего виднелась развернутая газета, которую Блинков-младший тоже узнал сразу. Он бы ее узнал, если бы и не сидел так близко, что мог прочитать заголовки.

Старший князь читал «Желтый экспресс» со статьей «Ананасы в пиве». Этого номера не было еще нигде. Ни в ночных киосках, ни тем более у подписчиков. Его только полтора часа назад отпечатали.

Музыку выключили, и стало слышно, что князь Голенищев-Пупырко-старший читает вслух.

– «…грезится шум, невнятный и жуткий, как возня крыс в корабельном трюме. Это, с треском взламывая рачьи доспехи, хлюпая и причмокивая, грязные бизнесмены пропивают науку», – закончил он и медленно сложил газету.

– Идиот, – с чувством сказал сварливый толстый голос, и рука с вилкой наподдала заметавшейся по блюдцу маслине.

– Журналюги, – как бы извинился за авторов статьи князь Голенищев-Пупырко-старший. Как бы ему и говорить-то неудобно в приличном обществе о таких мелких и пакостных людишках.

– Ты идиот, – уточнил толстый голос, маслине просто некуда было деваться. – Проблемы решают либо цивилизованно, либо нецивилизованно. Если цивилизованно, то тихо гадят и шумно помогают. А если нецивилизованно, то наоборот. Сажают бригаду в джип «Чероки», приезжают и первым делом стреляют клиенту в пол. Чтоб понял и проникся. И уж потом честь по чести спрашивают, какие трудности, может, надо чем помочь. А ты ни нагадить исподтишка не сумел, ни напугать как следует.

Вилка пригвоздила маслину, исчезла и вернулась пустой.

– В общем, отходи от этого дела. Не справляешься, – приговорил генеральный спонсор.

– А кредит? – беспомощно спросил князь Голенищев-Пупырко-старший. – Я же, Георгий Козобекович, и свои деньги вложил в «Сильный хмель», и кредит потратил. За пивзавод внес предоплату, мебель заказал…

Грянула музыка из «Красных дьяволят», и объявили, что после пятнадцати лет эмиграции в «Пирров пир» приехал артист нелегкой судьбы Аркадий Птичкин. Ничего новенького артист нелегкой судьбы за это время не выучил – все те же куплеты из «Красных дьяволят». Блинкову-младшему они и так не нравились, а тут он прямо возненавидел Аркадия Птичкина, который пятнадцать лет где-то колбасился и нате, приехал именно к разговору князя Голенищева-Пупырко-старшего с генеральным спонсором. Индийский факир был в сто раз лучше. Пил себе бензин и помалкивал.

Князь Голенищев-Пупырко-старший горбился, горбился, и ходуном ходил краешек его бороды. Что-то князь говорил, но Аркадий Птичкин, конечно, его перекрикивал. А генеральный спонсор подложил себе на блюдечко маслин и приканчивал, приканчивал их одну за другой.

Вообще-то, хотя Блинков-младший не слышал ни слова, все было ясно, как в балете: князь уговаривает, а этот Козобекович не соглашается. Ну и наплевать бы на них, если бы эти чужие неприятные люди, разговаривая о пиве и о кредите, не решали судьбу старшего Блинкова.

И ведь вряд ли они хотя бы мельком подумали об этом. Вот что самое страшное.

Глава одиннадцатая
Грязные бизнесмены переходят в атаку

Улица была совершенно пуста, если не считать «Жигулей» Игоря Дудакова, которые непостижимым образом как раз всю улицу и занимали. Сейчас, например, они болтались от тротуара к тротуару шагах в двадцати за «БМВ» Нины Су, а через секунду могли выскочить где-нибудь сбоку.

Фонари тлели вполнакала, но и без них можно было разобрать даже буквы на афишах, только и эти буквы, и дома, и дудаковские «Жигули», вообще-то желтые, казались серыми. Блинкову-младшему случалось вставать в такую рань – у дедушки в деревне, на рыбалку. Но так поздно возвращался домой он первый раз и думал понятно, о чем.

– Когда мне было столько же лет, сколько сейчас тебе, я была влюблена в твоего папу, – сказала Нина Су и вдруг так резко крутанула руль, что Блинкова-младшего бросило сначала к ней, а потом к дверце. В сантиметре от бампера проскочила ревущая машина Игоря Дудакова.

Блинков-младший отсчитал назад семь лет. Нину Су в то время он совсем не помнил и вместо нее представил себе Ломакину и Суворову. А потом Кузину с милицейским курсантом Васечкой.

– Папа хороший человек, но девчонки влюбляются в спортсменов и гитаристов, – сказал он с пониманием вопроса.

– Это глупые девчонки, – уточнила Нина Су, – а умные влюбляются в таких, которые знают, чего хотят. Я была умная.

Блинкову-младшему этот разговор показался неприятным и ненужным.

– У него есть мама, то есть жена, – сказал он. А Нина Су сказала:

– Конечно. Просто я была в том возрасте, когда влюбляются. Без планов на будущее, но с фантазиями. У тебя разве нет девочки, о которой ты мечтаешь?

Блинков-младший снова подумал о Кузиной, а потом о Ломакиной и Суворовой. Эти двое у него почему-то всегда шли парой, даже во сне.

– Сейчас, надеюсь, у вас это прошло, – сказал он вместо ответа.

– Не вполне, – призналась Нина Су. Дудаков, который теперь болтался впереди, стал по каким-то своим соображениям притормаживать, и она тоже тормознула. – Ты, Дима, завтра не приходи. Не место тебе в ночном клубе и вообще… Ты на лето никуда не уезжаешь? В лагерь какой-нибудь?

– К дедушке, маминому папе. Он живет под Керчью у Черного моря, – сообщил Блинков-младший, соображая, отчего это Нина Су интересуется такими вещами. Сообразил, не поверил себе и решил проверить.

– А сейчас вы скажете, чтобы я уезжал поскорее.

Дудаков погнал машину как на пожар, Нина Су прибавляла скорость постепенно, давая ему оторваться.

– Догадался, – грустно сказала она. – Понимаешь, в этот пивной бар вложены чужие деньги. Если у князя ничего не получится, ему придется продать свои киоски, свою квартиру – и все равно не хватит, чтобы вернуть долг. А человек, у которого он занимал эти деньги, долгов не прощает.

– Георгий Козобекович, – показал осведомленность Блинков-младший. – Он что, убить может?

Нина Су резко затормозила.

– Не болтай о взрослых делах, – сказала она. – Не болтай никогда и ни с кем. С незнакомыми вообще ни о чем не болтай, даже о погоде. Не ходи по краю тротуара. Если рядом остановилась машина, спрашивают, как проехать куда-нибудь – беги. И уезжай ты скорее к своему дедушке!

– Что с вами? – спросил Блинков-младший, хотя мог бы и не спрашивать. И так было видно, что фотомодель плачет.

– Я разговаривала с твоим папой, – слезы прокладывали по ее лицу дорожки там, где потом станут морщины. – Сказала, что эти люди – опасные, и пусть он лучше найдет себе другую работу. Теперь он меня презирает. Он считает, что меня нарочно подослали его напугать. Я не знаю, как ему объяснить, что этот пивной бар все равно откроют. Надо будет – подкупят директора. Или покалечат. И папу твоего могут покалечить, и тебя. Поговори хоть ты с ним. Скажи, что не хочешь страдать из-за его упрямства.

– Это не упрямство, – сказал Блинков-младший. – Я сам не все понимаю, но это не упрямство. Папа такой вежливый человек, его обругают в троллейбусе, и он же извиняется. Потому что это неважно. Он уступает, если неважно, а важных вещей для него в жизни мало, поэтому он уступает почти всегда. Некоторые думают, что он слабохарактерный, а на самом деле вы правильно сказали: он знает, чего хочет. И не отвлекается. Но если он чего-то не хочет, его невозможно заставить.

Нина Су достала из бардачка носовой платок и обстоятельно высморкалась.

– Это для тебя невозможно, – прогундосила она, утирая нос.

– И для мамы, и для бабушки… Если его любимые люди не могут заставить, то нелюбимые и подавно, – возразил Блинков-младший. – И мне это нравится.

Нина Су молча тронула машину.

– Вам надо поговорить с мамой, она лучше разберется, – решил Блинков-младший. – Контрразведка сейчас борется с организованной преступностью.

– Нет уж. Я все сказала, а вы поступайте как знаете. И потом, твоя мама должна меня ненавидеть. Меня ненавидит двести тридцать тысяч жен, – с гордостью заявила фотомодель. И пояснила:

– Самый большой тираж моих плакатов был двести тридцать тысяч.

До дома оставалось минут двадцать езды, и все это время Нина Су молчала. Блинков-младший думал, что на роль заболевшего лилипута запросто можно было взять Суворову. Публика бы не разобралась, кто там в парике и с накладными усами: мальчик или девочка. По всему выходило, что Нина Су не взяла собственную сестру, а взяла какого-то Блинкова-младшего специально для того, чтобы с глазу на глаз предупредить его об опасности. Это лучше всяких слов говорило о том, что фотомодель считает опасность очень серьезной.

У подъезда они немного поспорили: Нина Су хотела проводить Блинкова-младшего до квартиры, как маленького, а ему это, само собой, не понравилось. Договорились, что он пойдет один и помашет ей в окошко на лестничной клетке, что все в порядке.

На прощание Нина Су втолкнула ему в кулак скомканные деньги. Пересчитать их почему-то не хотелось. А войдя в подъезд, Блинков-младший совсем забыл об этих деньгах. Он их чуть их не выбросил по рассеянности, когда надо было достать ключи, а рука с зажатыми деньгами не проходила в карман.

В подъезде было накурено. Дверь в подвал, обычно запертая на висячий замок, покачивалась на сквозняке, замок висел на одном ушке, а второе было вырвано из дверного косяка. И кто-то вымыл лестницу. В четвертом часу то ли ночи, то ли утра все это выглядело странно и даже страшно.

Блинков-младший приготовил ключи и, прижимаясь к стенке, взвился к себе на второй этаж. От страха щекотало в затылке. Казалось, что кто-то затаился наверху и смотрит, перегнувшись через перила. Ничего так не хотелось, как поскорее влететь домой и закрыть за собой дверь, но Блинков-младший все-таки поднялся еще на один лестничный пролет и помахал в окошко Нине Су. Фотомодель сделала в ответ ручкой и стала разворачивать машину – у нее рядом был гараж-ракушка. Свет фар заскакал по непривычно пустому двору.

Блинков-младший понесся к своей квартире, а в глазах еще стоял двор, исполосованный яркими лучами, и что-то там было не в порядке. Вставляя ключ в замок, он сообразил, что именно. За детской площадкой, у второго корпуса, стояли незнакомые машины – микроавтобус и две легковушки. Они стояли неправильно. Они стояли нахально, загородив проезд и вход в парадное, где жила Кузина. А «Жигулей» Игоря Дудакова не было видно, хотя Дудаков должен был приехать домой первый, до Нины Су. Если он ехал домой.

Дверь сама собой открылась, и Блинков-младший оказался перед грудью, затянутой в черно-белый камуфляж «Ночка». Грудь была похожа на вторую дверь. Голова и руки терялись где-то на окраинах ее необъятных просторов. Блинков-младший бросился бежать! И бежал шага три, пока не сообразил, что пойман за шиворот и перебирает ногами в воздухе.

Грудь хохотнула басом, втащила его в квартиру, и дверь захлопнулась.

В прихожей стояла мама, и лицо у нее было чужое.

– Задержан при попытке к бегству, – отметила грудь, ставя Блинкова-младшего на пол. Он узнал полковника налоговой полиции Кузина Ивана Сергеевича, Иркиного папу.

Раньше Иван Сергеевич служил в контрразведке вместе с мамой Блинкова-младшего. Однажды они спасли друг другу жизнь. Сначала Иван Сергеевич маме, потом она ему или наоборот. Мама никогда не давала Ивану Сергеевичу толком рассказать эту историю. Она не хотела, чтобы ее Блинковы волновались.

Само собой, отношения у Блинковых и Кузиных были замечательные и стали еще лучше, когда Иркина мама ушла насовсем, потому что нее не было уверенности в завтрашнем дне. Она боялась, что отдаст мужу лучшие годы жизни, а потом Ивана Сергеевича – бац, и застрелят на его опасной службе, и кому она будет нужна? После того, как Иван Сергеевич остался без хозяйки, мама Блинкова-младшего, конечно, подарила ему скороварку и научила варить в ней борщ. Было бы просто непорядочно – не подарить скороварку человеку, который спас тебе жизнь.

Те, у кого нет знакомых полковников налоговой полиции, могут и не подозревать, что там существует отдел физической защиты. А если показать им группу Ивана Сергеевича, они просто не поверят, что это налоговые полицейские. Потому что группа полковника Кузина – с автоматами, в камуфлированной форме, в бронежилетах и в закрывающих лицо шапочках-масках или в круглых стальных шлемах с бронестеклом. А чем занимается налоговая полиция, понятно из ее названия: заставляет платить налоги тех, кто не хочет их платить. Это тихая кропотливая работа с документами. Для нее просто смешно напяливать бронежилет и стальной шлем.

Но представьте себе, что какой-нибудь банкир не пускает к себе в банк налогового инспектора или полицейского. Не пускает, и все тут. В банке охрана, в банке стальные двери – в общем, все как в банке. И что тут прикажете делать? Кричать банкиру с улицы: «Ай-яй-яй, вы нарушаете закон»? Или налоговый инспектор проверял документы и обнаружил, что у государства украли миллион. А пойманные с поличным воры говорят ему: «Лучше помалкивай, а то выйдешь на дорогу и попадешь под самосвал».

Вот в таких случаях и вызывают отдел физической защиты. С автоматами, в бронежилетах и в стальных шлемах с бронестеклом. И охранники, которые минуту назад не пропускали в банк представителя закона и говорили ему гадости, распахивают двери и говорят: «Пожалуйста, заходите. Мы бы и раньше вас впустили, если бы вы сразу же объяснили нам все так просто и доходчиво». А воры, которые минуту назад угрожали налоговому инспектору, задирают лапки кверху и просят бумажку, чтобы написать чистосердечное признание.

В общем, что тут рассказывать – наш человек был Иван Сергеевич. Но все-таки не настолько, чтобы вваливаться в гости среди ночи. Поэтому ничего хорошего от этого гостевания Ивана Сергеевича Блинков-младший не ждал.

Пахло мокрым паркетом, в глубине коридора редко и звонко капало в подставленный таз. Мама была в засученных тренировочных штанах и с тряпкой в руке.

– Слава Богу, явился! – сказала она и чмокнула Блинкова-младшего в лоб. А Иван Сергеевич непонятно зачем спросил:

– Ты давно приехал?

Как будто считал, что человек мог приехать давно и полночи просто так болтаться во дворе.

– Только что, – ответил полковнику Блинков-младший, чуть было не сболтнув, что его подвезла Нина Су. А представляете, что было бы, если бы сболтнул?! Да мама с Иваном Сергеевичем в момент выведали бы у него про «Пирров пир», где, конечно, не место подростку. Вообще, если кто-то думает, что прекрасна и беззаботна жизнь человека со своим домашним контрразведчиком и другом семьи – полковником налоговой полиции, этот кто-то сильно ошибается.

– А во дворе ничего необычного не заметил? – продолжал допрос Иван Сергеевич.

– Машины стоят неправильно, – сказал Блинков-младший.

– Наблюдательный, – буркнул Иван Сергеевич и успокоился.

Мама смотрела на единственного сына чужими глазами, как будто не узнавала, и это было тоже непонятно.

– Вот, – сказал Блинков-младший, доставая свои газеты из-за пазухи. – Тут и про пивной бар, и про князя. Теперь они не посмеют.

– И про Уртику? – нехорошим голосом спросила мама.

– И про Уртику.

Мама крепко взяла единственного сына за руку и повела в кухню, обходя тазы на полу. Полковник Кузин топал следом.

То, что бабка Пупырко устроила очередное затопление, Блинков-младший понял сразу. Поэтому и лестница мокрая, и взломан подвал – слесаря перекрывали там воду и не нашли ночью ключей. Другое дело, что это было выдающееся затопление, раз вода выплескивалась даже на лестницу. Блинков-младший забеспокоился о компьютере. И о кролике.

Кролик был жив, здоров и доволен жизнью. Мало того, он придумал фокус, которым, наверное, очень гордился. Не всякий кролик догадается вспрыгнуть на кухонную табуретку, а оттуда на подоконник и – в ящик с огородом старшего Блинкова. Как он выбрался из комнаты, легко было догадаться. Здесь такое творилось: льющая с потолка вода, тряпки, ведра, чужие люди. Кролика запросто могли не заметить или заметили, но было не до него.

Когда мама привела сына в кухню, кролик скакал по полу, но тут же повторил свой фокус: скок на табуретку, скок на подоконник, скок в ящик. То ли он хотел похвастаться, то ли просто ушел домой. Кролик успел обжиться в ящике: вырыл нору, из которой торчали одни уши, и по своему вкусу прополол огород. После его прополки остались в основном бумажные флажки на палочках. На одном флажке аккуратным папиным почерком было написано: «Urtica dioica». А Уртики-то уже и не было. Сожрал ее кролик. Сожрал, паршивец.