Текст книги "Блин и клад Наполеона"

Автор книги: Евгений Некрасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Глава IX
В двух шагах от загадки оранжевых касок

Папа долго решал, куда девать лишних подростков, и в конце концов объявил:

– Господа восьмиклассники, придется вам пожить в Москве одним. Вечером Виталий Романович отвезет вас с Игорем на станцию, посадит в электричку, и езжайте. Дня два-три вы продержитесь и без взрослых, а там видно будет.

«Там видно будет» могло означать что угодно. Или мама приедет из командировки, или Ник-Ник найдется. Или папа с Виталием Романовичем победят преступников, или преступники победят их. Вслух об этом папа не говорил, но Блинков-младший понял и так.

Конечно, ему не хотелось бросать своих в такой опасный момент. Если бы на каждое «тебе еще рано» он отвечал «Есть!» и шел играть в песочек, то не стал бы лучшим сыщиком из всех восьмиклассников Москвы! Но еще Митек знал, что спорить со взрослыми бесполезно. Зато можно ими управлять, если знаешь, как.

Он быстро нашел слабое место в папиных планах: Дудаков! Днем корреспондент «ЖЭ» будет занят с Виталием Романовичем. Блинкову-младшему с Иркой придется ждать, хотя они прекрасно доехали бы до Москвы и без такого защитничка. А там стемнеет, в безлюдных электричках появятся хулиганы… Если вдруг Дудаков решит остаться в Боровке, то восьмиклассников ни за что не отпустят одних. Сутки будут выиграны, а дальше – как получится.

Беда в том, что Дудаков ни в какую не хотел оставаться. Он приехал с большой сумкой, значит, собирался заночевать. Но, услышав об отказавших тормозах, утечке газа и отравленном мясе, здорово струхнул. Виталию Романовичу еле удалось вытащить корреспондента «ЖЭ» на прогулку по Боровку, и то Дудаков настоял, чтобы они взяли с собой Душмана. При этом он с видом знатока говорил:

– Собакам нужны длительные прогулки, чтобы у них очистился кишечник.

Блинков-младший с Иркой тоже пошли. Ирке хотелось посмотреть исторический Боровок, а у лучшего сыщика из всех восьмиклассников Москвы были свои причины, о которых он помалкивал.

И вот они гуляли. До крыш засыпанные снегом окраинные улочки Боровка были совсем деревенские, с бревенчатыми домами и огородами. Трубы дымили. Ветер загибал дымные хвосты, и казалось, что весь город тронулся в путь, как уходящий в ледовое плавание караван пароходов. Душман купался в сугробах, гонял посторонних собак и вообще развлекался. А Виталий Романович показывал боровковские достопримечательности: три церкви, библиотеку, открытую писателем Короленко, и все остальное.

Всем остальным в городе лет двести подряд владело семейство купцов Синеносовых. Их особняки занимали весь центр: в одном теперь был кинотеатр, в другом городское начальство, в третьем музей, в четвертом школа, в остальных просто жили. У отдела милиции слонялись кошки, тревожно дергая носами. До революции там был синеносовский рыбный магазин, и запах копчений навсегда впитался в стены.

Бродили долго. Блинков-младший запутался и не смог бы сказать, в какой стороне дом Виталия Романовича, в какой – река. Улица уперлась в полуразрушенную кирпичную стену с аркой. За ней виднелись какие-то заснеженные развалины, а дальше земля обрывалась, и совсем далеко чернела щеточка леса.

Люди и пес вошли под арку и очутились на обрывистом берегу реки. Развалины казались остатками крепости. Они тянулись вдоль берега на полкилометра, местами разбитые в щебень, местами почти целые. В сохранившиеся узкие бойницы не пролезла бы и кошка.

– А это наш позор, – вздохнул Виталий Романович и, встав у обломка стены, развел руки. Размаха не хватило: стена была толще. – Три аршина, больше двух метров! – со страдальческим лицом сообщил он. – Синеносовские лабазы, построены в восемнадцатом веке. А в двадцатые годы двадцатого века кому-то пришло в голову их взорвать, чтобы добыть кирпичи. Взорвать взорвали, а кладка такая прочная, что кирпичи раскалываются, но не разбираются! Так все и бросили…

Сгорбившись, боровковский Леонардо побрел вдоль берега. Напуганный Дудаков озирался, словно ожидал увидеть за каждым углом по киллеру, и жался поближе к Душману, которого тоже побаивался.

У спуска к реке руины были разобраны. Уцелевшие стены из старинного коричневого кирпича тут и там рябили свежими оранжевыми заплатами. Окна были забраны коваными решетками, новенькая железная крыша пускала солнечные зайчики.

– Вот, полюбуйтесь! – Виталий Романович подвел своих экскурсантов поближе, и Митек увидел чудную вывеску:

Скобяные, колониальные и прочие товары

купца первой гильдии Синеносова

Портрет купца красовался тут же. Нос у него был нормального цвета, а синим – только кафтан (а может, камзол, архалук или епанча – Митек в этом не разбирался). Голубую ленту на груди осыпали нечетко нарисованные медали.

– Двойной самозванец, – заметил Виталий Романович с той непонятной гордостью, которая заставляет людей хвастаться всякой дрянью: «Разве у тебя синяк? Вот у меня СИНЯК!!».

– Интересно, интересно! – встрепенулся Дудаков. – Почему двойной?

– Если бы кто-то из настоящих Синеносовых осмелился напялить голубую ленту через плечо, его забрали бы даже не в полицейский участок, а в сумасшедший дом. Голубая лента – знак ордена Андрея Первозванного, высшего в России. Особ царской крови им награждали по праву рождения, потомственных дворян – за особые заслуги, купцов – никогда! Впрочем, нашему Разгильдяю сие неведомо. Когда лет десять назад сей «Синеносов» приехал в Боровок, его фамилия была Сморчков.

– Почему Разгильдяю? – не понял Дудаков.

– Ник-Ник его так прозвал: «Раз-гильдяй». Купец первой гильдии.

– А как же он стал Синеносовым?

– Обыкновенно: поменял фамилию. У него и выписка есть из церковной книги, что его прабабка была Синеносова, только верится с трудом… – Боровковскому Леонардо явно не хотелось продолжать. – Словом, жулик порядочный этот Разгильдяй, – заключил он. – Однако избавляет город от руин, а так бы их нескоро разобрали.

Блинков-младший слушал вполуха. Магазин был интереснее, чем его хозяин. «Скобяные товары» – это засовы, замки и прочие гвозди-шурупы. Зайти бы! Может, и каски здесь продают?

Но Виталий Романович, потоптавшись у магазинных дверей, пошел дальше, к церкви, которую Митек видел вчера с болота:

– Храм Спаса-на-Боровке, четыреста лет ему!

– Виталий Романович, а каски вы не здесь покупали? – подлез Митек.

Боровковский Леонардо ошпарил его коротким взглядом и ускорил шаг. Дудакова он взял под руку и начал без остановки грузить историческими сведениями:

– что храм этот грабили трижды – французы в 1812-м году, большевики в 1922-м и фашисты в 41-м;

– что еще десять лет назад в нем хранили картошку;

– что местная жительница старуха Монеткина…

Блинков-младший с Иркой отстали.

– Поняла? – спросил Митек.

– Само собой. Каски из этого магазина. Виталий Романович вроде хотел зайти, спросить, кто их покупал, а потом раздумал.

– Дудакову не доверяет, – уточнил Блинков-младший. Ирка фыркнула:

– А тебе, что ли, доверяет?

– Он доверяет папе и мне заодно. А Дудакова…

Митек не успел договорить.

– Москвич! – закричали откуда-то издали.

От церкви по отлогому спуску неслась на санках Полина. Тонкие ноги в ботинках торчали из-под пальто, платок сбился на затылок, и рыжая Полинина щетина горела на солнце, как начищенная медь.

– Это еще что за чучело? – ревниво спросила Ирка.

– Здешняя девчонка, она к Виталию Романовичу приходила.

– Которая убежала без штанов?

– Ага. Она мне крестик подарила, орденский. Только вид у него – козья морда на лугу.

Блинков-младший полез в карман, чтобы показать крестик Ирке, и замер. Он придумал, как задержать Дудакова в Боровке!

Санки приближались.

– Москви-ич! – Полина затормозила каблуком и ловко развернулась у самых ног Блинкова-младшего с Иркой, обдав их снегом из-под полозьев.

Ирка, понятно, заметила ее оригинальную стрижку и, чтобы поставить Полину на место, сдернула с головы шапочку. Длинные волосы рассыпались по плечам. Сидя на санках, Полина снизу вверх уставилась на москвичку.

– Какая ты хорошенькая! – простодушно выдохнула она и потянулась к шапочке в Иркиной руке. – Сама вязала? Дай померить.

Ирка растаяла и заулыбалась:

– Сама, на «труде».

– Ой, а нас на «труде» вязать не учат. Была раньше Марьданилна, она девчонок даже прясть учила, а потом на пенсию ушла…

И пошло девчачье курлыканье. Полина примеряла шапочку, Ирка крутила у нее перед носом карманным зеркальцем. Постояв с ними полминуты, Блинков-младший догнал мужчин.

– Извините, Виталий Романович. Игорь, можно вас на минутку?

– Конечно, старичок, – снисходительно кивнул Дудаков. «Старичок» означал, что корреспондент «ЖЭ» в хорошем настроении. В плохом он, случалось, вообще не узнавал Митьку.

Отойдя с Дудаковым шага на три, Блинков-младший шепотом попросил:

– Одолжите десятку. Вернемся к Виталию Романовичу, сразу отдам.

– Какие счеты могут быть между мужчинами?! Бери, не жалко! Девочек хочешь угостить? – громко начал Дудаков.

– Чш-ш!! – зашипел Блинков-младший, показывая глазами на Виталия Романовича. – Есть одно дело. Я все потом расскажу.

– Только не это! Возьми двадцать и ничего не рассказывай, идет? – проявил чувство юмора Дудаков.

– Десятки хватит. Из первых рук покупаю, – туманно пояснил Блинков-младший, взял деньги и вернулся к девчонкам.

Разумеется, лучший сыщик из всех восьмиклассников Москвы не собирался платить за подарок (кстати, а подарить что-нибудь рыжей не мешало бы). Деньги он спрятал в перчатку, а крестик незаметно от Дудакова сунул Полине и стал ее расспрашивать:

– Это Георгиевский?

– Угу. У Витальроманча полно таких, только целых. И этот был ничего, пока Сережка им в расшибалочку не поиграл, – сообщила Полина, не объясняя, кто такой Сережка. Она, видно, привыкла, что в маленьком Боровке все знают всех. – Совсем он без мозгов, Сережка, да? Такой вещью – в расшибалочку! И орден испортил, и неудобно играть, крестом-то!

После Полины крестик взяла посмотреть Ирка, потом вернула Блинкову-младшему, а он – снова Полине. Расчет был на то, что Дудаков хоть разок взглянет в их сторону. Пускай видит, как орден переходит из рук в руки.

– Полин, а где ты его нашла?

– В огороде. У нас разные интересные штуки находят, особенно по весне, когда землю размоет. У соседей крот выбросил из норы две монетки. Золотые! Они всё перерыли, нашли разбитый горшок. Был там клад, только его раньше кто-то выкопал, может, сто лет назад.

– Интересно, – с завистью вздохнула Ирка.

– Кому интересно, а кому страшно. Другие-то соседи, которые за бабушкой Серафимгаврилной, снаряд под баней нашли. Чуть не взорвались! – Полина закатила глаза и по-старушечьи прошамкала: – Уж такие бои у нас шли в сорок первом году, такие бои! То немцы на наших, то наши на немцев! Огород сколько ни копай, каждый раз осколки попадаются.

Подбежал Душман, схватил Блинкова-младшего за рукав и потянул за собой. Виталий Романович с Дудаковым ушли далеко вперед. Боровковский Леонардо оглядывался. Ясно: приказал Душману подогнать отставших.

– Ну, мы пойдем, – стала прощаться Ирка. – Приходи со спицами, я покажу, как такую шапочку вязать.

Душман успел оттащить Блинкова-младшего шагов на пять. Он обернулся, чтобы помахать Полине, но рыжая не глядела в его сторону. Усевшись на санки, она уже отталкивалась ногами, чтобы съехать к реке.

Обрыв был крутой. Митек посмотрел вниз и крикнул:

– Полина!

Потерявший терпение Душман дернул его за рукав и повалил в снег. Санки пропали за срезом обрыва. Отпихиваясь от пса, Блинков-младший пытался вспомнить, зачем окликнул Полину. Кажется, хотел о чем-то спросить… Да нет, пустяки. Было бы важное, не забылось бы. Главное, он расставил ловушку для Дудакова. Остальное, сам о том не подозревая, должен был сделать Виталий Романович. И дудаковская жадность.

Глава X
Ловушка для Дудакова

Догнав корреспондента «ЖЭ» и Виталия Романовича, Блинков-младший показал им крестик.

– Полинин, – узнал коллекционер. – Подарила?

– Ага, – подтвердил Митек, бросив на Дудакова красноречивый взгляд: «Поняли, на что ушла ваша десятка?»

Дудаков понял, потому что сразу спросил:

– Виталий Романович, а сколько может стоить такой крест?

– Смотря сколько ему лет и как он сохранился. Самые дешевые – солдатские «Георгии» времен первой мировой войны: долларов за сто можно купить коллекционный экземпляр. А этот – просто серебряный лом. Хотя серебро чистое.

– Чистое серебро? – переспросил Дудаков с такой жадностью, что Виталий Романович улыбнулся:

– Чувствую, и ты заражаешься «боровковской лихорадкой». Здесь отбоя нет от кладоискателей.

– Ну и как?! – оживился Дудаков. – Находили что-нибудь?

– Например, мины, гранаты, снаряды. За прошлое лето двоих покалечило. Еще нескольких отдали под суд – кого за найденный автомат, кого за взрывчатку… Ну, да «черных следопытов» не особенно жалко: сами знали, на что шли. Допустим, ты честный кладоискатель. Копаешь неделю, копаешь две и находишь такого «Георгия», – Виталий Романович кивнул на крестик. Чтобы поддразнить Дудакова, Митек нес его в руке. – Серебра в нем рублей на двести, но ты получишь не двести рублей, а большую головную боль. По закону клады принадлежат государству, а тебе положена премия – четверть стоимости. Но сначала клад нужно оценить, а в случае с крестиком это бессмысленно.

– Почему? – удивился Блинков-младший.

– Возни много: комиссии, экспертизы, протоколы… Государство потратит больше денег, чем стоит это серебро. Полинка носила крестик в музей, там сказали: «Оставь себе». Хотела заказать из него брошку, а за работу просят четыре сотни. Так что не стоит овчинка выделки. С кладоискательства не разбогатеешь.

– А вы-то? – буркнул Дудаков.

– Я историк! – с гордостью сказал Виталий Романович. – Я шесть лет провел в архивах и знаю, что делал каждый полк французской армии в тот день, когда она стояла у Боровка. Я советовался с гидрологами, лесоводами, геологами и метеорологами, чтобы уяснить себе, как выглядели эти места в 1812 году. Я обошел с миноискателем все окрестности и перелопатил тонны земли! А нашел за все время десятка два золотых монет.

– А как же ваша коллекция? – уличающим тоном спросил Дудаков. – Сами говорили, она стоит больше миллиона!

– Сейчас – да. А когда в мои руки попал, скажем, пистолет, который вы видели, он был куском спекшегося ржавого железа. Музей от него отказался. Я реставрировал его больше года, и теперь он дороже автомобиля. Но любителю такая работа не под силу.

– А папа говорил, что здесь каждый год находят золотые клады, – наугад сказал Блинков-младший. Он боялся, что Дудаков разочаруется.

– Находят. Случайно. – Виталий Романович ковырнул снег носком ботинка. – Боровок стоит на кладах. Может быть, мы идем по горшкам с золотом, но металлоискатель их не «увидит» сквозь землю – слишком глубоко. Нужно снимать почву слой за слоем, и тут уж как повезет. Если вам не жалко убить лето, можете попробовать. Приезжайте, я вам покажу места, где сам еще не копал, и дам все инструменты.

Дудаков механически поддакивал и смотрел под ноги. Ему не хотелось летом. Ему хотелось немедленно и без труда.

Возврат долга Блинков-младший обставил, как встречу секретных агентов в плохом шпионском фильме. Завел корреспондента «ЖЭ» в ванную, запер дверь, пустил воду и только после этого отдал Дудакову его собственную десятку.

– Игорь, пожалуйста, никому не говорите!

– Понимаю, старичок: мелкий бизнес втайне от родителей. Выгодную сделку ты провернул. Вложил десять рублей, а получил серебра на двести, – свысока похвалил его Дудаков. Конечно, крестик Полины был для него невеликой ценностью.

И тут Блинков-младший захлопнул ловушку.

– Это не сделка, а пристрелка, – сказал он и сделал вид, что собирается уйти. Дудаков схватил его за рукав:

– У нее что, есть еще?

– Здесь у многих есть еще, – Блинков-младший дернулся, но корреспондент «ЖЭ» не отпускал.

– Откуда ты знаешь?

– Сказали. Вам-то не скажут – кому охота с журналистом связываться…

Митек сам плохо представлял, на что намекает, но верная союзница – дудаковская жадность пришла на помощь.

– Скажем, нашел человек клад, – начал вслух рассуждать корреспондент «ЖЭ». – По закону ему полагается четверть стоимости, а он хочет оставить себе всё и тайком продать за полцены. И ему прибыль вдвое, и тому, кто купит, прибыль вдвое.

Блинков-младший солидно кивнул.

– И ты знаешь такого человека? – горячо зашептал Дудаков.

– Да так, обещали показать.

Дудаков наконец-то выпустил его рукав и заявил безразличным тоном, каким берут на слабо дошколят:

– Врешь ты все, старичок, а я уши развесил. Да у тебя денег таких нет, чтобы купить настоящий клад!

– У меня нет, а у других есть, – заметил Блинков-младший.

– У кого это – у других?

– Так я и сказал!

– Ага, ты посредник! – снова выручила Митьку дудаковская жадность.

– Ну! Люди платят, я их знакомлю.

– А меня можешь познакомить?

– Не сейчас, – Блинков-младший достал из кармана крестик и подбросил на ладони. – Этот клад, считайте, уже купленный. Отвезу в Москву образец, покажу, а там покупатель с хозяином без меня договорятся.

– Ловко! – ахнул Дудаков. – Крестики-нолики, детские игры, а на самом деле…

– Раскололи вы меня, – понурился Митек. – Учтите, Игорь, если вы об этом напишите в газете, нас обоих порубят в капусту. С братвой шутки плохи!

– Как ты мог подумать?! Я же не предатель! – оскорбился Дудаков. – Но, сам понимаешь, и мне хочется что-то поиметь. А то все разболтал, а потом говоришь: «Не пишите». Ты уже не маленький, старичок, должен соображать. Если журналист что пишет, он получает гонорар, а если не пишет, должен получить втрое.

– Получите, – успокоил Дудакова Митек. – Послезавтра меня сведут с одним человеком, которой нашел в огороде горшок с золотыми монетами. Только, понимаете, папа хочет отправить нас с Иркой в Москву.

– Знаю, – кивнул Дудаков. – Так вот он почему…

– Ага, подозревает что-то. Он в таких вещах полный тормоз. Если узнает, что я золотом спекулирую…

– …Не поймет, – закончил Дудаков.

– Ха, не поймет. Не то слово! Мне и подумать страшно, что будет.

– Не расстраивайся, – утешил Дудаков. – Отцы и дети, вечный конфликт. Другой бы гордился, что его сын в четырнадцать лет сам зарабатывает. Ничего, я его уговорю!

– Только не раньше вечера, – подсказал Блинков-младший. Дудаков подумал и согласился:

– А ты соображаешь, старичок! Скажу, что еще не собрал материал для статьи и хочу остаться. А без меня вас не отпустят на ночь глядя…

Окрыленный Дудаков удалился, а Митек запер за ним дверь и присел на край ванны. Лучший сыщик из всех восьмиклассников Москвы мог собой гордиться: за полчаса он втемную завербовал троих. Полина и Виталий Романович, ни о чем не подозревая, подготовили ловушку для Дудакова; обманутый Дудаков будет лезть из кожи вон, чтобы обмануть папу… Все в порядке, а на душе пакостно, как будто Митек на самом деле вступил в заговор со скользким жадиной Дудаковым.

Из крана с шумом бежала пущенная для конспирации вода. Митек потрогал пальцем – ледяная – и заставил себя умыться. Настроение от этого не улучшилось.

Глава XI
Тайна Ник-Ника

Версия Блинкова-младшего понемногу обрастала подробностями, и в ней все яснее становились видны дыры. Это хорошо – когда видишь дыры. Значит, понимаешь, что еще нужно узнать.

К примеру, сейчас он знал, где продают оранжевые каски и видел три таких: две на головах болотных копателей и одну – в доме Виталия Романовича. Оставалось спросить в магазине, много ли распродано касок (это продавцы должны точно знать) и кто их покупал (а это могли не запомнить). Если повезет и окажется, что продали всего три штуки, тогда можно считать установленным, что одним из болотных копателей был Ник-Ник! Впрочем, и любой другой ответ продавцов будет полезен для расследования (кроме ответа: «Иди отсюда, мальчик»).

Заполнить другую дыру в Митькиной версии было потруднее. Из-за чего пропал Ник-Ник? В то, что преступникам понадобилась пушка, Блинков-младший не верил.

А КТО СКАЗАЛ, ЧТО В ЯМЕ БЫЛА ТОЛЬКО ПУШКА?!!

Ник-Ник сказал. Он и фотокарточку подарил Виталию Романовичу. Но, по словам того же Виталия Романовича, Ник-Ник – темнило. И завистник: свистнул кокарду, свалил на Полину… А ЕСЛИ ОН СКАЗАЛ НЕ ВСЁ? Если кроме пушки выкопал что-то другое, в тысячу раз более ценное?! В яме точно было что-то, кроме пушки! Например, папин штык. И монета (вдруг не одна?). И гнилые доски… Вот что может подсказать ответ: доски! Если это остатки какой-нибудь телеги, то, конечно, ничего нового по ним не узнаешь. А если доски когда-то были, например, сундуком… Ведь французы не стали бы возить пустой сундук!

Митек проскользнул в прихожую, схватил в охапку лыжи и незамеченным вышел из дома. Отпрашиваться у папы не стоило – может и не отпустить. Лучше потом прикинуться веником: «А что, разве погулять нельзя?». Уже за воротами он подумал, что Ирка обидится, но поздно и глупо возвращаться, когда побег удался. Он встал на лыжи и заскользил по натоптанному снегу посреди улицы, держа направление на церковь. Ее купола светились сквозь дымное марево из труб совсем недалеко.

На расследование у него было двое суток, если Дудаков сумеет уговорить папу. Или сегодняшний день до вечера и ночь, если Дудаков подведет. Надо рассчитывать на худшее, тогда лишние сутки будут как подарок. Работая палками, Блинков-младший прикидывал план розыскных мероприятий.

Первое. Спросить в магазине про каски.

Второе. Покопаться в яме.

Третье. Узнать, куда шли ночью болотные копатели (что там за лесом – деревня?).

Четвертое. Хорошо бы ночью последить за раскопками во второй яме. Но тут будут трудности, и главная из них – Душман. Ночью пес будет караулить дом и никого не выпустит. А если повторить Полинин фокус с ватными штанами, Душман всех перебудит.

Пятое. Найти Полину. Пожалуй, это самый первый пункт. С ней будет легче: и в магазине у нее наверняка есть знакомые продавцы, и про деревню за лесом она, конечно, знает.

Полина опять каталась с обрыва, только теперь с ней был какой-то малявка бессознательного возраста. Он сидел на санках, укутанный и обвязанный, с торчащими в стороны не сгибающимися руками. Ноги в валенках выше колен тоже не сгибались, рот был закрыт шарфом. Малявка мог двигать только носом.

– Сережка соседский, – объяснила Полина. – Его надо гулять.

– Выгуливать, – поправил Блинков-младший.

– Не, выгуливают собак.

– Тогда не «его надо гулять», а «ему надо гулять».

– Непонятливый ты, москвич! – вздохнула Полина. – Если бы он сам гулял, тогда было бы «ему надо гулять». Но ведь он еще маленький, и Я ЕГО ГУЛЯЮ!

Митек понял, что знает русский язык недостаточно для споров с Полиной, и перешел к делу:

– Хочешь посмотреть яму Ник-Ника? Пойдем со мной за реку.

– А тебе откуда знать про яму? – не поверила Полина. – Ник-Ник ее даже Витальроманчу не показал!

– Мы нечаянно ее нашли, и она уж пустая, – объяснил Блинков-младший.

– А если пустая, так чего смотреть?

– Ну, не совсем пустая. Там был французский штык и еще какие-то доски остались.

– Пошли за компанию, – без особой охоты согласилась Полина. – Это далеко?

– На болоте.

– Знаю, что на болоте, где ж еще? Ты рукой покажи.

Митек посмотрел с горы и растерялся. За узкой речкой начинались поросшие камышом болота с редкими лесистыми островками. Камыши раскачивались на ветру. От них рябило в глазах, и каждая проплешина казалась присыпанной снегом ямой. «Церковь за левым ухом», – вспомнил он разговор болотных копателей и встал, как надо. В поле зрения осталось с десяток того, что можно было принять за ямы. А может быть, их и на самом деле не две, а больше?…

– Ну, где? Потерял, что ли? – дергала его за рукав Полина.

– Погоди… – Блинков-младший пытался разглядеть вчерашнюю лыжню, но ее то ли совсем замело снегом, то ли не было видно издалека. Одна проплешина в камышах была побольше остальных, и в центре что-то темнело. Ну да, они с Иркой обламывали камыши, собирая топливо для костра!

– Вон она, – уверенно показал Митек.

– Вижу. – Полина установила в нужном направлении санки с кукольно неподвижным Сережкой, уселась за ним и ухнула с обрыва.

У Блинкова-младшего дух захватило! Наискось прорезая нетронутый снег на склоне и подскакивая на кочках, санки камнем полетели вниз и высочили на лед. Сверху они казались не больше самой маленькой почтовой марки.

Нарочно или нет, но Полина взяла его на слабо. Глядя вбок, на отлогую дорогу к мосту, Блинков-младший как во сне шагнул по следу санок. Когда носки лыж повисли над пропастью, он мысленно заорал себе: «Дурак!!!». Но было уже поздно. Лыжи понеслись вниз, убегая из-под Митьки. Он еле удержал равновесие.

Пушистый снег немного сбивал скорость бешеного спуска, больше похожего на падение. Но все равно Блинков-младший летел с кручи слишком быстро. Съезжать зигзагами, чтобы погасить скорость, он почти не умел, да и опасно это было на его беговых лыжах. Поэтому он просто мчался, все быстрее и быстрее. Обрыв и сверху выглядел немаленьким, а теперь его как будто растянули. Митьке казалось, что позади уже половина спуска, а речной лед внизу не приближался. Лыжи с костяным стуком бились о какие-то невидимые под снегом кочки. Впереди в колее от санок что-то чернело. Он успел отвернуть, и мимо промелькнул то ли булыжник, то ли ком промерзшей земли. Наехать на такой с разгона – костей не соберешь! Колени стали подкашиваться. Хотелось плюхнуться на задники лыж и съезжать хоть кувырком, лишь бы поближе к земле и помедленней.

Следующее препятствие он заметил слишком поздно. Не булыжник и не ком, а ровное место. Соскользнувший полоз санок ободрал с него снег до голой земли; Блинков-младший наехал и полетел дальше, а лыжа осталась стоять, как приклеенная. Когда она догнала хозяина, Митек бороздил носом исторический склон, остановивший французскую армию на целые сутки.

Все перемешалось: верх и низ, бесцветное зимнее небо и белый снег. К счастью, он умел падать по-борцовски, не калечась. Если на спину, то нагнув голову и оттопырив назад локти, чтобы защитить затылок и позвоночник, а если вперед, то не животом, а боком, выставив плечо и сберегая кисти рук. (Ну вот, теперь и вы знаете, как падать. Месяца два тренировок, сотня синяков – и будете не только знать, но и уметь).

Далеко внизу, на речном льду, мелькнула предательница лыжа; ее обогнала вторая, а Блинков-младший еще кувыркался по склону. Иногда в снегу попадалось что-то твердое и било его куда ни попадя. Улучив момент, он раскинул руки и ноги, перестал кувыркаться и лежа на спине сполз на лед.

Бросив санки с Сережкой, к нему бежала Полина. Лицо у нее было испуганное. Митек для проверки пошевелил всем, что у людей шевелится, и встал.

– Эх, ты, а еще москвич! – укорила Полина, подбирая его лыжи. – Наши мальчишки с этой горы запросто съезжают. Правда, не все. И не на таких лыжах, а на коротких. На коротких поворачивать легко. И вообще, ты гад! Кто тебя просил с обрыва ехать?

Она села на лед и стала утирать глаза варежкой. Губы у нее плаксиво кривились, совсем как у Ирки.

– Отморозок! Чайник со свистком!

Блинков-младший подошел и протянул ей руку, но Полина вскочила сама.

– Ты грабли не распускай! Думаешь, если москвич, так я тебе на шею буду вешаться?!

– Я думаю, что ты очень добрая, только почему-то этого стесняешься, – сказал Митек.

– Добреньким на голову садятся, – отрезала Полина.

Блинков-младший вернулся за далеко разлетевшимися палками, взял у Полины свои лыжи, и они пошли к Сережке. Малявка молча сидел на санках и смотрел, как ветер покачивает камыши.

– Этот, что ли, в расшибалочку крестом играл? – усомнился Блинков-младший.

– Не, то другой Сережка, Елизаветлукьянны.

Полина впряглась в санки и пошла. Малявка моргал круглыми кукольными глазами.

– Давай, я санки потащу, – предложил Блинков-младший.

– Без сопливых обойдусь.

Митек не понял, из-за чего Полина злится, и промолчал, но, кажется, только раздразнил ее.

– Москвич, а если я в тебя плюну?

Вот это вопросик!

– За что?! – изумился Блинков-младший.

– А чтоб не выпендривался! «Ты очень добрая», «давай, я санки потащу»! – блеющим голосом передразнила Полина. – Тебя сопливым обзывают, а ты даже по шее дать не можешь! Не мужик ты, что ли?!

– Конечно, не мужик. Я мужчина.

– А, все вы одинаковые! – заученно буркнула Полина, и Митек подумал, что мать воспитывает ее не только поленьями.

Разговор показался ему пустым, и он спросил, чтобы сменить тему:

– А откуда ты знаешь, где яма?

– Я? – все еще кипятясь, оскорбленным тоном переспросила Полина.

– Ты сама говорила: «Знаю, что на болоте, рукой покажи».

– А-а… Это все знают: наши клады в городе, французские – на болоте. Ведь как получаются клады? Французы подошли, народ кинулся имущество закапывать, а обратно выкопали только те, кто живой остался. А с французскими кладами вышло по-другому…

– Знаю, – сказал Блинков-младший. – У них обозы в болоте увязли.

– А знаешь, так чего спрашиваешь? – огрызнулась Полина и вдруг запросто выдала тайну Ник-Ника! – Все знают, что в болоте, а ты попробуй найди, когда весь берег – болото! Вот Ник-Ник что придумал? Тут же трясина только летом, а по весне болото водой заливает. Он купил «резинку» и всю весну плавал с телевизором. А зимой, как вода замерзла, пришел с ломом и тяп-ляп – выдолбил пушку!

Насчет «резинки» Блинков-младший сразу понял: резиновая лодка. Но зачем телевизор?

– У него телекамера была, что ли?

– Во чумовой! – изумилась Полина. – Кто ж станет камеру в воде мочить?! Говорю же: те-ле-ви-зор! Он точечками рисует, что там на дне. Я видела.

У Блинкова-младшего голова пошла кругом! Почти две сотни лет каждый ребенок в Боровке мог ткнуть пальцем за реку и сказать: «Клады? Во-он они лежат». Будь там земля, ее бы сто раз перекопали и просеяли сквозь пальцы. Будь там вода, со дна подняли бы каждый камушек. Но там трясина. Ее не процедишь сетями и не прощупаешь баграми, как воду. В ней не выкопаешь яму, как в земле. Поэтому никто так и не смог добраться до кладов. А Ник-Ник смог!

Вот какой «находкой века» он хвастался Виталию Романовичу! Не пушкой, а ВСЕМ ФРАНЦУЗСКИМ ОБОЗОМ! Конечно, Ник-Ник не мог в одиночку разведать все клады. Зато нашел СПОСОБ находить и доставать из болота вещи. Теперь находки пойдут одна за другой!

Что же за прибор такой загадочный? Полина рассказывала так, как сумела понять. Экран с две ладошки, на экране точечки и цифры; Ник-Ник в них что-то понимал и в некоторых местах опускал в воду какую-то фиговину на складной удочке. Это все.

Впрочем, для расследования было неважно, как устроен «телевизор». Главное, он действует, он дал первую находку – пушку. Прибор, умеющий отыскивать клады на дне болота – лакомый кусочек для преступников. За него и человека похитить не лень.

У преступления появился мотив. Если только преступление было совершено. Блинков-младший по-прежнему не исключал, что Ник-Ник мог сам уйти из дому по какой-то пока неизвестной причине.