Текст книги "Это наша война"

Автор книги: Евгений Кукаркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Здесь произошла большая пауза. Круглова с ненавистью смотрела на Симакова. Я чувствовал нутром, что то здесь не то, но… доказать ничего не могу. Наконец, вынес решение.

– Итак, основную часть операции придется возложить на снайпера, – сообщаю им. – Она будет стрелять по бандитам с определенной точки, поближе к лагерю, а мы обеспечим ей отход.

– А вы знаете главаря в лицо? – спрашивает Симаков.

– Нет. Будем стрелять в него по тем приметным признакам, что обрисовали пленные.

– Это слабый довод, а вдруг ошибетесь и убьете не того?

– Значит будем искать другие пути, чтобы его уничтожить.

– Это сумасшествие… Либо нас перебьют, либо мы можем застрять в этих лесах, пока не подохнем от голода.

– У вас есть другое предложение?

– Есть. Я предлагаю совершить дополнительный поиск и взять в плен из лагеря еще одного бандита, который может быть нам и укажет на Сагдалаева, а вот после этого… стрелять.

– Для этого надо переловить и перестрелять пол лагеря, потому что после первого же нападения на них, на нас навалятся все бандиты. К сожалению, это нам не по силам, нас только четверо.

– Однако, мы передовой пост бандитов сняли, если они это обнаружили, то уже давно должны искать нас…

– Может быть и ищут. Вон тот пленный, что привязан к дереву, наверно им тоже рассказал все.

– Вы старший, решайте сами. Только сухой паек у нас уже почти кончился.

– За воду переживать не надо, ручей рядом, а есть будем то, что дает природа. Правильно я говорю, сержант? – обращаюсь к Кругловой.

– Да, товарищ, старший лейтенант.

Она улыбнулась, видно вспомнив Чупры.

– А теперь мы поползем вперед выбирать позиции. Там устройтесь поудобней, не шуметь и до моего приказа их не покидать. Уйти сможете, только тогда, когда выполните хотя бы часть задания.

– Есть.

– Тогда, вперед.

Мы уперлись в огромную, сваленную ель. Ее корни огромным щитом подняли землю метра на два. Я попытался подлезть под приподнятым стволом, но тут.. рухнул в яму, прикрытую ветвями.

– Старлей, вы как? – слышу шепот Степанова.

– Помоги выбраться.

Он выдергивает меня за руку.

– Слушайте все, мы будем размещаться в разных точках, вокруг лагеря, если будет облава, сбор здесь, лучшего схрона не сыскать. Сразу же сюда и накрыться этими ветками. Понятно.

– Это самоубийство, – шипит Симаков. – А вдруг накроют и сразу всех?

– Значит либо плохо замаскируетесь или чем-нибудь выдадите себя.

– Вы так говорите, будь то вас с нами не будет.

– Все может быть. Не будем загадывать вперед.

Пришлось обойти ель со стороны комля.

Где то в ста метрах от лагеря, чуть не нарвались на секрет. Запах вони давно не мытого человека, раскрыл место, где спрятался часовой. Пришлось отползти левее и подняться повыше на склон. И вдруг удача, деревья расступились и неровный склон, покрытый кустарником и пучками травы, раскрыл место стоянки. Обзор, великолепный, хотя лагерь развернут для нас сбоку, все вырытые норы, ручей, место отдыха бандитов, как на ладони, но этот открытый участок все же узок среди окружающего леса. Зато до ручья, метров под триста.

– Отсюда, сможешь достать? – шепотом спрашиваю Круглову, прямо в ухо.

Она долго смотрит в окуляр прицела, потом кивает головой.

Я пожал локоть Кругловой и вместе с Симаковым пополз еще левее, опять в лес. У небольшого старого пня ели, жестом показываю капитану, чтобы он занял позицию здесь.

Бандиты ходят по лагерю свободно, кто чистит оружие, кто отдыхает под кронами деревьев, идут очередные замены секретов. К шести вечера все оживают, к ручью выходит отряд человек двадцать. Почти все жители лагеря выбрались из пещер и возгласами встречают прибывающих. Неразбериха продолжалась почти пол часа и лагерь успокаивается. Быстро наступает темнота, я еще раз проверил, как разместились разведчики. Степанов в своем логове полглаза дремлет, Круглова подключила к прицелу ПНВ и разглядывает лагерь в окуляры, зато Симаков бессовестно дрыхнет. К сожалению все очень устали и под утро на своих постах спят все мои разведчики, даже я не выдержал…

Лагерь ожил, где то около восьми часов утра. Я смотрю в бинокль и… не вижу у дерева пленного. Вот черт, проспали.

В десять часов все бандиты столпились у дерева, где недавно был пленник, организовав широкий круг. В середину его притаскивают Айвара Челубеева. Я в бинокль вижу, как отделали бедного татарина, лицо черное и окровавленное от побоев, ноги волочатся по камням. Несчастного подвесили на веревках за руки за сук, но так, что ноги касались земли, тот обречено свесил голову. В центр круга входят двое вооруженных людей в защитной форме, все они бородаты и в кепи, один из них поднял руку и заговорил. Звук до меня не доходит, в мозгах одно, кто главарь, этот, который говорит или другой. Сумеет ли Круглова подстрелить того, кого надо. Речь кончилась и тут произошло неожиданное, от толпы отделился еще один бородач и схватив пленника за волосы приподнял ему голову. Блеснул кинжал и…

– Круглова, стерва, стреляй.

Но у нас тихо. Я вскочил и согнувшись несусь к лежке, где устроилась снайперша. За кустами стон и кряхтение. Раздвигаю ветки, по земле катаются Круглова и Симаков. Лицо у Наташи в крови, она рукой схватила кисть капитана в которой сжат нож. И как только в такой хилой женщине столько сил. Прикладом автомата заехал по затылку Симакову, тот свалился на девушку и затих. Круглова всхлипывая выползает из под него.

– Я не могла застрелить, он… помешал.

Я заткнул ей рот ладонью.

– Тише. Что произошло? – шепчу ей.

– Все было в порядке, – она всхлипывает, но пытается говорить тихо, – я помнила ваши слова, что стрелять надо в того, кто расправится с пленным. А тут… это свалился и говорит: « Не смей, я тебе запрещаю стрелять…». Я говорю, что исполняю приказ и прошу не мешать. Тут он и двинул меня ножом, вот сюда, – она пальцем показывает в левый бок. – Тут уж было не до стрельбы. Капитан, как бешеный вцепился в меня, сумел еще распороть кожу на голове, если бы не вы…

– Почему он, мерзавец, это сделал?

– Не знаю.

– Мы проворонили Сагдалаева.

– Я не виновата.

– Как ты себя чувствуешь?

– Бок дико болит, прямо жжет.

– Дай посмотрю.

Ткань защитного костюма с левого бока пропиталась кровью. Я подбираю с земли нож Симакова и распарываю ей одежду. След ножа четко виден на коже. Осторожно провожу пальцем рядом.

– Больно?

– Нет, но у меня такое ощущение, что здесь все внутри начинает гореть и ныть…

– Сейчас я обработаю рану. Тебе повезло и не повезло…

– Что это значит?

– Нож попал в ребро, потом соскользнул, тебе повезло, что он не проник далеко, но нож и задел кость ребра, это плохо.

Зашевелились кусты и к нам подполз сержант Степанов.

– У вас все в порядке, товарищ старший лейтенант? – шепчет он.

– Нет. Круглову ранило, а во всем виноват, вот этот, паразит, – я киваю на валяющегося капитана. – Обшарь его, вытащи все оружие и документы.

Из походной аптечки вытаскиваю йод и обрабатываю рану Кругловой, потом пластырем заклеиваю порез.

– Все, нам наверно надо уходить.

– Но как же так? Мы же были…, чуть ли не выполнили приказ.

– Чуть не считается. Конечно, чтобы опять вытащить под пулю Сагдалаева, им нужна казнь нового пленного. Я бы рискнул, устроил бы там, у лагеря, черт знает что, пусть меня схватят в плен, а ты бы их потом постреляла… А… Как тебе это нравится?

– Дурацкая и безумная затея. Тем более я стрелять уже буду плохо. Надо лежать на брюхе, а у меня бок… и еще что то с головой…, она как в тумане…

– Ладно. Уходим. Тебя может быть придется нести, а этого типа везти под охраной.

Тип в это время очнулся. Он приподнял голову.

– Вы за все ответите, старший лейтенант. Вы ударили старшего по званию.

– Я тебе еще и не так съезжу.

– На заключительном этапе операции… вы за нарушение дисциплины, должны подчинится мне.

– Заткнись. Сейчас я решаю вопрос убить тебя или нет.

– Не имеете право, я офицер ФСБ.

– Теперь имею. С предателями у меня особый разговор. Сержант Степанов, свяжите ему руки и заткните рот. Если будет сопротивляться, разбейте голову, сломайте ребра, сделайте, что угодно.

С ухмылкой на лице, сержант ударом в скулу опять сваливает Симакова и как куклу пеленает его веревкой, потом вытаскивает из кармана медицинский пластырь в рулончике и заклеивает рот.

– Готово командир.

– Оттащи его туда, подальше… Неудобно при девушке расспрашивать негодяя. Ты здесь полежи, Наташа, я сейчас.

Капитана отнесли повыше, он сидит у дерева, облокотившись на него спиной, и моргает глазами. Степанов стоит рядом, помахивая автоматом.

– Если ты, захочешь мне сказать правду, – говорю Симакову, – моргни три раза глазами. Если не захочешь мне говорить, я не очень расстроюсь, вырежу тебе член и заставлю тебя же его съесть, если и при этом не заговоришь, вырежу яйца и буду тебя ими кормить и кормить… Подлой твари достойный конец. Сержант, подержи ему ноги.

Ножом вспарываю капитану брюки, тот пытается дергать ногами, но Степанов двинул ему прикладом автомата под ребра, теперь срываю трусы, Симаков замычал и заморгал глазами. Я сорвал скотч.

– Ты хочешь чего то сказать?

– Не надо. – Чуть не плачет он. – Не убивай меня. Я скажу, все скажу.

– Говори, почему помешал снайперу выстрелить?

– Это мой отец…

– Что? Ты спятил?

– Нет. Сагдалаев мой отец. Раньше он жил под нашей фамилией. Я уже давно догадывался об этом, поэтому специально напросился с вами, чтобы спасти ему жизнь.

– И ты знал его в лицо и не говорил нам?

– Я его с трудом узнал в толпе , он очень изменился. Сразу же помчался к снайперу и постарался, чтобы она не выстрелила.

– И ты всадил ей в бок нож.

– А что было еще сделать? Она его правильно вычислила и уже была готова убить отца.

– Значит и радиотелефон, ты, все же испортил предумышленно?

– Нет, нет…, это просто совпадение..

– Ты понимаешь, что изменил своей родине?

– Я России не изменял… Я хотел спасти отца.

– Все, заткнись…

Я пластырем опять заклеил ему рот.

– Что с ним делать? – спрашивает меня Степанов.

– Я думаю. Наверно будем уходить от сюда…

Наташа с глазами полными мук смотрит на меня.

– Мне больно, товарищ старший лейтенант, голова раскалывается и даже не повернуться на живот, – шепчет она.

– Потерпи. Сейчас мы тебе дадим обезболивающие таблетки. Вот черт, – я роюсь по карманам, – куда же они делись? А… они у Степанова. Ты посиди здесь. Я сейчас.

Я опять пробираюсь к связанному Симакову.

– Степанов?

– Я здесь.

Гигант неожиданно возник передо мной.

– У тебя аптечка? Надо отдать девушке обезболивающее.

– Это мы сейчас.

Он шарит по карманам и находит небольшой пакет. Только он его раскрыл, как в этот момент за его спиной хрустнул сучок, это там где сидел связанный капитан. Я подпрыгнул и бросился в ту сторону. Симакова на месте не было, зато метрах в двадцати я увидел спину капитана. Он бежал вниз к ручью, в сторону лагеря бандитов. У него по прежнему связанные руки, но порезанные брюки не очень позволяют резвости бега. Я бросился вдогонку. Отчаяние придает капитану силы, рвутся брюки и он усиливает темп бега. Черт, как же он дышит? Почти весь склон мы неслись, как угорелые, наконец недалеко от ручья, я на бегу выхватил нож и метнул ему в спину. Симаков споткнулся и рухнул лицом прямо в воду. Я по инерции пробежал еще три шага и убедился, что попал. Рукоятка ножа торчала из шеи капитана. Пора отваливать, но тут в спину уткнулся ствол оружия.

– Руки…, руки на затылок, сволочь, – хрипит с акцентом голос.

Мозги отчаянно ищут выхода, но тут передо мной появился другой бородач с Калашниковым в руках, еще один возник с боку. Это все.

Я сижу со связанными руками на чурбане в темной пещере. Две свечки освещают что то на подобии стола. За ним сидит темное пятно человека, еле-еле видна борода. Сзади двое, они вообще не видны и только мощные кулаки и палки молотят меня, когда я затрудняюсь с ответом.

– Так кто вы? – задает за столом бородач.

– Командир разведочной группы, лейтенант Комаров.

– Какова цель задания?

– Найти банду Сагдалаева и дать ее координаты в эфир, для уничтожения либо с воздуха, либо при помощи десанта.

– И дали координаты?

– Не удалось, телефон испортился.

– Где же ваш телефон?

– Брошен в лесу.

– Странно…, но пойдем дальше. Сколько вас было?

– Когда выходили на поиск, было… четверо. Сейчас остался я один.

– Одного вы убили, мы видели, а где остальные?

– Этот, которого я убил, оказался изменником, он фактически уничтожил мою группу и телефон.

– Где же вы похоронили своих людей?

– В лесу.

И тут удар по уху чуть не выбросил меня с пенька. Второй удар, армейского ботинка по ребрам, вернул на место. В это время в пещере появился еще один человек, на правильном русском он сказал.

– Командир, прочесали лес до вершины, никого нет.

Молодец Степанов, сумел спрятаться, – мелькнула мысль.

– Хорошо, можете идти, – теперь этот тип опять пристает ко мне. – Так где же вы похоронили своих людей?

– Одного в восьми километрах от вашей базы, там у вас был первый пост. Мы его уничтожили, но там же и похоронили первого. Второй погиб метрах в шесть сот от сюда, предатель убил его ножом.

– Кто этот предатель? Его фамилия?

– Капитан ФСБ Симаков.

– Как ты сказал?

– Капитан Симаков.

Наступила жуткая тишина и тут удары посыпались на меня со всех сторон.. Стало совсем темно.

Тело Симакова лежит на полу пещеры. Кто то отогнул одеяло, свисавшее на входе, и дневной свет освещает противное лицо мертвеца. Рядом на коленях бородач, он без кепи, его белые жесткие волосы стоят колом.

– Он очнулся, – слышится сзади меня голос.

– Кто? А…

Бородач повернулся ко мне, но свет от входа освещает ему затылок и опять я не вижу лицо.

– Значит, ты, вонючий сморчок, убил моего сына.

– Я не знал, что он ваш сын, я убил предателя.

– Это все равно…

Бородач посидел немного на коленях, раскачиваясь из стороны в сторону, потом стал медленно подниматься.

– Русский, я тебя буду живого резать по частям. Пусть от твоего воя, душа моего сына воспрянет, она будет отмщена.

Я ничего не успел ответить, сильный удар в ухо отбросил меня к дощатой стене…

Они вывели меня из пещеры в полдень. Свет солнца неприятно резал глаза. Два здоровых бандита вели под руки к толпе, собравшейся в круг. Ноги еще ходят и я сам встал в центр каменистой площадки рядом с сухим деревом. Бандиты похоже кричат и поднимают вверх оружие, я их плохо слышу, видно здорово эти молодчики измолотили голову, совсем потерял слух. За руки подвязывают к суку дерева, как того, несчастного татарина, вроде бы стою и не стою мне, вишу просто. Около меня встали два бородача, один начал что то орать в толпу, другой кивал головой. Но тут появилась и моя смерть, сам Сагдалаев, теперь я его узнал. Хоть на лице и борода, но как остальное похоже на Симакова. Палач вышел из толпы и приблизился ко мне. В руке блеснул кинжал, взмах… Я закрыл глаза.

Кто то придавил мне ногу. Я открыл глаза и увидел сумятицу. Бандит с лицом Симакова и кинжалом в руке, лежит на моей ступне, из маленькой дырочке в виске сочится кровь. Несколько бандитов в неестественных позах лежат рядом, остальные разбегаются во все стороны. Что то ударила в руку, веревки связывающие их развалились и кисти рухнули вниз, повисли, как плети. Круглова…, умница, это ты…

Мне надо двигаться. И я спотыкаясь побежал влево, к ближайшим деревьям, вернее мне показалось, что побежал, ноги шевелятся еле-еле, я просто поплелся к ним… Первые ели прошел и тут мощная рука схватила меня за шиворот, подбросила на плечо и… я опять отключился.

Очнулся от холодной воды. Лежу на спине, напротив огромное знакомое туловище сержанта Степанова. Это он поливает меня водой из фляги. С трудом стараюсь приподняться. Боль неимоверная, кажется каждая клеточка тела воет от боли. Наконец отжался на локтях и пытаюсь удержать вертикально тяжелую голову. Рядом лежит Круглова, у нее черное лицо и закрытые глаза, кажется она умерла.

– Наташа… Наташа…

Дернулись губы, слава Богу, еще жива.

– Степанов, уходим. Сейчас они пойдут искать нас. Помоги встать.

По шевелящимся губам сержанта, понимаю, что он что то говорит, но я не слышу. Мощная рука схватила меня за руку и легко вздернула вверх. Я чуть не взвыл от боли. Земля непривычно качается и никак не хочет застыть… А тут еще сержант пихает мне в руки автомат и как нянька, застегивает на животе ремень с подсумками, ножом и гранатами. Я попытался сделать шаг и чуть не упал от головокружения. Степанов ловко подхватил за локоть. Он подтащил меня к ближайшему дереву, опер о него, а сам выдернул нож и вырубил из росшего рядом молодой сосенки, корявую палку и протягивает мне. Потом жестом просит, чтобы я сдвинулся с места. Теперь шаг сделан более удачно, хотя я скрипел зубами, стараясь вытерпеть боль.

– Пошли, сержант, на север.

Степанов вернулся к Кругловой. Легко поднял ее на левое плечо, на правое устроил свое оружие, снайперскую винтовку и рюкзак. Теперь эта глыба идет впереди меня, а я плетусь за ней, охая и постанывая на неровностях дороги. Сколько мы так брели, не знаю, но отдыхали часто и наконец, когда стали наступать сумерки, свалились между корнями ели.

Утром я почувствовал себя полегче. Когда проснулся, то убедился, что могу шевелится. Круглова лежит рядом, шевеля темно синими губами. Степанов дремлет, сидя прислонился к стволу ели, зажав наготове в руках оружие.

– Сержант, уходим.

Он открывает глаза и кивает головой. Опять я не слышу, что он говорит.

– Я ничего не слышу, – говорю ему.

Степанов берет мою палку и царапает землю: «Куда?»

– К ближайшему блок посту, на дороге на Гудермес.

Степанов выдергивает из кармана рюкзака карту, разворачивает ее и сует мне под нос. Его грязный ноготь упирается на черную ниточку на зеленом фоне.

– Да, сюда.

Он прячет карту в карман и начинает собираться. Круглова опять очутилась у него на плече, а с другой стороны разместилось оружие и рюкзак. Весь день мы медленно пробирались по лесистым тропам. Я совсем выдохся и как только солнце стало уходить за верхушки деревьев, упал на землю.

– Сержант, я уже не могу.

Тот кивает головой. Скидывает с плеч ношу и садится рядом.

К блок посту мы приблизились на следующий день. Перед нами поле, за которым живет и пульсирует дорога. Огромные глыбы бетона устроены на перекрестке, за ними видны крыши домов

– Сержант, надо, как то предупредить наших. Поле, наверно заминировано, а солдаты на блок постах, так запуганы, что любого человека из леса пристрелят, даже не спросив, кто он.

Мой помощник кивает головой, потом, найдя сучок пишет мне на земле: « Я пройду к ним ночью, утром вас подберем.»

– Добро.

Я прижимаюсь щекой к хвое и жду, когда исчезнет очередной приступ боли в руке.

Сержант уполз в час ночи. Утром я почувствовал, как заколебалась земля, приподнял голову. Вдоль кромки поля в нашем направлении двигалось два БТР. У моей головы застыли два огромных колеса и несколько ног очутились рядом. Улыбающаяся рожа сержанта Степанова глядела на меня с брони.

Наконец-то кругом цивильная обстановка. Я в палате госпиталя, здесь все стерильно, нормальная пища и молоденькие хихикающие сестры. У меня определили два перелома ребер, почти оторван палец на руке, это от дружественной пули Кругловой, когда она разбивала узел с веревками, трещина в кости все той же руки, кровавые пробки в ушах, многочисленные ушибы и содранная кожа по всему телу. Прежде всего врачи вычистили мне уши и, слава богу, я начал слышать.

Сам подполковник Лавров соизволил прийти ко мне. Он плюхнулся на стул, любезно подставленный санитарками, и как всегда хмыкнул.

– Хорош, нечего сказать. Наделал шуму на всю Чечню и теперь прячется в полевом госпитале. Ладно, шучу. Расскажи-ка мне, сынок, что ты там такое наделал?

– Я бы написал рапорт, но… не могу, через месяц нацарапаю, что-нибудь.

– Рапорт потом. Я сам кое-что напишу.

Подполковник вытащил из папки лист бумаги, из кармана авторучку и приготовился.

– Ну давай, только поподробней.

И я начал.

Только через три часа подполковник освободил меня от многочисленных вопросов. Он откинулся на спинку стула, собрал исписанные бумажки и положил в карман.

– Я был у твой снайперши. Сержант Круглова, кажется.

– Как она?

– Все в порядке. Жить будет, рана, хоть и опасная, но молода очень, заживет.

– Ну и слава Богу.

– Так вот, она мне рассказала об этом походе все, да не так, как представил ты.

– Выходит, что я врал?

– Да нет, почти все правильно, за исключением одного момента. Она утверждает, что ты нарочно упустил Симакова, чтобы попасть в плен к бандитам.

– Что за чушь?

– Не совсем, ведь Сагдалаева можно было вычислить, когда он становится палачом. Так?

– Так.

– Вот она и утверждает, что ты специально попал в плен, чтобы вытащить Сагдалаева на себя. Кроме того, это девушка говорит, что этот план ты с ней обговаривал при сержанте Степанове. Сержант Круглова считает, что приказ для тебя святыня и ты ради этого полез в петлю. Теперь ты у нее самый невероятный герой и кумир.

– А вы сами как думаете? Неужели поверите ей?

– Поверю. Знаю твою натуру, поверю. Сержант Степанов тоже считает так же, как и она. Ты думаешь, я не понимаю, почему ты от этого отказываешься? Понимаю. Ты, честный мужик старлей и не хочешь, чтобы тебя поняло не правильно вышестоящее начальство.

– О…

Я чуть не завыл. Эта Наташка, что она наделала. Теперь жди расправы от спец служб. Подполковник поднял руку.

– Спокойно, я понимаю, у тебя все болит, ты устал, так что пора уходить. До встречи, капитан.

– Я старший лейтенант.

– Тебе досрочно присвоили звание капитана.

– Служу…

– Вот и служи, – прервал Лавров меня.

Он встал, отдал мне честь и ушел.

В палате стали появляться и другие гости. На следующий день, два бравых офицера представились от ФСБ и долго мучили меня по поводу Симакова. Позже явился командир разведки дивизии и его помощники, эти интересовались всеми деталями операции. А однажды, пришел даже заместитель командира моей части. Этого совсем не волновали наши боевые действия, кроме отчета об оставленном в лесах оружии и имуществе.

Наконец, свои сорок дней, я отлежал в госпитале и меня выписали в часть. Первым делом, я зашел представиться в штаб и в коридоре неожиданно столкнулся с подполковником Лавровым.

– А…, Комаров, выписали значит. Ну-ка зайдем ко мне.

– Я только что из госпиталя.

– Знаю. Идем, идем. Не беспокойся, попьем чайку, поговорим. Сложных задач тебе не обещаю, отдохни немного. После такого похода у тебя остались кожа да кости. Так что, нарасти немного жирок.

Он обхватил меня за плечи и дружески повел к своему кабинету.

Мы пьем горячий чай с кусочками сахара и подполковник забавляет меня разговором.

– Ты сам то понимаешь, что ты сделал своим рейдом по лесам Чечни?

– Обыкновенный рейд.

– Обыкновенный? Нет дружок, не обыкновенный. Убито два крупных полевых командира, более десятка бандитов. Банда то после этого прекратила существовать. Пока ты болел, с десяток человек вышли из леса и сдались нам.

– Там было больше.

– Знаю. Эффект то какой. Все селения и поселки говорят об этом. И потом, все бандиты еще глубже попрятались в леса, а кое кто даже удрал в Грузию.

– Стреляла то, в основном Круглова. Это ее заслуга.

– Конечно, а придумал то все это ты.

– Чего? Неужели эта история с пленом, выглядит как героический поступок.

– Вот именно, ты ведь не сможешь отрицать, что когда ты бежал за Симаковым, мог бы убить его раньше. Мог, но не убил, добежал до ручья и только тут его прихлопнул. Значит, это был рассчитанный ход. Не всякий солдат или офицер в этой, нашей войне, смог бы это сделать, сдаться в плен, чтобы навести под прицел снайпера главаря банды. Командование части представило тебя к званию Героя.

Я отхлебнул чай и грустно покачал головой.

– А Круглову и Степанова представили к наградам?

– Представили. Особенно отметили снайпера. Чтобы стрелять, ей сержант Степанов вколол дозу обезболивающего, но к сожалению очень рано. Когда началась твоя казнь, прошло много времени и почти все рассосалось. После тринадцатого выстрела, она все же потеряла сознание.

Вот как, значит еще немного и меня бы точно пришили.

– Я пойду в казарму, товарищ подполковник. Разрешите.

– Давай иди. Приготовь парадную одежду, завтра приезжает командующий. Будет смотр.

Офицеры в казарме встретили возгласами приветствия и бутылкой спирта.

– Колька, вернулся? – хлопнул по плечу капитан Козлов. – Нам только что сообщили, что ты в штабе. Ну, мы тут и сообразили.

Со всех сторон здоровались знакомые и незнакомые парни.

– Ну ты, и чертяка, – прорвался ко мне майор Висленев, – выжил. Мне говорили, что ты был, как отбивная. Смотри-ка, на вид здоров и цел. Чтоб ты жил до ста лет и тебе всю жизнь везло. Правильно я говорю, ребята?

– Правильно, – послышалось со всех сторон.

– Стакан ему.

Меня тащат за импровизированный стол, где кой-какая закуска, стаканы и кружки.

– За новоявленного капитана Комарова. Ура, ребята.

Утром ужасно болит голова, немного перепил с друзьями. С трудом поднялся и стал приводить себя в порядок, чистится, бриться. В дверь постучали.

– Разрешите.

В комнатку вошла она… Круглова.

– Здравствуйте, товарищ капитан. Меня прислал прапорщик, предупредить, что в десять, построение на плацу.

– Наташа, как ты…?

Она улыбнулась.

– Залечили.

Я подошел к ней и обнял.

– Здравствуй, Наташа.

И тут девушка схватила мою голову руками и… мы поцеловались.

– Я тебя так ждала…

– Все, вернулся…

На плацу торжественное построение. Прибыл командующий со свитой и после непродолжительной речи, стал вручать ордена и медали отличившимся в Чеченской войне.

– Постановлением правительства, за боевые заслуги, звание Героя России присваивается капитану Комарову. Капитан Комаров, выйти из строя.

Я у трибуны и сам генерал прикрепляет мне орден на грудь.

– Поздравляю. Я просмотрел ваши бумаги и был поражен. Такой самоотдачи воинского долга, со времен Отечественной войны, еще не было.

– Служу России.

– Встаньте в строй.

Мне и Наташе представили отпуск для того, чтобы подправить здоровье.

Она, с уже набитыми чемоданами, ждет в моей комнатенке.

– Так ты куда отправляешься? – спрашиваю ее.

– У меня билет до Чупров. А ты куда?

– Махну к Черному морю, поваляюсь там на горячем песочке.

– Не может быть? Покажи билет и направление.

Я ничего не догадываюсь и протягиваю ей документы И тут она ловко выдернула из моих пальцев бумажки.

– Правильное решение. Чего я раньше не догадалась? Я поеду с тобой.

– А…

– Сейчас переправлю в канцелярии свое направление. Подожди меня здесь.

– Постой куда ты? Верни билет.

Но Наташа уже выскочила из комнаты.

Через пол часа она вернулась. Лицо сияет от счастья.

– Я все переделала, смотри. – Теперь у меня на руках два билета на один поезд. – Ты не доволен, что я еду с тобой?

– Я в шоке.

Она вплотную подошла ко мне и вдруг обняла за шею.

– Так теперь, ты будешь утверждать, что меня снесет от взрыва, как пушинку?

– Нет.

– А будешь убеждать, что женщины непригодны на войне?

– Нет.

– Тогда я тебя прощаю. Теперь поцелуй меня.