Текст книги "Трофейщик"

Автор книги: Евгений Кукаркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

генерал-полковник Рейнгардт

Сентябрь. 1941 г."

– Ну как, здорово?

– Здорово. А ответ есть?

– Есть. Ты только послушай.

"Уполномоченному ставки

генерал-полковнику Рейнгардту

Мы согласны принять ваше предложение с условием:

Если положение города не улучшится до марта 1942 г.

Наше положение не позволяет открыто сдать город. Поэтому немецкое командование должно усиливать нажим на внешнем обводе рубежей, особенно в районе Пулково.

Член военного совета Жданов А.А.

Маршал Ворошилов К.Е.

Сентябрь. 1941 г."

– Да, за каждый документ, нас точно посадят.

– Здесь есть последний из этой серии.

"Уполномоченному ставки

генерал-полковнику Рейнгардту.

В связи с приездом генерала армии Жукова, обстановка и положение на фронте резко изменились. Наши переговоры придется прервать.

Член военного совета Жданов А.А.

Март 1942 г."

– Что еще есть интересное?

– Видно Ворошилов проболтался или Берия дознался о переговорах другим путем, но в этой папке есть еще один весьма странный документ.

"Уполномоченному ставки

генерал-полковнику Рейнгардту.

Правительство СССР хотело провести с вами переговоры о мире на следующих предварительных условиях:

1. Передача Германии в территориальное пользование части земель СССР, а именно: Литвы, Латвии, Эстонии, Украины, Молдавии и части Белоруссии.

2. Использования экономической мощности Союза для нужд Германии.

3. Компенсации Германии за потери в войне в денежном выражении или золотым запасом.

4. Сохранении единства оставшихся народов СССР.

Уполномоченный правительства СССР

Министр внутренних дел

Берия Л.П.....

Февраль 1942 г."

– Ты заметил, что Берия послал письмо раньше письма Жданова, это значит, что он пользовался одним каналом и, наверняка, знал о переписке городской верхушки.

– А еще есть что-нибудь интересное?

– Много. Хотя бы взять приказы по армии, личную переписку. Вот.

"Копия.

В канцелярию фельдмаршала Геринга.

Бригаденфюрреру Кинстеру.

Совершенно секретно. 756/2456

По поводу ценных произведений искусства, находящихся в Гатчине, Павловске, Пушкине, Ломоносове.

Сообщаю вам, что рейх-министр Гиммлер прислал своих уполномоченных для реквизита ценных произведений искусства из музеев и дворцов этих городов.

Наши представители не сумели договориться с ними о разделе и вынуждены, использовав тыловые части полковника Даймера, вывезти часть сокровищ на тыловые склады армии под их охрану.

Сейчас жандармерия и другие охранные части Гиммлера, стоящие на дорогах, вокзалах и в городах, не представляют нам возможности для вывоза этих сокровищ в Германию.

Прошу вас, еще раз, может быть лично фельдмаршалу, переговорить с рейх-министром об окончательном разделе сокровищ и разрешения их перевозки.

Уполномоченный канцелярии

полковник Альберт.

Февраль. 1942 г."

Здесь есть ответ, но от самого Геринга и, притом, открытым текстом.

"Телефонограмма.

Полковнику Альберту.

Пошлите их в жопу. Ждите сигнала и инструкций для вывоза имущества.

Фельдмаршал Геринг.

Февраль. 1942 г."

– Выходит, что часть награбленных произведений искусств Геринг прятал на складах армии.

– Я хочу сказать тебе еще одну вещичку от которой, ты ахнешь. Я рассказывал тебе о том, что у Ольги лежат две картины, вытащенные из бункера. Она вызвала знакомого старичка реставратора. Он сказал, что это картины русского мастера Никитина, крепостного графа Шувалова, которые находились в Екатириненском дворце в Пушкине. А посуда, которую мы приволокли, оказалась из музеев Павловского дворца. Мало того, в бункере были ковры, ручной выделки с мифологическими сюжетами, явно вытащенные из музеев.

– Выходит, что немецкие офицеры потихонечку грабили сокровища Геринга и они находились недалеко от бункера.

– Я думаю, что Геринг мог и не вывезти сокровищ. Во-первых, ему Гиммлер не дал, во-вторых, наши перешли в наступление и пришлось их оставить тут, вот на этих скрытых складах.

– Если это так, то здорово. Слушай, исследуя и переводя некоторые тексты, вот в этой папке, я обнаружил, что полковник, а потом генерал Альберт, занимался промежуточной деятельностью, как бы связным между неким генералом НКВД Николаевым и одной из разведок Германии. Это не относится к Абверу, адмирала Канариса или Гестапо.

– Постой. Не понял. Что в Германии было много независимых разведок?

– Да. Что-то около 7. Так вот об этом-то канале знал Берия, Геринг и еще кое-кто. Воюющие стороны обменивались разведанными, письмами, просьбами и другими вещами. Вот например, в папке к шифровке приложен перевод:

"Генералу Альберту.

В обмен на данную нам информацию от 12.01.42 г. о попытке покушения на И.В.Сталина, мы со своей стороны предлагаем вам следующее:

В пригороде Брюсселя, на улице Цветов 6 находиться резидентура советской разведки, относящаяся к группе "Красная капелла", осевшая в высших эшелонах власти.

Генерал Николаев."

– Еще несколько переводов с просьбами.

"Генералу Альберту.

Через Ладогу 17.05.42 г. в сторону Кобоны в 12.00 выйдет тендер со спецгрузом для Смольного. Прошу пропустить.

Генерал Николаев."

"Генералу Альберту.

20.03.42 г. Над Ладогой с 15 до 18.00 пролетит спецрейсом ЛИ-2 в сторону Ленинграда. Прошу пропустить.

Генерал Николаев."

– Здесь еще много таких шифровок. Немцы видно честно выполняли все просьбы с нашей стороны, хотя в этой папке нет того, что просили немцы. Во всем этом зловещую роль играет генерал НКВД Николаев, который осел в Ленинграде. Но вот к концу 1942г. связь резко обрывается.

– А теперь я тебе скажу почему прервалась связь. В бункере, что мы нашли, на кровати в генеральских лампасах лежала мумия, у которой я извлек из кармана документы. Вот она воинская книжка. Узнаешь?

– Генерал Альберт?

– Это еще не все. В бункере я взял со стола портсигар, а когда дома его раскрыл, то нашел вот эту записку. На, переведи.

– Ну-ка, ну-ка.

"Николаев, ты подлец. О нашем месте дислокации знал только ты. Сегодня "Киров" нас уничтожил. Чтоб ты сдох. Альберт."

– Здорово. И концы в воду. Может быть поэтому КГБ так усиленно рыщет по раскопам, пытаясь скрыть оставшиеся следы.

– Может быть. Кстати, меня фамилия Николаев смущает, так и напрашивается связь между нашим Николаевым и тем.

– А как инициалы того Николаева. Наш – С.Н., а тот?

– Постой, постой. Ага, вот нашел. Николаев Н.А. Действительно интересно, но мало ли совпадений.

– Черт возьми! У меня даже мурашки по коже идут от всего этого. Неужели это так? Ну ладно, давай вернемся к таинственным складам, о которых Алберт доносил Кистнеру. Давай еще раз исследуем карты. Просмотрим окружающую местность.

Май. 1989г.

Нас накрыли.

Мы с Горбатым, действительно, нашли на месте прошлогодних раскопок с Ольгой и Николаем два разваленных блиндажа, с раздавленными внутри немцами, но мы еще нашли и большой бункер, где была легковая машина и старый немецкий бронетранспортер с гусеницами на задних колесах. И, как раз, только мы пробили лаз через сгнившие ворота с наваленной землей, как появились они.

– Спасибо, ребята, что помогли, – в спину нам раздался знакомый насмешливый голос, – Все уже раскопали?

Перед нами стоял Николаев с двумя помощниками.

– С трудом до вас добрался. Ого, сколько добра! Ну, теперь вы посидите здесь, а я посмотрю, что там.

Рядом с нами остался один из спутников Николаева, другой вместе с ним исчез в темной дыре на склоне холма. Вскоре они появились и Николаев прошелся вдоль склона, рассматривая наши раскопки. Он подошел к нам.

– Здорово. Ну что, ребятки, теперь с вами делать?

Мы молчали.

– Может быть опять договоримся? Вы что-нибудь мне, только посерьезней, а я вас не видел. Так как?

– Пойдет, – сказал Горбатый. – Мы только соберем шмотки и скажем после этого вам.

Под внимательным взглядом Николаева и его спутников, мы собрали палатку, рюкзаки и Горбатый подошел к офицеру.

– Вот, возьмите, – он вытащил из кармана рубахи карту разведчика и протянул ее Николаеву, – По ней копали.

Николаев рванул карту, развернул и впился в нее глазами.

– Ах, сволочи, ну как они ловко. Ты посмотри, точно эта точка отмечена и эта. Да. Не жаль отдавать?

– Жаль.

– Еще бы. Теперь дуйте отсюда. Мы еще с вами в городе поговорим.

Где-то назойливо шумел трактор. Шум его становился все ближе и ближе. Он пробивался по старой заброшенной дороге, ломая молодняк почти пятидесятилетней давности.

Мы шли по лесу и ругали этого недоноска Николаева.

– Надо перепрятать документы и карты, – сказал я.

– Сейчас не лезь. Если мы их приведем к дому Миры – это конец. Надо предупредить Миру, чтоб спрятала. Я может потом, когда будет поспокойней, возьму все у нее и перепрячу.

– Договорились.

Июнь. 1989 г.

Меня и Горбатого вызвали в Большой дом.

Николаев был не один. Знакомый строгий полковник сидел на диване и презрительно разглядывал нас.

– Мы карту изучили, – начал Николаев, – Прошлись по всем местам. Хорошая карта. Так где вы ее нашли?

– В нашей землянке, под Мгой.

– Так, так. Тут вот какая к вам просьба, ребята. Верните все документы, что вы нашли и у наших, и у немцев.

– У нас их нет.

– А это что, как вы думаете?

Николаев бросил на стол фотографии бункера с пустыми столами и сейфом.

– Рядом с вашими раскопами мы нашли уже ограбленный пустой бункер. Только ковры, скелеты и мебель остались нам. Я не сомневаюсь, что вы уже побывали в нем. Наши эксперты уверены, что это был крупный штаб.... корпуса и кто-то недавно залез туда.

– Мы там не были, – угрюмо ответил Горбатый.

– А вас, Самсонов, в прошлом году ловила милиция, кажется здесь.

Ко мне, оторвавшись от дивана, подошел полковник. Он взял карту со стола Николаева и ткнул пальцем в отметку разведчика.

– Что вы, меня никто не ловил. Сергей Николаевич может подтвердить, он меня видел на платформе, мы поговорили и я уехал в город.

– Где ж вы там были, тогда?

– На берегу Мги, костерок разжег, проспал всю ночь и сюда, в город выехал.

– Эх, Самсонов, Самсонов. Вы же влипли. По карте разведчика мы нашли вашу базу и в ней ящики с оружием. В одном ящике не хватает десять "вальтеров". Да, да, тех самых "вальтеров", что по своим каналам мы заказали у вас. Вот акты экспертиз, которые подтверждают идентичность пистолетов всей партии в этом ящике.

– А причем здесь я?

– Притом, что ваши пальчики были в той и другой партии. Вот и здесь, акты экспертиз.

– Что вы от нас хотите? – поняв, что я попался, спросил Горбатый.

– Документы, что вы стащили в этом бункере.

– Они будут послезавтра.

– А почему не сегодня?

– Надо ездить по городу и в разных местах собирать документы у друзей и других людей.

– Ну, что ж. Мы ждем вас послезавтра.

Когда мы вышли, Горбатый сказал.

– Хорошо они тебя раскрутили. Вот сволочи. Но мы с тобой, то что нужно не отдадим.

– А насчет переписки Жданова, Геринга, Альберта и прочих бумаг?

– Ни в коем случае не отдавать. Сейчас мы торгуемся и нас не сажают, а за эти документы нас не пощадят. Просто уничтожат.

– Как ты думаешь, за нами следят?

– Не знаю, но мой совет – ни кого из наших знакомых постарайся не навещать. В случае необходимости, постарайся пройти из своего дома, чердаком и крышами. Так же возвратись.

Мы с Горбатым опять в знакомом кабинете у Николаева. Полковника нет, но в кабинете сидит молодой, незнакомый нам парень.

– Вот принесли, Сергей Николаевич.

Горбатый вытряхнул мешок, документы и папки разлетелись по всему столу. Молодой парень поднялся со своего места и подошел к нам. Он начал смотреть документы и сортировать их по пачкам.

– Ну как, Виктор Афанасьевич?

– Подлинные, Сергей Николаевич, но того что мы ожидали, нет. Зато есть воинские книжки и фамилии в них, именно тех, о ком вы не раз упоминали.

– Вот как? Так это все ребята? Вы не обманываете?

– Нет, Сергей Николаевич.

– Хорошо. Вот что напоследок я вам скажу. Чтоб больше мы вас на раскопах не видели. Это наше последнее предупреждение. Поняли?

– Сразу дошло до нутра, – вырвалось у Горбатого.

– Раз поняли, валяйте отсюда.

СКЛАД

Август. 1989 г.

– Горбатый, я кажется нашел. Смотри, эти накладные указывают, что грузы со станции Волосово направлялись на Бегуницы и здесь они уходили в лес. На этой немецкой карте, между Волосово и Бегуницам в левой стороне дороги, стоит крестик у просеки. Здесь сплошные горки и холмы. По нашей фотокарте, снятой с самолета, просеки уже нет, сплошные массивы обработанной земли, среди лесов. И это, я думаю, вот здесь, у холма.

– Я тоже пришел к такому выводу. Так как, рискнем?

– Рискнем. Выезжаем без палатки. Лопаты берем только железом. Палки срубим там. Встреча в Волосово, на краю поселка.

– Я пошел готовиться. До завтра.

Половина горки была засеяна клевером, на другой рос березовый лес. Мы начали шурф в лесу между берез. Два метра сплошной нетронутой глины.

– Пошли отсюда, – предложил я.

Мы пошли вниз к лесистой подошве холма. Не доходя метров десять до нее, я начинаю снимать дерн. Первые полметра прошли с трудом и я хотел уже бросить, как вдруг пошел песок. Дергаю Горбатого за рукав и мы начинаем остервенело выкидываем грунт. Лопаты одновременно ударились в дерево. Большие бревна показались наружу.

– Нашли, – почему-то шепотом сказал Горбатый.

– Нашли, – как эхо повторил я.

Мы сориентировались относительно направления бревен и помчались к подошве холма. Лопаты мелькали с выброшенной землей. Мы пробивали траншею в холм и вдруг... Лопаты ударились в дерево.

– Бери топор, я оголю два ствола, – скомандовал Горбатый.

Бегу за топором на вершину и обратно. Две лесины оголены уже на метр длинны. Лесины сохранились из-за глины неплохо, несмотря на то, что прошло больше сорока лет, и я потрудился на славу, превратив в щепу древесину. Лаз готов, и первый с фонарем, в него влезает Горбатый.

Большая площадь склада забита ящиками, между ними ровными рядами дорожки. Некоторые из ящиков разбиты, торчат ковры, гобелены, фарфоровая посуда. Вход с другой стороны. Возле него знакомые ящики с оружием и патронами.

Подхожу к большим потемневшим ящикам и пытаюсь лопатой сковырнуть крышку с одного из них.

– Стой, – говорит Горбатый.

Он подходит ко мне с фомкой.

– Нашел в канцелярском столе, у входа. Дай попробую.

Крышка легко отваливается. Скидываю слой стружки и под лучом фонаря зажелтел бугорками янтарь.

– Юрка, это плиты, наверно, из янтарной комнаты.

– Не может быть, они утоплены в Калининграде!

– Ты что, не видишь?

Горбатый приподнимает одну плиту, длинной где-то полтора метра и кладет ее на край ящика. Под следующим слоем стружки появилась другая янтарная плита.

Мы забрасываем плиты в ящик и накидываем крышку. Начинаем взламывать все ящики подряд. Там картины, здесь серебряные сосуды, в другом иконы. Боже мой, теперь мы знаем – это награбленные полковником Альбертом произведения искусств.

Меня трясет за плечо Горбатый.

– Уже много времени, пора уходить.

Мы выползаем на воздух. Солнце висит с боку и до боли режет глаза, несмотря на то, что мы смотрим на свои тени.

– Сходи за завтраком, – просит Горбатый.

Я неторопливо забираюсь на холм, где у первого шурфа брошены наши шмотки и начинаю из рюкзаков вытаскивать завтраки. Мой взгляд скользнул между берез на ближайшие холмы и я замираю...Вдали мелкими точками движется живая цепь.

– Горбатый, – кричу я, скатываясь с холма, – Там менты.

Горбатый бросился наверх. Он вернулся с нашими шмотками и бросил их в темную дырку лаза. Затем сам скрылся там. Через 2 минуты он вернулся, в руках у него был "шмайсер" и рожков 5 за поясом.

– Юрка, зарывай склад. Я попытаюсь их отвлечь. Пробегу леском, вон туда. Как закопаешь – иди на станцию, я потом приду.

– Ты с ума сошел Горбатый. Они будут стрелять.

– Я буду осторожен. Давай, Юрка, время нет.

Горбатый понесся, как лось через лес. Я схватил лопату и с яростью стал закапывать траншею. Через минут пятнадцать в стороне раздалась стрельба. Шум ее усиливался. Еще минут двадцать стреляют, а я уже закончил и выравниваю дерн. Бегу к соседнему шурфу и заваливаю его тоже. Стрельба реже, но она продолжается. Первый шурф тоже замаскирован.

Бегу по лесу к Горбатому. Стрельбы не слышно. Куда-то далеко зашвыриваю мешавшую лопату, бегу и бегу...

Горбатый лежит на животе, на вершине холма. Кругом стреляные гильзы. Поднимаю голову Горбатого.

– Юрка, – тихо говорит он, – Меня убили.

Я сажусь на корточки и кладу голову на колени.

– Что ж ты наделал, Горбатый?

Я глажу его волосы.

– Юрка, – он уже хрипит, – Бросай копать, мы уже давно взрос...

Горбатый затих, а я все глажу и глажу его волосы.

– Руки вверх!

Меня окружает толпа в милицейской форме. Я их не слышу. Я все шепчу: "Горбатый, что ты сделал?"

Николаев монотонно постукивал карандашом по столу.

– Так что теперь будем с вами делать, Самсонов?

– Мне все равно.

– Что вы там делали?

– Зачем вы убили Горбачева?

– Он оказал вооруженное сопротивление.

– Он муху не убьет.

Николае молчит, только стук карандаша отдается в ушах звуком молота по наковальне. После длительной паузы он продолжил.

– Я понял только через пять минут, что Горбачев отвлекал нас от тебя. Но остановить людей было невозможно. И вообще, я считал, что ты с грузом уже на станции и был ужасно поражен, увидев на холме.

– Я пойду домой, Сергей Николаевич.

– Иди, – вдруг согласился он.

Домой не пошел, а поехал к Ольге и выплакал ей всю горечь происшедшего.

– Юра, тебе уже много лет. Зачем и для чего ты рискуешь?

– Горбатый тоже высказал мне эту мысль перед смертью.

– Так что же ты решил?

– Пока ничего.

– Отдай ты им этот склад. Что нам делать с этим антиквариатом, картинами, янтарем и прочей мишурой. Продать никому невозможно. Это не Запад.

– Может ты и права, но Горбатый рисковал из-за этого склада и погиб. Только это мне и не позволяет сдать его.

– Подумай еще, Юра. Все, что вы нашли – это все государственные ценности, за кражу которых, бьют.

– Я подумаю, Ольга.

Мы похоронили Горбатого и на следующий день, утром, я взял переписку Геринга и пошел в Большой дом. К Николаеву меня пропустили быстро. В накуренном кабинете сидело три человека. Уже знакомый мне Виктор Афанасьевич, Николаев и моложавый капитан.

– Здравствуй, Самсонов, – приподнялся Николаев.

– Я пришел сдать то, что мы нашли с Горбачевым. Вот, возьмите.

Николаев взял документы, просмотрел и отдал молодому – Виктору Афанасьевичу.

– И что же там есть? Вы видели? – взволновано проговорил молодой, пробежав документы глазами.

– Там янтарная комната, картины, ковры, антиквариат.

В комнате наступила тишина. Документы перешли к капитану.

– Вы хотите передать нам склад? – спросил капитан.

– Когда поедем? – ответил я.

– Сейчас, – сказал Николаев, – Кузнецов, срочно вызовите солдат, машин пять с лопатами. Вы, – обратился он к молодому, – дозвонитесь до Эрмитажа, пусть вышлют двух экспертов, но примерно, через два часа, после нашего отъезда. Идите, подготовьтесь к отъезду.

Николаев поднял трубку телефона.

– Товарищ генерал, разрешите зайти по очень срочному делу. Да. Иду.

Я остался в кабинете один. Прошло полчаса. Влетел Николаев.

– Поехали Самсонов.

Опять едем впереди колонны, на газике. Сзади караван машин. Доезжаем до Бегуниц и сворачиваем налево, в сторону Волосова.

Вот и проклятый холм, едем к нему прямо по клеверу. Машины останавливаются. Мы выходим.

– Вот этот холм. Мы взломали дыру сзади, поэтому вход здесь.

– Кузнецов, – закричал Николаев, – оцепи это место.

Часть солдат по выпрыгивала из машин и цепью окружили холм. Другие с лопатами подошли к подошве холма. Я разметил участок и они начали копать.

Когда показались ворота, все сгрудились вокруг них. Меня отозвал в сторону Николаев.

– О янтарной комнате никому ни слова. Сейчас пойдешь с нами и покажешь, где эти ящики.

С яркими фонариками, только пять человек, шли проходами к заветным ящикам.

– Вот, – я показал на темные однообразные громадины.

Один из сопровождавших скинул уже выломанную крышку ящика и вытащил панель.

В свете фонариков янтарные плиты меняли окраску, становясь то оранжевыми, то красными.

– Это они, – сказал один из присутствующих.

– Кузнецов, – опять приказал Николаев, – Эти ящики сейчас вынести, в машины и срочно отвезти в управление. Как только освободишь место, приглашай экспертов. Оружие здесь есть? – обратился он уже ко мне.

– Да. Справа у входа. Ящиков пять, а слева – ящики с патронами, по-моему двадцать два.

– Хоть один ящик вскрыт?

– Да. Горбачев брал автомат.

– Ах да. Кузнецов, выноси ящики вперемежку с оружием. Нечаянно уроните ящик или крышку от него при выходе. Пусть все, кто у входа, увидят оружие. Говорите всем солдатам и окружающим, что выносите оружие. О янтарной комнате ни слова. Понятно?

– Так точно.

– Давай, действуй.

Закипела работа. Приехало еще несколько важных шишек. Походили по складу, по цокали языком.

– А это что? – спросил один из них, ткнув пальцем в наши с Горбатым шмотки, брошенные у пролома стены.

– Грабители, – ответил Николаев.

Они по возмущались и ушли.

ПОДСЛЕДСТВЕННЫЙ

Меня не отпустили. После того, как распотрошили склад, меня повезли в управление и посадили в камеру, где я просидел три дня. Наконец днем привели в один из многочисленных кабинетов управления. В комнате сидел, уже не раз встречавшийся со мной полковник, а за столом – гражданский с острыми и спрятанными глубоко под дугами бровей, глазами.

– Гражданин Самсонов Юрий Александрович. Здравствуйте. Я – ваш следователь Карманов Григорий Степанович.

– Как, разве я под следствием?

– Да, вот постановление прокуратуры.

Григорий Степанович протянул мне бумажку. Действительно, это было постановление о содержании меня под стражей.

– Но за что?

– За незаконное хранение оружия.

– Но у меня нет оружия.

– За незаконное хранение оружия в тайниках, базах, землянках и складах.

– Ничего не понимаю. Я отдал вам, причем добровольно, самый крупнейший склад и в благодарность меня загоняют сюда. Что за чушь?

– Хватит, гражданин Самсонов. Перейдем к делу.

Началась процедура дознания. После длительного установления моей личности, пошли главные вопросы.

– Как вы нашли последний склад?

– Откопали.

Следователь невозмутимо листал документы.

– А предыдущий склад?

– Откопали.

– Вот объяснительная майора Николаева Сергей Николаевича в которой говориться, что вы ему в присутствии двух сотрудников управления передали карту с координатами раскопов и некоторых своих баз. Вы передали карту?

– Передал.

– Значит ваш последний склад вы тоже взяли с помощью каких-то документов?

– Мы все копали, что бы что-то найти.

– Естественно. Я в этом не сомневаюсь. Перейдем к следующему вопросу. Вы находили на месте раскопов какие-нибудь документы?

– Да.

– И где они?

– Переданы Николаеву.

– Вот докладная Николаева, в который утверждается, что вы передавали ему документы по частям, когда вас ловили на месте преступления. Вы подтверждаете это?

– Я еще не видел документа в нашем государстве, запрещающего копать землю и поэтому не считаю преступлением вдруг неожиданно что-то раскопать. А то, что я ему передавал, так это степень нашего сотрудничества, между мной и КГБ.

– Ваша степень сотрудничества документально подтверждена?

– Нет, это негласное сотрудничество.

– Майор Николаев это не подтверждает.

– Это его дело.

Поднялся полковник и подошел ко мне.

– Самсонов, лучше передайте нам документы. Помните, я вас просил давно об этом и сейчас прошу. Отдайте.

– Я не видел никаких документов.

– Хорошо. Григорий Степанович, я настаиваю на проведении дознания с использованием химически-активных средств.

– Что ж, я не имею возражений. На сегодня допрос окончен.

Следователь нажал кнопку.

Через день меня притащили в стерильно бело-кафельную комнату, где прикрутили к койке. Напротив стояли: полковник, следователь и врач.

– Давайте приступим, – предложил полковник.

Следователь кивнул головой и врач вкатил мне укол в вену. Моя голова поплыла по волнам. Жуткий страх охватил все клеточки тела.

– Самсонов, вы находили документы при раскопах?

Сквозь облачность дымки страха прорвался звук человеческого голоса. Отвечай, отвечай, стучали пульсирующим молоточком толчки в голову.

– Да, находил.

– Где они?

– Их Горбатый отдал Мире.

– Адрес Миры.

– Новокузнецовская, 10, пятый этаж.

– Вы сами знаете содержание этих документов?

– Да.

– О чем они.

– Это секретная переписка, между генералом НКВД Николаевым Н. А. с генералом Альбертом, переписка фон Лееба со Ждановым и Ворошиловым, а также попытки Берии связаться со ставкой Гитлера.

– Это вы сами читали?

– Мне переводил Горбатый.

– Вы кому-нибудь говорили об этих документах?

– Их содержание знали я и Горбатый.

– Вы сами разломали ящики с янтарной комнатой?

– Вместе с Горбатым.

– Кто был свидетелем переноски ящиков из склада в машины?

– Я, Николаев, Кузнецов и два неизвестных мне гражданина.

– По каким документам вы нашли склад с янтарной комнатой?

– По накладным, немецкого строительного батальона и трофейным картам.

– Что вы нашли в бункере штабного корпуса?

– Сейф с документами, карты, портсигар, оружие и несколько немецких трупов, один из которых генерал Альберт.

– Вы сказали портигар?

– Да.

– Что было в портсигаре.

– Записка Николаеву, что он подонок.

– Он сейчас отойдет, – прервал мою пытку посторонний голос.

– Да, пожалуй, достаточно.

Мое тело вдруг расслабилось и я провалился в глубокий сон.

Два дня меня не вызывали и вот опять у следователя. Он уже один.

– Юрий Александрович, мы провели расследование. Вы перед судом должны пройти медэкспертизу. Распишитесь вот здесь.

– Но я даже не читал дела и не знаю в чем меня конкретно обвиняют.

– Сейчас это не обязательно. После медэкспертизы, вы ознакомитесь с делом.

– А что я должен подписать?

– Вот эту бумагу, что вы отдали все найденные вами документы Мире С. и дальнейшей судьбы их не знаете.

Я подписал этот странный документ.

В камерах Большого дома меня продержали еще неделю и, наконец, отправили на медэкспертизу.

Это было шестиэтажное здание, с решетками на окнах до последнего этажа. Каждый вход на этаж запирался на такие же могучие прутья. Сквозной коридор, с палатами слева и справа, упирался опять в решетки черной аварийной лестницы. Охранники сидели за столиками на лестничной площадке только парадной лестницы, врачи и санитары размещались в центре коридора, в светлом проеме, огражденном барьером. Когда я вошел в палату, то ахнул. На одной из кроватей сидел в больничном халате сам Николаев Сергей Николаевич.

– Вы?

– Я, я. Занимай эту койку, она свободна.

– Ничего не понимаю. Как же вы здесь?

– Благодаря тебе.

– Мне?

– Ну а кто же моего папашу, выдал. Святой дух что ли?

– Причем здесь папаша и вы?

– Вышло, что я охотился за документами своего папаши, чтобы прикрыть его.

– Чушь, ваше КГБ сошло с ума.

– Оно-то не сошло. Это все ширма обвинений, за ней стоят дела посерьезней.

– Это янтарная комната и компрометирующие документы.

– И янтарная комната в том числе. Кто-то пытается похоронить ее и сведения о содержании документов насовсем, да так, чтоб не было свидетелей.

– Что, что? Ты говоришь, похоронить свидетелей?

– А ты что, не понял куда ты попал?

– Меня прислали на экспертизу.

Сердце у меня упало от нехорошего предчувствия.

– Ха...ха...ха... Да знаешь где ты находишься? В психоневрологической больнице Министерства Внутренних Дел.

– Ну и что?

– А ты когда-нибудь читал книгу "Пролетая над гнездом кукушки"?

– Читал.

– Слыхал там такое слово – "лоботомия"?

– Не может быть? Неужели и нас хотят сделать идиотами?

– Ты отстал, парень. Наука давно ушла вперед. Здесь стирают память. Здесь тебе сотрут все – и документы, и янтарную комнату и даже меня. Выйдешь зато живой, не идиот, и не полуидиот, но с дырой в голове.

– Но я не хочу этого.

– Тебя и спрашивать не будут.

– И тебя тоже, так искалечат?

– А для чего ж я здесь.

Я не мог прийти в себя. Ужас охватил меня.

– Но ведь надо что-то делать?

– По моим данным, из этой конторы еще никто не убегал. Кстати, знаешь кто в соседней палате? Там сидит капитан Кузнецов, что с нами был на янтарной. Как видишь загребли всех, кто занимался твоим делом.

– О боже, – застонал я.

Ночью я почувствовал себя плохо, температура подскочила до 40 и в почти бессознательном состоянии, я пробыл два дня. Когда я очнулся, Николаева не было. На его койке лежал черноволосый мужик.

– А где Сергей Николаевич? – спросил я его.

– В реанимации, – ответил он, почесывая живот.

Я стал подниматься с койки. Голова закружилась и я чуть опять не упал. Посидев полчаса, я немножко отошел и, натянув халат и шлепанцы, пошел в туалет. По коридору мне навстречу шла знакомая женщина в больничном халате.

– Мира, – позвал я, – Мира.

Она с недоумением посмотрела на меня.

– Простите, но я вас не знаю.

– Мира, неужели ты меня не помнишь, Мира?

Женщина с испугом обогнула меня и часто оборачиваясь исчезла в палатах женского отделения. Мне стало горько. После туалета я заглянул в прозрачные стекла реанимационного отделения. На койке лежал Николаев с раскрытыми пустыми глазами. К нему подошла сестра. Он приподнял голову и что-то с ней стал говорить, потом посмотрел вокруг, встретился взглядом со мной и опять заговорил с сестрой. Я понял, он тоже меня не помнит и пошел в палату.

Врач определил у меня грипп и пожалуй это задержало садистов делать мне операцию.

Мы были на последнем, шестом этаже, и сверху все время стучали по кровле рабочие, которые ремонтировали крышу. Ходили они по черному ходу и иногда дразнили нас через решетку коридора.

– Эй, идиотик, – орали они кому-нибудь – Где твой хвостик?

Часть идиотиков начинала оглядывать себя в поисках хвостика.

Вот мне в голову и пришла мысль удрать через черный ход, но как открыть эту чертову дверь-решетку. Однажды врач наорал на нянечку за грязь на лестничной площадке и она пошла к дежурному врачу и вынесла из его кабинета ключ. Ее сопровождал санитар. Нянечка убрала мусор и отнесла ключ дежурному врачу.

Мне с каждым днем становилось лучше и однажды врач на обходе бросил сестрам.

– Готовьте завтра на операцию.

Они ушли, а я искал лихорадочно выхода из создавшегося положения. Вечером решил, терять мне нечего, либо изуродуют, либо убьют. Когда все заснули, я тихонечко встал и приоткрыв дверь палаты, заглянул в коридор. Тихо и пусто. Посреди коридора, где дежурят сестры, только яркий свет. Охранник за решеткой, дремлет на своем стуле. На цыпочках продвигаюсь к барьеру. Тихо. Дежурная сестра, прикрывшись одеялом, спит на стульях. Я прохожу ее и прокрадываюсь к комнате дежурного врача. Дверь открылась без шума. Врач спал, положив голову на стол. Я подошел к столу и, взяв большую медную пепельницу со стола, с силой опустил ее на голову спящему. Крак... и опять тихо. Кровь медленно расползалась по бумагам и стала стекать на пол. Я осторожно оттащил врача к стене и обшарил стол. Ключ был в третьем ящике стола. И вот опять коридор. Вроде все в порядке.