Текст книги "Логово бессмертных"

Автор книги: Евгений Курской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Экстрим с ветерком

Слежку я почувствовал, когда направлялся к стоянке такси. Давненько за мной никто не следил, а потому я и подзабывать начал это эфемерное ощущение несуществующего шевеления волосков на затылке. Натренированный за долгие годы рефлекс проснулся и дал тревожный звоночек, будя и мобилизуя расслабленный организм. Управляемые сознанием зрение, обоняние и прочие чувства долгих пару-другую секунд сканировали окружавшие меня улицу, прохожих, здания, автомобили, ища источник раздражения, а подсознание уже знало, где он находится. Через мгновение обнаружился второй, затем – третий. Что-то мне подсказывало, что где-то скрывался и четвертый с пятым, но мне хватило и этих, чтобы понять всю серьезность брошенных против меня сил.

Делая вид, что я не вижу сидящих в белой легковушке двоих, стоящего с букетом цветов третьего, сидящей на лавке под старым вязом с планшетом в руках четвертой, я вальяжной походкой отдыхающего, полностью погруженного во все радости отпуска, направился к такси.

– Вам куда, уважаемый? – подобострастно улыбаясь, ко мне подскочил плотно сбитый коротыш в зеленом спортивном костюме с задранными по локоть рукавами. Остальные таксисты стояли в сторонке и не без опаски наблюдали за происходящим. Коротыш явно был не из их числа.

– Сколько будет до Краснодара? – решил проверить я этого малого и с первого же выстрела выбил десятку. Он растерялся и на мгновение даже запаниковал, выдав себя бегающими глазами и непроизвольно дернувшимися руками. Крепыш не знал ответа, хотя любой таксист на подобный вопрос отвечает на подсознательном уровне, заламывая максимальную цену.

– Сторгуемся! – наконец нашелся, что ответить, но было поздно.

– Нет, уважаемый, – с улыбкой сказал я и начал обходить его. – Так не пойдет. Сейчас ты говоришь одно, а в Краснодаре выкатишь мне конский ценник. Плавали, знаем!

Крепыш что-то лопотал, бегал вокруг меня, пытался неуклюже хватать за чемодан. И вдруг его словно выключили, он мгновенно отстал. Я боковым зрением увидел отмашку, которую ему дал обладатель букета. Тут же поднялась с лавочки девушка с планшетом и быстренько запрыгнула в машину крепыша, на ходу тараторя заготовку:

– Вы свободны? До центра, пожалуйста.

Ребята поняли, что посадить меня в свое «такси» им не удастся и приготовились к реализации плана «Б». Тут же завелась белая легковушка. Но при этом обе машины стояли и ждали, пока я погружусь в настоящее такси.

– До аэропорта подкинете гостя города? – объявил я во всеуслышание. Таксисты робко переглянулись, затем от их группки отделился крепкий высокий армянин в белой расстегнутой сорочке поверх ярко-красных шорт и, жестом велев следовать за собой, молча повел меня к стоявшей в отдалении безликой синей «тойоте».

– Пятьсот просто так или за три косаря с ветерком, – уже в машине сказал он и многозначительно посмотрел на меня, хищно ухмыляясь. Через мгновение до меня дошло, что он предлагает всего лишь за три тысячи оторваться от соглядатаев или за пятьсот рублей просто прокатиться до аэропорта.

– С ветерком так с ветерком, – кивнул я и положил на приборную панель пятитысячную купюру. – Без сдачи, если просто вывезешь меня из города.

Армянин ослепил улыбкой и завел машину:

– Против музыки не возражаешь, друг?

– Да кто ж не любит музыку? Врубай!

Из динамиков грянуло что-то восточно-зажигательное, сразу поднявшее настроение, и наша «тойота» понеслась по ночным улицам Сочи, по улочкам Сочи, по переулкам и окраинам Сочи. Таксист не только умел водить и хорошо знал родной город, но и оказался просто башковитым парнем. Одних преследователей он оставил блуждать в узких закоулках через полминуты после начала погони, от других избавился минутой позже, а потом он обнаружил и довольно долго играл в прятки с парочкой мотоциклистов, которых даже я сначала не заметил. Получилось даже забавно, выброс адреналина был такой, что не на всякой американской горке в луна-парке испытаешь подобное.

Развязка погони наступила в самый неподходящий и подлый момент, когда я уже смаковал соблазнительную мысль о благополучном исходе и прикидывал в уме, как долго на электричке ехать до Краснодара через Горячий Ключ. Я лишь краем глаза успел заметить несущийся на нас из-за поворота фургон с какой-то яркой рекламой на студнем трясущихся бортах тентованного кузова. Уйти от стольких преследователей, чтобы врезаться в старую «Газель», – в этом была даже ирония какая-то.

Что было после столкновения, я не помнил. Визг шин, удар, вспышка в глазах, темнота небытия.

Очнулся я уже в положении лежа, полностью голый, если не считать прикрывавшего срам полотенца. Хотелось думать, что произошло сие чудо в больнице. По крайней мере, характерный запах антисептика и специфическое эхо больших помещений, столько характерное для наших госпиталей, явились первыми моему очнувшемуся от черного сна сознанию. Глаза, увидевшие высокий беленый потолок с молочно-желтыми плафонами ламп, подтвердили догадку. Следом за зрением ко мне вернулось осязание и вместе с ним гадостное ощущение боли и ломоты во всем теле. Не было клеточки в моем организме, которая не горела бы огнем. Болело так сильно, что я не сразу понял, что правая рука у меня затекла и мне не удается ею пошевелить. Мелькнула даже паническая мысль, что я остался без самой ценной конечности, но беглый осмотр успокоил меня и озарил неприятным открытием – правая рука была заведена к изголовью кровати и прикована наручниками. Из-под полотенца на левом бедре торчали несколько длинных разноцветных игл с трубками, которые тянулись к пузатым пакетам с лекарством на стойке капельницы в изголовье кровати.

– Очнулся? Ну наконец-то!

Я с великим трудом повернул голову на голос и рядом с кроватью увидел типа в полицейской форме с погонами капитана и шевроном уголовного розыска. Лица толком разглядеть не удалось, доблестный служитель закона сидел между мной и окном, злые солнечные лучи превратили его в размытый силуэт. Силуэт издал гадкий звук – то ли хохотнул, то ли кашлянул.

– Спасибо, удружил! Я из-за тебя тут поселился. Второй день, как прописался!

К горлу подкатил раскаленный колючий комок и я зашелся в долгом сухом кашле. Н-да, вот так больница – ни одна сволочь в белом халате не подошла помочь или спросить о самочувствии. Лишь эта тварь в погонах сидела и ухмылялась (лица я не видел, но был уверен, чувствовал всей своей воспаленной кожей, что ухмыляется).

– Полегчало? – спросил он и, не дожидаясь ответа, швырнул мне на грудь какие-то бумажки. – Что это?

– Я не вижу.

– Это ксерокопии всех найденных у тебя удостоверений: ФСБ, МВД, МЧС, прокуратура. Есть объяснения?

Какой идиот! Где же его учили так допрашивать? Да ни в одном глянцевом детективе ни одному гламурному сыщику не придет в голову вот так в лоб задавать такие вопросы. К тому же, липового мента подводило наличие формы. Еще не видел ни одного сыскаря из угрозыска, который носил бы форму. Они ее надевали пару раз в год на День милиции да по случаю еще каких-нибудь торжеств.

– Есть.

– Ну?!! – тот аж подался вперед. Наивный дурак, ждал признания.

– Сам читай.

– Что, читай?! – уже с раздражением рявкнул мент.

– Не что, а где. Начни с закона «О полиции». Потом проштудируй закон «Об оперативно-розыскной деятельности». Ну а заполируешь конституцией Российской Федерации. Как прочитаешь, приходи, поговорим за эти бумажки.

Полицейский вскочил и раздраженно пнул мою кровать. Странно, но болью это ни в одном моем члене не отдалось. Даже больше: начали приятно покалывать ноги, затихла саднящая боль в спине. Вряд ли это следствие полицейской терапии, скорее всего какие-то лекарства начали действовать или, что более вероятно, прекращалось их действие.

– Да я тебя!..

– Пошел вон, – тихо сказал я и закрыл глаза.

Он долгую минуту пыхтел надо мной, но потом вдруг собрал свои бумажонки и выбежал из палаты. Это лишь подтвердило мою уверенность, служитель закона был не настоящий. Как-то слабовато отыграл он роль, даже не старался особо. Реальный мент вцепился бы в меня, как бульдог в ногу. А этот еще и вспылил как девочка перед позорным убеганием.

За время вынужденного одиночества я огляделся по сторонам и проклюнувшиеся ростки подозрений мгновенно вымахали в шумный и дремучий лес. Я лежал на единственной кровати в просторной палате. С трудом повернув голову, я одним глазом разглядел-таки открытую дверь с черным проемом коридора, из которого и доносились редкие голоса невидимых обитателей этой странной больницы. Кроме меня, других пациентов не было, свет в коридоре не включен, не было даже самого примитивного медицинского оборудования, даже банальных прикроватных тумбочек не наблюдалось. Если это помещение и имело отношение к какой-нибудь больнице, то самое отдаленное.

Где-то через час место капитана занял силуэт заметно солиднее. Был он в гражданском костюме, коренастее, ниже ростом, уверенный в себе. Говорил командирским голосом с повелительными нотками. От него уже явственно веяло духом работника внутренних органов.

– Ознакомьтесь и распишитесь. Это постановление о возбуждении против вас уголовного дела.

– Я не могу расписаться. Рука в наручниках онемела.

Коренастый велел кому-то невидимому за моей спиной расстегнуть наручники. Мою левую руку тут же приковали к спинке кровати, и лишь потом освободили правую – профессиональный подход.

Правая рука безжизненной плетью упала вниз и ударилась о пол тыльной стороной ладони, но я этого даже не почувствовал. Долгих пять минут я сжимал-разжимал кулак, разгонял кровь, возвращал жизнь руке, пока наконец-то не почувствовал долгожданное покалывание сначала в кончиках пальцев, потом и во всей руке. Коренастый все это время терпеливо и молча ждал.

– Готовы подписывать?

– Готов. Но не буду, – сказал я. – Я должен прочитать документы. Но читать я не в состоянии.

Коренастый хмыкнул, сверля меня ледяным взглядом.

– Не беда, – пожал плечами он и, лениво махнув кому-то за моей спиной, приказал: – Понятых сюда!

Рядом с моей кроватью возникли две тени.

– Все процессуальные действия производятся в присутствии понятых и с использованием видео– и звукозаписывающей аппаратуры. Итак, в соответствии со статьей 14 Федерального закона «О полиции»…

Тараторил он весьма профессионально, чувствовалась многолетняя выучка. Правда, выучка это была не прожженного оперативника, а какой-нибудь канцелярской крысы из отдела кадров или вообще пресс-секретаря районного ОВД. Так что вполне можно было допустить мысль, что коренастый был реальным сотрудником органов, которого в последний момент подключили для исправления чужих ошибок. Какого нашли в спешке, такого и подключили. И я бы даже поверил в реальность постановления об аресте, понятых, да и во все остальное, если бы не прокол мнимого капитана часом ранее. Поэтому, когда он закончил читать свои бумажки, я уже не подозревал, а был уверен в театральности происходящего вокруг. Ни менты эти не были настоящими, ни больница. Правда в эту дешевую пьесу не совсем вписывался утешающий меня факт сохранения моей никчемной жизни. Действительно, почему я все еще жив?

– Принято решение о вашем этапировании в следственный изолятор города Краснодар для проведения дальнейших процессуальных мероприятий в рамках открытого уголовного дела. Вам все понятно?

– До последнего слова! – отрапортовал я.

– Не паясничайте, молодой человек, – сказал коренастый, направляясь к выходу. – Вы угодили в переплет, из которого вряд ли легко выберетесь.

С этим было сложно спорить.

– Судя по обнаруженному у вас набору фальшивых документов, вам светит от десяти лет строго режима, – попытался запугать меня коренастый. Секунду подумал и решил усилить напор: – И это если еще повезет и судья добрый попадется.

– Четыре года максимум, – через силу улыбнулся я. – И то, если докажут умысел и что они вообще мои.

Коренастый дернулся как от пощечины. Но тут же совладал с эмоциями и процедил:

– При обычных обстоятельствах, молодой человек. В городе находится президент. А тут вы со своими фальшивками.

На это я ничего не ответил. Почему-то захотелось, чтобы этот нудный «законник» просто ушел. Я не стал ему разжевывать очевидные вещи, например, что в этом случае мною занялись бы ребята из ФСБ и ФСО, а не полицейские из райотдела.

– К тому же…

– Вы мне, кстати, так и не представились и не продемонстрировали удостоверение, – устало перебил его я. – Настоящее удостоверение. Надеюсь, у вас такое имеется? С печатями, с фотографией, с вашим званием?

Коренастый развернулся на каблуках и сбежал следом за «капитаном». Тем же курсом из палаты отбыли «понятые» и еще какие-то люди.

Оставшись один, я с максимальной пользой использовал короткую передышку. Что она будет короткой, я не сомневался ни секунды. Короче, я поспал.

Когда проснулся, у изголовья кровати на стуле сидела хорошенькая барышня в новенькой полицейской форме с погонами лейтенанта на прекрасных покатых плечах. Блондинка, красавица, юна и прекрасна, из того типа людей, которым невероятно идет форма, делая их еще соблазнительнее и желаннее.

Это очаровательное существо также попыталось разговорить меня. Действовало без нажима, без угроз. Общаться с ней было невероятным наслаждением, причем вдвойне от осознания простой мысли, что мне, возможно, вряд ли удастся пережить эту ночь. Все-таки в последние мгновения жизни вспоминать этого прекрасного ангела было бы очень приятно.

Естественно, я девочке ничего не сказал хотя бы потому, что мне нечего было ей сообщить. Но зато она, сама того не подозревая, мне рассказала массу интересного и ответила на мучивший меня вопрос о причинах сохранения моей никому не нужной жизни. Именно специфика вопросов и расставленные акценты утвердили меня в мысли, что я попал в лапы ребят из пресловутого филиала центра нетрадиционной медицины. Их интересовало, что я знаю, насколько глубоко погрузился в проблему, как долго занимаюсь расследованием. Наивная девчушка даже проговорилась и упомянула несчастного Матушкина, назвав его бывшим прокурором, пропавшим без вести.

После очаровательной барышни, которой, очевидно, была отведена роль «доброго полицейского», ко мне пожаловали «злые полицейские». Парочка воняющих дешевым одеколоном дегенератов в костюмах с чужого плеча. Этих я просто игнорировал и особо даже не запомнил, что они сулили и чем грозили.

Когда за окном стемнело, мои последние на тот момент «гости» как по команде дружно покинули палату, а их место занял конвой. Я этих ребят сначала даже не увидел, они тенями возникли сзади и стояли не шелохнувшись. Об их существовании я скорее догадывался и в течение часа не раз ловил себя на мысли, что мне они просто чудились на фоне принятых лекарств или перенесенного стресса. Но однажды ожившая рация пресекла все мои сомнения.

– Опекун один? Опекун один? Доложитесь. Прием.

– Опекун один на месте. Прием.

– Готовность тридцать минут! Опекун один, как понял? Прием.

– Опекун один. Готовность тридцать минут. Все понял. Прием.

– Конец связи.

Осталось только выяснить, сколько именно их было. Знать это было жизненно необходимо, учитывая мои зреющие планы сделать ноги из этой псевдобольницы. Один нависал тенью над изголовьем кровати, а второй наверняка торчал в дверях. Меньше двух на подобные дела не отправляют. А двое противников, учитывая мое физическое состояние, уже было много. Да что там рассуждать – я и с одним вряд ли справился бы. Разве что удача улыбнулась, но, увы, я в удачу не верил.

– Опекун один! – снова ожила рация. – Как слышишь? Прием!

– Опекун один на связи. Прием.

– Отправляйте посылку. Как понял? Прием.

– Опекун один. Отправляю посылку. Прием.

– Конец связи.

Их оказалось трое. Даже не двое, а минимум трое, что разом обнулило мой наспех запланированный побег. В черных тактических комбинезонах, в скрывавших лица балаклавах, без оружия. Маленький крепкий обладатель рации был старшим и командовал двумя довольно нерасторопными амбалами. Один приволок дребезжащую каталку и начал неуклюже пристраивать ее к кровати с явной целью половчее меня перекинуть с мягкого матраса на жесткое железо каталки. Другой бесцеремонно сорвал заменявшее одежду полотенце, под которым я оказался-таки голым, и выдернул из меня иглы. Из тени привидением вынырнул третий с блеснувшей отраженным светом на кончике иглы шприца и довольно ловко, явно не первый раз, сделал мне укол в предплечье. Перед глазами снова все поплыло, предметы начали резко терять и менять очертания, звуки стали приглушенными, потянуло в сон.

Проверив мой пульс на шее и одновременно заглядывая в глаза (я старался запомнить это лицо, но оно расплывалось бесформенным пятном), командир что-то невнятно сказал и мое бренное тело швырнули на холодное железо каталки.

– Твою мать! – выругался один из конвоиров. – Все-таки вляпался в кровь!

– А ты хоть раз не вляпывался? – другой заржал, но его резко осадил командир:

– Молчать!

Встряхнув надо мной простыней, расправляя, он укрыл меня с головой, словно покойника. От простыни разило какой-то химической дрянью, щипавшей ноздри и саднившей в горле.

– Взяли? Выдвигаемся.

Каталку покатили, словно нарочно цепляя все углы, пороги и попадавшиеся на пути предметы. От тряски простыня чуть съехала и в открывшийся треугольный просвет между собственными животом и ступнями ног я увидел поистине удивительные вещи. Оказывается, это была все-таки больница. Самая настоящая больница с крашенными зеленой краской панелями на стенах, с постом дежурной медсестры в коридоре, с кроватями вдоль стен и распахнутыми в черным мрак больничных палат дверями. Оттуда долетали отголоски кашля, срывающегося на стон крика.

– Неужели вы нас наконец-то покидаете? – откуда-то сзади, постепенно приближаясь, раздался бархатный баритон. Его обладатель мне казался великаном, всемогущим, чуть ли не моим спасителем. И словно подтверждая мои надежды, каталка остановилась. В просвет я видел, как из палат выглядывают и тут же прячутся испуганные белые пятна лиц.

– Да, – коротко ответил кто-то из конвоиров, скорее всего командир.

– Не подумайте, что я против, но неплохо было бы меня предупредить. Хотя бы.

– Не по адресу. Я всего лишь выполняю приказ, – в голосе моего пленителя уже отчетливо звенело раздражение, грозящее перерасти в ярость.

– Как и все мы. Но в следующий раз постарайтесь все же. Ведь мне отчитаться как-то надо, документацию привести в порядок. Этот человек как-никак мой пациент.

– Был ваш, стал наш.

– Все-таки…

– Короче, док! – шипящим шепотом выдавил из себя конвоир. Я представил, как он готовым к броску удавом навис над трепещущим сусликом в белом халате, в которого превратился давешний великан. Надежды на чудесное спасение улетучились. – Надоел. Я тебе в прошлый раз сказал и могу повторить. Не мне претензии предъявляй. Боссу звони!

– Но у меня нет контактов. Я бы с удовольствием пообщался с милой Еле…

– Вот и общайся. Ей затирай про сроки, договоренности, необоснованные расходы и прочую херню. Меня это не касается. Я доставляю туши. Остальное идет мимо меня лесом, тундрой и тайгой. Понял?

– Я же говорю, что у меня нет… – уже совсем не уверенно промямлил доктор и голос его из баритона превратился в плаксиво-просящий тенорок. Хотя, может это мне всего лишь казалось из-за действия лекарств.

– Тебе лучше вообще не говорить. Потому что херню несешь, как только рот открываешь. Уже третий раз ты меня цепляешь, отнимаешь время. Время! За время мне платят. Нас уже вертушка ждет, а ты меня цепляешь. Все! Пошел!

Каталка снова пришла в движение.

– Да пальцы ему сломать и все дела! – подал голос кто-то из конвоиров, второй, поддерживая отличную идею, хохотнул.

– Я тебе сейчас голову сломаю, – рявкнул командир. – Он хирург. Ему нельзя пальцы ломать.

– Но не на руках же. Можно на ноге.

– На ноге? – удивился командир. – Ну, да. На ноге можно.

Они еще долго перешучивались на тему не вредящего делу членовредительства врача, а я старался запомнить в подробностях услышанный разговор. Врач и конвоиры вряд ли догадывались и очень удивились бы, узнай, насколько ценной информацией они меня одарили. Возникла даже крамольная мысль, что только ради этого следовало угодить в подобную передрягу.

Дурман от лекарств мешал, но я все равно пытался выстроить в подобие системы полученные сведения. Во-первых, босс была женщиной и ее звали скорее всего Елена, хотя возможны были и экзотические варианты вроде Елестемии или какой-нибудь Елекомиды. Во-вторых, и это было уже куда важнее имен, структура организации была примитивнейшая. Врачу было предложено выйти на личный контакт с боссом, чтобы уладить низовой организационный вопрос. То есть управление огромной организации осуществляется одним человеком в ручном режиме. Это уровень мелкой лавочки, внезапно распухшей до размеров корпорации. Денег и возможностей стало много, а сознание осталось по-прежнему мелколавочным. Что, собственно, и объясняло все нелепости в истории с мэром и моим прокурором Матушкиным. Подобное не могло не обнадеживать и не обещать самые радужные перспективы в моем будущем расследовании, при условии, конечно, что это будущее у меня будет. Но если судьба мне подкинет хотя бы малейший шанс, то вывести на чистую воду контору с таким бардаком в руководстве не составит труда. Нужно будет просто идти по зловонному следу из просчетов и ошибок, которые, традиционно приправленные большими деньгами, обычно имеют вид трупов, исковерканных человеческих жизней и жажды отомстить. Последнее всегда было особенно ценным ресурсом, предоставляющим поистине неограниченное количество союзников, информаторов и просто сочувствующих.

В предвкушении неминуемого обличения негодяев из преступной организации я и не заметил, как отключился. В себя я пришел от укачивающей болтанки и не сразу понял, что носилки со мной сняли с каталки и тащат. Ноги холодил свежий ветер, а в изрядно увеличившийся треугольник в районе ног, ставший моим окном во внешний мир, я со смешанным чувством тревоги и удивления увидел залитую электрическим светом вертолетную площадку с замершей на ней винтокрылой машиной. И потому, как с каждым шагом моих конвоиров вертолет становился ближе и увеличивался в размерах, я догадался, что эти сволочи несли меня ногами вперед. Мало им наброшенной простыни, так еще и несли как покойника. Похоже, они меня действительно уже списали со счетов.

Вблизи вертолет оказался не таким большим, каким привиделся сначала, имел веселенькую желтую раскраску с цветными полосами вдоль борта. Но самое интересное, что у него обнаружились примечательные красные кресты – вертолет санавиации. Вот так находка! Уж не с ним ли я искал встречи? Если так, то судьбинушка начинает поворачиваться ко мне более приятной стороной, до лицезрения ее прекрасного лица еще было далековато, но главное, что это уже не была ставшая привычной сморщенная задница.

Носилки довольно бесцеремонно скорее бросили, нежели поставили на бетон взлетки.

– Сопроводиловка? – потребовал кто-то.

Зашуршали бумаги, зацокали языки.

– Изолированная травма нижних конечностей, – бубнили прямо надо мной, – средняя тяжесть, ушиб мягких тканей, подозрение на воздушную эмболию… Стоп! Не проще ли «скорой»? С эмболией можем не довезти.

– Вези чем хочешь, док, – буркнул командир конвоя. – Хоть на велосипеде. Теперь это ваш головняк. Расписаться не забудь.

Мне на левое запястье надели что-то холодящее металлом. Подумал грешным делом о наручниках, но это был, скорее всего, какой-нибудь кардиомонитор или подобный прибор.

Носилки со мной снова подняли и погрузили в салон вертолета, пристегнули ремнями. Авиационные медики сделали это настолько аккуратно и даже бережно, что у меня появилась надежда на человеческое отношение. Но надежда умерла, едва появившись. Когда пристегивали ремнями, с меня даже простыню не сняли, прямо поверх нее и затянули оковами, даже не удосужившись проверить результат. Как там меня назвал конвоир? Туша? Так и есть, кусок мяса.

– Взлетаем мягко, – услышал я словно из другой комнаты. – Если еще одного холодного привезем, то не видать премии.

– Настолько тяжелый, что ли?

– Нет. Побитый немного. Скорее всего после ДТП. Но его лошадиной дозой трамадола накачали и есть подозрение на воздушную эмболию.

– Это что?

– Пузыри газа в крови. Ерунда, скорее всего. В этой больнице всегда перестраховываются и пишут лишнее.

– А если не ерунда?

– Тогда не довезем. Пан или пропал. Ладно, погнали!

Грузовые двери захлопнулись на удивление тихо и со звуком, больше подходящим люксовому автомобилю, нежели этой летающей бочке. Только я успел подумать, что вертолет готовится взлетать, как ожила силовая установка машины. Поначалу я на этот свист не обратил внимания, приняв за отголоски эха в голове, но с каждой секундой он нарастал, превращаясь в монотонный гул. Когда кушетка подо мной начала дрожать, я сквозь болезненную дремоту осознал, что эти причиняющие физическую боль раздражители атакуют мои тело и сознание все же извне, а не являются плодом наркотического бреда. Тем временем шум лопастей крутящегося винта нарастал, дрожь переросла в тряску и, когда стало совсем невыносимо, вертолет наконец-то взлетел.

Поначалу стало даже легко и я себя почувствовал парящим в невесомости без страданий и боли. Но потом все закончилось. Сначала противно запищал прибор на моей руке и мгновением спустя прилив блаженства сменился захлестнувшим меня шквалом страдания. Я на собственной шкуре понял, о чем говорил врач несколько минут назад, опасаясь не довезти меня. От боли я не раз терял сознание и выплывал из липкого небытия в сопровождении терзавших кошмаров моего реального прошлого, вернее одного единственного, но с разным исходом. Снова вертолет, снова кушетка, снова взлет, снова боль. Вот только вертушка была не чистенькой иномаркой, а старым гремящим армейским транспортником, битком набитым такими же ранеными. Город был не уютным летним Сочи, а забытым в кровавых девяностых годах прошлого века слякотно-осенним Гудермесом. И болело не все тело, а развороченная осколком нога, но болела так, что не помогали никакие обезболивающие и ни стонать, ни терпеть боль не было сил. В реальности меня, молодого офицера военной прокуратуры южного военного округа, чудом уцелевшего в мясорубке той идиотской войны, благополучно довезли до Владикавказа, прооперировали и даже спасли ногу. В кошмарах же я горел в падающем вертолете, бился на операционном столе во время ампутации ноги без анестезии прямо во время полета, безуспешно пытался выбраться из-под горы заиндевевших трупов в изодранной военной форме, тонул в озере огня вместе с обломками рухнувшего вертолета.

Когда я в очередной раз пришел в себя, то не сразу понял, что меня окружает тишина, что кушетка подо мной больше не трясется и что вертолет, похоже, стоит на земле. Неужели прилетели?

– И долго? – спросили знакомым голосом прямо надо мной, скорее всего тот врач, что принимал меня у конвоиров. Ему неразборчиво, но с явными нотками раздражения ответили снаружи.

– И как мы объясним, что места нет? Это же не автобус!

Снова неразборчивое бурчание издалека.

– Ну разве что так. Если контейнер стандартный, то можно и штабелем. Тушу сверху привяжем.

Вдруг все разговоры прекратились и скоро до моих ушей донесся шум подъехавших автомобилей. Захлопали дверцы, послышались крики.

– Это еще что? – услышал я и буквально кожей почувствовал, что говорили обо мне.

– Груз.

– Убрать! – не признающим возражения тоном приказал некто.

– Нет. При всем уважении. Наш груз приоритетный.

– Да ты знаешь, кто это?! – с яростью коршуна набросился на врача обладатель властного голоса. Вопрос был глупый, рассчитанный исключительно на мягкотелых особей, к числу который мой врач явно не принадлежал.

– Просветите, – спокойно сказал он, прекрасно понимая, что никаких фамилий названо не будет. – Но мне не особо интересно. Профессиональная этика, знаете ли.

– Да что б тебя… Саня, Толя! Сюда!

– Давайте сэкономим время, которого у нас и так мало. Меня не нужно стращать громкими именами и запугивать вашими троглодитами. Это все ведет лишь к затягиванию процесса. Сделаем проще. Ваши Александр и Анатолий помогают вынести наш груз, затем они внесут ваш контейнер, поверх которого мы закрепим наш груз.

Вряд ли из сказанного была понята хотя бы половина, но и понятого вполне хватило для достижения нужного результата. Хам перестал орать, пугать и принялся слушать.

– Только так мы отвезем вашего подопечного в Краснодар. Или вместе с нашим грузом, или он не летит вовсе.

В Краснодар! Мы-таки летим в Краснодар.

– Твою мать! – напоследок выругался обладатель властного голоса, но уже без былой агрессии. – Ладно. Давай, отвязывай этого вашего приоритетного…

Упомянутые Толя и Саня выволокли мою кушетку из вертолета и без особых церемоний бросили ее на землю. Бросили так, что в глазах у меня пара фейерверков выстрелила под звук клацнувших зубов. Рука дернулась было, рефлекторно потянувшись к ушибленному затылку, но безуспешно, я по-прежнему был оплетен ремнями и привязан к носилкам. Спохватившись, я настороженно замер, но, похоже, мою неуместную активность никто не заметил. Вряд ли этому способствовало небрежное обращение с моим бренным телом, скорее всего просто ослабло действие трамадола и мне бы очень не хотелось получить новую дозу. Для верности шевельнув нижней челюстью и даже облизав пересохшие губы, я испытал животное наслаждение. Организм просыпался, медленно выбирался из трясины лихорадочного забытья. При этом я понимал, что скоро вернется и настоящая боль. Но мне было наплевать на это. Любая боль в тысячу раз приятнее и лучше давешнего паралича с единственным вариантом лежать и пялиться в одну точку.

Зажав уголок простыни пальцами ног, я с величайшей осторожностью потянул, каждую секунду ожидая окрика. Но моя хитрость осталась незамеченной и не прошло и половины минуты, как удалось освободить от укрывавшего меня савана сначала правый глаз, а потом и левый. На этом я благоразумно остановился, надеясь, что со стороны все выглядело так, будто простыня сползла сама.

Получив возможность не только слышать, но и видеть происходящее, я первое время не мог сориентироваться. Вертолет, фрагментарно выхваченный из темноты несколькими мощными лучами, нависал надо мной громадой корпуса. Я лежал на земле у левого борта ногами к хвосту и из-под днища вертолета мог наблюдать за мельтешением ног по правую сторону. Я насчитал семерых, не считая людей в летных и медицинских комбинезонах. И вся эта толпа, создавая суету, бегала взад-вперед.

Оглядевшись, я безуспешно пытался понять, где мы приземлились. Судя по кромешной тьме и специфическим сухим ароматам открытой степи, это была какая-то глушь вдали не только от моря, но и человеческого жилья. Сколько я ни всматривался и не вслушивался, нигде не увидел и намека на типичное даже для небольших поселков зарево электрического освещения, не услышал шума проезжающих машин. Нужно было постараться найти в густо населенном многомиллионном Краснодарском крае такое место, чтобы приземлиться на вертолете и не вызвать интереса у местных.