Текст книги "Ворожей Горин – Зов крови (СИ)"

Автор книги: Евгений Ильичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 8

Как бы сильно мы с Веркой ни ссорились, какие бы обидные слова в пылу противостояния ни говорили друг другу, а все одно родная кровь брала свое. Мирились мы столь же стремительно, сколь и скатывались до первобытного состояния ненавидящих друг друга обезьян, только спустившихся с дерева и взявших в руки палки. Причем чаще всего мирились мы не через банальные слова и извинения, не через признание вины или ошибок, а по-бабски, то есть через слезы и сопли. Разумеется, чаще ее, Веркины, слезы и сопли, хотя бывало и наоборот. И первого, и второго варианта, как правило, в наших драматических отношениях было с избытком, а посему и катарсис после каждой ссоры достигался мощнейший. Ну не мог я долго злиться на свою младшую сестренку, а она не могла бесконечно издеваться надо мной. В какой-то момент я переходил в режим отеческой заботы, а она в состояние безграничной материнской любви. Что поделать – и отца, и мать у нас отняла судьба, так что выкручивались мы с ней, как могли.

Соглашусь с мнением любого из читателей – здоровыми такие отношения не назвать, но родню, как говорится, не выбирают. Мы друг у друга одни и, несмотря на очевидные сложности в наших отношениях, готовы в кровь расшибиться, но остаться семьей.

Такое положение вещей в нашем с ней маленьком мирке в большей степени устраивало именно Веру. В силу своей юности (ей лишь недавно восемнадцать исполнилось) и особого склада характера отношениями с парнями, а тем паче семьей Вера обзаводиться не спешила. Я на эту тему консультировался заочно с психиатром, и мы оба пришли к выводу, что сестра таким образом сама для себя ставит эмоциональные барьеры: «Если у меня не будет семьи, я ее и не потеряю». В целом вполне логично.

Корни такого подхода к жизни, разумеется, растут из трагической ситуации, которую нам обоим пришлось пережить несколько лет назад. И все бы ничего, да только Веркина кривая логика распространялась и на меня самого. Начиная с моей бывшей невесты Насти Воронковой, сестра всеми правдами и неправдами не позволяла мне заводить сколь бы то ни было серьезные отношения с противоположным полом.

В чем это проявляется, полюбопытствуете вы? Так я вам отвечу – представьте себе отношения с парнем, у которого на руках сестра-инвалидка, вечно впутывающаяся в сомнительные, а порой и в откровенно криминальные ситуации. На моей памяти одних только приводов в полицию у моей сестры было штук семь или восемь. Верка с четырнадцати лет на учете в детской комнате милиции числится. Да я нашего участкового в лицо знаю, за руку с ним здороваюсь, когда на улице встречаемся. Он в нашу квартиру порой как к себе домой ходит. Чуть какая нелепая или странная движуха на районе намечается, а Владислав Сергеевич Борис (это у него реально фамилия такая – Борис) уже у наших дверей, дознание проводит. Не замешана ли моя Верочка, не видела ли чего. Благо с Владиславом мы одногодки и умеем договариваться по-мужски, так сказать. Но будь на его месте какой другой капитан полиции, сидеть бы моей Верке в местах не столь отдаленных, это как пить дать. А, быть может, и мне вместе с нею.

Так вот, Верка с таким-то характером всех моих пассий и распугивает. Не сразу, конечно. Пару месяцев она мне дает на «погулять да пар спустить», как она сама выражается. О мужском здоровье и определенных плотских потребностях она, вероятно, уже лучше меня знает, а потому до поры до времени позволяет мне побыть в обществе других женщин, а после все, шабаш. В ее воспаленном мозгу зреет очередной идиотский план по выкуриванию из нашего с ней жизненного пространства левой самки.

Самое ужасное во всей этой ситуации (и мне придется это признать рано или поздно) – это то, что мне такой расклад стал нравиться. Ну, сами посудите, отношения есть? Есть. Конфетно-букетный период присутствует? А как же. Далее происходит покорение женского сердца, а в самый что ни на есть ответственный момент, когда следует переходить к более серьезным отношениям, моя избранница как бы самоустраняется, не выдержав натиска со стороны моей сестры. Официально я, как водится, такого подхода не одобряю, мы с Веркой ссоримся, а после миримся. От вновь образовавшегося трио остается дуэт, и весь цикл запускается по новому кругу. И волки сыты, как говорится, и овцы целы. То есть я и не под каблуком у другой бабы, и при этом нагулявшийся.

Да-да, знаю, лечиться мне у психиатра нужно. Но пока я не готов ни к крутым переменам в своей жизни в виде серьезных отношений, ни к тому, чтобы сестру оставить на кого-то другого (тут вообще труба, как мне кажется), ни к тому, чтобы завязать узелком, эмм, любое мое общение с противоположным полом. Это дело я люблю, умею, как говорится, и частенько практикую. Благо, и язык у меня подвешенный, и сам из себя я никак не урод. Девушки частенько ко мне липнут сами, мне и делать для этого ничего не нужно. И чаще всего липнут как раз те девушки, которым от меня нужна именно помощь. Ну, вы знаете такие типажи – «брошенки» там всякие, «разведенки» с прицепами и без, «святые мученицы» с пьющими и гулящими мужьями-абьюзерами и так далее по списку. Каюсь, водится за мной такой грешок – страдаю синдромом спасителя, из-за чего частенько влипаю в неприятные ситуации. Но это уже совсем другая история, точнее, истории – их реально много. Выводы, однако, я давно уже сделал и сейчас почти научился щелкать таких вот «проблемных» на раз-два. Ну а после «разоблачения» у меня уже руки развязаны: хочешь – впутывайся, а хочешь – мимо проходи. В последнее время, к слову, я чаще мимо иду. Ну их, этих странных барышень с их жизненными ситуациями, трудностями и тупиками, в баню! У самого проблем выше крыши. И как я их только нахожу, ну не по запаху же⁈

Ладно, заболтался я. Не о том история. В тот день после очередного «сопливо-слезливого» примирения с Веркой я почему-то быстро отрубился. Глаза слипались так, что я просто не смог дальше терпеть и вырубился прямо в зале, на Веркином диване, даже не раздевшись. Как ни старалась сестра меня добудиться, ничего у нее не вышло. Проспал я тогда целые сутки, Верке даже пришлось в моей комнате ночевать. Мне ничего не снилось, я просто пребывал в каком-то состоянии полного забвения. Словно из меня вынули жесткий диск, на котором хранились все мои воспоминания, переживания и опыт, а вставили его лишь под утро. И то лишь для того, чтобы моя операционная система загрузилась и, проанализировав ситуацию, приняла решение тащить свой ленивый зад на работу.

А что? Чувствовал я себя сносно, если не сказать хорошо. Поднялся я в пять утра безо всякого будильника и был практически свеж и бодр. Грудная клетка по какой-то непонятной мне причине уже не болела. Я полежал минут десять на диване, прислушиваясь к своим ощущениям, повздыхал в надежде ощутить знакомую уже боль от сломанных ребер, да и принял волевое решение не прогуливать работу. Себе дороже выйдет. Один день мне еще как-то простят, для более длительного больничного уже нужна справка. А для этого надо вызвать врача на дом, а то и самому в поликлинику топать. Нет уж, увольте, бывал я в наших поликлиниках.

К тому же в памяти вновь ожили образы, мерещившиеся мне накануне. Бабка Семенова в виде бесплотного сексапильного призрака, наш с ней разговор о силе, которой она меня якобы наградила – блин, приснится же такое! Мозг упорно отказывался принять за чистую монету события минувших суток. Однако каким-то внутренним чутьем я ощущал неладное. Объяснить это чувство очень трудно, его просто ощущаешь, и все. Так вот, я каким-то шестым чувством понимал, что все, что мне привиделось, имеет под собой вполне реальную подоплеку. Возможно, не все, возможно, лишь частично, но однозначно какая-то часть вчерашних событий мне все же казалась реальной.

Я вдруг в деталях вспомнил, как именно выглядела во сне новопреставленная бабка Семенова. И меня словно током ударило: а ведь проверить, она ли это ко мне являлась или же все было плодом моей больной фантазии, было проще простого. Мне всего-то и нужно было вернуться в больницу и наведаться в наш морг. Там я увижу покойницу и смогу сравнить. И это не то, о чем вы подумали – фигурка той Семеновой из сна, разумеется, ни в какое сравнение с тем, что я увижу в реальности, идти не будет. Дело в другом – во сне, я это помнил отчетливо, у девицы Семеновой над лобком были вполне себе заметные родинки. Располагались они так чудно, словно созвездие какое. Увижу – точно узнаю. Реальную бабку Семенову я голой никогда не видел и выдумать эти родинки мой мозг никак не мог.

План, в общем, был проще некуда. Я должен взглянуть на труп и сравнить его приметы с теми, которые бросились мне в глаза во сне. И если на оригинале не будет родинок или их расположение окажется иным, или они будут не такими и не в том количестве, то есть если я хоть на секунду засомневаюсь, то можно будет смело списывать все эти видения на гипоксию мозга и посттравматическое психическое расстройство.

Верку я будить не стал, так рано она никогда не просыпалась. Хватит с нее вчерашних скандалов и потрясений, пусть дрыхнет. Я опять поймал себя на мысли, что занимаюсь гиперопекой. Это же она вчера накосячила, а потому огребла заслуженно. Ан нет, все одно – жалею. Надо бы с ней как-то построже, что ли. А то я ее так никогда на ноги не поставлю (во всех смыслах) и замуж не спихну. Не жить же мне всю жизнь с сестрой!

Приняв душ, наспех позавтракав и выпив чашку кофе, я вылетел из дома. Пока бежал к метро по морозу и ехал в душном вагоне, думал о странных вывертах и метаморфозах человеческого организма. Бывает, и живешь по расписанию, и питаешься, как положено, спортом занимаешься, а все одно – чувствуешь себя как собака побитая. Неделями, месяцами не отпускает тебя накопленная за годы учебы и работы усталость. А тут, после такого мощного стресса, мой организм просто распирало от бодрости. Хотелось куда-то бежать, хотелось активности, действия, продуктивных результатов. Такое чувство было, что чем бы я ни занялся сегодня, все удастся. И я сейчас даже не про медицину говорю. Была у меня какая-то внутренняя уверенность во всем, что я делаю и о чем думаю. Залез бы сейчас на биржу – наверняка сорвал бы банк. Занялся бы разработкой стартапа – по любому бы выстрелило. Да куда там – была какая-то дичайшая уверенность в том, что любая несуразная дичь, какой ни займись, все в моих руках сегодня превратилось бы в золото. Хоть книгу пиши – бестселлер века выйдет, хоть в сомнительную историю с криптовалютами влезай – что ни купишь, то на порядки вырастет за пару лет.

Всегда бы таким бодрым быть. Интересно, это так гормоны стресса на организм влияют или же мне Зубков все-таки вколол что-то наркотическое, пока я в отключке был? Кстати, это многое бы объяснило. Как я об этом раньше не подумал? Надо будет у него спросить.

До больницы я добрался довольно быстро – повезло, что проснулся рано. Ввиду профицита времени срезать путь по той малоприметной тропинке между домами не стал, мало ли что. Снаряд, поговаривают, дважды в одну воронку не падает, но лучше не рисковать. Времени на расхлебывание очередного геморроя у меня сегодня не было. Уже на территории стационара мелкими перебежками от здания к зданию я прокрался к нашему моргу. Удалось остаться никем не замеченным, что меня порадовало. Мой нездоровый интерес к трупу бабки Семеновой наверняка не остался бы без внимания, узнай кто, что я приперся на работу чуть свет только ради того, чтобы полюбоваться на ее обнаженное мертвое тело. Это даже для меня самого выглядело странно. Утро сгладило все острые углы моего вчерашнего восприятия мира и заставило смотреть на вещи со всем возможным в данной ситуации скепсисом. Если вчера я еще не знал, верить ли мне собственным глазам и ощущениям, то сегодня весь тот бред, что со мной творился в последние сутки, казался мне именно что бредом чистой воды. Я был почти уверен в том, что увижу покойницу и выдохну с облегчением, не обнаружив на ней искомой россыпи родинок.

На часах было начало восьмого – лучшее время для исполнения задуманного. Врачи-патологоанатомы на службу еще не пришли, в морге дежурил лишь средний медперсонал. С этими ребятами договориться всегда проще. Вопросов они, как правило, не задают – мало ли какой доктор чего для посмертного эпикриза не углядел на своем покойнике. А даже если и спросят, у меня была железная, а главное, правдивая отмазка – вчера, мол, во время реанимационных мероприятий мы забыли снять с пациентки украшение. Вот, зашел перед работой посмотреть на последствия. Причем интересуюсь не для себя, а по поручению того, кто реанимировал. Сильно я сомневался, что санитар из морга решится проверять мою версию, а даже если и позвонит в отделение реанимации, то Зубков обязательно все подтвердит. Он же про цепочку на шее покойницы был в курсе, стало быть, все в рамках придуманной мной легенды. Ну и если след от цепочки на шее будет слишком уж в глаза бросаться, можно будет попросить подмазать его гримом, чтобы у родственников лишних вопросов не возникло.

Открыли мне лишь на четвертом звонке, я даже замерзнуть успел.

– Чего тебе? – послышался заспанный голос дежурного санитара.

Я сбивчиво объяснил цель своего визита. Заспанный сотрудник морга пристально посмотрел на меня через узкую дверную щель, стараясь, видимо, припомнить мое лицо, но после все же пропустил в темный и довольно тесный коридор старенького здания. Заперев за мной входную дверь и показывая, куда идти, он поинтересовался:

– А чего вам всем до этой бабки?

– В каком смысле «вам»? – не понял я вопроса.

– Да вчера с этой Семеновой все бегали, сегодня чуть свет уже ты приперся, – объяснил мне санитар. – Знаменитая бабка какая-то, что ли? Так смотрю – не припомню. Актриса?

– Ну, да, – задумчиво ответил я, пытаясь сформулировать свой следующий вопрос наилучшим образом, – в некотором плане культовый персонаж. А кто, прости, вчера ею интересовался?

– Да все, – санитар отпер помещение холодильника и пропустил меня внутрь. – Косяк был с Зубковым, а до них зав паллиативкой приходил с какими-то женщинами. Они что-то не поделили, как мне показалось. После заходил главврач со всеми замами, долго трепались за закрытыми дверьми с нашим заведующим. Подозреваю, все о той же бабке речь шла.

– Что ж они не поделили? – удивился я новостям. Что тут вообще можно не поделить? Схема-то отработанная. Помирает человек, попадает в морг, там его либо вскрывают, либо просто держат до выдачи. Потом труп готовят, если надо, прихорашивают или бальзамируют, затем оформляют все необходимые бумаги и выдают тело родственникам или же фирме ритуальных услуг.

– Да кто их знает? Они сперва попросили их наедине с покойницей оставить. Настоятельно так просили, – и санитар показал пальцами жест, на всех языках мира означающий получение некой денежной суммы, – а после почему-то возмущаться стали. Сути я не уловил, но кажется, они были недовольны тем, что их родственницу как-то не так откачивали. Мол, при ней что-то было, а сейчас уже нет.

– Это про украшение, что ли? – с каждым новым словом санитара я все больше запутывался.

– Да хрен его знает, – протянул мужчина и указал мне на нужную камеру. – Вот тут она лежит. Все драгметаллы мы с нее сняли, разумеется, описали и родне выдали.

– Шрамы были?

– На шее небольшой ожог. Мы его сразу замазали, так что, думаю, они не поэтому возмущались.

– Старые тетки были?

Санитар пожал плечами.

– Да одна вроде молодая, нам ровесница, а вторая, – он закатил глаза и, зевая, ответил, – да, вторая уже не первой свежести была.

– А как выглядели?

Я не из праздности интересовался. Что-то мне подсказывало, что если эта парочка в больнице ходит, лучше бы мне с ними не пересекаться.

– А вот это не скажу, день тяжелый вчера был.

Я кивнул: мол, понимаю. Даже жест изобразил, красноречиво намекая на вечернее алкогольное возлияние санитара, но тот уверенно отмахнулся от гнилого намека:

– Это не, мы тут такого себе не позволяем!

«Ага, как же, не позволяют они…»

– Не, – уверенно покачал головой санитар, – никак их внешность не припомню. Одеты были странно, в старье какое-то. Или как это у них там называется – винтаж, во! А лица… – он опять сосредоточенно нахмурился, – нет, вообще ничего не помню. Хотя их тут за день столько ходит, что каждого не упомнишь.

«Две странно одетые тетки. Внучка и правнучка, должно быть, – пронеслось у меня в голове. – Как их там звали-то в видении? Старые какие-то имена были, немодные».

Я поднатужился, но так и не вспомнил, о ком меня дух покойницы предупреждал. Мозг упрямо отнекивался от реальности тех видений, а посему не удосужился сохранить столь важную информацию.

– Ладно, показывай уже покойницу.

Санитар отпер небольшой квадратный лючок и одним резким, отточенным годами работы движением выдернул из камеры лежак с покойником. Тело лежало под белой простыней.

– Давай, смотри, что там тебе надо, и проваливай. Мне к открытию готовиться пора, – бросил он мне, отходя к выходу.

– Стоять! – мой похолодевший голос заставил парня замереть в проходе.

– Ну, что еще? Сам, что ли, не справишься?

– Это что вообще такое?

Санитар не понял с первого раза и переспросил, пытаясь прямо от двери заглянуть мне за плечо и увидеть то, что вижу я:

– Ты о чем?

– А ты (непечатно) сам посмотри!

Мужчина медленно подошел ко мне, явно не понимая, что стряслось, и замер в шаге от меня. Я держал на весу край белой простыни и смотрел на огромную выпотрошенную и опаленную свиную тушу.

– Эмм… – проблеял санитар, – а где бабуля?

Огромная голова хряка с заломленными кпереди ушами в тот же момент приподнялась над тележкой, вперила свои маленькие черные глазки в нас и отчетливо произнесла, живо ворочая посиневшим языком:

– Я за нее!

Хряк подмигнул нам, а после, добавив вполне себе естественное «Хрю!», улегся обратно, закрыл глаза и как ни в чем не бывало упокоился.

Глава 9

– Да, действительно, хряк, – сделал, наконец, умозаключение главный врач ГКБ №13 и продолжил оглаживать рукой густую опрятную бороду. Мезин всегда так делал, когда интенсивно думал над какой-нибудь серьезной задачей и не находил подходящего решения.

– Иначе я вас и не вызвал бы, Владимир Анатольевич, – ответил главврачу Косяков, протирая бархатной тряпочкой запотевшие после посещения холодильника очки. – Как и вы, я сначала решил, что меня разыгрывают. Поверил лишь после того, как убедился лично.

– Осталось лишь понять, как он тут оказался, – так же сосредоточенно, не отрывая глаз от мертвого животного, вставил в разговор свои пять копеек заведующий патологоанатомическим отделением Ермоленко.

Все трое стояли посреди прозекторской и тупо смотрели на большой секционный стол из нержавейки. На столе лежала здоровенная, чуть ли не под центнер, туша свиньи. В секционную ее просто прикатили на каталке, а вот перекладывали на стол уже трое неслабых работников морга.

– Виктор Сергеевич, – поинтересовался Мезин у патологоанатома, – потрудитесь объяснить, а зачем вы приказали животное на секционный стол уложить?

– Так это… – начал было оправдываться видавший в своей жизни всякое патологоанатом, – не хорошо как-то, чтобы свинья в морозильнике лежала. Там обычно пациенты у нас лежат. Там чисто у меня, почти стерильно. Я строго за этим слежу. А тут грязная туша…

– Не пациенты, а трупы, – уточнил Косяков.

– Для кого как, – развел руками Ермоленко. – Это у вас они были пациентами, а стали трупами, а мы их все же пациентами называем. Они же не виноваты, что умерли. Кроме того, свинью легче осматривать здесь. Просторнее, да и света больше. Сейчас светильник зажгу, вообще будет сказка.

– А зачем ее вообще осматривать? – не понял Косяков и внимательно посмотрел на патологоанатома поверх очков.

Тот лишь плечами пожал.

– Не знаю. Я как-то по привычке действовал. Есть не вскрытое еще тело, стало быть, на секционный стол его надо, а дальше дело техники.

– Ну, к слову, его уже до вас вскрыли… – ответил ему Косяков, разглядывая пустующие полости покойной хрюшки.

– Да, я уже заметил, – согласился Ермоленко и уточнил. – Я имею в виду – не вскрытое нами тело. Кстати, ни ветеринарных клейм на нем нет, ни штампов, ни сопроводительных документов. Не то чтобы я прям с документами свинью желал у себя застать… Просто бумаги на мясо частенько вместе с тушкой со скотобойни в магазин передают. У меня друг есть, ветеринар.

– И вы с этим другом о таких вещах за кружечкой пива говорите? – спросил патологоанатома Мезин, но ответа не дождался. Ермоленко был шокирован не менее начальства, а потому половину реплик просто мимо ушей пропускал, думая о чем-то своем.

– И ведь как правильно ее разделали… – со знанием дела сказал Косяков, приглядываясь к туше поверх очков. – На сало забивали. В соломе шмалили. Чувствуете запах?

– А может, когда все разъяснится… – Ермоленко кивнул в сторону специфического инструментария, явно намекая на то, чтобы поделить тушку.

– А что? – пожал плечами Косяков, – если все благополучно завершится, я за.

– Как-то мы, господа, не о том сейчас дискутируем, – прервал их главврач. – Я к тому, что если это диверсия какая, то надо вызывать полицию, я полагаю. Но тогда вскроется нелицеприятный факт пропажи трупа пациентки Семеновой. Не нашли, кстати?

– В морге все обыскали. Ни следа, – сказал Ермоленко.

– Ищут, Владимир Анатольевич, – посмотрев на смартфон, ответил Косяков.

– Надеюсь, не вся больница ищет… – кашлянул Мезин. – Дело-то довольно деликатное.

На самом деле главный врач ГКБ № 13 мысленно уже попрощался со своим местом. Утаить ЧП такого масштаба, да еще с таким количеством свидетелей, по его мнению, было просто невозможно. Он уже чувствовал, как над его головой занесли меч Немезиды. Оставалось лишь дождаться исхода, то есть понять, ограничится ли карательный орган только его увольнением или же им всем светят реальные сроки.

– Не беспокойтесь, – успокоил Мезина Косяков, – кто надо, ищет.

– А что будет, если не найдут? – опять вмешался в разговор Ермоленко.

– Во-первых, найдут, – уверенно ответил ему Косяков. – Не может быть такого, чтобы не нашли. Территорию за ночь не покидал ни один автомобиль, а на руках вынести через КПП труп бабки – та еще задачка. К тому же никто из охранников не заметил ничего странного. Значит, она все еще на территории. А раз так, найдем – труп не монетка, за плинтус не закатится.

– Ну, это еще бабка надвое сказала, – возразил главный врач. – Труп стокилограммовой свиньи сюда доставить тоже нужно было суметь, однако, как видите, злоумышленникам это… – внезапно тренькнул телефон, и Мезин отвлекся на чтение сообщения. Писал его секретарь: «Владимир Анатольевич, вас ожидают в приемной какие-то люди из органов».

«Ну, вот и началось, – подумал Мезин, убирая телефон во внутренний карман пиджака. – Неужели наши органы работают так скоро?»

– … удалось, – хором завершили фразу начальника Косяков и Ермоленко.

Все трое тяжело вздохнули. Оторвать взгляд от хряка не мог никто – настолько странным или даже абсурдным было это зрелище. Каждый из врачей думал о своем, но в целом вектор их размышлений был одинаковым. Проблема заключалась в том, что свинья в наличии имелась, а вот тело пациентки Семеновой, умершей сутки назад, пропало бесследно. А это уголовная статья, на минуточку. Причем на скамью подсудимых могли загреметь все присутствующие, поскольку являлись начальниками сего заведения. Нет, разумеется, они будут тянуть время, сколько смогут. Пара суток у них точно есть. Разумеется, за это время они перероют весь стационар. Но что прикажете делать после? И потом, двое суток у них будет лишь при идеальном раскладе. А ну как родня покойницы Семеновой сегодня нагрянет да потребует немедленно выдать тело любимой бабули для погребения? Вчера, к слову, эти родственнички уже вынесли мозг всем, включая главного врача. Требовали очистить помещение морга на время их прощания с любимой бабушкой. Женщины были столь настойчивы, что Мезину ничего не оставалось, как пойти им навстречу.

И, кстати, это странное происшествие можно было бы попытаться списать на них, да только и сам Ермоленко, и его подчиненные клянутся в том, что после визита родни бабки Семеновой ее труп все еще был в морге. Над телом покойницы проводили какие-то обряды, жгли свечи, водили хороводы, даже ворона циркового откуда-то приволокли – эту вакханалию наблюдал один из санитаров, куривший за моргом и случайно подглядевший за странным действом в заиндевевшее окно секционной. Тогда он не придал этому никакого значения – мало ли кто да как с ума в стране сходит. Его дело маленькое: велели на час уйти из морга, он и ушел. Тем более дело было к вечеру, и его уже давно поджидал у себя Михалыч. Так вот, несмотря на странные манипуляции с телом покойницы, родственницы ее труп не похищали. После их ухода покойница все еще находилась в морге. Да и представить себе, что две субтильные дамы не первой молодости смогут упереть труп на себе, было довольно сложно.

– У кого какие мысли? – наконец нарушил молчание главный врач. Он словно очнулся от транса. Сообщение о загадочных людях из «органов» заставило его подобраться внутренне и начать мозговой штурм. – И хватит уже пялиться на бедное животное, накройте его чем-нибудь.

– Думаю, не стоило трогать хряка, – отозвался Косяков, наблюдая, как патологоанатом выполняет указание главврача. – Вы правы, если мы бабку не найдем, придется вызывать полицию. А те, в свою очередь, начнут проводить следственные мероприятия. Привлекут криминалистов, начнут снимать отпечатки пальцев, будут искать следы ног на снегу, просматривать камеры видеонаблюдения и так далее. В общем, мы им сейчас медвежью услугу оказали.

– А что с теми, кто обнаружил пропажу? – поинтересовался главврач, опуская тот факт, что полиция уже прибыла и ждет его в приемной.

– Один в шоке, – отозвался Ермоленко, закончив укрывать свинью. – Санитар, дежуривший этой ночью, богом клянется, что не причастен к ситуации. Уверяет, что свинью эту видит впервые. Он был настолько шокирован, увидев ее тут, что даже словил галлюцинацию.

– Чего? – не понял Косяков.

– Говорит, что свинья с ними разговаривала и хрюкнула перед тем, как упокоиться окончательно.

– Вы его в баночку пописать заставили, надеюсь?

– Разумеется, Владимир Анатольевич.

– Не сопротивлялся?

– Нет. Сам признался, что с вечера заложил за воротник грамм сто пятьдесят с местным слесарем, а к наркотикам вообще никогда не прикасался. Никогда в этом году, в смысле.

– Деятель, блин. А чего слесарь тут по ночам ошивается? – не понял главврач.

– Так, иногда ночует, Владимир Анатольевич, – ответил всеведущий Косяков. – Семьи нет, а алкоголизм есть, вот и остается, бывает, у себя в подвале.

– Еще один деятель. Чёрт-те что у вас тут творится! – выругался Мезин. – Вы, Кирилл Иванович, потрудились бы навести порядок в кадрах! А то развели тут деятельность, понимаешь.

У Мезина это слово – «деятель» – и все производные от оного всегда ассоциировались с чем-то плохим. Страну в его понимании развалили «деятели-коммунисты», в минздраве сидят «деятели-чиновники», а если кто накосячит в его вотчине, то автоматически превращается просто в «деятеля», без уточнения. Этим словом Мезин маскировал какое-то другое слово, скорее всего, непечатное и уж точно не подобающее его статусу.

– Слушаюсь.

– Так, с этим деятелем понятно все, белку словил, вот и мерещится всякое. А что со вторым?

– Второй – наш ординатор первого года. Горин его фамилия. Раздолбай, каких свет не видывал, – тут же отрапортовал Косяков. – Если кто и мог такую шутку выкинуть, так это точно он.

– Ясно. Помню я этого… – тут Мезин запнулся. Назвать молодого ординатора «деятелем» у Мезина пока язык не поворачивался. Лично перед ним этот Горин провиниться не успел еще, а напраслину на человека гнать главврач не спешил, – … этого ординатора. Вы его, насколько я понял, на карандаш взяли.

– С чего вы так решили? – изобразил искреннее удивление Косяков.

– А вы этого ординатора, Кирилл Иванович, каждое дежурство дрючите. Кстати, вчера, если не ошибаюсь, тоже он дежурил.

– Да. Пациентку Семенову именно Горин откачивал. Он и наш заведующий реанимацией Зубков.

– А что он в паллиавтике-то делал?

– Его попросил подежурить заведующий отделением Соловьев.

– А сам Соловьев где был?

– Дома, полагаю. У него текучки много, а кадров в отделении мало. Не выдерживают люди психологической нагрузки. Евгений Степанович частенько сверхурочно работает, так что иногда отлучается домой, когда есть кому за него подежурить.

– Бардак, – констатировал Мезин. – Думаю, на ковер надо вызывать всех. И Горина этого, и Соловьева, и Зубкова. Причем поговорить с ними желательно до приезда полиции. Вызвать и допросить с пристрастием, может, кто и расколется.

– Я уже всем сообщения разослал. На звонки ни Соловьев, ни Зубков не отвечают.

– Странно, – Мезин посмотрел на наручные часы. – Время уже рабочее. Где их черти носят?

– Допросить, кстати, не лишним будет, – согласился с мнением главврача Косяков, но тут же добавил. – Но если это их рук дело, то я ума не приложу, как им это удалось провернуть. А самое главное – зачем? Я еще до вашего приезда просмотрел все видеозаписи в ускоренном режиме: никто за сутки не входил и не выходил из морга. Труп Семеновой еще вчера был тут.

– Да-да! – подтвердил Ермоленко. – Я лично его принимал! Как вместо покойницы в холодильник могла свинья попасть, ума не приложу.

– Какой-то чертовщиной попахивает… – завершил Косяков.

Тут главного врача настиг приступ немотивированной ярости. Обычно сдержанный во всем и довольно деликатный в общении с подчиненными, он вдруг разразился громогласным криком на своего зама. И суть его претензий заключалась в том, что Косяков, по его мнению, совершенно не справляется со своими обязанностями и распустил штат больницы до натурального разгильдяйства и халатности.

– Развели тут деятельность, понимаешь! Значит так, Кирилл Иванович, – завершил свою тираду главврач, – чтобы через час вы мне труп Семеновой отыскали – это раз. Ничего тут не трогать больше, работать в смежной прозекторской – это два. И третье – приведите мне этого Горина и всех причастных к этому делу. Всех, чьи подписи есть в истории болезни пациентки Семеновой. И да, отставить всю эту булгаковщину! Свинья реальная, а значит, и труп пациентки Семеновой реален и был кем-то похищен. Территорию никто не покидал за прошедшие сутки, стало быть, она тут, на территории больницы! Обыскать все помещения! Все перерыть! Выполнять!

* * *

Я сидел в пустующей vip-палате в своем родном кардиологическом отделении. Меня не заперли, нет. Я был волен уйти, когда мне заблагорассудится. Только идти мне сейчас никуда не хотелось. После пережитого мне вообще ничего не хотелось. Было дикое желание раздеться, завалиться в койку вместо пациента, укрыться одеялом с головой и больше никогда из-под него не выползать.